Текст книги "Инверсия праймери"

Автор книги: Кэтрин Азаро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Да. – Я мотнула головой в сторону ресторана. – Попрощайтесь за меня с Ником.

– Обязательно. – Он отворил дверь и выпустил меня в поле.

Здесь, в сельской местности, звезд на небе видно было больше, чем в Эосе, хотя даже мой тренированный глаз с трудом различал их рядом с ярко освещенными кольцами. Судя по тени Форшира на кольцах, было где-то около полуночи. Тень планеты скользила вверх по светящейся арке, пока не разрезала ее пополам в верхней точке. Две половинки арки сходились над головой двумя торчащими в небо косами. В воздухе пахло туман-травой, со всех сторон доносились стрекотание и шорохи сельской ночи.

Я шла домой по обочине шоссе, все еще слишком пьяная, чтобы ощущать усталость. Я не хотела думать. Я не хотела знать, что заставило меня приставить заряженный дезинтегратор себе к виску. Поэтому я позволила себе идти, не думая ни о чем.

Должно быть, я шла так несколько часов. Постепенно шоссе выпрямилось и превратилось в автостраду, а это означало, что я нахожусь всего в пяти километрах от Эоса. Слева в ночи неярко светились огни Солдатской Рощи – большого парка с просторными полянами, тенистыми аллеями и живописными прудами. Очень красивый парк. Однако он создавался не ради красоты. Он служил мемориалом солдатам КИКС, погибшим в боях.

Я остановилась на обочине и посмотрела в ту сторону. Несмотря на то, что в прошлом я не раз попадала на Форширский Приют, я ни разу не побывала здесь. Не хотела я этого делать и сейчас. Но ноги сами несли меня туда, шагая по гравийным дорожкам от поляны к поляне. Я стороной обходила статуи и обелиски, стелы и надгробные плиты. Я позволяла себе видеть только лужайки и цветы.

Но дойдя до Купола, я остановилась.

На самом деле это был не настоящий купол, а круглое сооружение метров десяти в диаметре и высотой с двухэтажный дом. Вместо стен возвышались вертикальные плиты, доходившие почти до основания легкого свода. Плит было двадцать девять; они отделялись друг от друга просветами в вытянутую руку.

Тридцатая плита отсутствовала, оставив входной проем, к которому вели три ступени. Материалом всему сооружению служил белый камень. Вот и все.

Если не считать имен.

Они были высечены внутри. Пока они заполнили только половину плит, но с каждым годом свободного места оставалось все меньше. Что будем мы делать, когда заполнится последняя плита? Сколько еще Куполов придется построить, чтобы увековечить имена всех Имперских Демонов, павших в бою? Ибо Купол служил единственной цели – славить погибшие биосинтетические создания Сколийской Империи.

Я поднялась по ступеням и вошла в Купол. Я не хотела смотреть на плиты.

Но я шла против воли. Я подошла вплотную к плите напротив входа и посмотрела на врезанные в мрамор имена. Даты смерти, вырезанные рядом с каждым именем, были старыми, очень старыми. С тех пор прошло несколько десятилетий. И даже так я помнила слишком многих из них.

Меня пробрала дрожь. Ночь стояла теплая, но меня словно засыпали льдом.

Я медленно шла по кругу, а даты становились все более и более свежими, имена – все более знакомыми. Так много знакомых имен… Так много!

Откуда я могла знать их всех? Я помнила их лица, их голоса, походку, смех.

Каждое имя словно укоряло меня в том, что я все еще жива, а они погибли.

Мне хотелось бежать прочь от этого места, спрятаться, затуманить голову чем угодно – алкоголем или смертью. Но я не могла остановиться: я читала, переходила дальше, читала… И вспоминала. Я неотвратимо приближалась к последней плите. Я не хотела подходить к ней, но и остановиться тоже не могла.

И вот я стояла перед ней. Даты, стоявшие рядом с именами, относились к прошлому году. Его имя было выгравировано на уровне глаз, только имя, такое же как сотни других.

Келриксон Джарлин Валдория Сколия, терциери.

Келрик. Мой младший брат.

Он был третьим наследником Керджа. Единственный человек кроме Джейбриола Куокса, разделивший со мной это чудо слияния умов, доступное ронам.

Я сняла перчатки и прикоснулась к холодному мрамору, ощупывая врезанные в него буквы. Потом, очень медленно, я опустилась на колени, скользя руками по камню, цепляясь пальцами за надписи. В конце концов я съежилась у стены, низко опустив голову. И заплакала. Мои плечи содрогались, а я рыдала, пока у меня хватало слез.

Прошло много времени, пока мои рыдания утихли. В конце концов я повернулась и села спиной к стене. Я прижала колени к груди и опустила голову.

10. ВРЕМЯ ВРАЧЕВАТЬ

Меня разбудила звонкая птичья трель. Я растерянно подняла голову.

Почему все мое тело так затекло? Почему подо мной каменный пол, а напротив – каменная плита? Потом я вспомнила.

Солнце еще не взошло, но было уже достаточно светло; до рассвета оставалось всего несколько минут. Я натянула перчатки, поднялась и на затекших ногах вышла из Купола, просыпаясь вместе с утром. Воздух по-утреннему холодил щеки, а на одежде осела роса. Я чувствовала себя так, словно бежала всю ночь.

Я спустилась через лужайку к шоссе, ведущему в Эос. В этот ранний час на шоссе почти не было аэромобилей, скользящих на воздушной подушке над голубыми плитками. Их пассажиры провожали меня удивленными взглядами, но сегодня мне было все равно. У меня просто не осталось сил реагировать.

Все, что меня волновало – это как бы поскорее добраться домой. Я старалась не думать, боясь, что, если я позволю рассудку снова увести меня куда-нибудь, я никогда не доведу до конца то, что собиралась сделать.

Когда я добралась до Эоса, солнце стояло уже довольно высоко. Шоссе перешло в широкий проспект, рассекавший административную часть города.

Хотя вдоль проезжей части здесь росли деревья, их было меньше, чем в районе, где я жила. Тут и там зеленели газоны стриженой туман-травы. В этой части города разрешалось движение транспорта, и мимо меня по улице с жужжанием летели аэромобили. По тротуарам спешили пешеходы – одни с опаской косились на меня, другие не замечали, поглощенные собственными мыслями.

Я продолжала идти.

В конце концов я добралась до Имперского посольства. Я поднялась по высоким ступеням парадного входа и, миновав портик, вошла в высокий сводчатый зал. На скамьях у стен сидели люди, занятые своими делами: чтением, беседой, ожиданием. В дальнем конце зала стояла очередь. Грохоча коваными ботинками по мраморному полу, я пересекла вестибюль и пристроилась последней.

Конечно, я могла пройти и без очереди. Я могла войти с другого входа или вообще отправиться домой, позвонив, чтобы за мной заехали после того, как я высплюсь. Вместо этого я ждала. Если я переведу дух после своего ночного забега, я никогда не разделаюсь с этим.

Очередь поднималась на один лестничный марш, где стояла за стойкой женщина, дававшая посетителям советы, к кому обратиться, и пропускавшая их потом через детектор систем безопасности у входа во внутренние помещения.

Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы оказаться перед дежурной. Женщина улыбнулась и обратилась ко мне так, словно посещения Демонов в чине праймери для нее самое привычное дело.

– Чем мы можем вам помочь сегодня?

Я не могла решиться. Я заставила себя прийти сюда, но боялась сделать последний шаг.

Она сделала еще одну попытку:

– Может, вам нужно в канцелярию?

– Мне нужно к душеспасителю, – сказала я.

Люди в очереди замолчали. Все в радиусе слышимости повернулись посмотреть. Неожиданно воцарилась мертвая тишина.

Кто бы ни отбирал посольский персонал, он делал это хорошо. Женщина даже не моргнула. Скорее всего это был первый и последний случай в ее карьере, когда к ней обратились с такой просьбой, но она не колебалась ни секунды. Она дотронулась до маленькой клавиши на пульте, потом обратилась ко мне:

– Сейчас вас проводят к Тагеру.

За ее спиной в дверном проеме виднелся большой зал со стенами из полированного мрамора. В дальнем конце его показались четверо мужчин.

Крупных мужчин. Я не сомневалась в том, что они вооружены.

Она кивнула в сторону арки-детектора.

– Проходите, праймери.

Стоило мне шагнуть под арку, как воцарился обычный хаос: замигали огни, взвыли сирены, зазвенели звонки и так далее. Я даже не подумала снять с пояса дезинтегратор. Два охранника у арки потянулись за оружием, а четверо спешащих ко мне провожатых заметно ускорили шаг. Я не трогалась с места, стараясь казаться невозмутимой.

Никто не произнес ни слова. Никто не требовал, чтобы я сдала оружие.

Народ в очереди смотрел на меня, женщина за стойкой спокойно улыбалась, охранники напряженно ждали. Их эмоции касались меня как грубая шкурка свежей раны. Они, похоже, боялись, что стоит им сделать что-то не так, и я взорвусь. Никто из них не понимал одного: риск был, но для меня, не для них. Одно неверное слово, один неверный взгляд, одно неверное движение – и я вышибу себе мозги.

Четверо провожатых подошли к нам, и самый высокий поклонился.

– Добро пожаловать. – Он сделал приглашающий жест в сторону зала, откуда появился, поднимая руку так, словно я приглашена на званый обед, а он хозяин. Я прекрасно понимала, что он из элитных охранников посольской службы безопасности. Но ни на его безукоризненном костюме, ни на его таких же безукоризненных манерах это не отражалось.

И я пошла с ними. Они вели меня по коридорам, через арки и переходы, пока мы не оказались перед дверью. Дверью в стеклянной стене, казавшейся темной и непрозрачной, хотя я не сомневалась в том, что кто бы ни сидел внутри, он все видит.

Дверь в стеклянной стене отворилась. Посреди кабинета стоял мужчина и смотрел на нас. Мой эскорт остановился у дверей. Я вопросительно посмотрела на них – сначала налево, потом направо. Но они не двигались.

Поэтому я вошла одна.

Кабинет оказался просторным, с толстенным – ботинки утопали в нем почти по щиколотки – белым ковром на полу. Прозрачные полки вдоль стен были уставлены хрупкими вазами, стеклянными статуэтками и прочими безделушками.

Картины на стенах радовали глаз спокойным сочетанием цветов.

Я подошла к мужчине – самому обыкновенному человеку крепкого телосложения с каштановыми волосами.

– Так вы и есть душеспаситель? – спросила я. Разумеется, официальное название его должности звучало совсем по-другому: Психиатр класса А6 медицинского отдела КИКС.

– Да. Меня зовут Як Тагер, – кивнул он.

Он бросил взгляд на моих сопровождающих и поднял руку. Дверь мгновенно закрылась, оставив меня наедине с Яком Тагером, душеспасителем класса А6.

Я подошла к полке и дотронулась пальцем до стеклянной вазы.

– У вас тут полно хрупких предметов.

Он подошел и стал рядом.

– Да, хватает.

Я посмотрела на него. Он не слишком походил на эксперта мирового класса по проблемам психического здоровья. Женщина на контроле называла его просто Тагером.

– Вы врач?

Он кивнул:

– У меня медицинский диплом и докторская степень по психологии.

– Сколько у вас пациентов?

Он слегка улыбнулся:

– Один.

– В это количество вхожу я?

– Да.

– Тогда чем вы здесь занимаетесь? – фыркнула я.

– Исследованиями. – Мой интерес, казалось, был ему приятен. – Я изучаю психологические эффекты систем биомеханика-человек.

Боже праведный! Так это тот самый Тагер? Я сама читала его работы.

Мужик являлся признанным экспертом по части эффектов, оказываемых биомеханическими системами на людей, носивших их в своих телах. Я никогда не знала, что его основная специальность – душеспаситель. Это означало, что помимо научной работы он выполняет здесь задание КИКСа, скорее всего связанное с ДВИ или с Дьешанской Академией.

Я не знала, как себя с ним вести. Он казался слишком обычным. Десять лет назад, когда после инцидента на Тамсе меня посылали на обследование к душеспасителю, я спросила женщину-психолога, сколько пациентов было у нее за всю ее карьеру. Она ответила: восемь. Восемь пациентов за двадцать пять лет – и это включая меня, встречавшуюся с ней только дважды.

Я не хотела идти к ней. Я пошла только потому, что меня заставили. Да, мой командир выбрал хорошего врача. Если бы мне хотелось принять помощь, она смогла бы ее оказать. Но теперь все было по-другому. Тагер был моим единственным вариантом, и в силу каких-то глупых соображений мне не хотелось доверяться врачу-мужчине. Почему – сама не знаю. Не хотелось, и все тут.

Я вздохнула:

– Возможно, я совершила ошибку, придя сюда. Я зря отнимаю у вас время.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Что заставило вас прийти?

Я пожала плечами.

– Собственно, это не назовешь проблемой. – Я помолчала. – В последние дни я совершила несколько поступков… немножко странных поступков.

– В каком смысле странных?

– Сегодня ночью я целилась себе в висок из дезинтегратора на боевом взводе.

– Расскажите мне об этом, – негромко попросил Тагер.

– Я разговаривала с этим певцом из кабака. Я была пьяна. Я приставила дезинтегратор к виску, а предохранитель оказался спущенным. Рука плохо слушалась. – Я замолчала. Не хотелось мне говорить с этим мужиком – ни о сегодняшней ночи, ни о чем другом.

Если не считать того, что на этот раз я пришла по собственной воле, ожидая какой-то помощи. Не знаю какой, но я и не узнаю, пока сама не приложу усилие. Я вздохнула глубоко и попыталась еще:

– Две ночи назад я едва не убила человека, самого обыкновенного штатского, только за то, что он прижал меня к стене. Не знаю, почему. Ну, да, он кажется мне навязчивым. Он мне не нравится, а я – ему. Но это все.

Тагер продолжал внимательно смотреть на меня – возможно, он и в самом деле хочет разобраться. В конце концов, это же его работа. Ему положено так выглядеть.

– Как это случилось? – спросил он.

– Мне не понравилось, как он прикоснулся ко мне. – Мне сделалось не по себе. Все оказалось куда хуже, чем я себе это представляла. – Я среагировала как на нападение. Не знаю, почему.

– Что вы сделали?

– Разбила стакан и чуть не зарезала его.

– Чем вам не понравилось то, как он прикоснулся к вам? – Тагер говорил осторожно, но не так, как люди на контроле, ожидавшие, что я взорвусь при любом неверном движении. Тагер обращался ко мне так, словно питал ко мне глубочайшее уважение, что уже было абсурдно, учитывая, что мы с ним познакомились не больше пяти минут назад. Уважение надо завоевывать, а я не сделала еще ничего, чтобы завоевать его.

– Он дотронулся до лямки моего платья. – Описание инцидента заставило меня ощутить себя дурой. Назвать мои действия неадекватной реакцией было бы, мягко говоря, преуменьшением. – Потом он сунул руку между грудями и прижал к стене.

Тагер не сводил с меня взгляда:

– Он знал, что вы – праймери?

– Нет. Мы только познакомились в туристическом клубе.

– Он угрожал вам?

– Нет.

– Вы уверены?

– Конечно.

– Почему?

Я нахмурилась:

– Что вы хотите этим сказать: почему? Потому, что знаю.

– Как?

Кой черт он спрашивает меня об этом?

– Я эмпат, вот почему. Он сказал что-то насчет необходимости разбить мою «ледяную скорлупу». Но не предпринимал никакого насилия.

– Вы уверены?

– Да, уверена. Вы видите здесь проблему?

– Ваши рефлексы не включились бы без причины.

Вот, значит, как он отрабатывает свою зарплату: изрекая истины, и без того очевидные для его единственного пациента?

– Вы – душеспаситель. Вот вы и скажите мне, в чем здесь проблема.

Тагер вздохнул:

– Вы должны мне немного помочь.

– Это и есть то, что вы вынесли со всех своих степеней? Пусть пациент сам ставит себе диагноз, да?

Он не выказал никакого раздражения, продолжая говорить все тем же спокойным, полным уважения тоном:

– Мне необходимо услышать от вас больше.

Было что-то странное в том, как он смотрел на меня. Где-то я уже встречала такой взгляд. Непонятно почему, я разозлилась:

– Чего услышать?

– Происходило ли с вами в последнее время что-нибудь еще необычное?

Я вспомнила наконец это выражение. Такое появлялось на лице у моей матери, когда тому, о ком она заботилась, было больно. И его сопереживание, похоже, не подделка. Это не напоминало натренированное выражение-маску для пациентов. Я всерьез тревожила его. Но почему? С чего ему питать ко мне сочувствие – ко мне, которую он никогда не встречал раньше, к биосинтетическому чуду с фальшивым человеческим обликом?

– Нет, – ответила я. – Я не делала больше ничего странного. Я – это всего лишь я, и это уже не лишено странности. Наверное, мне лучше идти домой. Я устала, вот и все. Вчера мне пришлось пройти долгий путь.

– С туристами? – улыбнулся он.

С туристами? Он, должно быть, имеет в виду тех любителей морковного сока…

– Нет, я возвращалась пешком из ДВИ. Дошла до Солдатской Рощи. Я там спала.

– Зачем?

Хоть бы он перестал задавать мне эти вопросы.

– Я устала.

Он молча ждал.

– В ДВИ я приехала на метро, – объяснила я. – Но я не люблю, когда на меня глазеют. Поэтому я пошла домой пешком.

– У вас что, нет флайера?

– Почему же. Есть. Но вчера утром я не могла сесть в него.

– Вы часто летаете на флайерах?

– Постоянно.

– С вами случалось что-нибудь во флайерах?

– Конечно, нет.

– Но вчера вы не могли сесть во флайер.

Мне вдруг захотелось схватить его и потрясти хорошенько.

– Ну и что, черт возьми, в этом такого?

– Праймери. – Он помолчал, явно ожидая, что я подскажу, как меня зовут.

Я тоже молчала. Так и не дождавшись подсказки, он продолжал:

– Беседа со мной, возможно, неприятна вам. Но если я хочу помочь вам, мне придется задавать вопросы.

Неожиданно я почувствовала, что с меня хватит. Я вздохнула, повернулась и пошла от него. Когда стол преградил мне дорогу, я остановилась и оперлась руками о край.

Подумав немного, я отвернулась. Я говорила медленно, словно ныряльщик, проверяющий температуру замерзающей воды:

– Человек по имени Крикс Тарк однажды возил меня в своем флайере.

Тагер оставался на месте.

– Похоже на хайтонское имя.

– Он и был хайтоном. – Мои руки начали зябнуть. – Он подобрал меня на улице на колонии Тамс. Я работала там в подполье. Я… я… – Я заставила себя сказать. – Я три недели была его Источником. Каждую ночь, с вечера до утра. Иногда и днем.

Тагер умел скрывать свои эмоции. Очень хорошо умел. Черт, да он мог стоять перед несущимся на него поездом и не моргнуть при этом. Он обращался ко мне все тем же тихим голосом, хотя я ощущала, насколько он шокирован:

– Как вам удалось бежать?

– Я задушила его, когда он трахал меня.

– Простите. – Тагер подошел ко мне.

– За что?

– За то, что вам пришлось пройти через это.

– Это моя работа.

– Это черт-те что, а не работа.

– Послушайте, – сказала я. – Это случилось десять лет назад. Я была в порядке все это время. Нет причин, по которым это должно стать проблемой именно сейчас.

– Этот человек, которого вы чуть не порезали, – не напоминает ли он вам чем-нибудь Тарка?

– Нет. – На самом деле это было не совсем так. У Хилта тоже темные волосы, да и сложением он напоминал Тарка. И ростом. И когда он вошел ко мне ночью, это напомнило мне бесцеремонность, которую я так ненавидела в Тарке – он верил, что имеет право делать все, что ему заблагорассудится, с теми, кого почитает ниже себя. Но это сходство было чисто поверхностным.

Хилт мог раздражать, но даже зная его всего несколько часов, я не сомневалась, что он нормальный, вполне порядочный человек. – Ничего общего.

– А тот певец в кафе? – спросил Тагер. – Он ничем не напоминал Тарка?

Я фыркнула:

– Вот уж вы сказали. Этот человек – полная противоположность аристо. У него карие с золотом глаза и золотой голос. И мне кажется, он и мухи не обидит.

– Вы сердились на него.

– Сердилась? – Я посмотрела на него. – С чего? Я не хотела ему вреда. Я хотела заниматься с ним любовью.

– Расскажите мне о нем.

– О нем? Я ничего о нем не знаю.

Тагер ждал. Я нахмурилась и скрестила руки. Подождав немного, он попробовал зайти с другой стороны.

– Значит, вы не замужем?

Неужели то, что я никому не нужна, так очевидно?

– При чем здесь это?

– Вы не похожи на женщину, которая ищет себе любовника, будучи привязана к кому-то другому.

– О! – Это-то он откуда знает? – Ну и что? Вы ожидали, что у меня есть семья?

– Почему это вас так задевает?

– Бросьте свои душеспасительные штучки и ответьте на этот чертов вопрос. Вы хотите, чтобы я была откровенной с вами, так будьте откровенны со мной.

– Да, – мягко произнес он. – Я удивлен, что вы не замужем.

Я не в первый раз слышала такую ерунду: «Как вы только выдерживаете одиночество?»

– Бросьте, Тагер.

– Почему это вас так злит?

– Я не зла. Прекратите задавать мне этот дурацкий вопрос.

– Вид у вас прямо-таки взбешенный.

– Ну да, – взорвалась я. – Конечно. Тащи эту красотку праймери в постель. Славный улов. Или они хотят то, чего хотел Хилт, – наказать меня.

– Я сжала кулаки. – Может, мне стоит изуродовать лицо и носить лохмотья, чтобы проверить, захочет ли меня кто-нибудь тогда?

– Кто такой Хилт? – спросил он все тем же ровным тоном; это начинало выводить меня из себя.

– Хилт – это тот сукин сын, что толкал меня к стене и обзывал Старыми Деньгами и Ледяной Принцессой.

– Вы ни то, ни другое.

Я почувствовала то, что, должно быть, чувствует поезд на магнитной подушке, налетая на полном ходу на кирпичную стену.

– Причина, по которой я удивлен, что вы не замужем, – в том, что редкие эмпаты с вашей чувствительностью могут переносить одиночество.

– У меня чувствительность бетонного блока.

– Очень необычного блока, – улыбнулся он.

– Я не шучу.

– Я тоже.

Я не могла поверить.

– А почему вы считаете, будто знаете обо мне что-нибудь?

Тагер развел руками:

– Я исхожу из опыта, из подготовки, из интуиции, наконец. В конце концов, я тоже эмпат.

– О! – Ну да, конечно. С его родом занятий он должен быть эмпатом. – Не думаю, чтобы хотела говорить дальше. – Разговор с ним выматывал больше, чем прогулка пешком из ДВИ. Мне хотелось вернуться домой и лечь спать. – Не обещаю, что еще вернусь.

– Мне кажется, вы вернетесь, – сказал Тагер.

Это заставило меня замереть. Этого я не ожидала. Я ждала, что он будет кормить меня чем-то вроде пожеланий Керджа: вы переутомились, вам надо попробовать жить нормальной жизнью. Отдохнуть. Расслабиться. Я ожидала, что Тагер тактично объяснит, что мне незачем переводить его время, жалуясь на свою неспособность нормально общаться с людьми.

А он хочет, чтобы я пришла еще.

Но разговор с ним требовал от меня слишком много сил.

– Не знаю, будет ли у меня время.

– Мне кажется, с вашей стороны было бы неразумно останавливаться.

– Что?

Он снова напомнил мне мать.

– Мне нужно получше узнать вас, чтобы понять, что же выводит вас из себя. Пока я могу сказать только одно: если вы не справитесь с этим, что-нибудь случится.

Я сжалась:

– Вы считаете, я могу причинить кому-то зло?

– Возможно.

Я знала это. Я все время это знала. Я заставила себя задать вопрос:

– Вы боитесь, что я потеряю контроль над собой и убью кого-нибудь, да?

– Не думаю, чтобы вы могли неспровоцированно убить кого-то. – Совершенно неожиданно он поднял мою руку и стащил перчатку, обнажив бинты.

– Как вы ухитрились?

Как он понял, что я повредила руку? Неужели он такой сильный эмпат?

Может, он так же хорошо принимает сигналы моего тела? Я отдернула руку.

– Я же говорила. Я разбила стакан.

– Как?

– Не ваше дело как. – Я пыталась вывести его из себя. – Какая разница, как?

– Единственный человек, кому, я боюсь, вы можете причинить зло, – это вы сами.

Я так обалдела, что у меня даже голос сорвался.

– Вы ничего обо мне не знаете.

– Я не могу заставить вас прийти еще, – сказал Тагер. – Даже если бы я и мог, это бы не помогло. Я не сомневаюсь, вы способны заставить меня поверить в любое состояние вашей психики. Но вы не пришли бы сюда, если бы не искали помощи.

– Я – разладившийся механизм, – горько сказала я. – Мне нужен капитальный ремонт.

– Вы не машина, – голос его потеплел.

Я стащила вторую перчатку и протянула ему руку так, чтобы он видел гнездо на ладони.

– Машина.

– Ваша биомеханическая система не лишает вас человеческой сущности.

Все, что она делает, – это расширяет способности, данные вам с рождения.

– Способности? – Я уронила руку. – Каждый раз, когда кому-то, кого я знаю, больно, больно и мне. Каждый раз, когда кто-то хочет причинить боль мне, я чувствую это. Вы можете представить себе, каково это – жить так? – слова срывались у меня с языка прежде, чем я могла удержать их. – Вы можете представить себе, каково это – летать в эскадрилье истребителей?

Каково мне, идя в бой, ощущать мысли аристо? Им нравится убивать нас. Это для них приятнее секса. Или их пилот – раб, для которого убивать нас – единственный шанс чуть улучшить свою жизнь. И мне приходится убивать его, – мой голос дрожал, и я ничего не могла с собой поделать. – Я чувствую каждого убитого мною купца. Я умирала тысячи раз. Я не могу причинить себе большего зла.

– Я знаю только малую часть этого, – сказал Тагер. – Но я видел, что такая жизнь делает с эмпатами. То, что вы выносите это, – просто чудо.

Я не нашлась, что ему ответить. Я слишком устала. У меня не было сил говорить.

– Мне пора идти.

– Вы вернетесь?

– Я… я подумаю.

– Я здесь каждый день. В любое время. Днем и ночью.

Я кивнула. Я, правда, не знала, что сказать. Я не знала, хватит ли у меня сил вернуться.

Время близилось к полудню, когда я вышла из посольства. Я пошла домой мимо гавани, глядя на корабли у причалов. По набережной разгуливали моряки в белых штанах и полосатых тельняшках, в синих шапочках, залихватски сдвинутых набок. На пляжах отдыхали – купались или загорали на золотом песке – люди: пары, семьи, одиночки… Повсюду носились дети в ярких одеждах, с воздушными шариками; они смеялись, визжали, дразнили уличных музыкантов. Запах соли смешивался с ароматами жареной еды из кафе на набережной. Все вокруг жило, жило, бурлило, шумело.

Довольно долго я стояла, облокотясь на деревянные перила и глядя на суету. И постепенно меня охватывало странное ощущение.

Облегчение.

Странное дело, но сознание того, что Тагер понимает: я в беде, принесло мне чувство неописуемого облегчения. Почему? Почему мне легче от сознания того, что все черт-те как?

Потому, что, если я больна, меня можно и излечить.

В этом-то все и дело. Если есть проблема, ее можно решить. Если бы этой проблемы не было, это значило бы только, что все мои ощущения укладываются в норму, а значит, ничего с ними и не поделаешь. Вряд ли я смогла бы жить с этим дальше.

Может, я все-таки схожу еще к Тагеру.

Я потихоньку пошла дальше. Мне страсть как хотелось скинуть с себя форму и отдохнуть в тиши квартиры. Гавань отстояла от моего дома на километр, так что идти оставалось всего ничего.

Приблизившись к дому, я увидела у подъезда небольшую компанию. Только подойдя к ней почти вплотную, я отвлеклась от своих мыслей и узнала их. И тут же поняла, почему они так уставились на меня. Это были Джарит и его друзья и среди них Ребекка и Хилт. Я и забыла, что Джарит приглашал меня на пляж.

– Извините за опоздание. Надеюсь, вы не долго ждете?

Джарит не сводил взгляда с нашивок на моем рукаве.

– Нет, совсем недолго.

Я устало провела рукой по волосам:

– Боюсь, сегодня я неважная спутница. Вам, наверно, лучше идти без меня.

Они кивнули. Никто, похоже, не знал, что сказать. Я почти физически ощущала замешательство Джарита; он чувствовал себя полнейшим идиотом. Это надо же: пригласить на свидание Имперскую праймери!

Так не пойдет, подумала я и улыбнулась ему:

– Не хотите зайти?

– То есть… к вам? – не понял Джарит.

– Да.

– О! – Он покраснел. – С удовольствием.

Остальные только переводили взгляды с него на меня.

– Ладно, – сказала наконец Ребекка. – Мы… гм… увидимся, Джар.

Джарит кивнул, остальные поклонились мне на прощание и пошли. Все, кроме Хилта – его-то я хотела видеть здесь меньше всего.

– Мне хотелось бы поговорить с вами, – сказал Хилт. Он покосился на Джарита. – Наедине.

Учитывая то, что я чуть не сделала с ним, я не могла отказать ему хотя бы в этом.

– Идет.

Мы спустились с крыльца и отошли в тень дерева.

– В чем дело? – спросила я.

– Вы собираетесь стукнуть на нас?

Стукнуть?

– Что вы имеете в виду?

– За то, что мы говорили тогда. На прогулке.

Я наконец поняла. Он хотел знать, собираюсь ли я донести на них.

Логичный вопрос. Я знала офицеров, сообщающих о таких вещах в своих рапортах.

– Нет, – ответила я. – Я не собираюсь делать ничего такого.

– И почему?

Я пожала плечами:

– Вы имеете полное право высказывать свою точку зрения.

– Правда? – язвительно переспросил он.

Я хотела ответить «разумеется», но почему-то не смогла. Вместо этого я сказала:

– Вы говорили о вещах, которые мне стоило знать. Все это останется между нами.

– Поклянитесь.

Я нахмурилась:

– Что это значит?

– Вы – Демоны – утверждаете, что живете по кодексу чести. Вот и поклянитесь мне этой честью, что говорите правду.

Да кто он такой, чтобы сомневаться в моем слове?

– Идите к черту.

Он фыркнул:

– Так я и знал.

Спокойно, подумала я.

– Ладно. Клянусь честью Демона.

Он уставился на меня. Но его напряжение спало, это я чувствовала.

– Как дела? – спросил он, помолчав немного.

– Хорошо.

– Вы ведь могли меня убить, правда?

– Могла.

– Тогда почему не убили?

Я недоуменно посмотрела на него:

– Вы считаете меня монстром каким-то.

Он покачал головой:

– Хотите верьте, хотите нет, но я уважаю людей, готовых сражаться за то, во что они верят. Но для меня вы олицетворяете самую жестокую тиранию.

Когда Империя захватила Рут – 2, мои родители провели в тюрьме десять лет только за то, что они протестовали против вмешательства КИКС в их жизнь.

Чего тогда удивляться, что он невзлюбил меня.

– Мне очень жаль.

– Жалость не вернет им тех десяти лет. – Он сглотнул. – Или мне.

Что-то в его голосе заставило мое сердце сжаться.

– Сколько лет вам было, когда их забрали?

– Четыре года, – с трудом произнес он.

Я в ужасе посмотрела на него. Я знала, что КИКС не особенно церемонится с оппозицией, но то, что рассказал Хилт, не укладывалось ни в какие рамки.

– Вы правы. Я не верну вам этих лет. Но и того, что вы мне рассказали, я тоже никогда не забуду.

– Ну и что? Что от этого изменится?

– Возможно, больше, чем вам кажется.

Он пожал плечами:

– Возможно.

Похоже, я не слишком убедила его.

Когда он ушел, мы с Джаритом прошли в дом и пересекли вестибюль. У двери из матового стекла я вынула ключ – пластину с отпечатками моих пальцев – и сунула его в щель замка. Лазерный сканер считал отпечатки, и дверь с тихим шипением отворилась. Мы вошли в комнату со стеклянными стенами.

– Верхний этаж, – произнесла я.

Дверь закрылась, и комната бесшумно поплыла вверх. Жидкокристаллическое покрытие стен реагировало на электрические поля, испускаемые лифтом, и меняло прозрачность стекла, так что мы могли смотреть наружу. Вестибюль уплывал вниз. Потом лифт миновал перекрытие и продолжал движение по наружной стене здания, открыв нам впечатляющую панораму.

Мы с Джаритом молчали. Он нервничал: его волнение туманом висело в воздухе. Помолчав еще немного, я спросила: