Текст книги "Лазурь на его пальцах (ЛП)"

Автор книги: Кэрри Лонсдейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Иди-ка ты домой, Эйми.

– И что я там буду делать? – огрызнулась я, швырнув полотенце на кухонную стойку.

Отец промолчал, наблюдая, как я раскатываю тесто и формирую небольшие буханочки, а потом выкладываю их на металлический поднос. Наконец я сунула поднос с будущими хлебцами в шкаф на колесиках и откатила в сторону на расстойку.

В этот момент в кухню вошла мама с двумя крафтовыми продуктовыми пакетами. Ее коротко подстриженные, с сильной проседью волосы стояли, как у девчонки, торчком, открывая взору серебряные серьги, спиральками свисавшие с мочек уха. Быстро скосив на папу глаза, она приветливо улыбнулась мне:

– Увидела там твою машину. Чего это ты приехала?

– Чтобы печь хлеб. То есть делать то, чем я обычно и занимаюсь каждое утро пять дней в неделю, – ответила я настолько едким тоном, что даже саму покоробило.

– Я уже предложил ей отправиться домой, – вставил отец.

– Он прав, детка. Тебе бы надо отдохнуть.

– Мне нужно работать, – отозвалась я, с чувством схватив деревянную ложку, – а вам нужна моя помощь. И всем нам и к сегодняшнему ланчу, и к ужину понадобится свежий хлеб.

Родители переглянулись.

– Что? – насторожилась я.

– Я уже позвонила Марджи. – И мама одарила меня широкой улыбкой, обнажившей красивые ровные зубы.

К помощи Марджи она прибегала лишь в экстренных случаях – когда я, к примеру, сообщала, что заболела, или когда у нас кто-то заказывал полномасштабный банкет. Марджи держала небольшую пекарню за углом, обеспечивавшую выпечкой многие заведения в округе.

Я глубоко вдохнула – и тут же ощутила теплый, влажноватый запах свежевыпеченного хлеба. Хлеба, которого еще не испекла. Прищурившись, я с подозрением взглянула на принесенные матерью бумажные пакеты.

«Пекарня Марджи. Свежий домашний хлеб».

– Но наши клиенты любят именно мой хлеб, – возмутилась я. – И вы не смеете его подменять. Или заменять меня Марджи.

– Мы вовсе тебя не заменяем… – пробормотал отец.

Раздраженно фыркнув, я хлопнула ложкой по бедру. Последнее я вовсе не хотела произносить вслух.

Мама тут же кинулась ко мне.

– Ничего подобного, Эйми. С Марджи мы договорились, потому что думали, что тебе понадобится небольшой перерыв.

– Мне не нужно никаких перерывов.

Но мама решительно сжала губы, и я лишь жалобно спросила:

– И долго она здесь будет?

Они снова переглянулись, и мать, поглаживая мою руку, ответила:

– Сколько тебе понадобится.

– Нас тут ожидают кое-какие перемены… – проговорил отец.

– Не сейчас, Хью, – оборвала его мама.

– Какие еще перемены? – Я вопросительно взглянула на отца, но тот лишь поскреб пальцами щеку и уставился в пол. – Что вы мне не договариваете?

– Ничего, милая, – попыталась отмахнуться мать.

– Скажи ей, Кэти. Рано или поздно она все равно об этом узнает.

Родители вновь переглянулись.

– Мы с твоим папой решили отойти от дел.

Я стиснула ладонью ложку.

– Как? Уже? – Я недовольно на них посмотрела. – Какого черта?! Почему именно сейчас? Я только что похоронила Джеймса. Я еще не готова выкупить «Козла». И я не сумею вести здесь дела в одиночку.

– Тебе и не придется, Эйми. Мы уже договорились продать ресторан, – сказал отец.

Ложка грохнула по столу.

– Что вы сделали?!

Простонав, мама с виноватой улыбкой посмотрела на меня.

– Сделка состоится через девяносто дней, – добавил папа.

Мама даже шлепнула себя ладонью по лбу:

– Хью!

– А что я сказал?

– А есть еще хоть что-то, чего ты не сказал? Мы же договорились обо всем рассказывать ей постепенно.

Я быстро переводила взгляд с одного родителя на другого, ожидая, когда кто-то из них в итоге признается, что это лишь шутка. Наконец оба они с виновато-озабоченными лицами снова посмотрели на меня.

– Но почему вы не обсудили это со мной? – возмутилась я.

Мама вздохнула.

– Ты же знаешь, наш бизнес уже довольно долго с трудом держался на плаву. Тут появился покупатель и предложил выкупить у нас ресторан. У него большие планы на это заведение.

– У меня тоже на него были большие планы. Почему же… Ч-черт! – Я с досадой потерла пальцами виски. – Почему вы не дали его выкупить мне?

– Чтобы ты потом разбиралась с нашими долгами? – Мама покачала головой. – Мы не могли так с тобою поступить.

– Неужели все было бы так плохо? Глядишь, я бы и справилась?

Тут же завертелись водоворотом мысли. У меня было совсем не много собственных сбережений, а единственный счет, которым владели мы с Джеймсом, использовался на выплаты по ипотеке и коммунальные расходы. Поступления от Джеймса на этот счет прекратились, едва он был объявлен погибшим. Все его средства с личных счетов перешли Томасу, который и передал их мне, вручив на похоронах брата чек. Но этот чек я никак не могла пустить в дело: я не считала эти деньги своими, чтобы на что-то их потратить.

Может, я могла бы перекредитоваться со своим домом? Или вообще продать его и на какое-то время снова съехаться с родителями?

– «Козел» слишком уж погряз в долгах, его практически невозможно удержать на плаву. – Отцовское признание моментально остановило кружение моих мыслей. Папа поник головой, глубоко вздохнул. Мне показалось, он просто расстроен, однако, когда отец поднял лицо, я поняла, что его мучает стыд. – Тебе, чтобы хотя бы просто печь хлеб, пришлось бы выскребать последние пенни на муку. Знаешь, меньше всего на свете нам с твоей матушкой хотелось бы узнать, что ты объявишь себя банкротом.

– Банкротом?! – изумилась я.

Мама кивнула, ее глаза заблестели от слез.

– Мы уже заложили и это здание, и наш дом, но так и не сумели свести концы с концами. К тому же задолжали некоторым нашим поставщикам. Они оказались достаточно великодушными людьми и не стали начислять нам проценты, но долг-то все равно остается долгом. Новый владелец ресторана согласился погасить наши долги, за исключением закладной суммы за дом.

– Я и понятия не имела, что все настолько плохо, – пробормотала я.

Отец приобнял маму.

– После того как через дорогу от нашего заведения построили торговый центр и открыли в нем два сетевых ресторана, мы потеряли почти всех наших клиентов.

– У меня уже были кое-какие соображения, как их вернуть обратно. Я собиралась расширить меню, привести в порядок зал, добавить живую музыку по вечерам в четверг и в субботу…

– У нас отцом тоже были кое-какие идеи, но всего этого все равно было недостаточно, чтобы развязаться с долгами и получить еще и какую-то прибыль.

Я невольно принялась теребить фартук. Нетрудно было догадаться, что упомянутый покупатель – какой-нибудь застройщик, собирающийся сравнять это здание с землей. Должен же быть какой-то способ сохранить нашего «Козла»! Хватит того, что я потеряла Джеймса – я не могу лишиться еще и этого. Столько воспоминаний у меня связано с этими стенами, столько всего переплелось с ароматами жарящейся с розмарином картошки или ирландской солонины под соусом Виски.

– Жаль, я не узнала об этом раньше. Может, я смогла бы что-то сделать.

– Да мы собирались тебе сказать, но… – Отец, замявшись, почесал голову. – Видишь ли, Джеймс ушел из жизни так неожиданно, и нам так и не удалось найти удачный момент, чтобы все тебе объяснить. Какие родители захотят взваливать на свое дитя такую-то ношу! Тебе и без того досталось… В общем…

Он окончательно смешался.

Я выпустила из рук передник, и, пытаясь погасить свой гнев, неторопливыми движениями разгладила измятую материю. Я испытывала раздражение и злость, причем ни на кого конкретно не направленные. И была совершенно опустошена.

– И чем мне, по-вашему, теперь заняться? Наш «Старый козел» – это все, к чему я могу приложить руки. – От страха перед неизвестностью у меня даже голос охрип.

Но мама бодро схватила меня за руки:

– А ты постарайся воспринять это как новую интересную возможность. Ты же можешь начать заниматься чем-то совершенно другим.

– Например? – Я резко отняла от нее руки и сорвала с себя фартук. Новость наконец полностью дошла до моего сознания.

Мама украдкой взглянула на отца.

– Ну, мы с твоим папой считаем, что сейчас у тебя, как никогда, удачный момент выяснить для себя самой, на что ты способна и чего хочешь добиться в жизни.

Я вытаращила на них глаза.

– Что значит «сейчас, как никогда»? Это потому что продали «Козла»? Или потому что умер Джеймс?

Отец тихонько кашлянул.

– И то, и другое.

Я гневно посмотрела на него.

– Вы с Джеймсом были вместе аж… С восьми лет? Вы были просто неразлучны.

– Вы что, хотите обвинить меня в том, что я слишком зависела от Джеймса?

– Ну, не то чтобы зависела… – заколебался отец.

– Да, именно так, – просто ответила мама.

Я в недоумении уставилась на родителей.

– Послушай, Эйми, все мы очень тоскуем по Джеймсу. Мы с твоим отцом чувствуем себя так, будто потеряли сына. И тем не менее впервые в своей взрослой жизни ты остаешься предоставлена сама себе. У тебя есть и образование, и опыт, чтобы заняться именно тем, чем ты хочешь, ни на кого не оглядываясь. И если ты действительно хочешь держать свой ресторан – возьми и открой его.

Сейчас, едва успев переварить новость насчет продажи «Козла», я и помыслить не могла о том, чтобы начать свой ресторанный бизнес с нуля. Скомкав фартук, я швырнула его на кухонный стол. В воздух тут же взметнулось облако муки и белыми пушинками осело на пол.

Я схватила ключи и сумочку.

Папа настороженно поднял брови:

– Ты куда?

– Куда-нибудь. Может, домой. – Я покачала головой. – Пока не знаю.

В моей душе царило полное замешательство, и я не могла нормально соображать. Грудь мне словно сдавило какой-то тяжестью, было больно дышать. Стены как будто подступили теснее, сжимая вокруг меня пространство. Я бросилась прочь из кухни.

Мама выскочила вслед за мною на парковку. Непослушными пальцами я завозилась с ключами и, выронив их на асфальт, невольно опустила голову… Тут я прерывисто вздохнула, мои плечи затряслись, в груди стало тесно от едва сдерживаемых рыданий.

Мама мягко обняла меня, привлекла к своей груди. Я уткнулась лицом в изгиб ее шеи и расплакалась. Пальцы сначала судорожно вцепились ей в спину и наконец сомкнулись. Она мягко покачивалась, обнимая меня, и гладила меня по голове, тихим, умиротворяющим голосом уговаривая меня изгнать свою тоску из сердца.

– Просто отпусти ее.

– Я не знаю, как, – всхлипнула я.

– Ты найдешь способ.

– И я не знаю, что мне теперь делать.

– Ты непременно что-нибудь придумаешь.

– Но я осталась совсем одна…

Мама чуть отстранилась от меня и, взяв мое лицо в ладони, большими пальцами утерла слезы.

– Ты вовсе не одна. У тебя всегда есть мы, детка. Когда нужно, позови нас. И если тебе понадобятся рекомендации для какой-то новой работы или же плечо, чтобы поплакаться – мы всегда готовы тебе помочь.

Я, конечно, была очень признательна маме за такие слова, но вовсе не это хотела от нее услышать. Ее утешения казались преждевременными.

* * *

Когда мы встретились с Джеймсом, мне было восемь лет. В Лос-Гатос они с семьей переехали из Нью-Йорка и поселились по соседству с Ником – в двух кварталах от одноэтажного дома в стиле ранчо, где я жила со своими родителями, Кэтрин и Хью Тирни.

В одно субботнее утро, в самой середине лета, Ник и Кристен привели с собой Джеймса, чтобы нас познакомить. Этот день до малейшей подробности отпечатался в моей памяти, как никакой другой из той поры, – начиная с того, как, знакомясь со мной, он с улыбкой смахнул с лица волнистые волосы, невольно выдавая этим жестом, что очень волнуется. Мальчишке явно не терпелось завести новых друзей. Волосы у Джеймса были намного длиннее, чем носили мальчики в нашей школе, и я не могла оторвать глаз от того, как густые каштановые завитки игриво огибают мочки ушей под ободком его кепки с эмблемой футбольного клуба «Нью-Йорк Джетс». Он даже провел пальцами по волосам, словно пытаясь пригладить непослушные вихры.

Как обычно бывало по субботам, в нашей округе в воздухе тяжело пахло свежескошенной травой. Соседские разбрызгиватели вовсю рассеивали влагу, создавая вокруг сплошным фоном «белый шум». Этот мягкий тихий гул я слышала всякий раз, как папа выключал газонокосилку. И, как нередко бывало по субботам, я выставила на улице свою стойку с лимонадом, зарабатывая таким образом на карманные деньги. Я тогда копила на мешочек «Волшебной пыли памяти», что продавали в магазине игрушек неподалеку. Продавец мне сказал, что если каждый день перед сном сыпать щепотку этой пыли себе на голову, я ни за что не забуду, куда дела свои туфли или когда какими делами следует заниматься. Услышав такое, я захотела непременно заполучить себе такой мешочек.

Однако в эту, вроде бы вполне обычную, субботу все пошло не так, как всегда, – и вовсе не потому, что Ник с Кристен пришли вместе со своим новым другом. Дело в том, что Робби, живший через дорогу мальчишка, и его двоюродный брат Фрэнки увидели, как я выставляю лимонадную стойку. Робби и сам по себе был еще тот задира, но когда они собирались вместе, это означало, что кого-то в этот день точно будут дергать за косички, обзывать, ломать его игрушки и всячески доводить до слез.

Когда подошли Кристен с Ником, братья как раз успели выцыганить у меня стаканчик лимонада, дразня блестящими четвертаками. Заполучить их мне хотелось даже сильнее, чем того, чтобы эта парочка оставила меня в покое.

– Привет, Эйми, – сказала Кристен и жестом указала на нового мальчика, стоящего рядом с Ником: – Это Джеймс.

Я налила Робби лимонад и с улыбкой взглянула на Джеймса:

– Привет.

Тот в ответ улыбнулся и коротко взмахнул ладонью.

– Ой, вы только посмотрите, кто к нам пожаловал! – начал дразниться Робби. – Фуки-Ники и его пай-девочка. А это что, ваша новая подружка? – указал он подбородком на Джеймса.

Джеймс заметно напрягся. Ник с угрозой шагнул в сторону Робби:

– А ну, вали отсюда, ущербный.

– О-ох! – простонал вдруг Фрэнки, и стаканчик выскользнул из его рук. Он схватился обеими руками за шею и закачался на месте: – Она меня отравила! Я умираю!

– Хватит тут безобразничать! – Растерявшись, я бросила на Джеймса испуганный взгляд.

Тот сердито уставился на Фрэнки.

– Дай-ка я попробую, – сказал Робби и залпом выпил лимонад. Стаканчик тут же выпал у него из руки. – О-о, нет! Лимонад и правда отравлен! – И он повалился на мою стойку. Пластиковые стаканчики посыпались на землю. – Она нас убила, Фрэнки!

– Нет, ничего подобного! – Я попыталась спихнуть Фрэнки, но тот даже не шевельнулся. – Убирайся отсюда!

– Шуруй давай! – Кристен подергала Робби за руку.

– Прощай, жестокий мир! – возопил тот и мигом перекатился набок, утягивая за собою Кристен.

Не удержав равновесия, она тяжело упала на тротуар и расплакалась. Когда же попыталась встать, Фрэнки тут же потянул ее обратно.

Тут кулак Ника рассек воздух в паре дюймов от носа Фрэнки:

– А ну, сгинь!

С выпученными глазами Фрэнки помчался через дорогу к открытому гаражу Робби.

В этот момент стойка под тяжестью Робби обрушилась. Извернувшись, тот схватил меня за блузку и, потащив вниз, упал прямо на меня. Ребра обожгло болью, засаднило спину. Джеймс быстро стащил с меня Робби. Тот мигом поднялся, махая кулаками, и, попав Джеймсу по рту, разбил ему губу. Зарычав, Джеймс с размаху вмазал левым кулаком в глаз Робби. Тот сразу разревелся и тут же удрал домой.

С помощью Джеймса я осторожно поднялась на ноги, отряхнула одежду. Он внимательно меня всю оглядел.

– Отличный хук слева! – донесся из-за моей спины папин голос. – Теперь хоть какое-то время Робби с его прилипалой-братцем будут держаться на своей стороне улицы.

Тут я увидела, какое безобразие те оставили после себя на тротуаре, и у меня внутри все упало.

Кристен утерла нос и засопела. Ее коленки были ободраны, по одной голени струилась кровь.

– Жаль твою лимонадную стойку, – сочувственно произнесла она.

У меня задрожал подбородок.

– Теперь у меня никогда не будет своей «Волшебной пыли памяти».

Джеймс посмотрел на меня очень странным взглядом.

– Кристен, зайди к нам, миссис Тирни залепит тебе пластырем колени, – предложил отец.

– Я хочу домой, – захныкала Кристен, осторожно коснувшись ободранного места.

– Я ее отведу, – подхватил ее под локоть Ник. – Увидимся позже, – кивнул он на прощанье Джеймсу.

Когда Кристен с Ником ушли, папа посмотрел на моего нового знакомого.

– Как тебя зовут, сынок?

– Джеймс, сэр. – Он быстро вытер ладони о рубашку и протянул руку моему отцу: – Джеймс Донато.

Папа пожал ему ладонь.

– Приятно познакомиться, Джеймс. Может, зайдешь к нам? Умоешься. Приведешь себя в порядок.

Джеймс быстро взглянул на меня.

– Да, сэр.

– Эйми, проводи Джеймса на кухню. Сейчас скажу маме, чтобы принесла пластырь.

К тому времени, как мама отыскала мазь и пластырь, губа у Джеймса перестала кровоточить. Его губы распухли, и он сидел возле меня на кухонном табурете, прижимая к лицу пакетик с замороженным горошком.

Я между тем без умолку расспрашивала его обо всем. Мне все-все-все хотелось о нем узнать. Да, он будет учиться в той же школе, что и я. Да, он любит играть в футбол. Нет, он еще ни разу никого не бил. Да, рука у него ноет…

Когда я спросила, сколько ему лет, он дважды поднял растопыренную пятерню, а потом, отдельно, еще один палец. Одиннадцать.

– А сестры у тебя есть?

Он помотал головой.

– А братья?

Он поднял два пальца, потом резко мотнул головой и один палец убрал.

Я рассмеялась:

– Должно быть, Робби крепко тебя стукнул, раз ты не помнишь, сколько у тебя братьев!

Джеймс нахмурился.

– Брат у меня один. А Робби дерется, как младенец.

Я расхохоталась, но тут же обеими ладонями зажала себе рот, боясь, что он подумает, будто я смеюсь над ним и его неверными подсчетами, а вовсе не над тем, какое лицо было у Робби, когда ему вмазал Джеймс. В жизни не видела, чтобы Робби так быстро уносил ноги!

Джеймс с любопытством огляделся в кухне. В духовке пекся мамин яблочный пирог для воскресной вечеринки с игрой в «пунто-банко». Из радио, которое папа вынес на улицу, в окна лилась классическая музыка.

Гость, поерзав на табурете, признался:

– Мне тут нравится.

– Я бы тоже хотела побывать у тебя дома.

Я очень надеялась, что Джеймс захочет стать моим другом, потому что он мне ужасно понравился. У него была чудесная улыбка, и он был невероятно храбрым. Ведь он крепко врезал Робби – то есть совершил то, о чем я так долго мечтала, но слишком уж боялась сделать. Робби все ж таки был куда крупнее меня.

– У вас лучше. – Его блуждавший взгляд вновь обратился ко мне: – Слушай, а что это за «Волшебная пыль памяти»? Звучит прикольно.

Я покраснела, припомнив, какое выражение лица было у Джеймса, когда не так давно я жалобно посетовала насчет этой «пыли». Наклонившись к Джеймсу, я поведала ему историю о волшебных свойствах «пыли», попутно удивляясь тому, насколько загорелее его руки по сравнению с моими.

– Да, теперь уже не важно, – с легкостью отмахнулась я от своей мечты. – Все равно моя лимонадная стойка поломана, и мне уже ни за что не выручить столько денег, сколько мне на это нужно.

Джеймс протянул руку через столешницу и придвинул к себе сахарницу. Потом взял пальцами щепотку кристалликов и поднял над моей головой.

Я вскинула взгляд:

– Что ты делаешь?

– Закрой глаза.

– Зачем?

– Доверься мне. Закрой глаза.

Я послушалась – и тут же услышала над собой тихий шорох. По волосам что-то легонько зашуршало, щекотно коснулось кожи головы. Нос зачесался, а по щекам как будто посыпались капли дождя, хотя щеки от этого прикосновения не намокали. Я заморгала и подняла глаза. Мое лицо было усеяно крупинками сахара.

– Что это было? – спросила я, когда Джеймс закончил и вытер руки.

– Это «Волшебная пыль памяти, придуманная Джеймсом». – Неповрежденный уголок его губ изогнулся в улыбке. – Теперь ты никогда не забудешь, как мы повстречались.

У меня округлились глаза, а его лицо вспыхнуло румянцем. Я быстро прижала ему ко рту пакет с горошком и отшатнулась.

– Я никогда тебя не забуду, – поклялась я.

За минувшие после этого годы Джеймс тоже давал мне клятвы. И что мы навеки будем вместе, вдвоем, и что никого другого между нами не возникнет. Нам обоим очень нравилось давать такие обещания. Так мы вместе выросли, став взрослыми, и поклялись так же вместе встретить старость.

Мне даже в голову не приходило желать чего-то иного, нежели той общей жизни, что мы с Джеймсом всегда себе планировали.

Глава 3

Когда я вернулась домой из родительского ресторана, Надя с Кристен были уже у меня. Кристен тут же кинулась ко мне:

– Мы открыли дверь запасными ключами. Позвонила твоя мама, сказала, что тебе, наверно, понадобится, чтобы кто-то был рядом. – Сделав паузу, она вздохнула. – Она сказала насчет «Старого козла». Мне ужасно жаль.

Я кивнула, не разжимая плотно стиснутых губ, и кинула ключи и сумочку на тумбу в прихожей.

Подруга проследила за мной внимательным взглядом.

– С тобой точно все в порядке?

Я лишь пожала плечами. Отъехав от «Козла», я некоторое время просто бесцельно кружила по городу, все думая о родительском ресторане, и наконец вспомнила о Джеймсе. Тогда я, вместо того чтобы отправиться домой, поехала на кладбище и пришла к его могиле. Погребли Джеймса возле памятника семейства Донато, рядом с его отцом, Эдгаром Донато, который умер от рака легких меньше года назад. На плоской гранитной плите, отмечавшей место захоронения, было выведено: «Джеймс Карлине Донато». Ниже шли дата рождения и дата смерти. Томас и Клэр не знали точную дату его гибели, однако коронер определил ее как от двух до пяти дней после отъезда Джеймса. Поэтому они остановились в итоге на 20 мая. Дескать, круглая дата.

Не меньше часа я лежала на влажной траве, прижавшись щекой к его надгробию, и вспоминала дни, предшествующие его отъезду. Он упрямо рвался тогда в Мексику. Мол, именно ему следовало туда ехать, а не Томасу. Мне же очень не хотелось, чтобы он уезжал. На носу была наша свадьба. Нам еще столько всего предстояло продумать и подготовить. Но Джеймс словами и поцелуями сумел как-то убедить меня, что не задержится в Мексике надолго. И что, вернувшись, он уйдет из «Донато Энтерпрайзес» и посвятит себя искусству. Живопись была его истинной страстью. Довольно скоро он меня убедил, и я сменила гнев на милость. Теперь, задним числом, я сознавала, что должна была тогда с таким же упрямством, как и он, настоять на том, чтобы Джеймс остался дома. Тогда бы он не погиб. Мы были бы уже женаты и проводили свой медовый месяц на острове Сент-Барт на Карибах.

Потом я мысленно перенеслась в те дни, когда Джеймса объявили без вести пропавшим. Я тогда приехала к Клэр, надеясь побыть рядом с человеком, так же горько, как и я, сокрушающемся об исчезновении Джеймса. Как я не сообразила сразу, что жду от нее слишком многого! Клэр больше интересовали уже разосланные родственникам и друзьям свадебные приглашения, нежели возможность того, что самые худшие наши опасения вдруг окажутся правдой. Она попросила меня позвонить гостям и предупредить, что свадьба может и не состояться.

Побледнев, я уставилась на Клэр, сидевшую на диване напротив меня в парадной гостиной семейства Донато. Еще никто не пытался заставить меня думать о том, чтобы поставить крест на Джеймсе и на нашем совместном будущем. Шелковая обивка дивана даже сквозь юбку вдруг показалась ледяной и жесткой. Современная обстановка комнаты, видимо, была закуплена через их семейное предприятие, занимавшееся продажей мебели – то самое «Донато Энтерпрайзес». Все до единого предметы были острыми и угловатыми, как и лицо самой Клэр. Ни там, ни тут не было и намека на какую-то мягкость.

– Я не могу никого обзванивать. Еще не время. – Мне претила сама идея говорить приглашенным, будто свадьбу перенесут или, хуже того, вообще отменят. От этого возможность гибели Джеймса становилась уж слишком реальной.

Клэр заметно напряглась.

– Однако ты должна…

Тут меня отвлекло движение в дверном проеме. В гостиную, буквально впившись в меня взглядом, – точно охотник сквозь глазок прицела, – вошел Фил. Без малейших слов он уселся рядом с своей тетушкой и опустил руку ей на плечи, выглядя при этом очень уж расслабленно и комфортно для человека, только что узнавшего о том, что его брат пропал без вести.

Клэр ласково похлопала его по ноге, а потом, задержав ладонь, поцеловала в щеку.

У меня все внутри сжалось.

– Эйми… – произнес Фил, уронив подбородок.

Я беспокойно шевельнулась на диване. Я не видела его еще с прошлого лета и даже не думала, что он приехал погостить.

Клэр погладила его ногу.

– Даже не представляю, что бы я делала без Фила! Для нашей семьи нынешний год просто ужасный! Я так признательна, что он переехал к нам, чтобы скрасить мое одиночество. Фил так мне помогает.

Я резко глянула на Клэр. То есть Фил теперь живет здесь? Я впилась пальцами в диванную подушку и стиснула колени, поскольку ноги у меня непроизвольно затряслись, и эта противная дрожь, в точности как рябь по воде, стала перемещаться на туловище и руки.

Клэр озабоченно вскинула брови, наморщив лоб:

– С тобой все в порядке?

Я резко вскочила на ноги:

– Извините, мне надо идти.

Она тоже поднялась с места:

– Ну, что же, надо так надо. Подожди секундочку, у меня кое-что для тебя есть.

И Клэр вышла из гостиной, оставив меня наедине с Филом.

Я чувствовала, как его взгляд медленно скользит по моему телу.

– Давненько не видались, Эйми. Ты соскучилась по мне?

Он говорил громким шепотом, и я слышала каждое слово настолько четко, словно он говорил мне это на ухо. Я молча уставилась на стену позади него.

Фил вздохнул:

– Ах, да… А я вот, видишь ли, скучал по тебе. Хорошо выглядишь… учитывая обстоятельства.

Послышался слабый шорох: Фил подвинулся на диване, садясь поудобнее.

«Не вставай. Пожалуйста, только не вставай!»

– Какое несчастье, что такое случилось с Джеймсом!

В голосе Фила как будто послышалось сострадание, и я в упор взглянула на него.

– Ух, сколько пыла! – хохотнул он. – Как же я по нему изголодался!

Фил скрестил вытянутые ноги и вольготно раскинул руки по спинке дивана, отчего из-под костюмного пиджака сразу выглянула ослепительно-белая оксфордская рубашка. Я же под его взглядом, неторопливо осматривающим меня с ног до головы, почувствовала себя просто обнаженной. Слава богу, взглядом невозможно обжечь плоть, не то я бы вся покрылась волдырями.

– Видишь ли, Клэр пытается себя отвлечь от печальных мыслей столь приземленными и пустячными хлопотами, как подготовка к вашей свадьбе. Она печется о гостях, потому что для нее слишком уж тяжело тревожиться о самом Джеймсе.

– Для всех нас это тяжело.

Он потер пальцами верхнюю губу.

– А, ну да… Надо полагать… Весьма сожалею.

Я вся заледенела и гневно посмотрела на него.

– Насчет Джеймса, – пояснил Фил.

Внутри меня вскипела ярость.

– Тебе еще много о чем придется пожалеть.

Тут из коридора донесся стук каблуков Клэр. Она вошла в гостиную, неся в руках папку из бежевой манильской бумаги, и жестом велела мне ее взять.

– Что это? – спросила я.

Папка в ее цепкой руке задрожала.

– Номера телефонов и адреса электронной почты.

– Чьи? – нахмурилась я.

– Свадебных гостей Джеймса. Домашние их адреса у тебя уже есть. Теперь ты можешь им позвонить или отправить имейлы и сообщить, что произошло. Это получится куда быстрее, нежели опять рассылать письма по почте.

Она это серьезно?! Я готова была с ней поспорить, но чем дольше я здесь оставалась, тем больше рисковала застрять тут капитально. К тому же я сильно сомневалась, что Фил куда-то исчезнет, пока я разговариваю с Клэр.

– Хорошо, я им позвоню.

Я взяла у нее папку и попрощалась.

Фил тут же поднялся:

– Я провожу тебя до дверей.

– Нет! – выпалила я.

У Клэр округлились глаза. Фил всегда был ее любимчиком – к нему она благоволила даже больше, чем к собственным сыновьям. А еще она была просто помешана на хороших манерах.

– Нет, благодарю, – добавила я как можно более вежливым тоном. – Я сама найду выход.

И поскорее удалилась, пока кто-либо из них успел отреагировать.

* * *

Кристен погладила меня по руке, возвращая в настоящее, и я, смахнув слезы, взглянула на нее.

– Пойдем присядем. Дам тебе чего-нибудь выпить.

Я побрела за ней в кухню и без сил опустилась на стул.

– Мы принесли тебе перекусить и еще кое-какие продукты, – объяснила Надя, расставляя ту снедь, что не требует холодильника, на стеллаже, отделявшем кухню от гостиной.

Кристен налила из кувшина лимонад и протянула мне стакан.

Я с жадностью его осушила, утерла ладонью губы… и внезапно разревелась.

Кристен и Надя застыли на месте, уставившись на меня. Через пару секунд Кристен опомнилась, опустила на стол кувшин и, сев передо мной на другой стул, протянула мне салфетку, чтобы я вытерла нос.

– Я знаю, тебе очень тяжело сейчас, Эйми. Прошу тебя, поговори с нами. Скажи, чем мы можем тебе помочь? Что-то вновь напомнило тебе о Джеймсе? Что так сильно тебя расстроило?

«Да все сразу!» – мысленно вскричала я. И Джеймс. И ресторан. И моя работа – вернее, ее полное отсутствие, начиная с нынешнего утра.

Надя между тем достала из шкафчика тарелки и занялась приготовлением салата.

– Тебе надо бы чего-нибудь поесть. Ты такая бледная…

– Вот спасибо! – фыркнула я в салфетку.

– А! Откликнулась! Значит, уже лучше.

Кристен погладила пальцами мою руку.

– Пожалуйста, поделись с нами, выговорись, – умоляюще произнесла она.

Я промычала что-то в салфетку, кивая в ответ. Мне и впрямь необходимо было выговориться – только вот не все я могла им рассказать. Промокнув как следует глаза, пока они не стали почти что сухими, а кожа вокруг них даже немного болезненной, я неожиданно призналась:

– Просто я чувствую себя виноватой.

Надя поставила тарелки с салатом на стол.

– С чего это вдруг?

– Всякий раз, вспоминая о Джеймсе, я думаю, что тогда должна была настойчивее убеждать его остаться дома. – Я распихала по тарелке свой салат. – И сейчас мы наслаждались бы медовым месяцем.

Кристен выпятила нижнюю губу и снова погладила мою руку.

– У тебя ужасная привычка все держать в себе. Зря ты так делаешь. И тебе совершенно незачем себя казнить. Сама знаешь, каким упрямцем был Джеймс. Как бы ты на него ни давила, он все равно отправился бы в Мексику. Так что у тебя нет ни малейших причин чувствовать себя виноватой.

– А почему бы и нет? – возразила ей Надя. – Небольшое чувство вины – это нормально.

Кристен внимательно взглянула на нее:

– И чем ты, черт возьми, это обоснуешь?

Надя пожала плечами и вилкой запихала в рот рукколу.

– Стадии переживания горя, – напомнила она, быстро прожевав и проглотив салат. – Она еще на один шаг ближе к тому, чтобы начать новую жизнь.

– Она же только-только ступила на стадию скорби, – парировала Кристен. – Джеймса похоронили всего-то два дня назад.

Тут я, не выдержав, помахала рукой:

– Эй, подруги, я вообще-то здесь. Может, вы лучше со мной поговорите?