Текст книги "Бессердечный"

Автор книги: Кэт Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Сегодня вы ослепительны, миледи, – сказал он с обворожительной улыбкой.

– Благодарю вас, Клэй. Я так рада, что вы здесь. – И это было правдой. Ей было так приятно встретить хоть одного друга в стане врагов.

Должно быть, Клэй прочел ее мысли, потому что он заговорщически наклонился к ней:

– Ваш муж подумал, что вам потребуется некоторая моральная поддержка. Поэтому я привел с собой друга. – Он повернулся к красивому седовласому мужчине, стоявшему рядом с ним, почти такому же высокому, как Клэй, и с такими же мягкими золотисто-карими глазами. – Ваша светлость, могу я вас представить графине Гревилл? Миледи, это герцог Ратмор.

Она низко присела в реверансе, и сердце ее бешено забилось – отец Клэйтона. Ей никогда не приходило в голову, что герцог Ратмор может оказаться на их стороне.

– Для меня это большая честь, ваша светлость.

Он улыбнулся ей, и в его улыбке она прочла явное одобрение.

– Напротив, это для меня удовольствие – познакомиться с вами, миледи, уверяю вас. Ваш муж и я, конечно, хорошо знакомы. Мне приятно видеть, что у этого плута наконец достало ума жениться. На женщине редкостной красоты, смею добавить.

Она, польщенная, слегка покраснела.

– Благодарю вас.

– Надеюсь, вы окажете мне честь и оставите для меня танец, молодая леди. Не для того же я трясся по грязным дорогам, чтобы узнать, что в вашей записной книжке все танцы уже распределены.

Она рассмеялась. Обходительность и любезность герцога привели ее в хорошее расположение духа, и она почувствовала себя легко.

– Ни в коем случае. Для меня честь танцевать с вами, ваша светлость, когда вы только пожелаете.

Он улыбнулся, и на одной щеке у него появилась ямочка. Она вспомнила, что и у Клэя есть ямочка, и только на одной щеке. На той же самой. Некоторое время они мило болтали, потом появился старый знакомый герцога и увел его. И все же усилия Клэя не пропали даром. Одобрение герцогом графа и его выбора резко изменило атмосферу в зале. Некоторые гости – лорд Фоксмор, которого Эриел мельком видела в Танбридж-Уэлсе, лорд и леди Окснард и с полдюжины других – по очереди подходили к ней выразить свое почтение. И леди Фоксмор, похоже, простила Эриел ее прежние приключения. Эриел отнесла это главным образом на счет деловых контактов лорда Фоксмора с Джастином и больших прибылей, которые это партнерство приносило. Вечер шел своим чередом, как казалось Эриел, и длился бесконечно долго, но пока все было хорошо. Оркестр заиграл вальс, и Джастин повел ее на площадку для танцев. Когда его рука обвилась вокруг ее талии, Эриел почувствовала себя по-настоящему хорошо и счастливо вздохнула.

– Я мечтал вальсировать с тобой, – тихо сказал Джастин.

Он увлекал ее все дальше и дальше по залу, и ей казалось, что они плывут.

– Мечтал? – Она почувствовала легкое прикосновение его бедра, его руку на своей спине, и знакомый жар вновь охватил ее тело.

– Много-много раз. – Его глаза не отрывались от ее лица. – Знаешь, что мне обычно снится?

Она не могла отвести взгляда от его жесткого смуглого лица.

– Что же?

– Наша брачная ночь. Я вспоминаю сладостный вкус твоих губ и то, как твое тело откликалось на мои ласки и что я чувствовал, когда был в тебе. Я мечтаю, чтобы это повторилось.

Внутри у нее все оборвалось. Она пыталась справиться с охватившим ее отчаянным томлением и на мгновение сбилась с ритма. Он привлек ее ближе и повел легко, снова войдя в ритм вальса. Разве могли его слова не вызвать в ней отклика? Она помнила каждое мгновение той ночи так же отчетливо, как и он. Музыка прекратилась слишком скоро. С легким поклоном он отступил в сторону, и взгляд его снова стал загадочным. Через несколько минут в зале появился герцог, чтобы потребовать обещанный танец. Эриел снова оказалась в центре зала, и озабоченный взгляд Джастина следовал за ней. Весь вечер он был к ней внимателен, старался ограждать ее от Барбары и ее прозрачных намеков и фальшивых снисходительных улыбок ее друзей.

«Возможно, я ошиблась, – думала Эриел. – Не исключено, что Барбара не права».

Но тут появилась группа запоздавших гостей, и внимание Эриел теперь было приковано к ним. Одна из вновь прибывших дам отделилась от группы. Это была высокая женщина с оливковой кожей, сильно выступающими скулами, высокой и полной грудью. Она была ослепительно красива и затмевала статью сопровождавшего ее седого низкорослого мужчину. Она была экзотична, и как только обратила на Джастина взгляд своих черных глаз, опушенных густыми ресницами, Эриел тотчас же поняла, что когда-то она была его любовницей. У нее на этот счет не возникло и тени сомнения. На мгновение грудь ее так сдавило, что ей стало трудно дышать. Она споткнулась и упала бы, если бы не сильная рука герцога на ее талии.

– Вы в порядке?

– Да… да. Я чувствую себя отлично. Только немного устала.

Он проследил за ее взглядом и нахмурился:

– Это леди Истгейт, близкий друг вашей золовки, но я удивлен, что она здесь.

«Не спрашивай», – уговаривала себя Эриел, но не смогла удержаться от вопроса:

– Это потому, что у моего мужа был с ней роман?

Ее смятение не ускользнуло от проницательного взгляда герцога.

– Ваш муж – мужчина, моя дорогая, а не святой. Леди Истгейт – красивая женщина и к тому же вдова. И их… роман случился задолго до того, как он встретил вас.

Она растерянно улыбнулась и в душе взмолилась, чтобы это оказалось правдой. В этот момент дама решительно направилась к Джастину, и Эриел с внезапной острой болью в сердце подумала, что герцог, вероятно, ошибся. Не была ли леди Истгейт той женщиной, повидать которую Джастин ездил в Лондон? Элегантная и искушенная, она могла не посчитаться с тем, что мужчина женат. Когда танец окончился, Эриел извинилась и вышла на террасу. Она пробралась по черной лестнице в свою комнату. Ее не покидала мысль о Джастине и этой экзотичной женщине. Оказавшись в спальне, в своем убежище, она горько заплакала.

Глава 23

– Леди Истгейт.

Джастин смущенно склонился над ее изящной рукой, обтянутой до локтя белой перчаткой. Его глаза сурово всматривались в ее лицо. Розалин Бирсфорд, вдова маркиза Истгейта, по матери англичанка, по отцу испанка и дочь испанского графа, была желанной для него женщиной очень короткое время. Вскоре он выяснил, что сердце Розалин почти так же пусто, как его собственное, и его страсть к ней тотчас же иссякла.

– Приятно видеть вас, Джастин. – Она улыбнулась из-под своего веера, расписанного вручную. – В последние несколько месяцев мне недоставало вас.

– Неужели? – Уж он-то не скучал по ней, но было ясно, что его охлаждение к ней сильно ее уязвило. «Никто не смеет обращаться со мной, маркизой Истгейт, как с какой-нибудь ненужной вещью, как с хламом», – проскрежетала она в ту ночь, когда он сказал ей, что между ними все кончено.

– Примите мои поздравления, – сказала она с многозначительной улыбкой. – Ваша сестра сообщила мне о вашей недавней свадьбе, и мне захотелось лично выразить вам свои теплые чувства.

– Как это мило с вашей стороны, – холодно откликнулся он.

Она оглядела зал, и брови ее поднялись.

– Где же ваша трепетная молодая жена?

Джастин оглядел комнату вслед за ней, но не увидел и следа своей супруги. Когда Розалин вплыла в зал, Эриел танцевала с герцогом Ратмором. Где же она теперь?

– Может быть, пошла освежиться. Так как ее здесь нет, я воспользуюсь случаем передать ей ваши поздравления и наилучшие пожелания.

– О! Но я лично хотела бы поговорить с этим образцом добродетели, который вы выбрали в жены. Насколько мне помнится, вы говорили, что у вас нет ни малейшего желания жениться. И тогда вы были тверды в своих намерениях, как алмаз.

Джастин ответил ледяной улыбкой.

– В то время я еще не встретил Эриел.

Розалин улыбнулась неискренне:

– Понимаю.

– Надеюсь, что понимаете. – Он подошел ближе и заговорил так тихо, что только она одна могла его слышать: – Моя жена очень много значит для меня, Розалин. На всякий случай предупреждаю вас: если вы попытаетесь чем-нибудь расстроить ее, я приму это как личную обиду. Так как я много знаю о делах вашего покойного мужа, о его успехах и промахах, то буду рад представить его махинации на суд общества и в таких учреждениях, что это вызовет большие затруднения в вашей жизни. Вы поняли меня, ваша светлость?

Ее лицо стало ледяным, как и вся фигура. Темные глаза сузились и стали похожи на щелочки в обрамлении черных ресниц.

– Я отлично поняла.

– Хорошо, а теперь прошу меня простить. – Он улыбнулся ей тенью улыбки. – Желаю приятно провести вечер.

Розалин ничего не ответила, но ее полные губы гневно сжались. Не обращая внимания на ее полный желчи взгляд, преследовавший его, пока он шел через комнату, Джастин отправился на поиски Эриел, проклиная свою сестру. Барбара пригласила Розалин, чтобы причинить ему неприятность. И он опасался, что ей это удалось. Оглядев зал, комнату для карточных игр и большую гостиную, он не заметил никаких признаков Эриел. Клэй был занят беседой с леди Окснард, и он приостановился, чтобы спросить, не видел ли ее кто-нибудь из них.

– Последний раз, когда я ее видел, она танцевала с моим… с Ратмором, – сказал Клэй, бросая внимательный взгляд на Джастина.

– Кажется, я заметила, как она выскользнула из зала, чтобы глотнуть свежего воздуха, – сказала леди Окснард, поднимая лорнет, чтобы как следует разглядеть дверь, ведущую на террасу. – Там ужасно холодно. Уверена, что она уже вернулась в дом.

Конечно, она должна вернуться, но Эриел ведь не боялась холода, и он знал, как трудно ей дался этот вечер. Он вышел на террасу в туман, плевавшийся мелким дождем. Его башмаки скользили на каменных плитах, а холодный воздух просачивался сквозь одежду. Он не нашел Эриел и направился к дому, но углядел какое-то движение в саду. Джастин тотчас же пошел по усыпанной гравием дорожке к застекленному павильону. Кусты снова дрогнули, и из них на низкую каменную скамью выпрыгнул рыжий полосатый кот экономки. Джастин чертыхнулся и, все больше волнуясь, вернулся в дом. Но и там Эриел не было. Конечно, что-то случилось. Он поднялся по лестнице в комнату, примыкавшую к его спальне, и постучал. Он не думал, что она уединится в своих покоях, когда в доме было столько гостей. Теперь, гневно сжав губы, он вошел, не ожидая ответа, и увидел ее силуэт в лунном свете, струившемся из окна.

– Я искал тебя, – сказал он тихо, сделав шаг к ней. – Не думал найти тебя здесь. Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, я… – Эриел опустила глаза. В руках она все еще держала свою книжку, куда записывались танцы. Он заметил, что руки ее дрожат. В неверном свете ее прелестное лицо казалось бледным, а прекрасные синие глаза были затуманены болью. Он нежно приподнял ее лицо за подбородок.

– Скажи мне, что случилось.

Она покачала головой, пытаясь улыбнуться, но ей это не удалось.

– Все в порядке, – ответила она, но глаза ее были полны слез.

Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, но одежда его была влажной от тумана, и он подавил это желание.

– Мы ведь женаты. Я твой муж. Скажи мне, в чем дело.

Эриел отвернулась, подошла к окну и устремила взгляд на зимний сад.

– Я видела тебя с той женщиной. Она ведь была твоей любовницей. Верно?

Джастин заставил себя сохранять спокойствие.

– Это было много месяцев назад, до того как я встретил тебя.

Она повернулась лицом к нему. Глаза ее блестели от слез.

– Я убеждала себя, что следует молчать… что мне не стоит спрашивать… но я не могу больше притворяться. Мне надо знать правду.

Он весь сжался, готовясь к худшему. К чему, он и сам не знал.

– Продолжай!

– Когда ты уехал в Лондон по делу… дело было только предлогом? Ты поехал туда, чтобы встретиться с другой женщиной?

На мгновение его сердце, казалось, остановилось.

– Ты так подумала?

– Не знаю. Я… твоя сестра сказала, что ты не мог бы удовольствоваться одной женщиной. Что ты потому и уехал, что тебе необходимо разнообразие. Сегодня вечером… когда я увидела тебя с леди Истгейт… я поняла, что она была твоей любовницей. Может быть, она та женщина, ради которой ты ездил в Лондон?

В одно мгновение Джастин оказался рядом с ней и сжал ее в объятиях. Он замочил ее платье, но теперь ему это было безразлично. Он хотел, чтобы она узнала правду, чтобы снова поверила ему. Он должен был убедить ее.

– Моя сестра – злая маленькая лгунья, – сказал он, прижимаясь лицом к ее волосам. – Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Нет никакой другой женщины, и я не хочу другой. Не хотел с тех пор, как встретил тебя. – Он почувствовал, что она дрожит, проклял себя и отстранился. – Ты должна мне верить, Эриел. Если ты хочешь, чтобы у нашего брака был хоть крохотный шанс на успех, ты должна поверить, что я говорю правду.

– Я хочу, – прошептала она. – Я хочу верить тебе, я хочу этого больше всего на свете.

Он продолжал смотреть ей в лицо.

– В прошлом однажды я солгал тебе, но никогда не сделаю этого снова. Никогда. Я поехал в город по делу. Я не взял тебя с собой, потому что хотел, чтобы ты оставалась здесь, в тепле и безопасности. – Его рука дрожала, когда он погладил ее по щеке. – Скажи, что веришь мне.

Текли долгие томительные секунды. Потом ее глаза закрылись, и она шагнула вперед, в его объятия.

– Я верю тебе.

Он сжал ее в объятиях яростно, отчаянно. Его щека теперь прижималась к ее голове.

– Верь мне, Эриел, – прошептал он. – Я никогда больше не обману твоего доверия. – Господи! Каким счастьем было обнимать ее, вдыхать аромат, исходивший от ее волос. – Ты дрожишь, – сказал он. – Твое платье промокло.

– Это не важно. – Ее руки обвились вокруг его шеи. – Ничто не имеет значения, кроме того, что ты не желаешь никого, кроме меня.

Джастин прижал ее к себе с отчаянной силой.

– Я хочу тебя, – произнес он хрипло. – И всегда буду хотеть.

Он запрокинул ее голову и жадно, властно поцеловал ее, будто предъявил на нее права, как ему давно хотелось сделать. И когда ее рот раскрылся ему навстречу, приветствуя вторжение его языка, ему показалось, что мрак, гнездившийся внутри его, начал рассеиваться и исчезать.

– Джастин, – прошептала она, прижимаясь к нему с такой силой, будто хотела навсегда слиться с ним воедино и никогда не отпускать его.

Он снова поцеловал ее нежно и крепко, показывая, что желает ее, и теперь уже уверенный в том, что и она желает его тоже. Его руки тряслись, когда он пытался расстегнуть пуговицы на ее красивом золотистом платье. Он сделает ее своей, он прогонит холод жаром своего тела. Ему удалось расстегнуть ее платье, и оно соскользнуло с ее плеч на пол, когда он поднял ее на руки и понес на постель.

– Господи, как я тосковал по тебе, – прошептал он. – Я так по тебе тосковал.

Последовал новый страстный поцелуй. Теперь Эриел целовала его так же жадно, как и он ее. Их соитие было страстным, торопливым, будто они старались наверстать упущенное. После этого она лежала, свернувшись клубочком, прижимаясь к нему. Его пальцы нежно перебирали ее волосы. После утомительного вечера она была в полном изнеможении. Наконец ее глаза медленно закрылись, и она уплыла в сон. Во сне лицо ее обрело беззаботность – с него исчезли страх и неуверенность, столь долго томившие ее. Он хотел бы навсегда избавить ее ото всех волнений и поклялся, что сделает все возможное, чтобы это было так. Он думал о жестокости своей сестры, о тех сомнениях, которые она посеяла в душе его жены, и губы его гневно сжимались. Если Барбара будет продолжать в том же духе, он выдворит ее из Гревилл-Холла. Если бы не Томас, он бы уже сделал это теперь, сегодня же. Но у него не хватало духа вырвать ребенка из родного гнезда и отослать прочь. Уж он-то хорошо знал, как чувствует себя человек, которого перебрасывают с места на место, без настоящей семьи и дома.

И все же Барбара должна была изменить свое недоброжелательное поведение. Если этого не случится, ему придется отослать ее отсюда. Так или иначе жестокости и подлости его сестры следовало положить конец. Скоро Барбара узнает, каковы будут последствия ее поведения в том случае, если она снова будет строить козни. Он должен был сделать это для Эриел. И внезапно осознал, что это важно и для него самого.

На следующий день Барбара стояла в оцепенении в своем роскошном салоне, ожидая, пока дверь закроется за братом. В момент, когда он скрылся за дверью, руки ее сжались в кулаки.

– Как он смеет?! – Гнев обжигал ее горло, разъедал его, как кислота. – Как он смеет?!

Она повернулась к письменному столу, стоявшему в углу. Ей потребовалась целая минута, чтобы успокоиться, взять гусиное перо и окунуть его в чернила. Несколько капель упало на белый лист бумаги. «Дражайший Филипп!» – начала она, потом нахмурилась и нацарапала еще несколько слов. Скомкав бумагу, она бросила ее и взяла новый лист. «Мой дорогой Филипп!» Она описала стычку с братом и то, как Джастин набросился на нее и пригрозил ей выбросить ее из дома, по праву принадлежащего ее сыну. Она излила всю накопившуюся в ней желчь, понимая, что Филипп был единственным человеком в мире, способным ей посочувствовать. Она выразила желание, чтобы Филипп поспешил осуществить их план. Письмо она подписала «С любовью, Барбара». Потом запечатала его воском, звонком вызвала лакея и поручила ему отправить ее послание. Руки ее перестали дрожать. В ней снова забурлил еще не улегшийся гнев. Джастин мог воображать, что выиграл, что одержал победу, и пока что она была готова позволить ему так думать. Но это продлится не долго, о, совсем не долго! Ставки были высоки, риск огромен, но игре было суждено скоро закончиться. У Барбары не было ни малейшего сомнения в том, что в конце концов выиграет она.

Разъяснилось. Утром на горизонте появились первые лучи солнца. На морозце воздух, выдыхаемый Джастином, превращался в маленькие белые облачка. Пока Джастин шел к конюшне, молодой грум Майкл О’Флаэрти возник из тени. Каждый день перед восходом солнца Джастин выходил из дома и отправлялся на верховую прогулку по полям и холмам. Он только теперь осознал, что имение это принадлежит ему, и знакомился с ним. До своего последнего приезда с Эриел неласковые тени прошлого удерживали его на расстоянии от этого дома. Гревилл-Холл был предметом гордости и радости его отца, свидетельством его богатства, развитого чувства прекрасного и хорошего вкуса. Покойный граф сделал свой дом местом, которое не стыдно показать кому угодно. Дочь его постоянно жила здесь, да и сам он проводил в поместье большую часть времени. Для Джастина красивый каменный дом среди зеленой долины графства Суррей воплощал в себе все, что любил и лелеял его отец, и все, что было чуждо ему самому. Мать Джастина, дочь местного сквайра Уильяма Бедфорда, жила в коттедже неподалеку. Мальчиком Джастин проводил долгие часы, скитаясь по холмам вокруг дома и наблюдая с мучительным чувством утраты, как его отец приезжал в этот дом и уезжал из него, отец, отказавшийся признать его. Хотя дом принадлежал ему уже несколько лет, воспоминания о прошлом все еще ранили его.

Но теперь он понял, что все стало совсем иначе. Джастин глубоко вдохнул чистый морозный воздух и легонько тронул пятками бока своего гладкого гнедого, которого Майкл оседлал для него. Животное было мускулистым и поджарым и чутким к командам хозяина. Покойный граф хорошо разбирался в лошадях, и в его конюшне были отличные кровные лошади. «В моей конюшне», – мысленно поправил себя Джастин. Красивый гнедой охотничий конь теперь принадлежал ему. Он пустил гнедого рысью и спустился с холма. Вдали была видна небольшая рощица, которая служила хорошим ориентиром. Почти каждое утро Джастин проезжал здесь. От рощицы тропинки расходились в разные стороны, и каждый раз он выбирал новую, чтобы получше ознакомиться с принадлежавшими ему землями. Браня себя за то, что так долго медлил, и сознавая, что давно бы объехал все свои угодья, если бы здесь не жила Барбара, он продолжал свой путь.

Но обида Барбары больше не трогала его, и понемногу тени прошлого рассеивались и отступали. Мучительные образы изглаживались из памяти, и на их место приходили новые, недавно появившиеся. Это были воспоминания об Эриел и времени, проведенном с нею. За месяцы, что он узнал ее, облако мрака, постоянно окутывавшее его душу, начало таять, рассеиваться и исчезать, а будущее рисовалось ему лучезарным. От одной мысли о ней душа его переполнялась восторгом и томлением, и сердце его замирало в груди. Она удивительно быстро заняла огромное место в его жизни. Теперь он всякий раз с нетерпением ожидал возвращения домой, где она ждала его. Как радостно было просто сидеть рядом с ней за трапезой! Одна ночь любви с Эриел была приятнее и сладостнее, чем все часы его жизни, проведенные в объятиях других женщин. Чувства, которые она возбуждала в нем, удивляли и пугали его. Ведь он был уверен, что в ледяной пещере его сердца никаких чувств не существует. И теперь он не знал, как их назвать, и так как на этот счет в его сознании ясности не было, то он принял решение просто наслаждаться счастьем, пока оно есть. Джастин направил гнедого по тропинке между деревьями, между длинными обнаженными ветвями, хватавшими его, как цепкие пальцы, и отбрасывавшими тонкие тени на его лицо. Впереди густо разросшиеся кусты ежевики не пропускали бледных лучей зимнего солнца и окутывали тропинку тенью, а она, извиваясь, выбиралась из этих зарослей и рвалась вперед в поисках света. Он нырнул под ветви тиса, иглы которого побелели от инея и, шурша, царапали его плащ, пока он проезжал под ними. Тропинка спускалась в неглубокую лощину, и его гнедой вдруг навострил уши. Мускулы на ногах животного напряглись, и оно отступило от тропинки в сторону.

– Полегче, мальчик, – попытался его успокоить Джастин, похлопывая по холке и побуждая двинуться вперед, но гнедой продолжал отступать от дорожки и теперь принялся выплясывать на месте. – В чем дело, мальчик?

Конь нервно заржал, и Джастин принялся оглядывать подлесок, стараясь понять, что испугало животное.

Среди густой листвы вечнозеленого тиса он заметил троих мужланов, смахивавших на бандитов. Тотчас же грянул выстрел, и он ощутил обжигающую боль в плече. Грабители, черт возьми! Он круто повернул жеребца и, пригнувшись к его шее, погнал его назад. Конь, почувствовав запах крови Джастина, помчался галопом, дико раздувая ноздри.

– Хватай его! – закричал один из молодчиков, продираясь сквозь кустарник к Джастину. – Не упустите негодяя!

Разбойник ломился сквозь чащу, пытаясь срезать угол. Джастин разглядел его сквозь тяжелые плети вьющихся растений, сквозь кустарник и густой подлесок. Он заметил блеск металла – пистолет. Разбойник целился в него. Раздался выстрел. Пуля просвистела так близко, что он почувствовал, как ветер коснулся его щеки. По плечу его разливалась мучительная пульсирующая боль. Рубашка и плащ для верховой езды промокли от крови. Он стиснул зубы, стараясь не замечать боли, и погнал свою лошадь сначала направо, огибая кусты, нырнул под низко нависающие ветви, взял левее и помчался на восток, к солнечному свету и далеким холмам. Третий бандит выскочил на дорогу и попытался удержать гнедого за уздечку, отчего перепуганное животное поднялось на дыбы и чуть не сбросило Джастина. Джастин выругался. Лошадь в страхе заржала и забила передними ногами по воздуху в нескольких дюймах от лица разбойника. Тот рванулся с дороги и поднял пистолет. Джастин попытался выбить его из рук убийцы сапогом, с силой ударив его по запястью. Послышался крик боли. Пистолет выстрелил в воздух и, описав дугу, упал куда-то в кусты. Следующий пинок сбил бандита с ног, и тот приземлился в грязь со звуком, похожим на хрюканье, а Джастин во весь опор помчался вдоль опушки леса.

Впереди сквозь ветви пробивался яркий солнечный свет. Мерин споткнулся и чуть не упал, но все-таки сохранил равновесие и продолжал мчаться дальше. Под звук следующего выстрела Джастин выехал на прогалину и продолжал гнать своего коня что есть мочи. Через несколько секунд они добрались наконец до вершины холма и исчезли за ней.

Джастин потерял много крови и уже чувствовал головокружение. Он не был уверен, что сможет надолго сохранить сознание. Стиснув зубы, он вцепился в холку мерина, ослабил поводья и позволил лошади самой выбирать путь. Стук копыт и мучительная боль в плече было последним, что ему запомнилось, до того как он услышал крик Эриел. Он увидел, что она плачет, когда собрал последние силы, чтобы открыть глаза, и в его затуманенном мозгу всплыла мысль о том, что каким-то образом он снова причинил ей боль.