Текст книги "Хуже не бывает"
Автор книги: Кэрри Фишер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Лиланд снова появился. У него на щеках слезы? Это уже настоящий бред. Сьюзан хотелось сказать ему, чтобы он не беспокоился, ей не нравилось, что из-за нее у тех, кого она любит, такие печальные, испуганные лица. Но она ничего не сказала, потому что была слишком далеко и не могла спать. Сны, что не сходили с ее языка, и повсюду, и продолжались за порогом.
Они попытались перевести ее в психиатрическую клинику «Тенистые аллеи» в Пасадене, но там не нашлось места. У Сьюзан не было выбора, кроме как оставаться пришпиленной к матрасу в больнице «Синайские кедры», ожидая перемещения – или это было понижение? – на следующий полустанок болезни. (Никто не начинает с психиатрической клиники. А если да – ну что же, значит, они сумасшедшие.) Держась за стойку капельницы, она ходила вокруг кровати, взбалтывая гладкую белую поверхность впереди, потому что теперь она была рядом с собой. Извлекая глыбы, смешивая секретные ингредиенты. Все время впереди себя и в следующей девушке. Выстреливая стрелы слов в какое-то странное будущее, в которое она мчалась на полной скорости.
Когда ее друг Милтон начал терять зрение, он сказал: «Хорошо бы вещи перестали меняться, тогда я знал бы, к чему привыкать».
Так и с ней теперь. Если бы только вещи перестали меняться, она бы знала, к какой версии будущего ей придется привыкнуть.
Но кем и где она была прежде… было ли ей там хорошо?
Все стало казаться куда гостеприимнее, когда ей пришлось уходить.
Взмах рукой, было…
Твоя пометка…
Завести моторы…
Проверить зажигание…
Вот оно.
Готовы, на старт, вперед, безумцы.
За гранью безумия на побережье
Теперь, когда Сьюзан утратила рассудок, все пошло гораздо легче. Города за окном – в будущем, дикие пляжи – в прошлом. И свет, исходивший от ее головы, теплый и золотой. Ей было хорошо, действительно хорошо, а после плохого периода это более чем приветствовалось, даже было поводом для праздника. Так что, ликуя в свете прожекторов, она надеялась, что теперь ее ждет передышка.
Но вскоре началось другое – все передачи по телевизору были о ней, что в обычных обстоятельствах она сочла бы авангардом. Глядя репортаж об одиннадцатилетних близнецах, утонувших в Алабаме, Сьюзан поняла, что эти две девочки на самом деле – она. Ого. Она никогда за собой такого не замечала. Она не только была всеми и везде, теперь она стала всем на «Си-эн-эн». Позже доктор сказал, причина в том, что она потеряла способность проводить различия, различать границы между ней и всем остальным.
– Это в самом деле было? Я знаю, это что-то означает.
Она вспомнила, что когда была маленькой и мать занималась где-то важными делами, а Сьюзан хотелось, чтобы мама была с ней, она пыталась дать о себе знать и выкрикнула первое слово: «Привет!» И этот «привет» притянул мать к ней. Теперь она поняла, что между словами, которые произносят люди, существует тайная зона времени. Ее охватили радость и умиротворение. За каменной стеной она обнаружила клад времени. Полчища спрятавшихся часов, которые коротают время, порождают избыток исторических событий, поджидающих ее. Удивительное дело – там было так много всего. Закрыв глаза, Сьюзан улыбалась громадному простору времени, раскинувшемуся перед ней. О, то была богатая жила. Ей хотелось дотянуться и почувствовать обратную сторону времени, которую она нащупала ладонью. Она принялась за дело в этих свеженайденных часах, глядя в спокойную, вневременную голубизну далекого неба.
Потерянный рассудок – мирная штука. Возможно, терять его не стоит, но так получилось. Вернее, это Сьюзан была здесь, на другой стороне привычного порядка вещей. Обыкновенное больше не интересовало ее. Все осталось далеко позади. Ее доисторические темные времена. А теперь настал золотой век. Который окрашивал все вокруг в рассветные тона.
Если бы ей пришлось потерять чей-то рассудок, она бы решила, что это должен быть ее рассудок. По крайней мере, тогда она точно знала бы, что потеряно. И как знать? Возможно, у нее был бы шанс заполучить обратно лучшие куски.
Она стала путешествовать в будущее и прошлое, обнаружив, что добираться туда очень легко. Настоящее с недавних пор не принимало ее, и она отважилась обратиться к другой стороне, чтобы посмотреть, что ей могут предложить. Будто она сошла с ума, послала несколько открыток и отправилась дальше. Прошла через безумие и оказалась на побережье. Налево от второй звезды и прямо в пяти днях пути отсюда. А может, в шести, она точно не знала, но когда вы туда доберетесь, вам нужно просто спросить.
Да, она в самом деле сошла с ума, но это не слишком занимало ее. Вокруг все время что-то происходило, но ее это не интересовало. Что делать, если ты обнаружил себя в конце безумия и испытал все, что оно может предложить? Ты видел все его образы, стрелял по нему залпами, пробовал его прекрасную кухню. Что же ты потерял в таком случае? Конечно, не разум, так что ты можешь отправляться за ним.
Сьюзан всего лишь хотела найти порядок в мире. Возможно, она предала здравый смысл, и за это ее вышвырнули вон. Ну, что ж, в таком случае придется обустраиваться здесь, потому что отсюда ей уже некуда идти. Сьюзан только что перевоплотилась. Вот так-то. Ей больше некем и нечем быть.
Когда на тебя обрушивается худшее, это не так уж страшно. А если и так, она ведь выжила, а это уже кое-что. Странное дело, это все еще она, просто иная.Теперь она стала столицей этого государства: Сьюзан, Иная. Население – Я! Главное, что ожидание закончено.
Ей хотелось касаться людей. Чувствовать их протянутые руки. Гладкую кожу тех, кто звал ее. Она испытывала потребность в родстве, в утешении. Ей хотелось держаться за руки. Тянуться к знакомым рукам, как к спасательному тросу, который втащит ее в безопасное укрытие.
В твоей жизни случаются истории, с которыми ты удачно справляешься. Но, увы, сейчас не тот случай. Сьюзан повезло, что она не утонула в этой сказке. Но на каком корабле она плывет по волнам? Есть ли другие пассажиры на борту? Чтобы ответить на эти вопросы, она должна выбраться из кровати, но после шестидневной бессонницы и обилия успокаивающих препаратов это очень сложно сделать.
Врачи приходили и уходили, пытаясь забрать ее бессонницу, ее безумие. Но она вцепилась в них, как в одеяло, крепко прижимая к себе. Если бы теперь она могла потерять рассудок, который ей больше не принадлежал! Но удивительное дело, ей это не удавалось. Она ужасно запуталась в душном недружелюбном черепе, который некогда был ее собственностью. И что же, интересно, она должна понять? И не уйдет ли следом ее способность удивляться, забрав с собой последнее, что у нее осталось?
А может, это рассудок потерял ее. Вполне возможно. Ушел вперед, оставив ее позади. Несчастный хвост кометы, дважды рассказанная повесть о двух городах – из одного пришла она, а в другой ушли ее мысли. В рамке ее сознания не осталось привычных картинок.
Единственная игра, в которую она могла играть – ожидание. Ждать, пока все закончится, поскольку теперь она была скорее игрушкой, нежели игроком. Она могла нырнуть в это с головой и подождать, пока все не закончится. Еще она могла бы потерять разум, который когда-то принадлежал ей, это ведь не зыбучий песок, она может сбежать из него.
В болезни и в аду все продолжается до тех пор, пока ты способен терпеть. А потом еще немного» И кому бы не захотелось потерять то, во что теперь превратился ее рассудок?
Мест нет
Ее брату Томасу все же удалось уговорить доктора из «Тенистых аллей» обследовать Сьюзан и убедиться, что она достаточно сумасшедшая и он может взять ее под свою опеку, хотя их клиника и без того переполнена. Тогда зачем он приехал? На случай, если вдруг окажется, что она сумасшедшая и достаточно худая, и ее можно втиснуть между других пациентов? Никто ничего не знал, кроме того, что главному врачу «Тенистых аллей» нужно на нее посмотреть. Так что Томас привез высокого худого мужчину без подбородка, с редеющими рыжими волосами. Он встал в ногах кровати Сьюзан, и она радостно улыбнулась ему из своего временного тайного убежища.
– Наконец кто-то объяснит нам, как нужно сосать член. – Сьюзан весело уставилась на то место, где у доктора должен был быть подбородок.
– Ох, понимаете, она не то хотела сказать, – пробормотал Томас доктору, который кивал с отсутствующим видом. – Вы же видите, она не симулянтка. Она не может ни заснуть, ни замолчать больше пяти дней, и если это…
– Комедийные сериалы будущего будут идти всего лишь четырнадцать минут, и Анте они не понравятся, – сообщила им Сьюзан.
Томас многозначительно посмотрел на доктора.
– Брось, Томас, – сказала она. – Ты сказал парню, что мы собираемся отправиться в Европу на корабле, а Лиланд за все платит? Ты, я, и Анта тоже поедет. О, между прочим, я узнала, сколько будут стоить машины в будущем. Я говорила тебе, что вижу сквозь стены, верно? Ну, вот так это и было, а еще женщины из четырех разных племен собираются встретиться за обедом в Южной Америке: азиатка, индианка, черная и белая…
Наконец-то прекрасные, потрясающие новости. Результаты готовы, и хвала господу, она это сделала! Да,Сьюзан признали годной для психиатрической клиники! Она блестяще прошла тест! Это были бы чудесные новости, если бы там, где она теперь оказалась, новости могли до нее дойти. Но, к несчастью, она пребывала в новом времени, которое только что обнаружила, поэтому новостям придется подождать.
Куда уходит безумие, когда оно не занято тобой? Восстанавливает силы перед следующим раундом? Откуда оно приходит? Можно ли услышать колокольчик, возвещающий об уходе рассудка? Безумие сгруппировалось и вышло на старт, готовясь наброситься на тебя? Здравый смысл владеет тобой – какая-то разновидность здравого смысла, во всяком случае. А теперь балом правит безумие. Оно заполняет твою бальную карточку. И ты превращаешься в сумасшедшую, составив безумию компанию.
Стоял солнечный, жаркий день, лишь изредка налетал легчайший ветерок. Томас и Лиланд готовились везти Сьюзан в «Тенистые аллеи», где она будет не рыбой, вытащенной из воды, но безумной среди безумцев. Последним психом в корзине!
– Великий день для психоза! – кричала она полицейскому, который приехал сопровождать ее из закрытой палаты «Синайских кедров» до машины Томаса. Волосы облепили ее череп, отчаявшись, что их когда-нибудь вымоют. – Прекрасный день для селедки! – радостно провозгласила она, к нарастающему ужасу Томаса. Его сестра вела себя как настоящий псих. Но, по крайней мере, у нее не было ножа.
– Гитлеровская погода! – она прижалась к Лиланду, ее дух был неукротим, но плоть ослабла. – Так говорят в Германии, когда… Эй! А когда у нас День голубых? Сейчас было бы неплохо устроить, верно? Я горжусь, что ты голубой! Я смогу отпраздновать? Или это будет на следующей неделе? В какой день тебе положено гордиться, если у тебя ребенок от голубого? А как быть, если у тебя маниакальный психоз и ребенок от голубого, который работает на студии?
Она толкнула Лиланда в плечо, он пошатнулся, лицо Томаса стало еще тревожнее. Он потянулся к этой новой версии сестры.
– Сьюзан…
Но Лиланд перебил его, покачав головой.
– Все нормально, с ней все нормально. Я держу ее, – он пожал плечами и слегка улыбнулся Томасу. – Послушай, зачем расстраиваться из-за того, что она чудит? Какого хрена? Посмотри на это с другой стороны – по крайней мере, у нее хорошее настроение, верно?
– У меня миллион настроений! – весело заявила Сьюзан.
В сопровождении Лиланда, Томаса, Анты, полицейского и капельницы Сьюзан направилась к ее следующему месту преступления. Ею завладели новые слова, такие, как пидори ниггер.Слова, которые она никогда не произносила в своей реальной жизни. «Ты не туда полез, пидор». «Это так же ясно, как и то, что ты ниггер». Они забеспокоились, что еще она успеет наговорить по пути к парковке. Когда два черных санитара подошли к перекрестку безумия Сьюзан, Томас замер, задыхаясь, а Лиланд мечтал, чтобы она перестала выкрикивать оскорбления, и они без лишних проблем добрались до машины.
Двери госпиталя широко распахнулись. Сьюзан была бодра и даже оптимистична. Она на улице! Ее старый добрый друг Улица! С машинами и солнечным светом. Она может установить декорации по своему выбору. Время шло по часам Сьюзан, половина после ее улыбки или четверть после небольшого ранения. Дорога открыта, все отступили, пропуская ее королевскую процессию. Здания почтительно освещали путь Сьюзан, приветствовали ее как героя, ведь она это заслужила. Машины чествовали ее, коронуя королевой всех улиц, и небо над ними смотрело на нее с благоговением и восхищением, раскинув над ней закат, полный сокровищ, сверкающих под небесным балдахином. Все вокруг принадлежало ей, уличные огни подмигивали, пальмы склонялись в мольбе, а колесница стремительно несла ее.
– Смотрите на меня, я – Сандра Божественная.
Но этот ложный идол стал истинным, как совершенная партия бельканто, как истина Христианского мира, как Тамми, пожалуйста, Тамми, скажи мне правду.
Разумеется, худшее осталось позади. Сьюзан оставила его в госпитале, заперла в прошлом. Она вышла победительницей из горящего здания, прошла сквозь бурный поток и стала героиней. Она выжила и проехала через город, ведь так? Кто еще на такое способен? Солнечный свет был слишком ярким, вот почему они держали перед ней бумаги. Чтобы подать знак. Ей. Той, что косилась на бумаги. Той, что взяла ручку в левую руку и написала на обороте страницы крупным корявым детским почерком «Стыд». Той, что отправлялась в долгий путь, со всеми своими украшениями. Теперь вы узнали ее? И, что самое важное, почему у нее нет с собой камеры? Потому что цвета… цвета были изумительные. Но некоторые были настолько яркими, что причиняли ей боль.
Слишком бледный, чтобы им красить
«Тенистые аллеи» – больница с решетками на окнах и осколками стекла на подоконниках. Украшения, придуманные для того, чтобы помешать необдуманному уходу. Там было несколько корпусов, каждый из которых отведен под возвращение определенных обломков здравого смысла. Главный корпус – огромное белое здание на вершине большого холма, выстроенное в стиле шейкеров. [41]41
Шейкеры – христианская секта протестантского происхождения, в XVIII веке перебрались из Англии в Америку, стиль их построек отличается аскетизмом и практичностью.
[Закрыть]Музыкальная комната и комната отдыха в передней части западного крыла, большой коридор вел в огромную столовую. В восточном крыле располагались кабинеты и библиотека, как для постоянных обитателей, так и для временных. Сьюзан очень надеялась, что обрела свой последний приют. Разве нет?
По крайней мере, сейчас это был сонный приют. Собрав остатки сил, она плыла сквозь густой сироп препаратов, которыми ее потчевали. Потребовалось все искусство врачей, чтобы победить ту штуку, которая требовала, чтобы Сьюзан продолжала бодрствовать, но в итоге они с этим справились – она заснула, и надолго. Но в моменты бодрствования она пребывала в мрачном ступоре. Их было так много, что она перестала считать. Но теперь, медленно опускаясь в подводный мир, она почувствовала себя лучше.
Ничего особо не изменилось, но так определенно было лучше. Это всего лишь «обратная сторона» возвращения. Затянутое до предела, приготовленное для смерти и бессонницы, это тугое кольцо можно лишь ослабить, но разорвать его нельзя. Сьюзан ждала, съежившись, непонимающая, настороженная, что еще от нее потребуется. Если придется идти дальше.
Когда же наконец она перестала слышать расстроенный звук внутри, то посмотрела вокруг взглядом, не замутненным видениями. Ей пришло на ум, что эта напасть могла отправиться на поиски другого хозяина. Собиралась ли она ограбить ее и уйти или просто выскользнула в магазин за сигаретами, чтобы затем вернуться и отомстить?
Она подумала, что лучше не питать надежд, но вдруг ей удастся получить удовольствие, пусть и небольшое, на этом новом этапе. Так что она рискнула спуститься с кровати, ставшей ее болотом и кроссвордом, – один непривычный шаг, одно осторожное движение в занятый своими делами мир, который не ждет ее.
И когда преграды на ее пути исчезли, Сьюзан осмелилась выбраться из комнаты в холл. Пройдясь по освещенному, укрытому ночью коридору, протянувшемуся в обе стороны, она пошла на раздражающий шум в конце туннеля.
Сьюзан, как знатока шумов, привыкшего к их символике, привлек неблагозвучный напев, манящий к жизни, брызжущий из этого открытого источника, льющийся на ее чувства, звук за звуком.
Дойдя до порога, она узрела пещеру сокровищ, переполненную диванами, креслами и столами. Посреди пещеры ухмылялся, подмигивая живым, ярким глазом, ее старый добрый друг – телевизор.
О, она широко улыбнулась. Старый друг, возможно, один из самых старых, с которым она выросла, глядя в него и из него, – как она скучала по нему, по его постоянному, неизменному, обнадеживающему взгляду. Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти!Ей не было нужды говорить ему это, присаживаясь поболтать. Никогда БОЛЬШЕ не бросай меня!
Она наполнила карманы своего обанкротившегося рассудка его бьющим через край содержимым и устроилась в ожидании обильной, долгожданной пищи.
Человек, сидевший в одном из кресел, уже наслаждался банкетом мелькающих образов. Взглянув на нее, он снова повернулся к экрану, чтобы вобрать жадными глазами сверкающий луч. О, чужак, покинувший чужую страну, – разумеется, телевидение было символом лучших времен, передаваемых электрическими импульсами, они лежали мертвым грузом где-то впереди, так что она могла уйти с дороги и устроиться поудобнее в легком кресле. Вот она я, ты меня помнишь? – могла бы сказать ему Сьюзан, если бы слова были необходимы. Телевизор был очень рад видеть ее, он пригласил друзей поприветствовать ее, привел Дина Мартина и Монтгомери Клифта. Удивительные образы для больной головы Сьюзан, которая жадно впитывала их глазами.
Понимающе кивая, Сьюзан сообразила, что смотрит «Молодых львов» [42]42
«Молодые львы» (1958) – фильм Эдварда Дмитрука (1908–1999) о Второй мировой войне, с Марлоном Брандо (1924–2004), Монтгомери Клифтом (1920–1966) и Дином Мартином (1917–1995) в главных ролях.
[Закрыть]– планета, которую она исследовала раньше, но возвращение на нее было весьма приятно, после того, где ей довелось побывать.
Она беззвучно сказала вновь обретенному телевизору, что готова идти, и, когда он открыл дверь, она начала танцевать под привычные звуки старого кино. Его сильные руки подхватили ее, история Второй мировой войны уносила ее в танце прочь от последних демонов, которые высосали из нее весь разум. Озарив солнечным светом невинного времени ее благодарное лицо, кино остановилось на миг, чтобы подобрать пассажира, и двинулось дальше, унося Сьюзан с собой.
Она оказалась в концентрационном лагере, освобождала евреев вместе с командой (блуза, брюки-капри, кожаные ремни). В кабинете коменданта она вместе со всеми просила разрешения провести Пасхальную службу для выживших, желая присоединиться к их столь долго находившейся под запретом молитве, отчаянно нуждаясь в Боге – Боге, который послал спасителей – американских актеров: Дина Мартина, Монтгомери Клифта и Сьюзан, вместе с остальным подразделением, слишком многочисленным, чтобы назвать всех поименно. Французский мэр, сотрудничавший с нацистами, получил по заслугам, а Сьюзан спокойно двинулась дальше, чтобы не разрушить заклинание, благодаря которому оказалась здесь, в алфавитном порядке…
И посреди этого безмолвия она начала получать тайные послания от сценаристов фильма, которые должна была доставить еврейскому народу по всему миру, она – Сьюзан Вейл.
Сперва едва различимые, конечно же, – а как иначе сохранить их в тайне? – они мастерски проскальзывали между кадрами фильма, в строчках диалогов, в деталях, выглядывали из-за плеч героев; красочные послания, шепчущие глубоко скрытое, черно-белое небрежное приветствие, погружали Сьюзан в их смысл своими вневременными поцелуями.
Греясь в лучах этой медленно восходящей радости, Сьюзан вдруг поняла, что избрана из всех людей на земле, удостоена священной миссии и, закрыв счастливые глаза, она почувствовала, как тихий гул этого благословения медленно охлаждает ее пылающий мозг. Она была окружена прохладой целлулоида и постепенно начала понимать этот диалог, определенные слова предназначались ей и только ей.
Сьюзан рискнула выйти обратно в хрупкую тишину пустого коридора, на цыпочках, как по канату. Под висящей над ней тусклой, флуоресцентной дымкой она обмотала вокруг себя больничное одеяние, точно исчезающий плащ-невидимку, и осторожно двинулась вперед, стараясь не нарушить тишину.
Напротив, по-видимому, была ординаторская. Отверженная.Слово медленно выплыло из тумана, слово, которое она искала. Возможно, это она и есть. Вот кем она стала. Что-то в этом роде, так или иначе. Она потеряла много слов за последнее время и… вещей, которые ушли вместе с ними. Были ли они абстрактны? Могут ли существительные быть абстракцией? А люди? Она должна перестать шутить с вещами, верно? Она была такой беззаботной, а это что-то да значило. Беззаботной. Беззаботной. Не приходи. Не приходи. Может быть. Она растеряла слова в огромной преисподней беззаботности. Еще до «Тенистых аллей» она теряла слова, хотя и не так много, как сейчас, когда она утратила целые акры слов, пропали целые страницы в словарях. Так много, что у нее уже не осталось языка, чтобы заняться их поисками. Однажды она на несколько дней потеряла слово гондола,а в другой раз исчезло «противоречие», а однажды даже roman à clef. [43]43
Зашифрованный роман (фр.).
[Закрыть]О, кто знает, как много потеряно в сгибах этой безумной истории, украдено таблетками?
Озера таблеток выпадали в осадок в ее ногах, замедляя ее шаг, пока она удалялась от своей пещеры, склепа вдали от дома.
Она плыла по коридорам трехэтажного карцера, не засыпающий бродяга, отягощенная клеем, которым склеили ее врачи. Глядя по сторонам, возмещая потери, украдкой восстанавливаясь, Сьюзан слегка недоумевала, всегда ли ее руки были так далеки от тела, они свисали, будто плавники.
В другом конце коридора она обнаружила детскую комнату для рисования. Класс прикладного искусства для учеников начальной школы. Длинный стол с пластиковыми стульями по обеим сторонам, рисунки и коллажи, разноцветные, ребяческие, были приколоты к стене, веселые радуги с фигурками-палочками, изображавшими людей возле домов с цветами, возле мостиков над ручьями. Оптимистичные, невинные и непропорциональные. У нее был ребенок, верно? Сьюзан пошла дальше, прочесывая коридоры в поисках других отверженных, заплутавших в этом безмолвном стерильном пространстве.
По длинному коридору она вышла в атриум со стеклянной крышей и стеклянными дверями, ведущими наружу. Вокруг стола под зонтиком стояло несколько шезлонгов. Все было абсолютно белым: белый бетонный пол, белые кресла, белый стол. Белый – цвет капитуляции, невест, снега, святых мощей, шляпы героя, призраков, рабства, побелки, слона, коня, Бетти, Барри, [44]44
Бетти Уайт (р. 1922) – американская киноактриса, Барри Уайт (1944–2003) – популярный американский певец и композитор.
[Закрыть]луны, лунного – лунатика. Лунатический белый мир – слишком бледный, чтобы раскрасить дом.
Снаружи стоял пожилой человек в больничной одежде и тряпичных тапочках. Он затягивался окурком, посасывал его, словно соломинку с чем-то необыкновенно вкусным – клубничным коктейлем! Его красные обветренные ноги торчали из шлепанцев, высохшие бурые пальцы выискивали сигаретные окурки в белом пространстве. Дымящиеся ноги, явно нуждающиеся в управлении гневом, направились к Сьюзан, мужчина открыл стеклянную дверь и впустил поток теплого воздуха.
– У вас есть сигареты? – Он стоял под кругом безразличного безоблачного голубого неба и крепко сжимал в пальцах потухший окурок, ожидая ответа, крайне важного для него.
– Извините, нет. – Голос Сьюзан, задумчиво-спокойный, заглушённый лекарствами, донесся из ее медлительной, вывешенной на просушку головы.
– Я бы вам заплатил. – Расстроенный ее ответом, он потянулся к ней. – Я должен получить деньги от дочери из Аризоны, очень скоро, и как только получу, я вам отдам, клянусь.
Сьюзан отпрянула, словно его нервозность мерзко и заразно пахла.
– Честное слово, у меня нет сигарет. Извините.
Сьюзан хотела сбежать. Она уже собиралась развернуться и уйти, но тут кто-то положил руку ей на плечо. Она испуганно вздрогнула и обернулась.
– Норман, вам нужно принять лекарства. Джули ищет вас.
Прохладный целительный голос; голос, успокаивающий тревогу, возвращающий раздраженного Нормана в его стойло. Норман испуганно отскочил.
– Я ничего не сделал! Я просто хотел попросить сигарету!
Коренастая светловолосая женщина с большими карими глазами, плоским носом и тонкогубым ртом с кривыми зубами пристально посмотрела на него.
– Никто и не говорит, что вы что-то сделали, Норман. После того, как вы примете лекарство я уверена, мы найдем для вас еще одну сигарету хорошо?
Недоверчиво кивнув, он зашаркал мимо них протирая бумажные подошвы тапочек, и скрылся из виду.
– Увидимся позже, Норман, – раздался звонкий голос медсестры, подгоняя его своим вибрато.
Глядя, как его массивная фигура исчезает за углом, Сьюзан понадеялась, что он не заразный Начиная с ног и выше.
– Я Джоан, одна из медсестер.
Точно их тут было двое или больше.
Сьюзан взяла руку Джоан и пожала ее, с восторгом глядя на соединенные руки. Ее и Джоан Пациент и сестра приветствуют друг друга.
– Я Сьюзан.
И еще…
Сзади к ним подошел второй безумный завоеватель, рыжеватый мужчина лет двадцати пяти, с длинным всклокоченным «конским хвостом» и клочком волос в ямке под нижней губой, его голова склонилась набок, будто он прислушивался к далекой радиостанции, передающей прогноз погоды. Его карие глаза были кроткими и сонными, увидев Сьюзан и Джоан, он утер нос рукавом фланелевой рубашки и подошел, осторожно перебирая босыми ногами.
– Эллиот, поздоровайся со Сьюзан, она поживет с нами немножко.
Можно подумать, она приехала в гости из другого штата, на каникулы. Она столько слышала о здешней еде и пейзажах, что не могла не приехать. Возможно, Эллиота тоже соблазнили красоты этого туристического аттракциона. Высокий, неуклюжий парень смотрел на нее с каким-то удивлением и глупо ухмылялся нижней частью лица.
– Привет, добро пожаловать в «Трясущиеся мозги», Сьюзан, – сказал он, криво ухмыльнувшись.
В Эллиоте чувствовалась взрослая усталость, в сочетании с мальчишеской мягкостью и мальчишеской рабочей рубашкой. Хотя, судя по росту, он явно взрослый мужчина, но глаза у него были отсутствующими и напуганными, как у ребенка. В нем было что-то скрытное. Сьюзан хотелось спросить его о воспоминаниях. О чем он вспоминал, когда за ним пришли. Но она не могла заставить свой рот сделать то, что хотел ее мозг. На самом ли деле он выглядит как ребенок? Или Сьюзан просто хочется так думать? И способна ли она вообще думать? Оценивать окружающих, смешивать их, сопоставлять и обменивать на друзей. Но ведь это пугало в мешке, правда? У нее нет друзей, чтобы их смешивать и сравнивать (и калечить). Может, этот мальчик/мужчина мужчина/мальчик сумеет стать ее доверенным лицом? Когда-то она могла обращать все в шутку, все вопросы и ответы, что сопутствуют дружбе… Но для этого требуется различное снаряжение, и лучше при этом не быть накачанной лекарствами.
А еще может возникнуть настоящая любовь. Если Сьюзан что-то и понимала в те времена, когда еще была способна понимать, так это что романтические комедии процветали на почве пикантных свиданий: чем пикантнее свидание, тем романтичнее, а нет ничего пикантнее, чем встреча в заключении: «Их рассудок расстроен, но сердца уцелели, две родственные души случайно встретились над манжетой шоковой терапии…»Вдруг Эллиот – ее родственная душа – ее судьба – в конце концов, разве Натали Вуд не познакомилась со своим мужем-доктором в психушке? Хотя она и состояла в связи с Уорреном Битти, замужем она была за врачом. [45]45
Натали Вуд (Наталья Захаренко, 1938–1981) – американская кинозвезда русского происхождения. У нее действительно был роман с Уорреном Битти (р. 1937), но замужем она была не за врачом, а за актером Робертом Вагнером (р. 1930).
[Закрыть]И Дэвид и Лиза, [46]46
«Дэвид и Лиза» (1962) – фильм Фрэнка Перри о любви двух пациентов психиатрической клиники.
[Закрыть]о, должны быть и другие. Люди ведь все время знакомятся друг с другом в Интернете. Ну а здесь, пусть это не электронная сеть, если не считать электрошокового лечения, но тоже своего рода чат, в который попадаешь, если у тебя проводка не в порядке. Когда люди будут спрашивать, где они с Эллиотом познакомились, она ответит: «В «Тенистых аллеях», психиатрической клинике. Это Мекка для больных психически, но здравых эмоционально».
Сьюзан не могла думать сейчас – голова начинала болеть от напряжения, – но пообещала себе вернуться к этому позже, как к упражнению, к способу определить, насколько далеко она от края.
Но втайне она надеялась, что, несмотря на все определения и головную боль, она в самом деле оказалась в этом безумном бункере для того, чтобы украдкой отыскать любовь своей жизни. У нее были довольно странные и чрезвычайно секретные доводы:
А. Его не будет нервировать, что у нее маниакальный психоз, поскольку у него тоже есть проблемы… а если и будет нервировать, значит, скорее всего, ему нужно сменить лекарство.
Б. Велика вероятность, что он окажется натуралом, потому что, по мнению Сьюзан, невозможно быть одновременно геем и сумасшедшим – ты не можешь быть сумасшедшим, потому чтоты гей или… ну, логика в этой области у нее явно хромала. Кто еще мог, оказавшись в психушке, сразу начать поиски любви своей жизни? Как там говорят? «Если вам достался лимон, сделайте из него лимонад, а если псих – отправляйтесь с ним на свидание»?
Сьюзан посмотрела на Эллиота. Что он сказал? Определенно, ей стоит слушать повнимательнее, если они собираются пожениться.
– «Тенистые аллеи», «Трясущиеся мозги»… дошло? – пояснил Эллиот. Он протянул к ней открытые ладони, точно предлагая мир. Сьюзан закрыла глаза, облегченно улыбнувшись.
– Дошло.
Теперь она была уверена, что они поженятся, на лужайке перед клиникой, все в белом, накачанные лекарствами. «Берешь ли ты, Эллиот, Сьюзан со всеми ее успокоительными и антидепрессантами и обещаешь ли ты любить, уважать и заботиться о ней до тех пор, пока вы продолжаете посещать психиатров?»
Оказалось, что у Эллиота тоже был психотический срыв. Очень похожий на тот, который приключился со Сьюзан, по крайней мере, ей хотелось так думать. Его нашли голым на второй букве «Л» на надписи «ГОЛЛИВУД» на вершине Маунт-Ли, он выл и лаял на луну. Дойдя до конца слов, он избавился от покрова языка и погрузился в теплые, дикие воды чистого звука. Эллиот выл до тех пор, пока его не нашли. Его завернули в одеяло, чтобы прикрыть наготу, и отправили в заключение, где его жажда сна оставалась неутоленной целых восемь дней.
Может, они пробили один и тот же билет, чтобы встретиться друг с другом? Трудно сказать, что движет теми, кто не находится в психиатрических клиниках, гораздо проще понять побуждения тех кто там находится. Сьюзан чувствовала, что благодаря психотическому срыву, у них с Эллиотом было гораздо больше общего, чем у большинства известных ей женатых пар.
На сеансах групповой терапии, когда кто-нибудь говорил и говорил о своих чувствах – чувствах по поводу доктора, лекарств или о своей неудовлетворенности, – Сьюзан с Эллиотом переглядывались, их губы кривились в легкой улыбке превосходства, а брови иронично приподнимались.