Текст книги "И жизнь подскажет…"

Автор книги: Кетлин О'Брайен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Здравствуй, Коннер, – поздоровалась она, надеясь, что голос не выдаст переполняющих ее чувств.

– Здравствуй, Хилари.

Ровный, механический голос, казалось, принадлежал не человеку, а роботу. И все же это был его голос, и Хилари помнила ночь, когда он звучал иначе – взволнованно и хрипло от страсти.

– Мы не ждали, что ты так рано вернешься, – заговорила она. Очевидно, Коннер недоволен тем, что застал их здесь. Он дал им две недели на сборы, но прошло только десять дней, и Хилари не торопилась, уверенная, что успеет уехать вовремя. – У нас все упаковано, сейчас погрузим вещи в машину и уедем. И, не давая ему ответить, повернулась к кузине: – Марлин, милая, я пойду наверх и уложу все, что осталось.

– Хилари! – с ужасом воскликнула Марлин, не веря, что кузина бросит ее в такую минуту. Однако та молча поднялась на второй этаж. Пришло время Марлин встретиться с Коннером лицом к лицу и понять, что она натворила.

Хилари дошла до комнаты, но тут у нее подкосились ноги, и она рухнула в кресло, уронив тюк с подгузниками на колени и невидящим взором уставившись в окно, на обнаженные черные ветви деревьев. Ее била крупная дрожь.

Хилари закрыла глаза и уронила голову на руки. Она не знала, сколько времени просидела недвижимо, должно быть, довольно долго. Где-то вдалеке хлопнула дверь и взревел мотор. Шум автомобиля становился все слабее, пока не пропал где-то в горах.

Он уехал. Война окончена. Она никогда больше не увидит Коннера Сент-Джорджа.

Бесконечная скорбь охватила ее – и вместе с тем на душу снизошло какое-то горестное облегчение.

Когда кузина постучала в дверь, Хилари не нашла в себе сил встать.

– Входи, – глухо ответила она.

Дверь бесшумно отворилась. В доме у Коннера Сент-Джорджа не скрипела ни одна петля, ни одна половица: только еле слышный звук шагов по толстому ковру подсказывал, что Марлин подошла к ней.

– Он уехал? – спросила она, не поднимая головы. По щекам ее текли слезы: надо дать им время высохнуть. Не стоит показывать свою слабость. Рядом с кузиной она должна быть сильной.

– Нет, не уехал.

Хилари вздернула голову; сердце ее заколотилось так, словно хотело выскочить из груди. Перед ней стоял Коннер.

– Я думала, ты уехал, – заговорила Хилари. Стены завертелись вокруг, и к горлу подступила тошнота. – Я слышала шум…

Коннер поднял усталый взгляд.

– Это уехала Марлин. Ты и в самом деле думаешь, что я покинул бы дом, не поговорив с тобой?

Хилари инстинктивно расправила плечи. Ну разумеется! А она-то, наивная дурочка, надеялась… Но Коннеру недостаточно излить свой гнев на Марлин. Он явился по ее душу.

– Хорошо. Что же ты хочешь сказать?

Вместо ответа Коннер прикрыл дверь и подошел к окну. Несколько секунд он стоял неподвижно, вглядываясь в блекло-голубые небеса.

– Ну? – сердито поторопила она. – Нам скоро уезжать. Скажи, что хотел, и отпусти меня!

Но ее раздражение, казалось, вовсе не задело Коннера. Он даже не повернулся к ней лицом.

– Я хотел рассказать тебе свой сон, – ответил он наконец каким-то деревянным голосом.

Сон? Внутри у Хилари что-то сжалось. Нет, он не собирается бранить и упрекать ее – для Коннера Сент-Джорджа это слишком просто. Он придумал поистине дьявольскую пытку – открыть ей всю глубину своего страдания! О Господи, этого она не выдержит!

Но должна выдержать. Она выслушает Коннера, даже если его рассказ разобьет ей сердце. Ей нужно знать о нем как можно больше – какую бы боль ни принесло это знание.

– Хорошо, – ответила она, сжав кулаки. – Я слушаю.

Несколько секунд прошло в молчании. Наконец Коннер глубоко вздохнул и начал рассказ.

– Мне снится Томми, – заговорил он. – Впрочем, об этом ты знаешь.

Хилари кивнула, чувствуя, с каким трудом даются ему слова.

– Я никогда по-настоящему не понимал брата. – Он говорил монотонным, отрешенным голосом, как будто рассказывал ребенку сказку на ночь. Словно эта история не имела к нему никакого отношения. Должно быть, говорить об этом иначе было ему не под силу. – Томми был совсем не похож на других мужчин в семье. Отец называл его дурачком, блаженненьким, я пытался его переделать, и только мама принимала его таким, как есть. Она верила в его талант. Мечтала отдать его в художественную школу, но отец и слышать об этом не хотел.

Он задумчиво покачал головой.

– Не знаю, почему… Может быть, наш отец унаследовал такое отношение к искусству от своего отца. Я ведь тебе рассказывал, что мой дядя тоже хотел стать художником, но дед не дал ему осуществить мечту. Сент-Джорджи должны заниматься бизнесом, и только бизнесом – такова традиция нашей семьи.

Он рассмеялся коротким, безрадостным смехом.

– Вот из меня получился образцовый Сент-Джордж: всю жизнь я занимался делом, и только делом, не отвлекаясь ни на какие «глупости». – Он потер лоб рукой. – И, помоги мне Бог, считал, что именно так и должен жить настоящий мужчина!

Хилари хотела что-нибудь сказать, но не могла подобрать слов, поэтому промолчала.

– Когда мама умерла, Томми было всего девять лет, а мне – двадцать. Разумеется, я не мог воспринимать его как равного. Для меня он до самого конца оставался «мальчишкой». Перед смертью мама просила меня позаботиться о Томми, помочь ему наладить отношения с отцом.

Коннер замолчал; Хилари видела, как дергается жилка у него на виске.

– И я старался, как мог. Учил его всему, что умел сам, – забивать голы, очаровывать девушек, сокрушать врагов. Всему, что должен уметь настоящий Сент-Джордж. Заставил его сменить карандаш и кисть на ракетку и клюшку для гольфа. Хотел сделать из него настоящего мужчину, такого, чтобы отец остался им доволен. А, надо тебе сказать, нелегкая это была задача – угодить нашему старику!

Он провел рукой по волосам.

– Как я старался, черт побери! Откуда мне было знать, что из этого выйдет?

– Ты не мог знать, – тихо ответила Хилари. Ей невыносимо было видеть страдания любимого.

– Мог, черт возьми! Должен был! – Он зажмурился и потряс головой. – Боже, каким я был самоуверенным идиотом! У Томми ничего не получалось – и неудивительно, ведь ему была совсем не по душе такая жизнь. Теперь отец окрестил его «вечным неудачником».

Хилари вдруг вспомнились слова Джулса: «Может, корова у меня и получится, но, скажу я вам, и жалкая же это будет корова! Потому что она должна была быть звездой».

Коннер открыл глаза. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль.

– Каким я был дураком! Так и не понял, о чем молила меня мать!

– О чем же? – осмелилась задать вопрос Хилари.

– Она не хотела, чтобы я переделывал Томми. Она просила меня встать на его сторону, научить отца принимать своего младшего сына таким, как есть. Она ждала, что я стану его защитником. – Голос его отяжелел от ненависти к себе. – А я стал ему врагом.

Хилари в ужасе затрясла головой.

– Нет, Коннер! Я не верю, что он видел в тебе врага!

– А что ему оставалось? Даже после смерти отца я не оставил его в покое. Он хотел поступать в академию художеств – я заставил его идти на факультет менеджмента. Разумеется, он провалился на первом же экзамене. А затем взбунтовался, как всякий мальчишка на его месте. Начал пить. На работе, куда я его определил, вообще не появлялся. Спал до полудня, рисовал до заката, а ночами шатался по барам. В какой-то забегаловке он подцепил Марлин и женился на ней, хоть я был против этого брака. Должно быть, сделал это специально, чтобы меня позлить.

– Нет! – прервала его Хилари, возмущенная таким самооговором. – Он женился, потому что любил Марлин!

– Может быть, – вяло отозвался Коннер. Он, кажется, почти не слышал ее, погруженный в свои невеселые мысли. – Однако к тому времени смыслом его жизни стала борьба со мной. Если я называл что-то белым, он тут же говорил: «Нет, черное». А я, как многие неразумные родители, не желал уступать даже в мелочах. Готов был сражаться с ним из-за каждого пустяка.

Он устало потер глаза. Ей хотелось бы воскликнуть: «Не надо, молчи, ничего не говори больше!» Но она знала: Коннер должен облегчить душу исповедью. Слишком долго он держал свои муки при себе.

– Однажды он пришел ко мне и потребовал ключи от лодочного сарая. Хотел куда-то отправиться на катере. – В бледном свете умирающего солнца лицо Коннера казалось пепельно-серым. – Я отказался отдать ключи. Он был под хмельком, к тому же я считал его увлечение катером пустой тратой времени.

Коннер тяжело опустил руку на подоконник, как будто хотел ударить по нему кулаком, но не нашел в себе сил.

– Я был так чертовски уверен в своей правоте! Не сомневался, что стараюсь для его же блага… А он, разумеется, воспринял мой отказ как бессмысленное издевательство. Взорвался, наговорил мне всякого…

Неожиданно беззащитным жестом он прижал ладонь к оконному стеклу. Должно быть, так узник в тюрьме тянется к заветной свободе, подумала Хилари.

– Ключей я, разумеется, не отдал. Еще чего не хватало, думал я, уступать этому молокососу! Пожалуй, еще решит, что одержал надо мной верх!

Рука его бессильно рухнула вниз. С губ сорвался тихий стон, полный невыносимой боли. Хилари догадывалась, что история приближается к кульминации.

– Но я не знал, – тихим, едва различимым голосом продолжал Коннер, – что у Томми есть дубликат ключа. Он мог взять катер, когда хотел, и не нуждался в моем позволении. Ему нужен был другой ключ из той же связки – ключ от пристройки к сараю…

Медленно, словно во сне, Хилари поднялась с кресла. Кошмар Коннера вдруг приобрел пугающую ясность.

– Что… – Голос ее дрогнул и погас. Она кашлянула и повторила: – Что было в той пристройке?

– Ничего особенного, – мертвым голосом ответил Коннер. – Так, кое-какое снаряжение. И еще – спасательные жилеты.

Спасательные жилеты! Хилари бросилась к Коннеру.

– Коннер, – с рыданием в голосе воскликнула она, – ты же не знал! Ты не мог знать!

– На борту катера был всего один жилет, – размеренно продолжал Коннер. Казалось, рассказ его обрел собственную жизнь: даже если Коннер сейчас упадет бездыханным, история брата будет звучать из мертвых уст, пока не дойдет до неизбежного конца. – Томми отдал его Марлин. Когда катер налетел на камень, обоих их выбросило за борт. От удара о воду Томми сломал обе ноги. Но он мог бы выжить – если бы был в жилете…

Голова у Хилари раскалывалась от непролитых слез. Она уже слышала эту историю и от души сожалела о юноше, погибшем такой нелепой и страшной смертью. Но сейчас, рассказанная тусклым, размеренным голосом Коннера, трагедия превратилась в невыносимый кошмар.

– Боже мой!..

Инстинктивно она вцепилась в его руку, словно надеялась удержать его на краю бездонной пропасти.

– И каждую ночь мне снится один и тот же сон, – продолжал он так, как будто и не слышал ее, и не чувствовал ее прикосновения. – Я бегу за ним к причалу, зову его, протягиваю ключи. Но он слишком далеко. И уже не слышит меня.

Коннер повернулся к Хилари. Взгляд его был затуманен болью.

– Вот почему я так ждал ребенка. Еще один шанс, понимаешь? В этот раз, думал я, буду вести себя иначе. Я все исправлю. Просто с ума сходил от мыслей о нем. Знаешь, порой я даже мечтал уговорить Марлин, чтобы она отдала малыша мне. А во Флориде покатил к одной женщине, с которой встречался несколько месяцев. Купил кольцо с бриллиантом и поехал делать ей предложение. Чтобы у ребенка Томми была настоящая семья.

Кольцо! То самое кольцо с бриллиантом, что валялось в ящике кухонного стола! Так оно предназначалось не Марлин, а какой-то другой женщине, о которой Хилари ничего не слышала…

– Кто она? – с трудом шевеля языком, выговорила Хилари. – Ты… ты любил ее?

– Нет, ни капли. Я вел себя как сумасшедший, хорошо, что вовремя это понял. Доехал до самого ее дома, развернулся и поехал обратно – должно быть, сообразил, что совершаю глупость. Понимаешь, Хилари, я был в отчаянии. Я…

– Понимаю, – прошептала она, кладя руки ему на грудь, словно желала усмирить отчаянный стук его сердца. – О, Коннер, как я тебя понимаю!

Он схватил ее за руки.

– Понимаешь? Действительно понимаешь?!

Хилари молча кивнула. Коннер крепче сжал ее руки.

– Узнав правду, я готов был кого-нибудь убить, – глухо проговорил он. – Марлин или тебя. А может, себя самого.

– Знаю, – ответила Хилари и погладила его по щеке, неровно выбритой и твердой, как камень. – Все хорошо, Коннер. Это неважно.

– Нет, важно! – возразил он, прижимаясь щекой к ее руке, словно младенец – к руке матери. – Не знаю, сможешь ли ты меня простить…

– Я давно тебя простила, – шептала Хилари. Едва ли она понимала смысла своих и его слов, знала только, что он страдает и нуждается в утешении. – Не надо, Коннер! Не мучай себя. Все позади.

Коннер прикрыл глаза, всецело отдаваясь ее ласке.

– Я назначил содержание для Марлин, – произнес он. – И сделал доверительный вклад на девочку. – Он назвал сумму, от которой у Хилари перехватило дыхание. – Обе они будут обеспечены до конца жизни, как и хотел Томми.

Хилари замерла на месте. Может быть, она чего-то недослышала?

– Но… – с трудом выдавила она, – но почему? Ведь ты считаешь, что Марлин женила его на себе обманом…

– Нет, Хилари, теперь я так не думаю, – обессиленно отозвался Коннер. – И, наверно, никогда не думал.

Хилари невольно ахнула, и Коннер прижал палец к ее губам.

– За последние дни я много чего понял, – заговорил он. – Главное, понял, что делать. Томми мертв и никогда не узнает, что я любил его именно таким, каким он был. Все, что я могу сделать для него, – почтить его память, его щедрость и душевное благородство тем, что исполню его желание. Он хотел, чтобы Марлин и ее дочь не боялись за свое будущее – значит, так оно и будет.

Слезы заструились по щекам Хилари.

– Коннер, – дрожащим голосом заговорила она. – Ты не обязан помогать Марлин! Она очень виновата перед тобой…

– Я был к ней слишком суров, – тихо ответил Коннер. – Наверно, подсознательно не мог ей простить, что мой брат погиб, а она жива. Мне было невыносимо вспоминать о том, что единственный спасательный жилет Томми отдал ей. Я не мог вынести такого яркого напоминания о его благородстве.

Он взглянул Хилари в глаза с какой-то отчаянной надеждой, словно искал там что-то очень нужное для себя, искал и опасался не найти.

– Он был нетрезв и к тому же очень раздражен, но и в таком состоянии прежде всего подумал о женщине, которую любил. Он спас ее ценою собственной жизни.

Дрожащими пальцами Коннер смахнул с ее щек слезы.

– Я стал лучше его понимать теперь, когда сам испытал то же чувство. Клянусь, для тебя я сделал бы то же – и даже более!

Хилари не осмеливалась верить своим ушам.

– Для меня? – едва дыша, прошептала она.

– Для тебя, Хилари, – хрипло ответил он. – Для тебя одной. И еще, может быть, – продолжал он, нежно утирая ей слезы, – для нашего ребенка. Хилари, я так надеюсь, что в ту ночь мы с тобой зачали новую жизнь…

Хилари покачала головой, и слезы ее полились сильнее, соленым потоком струясь у него меж пальцев.

– Нет, – ответила она, припомнив пустоту в сердце. – Нет, Коннер.

Слабо улыбнувшись, он поцеловал ее сперва в один мокрый глаз, потом в другой.

– Значит, надо стараться дальше. – И в мокрую щеку. – Снова и снова, пока не добьемся своего.

Хилари не могла ответить. Казалось, в сердце ее, сметая все мысли и заглушая боль, забил фонтан счастья.

– Ты хочешь сказать, что я… что мы…

– Я хочу сказать, что не могу без тебя жить! – страстно воскликнул Коннер, сжимая ее в объятиях, словно боялся, что она исчезнет. – Хочу сказать, что тебе от меня не скрыться: если ты уедешь, я последую за тобой и рано или поздно сделаю тебя моей!

«Сделаю тебя моей!» Если бы он только знал!..

– Я уже твоя, – ответила она. – Твоя с того дня, когда ты впервые коснулся меня, – и останусь твоей до самой смерти.

Коннер пристально вгляделся ей в лицо. Сперва во взоре его читалась лишь страстная жажда обладания, но через несколько секунд серо-голубые глаза смягчились, засветились нежностью и лаской. Хилари снова зарыдала – теперь от счастья; слезы, прозрачные и чистые, как горный ручей, смывали с ее истерзанной души стыд и горе.

– А я – твой, – тихо ответил Коннер. – Это единственное, что я знаю о себе. Все остальное неважно. Все, что до сих пор составляло мою жизнь, растаяло, словно дым, от одного твоего прикосновения. В один день я выкупил Драконов Ручей и потерял тебя. Покупка не дала мне ничего; от потери я едва не умер. И много, много раз за эти десять дней говорил: «Господи, верни мне Хилари, и я с радостью откажусь от всего остального!»

Хилари улыбнулась дрожащими губами, потрясенная и глубоко тронутая силой его чувства.

– Нет, нет! – слабым голосом выговорила она. – Ты должен был выкупить Драконов Ручей!

– Зачем? – нахмурился Коннер, прижимая пальцы к ее трепещущим губам. – Он мне не нужен. Мне ничего не нужно, кроме тебя.

Хилари подалась навстречу его ласкам.

– Ошибаешься! – возразила она. – Пламенный водопад нужен мне! Мы расставим вокруг таблички «Вход воспрещен», чтобы никто нас не беспокоил, и устроим там свой маленький рай! – И она поцеловала его ладонь.

В глазах его Пламенным водопадом вспыхнула страсть, своим жаром мгновенно осушившая слезы Хилари. Довольно оплакивать прошлое, подумалось ей; не время проливать слезы, когда их с Коннером ждет новое, счастливое будущее…

– Наш маленький рай, – склоняясь к ней, медленно повторил Коннер. – Любовь моя, хочешь прямо сейчас вознестись к небесам?

Она молча кивнула. Все ее тело жаждало его.

Коннер подхватил ее на руки и в два шага донес до кровати. С замирающим сердцем Хилари следила за тем, как он сбрасывает с себя одежду. Коннер двигался, как всегда, легко и уверенно, а вот у нее так дрожали руки, что она не смогла расстегнуть ни одной пуговицы.

Но Коннер пришел ей на помощь. Опустившись на колени, он расстегивал одну пуговицу за другой и покрывал поцелуями каждый дюйм обнажавшейся шелковистой кожи.

Руки Хилари вновь обрели уверенность и силу; теперь она гладила Коннера по мускулистым бедрам и ягодицам, привлекая его к себе и указывая путь желанию.

Быть может, через день или два у них найдется время для терпеливой и нежной любовной игры, но сейчас Коннер и Хилари не могли ждать. Он ворвался в нее, словно гремящий водопад, – и влюбленные отдались друг другу с яростной страстью, какую способны испытывать только те, кто потерял и вновь обрел надежду.

Много, много веков спустя, устало положив голову ему на плечо, Хилари прошептала чуть слышно:

– Я люблю тебя, Коннер… люблю до боли.

И почувствовала, как он улыбнулся.

– Неправда, любимая, – ответил он, теснее прижимая ее к себе. – В раю не бывает боли.

Солнце соскользнуло в золотое море заката, а затем серебристые сумерки сменились безлунной ночью. Коннер Сент-Джордж спал так крепко, как не спал уже много месяцев.

И никакие драконы его не мучили.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.