Текст книги "История Османской империи. Видение Османа"

Автор книги: Кэролайн Финкель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Есть и другие вопросы. Был ли помимо всего прочего Османский эмират привержен к «священной войне» (джихаду) – борьбе с не мусульманами, которая предписывалась каноном, как обязанность всех правоверных? Для мусульман мир символически делился на «царство ислама», где ислам превалировал, и «царство войны», земли язычников, которые однажды должны принять ислам – а «священная война» была средством это осуществить. Помимо всего прочего, «священная война» служила объединяющим мотивом для мусульманского сообщества в ранний период, по мере того как новая вера пыталась закрепиться и, как и провозглашение крестового похода, вдохновляла воинов на протяжении столетий. Может именно изменчивый, нестабильный характер пограничного общества тех времен дал возможность Османскому эмирату взять под свой контроль обширные территории? Была ли способность Османского эмирата победить соперничающие династии и государства следствием благоприятного стратегического расположения в пограничных землях слабо защищенной Византийской империи, или же османская экспансия – следствие политической дальновидности и удачи? Современные историки пытаются отделить исторические факты от мифов, содержащихся в поздних хрониках, в которых османские летописцы описывают происхождение династии, с помощью подсказок, содержащихся в надписях тех лет, монетах, документах и эпических поэмах, равно как и в трудах написанных не на турецком языке. Где бы ни находились ответы на вопросы об успехах османов, они вели тяжелую борьбу против своих малоазийских соседей на протяжении почти двух столетий.

Географические и климатические особенности малоазийского массива, который стал родиной для туркменских эмиратов, сыграли значительную роль в формировании их истории, а также в успехах и неудачах усилий по созданию территориальных анклавов. Большая часть Малой Азии расположена на возвышенности и образует приподнятое центральное плато, окруженное, за исключением западной части, горами высотой до 4000 метров. На западе, там, где предгорья плато спускаются к Эгейскому и Мраморному морям, оставляя широкую и плодородную прибрежную равнину, местность пологая. На юго-востоке горы отступают перед пустынями Ирана, Ирака и Сирии. На севере и юге узкая прибрежная полоса и глубокие долины пронизывают горы между крутыми, суровыми вершинами. Степные пастбища плато предоставляют обильный корм для скота, но подвержены резким климатическим изменениям: туркменские пастухи – как и многие сегодня в Малой Азии – на летние месяцы перегоняли скот на высокогорные пастбища. Они торговали с оседлыми земледельцами расположенных на западе долин и побережий, где почва была более плодородна, а климат менее суровый; жители прибрежных территорий в свою очередь средства существования находили в море. Так происходил обмен товарами и заключение союзов.

Османы не были первыми из постмонгольской волны мусульманских туркменских династий, упомянутых в исторических записях. Мы узнаем о существовании семьи Гермиян в 1239–1240 годах, задолго до сражения между османами и византийцами в 1301 году, а Карамниды, названные так по имени Караман-бея, впервые появляются в 1256 году. Как только они начинают заявлять претензии на земли, новые династии возводят памятники, с тем чтобы произвести впечатление на потенциальных сторонников. Этот обычай оседлого народа (а не кочевника-скотовода), живущего за счет земледелия, можно рассматривать как стремление бывших кочевников основать оседлое государство. Свидетельства строительной активности туркменских династий сохранились в датированных надписях: на мечети младшей династии Эшреф (Эшрефогуллары) в Бейшехире; в озерном крае юго-западной Малой Азии, от 696 года по исламскому календарю (1296–1297 гг. н. э.); и в ныне разрушенной мечети Кызыл Бей в Анкаре, где кафедра была восстановлена правителями Гермияна в 699 году (1298–1299 гг.). Большая мечеть, построенная предводителем Караманидов Махмуд-беем в Эрменеке, датируется, согласно надписи на ней и записи о закладке, 702 годом (1302–1303 гг.). Самая ранняя датированная османская постройка, о которой у нас есть записи, – мечеть Хаджи Узбека в Изнике, запись о закладке которой датируется 734 годом (1333–1334 гг.).

Османская традиция гласит: вождь племени по имени Эртогрул осел в северо-западной Малой Азии, на пограничных землях между сельджуками-ильханидами и Византийской империей, и султан сельджуков в Конье пожаловал ему земли вокруг небольшого поселения Сёгют. В том случае если единственный артефакт, дошедший до нас со времен Османа – недатированная монета, – подлинный, это означает, что Эртогрул был исторической фигурой, поскольку на монете есть надпись «Отчеканена Османом, сыном Эртогрула». И поскольку чеканка монет была в мусульманской практике, как и в западной, исключительным правом, даруемым только монарху, это указывает на притязания Османа быть царственным правителем, а не простым вождем племени, демонстрируя, что он обрел достаточную власть, чтобы оспорить притязания Ильханидов на сюзеренитет над ним и его подданными: туркменские эмираты не печатали монеты с именами своих эмиров, поскольку оставались под формальным покровительством Ильханидов. Тем не менее самая старая датированная османская монета, дошедшая до нас, относится к 1326–1327 годам после смерти Османа, и некоторые исследователи считают эту дату самой ранней, когда османское государство, можно считать стало независимым от Ильханидов.

Османам повезло с географией. Земли Османа лежали близко к Константинополю, позволяя ему контактировать с губернаторами византийских городов северо-запада Малой Азии, с которыми он соперничал за сферы влияния, равно как и за пастбища, чтобы прокормить стада своих приверженцев. Соседство Константинополя, в случае падения города, сулило большие выгоды, но существовала постоянная угроза со стороны армии Византии, стремившейся защитить то, что осталось от огромной территории. Самые первые попытки наступления Османа на Византию, видимо, были скорее направлены на небольшие поселения в сельской местности, нежели на города. По-видимому, укрепленные города захватить было трудно, в то время как сельская местность предоставляла добычу, имевшую большую ценность для захватчиков. Византийские историки того времени изображают эти земли как процветающие, густо населенные и хорошо защищенные, что подтверждается археологическими находками. Еще до своей первой поддающейся датировке победы над силами Византии в 1301 году Осман, похоже, взял под свой контроль земли, лежащие между пастбищами его отца вокруг Сёгюта и Изника, хотя ему и не удалось, несмотря на длительную осаду с 1299 по 1301 год, взять сам Изник.

После победы над византийской армией в 1301 году Османа стало невозможно игнорировать. Византийский император Андроник II Старший стремился создать надежный альянс против растущей угрозы, предложив одну из принцесс своего дома в жены номинальному сюзерену Османа ильханидскому хану Газану (чья ставка была в городе Тебризе на северо-западе Ирана), а затем, после смерти Газана, его брату. Но ожидаемая в ответ помощь людьми и оружием так и не пришла, и в 1303–1304 годах Андроник нанял испанских авантюристов-крестоносцев из «каталонской компании» для защиты своих владений от дальнейшего наступления турок. Как и большинство отрядов наемников, каталонцы действовали по собственному усмотрению, призывая тюркских воинов, хотя и не обязательно тех, кто находился под контролем Османа, присоединиться к ним в преследовании собственных целей на той стороне пролива Дарданеллы и на Балканах. Лишь союз между Византией и Сербским королевством воспрепятствовал тюркско-каталонскому наступлению.

Переселение тюрков в Малую Азию нарушило равновесие древних государств. Административная рука некогда великой Византии и империи сельджуков-ильханидов не доставала в регион безвластия, лежащий между ними. Но пограничные земли населяли не только воины. Возможности, которые они предлагали, без сомнения привлекали авантюристов, но также людей, которые были привязаны к границе просто потому, что им больше некуда было податься. Обстановка на этих пограничных землях, где было положено начало Османскому государству, описана как:

…оплетенная пересекающимися группами кочевников и полукочевников, мародеров и участников набегов, добровольцев, собирающихся присоединиться к военным авантюристам, рабов различного происхождения, странствующих дервишей, монахов и священников, пытающихся сохранить связь со своей паствой, перебравшимися из других мест крестьянами и горожанами, ищущими убежища, смятенными душами в поисках исцеления и утешения в святых местах, мусульманских схоластов, ищущих покровителей и, разумеется, пренебрегавших риском купцов Евразии позднего средневековья.

Присутствие дервишей, или мусульманских святых, было одной из самых ярких особенностей пограничных земель. Как и христианские монахи, некоторые из них скитались по сельской местности, в то время как другие жили в общинах, и об их деяниях и благочестии рассказывалось в эпических поэмах и жизнеописаниях, сформировавших часть древней устной традиции. Связи первых османских правителей с дервишами засвидетельствованы самым ранним из сохранившихся документов Османского государства: дарственная 1324 года сыном Османа Орханом земли к востоку от Изника обители дервишей. Такие обители, подобно христианским монастырям, становились ядром, привлекавшим поселенцев на новые территории, и были недорогим средством, обеспечивающим верность простолюдинов; обители дервишей символизировали явление новой традиции ислама, который расцвел в Малой Азии бок о бок с суннитским исламом имперской культуры сельджуков. Сам Осман, возможно, не очень разбирался в тонкостях суннитского ислама, но Орхан принял его в качестве основного принципа своего государства: в течение всей его жизни строились теологические учебные заведения для изучения и распространения религии, к которой он стремился, и язык и стиль дарственной на землю 1324 года свидетельствует о том, что его управляющие были хорошо знакомы с классической мусульманской канцелярской процедурой. Османские султаны, наследовавшие Орхану, без исключений были приняты в те или иные дервишские ордена: сосуществование и компромисс между различными проявлениями религиозных верований и практик – одна из вечных тем османской истории.

В северо-западной Малой Азии было основано множество обителей дервишей. Но изменчивая среда пограничных земель привлекала дервишей отнюдь не созерцательных устремлений – со второй половины XIV века, когда османы начали колонизировать Балканы, они играли особенно важную роль. С собой дервиши несли тюркско-мусульманскую культуру, когда сражались бок о бок с воинами пограничных земель, убеждая их в том, что они получат свободные земли, оставшиеся после бегущего населения. Многообразие дервишских орденов сбивает с толку настолько же, насколько и история их образования и преобразования. Среди наиболее известных – орден Бекташи, изначально небольшая секта, которая впоследствии получила известность в связи с элитными пехотными войсками султана – янычарами.

Религиозные обряды посетителя мечети и дервиша могли проходить рядом, в одном и том же здании, и многие мечети, сегодня связанные с суннитским ритуалом, когда-то имели гораздо более широкие функции, в качестве прибежища дервишей, а заодно и молитвенного зала для религиозного братства. Действительно, мечеть, построенная в Бурсе вторым османским султаном Орханом и его сыном и последователем Мурадом, упоминается в списке пожертвований как обитель дервишей. Старейшая из сохранившихся османских построек в Европе, общественная кухня гази Эвренос-бея в Комотини в современной греческой Фракии, была оборудована, как и многие аналогичные учреждения того времени, маленькими куполообразными комнатами, где могли собираться дервиши.

Дарственная на Орхана на землю, датируемая 1324 годом, показывает, что ислам был составной частью государственной идентичности Османского эмирата с самого начала, поскольку в неоспоримо мусульманской формулировке правитель характеризует себя как «Защитник Веры», в то время как его отец Осман именуется «Торжеством Веры». Не сохранилось документов, которые могли бы рассказать нам, как сам Осман называл себя, но уже в конце XIII века правители некоторых других эмиратов западной Малой Азии приняли мусульманские имена – например, «Победитель Веры» или «Меч Веры». Первый тюркский вождь того периода, назвавший себя «Воителем Веры», или «гази», в надписи, отмечавшей строительство в 1312 году мечети в Бирги, в западной Малой Азии, был из дома Айдын. К 1330-м годам и эмир Ментеше и сам Орхан в надписях величали себя «Султанами гази».

Титул «гази» отмечает того, кто участвует в «газе», «войне за веру» или «войне с неверными», или «священной войне» (термин «газа» можно рассматривать в качестве синонима термину «джихад»), титул жаловался исламским воинам во времена Сельджуков и ранее, но в начале XIV века не имел конфронтационного, антихристианского подтекста. Термин широко использовался османами и, когда их хроники величали Османа и его соратников гази, это слово значило «воин» или «участник набега», но в нем не содержалось больших религиозных директив, чем те, что были возложены на каждого мусульманина – сражаться с неверными. Османский эмират граничил с христианскими государствами, но для соседствовавших с ним эмиратов не в обычае было принимать идеологию «священной войны», нет оснований утверждать, что выбор идеологии дал серьезное преимущество при расширении территорий. Недавняя переоценка широко распространенного мнения о том, что смыслом существования Османского эмирата было ведение «священной войны», показала, что скорее существовал «грабительский союз», включающий как мусульманских, так и христианских воинов, чьей целью были «добыча и рабы, не зависимо от риторики, используемой правителями». В этом союзе тюркские воины были в меньшинстве: высокий темп завоевания требовал решительного и не делающего религиозных различий принятия большого числа христиан в османские ряды, с тем чтобы восполнить недостаток людских ресурсов, необходимых, для того чтобы управлять развивающимся государством.

Религия ранних османских мусульман не была строгой: устные предания, воспевающие деяния героев пограничных земель, свидетельствуют не только о частых совместных действиях мусульманских воинов и византийских христиан, но и нередких смешанных браках. О том, что христианское население пограничных земель северо-запада Малой Азии продолжало свободно исповедовать свою религию, свидетельствуют письма Григория Паламы, архиепископа Фессалоник, который проехал по этим территориям в 1354 году в качестве турецкого пленного. Более того, высокопоставленные византийцы получали работу при османском дворе как во времена Орхана, так и в начале XVI века. Позднее османские хроникеры, описывая период продолжительных войн с христианскими государствами Балкан и за их пределами, подчеркивали религиозное рвение ранних завоеваний династии, изображая тюркских пограничных жителей как стремящихся исключительно к распространению ислама. Работая во времена, когда политическое окружение было совсем иным, они приписывали пограничным жителям воинствующее благочестие: казалось правильным утверждать, что всегда было так, что государство создано неустанными усилиями мусульманских воинов, боровшихся со своими мнимыми антагонистами – христианскими королевствами Византии и Европы. Современные историки слишком часто становились добровольными соучастниками, принимая версию поздних летописцев за правду о прошлом Османской империи.

К тому времени как предания о возникновении Османской империи были записаны, они уже были далекими воспоминаниями. Первые годы династий, впоследствии добившихся впечатляющих успехов, зачастую покрыты тайной, а поздние традиции изрядно приукрашивают скудную правду в попытках обосновать легитимность власти. Осман описывался современниками как один из самых энергичных тюркских вождей, угрожавших Византии, и несмотря на то, что он не смог взять Изник, его осада этого важного города и его победа над византийской армией в 1301 году, видимо, завоевали ему авторитет и славу, побуждая многих воинов соединить свою судьбу с ним и его людьми. Тем не менее изменяющиеся времена требовали подтверждения притязаний Османов как на территории, так и на главенство над другими тюркскими династиями в Малой Азии, возникла необходимость, чтобы персональная слава, завоеванная Османом при жизни, содействовала насущным нуждам османской верховной власти.

В течение столетий многие бросали вызов османскому могуществу, и было жизненно важно, чтобы династия обосновала свое право на правление как естественный порядок вещей. Легенды о сне Османа оказалось недостаточно, чтобы нейтрализовать сомневающихся, понадобилось более весомое доказательство места зарождающегося османского государства в политической истории региона. К концу XV века народный эпос утверждал, что отцу Османа Эртогрулу пожаловал земли вблизи Сёгюта не кто иной, как султан румских сельджуков, утверждение это подкреплялось историей о том, что султан сельджуков даровал Осману символы власти – знамя, украшенное конским хвостом (бунчук), барабан и почетное одеяние, как признание его легитимности в качестве преемника сельджуков. Тем не менее столетие спустя, в 1575 году, великий визирь османов фальсифицировал документы, бывшие якобы записью церемонии о вручении этих знаков. Такие истории ставили под сомнение право османов наследовать знамя Сельджуков, но османский суверенитет также нуждался в родословной, не менее благородной, чем у соперников. Поэтому с начала XV века перед лицом соперничающих кланов, Тимуридов и Аккоюнлу («Белых овец»), тюркских племенных союзов, переселившихся на запад после волны миграции, которая принесла клан Османа, османы были снабжены центрально-азиатским происхождением от тюркского племени огузов и их знаменитого предка пророка Ноя, который по преданию отдал Восток своему сыну Иафету. В текстах есть намеки на то, что у семьи Османа было менее романтическое прошлое и что на самом деле он был простым крестьянином. Другая традиция описывает его предков как арабов Хиджаза, видимо, это указание на то, что некоторое время османы искали такую фиктивную генеалогию, которая наилучшим образом доказывала бы их легитимность. Необходимость исчезла, но легенда о сне, напротив, повторялась веками, до последних лет существования самой Османской империи.

Помимо вероятности, что первый османский султан был исторической фигурой, турецким мусульманским владыкой земель на границе с Византийской империей на юго-западе Малой Азии, чьего отца, возможно, звали Эртогрул, существует мало других биографических данных об Османе. Но его сон случайно дает еще одну деталь, подтверждаемую документальными свидетельствами: в ранние османские земельные списки внесен святой по имени Эдебали, он жил в то же время, что и Осман, и есть свидетельство, что Осман сделал одной из своих жен его дочь.

В самом сердце земель Эртогрула в Сёгюте есть маленькая мечеть, носящая его имя, и гробница, по легенде построенная для него его сыном Османом и впоследствии надстроенная сыном Османа Орханом. Правда, и мечеть и гробница так часто перестраивались, что ни одно из сохранившихся зданий нельзя с уверенностью отнести ко времени Османа. Тем не менее в конце XIX века, когда султан Абдул-Хамид II пытался укрепить свою пошатнувшуюся власть, отождествив ее еще более тесно с великими деяниями своих прославленных предков, он посчитал удобным пропагандировать Сёгют в качестве центра Османского государства и создал там подлинное кладбище первых османских героев. Он заново отстроил мавзолей Эртогрула и заключил его возможные останки в мраморный саркофаг, а также добавил могилы для жены Эртогрула и для Османа, хотя последний был похоронен в Бурсе его сыном Орханом, а также могилы для 25 приближенных воинов Османа. По сей день Сёгют остается святыней и местом проведения ежегодных торжеств в честь начального периода османов.

Осман, по-видимому, умер в 1323–1324 годах, оставив своим наследникам значительную территорию на северо-западе Малой Азии, простиравшуюся от его ставки в Енишехире, «Новом городе» (Мелангея), до Эскишехира, «Старого города», с центром в Сёгюте. Стратегически Енишехир располагался между Изником и Бурсой, двумя центрами, которые он намеревался, но не смог захватить. В 1326 году его сын Орхан захватил Бурсу, и этот важный город стал новым центром османской державы. Как и Изник и Измит (Никомедия), Бурса некоторое время была изолирована от Константинополя в результате контроля Османа над окружающей сельской местностью; Орхан продолжил начатую его отцом блокаду города, и его жители сдались от голода. Марокканский путешественник Ибн Баттута сообщает, что Орхан был главнейшим и богатейшим из нескольких турецких вождей, чьи дворы ему довелось посетить во время пребывания в Малой Азии в 1330–1332 годах. Далее он отмечает, что Орхан никогда не останавливался в одном месте надолго, но постоянно передвигался между сотней, или около того, крепостей, которыми он командовал, с тем чтобы быть уверенным в их хорошем состоянии. Посетив только что перешедшую к османам Бурсу, Ибн Баттута увидел город с «превосходными базарами и широкими улицами, со всех сторон окруженный садами и родниками». Здесь Орхан похоронил своего отца, или, скорее, перезахоронил его, перевезя останки из Сёгюта в свою новую столицу, и свою мать (которая, видимо, была не дочерью шейха Эдебали, а другой женщиной). Позднее он и сам был похоронен здесь вместе со своими женами, Аспорчей и Нилюфер, и прочими членами семьи, равно как и его сын Мурад, убитый в 1389 году в сражении на Косовом поле в Сербии. Бурса всегда занимала особое место в династической памяти османов и на протяжении нескольких поколений продолжала оставаться излюбленным местом захоронения членов царствующего дома, даже после того, как двор переехал сначала в Эдирне (Адрианополь), а затем – в Константинополь.

В 1327 году в западные границы византийской Фракии вторгся болгарский царь Михаил Шишман, чья армия дважды появлялась в пределах видимости из Эдирне, прежде чем в результате переговоров было достигнуто соглашение. Справившись с этой опасностью, император Андроник III Палеолог (Младший) (внук Андроника II) и главнокомандующий его армией, великий доместик Иоанн Кантакузин (ставший впоследствии императором Иоанном VI), в 1329 году приступили к разрешению все более угрожающей ситуации на востоке. Они встретили армию под командованием Орхана под Пелеканоном, к западу от Измита. Орхан уклонился от прямого столкновения на крутых северных склонах горы Измит, но послал отряды лучников атаковать войска византийцев. Обнаружив, что османы не вступают в бой, император приготовился отступать, но задержался и был ранен, его армия была вынуждена обороняться от преследовавших их османских войск, и положение зашло в тупик.

В 1331 году Изник сдался перед османской осадой, начавшейся несколькими годами ранее. Многие его жители уже оставили город и бежали в Константинополь, а через семь месяцев после падения Ибн Батутта застал его «в развалинах и необитаемым, за исключением нескольких человек, прислуживавших султану». Потеря Изника заставила императора Андроника понять, что военными средствами он не сможет обеспечить сохранность того, что осталось от его империи, в особенности Константинополь, и в 1333 году он унизился до поездки к Орхану, который в то время осаждал Измит. Эта первая дипломатическая встреча между императором Византии и новоявленным правителем нового государства была очень важной: в результате ее некогда надменная Византия согласилась платить османам за то, что императору будет позволено сохранить небольшую территорию, которая все еще принадлежала ему в Малой Азии.

Оборона Измита была еще крепкой: как и Изник и Бурса, город мог выдержать долгую осаду, и только в 1337 году его жители сдались из-за блокады подступов к городу. Сама продолжительность осады говорит о силе османцев: они еще не знали тайн производства пороха, но могли выставить достаточно людей, чтобы поддерживать контроль над уже завоеванными территориями, и помимо того отрядить армию, чтобы та стояла лагерем у стен города в течение длительного периода времени. Тактика набегов османских войск была предопределена их кочевым происхождением: Орхан постепенно перенимал приемы регулярной армии, поддерживаемой оседлым населением.

Тем не менее Византии угрожали не только османы, но и болгары. Эмират Кареси располагался так же близко к Константинополю, как и османы, и к началу 30-х годов XIV века захватил земли на северном побережье Эгейского моря в Малой Азии, к западу от линии, соединяющей Мраморное море с заливом Эдремит. Протяженная береговая линия и доступ к морю давали стратегическое преимущество над османами, которые все еще оставались державой, удаленной от моря. Контроль Кареси над проливом Дарданеллы представлял собой угрозу для сохранившихся византийских анклавов на Балканах и дважды в 30-х годах XIV века турки Кареси переправлялись во Фракию со своими лошадьми и совершали рейды во внутреннюю часть страны до тех пор, пока византийцев не спасло прибытие крестовых галер, уничтоживших флот Кареси.

Православная византийская церковь была заклеймена как еретическая католическими латинянами в 1054 году; кроме того, латинская оккупация Константинополя с 1204 по 1261 годы была все еще жива в памяти, и при затруднительном положении, в котором в этот момент очутился император, старая вражда вспыхнула снова. Указание на то, что общность христианской веры для православных и католиков перестала иметь какое-либо значение, относится к 1337 году, когда генуэзцы из своей торговой колонии в Галате (также известной как Пера), расположенной через Золотой Рог от Константинополя, вступили в союз с Орханом для поддержки его планов атаковать столицу Византии. Император отправил миссию к папе, давая понять, что он мог бы пойти на уступки по спорному вопросу православно-католических религиозных различий, в случае если будет оказана помощь против османов. Но вопрос нежелания Византии отказаться от православной веры и воссоединить свою церковь с римской был настолько щепетильным, и настолько широка была пропасть между сменяющими один другого папами и императорами, что почти 50 лет до этой попытки между ними не было никакого общения.

Смерть императора Андроника III ввергла Византию в гражданскую войну. Эмир Айдына Умур-бей и эмир Сарухана ранее помогали ему своими флотами отражать атаки латинян на византийские владения в Эгейском море, и теперь Умур-бей принял сторону преемника Андроника и регента при малолетнем сыне последнего, его доверенного советника Иоанна VI Кантакузина. Растущая сухопутная и морская сила Умур-бея и его союз с Иоанном позволили ему совершить набег на Балканы. Это спровоцировало западный крестовый поход, который в 1344 году уничтожил его выход к морю – крепость и порт Измир (Смирна). Османы также пошли на союз с новым императором, и Орхан женился на дочери Иоанна Феодоре, совершив прекрасную свадебную церемонию в 1346 году.

Политкорректность в ее самом буквальном смысле рано установилась среди османов: их хроники не упоминают ни о союзе Орхана с христианским императором Византии Иоанном VI, ни о его женитьбе на принцессе Феодоре. Сделать это значило бы осквернить свою картину исламской империи в процессе становления. Напротив, в XV веке османский хроникер из дома Айдын (к тому времени прекратившего свое существование) без стеснения отмечает, что Иоанн вынужден был обратиться к Умур-бею за помощью и также предложил ему в жены одну из своих дочерей. Такая же изменчивость союзов между османами и христианами была присуща последнему столетию Византии и длилась после того, как Византия перестала существовать. Так же как первые османские воины формировали стратегический альянс, не принимая во внимание религиозные соображения, зрелая Османская империя вступала в коалицию с одним христианским государством против другого, в зависимости от требований политической ситуации. Распространенное мнение о перманентном и непримиримом разногласии между мусульманами и христианами в то время – вымысел.

По тому же самому образцу, как османы создавали союзы тем или иным христианским государством, также они нападали на своих единоверцев и аннексировали их территории. Однако завоевание мусульманских соседей в Малой Азии ставило сложную проблему. Походы против христианских государств не требовали никакого оправдания, поскольку эти государства считались «царством войны», немусульманскими регионами, чье присоединение к исламским странам, «царству ислама», было всего лишь вопросом времени. Хронисты прилагали огромные усилия, тем не менее, чтобы избежать необходимости оправдывать спорные с канонической точки зрения агрессии против братьев мусульман, а мотивы османской экспансии на земли мусульманских противников обычно скрывались. Присоединение Кареси, первого из соперничающих туркоманских эмиратов, который захватили османы, как раз такой случай: Орхан воспользовался борьбой за власть внутри эмирата Кареси в середине 40-х годов XIV века, но эпизод описан летописцами как мирная сдача населения.

После 1350 года активность османов впервые стала впервые вошла в столкновение с интересами европейских государств. Между 1351 и 1355 годом Генуя и Венеция были вовлечены в войну за контроль над прибыльной торговлей на Черном море. Вскоре после прибытия участников IV крестового похода в Константинополь в 1204 году Венеция обзавелась колонией в Тане (Азов) в бухте Азовского моря, в то время как Генуя владела несколькими колониями на берегах Черного моря, включая Кафу (Феодосию) в Крыму. Эти колонии были перевалочными пунктами для экспорта на запад сырья, такого как меха, шелк, специи, драгоценные камни и жемчуг. В конфликте с Венецией Орхан принял сторону Генуи, снабжая продовольствием как ее флот, так и торговую колонию в Галате, а в 1352 году заключил со своим союзником договор; его войска также помогали генуэзцам, когда Галата подверглась нападению венецианских и византийских войск.

Генуэзцы предоставили войскам Орхана корабли для переправы через Босфор, но именно осажденный Иоанн Кантакузин невольно помог османам упрочить постоянное присутствие во Фракии. В 1352 году по приглашению Иоанна отряд наемных солдат, обычно называемых в текстах «турками», разместился в византийской крепости Цимпе, расположенной вблизи города Болайир, к северо-востоку от Гелиболу (Галлиполи) на северном берегу Дарданелл. Вскоре после этого «турки» присягнули на верность сыну Орхана Сулейман-паше и османы обрели свой первый опорный пункт на Балканах. Создание османских баз во Фракии стало решающим событием в царствование Орхана, и отношение к нему османских хроник поучительно. Стараясь представить османскую экспансию во Фракию, зодчим которой был Сулейман, как результат милости Божьей и героизма османов, они старательно скрывали решающую роль людей из бывших земель эмирата Кареси, которые сражались рядом.