Текст книги "Бессердечный"
Автор книги: Кэт Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Глава 25
– Мы прибыли, милорд. – С усталой улыбкой лакей открыл дверцу кареты.
День был долгим, а последние несколько часов показались бесконечными, потому что одно из колес отвалилось, попав в рытвину, и несколько спиц оказались сломанными. Наконец их удалось починить, и молодые прибыли в дом бабушки Джастина, когда уже стемнело. Они сильно продрогли.
– Благодарю, Тиммс. – Джастин выпрыгнул из кареты. – Кухня прямо за домом. Думаю, там что-нибудь найдется, чтобы вы могли заморить червячка и обогреться.
Он помог Эриел спуститься по ступенькам кареты, поправил плащ у нее на плечах, чтобы тот плотнее облегал ее. Обняв жену за талию, он повел ее по вымощенной плитами дорожке к деревянной двери под аркой.
Старый каменный дом выглядел точно таким же, каким запомнился ему. Разве что ставни чуть обветшали да кусты возле дома слишком разрослись. Дом был двухэтажным, с остроконечной крышей и полудюжиной каминных труб. Окна столовой были освещены, и можно было видеть, как трепещет огонь в огромном камине.
Джастина охватило до сих пор незнакомое и неожиданное для него чувство – радость возвращения домой. Он поднял тяжелый дверной молоток и несколько раз постучал. Ему ответило знакомое эхо. Послышалось шарканье старческих ног, и тяжелая парадная дверь распахнулась. Он не сразу вспомнил, кто стоит перед ним, но потом осознал, что это старый дворецкий, худой, костистый человек. Он широко улыбался, приветствуя Джастина:
– Я Седжуик, милорд. Мы уж потеряли надежду, сэр, что вы приедете.
– У нас сломалось колесо. Чертовская неудача, но в конце концов его удалось починить.
Джастин огляделся. Он надеялся услышать гул голосов, встретить своего кузена Мейнарда, его жену Сару и их подрастающих отпрысков. Но дом оказался жутковато пустым и тихим.
– Сюда, милорд, сюда, миледи. На улице так холодно. Идите, погрейтесь у камина.
Джастин последовал за стариком через холл в гостиную и уже начал беспокоиться, не видя бабушки.
Седжуик, казалось, угадал его мысли.
– Она уже немолода. Ей трудно двигаться. Она в столовой и еще не знает, что вы здесь.
– А где мои кузены?
Старик покачал головой, и в его выцветших глазах Джастин заметил грусть.
– Они каждый раз собираются приехать, но дорога сюда дальняя, а погода в это время года всегда скверная. Ваша бабушка каждый раз надеется, но в конце концов…
Он пожал костистыми плечами. С возрастом он сгорбился, щеки его запали. Печаль избороздила лицо морщинами. Особенно заметно это стало, когда он заговорил о женщине, в услужении у которой был более сорока лет.
– Джастин? – Испуганное лицо Эриел отразило его собственное беспокойство. – С твоей бабушкой все в порядке?
Он почувствовал стеснение в груди.
– Не знаю.
Они шли за дворецким мимо софы, набитой конским волосом, памятной Джастину с детства, со спинкой и подлокотниками, прикрытыми вышитыми чехлами, которые бабушка Джастина сшила собственноручно. Он приостановился у двери в столовую. Стол оказался не таким длинным, каким он его помнил, но был отполирован до зеркального блеска, а сосновые ветки и ягоды остролиста красовались в центре как обычное рождественское украшение. Вокруг стола стояло двенадцать стульев, одиннадцать из которых пустовали, хотя перед каждым из них лежал серебряный столовый прибор из бабушкиного буфета. Эти приборы, как и драгоценные фарфоровые тарелки и изящные хрустальные бокалы, подаренные дедушкой в первую годовщину их свадьбы, были ее гордостью. Высокие свечи белого воска стояли в центре стола.
– Так бывает каждый год, – прошептал дворецкий. – Она украшает стол, а повар готовит праздничные блюда, но никто не приезжает разделить с ней трапезу.
Джастин оглядел пустую комнату, и сердце его сжалось от боли.
Он смотрел на заботливо накрытый стол, готовый принять целую семью, но ее здесь не было, и только маленькая хрупкая женщина сидела, сгорбившись под бременем лет. Раскаяние горечью обожгло его.
Услышав знакомый голос дворецкого, крошечная седовласая старая дама обернулась. Когда она увидела Джастина, по ее запавшим морщинистым щекам покатились слезы.
– Джастин!
Она попыталась встать, дрожа от волнения, и Джастин шагнул к ней, чтобы помочь ей подняться с места. Он поддержал ее за запястье, ощутив тонкие и хрупкие косточки под своей рукой.
– Я здесь, бабушка.
Она нежно улыбнулась ему, и эта улыбка любящего существа будто растопила невидимый внутренний барьер в нем. Эта нежность согрела его сердце и возвратила его к тем дням, когда он был мальчиком, жил в этом доме и был здесь по-настоящему счастлив.
– Я так рада тебя видеть, – сказала она. – Не думала, что ты соберешься приехать.
Сердце его мучительно заныло.
– Мне следовало бы приехать раньше.
Рука с выступающими венами потянулась к нему, ласково погладила его по щеке.
– Сколько лет прошло, сколько лет! Тысячу раз я пыталась представить тебя теперешним. Да, ты стал взрослым. – Ее тонкие губы задрожали. – Все эти годы я тосковала по тебе, все эти годы.
На губах ее появилась задумчивая улыбка, и кожа собралась морщинками вокруг рта.
– О Господи! Какой ты красивый!
Он готов был провалиться сквозь землю. Ему стало трудно глотать, трудно дышать. Как мог он так жестоко обойтись с ней? Как он мог столько лет не видеться с ней, будто ее не было на свете? Он почувствовал, как горячая влага обожгла его глаза. «Не может быть!» Он не плакал никогда. Он был холодным, расчетливым, совсем неэмоциональным человеком. Он был не из тех, кто способен заплакать.
С трудом прочистив горло, Джастин хрипло произнес:
– Здесь и моя жена, бабушка. Она очень хотела познакомиться с тобой.
На самом деле это было единственной причиной его приезда. Если бы Эриел не понукала его, он бы никогда не собрался. И его бабушка снова вкушала бы рождественский обед в одиночестве.
Бабушка потянулась к Эриел и взяла ее за руку.
– Рада с вами познакомиться, моя дорогая.
Джастин заметил, что глаза Эриел мокры от слез.
– Как и я. Джастин столько мне рассказывал о вас!
Это не было правдой, но лицо старой дамы просияло.
– Неужели? – Джастин готов был боготворить Эриел за эту маленькую невинную ложь. – А я боялась, что он забыл меня.
– О нет, – возразила Эриел поспешно, незаметно вытирая глаза. – Он никогда вас не забудет.
– Нет, бабушка, – пробормотал Джастин, по-прежнему с трудом произнося слова. «Как же я мог забыть?»
И внезапно он понял, что любил эту маленькую женщину, самую близкую родственницу матери, которой он почти не знал. Он любил ее в детстве, продолжал любить и теперь. Столько лет он скрывал свои чувства даже от самого себя. Они таились так глубоко в его груди, что он думал, что они давно и полностью утрачены. Он стал таким холодным и бесчувственным, что готов был поверить, что у него вовсе нет сердца. А теперь он ощутил, как болезненно оно бьется от того, что он отрицал, – от беспредельной горячей любви.
– Моя жена сама сделала и привезла тебе подарок, бабушка.
Она улыбнулась, явно обрадованная:
– Подарок? Мне? Но у меня нет ничего для вас. Я не…
– Ты устроила отличный ужин и вызвала во мне самые светлые воспоминания, которые чуть потускнели, но никогда не угасали. Это бесценные дары.
Эриел протянула ей отлитый из гипса профиль Джастина, над которым она столько трудилась. Бабушка взяла его своими хрупкими дрожащими руками.
– Почему нам не сесть, чтобы ты могла развернуть и посмотреть его? – предложил Джастин, заметив, что бабушка устала стоять.
Он помог ей снова сесть на стул, а они заняли места по обе стороны от нее. Она осторожно развязала красный шнурок, которым была заботливо обвязана упаковка, и нежно и любовно погладила гипсовый профиль, проводя пальцем по его выпуклым чертам.
– Как красиво, – сказала она, бросив благодарный взгляд на Эриел. – Это драгоценный подарок.
Она снова поднялась со стула, легче, чем в первый раз.
– Пойдем. У меня есть подходящее место, куда мы сможем его повесить.
Джастин предложил бабушке руку и проводил ее в гостиную. Эриел последовала за ними.
– Видишь? – Старая дама указала на несколько портретов на стене. – Я написала их после твоего отъезда, хотела вспомнить, каким ты был.
С полдюжины портретов акварелью украшали стену гостиной. Они не были совершенством, но сходство с оригиналом было несомненным. И на всех портретах был Джастин. Если прежде у Джастина и были сомнения насчет того, что он обладает человеческим сердцем, то теперь они полностью отпали. Сердце у него было и давало о себе знать мучительной болью, будто рвалось на части, и осколки его ранили его грудь.
– Ты похож на отца, но у тебя упрямый подбородок матери, – сказала старая дама с улыбкой. – Думаю, что ты и в делах так же упорен, как она.
– А я полагал, что ты меня совсем забыла, – проговорил Джастин тихо и все еще хрипло.
– Ты был сыном, которого мне не удалось родить. И я думала о тебе каждый божий день и каждую ночь с тех пор, как тебя забрали и увезли.
Он склонился к ней и заключил маленькую женщину в объятия.
Теперь слезы струились по его лицу, он не мог их сдержать.
– Обещаю, что отныне все будет по-другому. Ты можешь приехать к нам и остаться жить с нами. У нас полно места.
Она слегка отстранилась.
– Чепуха. Мой дом здесь. – Она провела по его щеке тонкой рукой с выступающими венами. – Но я была бы рада навестить тебя и погостить, если ты не против.
Он кивнул и с трудом заставил себя улыбнуться, заметив неуверенную улыбку Эриел.
– Конечно. Мы будем счастливы, если ты приедешь.
– И мы будем часто приезжать сюда, – заверила Эриел, и глаза ее снова подозрительно заблестели.
В молчании они вернулись в столовую, где был сервирован подогретый ужин. Подали жареного гуся, фаршированного грецкими орехами и клюквой, перепелиные яйца в желе, тюрбо в сливочном соусе, зеленый горошек и морковь, покрытую глазурью и приправленную имбирем, а на десерт – теплые пироги со сливами, столь любимые Джастином в детстве.
Это был чудесный ужин, озаренный не только светом свечей, но счастьем и любовью. Джастину хотелось и смеяться, и плакать одновременно. Это был один из самых счастливых дней в его жизни. Сегодня он узнал кое-что о себе самом, что изменило все, что прежде он считал незыблемым. Он думал о бушевавших в нем чувствах и понял, что это называется любовью. По правде говоря, он догадывался, что это чувство не было для него совсем незнакомым. Он испытывал его всегда, когда бросал взгляд на Эриел, прикасался к ней, целовал ее или просто видел, как она идет к нему по комнате. Но это чувство было для него новым и потому пугающим. Он старался отделаться от него, отказывался признать его существование. Но оно в нем росло и крепло с каждым днем. И теперь он сознавал, что это была любовь, что она наполняла все его существо. Сегодня ему стало ясно, что он вовсе не тот холодный бессердечный человек, каким он считал себя. Он был способен чувствовать, он был способен любить. И он очень любил свою жену.
Все его существо наполняла чистая радость. Ему хотелось петь. И он принял решение. Когда-то Эриел любила его так, как он любил ее теперь. И он хотел, чтобы она снова полюбила его так же. Он не знал, как этого добиться, но дал себе слово, что добьется непременно.
В Рединге, в доме бабушки, они провели две ночи, а потом отправились обратно в Гревилл-Холл. Прежде чем уехать, Джастин заручился обещанием бабушки погостить у них месяц, как только станет теплее и она сможет путешествовать.
Эриел предвкушала свидание с этой очаровательной старой дамой, хотя и сомневалась, что к тому времени они еще будут в Гревилл-Холле, но надеялась, что будут. Даже язвительный язычок Барбары не мог ей испортить удовольствия жить на лоне природы, вдали от шума и копоти большого города, в доме, который, казалось, источал сияние и тепло.
Путь домой был долгим и утомительным, хотя дороги теперь стали не такими грязными, и путешествие показалось ей все же менее тяжелым, чем в Рединг. Когда их карета свернула на подъездную аллею, ведущую к дому и с обеих сторон обсаженную огромными деревьями, небо обложили тучи, образовав плотное кольцо вокруг полной луны.
Томас уже был в постели. Джастин сквозь зубы пожелал сестре спокойной ночи, и они с Эриел удалились наверх, в свои комнаты.
– Я рада, что вернулась домой. – Эриел, стоя перед зеркалом, вынимала шпильки из волос. – Но я счастлива, что мы там побывали.
Джастин подошел к ней сзади, обнял ее за талию и поцеловал в шею.
– Я тоже.
Она повернулась к нему лицом, счастливая от его нежности.
– Я полюбила твою бабушку, Джастин. У меня такое чувство, что я снова обрела семью. И скоро у нас с тобой будет собственная семья.
Его глаза сказали ей, что он очень хочет, чтобы это произошло. И было в его взгляде что-то еще, что во время их путешествия домой она замечала не раз. Взгляд его был нежным и полным теплоты. Ей хотелось поскорее остаться с ним вдвоем и вновь ощутить его ласки. Ее пальцы скользнули в его густые черные волосы, и она притянула к себе его голову, чтобы поцеловать его. Она почувствовала, как его тело напряглось под одеждой. Она ощутила его крепкие мускулы на спине и груди. Эриел вся раскрылась навстречу ему и приняла его властный поцелуй и его язык, проникший в ее рот, и расслабилась, прижимаясь к нему всем телом, в то время как его руки гладили ее груди.
– Эриел, – прошептал он, поднимая ее и перенося на постель.
Их ласки были нежными и чувственными, а потом они лежали рядом, счастливые тем, что могут держать друг друга в объятиях. В конце концов они медленно уплыли в блаженный сон в полном изнеможении, с переплетенными руками и ногами. Эриел лежала, положив голову на плечо Джастина.
Глубокой ночью ее разбудил запах дыма. Веки ее отяжелели, и когда она попыталась открыть глаза, почувствовала, что они слезятся. Голова кружилась и отказывалась соображать. Ей потребовалось сверхчеловеческое усилие, чтобы заставить себя подняться с постели. Когда Эриел увидела пылающие занавески, у нее захватило дух. Уже занялась бахрома ковра. Маленькие, но яркие языки пламени пожирали ковер и неотвратимо приближались к их постели. Она в ужасе рванулась к двери, но ей преградила путь стена огня. Подавив крик, она бросилась к мужу, лежавшему рядом с ней и погруженному в неестественно глубокий сон.
– Джастин! – Она принялась отчаянно трясти его. Ее страх рос с каждым мгновением, и сердце ее бешено колотилось. – Джастин, проснись! Господи! В доме пожар!
Его глаза медленно открылись. Веки были красными и отяжелевшими.
– Какого черта?..
Застонав и закашлявшись, Джастин попытался вернуться к жизни. Он потряс головой и, увидев ужас в глазах жены и пламя, лизавшее комнату и освещавшее ее причудливым и жутким светом, проснулся окончательно. Перекатившись на край постели, он вскочил на ноги. Дрожащими руками Эриел схватила со стула пеньюар и набросила его, пока Джастин натягивал бриджи.
– Дверь заблокирована пламенем, – сказала Эриел с отчаянием. – Есть только один путь к спасению – через окно.
Джастин застегивал пуговицы на бриджах, в то же время подталкивая ее к окну.
– В таком случае мы и спасемся через окно.
Стараясь прикрыть ее от огня собственным телом, он продолжал толкать ее к спасительному выходу. Она слышала крики слуг, доносившиеся из холла. Судя по всему, слуги беспорядочно метались и молотили кулаками в двери.
– Пожар! – закричал кто-то. – Дом горит!
Стоя у окна, Эриел смотрела на узкий карниз, единственный путь к спасению.
– Не знаю, смогу ли я…
– Сможешь. Мы оба сможем. Я не допущу, чтобы с тобой случилась беда.
Она подняла на него глаза и увидела жесткое лицо, полное яростной решимости, и страх ее несколько ослабел. Она поверила, что Джастин защитит ее. Сумеет ее спасти.
– Оставайся здесь, – сказал он. – Я сейчас вернусь.
Эриел подавила готовый вырваться крик ужаса, когда он исчез в дыму и через несколько секунд появился, кашляя и прижимая к губам платок. В руке он держал трость с серебряным набалдашником, которую она не раз видела стоящей возле его туалетного столика. Она не могла понять, зачем он рисковал жизнью из-за такой безделицы. Но он нажал едва заметную кнопку на набалдашнике, и из трости выскочило четырехдюймовое лезвие.
– Стой спокойно, – скомандовал он.
Впрочем, он мог и не говорить этого, потому что она была слишком напугана, чтобы двигаться. Опустившись на колени, он быстро обрезал ее пеньюар чуть ниже колен, чтобы облегчить ей движение.
– Твои ноги замерзнут, но ты сможешь лучше цепляться ими за карниз, если на тебе не будет обуви. – Он взял ее за руку. – Пошли!
Эриел выглянула из окна:
– Господи, как высоко!
Хотя их комнаты помещались только на втором этаже, потолки в доме были высокими, и второй этаж был скорее на уровне третьего.
– Нам надо добраться только до желоба на крыше. Оттуда спуститься легче. Туда пожар еще не добрался. Мы попросим кого-нибудь принести лестницу.
Времени на споры не оставалось, и иного выбора у них не было. Джастин ступил на подоконник, оттуда на карниз, потом протянул ей руку:
– Идем, любовь моя. Пора!
Его пальцы крепко сжимали ее руку, и Эриел ничего не оставалось, кроме как последовать за ним на узкий карниз. Она отставала от него всего на несколько дюймов. Каменный карниз был холодным как лед, и ноги ее тотчас же озябли. Ее нежные ступни страдали от соприкосновения с шероховатым и холодным камнем. На мгновение она бросила взгляд вниз, на землю, которая казалась очень далекой. Волна головокружения омыла ее, и она слегка покачнулась. Джастин прижал ее к стене дома.
– Ради Бога, не смотри вниз!
Она содрогнулась от страха. И все-таки ей удалось перевести дух, и она кивнула ему и двинулась за ним следом. Теперь уже несколько человек, собравшихся внизу, поняли, что происходит. Она слышала испуганные возгласы. Потом люди замолкли, потрясенные видом лорда и леди, мучительно, дюйм за дюймом преодолевавших расстояние, которое отделяло их от желоба на крыше. Их господа были полуголыми и очень медленно двигались по узкому карнизу, огибавшему окно их спальни.
Треск и рев пламени заглушал все остальные звуки. Огонь бушевал и уже охватил крышу над окном их комнаты. Раздался грохот, означавший, что одна из балок обвалилась внутрь. Внезапно одно из окон спальни содрогнулось и изрыгнуло зазубренные осколки лопнувшего стекла. Джастин с присвистом вздохнул, когда один из них вонзился ему в бедро. Он осторожно вытащил его и выбросил.
Эриел видела, как из его ноги брызнула кровь. Она тихо всхлипнула.
– Все в порядке, – попытался ее успокоить Джастин. – Мы почти у цели. Осталось совсем чуть-чуть.
Она с трудом вдохнула воздух, и их продвижение по карнизу возобновилось. Ее ноги так замерзли, что она не чувствовала пальцев. Она только молила Бога, чтобы не оступиться или по крайней мере заметить, если нога соскользнет с карниза. Джастин добрался до конца карниза.
– Мне придется отпустить твою руку, чтобы я мог спрыгнуть. Не двигайся, пока я снова не возьму тебя за руку.
Эриел кивнула. Джастин выпустил ее руку. Короткий прыжок, и он оказался на другой, ниже расположенной части крыши и оттуда протянул ей руку:
– Теперь твоя очередь, любовь моя.
Его пальцы снова крепко сжали ее руку. Она приготовилась к прыжку, но оступилась и испуганно вскрикнула. Она крепко зажмурила глаза, уже представляя себя на земле с переломанными руками и ногами. И тотчас же очутилась в его объятиях. Он крепко прижимал ее к груди.
– Я поймал тебя, – прошептал он. – Я не дам тебе упасть.
Она чувствовала дрожь его длинного тела. Эриел прижалась к нему, стараясь побороть подступившие слезы, понимая, как близко от смерти она побывала.
Джастин торопливо и жадно поцеловал ее.
– Еще чуть-чуть продвинуться. Через несколько минут мы будем внизу.
Она подняла на него глаза, полные любви, и с трудом улыбнулась трепетной улыбкой.
– Пошли!
Джастин уводил ее все дальше от огня по крыше оранжереи, двигаясь медленно и держа ее так крепко, что она не смогла бы высвободиться, даже если бы захотела. Их уже ожидала подставленная кем-то из слуг лестница, прислоненная к крыше, и они благополучно спустились на землю. Как только их ноги коснулись земли, Джастин заключил ее в объятия.
– Никогда больше не пугай меня так! – Он зарылся лицом в ее волосы и так крепко прижал ее к себе, что она не могла вздохнуть. Она все-таки заставила себя рассмеяться, хотя еще дрожала от пережитого потрясения, страха и теперь уже радости спасения.
– Буду стараться не пугать тебя.
Прибежало несколько слуг, среди них была и Сильви.
– Мы так беспокоились, миледи!
Ее маленькая горничная тотчас же закутала Эриел в шерстяное одеяло, а другая принесла пару домашних туфель, взявшихся невесть откуда.
– Уже вызвали пожарную бригаду, милорд, – сказал один из лакеев. – Правда, едва ли они смогут что-нибудь сделать.
Появился Майкл О’Флаэрти с парой черных кожаных сапог для верховой езды.
– Это ваши. Я принес их из конюшни.
– Благодарю.
Кто-то протянул Джастину рубашку, и он поспешил надеть ее.
– В доме никого не осталось? – Он огляделся, изучая лица собравшихся вокруг людей. – Где моя сестра и ее сын?
– Я видела ее сиятельство, она направлялась к парадной двери, милорд. – Одна из горничных указывала на дверь. – Вероятно, она за домом, а мальчика я не видела.
Джастин стиснул зубы.
– Оставайтесь здесь. Мне надо их найти.
– Я поищу няню Томаса, – сказала Эриел, стараясь не показать своего страха. – Возможно, он с ней.
Джастин кивнул и побежал к дому, пробираясь к парадной двери сквозь толпу.
Он остановился на минуту поговорить с Фридой Кимбл, горничной Барбары. Женщина покачала головой. Эриел издали заметила, как лицо ее исказилось от нарастающего страха. Она с безумным видом указывала на дом. Джастин не мешкая повернулся и ринулся назад, в огонь. Густой черный дым клубился вокруг него, жег глаза, скапливался в легких. Дышать было почти невозможно. Джастин прижал к носу рукав рубашки и согнулся, пытаясь двигаться ниже удушающего облака дыма. Томас и Барбара еще были в доме, так считала горничная его сестры. Должно быть, они оказались в ловушке на третьем этаже, в спальне возле детской. Джастин добрался до холла, оглядел лестницу, ведущую на второй этаж.
Пожар начался в западном крыле и пока еще не охватил центральной части дома. Но комната Томаса помещалась как раз в центре пожара. Если мальчик и его мать все еще были там… Джастин молил Бога, чтобы Фрида Кимбл ошиблась.
Собравшись с силами, он начал подниматься по лестнице. Ему удалось сделать всего несколько шагов, когда сзади послышался шум. И знакомый мужской голос заставил его остановиться:
– Не стоит туда подниматься. Ваша сестра вне опасности, а мальчик со своей няней.
Джастин обернулся и в упор посмотрел на Филиппа Марлина, целившегося из пистолета прямо ему в грудь.
– Не помню, чтобы приглашал вас в гости, – сухо заметил Джастин, в то время как Марлин пытался оттеснить его вниз.
– Нам надо кое-что обсудить, – сказал Марлин, кривя рот. – Думаю, лучше всего это сделать в кабинете.
Джастин прошел через холл и направился в кабинет. Дуло пистолета Марлина упиралось ему в ребра. Кабинет помещался на первом этаже западного крыла. Джастин видел впереди бушующее пламя, слышал с улицы крики слуг, отчаянно пытавшихся спасти дом и погасить пожар, поливая огонь из ведер. Филипп сделал Джастину знак войти в кабинет. Джастин открыл дверь и оказался внутри. Пламя уже подбиралось к комнате. Начинали тлеть занавески на окнах, рыжие языки лизали ковер на полу. Он ощущал жар. Дым окутал стены и подбирался к потолку, мешая дышать и вызывая кашель.
Марлин многозначительно улыбнулся:
– Вы можете представить, с каким нетерпением я ждал этой встречи?
Джастин сжал зубы.
– О, я догадываюсь. Ведь вашим головорезам не удалось меня убить. Если хотите покончить со мной, сделайте это сами. Ведь речь идет об этом?
– Именно об этом. – Филипп взвел курок. – Ах, какая печальная история! Граф Гревилл погиб во время пожара, уничтожившего его дом, когда он пытался спасти своего племянника. Но по иронии судьбы мальчик-то уже был в безопасности.
Джастин смотрел на нацеленный на него дуэльный пистолет с серебряной насечкой, один из той пары, что лежали на каминной полке в одной из гостиных. Один выстрел. Если бы он оказался хоть на шаг ближе, то мог бы попытаться вырвать оружие из рук Филиппа. Он сделал шаг вперед. Филипп, казалось, не заметил этого. Мускулы Джастина были напряжены: он готовился сделать прыжок вперед. И вдруг дверь в кабинет распахнулась, и вошла его сестра. Джастин расслабился. Барбара улыбнулась Марлину, и Джастин испытал приступ тошноты.
– Привет, дорогой братец. Раз ты не согласился умереть в своей спальне наверху, мы приготовили тебе встречу здесь.
Он печально покачал головой:
– Черт возьми! Я надеялся, что ты не имеешь к этому отношения.
Барбара улыбнулась ему, как улыбнулась бы змея, если бы умела улыбаться. В этой улыбке были злорадство и торжество победительницы.
– Разве могло быть иначе? Ты присвоил то, что должно было принадлежать мне. Я вынуждена была что-то предпринять.
– А как же дом? Я думал, он много значит для тебя.
– Когда ты не будешь стоять у меня на пути, у меня хватит денег, чтобы отстроить дюжину Гревилл-Холлов. – Она бросила взгляд на Филиппа: – По-моему, мы ждали слишком долго. Доставь себе удовольствие, дорогой.
На лице Филиппа расцвела самодовольная улыбка, а у Джастина пробежал мороз по коже от вида направленного на него пистолета. Пожар продолжал бушевать. Пламя плевалось искрами. Трещали деревянные перекрытия. Что-то тяжелое обрушилось с потолка за их спинами. Палец Филиппа твердо лежал на спусковом крючке, и Джастин, не дожидаясь выстрела, рванулся вперед. Выстрел раздался в тот момент, когда он обрушился на Марлина, и эхо разнеслось далеко по дому. Оба противника оказались на полу. Джастин ощутил обжигающую боль в боку и, падая, ударился головой об угол письменного стола. Он старался побороть головокружение, но перед глазами у него заплясали черные круги. Потом мир начал быстро тускнеть, и на Джастина опустилась тьма, увлекая его в беспамятство.
Тихонько чертыхнувшись, Филипп выбрался из-под Джастина и встал на ноги, отряхивая одежду. Он изящно прижимал к носу белый кружевной носовой платок и кашлял от сгущавшегося дыма.
– Дело сделано. Теперь состояние Гревилла принадлежит твоему сыну, а мы – ты и я – станем его опекунами, когда поженимся.
Филипп потянулся к Барбаре, но она отступила. Он заметил у нее в руках маленький пистолет с ручкой слоновой кости, который она прятала в складках юбки. Она подняла его и направила прямо в грудь Филиппа.
– Что, черт возьми, ты делаешь?
– Мужчины – такие глупцы. И ты, Филипп, – величайший из них. Неужели ты поверил, что я выйду за тебя? – Она горько рассмеялась. – Ты серьезно воображал, что мне нравилось то, что ты делал со мной? У меня нет ни малейшего намерения выходить за тебя или за кого-нибудь другого ни теперь, ни вообще когда-либо.
Филипп окаменел от изумления.
– Не может быть, чтобы ты говорила это серьезно.
– Неужели? Ты точно такой же, как мой отец или любой другой мужчина из тех, кого я знаю. Ради женщины вы готовы дурить сколько угодно, а думаете при этом только о себе.
Лицо Филиппа вспыхнуло от гнева.
– Ты меня обманывала, лживая сука?
Он сделал шаг к ней, но рука Барбары крепко сжимала пистолет, а дуло было направлено на него.
– Я благодарна отцу за то, что он кое-чему научил меня. Наблюдая за его шлюхами, я поняла, как женщина может пользоваться своим телом, чтобы добиться желаемого. Спасибо тебе, Филипп, за то, что облегчил мне задачу.
Филипп оскалился и прыгнул вперед, но Барбара тотчас же нажала на спусковой крючок. Мгновение он стоял с широко открытыми глазами, полными ужаса и недоверия. Потом глаза его закатились, и он свалился на пол с открытым ртом, уставившись невидящим взором в пространство.
Барбара огляделась, заметила языки пламени на потолке над головой и вышла из комнаты как раз тогда, когда на ковер обрушился кусок штукатурки вместе с горящим деревянным перекрытием, всего в нескольких футах от места, где она только что стояла. Дым и пламя ворвались в комнату. Кашляя и подныривая под клубы густого дыма, она бросила последний взгляд на двух мужчин, лежащих на полу, и усмехнулась. Потом повернулась и вышла из комнаты.
Джастин то приходил в себя, то впадал в забытье. Наконец очнулся от звука захлопнувшейся двери и застонал. В голове у него гудело. Из пореза в ноге сочилась кровь. В боку пульсировала боль, он горел так, будто тысяча ос ужалили его в это место. Вдохнув дымный воздух, он закашлялся и, перекатившись на бок, встал на колени. Осторожно обследовал пулевое ранение в боку, ощутил липкую, уже сворачивающуюся кровь, но кусочек свинца прощупывался сквозь кожу, и он решил, что рана не представляет серьезной опасности. Его сестре дважды не удалось убить его. Джастин грязно выругался сквозь зубы. Сжав челюсти, он с трудом поднялся на ноги и неверной походкой направился к двери. Барбара желала его смерти. Он поклялся, что это ее покушение на его жизнь будет последним.
Пламя высоко взлетало в черное ночное небо. В ужасе от того, что ей ничего не известно о Джастине, что она не могла найти Томаса, Эриел увидела Барбару, выходящую из парадной двери дома, и побежала ей навстречу. Она схватила золовку за руку и повернула лицом к себе.
– Где Джастин? Вы видели его? Он пошел в дом искать вас и Томаса и не вернулся.
– Томас со своей няней.
– Ничего подобного. Миссис Уайтлон сходит с ума от беспокойства. В этом хаосе они с Томасом потеряли друг друга, и с тех пор никто не видел ребенка.
Лицо Барбары посерело от ужаса.
– О Господи! Должно быть, Томас остался в доме. Мы должны найти его, Господи! Мы должны его спасти!
Она повернулась и помчалась назад, к дому. Эриел едва поспевала за ней. Барбара распахнула дверь, и они обе рванулись в холл. Дым был настолько густым, что дышать становилось почти невозможно. Вырвавшись из западного крыла, пожар бушевал вовсю. Еще немного, и он поглотил бы весь дом.
– Томас! – закричала Барбара. – Томас, где ты?
– Джастин! – вторила ей Эриел, рванувшись на лестницу. – Джастин, ты слышишь меня?
Женщины бросились к широкой лестнице и повернули в коридор, ведущий в западное крыло, но стена огня преградила им путь.
– На черную лестницу! – крикнула Эриел, и обе они побежали к черному ходу.
– Джастин! – выкрикивала Эриел.
– Томас, ты слышишь меня?
Но ответом им был лишь рев пламени да звон лопающихся стекол.
– Вперед! Надо спешить!
Барбара первой добралась до черной лестницы. Эриел едва поспевала за ней. Молча произнося слова молитвы, она бросилась в темный от дыма коридор. Они почти добрались до третьего этажа, когда Эриел услышала оглушительный треск, за которым последовал грохот ломающегося дерева. Со стороны лестницы, где уже оказалась опередившая ее Барбара, донесся вопль. Эриел в ужасе смотрела, как целая секция лестницы обрушилась, увлекаемая огнем, и вместе с ней все три этажа этого крыла. Крик застрял в горле Эриел, новые обломки перекрытий продолжали падать на распростертое внизу тело. О Господи! Не было никакой надежды на то, что Барбара могла уцелеть. И в любую минуту могла обрушиться оставшаяся часть лестницы.
