Текст книги "Лазурь на его пальцах (ЛП)"

Автор книги: Кэрри Лонсдейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Даже если прикинуть вчерне, ремонт здесь обойдется в копеечку: затраты на строительные работы, лицензию, страховку, на закупку мебели, найм персонала, плюс расходы на твою собственную жизнь…

– Расслабься, – перебила я подругу и стала успокаивающе поглаживать ей плечи. – Не надо так волноваться. Я буду благоразумно вести свое хозяйство.

– Вот и хорошо. Начать можешь с меня. Как я и обещала, денег я за свою работу не возьму, а еще привлеку свои связи, чтобы минимизировать твои расходы.

– Но что-то я тебе все равно должна заплатить.

Надя тихонько хихикнула.

– А я и не говорила, детка, что стану работать задарма! – Она расплылась в улыбке.

– Даже боюсь уточнять… – пробормотала я.

Подвинувшись на стуле, Надя торжественно воздела ладонь:

– Хочу всю оставшуюся жизнь получать у тебя бесплатный кофе, а еще твое фирменное лимонное печенье.

Я от души рассмеялась и пожала ей руку:

– Заметано! Так что, надолго затянется ремонт, как думаешь?

Она сложила губы бантиком, задумчиво помычала.

– Ну, если очень повезет, ты сможешь открыть заведение месяцев через восемь.

Я аж присвистнула.

– Ничего себе, как долго! – Мне не терпелось поскорее сделать первые шаги.

Сама того не сознавая, я опять взглянула на часы. Заметив это, Кристен легонько ткнула меня локтем и постучала пальцем по циферблату:

– Куда-то собираешься?

– Нет, – качнула я головой, – я просто кое-кого жду.

– И кого?

– Яна, – ответила я, запылав румянцем.

Накануне Коллинз вернулся из поездки и сегодня утром мне позвонил. Я предложила ему встретиться здесь – так сказать, на нейтральной территории. После двух недель долгих и тяжких раздумий я так и не сумела понять: чего я, собственно, хочу от Яна? Хотя было совершенно очевидно, что сам он надеется добиться от меня гораздо большего, чем просто дружба.

Кристен просияла, словно не замечая всей сумятицы моих чувств.

– Скоро сюда приедет Ян, – сообщила она моему отцу и Наде.

Папа, прищурившись, посмотрел на меня. А Надя, поднявшись, расцвела в улыбке:

– Подозреваю, это тонкий намек, что нам пора уходить.

* * *

Когда в кафе приехал Ян – вскоре после того, как все ушли, – я занималась тем, что обмеряла прилавок с кассовой стойкой. Войдя, он энергично отряхнул волосы и куртку, порядком забрызгав пол.

– Ничего себе! Там ужас что творится! – Он резко выдохнул и, посмотрев на меня, улыбнулся: – Привет, Эймс!

Мое сердце заколотилось в бешеном ритме. Выглядел он довольно неплохо. Даже очень неплохо – хоть и напоминал сейчас этакого мокрого матерого псину.

– Ты весь промок, – протянула я руку к его куртке. – Давай-ка сюда.

– Ага, спасибо, – высвободился из нее Ян. – От самого дома бегом бежал.

– И где ты живешь? – спросила я, вешая куртку на спинку стула.

– В семи кварталах отсюда, – ткнул он пальцем в противоположном направлении от моего дома. – Так что, можно считать, соседи.

Я весело рассмеялась:

– Ну да, соседи – всего-то за полмили! Ну, как прошла поездка?

– Классно! Я сделал несколько просто потрясающих снимков. – Ян осторожно поставил на стол рядом со мной мокрый от дождя крафтовый пакет, подальше от разложенных мною листков, на которых я еще несколько минут назад представляла Наде свои задумки. Он очень старался ничего не намочить.

– Кстати, я оказался прав. – Он мягко коснулся моего плеча.

– Насчет чего?

– Я и правда по тебе скучал.

Я удивленно взглянул на него, а он довольно усмехнулся. Потом огляделся вокруг:

– Значит, ты все-таки арендовала у Джо его бывшую кафешку?

– М-м… да… арендовала… – запинаясь, ответила я, мысленно зависнув на фразе «я по тебе скучал».

– Мечтаю увидеть, что ты из всего этого сотворишь. – Он постучал костяшками пальцев по пластмассовому столику. – Уже подобрала себе хорошую кофеварку для эспрессо?

С того дня, как Ян уехал в путешествие, я едва успела разобраться со своими бизнес-планами. Сложив на груди руки, я прислонилась бедром к краю стойки.

– Еще нет. А что?

Он быстро скопировал мою позу, только одну руку приложил к сердцу.

– Счел бы за честь рекомендовать пару достойных брендов.

Я ехидно улыбнулась.

– С чего это ты возомнил себя таким знатоком? – искренне поинтересовалась я, несмотря на его откровенно игривый тон. Ведь, кроме его искусства фотографии и того, что он много путешествовал, я ничегошеньки не знала об этом человеке.

– Я, видишь ли, окончив колледж, несколько месяцев провел в Провансе. Встречался тогда с одной девушкой… бариста, и она научила меня… – Он вдруг запнулся и залился краской. Я выгнула бровь, ожидая продолжения, и уголки рта у Яна смешливо дрогнули: – В общем, много чему научила.

– Да уж не сомневаюсь, – сощурилась я.

Ян сразу выпрямился.

– Ну-ну, не будь такой ревнивой, – слегка пожурил он, и мое лицо вспыхнуло поярче, чем у него. – Иди-ка лучше сюда, я тут кое-что принес.

Смяв принесенный крафтовый пакет, он вытащил из него большущую бутылку.

– Что это? – спросила я.

– Сидр.

– Ты принес мне сок?

– Ага, сок… для взрослых деток. Это крепкий сидр. Всю поездку, можно сказать, только на этом и жил. – Он похлопал ладонями по карманам, словно что-то ища. Потом обшарил висевшую на стуле куртку, залез в боковые карманы – и наконец выудил оттуда два стаканчика.

– Никогда еще не пила шотов из сидра.

Ян театрально закатил глаза.

– Ну, не обязательно же заглатывать залпом – можешь и потягивать. Эти стопки я прихватил только потому, что они помещались в кармане.

Штопором, извлеченным из другого кармана куртки, Коллинз выдернул из бутылки пробку и наполнил сидром стопки.

– Обычно этот напиток употребляется неохлажденным. Но сейчас на улице довольно холодно, так что наверное, сидр охладился. Но все равно, думаю, будет вкусно. – Он вручил мне стопку.

Я понюхала содержимое. В голове у меня тут же нарисовались свежий яблочный пирог, изысканный фруктовый тарт.

– Киа-ора! – произнес Ян, приподняв свою стопку.

– Киа что?

– Это приветствие на языке маори – это коренное население Новой Зеландии. Переводится примерно так: «Доброго здравия». Но лично я предпочитаю вариант: «Вздрогнем!»

– Вздрогнем! – повторила я и отпила немного сидра. У него оказался легкий фруктовый вкус сухого вина, совершенно восхитительный.

Ян уселся на стул, где висела его куртка, а я опустилась на другой, напротив. Он вытянул под столом ноги и подался назад, слегка задев ботинками мои лодыжки. Это мимолетное прикосновение тотчас же откликнулось в моем теле, проняв до костей. Коллинз между тем внимательно, не отрываясь, меня разглядывал.

Я поерзала на стуле, почувствовав себя неуютно.

– Тебе мама никогда не объясняла, что нехорошо так пялиться?

На краткий миг его взгляд потускнел, но тут же вновь засветился интересом.

– Если я не буду пялиться, то так и не смогу понять, почему сегодня ты мне кажешься еще привлекательней и необычней?

Загорелая кожа в уголках его глаз подернулась тонкими насмешливыми морщинками. Он пытался напустить на себя этакую легкую непринужденность общения, однако видно было, что его все же что-то тяготит.

Я облизнула губы и оперлась локтями об стол, обхватив пальцами стопку с сидром.

– Скажи, тебе случалось терять очень близкого для тебя человека? – спросила я уже серьезно.

Он сразу изменился в лице.

– Да, случалось.

Мало того, что мне не очень-то хотелось посвящать кого-то в свое общение с Лэйси, я еще и не решила для себя, стоит ли посвящать Яна в нашу с Джеймсом историю. Я похоронила своего жениха и до сих пор о нем скорбела. Я буквально изнывала по нему, и эта тоска лишь подпитывала семена сомнения, посеянные Лэйси. И до тех пор, пока эти сомнения меня не покинут, я считала просто нечестным по отношению к Яну делать вид, будто я желаю от него чего-то большего, чем дружба.

– Когда мы впервые с тобой встретились… – начала я, тщательно обдумывая свои слова. Я не хотела вызвать у Яна жалость, но мне было необходимо, чтобы он понял мое душевное состояние. – Ты спрашивал, помолвлена ли я. Так вот – да, помолвлена, причем уже почти что год. Мой жених погиб в мае. Если точнее, он поехал рыбачить в Мексику и там пропал без вести. Его тело нашли спустя некоторое время, и в день нашей предполагавшейся свадьбы я была на его похоронах. Это было в июле. – Одним глотком я прикончила оставшийся сидр, утерла губы тыльной стороной ладони и с иронией заметила: – Похоже, я все-таки пью сидр залпом.

Долгое мгновение Ян ошарашенно смотрел на меня, словно весь оцепенев. Наконец он резко качнул головой, словно оправляясь от шока.

– Черт, Эйми… Прости, пожалуйста! – Он обхватил мои ладони и стал утешающе поглаживать их.

– Я так и не увидела его тела. У меня не было возможности попрощаться с ним.

Ян пробормотал что-то малопонятное и сильнее сжал мои ладони. Не окажись между нами стола, он бы точно привлек меня к своей груди, заключив в могучие, спасительные объятия.

Какое-то время я молча смотрела на наши переплетенные пальцы. Руки его были сильные и теплые, ласковые поглаживания его больших пальцев и впрямь действовали умиротворяюще. В моей душе вдруг загорелась глубокая жажда дружеского единения, и по всему телу, по рукам и ногам стало расходиться живое тепло. Я подняла глаза, встретившись с ним взглядом, – и увидела в глазах Яна нечто, дарящее надежду. И в этот самый миг – с оглушительным щелчком, раздавшимся в моем сознании, – весь мой безумный, разваливающийся, опрокинутый с ног на голову мир вдруг разом воцарился на место.

– Могу лишь сказать, что ты станешь мне чудесным другом, Ян.

Он поперхнулся.

– Другом?.. – Его лицо казалось разочарованным.

– Прости. Видишь ли… – Я осторожно высвободила из его рук свои ладони и положила их на колени. – Я никогда и ни с кем больше не встречалась. Мы всегда были вместе – я и Джеймс.

– Джеймс? Ах, да… Твой жених. – Ян оперся локтем на стол и задумчиво потер ладонью щеку и подбородок с едва проклюнувшейся щетиной.

– Ты боишься оказаться наедине с кем-то другим? – тихо спросил он.

– Нет, не боюсь.

Ян вскинул бровь.

– Ну, может, совсем немного, – поправилась я. – Просто я не готова к серьезным отношениям. Еще не время.

К тому же сейчас мне надо было думать о своей будущей кофейне. И о Джеймсе. Еще года не прошло, как его погребли – если там, в земле, действительно лежало его тело. В том-то и была вся загвоздка. Из-за этого неведения я не могла заставить себя перестать цепляться за все то, что когда-то нас объединяло.

– Мои родители считают, что я была слишком зависима от Джеймса, – помолчав, добавила я.

Ян насмешливо фыркнул.

– Знаешь, то, что задумала открыть свое кафе, – он махнул рукой, обводя ладонью обшарпанное помещение, – как-то не вяжется с образом зависимой женщины. Скорее говорит о человеке, решительно нацеленном сделать в своей жизни нечто значимое.

Мои губы тронула невольная улыбка.

Ян вновь наполнил мою стопку сидром и поднял свою:

– Я предлагаю соглашение. Я готов выпить за то, чтобы мы стали с тобой добрыми друзьями, если ты обещаешь, что непременно дашь мне знать, как только тебе захочется, чтобы между нами было нечто большее.

Я изумленно посмотрела на него и, откинув назад голову, рассмеялась, искренне забавляясь столь взвешенным предложением.

Ну, что ж, почему бы и нет, в самом деле!

– Ты просто нечто! – усмехнулась я.

– Да ладно, – помотал он головой. – Всего лишь оптимист.

– Годится, – подняла я свою стопку. – Пьем за соглашение.

Глава 12

В то лето, когда мне предстояло пойти в старшую школу, Джеймса я знала уже целых шесть лет и уже не хотела оставаться с ним просто друзьями. Я страстно желала более серьезных отношений.

Мои мысли вовсе не представляли собой внезапной переориентации – скорее на протяжении всего последнего года во мне шла медленная, едва уловимая перемена. В точности, как бабочка неторопливо, потихоньку расправляет крылышки, осторожно выбираясь из кокона, чтобы пуститься в свой первый полет. Я начала вдруг замечать в Джеймсе такие вещи, на которые прежде вообще не обращала внимания. К примеру, его запах. От него не несло потным духом раздевалки спортзала, как от других парней из нашей школы. Приятный, какой-то особенный аромат его одеколона меня буквально завораживал, и все внутри словно переворачивалось. Когда Джеймс оказывался совсем рядом, я просто не могла им надышаться. У меня голова шла кругом! Я чувствовала себя словно в каком-то дурмане. Несколько раз заметив это за собой, я даже запретила себе прижиматься носом к его груди. Опасалась, что он надо мной посмеется или оттолкнет.

Однако, несмотря на свое тайное смятение и стыд, я все равно знала Джеймса лучше, чем кто-либо другой. И его нескончаемая тяга к живописи, и вечное давление родителей, силой направляющих сына на ту карьерную стезю, которой он для себя не желал, и его отчаяние из-за невозможности показать свои творения кому-либо, даже посторонним – иначе об этом узнают дома и не позволят ему со мною видеться, – все это в итоге сложило в моей душе совершенно пьянящую комбинацию. Я безоглядно, по уши влюбилась в своего лучшего друга и все время по нему тосковала.

У него уже начались футбольные тренировки, а кроме того, он был занят и разными другими делами, поэтому у него всегда не хватало времени. В то лето мы с ним виделись не так уж часто, но вот однажды, августовским днем, он неожиданно зашел ко мне. Я пекла тогда печенье к дню рождения Кристен и только-только вытащила из духовки противень с готовой порцией. Выпрямившись и обернувшись, я обнаружила, что Джеймс тихонько наблюдает за мною, прислонившись к дверному косяку.

Одет он был в синевато-серые брюки и парадную белую рубашку с расстегнутым воротничком. Такой наряд больше был бы уместен для субботнего похода в церковь, а не для обычного знойного четверга. И уж однозначно не подходил для футбольной тренировки.

В свои шестнадцать Джеймс вовсе не был худым и долговязым, как многие мальчишки его лет. За годы занятий футболом его фигура обрела отличную форму. Непослушные, выцветшие на солнце кудри небрежно падали на темную загорелую кожу лица и шеи.

Джеймс решительно провел рукой по волосам. Он явно что-то задумал.

– Как ты тут оказался? – спросила я, удивившись его внезапному появлению в нашем доме. Хотя чему тут было удивляться? Благодаря папе, которому надоело каждый раз, когда ко мне являлся Джеймс, открывать ему дверь (а вплоть до этого лета он заглядывал ко мне по несколько раз на дню), у того появился собственный ключ. – Разве у тебя сегодня нет футбола?

Джеймс пожал плечами:

– Решил устроить себе выходной.

У меня аж брови поползли на лоб:

– И твоих родителей это совершенно не волнует?

Громко фыркнув, Джеймс опустил голову и посмотрел на меня широко раскрытыми, невинными глазами, отчего на лбу у него протянулась тоненькая складка. Его родители определенно не знали, что он сейчас у меня.

– Отец сегодня допоздна работает, а у мамы благотворительное мероприятие, – объяснил он.

– То есть ты у нас сегодня прогульщик? – усмехнулась я, ставя противень на гранитную столешницу.

Вместо ответа Джеймс одарил меня ослепительной, во все лицо, улыбкой, от которой у меня сжалось сердце. Вспыхнув, я наклонила лицо, надеясь скрыть от него непрошеный румянец, и деловито занялась печеньем, перекладывая его на решетку охлаждаться.

– Пришел порисовать? – спросила я, услышав, как он подошел сзади.

– И увидеться с тобой.

Я невольно расплылась в широкой радостной улыбке.

Джеймс между тем привалился бочком к столу и стащил печенье. Я мигом сцапала его за запястье. Печенье зависло в каком-то дюйме от его рта. Джеймс удивленно вскинул брови, я же сердито сощурилась:

– Это для Кристен. У нее день рождения.

Он быстро сунул печенье в рот.

– Джеймс… – с укором начала я, но тут мой взгляд опустился к его губам, и мысли сразу приняли иное направление.

– Все, больше ни одного не дам, – предупредила я. Предоставь ему такую возможность, Джеймс, не моргнув глазом, слопал бы весь противень, и вовсе не по причине своего здорового спортивного аппетита. – Мне уже некогда печь новую партию.

– Ну, еще одно, – выпятил он нижнюю губу, словно надувшись.

– Ладно, – вздохнула я, не в силах ему отказать, и сунула ему в рот печенье.

Джеймс, жуя, довольно промычал.

– А чего это ты сегодня так вырядился? – кивнула я на его одежду.

– Что, я разве плохо одет? – с вызовом посмотрел он на меня.

– Нет-нет! Ты красив… То есть одежда на тебе красивая, вот, – запинаясь, объяснила я. Нарядился он явно по какому-то случаю. – И куда ты сегодня собрался?

– В смысле – где я сегодня был? – Джеймс опустил голову, обозревая свой наряд, как будто успел забыть, что на нем надето. Выражение его лица вдруг изменилось. – Это последняя матушкина затея по подготовке нас к будущей жизни со всевозможными заседаниями и зваными ужинами, – недовольно проворчал он.

Я потерла ладони друг о друга, стряхивая приставшие сдобные крошки.

– И что она на этот раз придумала для вас с Томасом?

Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– Какая ты симпатичная в этом фартуке, – потянул он за оборочку. – Откуда он у тебя?

– Ты не ответил на вопрос. – А еще Джеймс смутил меня, и я поскорее отвела его руку в сторону.

– Ты тоже.

Он перехватил мою кисть, мгновенно переплетя наши пальцы.

Я резко вздохнула. Мы одновременно опустили головы, поглядев на наши сцепленные вместе руки, и тут же вскинули лица, встретившись глазами. Его карие глаза засияли удивлением, и в следующий миг на губах заиграла дьявольская улыбка. Он приподнял наши руки, сгибая их в локте, а свободной ладонью обхватил меня за талию, властно притянув к себе.

От этого внезапного, столь тесного соприкосновения я невольно ахнула. Еще никогда я не оказывалась к нему так близко.

– Что ты делаешь?!

– Показываю.

– Что показываешь? – прошептала я, задрав голову к потолку.

– То, чему я научился, – с усмешкой ответил Джеймс. – Повторяй за мной. И прислушивайся к моему счету, – мурлыкнул он мне на ухо.

Он шагнул вперед, подтолкнул меня грудью и заставил отступить назад. Я споткнулась, и он обхватил меня крепче. Коснулся подбородком моей головы.

У меня все тело словно сжалось, стало неподатливым.

Джеймс уткнулся в мои волосы и усмехнулся:

– Что ты такая напряженная? Это же всего лишь я.

Ну да, всего лишь Джеймс. Причем Джеймс, держащий меня в объятиях. Сквозь свою легкую майку и его нарядную рубашку я ощутила жар его кожи и поморщилась. Это наблюдение ни чуточки не уняло мое неискушенное и в то же время бурное воображение. Впрочем, как я могла заметить, его сердце колотилось так же быстро, как и мое.

Мы медленно двинулись по кругу, и Джеймс начал считать. Несколько раз мы оступались, отдавливали друг другу носки, но наконец Джеймсу удалось размеренно вести нас в танце по кухне. Мы по-настоящему танцевали. Не скакали друг перед другом, как на школьных дискотеках – а танцевали красиво и элегантно, по-взрослому.

– Ты, значит, берешь уроки танцев?

– Угу, – тихо промычал мне в волосы Джеймс, отчего у меня по телу, до самых пальцев ног, прокатилась дрожь. – Сейчас мы с тобой танцуем вальс.

Я чуть отстранилась назад, посмотрев на него, и в то же время не забывая правильно переступать ногами.

– А к чему на деловых встречах и ужинах нужно уметь танцевать вальс?

– Для ведения переговоров, – скосил он на меня раздраженный взгляд. – По-видимому, матушка желает, чтобы мы всегда и во всем были на высоте, где бы нам ни довелось проводить сделки.

Воображение живо нарисовало мне Джеймса в деловом костюме, танцующим с красивой женщиной в узенькой юбке-дудочке и белой шелковой блузке.

– А ты что, на работе собираешься танцевать?

Я даже представить не могла, чтобы кто-то танцевал, договариваясь о заказах.

Джеймс откинул голову и рассмеялся.

– Нет, конечно же, чудачка! Чудачка ты моя! – повторил он снова, уткнувшись в мои волосы и поцеловал в макушку, отчего у меня по всему телу пронеслись искорки томления. Он назвал меня «своей».

– Папа после работы посещает массу званых вечеринок и некоторые сделки заключает как раз там.

Деятельность его родителей в «Донато Энтерпрайзес» настолько отличалась от работы моих мамы с папой в ресторане! Я хорошо представляла гламурную жизнь Донато-старших. Дамы в длинных вечерних платьях и мужчины в смокингах, потягивающие из хрустальных бокалов шампанское под оркестр из двух десятков инструментов.

Джеймс плавно провел нас вокруг кухонного островка, вернув меня к ароматному облаку свежеиспеченного печенья, а мои мысли – к впервые испытанному ощущению его телесной близости.

– Что ж, у тебя очень хорошо получается, – заметила я.

Так же, как и все прочее, за что бы он ни брался – начиная с его удивительно точной игры на футбольном поле и заканчивая техникой живописи, которую он освоил самостоятельно. Его написанные акриловой краской холсты были просто потрясающими.

– Это все благодаря тебе, – польстил мне Джеймс и добавил: – Ты очень быстро учишься.

От его дыхания волосы на моей макушке тихонько трепыхались. Мы танцевали совсем близко друг от друга, и от этого, так же легко и плавно, как он вел меня под свое размеренное «раз-два-три», мне в голову скользнула одна мысль.

– А ты когда-нибудь танцевал так же близко с девочками из своего класса? – почти шепотом спросила я.

Довольно долго Джеймс молчал. Я опустила голову, чувствуя себя очень глупо и неловко, от того, что задаю такие вопросы. Однако при мысли, что он мог вот так же обнимать и других девушек, мне становилось нехорошо.

Когда это я начала столь ревниво интересоваться, где и с кем он проводит время?

С тех пор, как он признался, что я его лучший в мире друг? Или с тех пор, как он обнял меня, прижав к себе, когда я плакала из-за Роксанны Ливингстон, которая стащила из спортивной раздевалки мое белье и стала запускать его, как из пращи, к потолку, где оно зацепилось за пожарный спринклер и осталось висеть на обозрении у всей школы. Джеймс тогда порывался пойти и выбить дурь из этой Роксанны – мне же хотелось лишь, чтобы он как можно дольше оставался рядом, и я боялась ему в этом признаться.

– Нет, – наконец ответил Джеймс. – Так не танцевал. С тобой – это совсем другое дело.

Я вскинула голову. Лицо его было совершенно серьезным.

– С того дня, как я начал брать уроки танцев, я мечтал танцевать только с тобой.

«Правда?» – дрогнуло у меня в груди.

Джеймс немного сбавил темп, и некоторое время мы просто покачивались из стороны в сторону, пока наконец не остановились.

– И я еще кое-что мечтал сделать.

– Что же?

– Поцеловать тебя.

И он немедленно осуществил свое желание. От неожиданности я округлила глаза, вцепилась пальцами в его плечо. Наши губы соприкоснулись раз, потом другой, третий. Затем он провел языком по линии смыкания губ, и я невольно вздохнула. Тогда он проник языком внутрь и вскоре отстранился, а у меня все никак не укладывался в голове тот факт, что Джеймс меня целует.

Я изумленно вытаращила на него глаза.

– Здравствуй, – смущенно улыбнулся он.

– Э-э… здравствуй, – моргнув, отозвалась я.

Глядя на меня, Джеймс склонил голову набок, настороженно спросил:

– Ты в порядке?

– Хм… да… Кажется, да.

– Тебе кажется? – как-то нервно усмехнулся он.

Я коснулась языком своих губ. Они мелко дрожали. И вся я дрожала и трепетала от этих новых, чудесных, поистине феерических впечатлений. Я чувствовала себя, словно бабочка, предпринявшая свой первый в жизни полет.

– Почему ты меня поцеловал? – зачем-то спросила я.

– А ты не знаешь? – спросил он, и я помотала головой.

Ну да, он говорил, что я его лучший друг – но только и всего. Всего лишь друг.

– Ты мой лучший друг, Эйми, – эхом повторил Джеймс мои мысли. От разочарования у меня сразу поникли плечи, и он провел пальцем по моему подбородку, приподняв мое лицо. – На самом деле, ты для меня значишь гораздо больше. – Голос его стал тише, в нем появились нотки робости: – Я уже говорил тебе, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо на свете. И я по-настоящему влюблен в тебя.

– О-о… – выдохнула я, округлив губы.

Тут лицо Джеймса просияло широкой улыбкой, лучезарнее и ярче августовского солнца, и он обхватил меня медвежьими объятиями, оторвав от пола.

– Господи, как же я рад, что мы снова с тобой в одной школе! Теперь мы сможем видеться гораздо чаще.

– То есть до этого мы с тобой недостаточно часто виделись? – съязвила я.

– Этим летом – нет. – Он опустил меня на ноги, однако объятий не разжал. – Слушай, ты же снова сможешь передавать мне записочки на переменах.

Мои щеки залились пунцовым румянцем.

– Мне нравились твои записки. Я по ним уже соскучился.

Я смущенно улыбнулась:

– Ну, тогда я, пожалуй, напишу тебе еще.

Джеймс наконец отпустил меня и сунул в рот еще одно печенье.

– А ну! Хватит есть печенье Кристен!

– А ты не делай его таким вкусным. – Тут он внезапно обхватил ладонями мое лицо. Не ожидая от него такого, я шумно втянула воздух. Джеймс вперился в меня восхищенным взглядом. – Бог ты мой, твои глаза вблизи еще прекраснее. Они такие голубые! Прям как Карибское море! Можно я снова тебя поцелую?

– Да, если хочешь, – едва слышно произнесла я.

Ощущение от поцелуя было для меня настолько ново, и мне не терпелось испытать это еще раз. Затаившаяся было внутри меня бабочка опять взмахнула крылышками, готовясь совершить новый полет. Джеймс широко улыбнулся, я улыбнулась в ответ, и, счастливо рассмеявшись, мы поцеловались.

– А тебе точно не влетит, что ты здесь? – спросила я через какое-то время, подумав, как недовольны будут его родители, узнав, что он пропустил футбольную тренировку.

– За меня не беспокойся. Они ничего не узнают. Я успею вернуться до их прихода. – И, чтобы меня успокоить, он чмокнул меня в нос.

Тут затрезвонил домашний телефон, и я вмиг отскочила от Джеймса.

– Это всего лишь телефон, Эйми, – рассмеялся он. – Не бойся, твои родители нас не застукали.

– Ха-ха, очень смешно, – огрызнулась я. Щеки у меня горели ярче, чем уголь в раскаленной топке.

Я сняла трубку, глядя, как Джеймс закатывает рукава и опорожняет карманы, выкладывая на стол содержимое: бумажник, какую-то квитанцию, монеты, ключи от «БМВ-323-CI», который подарили ему родители на шестнадцатилетие. Потом он прошел на веранду, где в уголке располагалась его маленькая художественная студия. Не отрывая глаз от Джеймса, я слушала Томаса, оказавшегося на другом конце линии, и по мере того, как он говорил, улыбка моя все более тускнела. Когда Томас закончил, я повесила трубку – и обнаружила, что Джеймс внимательно за мною наблюдает.

– Все в порядке? – насторожился он.

– Тебе надо идти. Твоя мама уже едет домой, и с ней Фил.

Джеймс тихо выругался. Со своим двоюродным братцем он по-прежнему не ладил. Однажды он застал Фила, который рыскал по его письменному столу. Я знала, что все подаренные мною открытки и разные безделушки Джеймс хранит в нижнем ящике. А еще он хранил все мои записочки и письма. Неужели Фил их прочитал? Этого Джеймс утверждать не мог, однако заметил, что исчезла наша с ним фотография. На снимке мы ели фруктовый лед на палочках, и Джеймс невзначай приобнял меня за плечи. Мне было тогда двенадцать, и я надела свое первое в жизни бикини, которое уговорила маму купить при условии, что папа никогда меня в нем не увидит. Лицезреть свою маленькую дочурку, прикрытую этими куцыми лоскутками, было бы для него чересчур. А потому, когда мама Кристен отдала мне для альбома эту фотографию, я тут же подарила ее Джеймсу. Мне не хотелось, чтобы этот снимок нашел папа – но теперь, когда я боялась, что фото стащил Фил, прежние страхи уже казались пустяком.

Джеймс оглянулся на кухню, задумчиво потирая кисти рук.

– Похоже, мне надо идти.

– Джеймс, твой отец…

Он напряженно посмотрел на меня:

– Что?

– Он уже дома и спрашивает, где ты.

Кровь отхлынула от его лица.

– Джеймс?

– Все, убегаю. Потом тебе позвоню.

Он схватил со стола ключи и устремился на выход.

– Джеймс, бумажник!

Хлопнула входная дверь. Я схватила его бумажник, в котором хранилось водительское удостоверение. Если Джеймс собирается поехать куда-нибудь дальше, чем к себе домой, за пару кварталов от меня, оно ему ой как пригодится.

Когда я выскочила на крыльцо, его «БМВ» уже сворачивал за угол. Я бегом припустила к дому Джеймса, рассчитывая перехватить его до того, как он зайдет внутрь, и примчалась, когда тот уже шел по аллее, ведущей к крыльцу.

– Джеймс! – отдуваясь от бега, окликнула я.

Он резко обернулся и изумленно уставился на меня, увидев, как я остановилась на тротуаре возле его машины. Я согнулась, опершись руками в колени и пытаясь отдышаться. Подняв голову, протянула к нему руку:

– Твой кошелек.

Джеймс заморгал, машинально похлопав по задним карманам брюк. Потом подошел и забрал у меня бумажник.

– Спасибо, – сказал он, внимательно всматриваясь куда-то за моей спиной.

Я глянула через плечо и увидела миссис Донато, въезжающую на подъездную дорожку. На переднем пассажирском сиденье, вперившись в меня взглядом, сидел Фил.

– Иди домой, Эйми, – бросил Джеймс.

Я повернулась. На крыльце уже стоял Эдгар Донато, сжавший губы в тонкую сердитую линию. В ожидании Джеймса он держал дверь открытой.

Джеймс обернулся через плечо.

– Иди домой, – снова сказал он мне, на этот раз довольно резко. – Прошу тебя, – добавил Джеймс, увидев, что я даже не тронулась с места. Мой взгляд перескакивал с него на мистера Донато и обратно.

Лицо Джеймса смягчилось. Он обхватил ладонями мои щеки, мягко провел большими пальцами по скулам:

– Все будет хорошо. Иди домой. Я тебе вечером позвоню.

– Ладно.

Я проводила его взглядом, когда он заходил в дом – гордо выпрямившись и расправив плечи. Эдгар вскользь взглянул на меня и проследовал за ним в дверь, на ходу вытягивая из брюк ремень.

Припомнив, как Джеймс рассказывал мне о том, какие следы были после порки у Томаса, я невольно ахнула: «Бедный Джеймс!»

– Привет, Эйми!

Меня словно подбросило. С тревогой я обернулась на Фила, которого отделяла от меня лишь бровка тротуара.

– Давненько не виделись, – осклабился он.

Его широкая улыбка немного успокоила меня, теперь я не так беспокоилась о Джеймсе. После нашего знакомства мы не виделись пять лет, и он порядком изменился. Вообще, мне казалось очень странным, что мы с ним с тех пор не встречались, учитывая, что он часто навещал свою тетушку.

Фигура Фила была по-прежнему выше и худощавее, нежели у Томаса и Джеймса. Шитые явно на заказ строгие брюки и белая сорочка добавляли к его девятнадцати лишние пару-тройку лет. Выглядел он в целом благородно и напыщенно. Он казался намного старше меня – и совсем не моего круга. Мне был совершенно чужд тот мир, в котором обитало семейство Донато – с его дорогущими одеждами и автомобилями, со зваными ужинами и официальными приемами. Люди вроде меня видели подобный стиль жизни разве что по телевизору. Мне все это казалось пугающим. И сам Фил тоже внушал мне страх.