Текст книги "И жизнь подскажет…"

Автор книги: Кетлин О'Брайен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Домой ехали в полном молчании. Закат догорел, и земля облеклась в траур по ушедшему солнцу. Коннер несколько раз хотел заговорить, но при взгляде на Хилари слова застревали у него в горле. Она же всю дорогу упрямо смотрела в окно.

Сближение их не пошло дальше объятий и интимных ласк. Скользкий утес, обрывающийся в пропасть, – не лучшее место для занятий любовью; к тому же эти туристы… И все же Коннер понимал, что зашел слишком далеко. Он обидел Хилари. Очень обидел.

Черт побери, надо же было выкинуть такую глупость! Набросился на нее, словно какой-нибудь сексуально озабоченный сопляк! Обычно в обращении с женщинами Коннер был внимателен и нетороплив, но Хилари как будто свела его с ума.

Да, это точно – свела с ума! Останься у него хоть капля рассудка, неужели он допустил бы такую ошибку? Как можно было не понять, что Хилари никогда не испытывала ничего подобного? Бог знает, были ли у нее мужчины в прошлом, но, очевидно, если и были, им и в голову не приходило позаботиться о ее удовольствии.

В этом-то и проблема, думал Коннер, крутя руль. Какой-то эгоист оскорбил ее, обидел, заставил замкнуться в пугливом недоверии к людям.

У него томительно сжалось сердце при воспоминании о том, как чутко она откликалась на каждое его движение… Но за внешней податливостью таилось внутреннее сопротивление. Она боится потерять контроль над собой. Не готова к этому, не верит ему, более того – не доверяет и самой себе.

Господи Боже, ну что стоило подождать!

Если бы их близость дошла до естественного конца, все было бы по-другому. Тогда ей не пришлось бы бороться со своими чувствами. Она увидела бы, что он тоже бывает слабым, тоже не всегда владеет собой. Узнала бы, что в любви оба партнера сильны, как боги, и уязвимы, как дети.

Но сейчас все по-другому. Хилари оскорблена и унижена; ей кажется, что ее просто использовали. Она молчит и упорно смотрит в сторону, не желая иметь ничего общего с человеком, который, как ей представляется, хладнокровно унизил ее и насладился этим зрелищем.

«О, Хилари! – мысленно простонал Коннер. – Если бы ты знала, как жестоко твое заблуждение!»

Когда на тропе послышались шаги и голоса каких-то туристов, вся сила воли понадобилась Коннеру, чтобы подняться с земли. И обратный путь превратился для него в пытку.

Его не утешало то, что Хилари тоже приходится нелегко. Лицо ее было бесстрастно, но ноги дрожали, и она цеплялась за деревья, чтобы не упасть.

Наконец Коннер позволил себе улыбнуться – хотя бы мысленно. Вечер еще не кончен. Они уже почти дома. «Еще одна миля, Хилари и ты поймешь свое заблуждение».

Впереди засияли огни особняка, и Коннер наконец-то смог ясно разглядеть ее лицо. Чувство вины пронзило его с, новой силой. Хилари была бледна как смерть, только на скулах пылали красные пятна. Почувствовав его взгляд, она покраснела еще гуще и опустила голову, так что волосы плотной завесой упали на лицо. Коннер заметил, что в волосах у нее запутался кленовый лист, хотел вытащить его, но тут же отдернул руку.

Машина остановилась у крыльца. Резкими, дергаными движениями, словно плохая актриса, изображающая беззаботность, Хилари перекинула через плечо свой жакет и взяла сумочку.

– Хилари! – начал Коннер.

Он не знал, что сказать, но не мог отпустить ее без единого слова. Попросить прощения? Сказать, что сожалеет о случившемся? Но это неправда: он не жалеет о том, что ласкал ее, только о том, что делал это не так, как надо.

– Хилари, взгляни на меня!

Может быть, в ярком свете фонарей она сумеет прочесть правду на его лице? Поймет, что он ничего у нее не отнял, наоборот, подарил ей свою нежность…

Но Хилари не подняла глаз.

– Я устала, – пробормотала она, не отрывая взгляд от окна. – И хочу спать.

– Подожди! – воскликнул он, протянув руку. Но Хилари уже выпрыгнула из машины. Рука его скользнула по лацкану жакета и повисла в пустоте.

Она уже поднималась на крыльцо, когда входная дверь вдруг распахнулась. В дверном проеме стояла Терри, прижав руки к щекам. Свет бил ей в спину, оставляя лицо в тени; Коннер не сразу понял, что девушка плачет.

– Слава Богу, вы приехали! – закричала она сквозь слезы.

– Что случилось? – Хилари взлетела по ступенькам, выронив жакет. В голосе ее звучал едва скрываемый ужас. – Терри, милая, что…

– Марлин стало плохо! – дрожащим от слез голосом объяснила Терри. – Гил повез ее в больницу. Едем туда, скорее! Она… у нее кровотечение.

Хилари обернулась. И без того бледное лицо ее теперь побелело, как снег.

– Коннер! – дрогнувшим голосом позвала она. – У Марлин…

– Я слышал.

Коннер вцепился в перила и глубоко вздохнул. На секунду зажмурившись, попытался отключить эмоции. Через мгновение перед Терри и Хилари стоял холодный, собранный, бесстрастный робот.

– Когда они уехали?

Девушка потерла лоб, припоминая.

– Трудно сказать… Кажется, прошла уже целая вечность! Мы не знали, где вас искать. Гил велел мне остаться здесь, чтобы объяснить вам, что произошло. – Она суетливо смахнула слезы с глаз. – В это время было еще не совсем темно… Да, наверно, где-то около часа назад, хотя точно я не знаю… – Хорошенькое личико ее сморщилось, предвещая новый взрыв рыданий.

– Все нормально. Ты молодец, – торопливо успокоил ее Коннер и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал к машине. – Ждите здесь! – крикнул он женщинам, которые стояли на крыльце, словно примерзнув к месту. – Я выясню, что случилось, и позвоню вам.

Мотор взревел, и Хилари, словно разбуженная этим звуком, бросилась вниз по ступенькам, таща за собой Терри.

– Коннер, подожди! Мы с тобой!

– Нет, – не раздумывая, бросил он.

Коннер не знал, долго ли продержится его напускное спокойствие. Душевные силы его были подточены бессонными ночами, войной с кошмарами, постоянным самокопанием и жестокой борьбой с бесплодными угрызениями совести. Если ребенок Томми умр… Коннер оборвал себя… Если случится что-то серьезное, – хватит ли у него сил скрыть свою боль от чужих глаз? Нет, дурные новости он встретит в одиночку.

– Мы едем с тобой, – твердо повторила Хилари. – Мы с Марлин – одна семья.

Семья… По иронии судьбы, только теперь, потеряв собственную семью, он осознал, как много значит это слово. Семья… Черт возьми, ведь Хилари права, а он ведет себя как эгоист.

– Садитесь, – хрипло пробормотал он и потянулся открыть дверцу. Но Хилари не дожидалась разрешения: она уже усадила Терри на заднее сиденье, а сама устроилась впереди.

Коннер выжал сцепление, и машина рванула с места. Хилари, перегнувшись через спинку, взяла Терри за руку.

– Все будет хорошо, – пообещала она. Но Терри в ответ только всхлипнула.

Коннер несся по извилистой горной дороге, сосредоточившись на крутых поворотах, однако уголком глаза наблюдал за Хилари.

– Не бойся, милая.

Хилари успокаивала сестру тем нежным, воркующим голосом, который Коннер уже слышал. Он старался не вслушиваться – голос Хилари разрушал его психологическую защиту. А без защиты не обойтись. Что, как не железная выдержка, всегда выручало его в трудную минуту, помогало «не быть слюнтяем» и обеспечивало неизменное восхищение отца?

Но отец мертв. Мертв и Томми, всем психологическим ухищрениям предпочитавший открытость и искренность. А теперь и его малыш…

– Я уверена, все будет хорошо, – мягко сказала Хилари. Голос ее, словно теплое одеяло, прогонял холод страха и успокаивал измученную душу. Но на этот раз лекарство от страха предназначалось не Терри. Хилари не смотрела на сестру.

Она смотрела на Коннера.

Примостившись на краешке кресла, Хилари сверлила взглядом ненавистные больничные стены. Ненавистны ей были и кресла – мягкие комфортабельные сиденья для перепуганных людей, мечущихся от надежды к отчаянию. Ненавистны и двойные двери, не желавшие открываться. Ненавистен доктор, что должен выйти с минуты на минуту, но все никак не появляется. Хилари встала и подошла к окну, выходящему на плоскую крышу. Господи, до чего ж она ненавидит больницы!

Им сообщили, что сейчас Марлин осматривает врач и осмотр закончится с минуты на минуту. Было это час назад.

Гил дважды подбегал к дежурному посту и на повышенных тонах выяснял у медсестер, почему этот чертов эскулап так копается. В конце концов Коннер не выдержал и отослал его в кафетерий за кофе для всех.

Терри свернулась в мягком кресле, подперев голову руками, со скомканным носовым платком в кулаке. Глаза ее покраснели и опухли от слез.

А Коннер… Он стоял в дальнем углу комнаты, опершись плечом о стену и устремив бесстрастный взгляд в залитый искусственным светом коридор. Он был как будто… как будто его здесь не было.

– Мистер Сент-Джордж!

Ненавистные двери наконец-то распахнулись, и в комнату вошел молодой человек в белом халате. Доктор! Хилари и Терри поспешили к нему навстречу. Молодой человек громко представился: доктор Шаффман, врач «Скорой помощи». Худощавое интеллигентное лицо, добрые темно-карие глаза… Но, Господи, какой молодой, совсем мальчик!

Улыбнувшись девушкам, доктор повернулся к Коннеру.

– С миссис Сент-Джордж и ее малышом все в порядке.

От радости у Терри снова полились слезы. Хилари крепко обняла сестру.

Коннер сохранял бесстрастие. Если он и почувствовал облегчение, то никак его не выразил. Не выразил и досады. Что бы он ни ощущал в душе, на лице не отражалось ничего.

– А кровотечение? – ровным голосом спросил он.

– Кровотечение было не слишком сильным, и нам удалось полностью его остановить. – Доктор ободряюще улыбнулся. – На поздних стадиях беременности такое случается. Сама молодая мама страшно перепугалась, но, вообще говоря, никакой опасности не было. Срок у нее не меньше семи месяцев – при преждевременных родах на свет появился бы нормальный здоровый ребенок. Хотя, конечно, лучше, чтобы малыш родился в срок. Мы позвонили ее лечащему врачу, доктору Притчарду; он уже приехал, и через несколько минут мы узнаем, рекомендует ли он пациентке остаться в больнице или выпишет ее домой.

– Что значит – выпишет? – сдавленным голосом спросила Хилари. – Вы же сказали, что с ней все в порядке!

Доктор Шаффман успокаивающе погладил ее по плечу. Несмотря на молодость, он умел успокаивать. Обычно такое умение приходит с возрастом.

– Так и есть. Но сейчас ей необходимо побольше лежать, беречь силы и ни в коем случае не переутомляться. Может быть, доктор Притчард сочтет, что здесь за ней будет лучший уход и присмотр.

– Где она? – Хилари ждала, что этот вопрос задаст Коннер, но он упорно молчал. – Можно нам ее навестить?

– Не раньше, чем доктор Притчард закончит осмотр. Вообще же, мне кажется, здесь лучше остаться кому-то одному, а остальным уехать домой. Уже поздно, вам надо отдохнуть, а никакой опасности, как я сказал, нет.

К ее удивлению и разочарованию, Коннер кивнул, очевидно, посчитав эту идею разумной.

– В самом деле, найдите Гила, и пусть он отвезет вас домой. А я побуду здесь.

– Нет, – твердо ответила она. – Мы остаемся.

– В этом нет нужды, – поддержал Коннера доктор. – Мне кажется, – добавил он, улыбнувшись Терри, – что этой юной леди обязательно нужно уехать, пока ей самой не потребовалась медицинская помощь.

– Со мной все в порядке! – дрожащим от обиды голосом возразила девушка. Однако Хилари видела, что доктор не ошибся: от усталости сестра едва стояла на ногах.

Хоть Хилари и понимала, что доктор прав, все же не могла заставить себя уехать. И не из-за Марлин. Она верила, что Коннер о ней позаботится, да и заверения врача звучали вполне убедительно.

Нет, дело, видимо, в самом Коннере. Ее тревожила и пугала его железная выдержка. Если бы Хилари не знала, сколько значит для него этот ребенок, пожалуй, и вправду поверила бы, что перед ней робот, человек без души и без сердца.

Но что она могла сказать? «Я остаюсь, потому что беспокоюсь о Коннере»? Беспокоиться об этом воплощении самообладания… просто смешно. Но Хилари хотелось не смеяться, а плакать. Она видела, что голубизна его глаз потускнела, сменившись холодной сталью. А рот… Нет, это не его рот! У Коннера полные, чувственные губы, словно созданные для мальчишеской улыбки, а у этого холодного незнакомца…

– Вот и хорошо, – заметил доктор, полагая, что все согласны с его решением. – А теперь, мистер Сент-Джордж, не подпишете ли вы несколько документов? Кроме того, мне надо кое-что с вами обсудить.

Примерно час спустя Хилари стояла на коленях у камина и закладывала в пасть очага ароматные смолистые поленья. Ее все еще била дрожь, от которой не спасало центральное отопление, и спички выскальзывали из задеревеневших, негнущихся пальцев. Наконец она сумела зажечь спичку, поднесла ее к растопке и откинулась назад, следя, как первый, еще робкий огонек расползается по старым газетам и нерешительно лижет края поленьев.

На диване рядом мирно посапывала Терри. Она не хотела ложиться, пока не вернется Марлин. С трудом Хилари уговорила сестру прилечь в гостиной.

Сама Хилари, как ни удивительно, вовсе не чувствовала усталости. Ее переполняло нервное возбуждение, не дававшее сидеть на месте. Она постелила сестре постель, прибралась в комнате Марлин, заварила травяной чай и наконец, чтобы хоть чем-нибудь занять себя, принялась разжигать камин.

Терри начала клевать носом еще в машине и уснула, едва ее голова коснулась подушки. И отлично, думала Хилари, глядя, как играют на милом личике сестры отблески пламени. Завтра утром ей лететь в колледж, пусть отдохнет хоть немного.

Пламя взметнулось вверх, осветив всю комнату, и весело затрещало. Хилари поудобнее устроилась на полу, облокотившись на диван и положив голову на руку, и подставила лицо благодатному теплу. Холод рассеивался, на смену ему приходила теплая уютная дремота. Глаза сами собой слипались, и в языках пламени Хилари уже мерещились какие-то причудливые фигуры из снов…

Пронзительный звон вырвал ее из царства дремы. Телефон!

Терри села на диване, отчаянно моргая. Хилари бросилась к телефону.

– Алло?

– Здравствуй, это я.

Коннер! Хилари села и крепче сжала трубку.

– Звоню, чтобы сказать – мы едем домой. Доктор Притчард заверил, что все в порядке.

– Ага, – тупо ответила Хилари. – Да… Замечательно. Я очень рада.

– Эй, у вас там все нормально?

– Да, все хорошо, – в том же тоне бубнила Хилари. – Я убралась у нее в комнате и заварила чай. И еще разожгла камин.

Господи, что за чушь она несет! Словно ребенок, ждущий, что его погладят по головке! Но Хилари ничего не могла с собой поделать. Она едва не плакала от радости, что Коннер наконец возвращается домой. Не удивительно ли: несколько часов назад не знала, как от него избавиться, а теперь считает минуты до его появления? Нет, у нее определенно что-то не в порядке с головой!

– Спасибо, – вежливо ответил Коннер. – Мы скоро приедем.

И они распрощались, словно два вежливых незнакомца. Разговор этот оставил у Хилари какое-то странное чувство обиды, но она приказала себе не зацикливаться на собственных переживаниях, а вместо этого повернулась к сгорающей от нетерпения и беспокойства Терри.

– Марлин с Коннером едут домой, – сообщила она и, почувствовав, что голос звучит как-то невесело, выдавила из себя натужную улыбку. – Доктор Притчард сказал, что беспокоиться не о чем.

Терри со вздохом откинулась на подушку.

– Слава Богу, – вяло произнесла она.

Внимательный глаз Хилари подметил, что сестра совсем не так рада, как можно было бы ожидать. Когда Хилари принесла чаю себе и ей, Терри сидела у камина, мрачно уставившись в огонь и время от времени тяжело вздыхая, словно на ней лежало какое-то тяжкое бремя, от которого она мечтала избавиться.

Некоторое время сестры молчали. Затем Терри заговорила, не отрывая глаз от пляски огненных языков.

– Мне вот что хотелось бы знать, – начала она, подобрав под себя ноги и отпив глоток чая. – Почему доктор Шаффман попросил Коннера подписать медицинские документы Марлин?

В голосе ее звучало беспокойство, насторожившее Хилари. С чего это Терри вдруг начала беспокоиться о чужих документах? Хилари взглянула сестре в лицо, но в слабом свете камина не смогла разглядеть его выражения.

– Не знаю, – осторожно ответила она.

Это уже походит на паранойю – повсюду ей мерещатся какие-то проблемы… Мысли Хилари вновь метнулись к Коннеру и Марлин. О чем говорят они по дороге домой? Сама она ехала сюда с Коннером в мрачном молчании. Это было всего несколько часов назад, а кажется, что прошла вечность…

– Думаю, это страховка, счет за пребывание в больнице и все такое.

– Да, но почему их подписывал Коннер? Разве он платит по ее счетам? – Терри наконец повернулась к сестре, и Хилари поняла, что паранойя тут ни при чем. Сестренка действительно чем-то очень обеспокоена.

– Естественно. – Хилари удивленно подняла брови, не понимая цели этих расспросов. – А кто же еще? Помнишь, Марлин в письмах беспрерывно жаловалась на то, какой жадный у нее деверь, не дает ни гроша?

– Да, но… я решила, она преувеличивает. Ты же знаешь, какая она… – Терри задумалась, прикусив губу. – Мне казалось, у нее есть хоть какие-то свои деньги!

– Вряд ли. Насколько я знаю, ее полностью обеспечивает Коннер.

Терри нахмурилась, глядя в пол.

– А если по твоим счетам платит кто-то другой, – начала она медленно, тщательно подбирая слова, – это значит, что доктор может ему все о тебе рассказать?

Хилари сдвинула брови. По тону Терри понятно было, что этот странный вопрос для нее очень важен.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, знаешь… – Терри отставила чашку и начала теребить край одеяла. – Доктора – они же как священники, верно? Должны хранить врачебную тайну. Так вот, если твое лечение оплачивает кто-то другой, он может прийти и потребовать, чтобы врач ему все про тебя рассказал?

Да, за этими расспросами определенно что-то крылось. И Хилари решила выяснить, что именно.

– Терри, – строго начала она, тоже отставляя чашку и поворачиваясь к сестре так, чтобы видеть ее лицо, – к чему весь этот разговор? Ты беспокоишься о Марлин? Она что-то скрывает от Коннера?

– Нет, вовсе нет! – горячо запротестовала Терри, однако побледнела и отвела взгляд.

– Тогда к чему разговоры о врачебной тайне? – Хилари взяла сестру за руку. – Послушай, если с Марлин что-то неладно, Коннер должен об этом знать!

Терри молчала. В голову Хилари пришла иная догадка – и сердце ее отчаянно забилось, а на душу словно обрушилась ледяная волна страха. Нет, не может быть! Судьба не бывает так жестока…

– Боже мой! – воскликнула она, крепко сжимая руку сестры. – Это… что-то с ребенком? У него какие-то нарушения? Да говори же!

Терри энергично замотала головой.

– Да нет, что ты! Я уверена, ребенок совершенно здоров, и Марлин тоже. Просто она сказала одну вещь… – Терри попыталась высвободить руку. – Хилари, успокойся. Если бы Марлин и доверила мне какой-то секрет, я ни за что бы ее не выдала. Но она ничего особенного не говорила, так, ерунда… Да отпусти же, мне больно!

Смущенная Хилари отпустила руку сестры и встала. Она не хотела давить на Терри, но одна мысль о том, что ребенок может родиться больным или неполноценным…

Хилари пригладила растрепанные волосы. Ну и вид у нее, наверно! Она с утра не смотрелась в зеркало; прошедший долгий день поселил хаос не только в ее прическе, но и в душе.

Немного успокоившись, она без труда догадалась, что за секрет кузина доверила Терри. Скорее всего, рассказала, что ребенок был зачат до свадьбы, только и всего! Для девятнадцатилетней девочки, воспитанной в строгих правилах, это и вправду страшная тайна. Ей еще только предстоит узнать, что взрослые люди на многое смотрят проще…

Но в любом случае нельзя было так набрасываться на сестру. Что ж дурного в том, что Терри – верная подруга и умеет хранить тайны?

– Прости, дорогая, – виновато произнесла она и снова села у камина. Испуганное сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму.

Пожалуй, стоит все-таки проверить, правильна ли ее догадка. Но Хилари не собиралась больше допрашивать Терри. Она поговорит с кузиной, когда та немного оправится. С таким делом можно и подождать денек-другой, никакой спешки тут нет.

Никто не слышал, как повернулся ключ в замке. Дверь распахнулась – на пороге стоял Коннер, бережно держа под руку Марлин. И судя по ее изможденному виду, это был тот редкий случай, когда Марлин действительно нуждалась в его поддержке.

Хилари поспешно поднялась.

– Привет! – радостно заговорила она, обнимая кузину. – Пойдем, я уложу тебя в постель! Коннер, я…

Но закончить ей не удалось. Зазвонил телефон; Коннер снял трубку, и начался какой-то деловой разговор.

– Опять этот твой бизнес! – сердито проворчала Марлин.

Хилари хотела ее поддержать, но кузина оттолкнула ее руку.

– Не надо, Хилари, я хочу остаться одна, – заявила она, опираясь о стену. – Мне надо привести себя в порядок. – Она слабо улыбнулась. – Извини, Хилари, но зайди ко мне немножко попозже, ладно?

– Хорошо, хорошо, – покорно ответила Хилари.

«Что это с ней? – удивленно подумала она. – Чем она опять недовольна? Другая умирала бы от счастья, что все в порядке…»

Вдруг ей вспомнились загадочные вопросы Терри, и холодный ужас вновь волной прошел по сердцу.

– Терри! – негромко позвала она, надеясь, что Коннер, занятый разговором, ее не услышит.

Терри послушно вышла следом за ней в холл.

– Терри, что с Марлин?

Терри молчала, закусив губу и теребя в руках бумажную салфетку.

– Я не могу тебе сказать, – тихо вымолвила она наконец. – Это не моя тайна. Поговори с ней сама. Только помни, что я тебе сказала.

Хилари снова похолодела.

– То есть?

Терри так впилась зубами в нижнюю губу, что едва не брызнула кровь.

– То есть… – Она тяжело сглотнула. – Не делай так, чтобы она чувствовала себя последней дрянью.

Хилари нахмурилась. Она ничего не понимала, но в душу ее закралась тревога. Из-за двери доносился приглушенный голос Коннера. Кто ему звонит в такой час?

– Ты говорила, что это какой-то пустяк!

– Может быть, и так. – Разорванная салфетка полетела на пол. – Очень надеюсь, что так оно и есть!

Тревога Хилари сменилась страхом. Она почувствовала: дело не в том, что Марлин забеременела за месяц до свадьбы. Терри, может быть, и наивна, но не настолько! Пусть для Хилари она до сих пор остается маленькой сестренкой – перед ней взрослая женщина, испытавшая боль и отчаяние, способная отличить реальную угрозу от пустой фантазии.

И теперь по тревожно-виноватому взгляду сестры Хилари понимала: секрет, которым поделилась с ней Марлин, – не пустяк. Совсем не пустяк. Это что-то очень важное… и страшное.