Текст книги "И жизнь подскажет…"

Автор книги: Кетлин О'Брайен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В местечке Калпеппер, штат Техас, жара достигала девяноста градусов по Фаренгейту. Ветер вздымал на голых полях клубы пыли; пыль лезла в нос и в рот, толстым слоем покрывала одежду, ложилась на волосы. Коннер чувствовал, что не может оставаться здесь ни минуты.

Осмотр ранчо был еще не закончен, а Коннер уже знал, что никакие силы в мире не заставят его не то что купить – даже притвориться, что он готов тратить деньги на это убожество! Пять сотен акров пыли и сорняков, по которым таскаются потные вислозадые клячи с жирными туристами на спинах! Да он это ранчо и даром не возьмет! И никакие деловые интересы не заставят его торчать здесь и убеждать хозяев в обратном.

Гил и Джо пришли в ужас, когда за завтраком патрон объявил им о своем решении. Он же все испортит! Сегодня только воскресенье; хозяева Драконова Ручья поймут, что никакое ранчо его не интересует, и не снизят цену ни на цент!

Но Коннеру было плевать на то, что подумают хозяева Ручья.

Услышав такое заявление, Гил побледнел и застыл с вилкой у рта.

– Да, мне плевать! – твердо повторил Коннер.

Он упаковал вещи и, оставив Гила объясняться с брокерами, первым же самолетом вылетел в Северную Каролину. Ему хотелось вдохнуть полной грудью терпкий горный воздух. Хотелось увидеть, как выплывают из тумана красно-желтые склоны гор. Хотелось домой.

Может быть, в первый раз в своей расписанной по минутам жизни Коннер делал то, чего действительно хотел. И пусть это будет стоить целого состояния – неважно! Он устал от борьбы, обманов, козырей в рукаве… просто устал. От всего.

Нервы Коннера стонали от нетерпения, и ему казалось, что самолет движется слишком медленно. Он боялся опоздать, хотя сам не понимал, куда.

Было только два часа пополудни, когда Коннер вошел в дом – и замер на пороге, встреченный мертвой тишиной.

– Эй! – крикнул он, поставив чемодан на пол. Только эхо насмешливо повторило его возглас. – Кто-нибудь дома?

Никакого ответа. Ушли! Значит, все-таки опоздал! Коннер оглядел пустую переднюю, сам удивляясь глубине своего разочарования. Только сейчас он вдруг понял, как ненавистен ему пустой, молчаливый дом.

– Что ж, пусть виски составит мне компанию, – сказал Коннер, направляясь к бару и наливая себе выпить. Но спиртное показалось ему горше полыни.

Коннер сидел, мрачно уставившись в стакан, как вдруг до него донеслись переливы девичьего смеха, нежные, словно звуки флейты, тихие, словно шелест ветвей за окном. Со стаканом в руке он бросился к окну.

Никого, но в воздухе, словно осенние листья на ветру, плясали и переливались радостные звуки. В следующий миг он увидел их – обеих сестер – в ветвях огромного старика дуба. Терри карабкалась по стволу, спиной к нему; Хилари нашла себе удобную ветку и уселась, прислонившись к стволу и вытянув ноги.

Коннер едва не выронил стакан. Господи Боже, как хороша! Она звонко смеялась, закинув голову, и выглядела такой… здоровой. Глупое слово, но здесь оно подходило как нельзя лучше. От Хилари веяло чистотой, свежестью, первозданной силой и гибкостью молодости; глядя ей в лицо, можно было поклясться, что этой девушке незнакомы ни грязные мысли, ни мелкие чувства. Он прижался лбом к стеклу, словно мечтал получить от нее хоть немного этого сияющего здоровья. Но стекло неприятно холодило лоб, а Хилари можно было назвать какой угодно, только не холодной.

В следующую секунду из тени деревьев появилась Марлин с охапкой листьев в руках. Она улыбалась так широко и искренне, без тени притворства или кокетства, что Коннер с трудом узнал в ней капризную девицу, с которой привык иметь дело.

Так это и есть настоящая Марлин? Он и забыл, что ей всего девятнадцать. Совсем ребенок! Она бы тоже залезла на дерево, если бы не беременность… И сердце его вдруг сжалось от сочувствия к этой девочке с огромным животом, девочке, чье детство так внезапно и трагически оборвалось.

Горькое чувство вины охватило Коннера. До сих пор он был слишком суров с невесткой. Да, она избалованна и капризна, она скандалит, дуется без причины, беспрерывно чего-то требует, выводит из себя, но… с ней следовало обращаться помягче.

В конце концов, она тоже потеряла Томми! Но собственное горе затмило ему разум, и он не замечал, что рядом страдает другой человек.

Да, доброты ему не хватало. Но это поправимо. С нынешнего дня он станет вести себя совсем по-другому!

Заметив кузину, Хилари улыбнулась и помахала ей рукой. Волосы ее – того же цвета, что и листья над головой, – растрепались от легкого ветерка и блестели в лучах полуденного солнца. Хилари засмеялась и наклонилась вперед, обняв рукой ствол. У Коннера вдруг запершило в горле: он вспомнил то время, когда, подобно ей, смеялся и радовался жизни. Как это было давно!

Коннер отставил нетронутый стакан и направился к дверям. Едва ли сам он понимал, куда и зачем идет; просто девичий смех тянул его к себе, как магнит притягивает железо.

Но он снова опоздал и встретил их уже по дороге к дому. Хилари шла в середине, взяв сестру и кузину под руки. На ней были обтягивающие синие джинсы, давешний желтый свитер и легкая серая куртка; на растрепанных рыжих волосах красовался венок из осенних листьев, сплетенный руками Марлин.

– Привет! – окликнул он их, и вся компания удивленно воззрилась на него. Он говорил, что уезжает на неделю, и дамы, конечно, не ожидали его домой так скоро. Хилари сорвала с головы венок и виновато спрятала за спину, словно школьница, пойманная строгим учителем за какой-то непозволительной шалостью.

Коннер нахмурился. Так вот как она смотрит на него? Хоть он и сам понимал, что это глупо, но не мог побороть желание проникнуть в ее душу и стереть оттуда нынешний свой образ, заменив его иным, более лестным.

Но это невозможно. Хилари умеет контролировать свои чувства лучше, чем любая другая из известных ему женщин. Вот и сейчас на лице у нее словно написано крупными буквами: «Частные владения. Вход запрещен».

Но Коннер, привыкший нарушать правила бизнеса, был не из тех, кто легко подчиняется запретительным знакам. Он чуть приобнял Хилари за талию, прикоснувшись к мягкой ткани куртки, и взял у нее из рук венок.

Хилари не успела возразить – Коннер водрузил венок ей на голову. Волосы ее были мягки, как шелк, и у него дрогнули руки, когда он откинул несколько прядей, упавших ей на лицо.

Он коснулся ее щеки, и девушка замерла на месте. Теперь на лице у нее было написано: «Убирайся прочь!»

– Не снимайте! – произнес Коннер, снова коснувшись ее щеки и удивляясь собственному упрямству. Что это нашло на него сегодня? – Он вам очень идет!

«Идет – это еще слабо сказано!» – подумал он, пряча руки в карманы, чтобы не поддаться соблазну и снова не дотронуться до нее. В короне из листьев, с блестящими на солнце медно-рыжими волосами, Хилари казалась лесной богиней, воплощением Осени. Глаза ее зеленели, словно последний привет ушедшего лета, солнечные лучи ласкали лицо, а нежная кожа в том месте, где к ней прикоснулись его пальцы, пылала, словно ягоды дикой вишни.

И вдруг Коннер понял, что с ним. Он просто хочет ее. Хочет страстно, до боли. Что, если он, забыв обо всем, подхватит ее на руки и помчится, словно олень, далеко-далеко в лес, где их не отыщет ни одна душа? Что она тогда станет делать, думал он, глядя, как пылают румянцем ее щеки. Придет в ярость? Или, отдавшись собственному глубинному порыву, обовьет его шею руками и склонит голову ему на грудь? И он уложит ее на ковер из осенних листьев и…

Господи Иисусе! Отчаянным усилием Коннер натянул удила своей разбушевавшейся фантазии. С ума он сошел, что ли? Умчать эту недотрогу в лес, заняться с ней любовью… «Да, Коннер Сент-Джордж, ты определенно не в себе! Только взгляни на нее! Да она собьет тебя с ног, если ты отважишься хотя бы взять ее за руку!»

«Только взгляни на нее…» Пока Коннер предавался недостойным здравомыслящего человека фантазиям, Хилари отстранилась от него. Не физически – она не сдвинулась ни на дюйм, но внутренний свет, освещающий ее лицо, погас, глаза потускнели, улыбка стерлась с губ. В одно мгновение она превратилась в статую, прекрасную, но бездушную, не способную ни чувствовать, ни принимать, ни, уж конечно, дарить любовь.

Почему, черт побери? Коннер едва не выкрикнул эти слова вслух. Почему?

Почему она ускользает от него? Словно он ловит отражение в воде. Стоит к нему прикоснуться – оно рассыпается тысячью бликов, и в горсти остается только мутная водица.

Кто-то прикоснулся к его руке.

– О, Коннер! – защебетала Марлин, по-хозяйски кладя ему руку на локоть. – Как я рада, что ты так скоро вернулся!

Коннер удивленно взглянул на нее – он совсем забыл, что здесь есть кто-то, кроме него и Хилари. Терри при виде незнакомца робко попятилась, спрятавшись за спиной у сестры, но не такова была ее кузина: она присосалась к нему, как пиявка.

Чудесно! Не успел войти! Он напрягся, борясь с инстинктивным желанием отшвырнуть невестку прочь. Лучше некуда, черт возьми! Или всегда так бывает, что желанные женщины при виде тебя превращаются в камень, а нежеланные – виснут на тебе и не дают проходу?

Но в следующую секунду Коннер вспомнил данное себе обещание. Как бы ни раздражала его Марлин, он скроет свою досаду и будет с ней добр и терпелив. Даже если это окажется нелегко… очень нелегко.

Каким-то образом ему удалось выдавить из себя улыбку.

– Я уезжал всего на несколько дней, – ответил он. – А ты, кажется, без меня отлично проводила время.

Он улыбнулся Хилари, постаравшись вложить в улыбку как можно больше тепла, и получил в ответ холодно-вежливую гримаску. «Меня не интересует твое мнение, – как бы отвечала статуя. – И ты сам мне неинтересен».

Внезапный гнев охватил Коннера. Как не похожа эта снежная королева на ту девушку, что он видел из окна! Это нечестно! Она несправедлива к нему! Он не сделал ей ничего дурного! Коннеру хотелось схватить Хилари за ворот и потрясти так, чтобы венок слетел с головы, трясти, пока она не объяснит, откуда взялось это ее презрение к нему.

– Еще как! – радостно ответила Марлин. – Мы ездили на танцы, а сегодня пойдем в Драконов Ручей на ярмарку народного творчества! Там будет очень весело! Пойдешь с нами?

Хилари беспокойно дернулась. Если бы он не наблюдал за ней, то и не заметил бы этого движения. Инстинктивный жест отказа. Она не хочет проводить вечер с ним.

Что ж, тем хуже для нее. До этой секунды у Коннера и в мыслях не было тащиться на какую-то там ярмарку. Вообще говоря, на сегодняшний вечер у него назначена встреча с вице-президентом. Но теперь он понял, что не пропустит ярмарку ни за что на свете! Быть может, за отпущенные ему несколько часов он сумеет узнать, зачем Хилари прячется от него за мраморным фасадом. А если не удастся – схватит ее за ворот и…

И одному Богу ведомо, что случится дальше.

Все произошло так, как и опасалась Хилари. Не успели они и часа погулять по ярмарке, как девочки куда-то исчезли, оставив ее наедине с Коннером. Сперва Марлин не отставала от Коннера, кокетничая с ним напропалую, но он не поддавался на ее заигрывания, а Марлин, в конце концов, была еще ребенком, и кукурузные хлопья и уличные музыканты оказались для нее непреодолимым искушением.

– Сейчас она выглядит по-настоящему счастливой, – заметил Коннер.

Хилари взглянула на собеседника, ожидая увидеть на лице у него признаки сарказма, но, к своему удивлению, не заметила ничего подобного. Он не отрывал взгляда от удаляющихся фигурок Марлин и Терри, и изгиб его чувственных губ поразительно напоминал улыбку.

В самом деле, сегодня он был необычно терпелив с невесткой. Почему? – спрашивала себя Хилари. Она еще раз украдкой взглянула на него – он по-прежнему улыбался. Что все это значит?

Издалека донеслись звуки банджо и потянуло картофельными чипсами. Да, эту деревенскую ярмарку не назовешь мечтой бизнесмена!

– Кажется, на нее хорошо действует присутствие вашей сестры, – заметил Коннер, когда они шли мимо прилавков с деревянными кружками, ковшами и вешалками, украшенными затейливой резьбой.

Хилари кивнула, вдруг испугавшись показаться невежливой.

– Для Терри это тоже полезно. Спасибо, что позволили мне пригласить ее на выходные.

Коннер махнул рукой, как бы говоря: «Пустяки, не стоит благодарности».

– Как у нее дела? В колледже все нормально?

– Отлично!

Слава Богу, это была чистая правда. Впервые за два кошмарных года Терри вновь стала сама собой. Судебное дело закончилось, и бывшая жена содрала с мерзавца все, что хотела, и даже больше. Терри никто больше не беспокоил; она была счастлива забыть эту историю и начать жизнь заново. Ей очень нравился колледж, полный студентов – симпатичных, молодых и, главное, неженатых.

– Терри совсем оправилась, – продолжала Хилари. – Так полюбила свой колледж, что уже уговаривает Марлин после рождения ребенка поступать туда же.

Коннер замедлил шаг, уставившись на ряды одинаковых плюшевых мишек, и молчал, наверно, целую минуту, прежде чем ответить.

– Думаю, учиться ей будет нелегко, – заметил он бесцветным голосом, не глядя на Хилари. – Особенно с младенцем на руках!

Несмотря на наигранно спокойный тон, от Хилари не укрылось ни волнение в его голосе, ни напряжение, с которым его сильные загорелые пальцы стиснули ни в чем не повинную игрушку. Коннер не хочет отпускать Марлин в колледж. Хочет, чтобы она осталась с ним.

Хилари украдкой вздохнула. Так вот что означает сегодняшняя необычная мягкость Коннера? Он решил, что должен быть с Марлин добрым и ласковым, чтобы удержать ее и ребенка при себе? Что, если ради этого он готов даже жениться на ней?

Совладав с собой, Коннер положил тряпичного мишку на место и перешел к следующему прилавку. Хилари тряхнула головой и последовала за ним. Должно быть, у нее просто разыгралось воображение. Коннер на четырнадцать лет старше и, что гораздо важнее, не способен находиться в одной комнате с невесткой больше пяти минут. Едва ли мысль о женитьбе даже приходила ему в голову. А если и приходила – он слишком здравомыслящий человек, чтобы серьезно обдумывать такую глупость!

Однако эта глупость, несомненно, свила себе гнездо в уме кузины. Уже два дня девочки только и делали, что болтали обо всем на свете, и Хилари, приставленная к ним, вроде дуэньи, услышала немало интересного. Марлин и Терри строили кучу безумных планов, какие часто рождаются у неопытных юных девушек, воображающих себя совсем взрослыми… А Хилари ломала себе голову, но не могла придумать, как же заставить кузину забыть о замужестве с Коннером.

– Ну, до этого еще далеко, правда? – твердым голосом, хоть и с некоторой поспешностью, продолжил Коннер. – Лучше оглянитесь вокруг. Когда мы купим Драконов Ручей, это место станет частью комплекса.

– А?.. Надо же, а я и не знала… – смущенно пробормотала Хилари, застигнутая врасплох переменой темы. Она уже готовилась к спору о будущем Марлин, но этот странный новый Коннер Сент-Джордж, кажется, совершенно не желал спорить.

– Куда идем дальше?

Издалека долетела мелодия народной песенки. Коннер, вытянув губы, просвистел несколько тактов и, не дожидаясь ответа, потянул Хилари к прилавку с деревянными куклами, так искусно сделанными, что казалось, они сейчас заговорят.

Хилари нерешительно последовала за ним; ее не оставляло чувство нереальности всего происходящего. Можно подумать, у Коннера других дел нет! Как будто ему не надо звонить по делам, встречаться с партнерами, обдумывать планы по возвращению Драконова Ручья…

И вдруг ее озарило. Как она раньше не догадалась? Конечно же, его поездка в Техас увенчалась успехом, вот он и радуется! Коннер выглядел… не то чтобы счастливым, это слово к нему не подходило, но повеселевшим, словно сбросил с себя какую-то тяжкую ношу. Словно от чего-то освободился.

– Посмотрите, какая прелесть! – И он указал на куклу-младенца в льняной «крестильной» распашонке.

Но Хилари даже не взглянула на игрушку. Теперь, когда Коннер повернулся к ней спиной, она могла без помех разглядеть его и сообразить, что же в нем изменилось.

Прежде всего, конечно, одежда, думала Хилари, глядя, как Коннер берет в руки другую куклу. Первый раз она видела его в джинсах – они сидели на нем безупречно, как и все остальное.

Честно говоря, несколько часов назад при взгляде на Коннера у нее подкосились ноги. Хорошо, что к тому моменту она уже слезла с дерева, а то непременно бы свалилась наземь! Да и сейчас, стоило посмотреть на него, сердце начинало отчаянно биться и все тело охватывала крупная дрожь.

Кроме джинсов, на Коннере были ковбойские ботинки и белая хлопковая сорочка без ворота. Расстегнутые пуговицы открывали горло и грудь, покрытую темными волосами, заставляя ее вспомнить о вчерашнем дне, когда он вошел на кухню полуголым, вытирая пот собственной курткой. Синоптики обещали похолодание к вечеру, посему на плечи он накинул плотную темно-синюю фланелевую рубаху.

Коннер заговорил со стариками за прилавком, повернувшись к Хилари в профиль. Сегодня он не побрился, и тени над верхней губой и на подбородке придавали его мужественному облику какую-то трогательно-домашнюю ноту.

– Как вы думаете, будущему малышу понравится такая кукла? – неожиданно спросил он, взяв в руки одного из деревянных младенцев.

Девушка вспыхнула. Что, если Коннер заметил, как бесцеремонно она его разглядывала?

– Конечно, – быстро ответила она, стараясь не показать ни смущения, ни удивления. – Только вдруг родится мальчик?

– Хилари, что за предрассудок? – расхохотался Коннер, открывая бумажник и доставая оттуда несколько крупных купюр. – Разве мальчики не играют в куклы?

– Нет, сэр, – твердо вступил в разговор старший из продавцов. – Любой мальчишка в здравом уме скорее умрет, чем возьмет на руки куклу!

Коннер расхохотался еще громче и вручил деньги флегматичному продавцу.

– Хорошо, если родится мальчик, можете оставить куклу себе. – Коннер протянул ей куклу, и Хилари взяла игрушечного малыша на руки. – Держите крепче! Теперь она – ваша маленькая дочка, вам надо с ней подружиться!

Хилари едва удержалась, чтобы не швырнуть куклу ему в лицо. Что-то в этой глупой сцене раздражало ее донельзя. Может быть, сам Коннер, меняющийся прямо на глазах? Еще пять минут назад она считала его самым угрюмым и высокомерным из когда-либо виденных мужчин, а сейчас он, забыв о солидности и достоинстве, дурачится с куклой! А может быть, дело в том, что вид Коннера с младенцем на руках вызывает у нее вздорные и совершенно ненужные мысли.

Коннер нахмурился.

– Где ваш материнский инстинкт? – Он взял ее за руку и согнул в локте, показывая, как следует держать малыша, затем бережно уложил куклу ей на руки. – Вот, – сказал он, отступая назад, чтобы полюбоваться результатом. – Так-то лучше!

– Ну что, мистер Большая Шишка, – раздался вдруг хриплый голос из-за соседнего прилавка, – подойдешь ко мне или нет?

Коннер обернулся на голос, исходивший от высокого, худого как щепка старика в мягкой шляпе, который сжимал в крепких, на удивление белых зубах незажженную трубку из кукурузной кочерыжки. Это был типичный старый крестьянин, словно сошедший с картинки из детской книги.

– Или теперь, купив землю, по которой мы ходим, ты зазнался и забыл старых друзей?

Коннер широко улыбнулся и направился к прилавку, заставленному причудливыми деревянными фигурками.

– Нет, старина, я еще не купил эту землю. – Отодвинув несколько фигурок, он присел на край стола. – И, если будешь трепать языком, так и не куплю!

– Знаю, знаю. Тоже мне, военная тайна! Не обманывай себя, парень. Всем в здешних местах известно, что ты нацелился на нашу землю. И идет разговор, что нынешние владельцы норовят обчистить тебя как липку!

– Конечно, как же без этого! – поморщился Коннер.

Но тут же лицо его разгладилось: на нем отразилась искренняя, ничем не омраченная радость от встречи со старым другом. Хилари молча наблюдала за Коннером, удивленная и внезапной переменой настроения, и – еще более – его словами. Значит, договор еще не подписан? Тогда чему он так радуется? Отчего выглядит так, словно сбросил ношу с плеч?

Но думать об этом не было времени: Коннер уже направлялся к ней.

– Хилари, позвольте представить вам Джулса Эйвери, самого невыносимого человека в Драконовом Ручье. Это мой старинный приятель. Можете звать его Джули.

– Здравствуйте, – поздоровалась девушка и шагнула вперед, с показной небрежностью сунув куклу под мышку. – Джули? – с улыбкой повторила она. – А мне казалось, что это женское имя!

Старик невозмутимо поправил шляпу лезвием огромного, страшного на вид ножа.

– Верно, мэм. Но если у вас в руках такой вот ножик, не все ли равно, как зовут вас люди?

– Точно. – Хилари пожала руку колоритному старику и принялась разглядывать его работы – сперва из вежливости, но вскоре почувствовала, что уже не может оторваться. Каждая деревянная фигурка была настоящим произведением искусства. Люди, бабочки, цветы, павлины и драконы, драконы всех видов, форм и размеров – все сделаны тщательно и с любовью, и в каждом видна неповторимая индивидуальность, возможная только при ручной работе.

Хилари взяла в руки фигурку мальчика.

– Какая красота! – искренне воскликнула она. – У вас настоящий талант!

– Это точно, – скромно ответил старик, обнажив в улыбке белоснежные зубы. Затем ткнул ножом в сторону Коннера. – Послушай, мой мальчик, эта девчонка мне нравится! Гораздо лучше той, предыдущей! У нее хороший вкус. Не думаешь, что тебе пора остепениться, а?

– Откуда ты знаешь, что у нее хороший вкус? – Вопрос старика Коннер оставил без ответа. Хилари не смела поднять глаз, хоть и сгорала от любопытства. Кто была «та, предыдущая»? Но Коннер не пожелал развивать эту тему. – Может быть, она хвалит тебя просто из вежливости.

Джулс что-то проворчал и повернулся к Хилари.

– Я знаю вашего приятеля с тех пор, как он был не больше вот этой вашей куколки. Но всегда был упрям как черт.

– Вот как? – подняла глаза девушка, нервно прижимая к себе куклу.

– Именно. – И Джулс откинулся на стуле. – Не будь он так чертовски упрям, я бы научил его резьбе по дереву. У него был верный глаз и хорошие, чуткие руки.

Хилари затаила дыхание, стараясь не смотреть на руки Коннера. Ей хотелось услышать еще что-нибудь о его детстве. Как ни странно, она совершенно не представляла его ребенком.

– Верный глаз и чуткие руки, но слишком много дурацкой гордости, – продолжал Джулс. – Видите ли, всякий кусок дерева для чего-то предназначен. – Он взял с прилавка деревянную звездочку. – Вот в этом сучке, например, с самого начала затаилась звезда. А теперь представьте, что я не в настроении делать звезду; да никто ее и не купит, думаю я, потому что туристы звезд не любят, а любят всяких зверюшек. Ладно, думаю, ничего не попишешь, придется сделать из этого сучка корову. – Он помолчал, вертя звездочку в руках. – Только все одно ничего не выйдет. Может, корова у меня и получится, но, скажу я вам, и жалкая же это будет корова! Потому что она должна была быть звездой. Понимаете, о чем я?

– Кажется, понимаю, – с улыбкой отозвалась Хилари. Она заметила, что Коннер как-то притих. Сердится? Или просто внимательно слушает?

– Так вот, а этот юный задира всегда резал из дерева только то, что хотел. Не то чтобы он был избалован, просто, знаете ли, упрям как бык. Хотел, чтобы все на свете ему подчинялось. Хочется ему сделать корову – и начинает он кромсать дерево так и этак, пока не получается корова. С рогами, с ногами – все как следует. Только жизни в ней нет, нет души, потому что она должна была быть звездой.

Теперь Хилари ясно чувствовала, как напряжен Коннер. Очевидно, за словами Джулса он угадывал какой-то подтекст, остающийся для нее непонятным.

– Видите ли, – теперь Джулс почти прямо обращался к Коннеру, хоть и смотрел на Хилари, – всем нам надо научиться принимать мир таким, как есть. Для этого есть два пути. Можно прожить жизнь и набраться опыта, как я. А можно получить от жизни хорошую встряску, и даже не одну. Мой приятель Коннер молод, и встрясок у него в жизни до сих пор не бывало. Его дорога всегда была гладкой, как стекло.

Хилари наконец осмелилась взглянуть на Коннера. Он слушал, плотно сжав губы, бледный, осунувшийся, со страшными черными кругами вокруг глаз. Джулс как-то странно поглядывал на него; в выцветших глазах старика читалось любопытство… и сострадание.

– Но вот что мне кажется, сынок: дать тебе сейчас чурбан красного дерева – ты с ним справишься куда лучше, чем в те времена! Правду я говорю?

Коннер покачал головой, вертя в руках деревянного дракона.

– Не знаю, Джули. Просто не знаю. И пробовать не хочу.

– Я слышал о несчастье с Томми, – помолчав, заговорил Джулс. – Какая беда! Добрый был мальчуган… – Он поднял глаза на Коннера, по-прежнему терзавшего дракона. – Впрочем, что ж это я – «мальчуган»? От него ведь вдова осталась, да еще, я слыхал, и малыш на подходе…

Коннер молчал, не поднимая глаз. Хилари не видела его лица, видела только, как бьется жилка на виске. Она поспешила прервать напряженное молчание.

– Вы правы, Джули, – заговорила она. – Томми женился на Марлин за три месяца до своей гибели. Ребенок родится через пару месяцев. – Она бросила опасливый взгляд на Коннера – тот не поднимал головы. – Я – кузина Марлин и приехала к ней в гости.

Джулс усмехнулся.

– Правильно сделали, мисс. – Он вдруг повысил голос, словно боялся, что Коннер, погруженный в свои мысли, его не расслышит: – А ты, сынок, благодари Бога, что встретил эту девушку. Тебе не хватает мира – в доме, в душе… А она несет с собой мир.

Взгляды Коннера и Хилари встретились; в обоих читалось скептическое недоумение. Хилари едва не прыснула. Мир? Похоже, тут мудрый старик дал маху! Ведь они ни дня не проводят без ссоры!

Заметив этот недоверчивый обмен взглядами, Джулс не на шутку рассердился.

– Дурак ты, Коннер! Я не о тебе сейчас говорю! Эта девушка в мире с собой – вот что главное! А с тобой, дубовая ты голова, даже ангел не уживется, пока ты не разберешься в себе и не поймешь, что для тебя главное… – И он нетерпеливо оттолкнул Коннера от прилавка. – А теперь иди отсюда, не закрывай обзор покупателям. Пойди накорми свою даму. А дракона этого забери с собой. Он мне не по душе. Я думал сделать дракона, а сейчас вижу, что в куске дерева прятался тупоголовый упрямый осел!