Текст книги "Красный замок"
Автор книги: Кэрол Нельсон Дуглас
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Кэрол Нельсон Дуглас
Красный замок
© 2002 by Carole Nelson Douglas
© ООО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2015
* * *
Посвящается Дженнифер Уодделл, сначала моей поклоннице, а затем и ассистентке, но неизменно талантливой писательнице, прекрасной в любой роли, – с благодарностью за то, что сопровождала меня во всех путешествиях с Ирен и Луи
От редактора
С выходом настоящего издания мне наконец удалось преодолеть трудный этап в ходе моих продолжительных попыток собрать различные и запутанные исторические документы девятнадцатого века в единое целое.
Если читатели и ученое сообщество негодуют по поводу слишком долгого времени выполнения данной задачи, прошу их вспомнить, из скольких нитей соткан этот гобелен.
Я воссоединила не только новообретенные и обстоятельные дневники Пенелопы Хаксли, описывающие ее жизнь и приключения с Ирен Адлер – единственной женщиной, заслужившей уважение Шерлока Холмса, – но и «утерянные» отрывки из предполагаемых отчетов доктора Уотсона из шерлокианского канона, а также дополнительные загадочные вкрапления из тетради в желтой обложке, которые я прибавила к дневникам Хаксли, но которые, хоть и были найдены наряду с дневниками, представляют собой материалы иного рода.
Поскольку предметом описания в этих разрозненных документах является самый скандально известный преступник в истории – до сих пор достоверно не установленный серийный убийца женщин-проституток, известный как Джек-потрошитель, – моя задача лишь еще более усложнилась.
В предыдущем труде, который я озаглавила «Черная часовня», рассказывается о шокирующих открытиях, связанных с одним из многих подозреваемых в то время на роль уайтчепелского душегуба. Джеймс Келли, драпировщик по профессии, был обличен в убийстве жены, ускользнул из лечебницы вскоре после своего заключения и разгуливал на свободе в Уайтчепеле, перед тем как возобновились преступления Потрошителя. Еще более ужасно, что Келли покинул Лондон сразу после зверского убийства с нанесением увечий Мэри Джейн Келли, которое принято считать последним злодеянием Потрошителя. Безумец пробрался к побережью, где сел на корабль до Брюсселя, сойдя с которого, пешком отправился в Париж. Он оставался на воле в течение невероятно длительного срока в тридцать девять лет, до тех пор пока в преклонном возрасте и полном умопомешательстве не сдался британским властям и не закончил свои дни в лечебнице, как и было предначертано с самого начала его «карьеры».
В «Черной часовне» Ирен Адлер и ее компаньоны не только встречают Келли, но и сталкиваются с дьявольским ритуалом, к которому оказывается причастен безумный мебельщик. Расследование деяний группы маньяков подкреплено отрывками, добавленными мною из желтой тетради (написанной неизвестным, который, судя по всему, изучал демонический культ), попавшей в какой-то момент во владение Нелл Хаксли.
Сама Ирен Адлер благодаря дедуктивным способностям – по общему признанию, в своих расследованиях она в большей мере полагалась на инстинкт, в то время как Шерлок Холмс предпочитал научное обоснование, – пришла к заключению, что последние парижские нападения на женщин, преимущественно легкого поведения, носят скрытый богохульный характер. Она определила, что убийства случались в дни чествования святых и происходили в местах, соединение которых линиями на плане города дает очертания хризмы – древнего христианского символа, изображающего фигуру распятого на кресте Спасителя. Хризма выглядит как скрещенные «Х» и «Р», две начальные буквы имени Христа в греческом написании. Еще одним волнующим религиозным элементом расследования парижских убийств стало обнаружение пещеры, где проходили встречи сектантов. На стене человеческой кровью была написана по-французски фраза: «Евреи – это такие люди, что не будут обвиненными зазря», – практически повторяющая знаменитую надпись в Уайтчепеле, которая была мгновенно стерта полицией.
Хотя Нелл Хаксли и гордится своей приверженностью христианству, именно Ирен Адлер первой заметила комбинацию элементов иудаизма, католицизма и сатанизма, присутствующую в деле Потрошителя. Документы, с которыми я работаю, пока ничего мне не открыли относительно духовного воспитания или философии Адлер – за исключением того, что она, подобно многим натурам артистического склада, с подозрением относится к религиозным догматам. И несомненно, в сравнении с ее биографом Нелл Хаксли, она заметно проигрывает по части привычных внешних проявлений веры и набожности.
Вопрос религии в обсуждаемом деле чрезвычайно занимателен, учитывая неоднозначность надписи про евреев, украсившей место преступления в Уайтчепеле: она либо носит оправдательный характер, либо, напротив, обвиняет представителей этого народа в преступлениях Потрошителя.
Не следует забывать о яро антисемитских настроениях, свирепствующих в тот период в Британии и далее на восток вплоть до России, где случались жестокие погромы, вызвавшие массовую эмиграцию евреев в Западную Европу, в том числе и в район Уайтчепела, и в Америку, где семитских беженцев принимали даже более неохотно, чем ирландских. Можно сказать, в историко-социологическом контексте Гитлер появился вовсе не на пустом месте.
Принимая в расчет новые факторы, добавленные к многокомпонентному вареву, каковое представляет собой случай Джека-потрошителя, должна признаться, что приступала к очередному тому дневников Хаксли в крайне спутанном и тревожном состоянии. Однако даже я не ожидала такого поворота событий. Я приложила все старания, чтобы представить на суд истории данную работу и дополнительные материалы максимально адекватно и объективно, в их истинной хронологической последовательности.
Я сделала все, что было в моих силах. Пускай потомки решают, готовы ли они поверить потрясающим открытиям, описанным в объединяющем несколько источников повествовании. Без сомнения, заключения, к которым приходят все три рассказчика, каждый в своей индивидуальной манере, настолько поразительны, что почти невероятны. И, однако же, они исключительно логичны, хотя современного читателя может привести в замешательство перекличка разгадки с будущим исторических личностей и, в ретроспективном плане, с событиями нашего жестокого и кровавого прошлого.
Фиона Уизерспун, доктор наукАпрель 2002 года
Действующие лица
Ирен Адлер Нортон. Примадонна родом из Америки, единственная женщина, умудрившаяся обвести вокруг пальца самого Шерлока Холмса в рассказе Артура Конан Дойла «Скандал в Богемии». Главное действующее лицо серии книг, начинающейся романом «Доброй ночи, мистер Холмс!».
Шерлок Холмс. Всемирно известный лондонский сыщик-консультант, прославившийся своими способностями в области дедукции.
Годфри Нортон. Британский адвокат, ставший мужем Ирен незадолго до того, как они бежали в Париж, спасаясь от Холмса и короля Богемии.
Пенелопа (Нелл) Хаксли. Осиротевшая дочь английского приходского священника, спасенная Ирен от нищеты в Лондоне в 1881 году. В прошлом – гувернантка и машинистка; делила квартиру с Ирен и работала у Годфри, до того как пара поженилась. Сейчас проживает вместе с ними близ Парижа.
Квентин Стенхоуп. Дядя воспитанниц Нелл в пору ее службы гувернанткой; в настоящее время британский агент в Восточной Европе и на Среднем Востоке; вновь появляется в романе «Железная леди».
Джон Х. Уотсон. Доктор медицинских наук; бывший сосед и настоящий компаньон Шерлока Холмса в расследовании преступлений.
Пинк. Еще одна американка, преследующая в Европе тайные цели: юная девушка с исключительным нюхом на сенсации, обладающая твердой волей; впервые появляется на страницах романа «Черная часовня» в парижском борделе, где произошло двойное убийство.
Брэм Стокер. Приятель Ирен и Нелл, импресарио знаменитого английского актера Генри Ирвинга, будущий автор популярных книг. Принимал участие в действии романа «Авантюристка» и фигурировал в качестве возможного подозреваемого в «Черной часовне».
Уильям Ф. Коди (Буффало Билл) и Красный Томагавк. Участники приехавшего в Париж шоу «Дикий Запад»; помогали Ирен выслеживать подозреваемых на роль Потрошителя в романе «Черная часовня».
Вильгельм Готтсрейх Сигизмунд фон Ормштейн. Наследный монарх Богемии, в прошлом ухаживавший за Ирен Адлер и опасавшийся, что та расстроит его свадебные планы. Нанял Шерлока Холмса, желая заполучить компрометирующую фотографию, на которой запечатлен вместе с примадонной. Ирен ускользнула от Холмса, пообещав никогда не использовать фотографию против короля. Судьба свела их вновь в романе «Новый скандал в Богемии».
Королева Богемии Клотильда. Урожденная датская принцесса, ставшая супругой короля Богемии после его разрыва с Ирен; была вовлечена в политические интриги в романе «Новый скандал в Богемии.
Джеймс Келли. Безумный обойщик мебели из Ливерпуля, зарезавший насмерть собственную жену и сбежавший из сумасшедшего дома; обитал в Уайтчепеле в период зверств Джека-потрошителя осенью 1888 года. Сразу после заключительного убийства переместился во Францию, где вскоре началась волна аналогичных смертей, что изложено в романе «Черная часовня».
Инспектор Франсуа ле Виллар. Сыщик из Парижа. Поклонник Шерлока Холмса, автор перевода монографий Холмса на французский язык. Сотрудничал с Ирен Адлер Нортон по делу Монпансье в романе «Авантюристка».
Барон Альфонс де Ротшильд. Глава крупнейшего отделения международного банковского альянса; владелец широкой сети агентурной разведки в Европе, наниматель Ирен, Годфри и Нелл для выполнения различных заданий, большей частью описанных в романе «Новый скандал в Богемии».
Эдуард Альберт. Принц Уэльский, широко известный как Берти; распутник и бонвиван голубых кровей, наследник королевы Виктории.
Сара Бернар. Выдающаяся актриса своего времени, обязанная своим успехом собственному таланту и экстравагантности; подруга Ирен Адлер.
Вступление
Из желтой тетради
Она прокладывает себе путь в ночи подобно кораблю, разрезающему волны. Юбки с оборками волочатся по земле, оставляя на скользких черных булыжниках серебристую лунную дорожку. Истрепанный подол почти до колен пропитался грязью и водой и, отяжелев, из паруса превратился в якорь. Края юбок на мгновение зачерпывают влагу и слякоть и снова прибивают грязь к ее ногам. Она уже давно перестала пытаться уберечься от потоков мутной воды.
Она не столько идет, сколько степенно шествует, как знатная особа в пышной процессии. Ее никто не сопровождает, она одна, но каждый ее шаг выразителен. После каждого – небольшая пауза. Только на самом деле нет никакой пышной процессии – рядом никого. Единственная музыка, которую дарит ей эта ночь, – обрывки шумных песен из дверей пивных, мимо которых она проходит.
Из сияющих яркими огнями дверей извергается на улицу жаркий, крепкий дух – смесь прогорклого эля, хохота и кислого пота.
Весенняя ночь холодна. В чахлых бликах газовых фонарей, от которых нет почти никакой пользы, видны лишь клубы тумана, стелющегося по мостовой.
Застольные песни – разухабистые, веселые, бессвязные – едва ли проникают в ее измученное сознание.
Ей не хватит медяков даже на кружку эля, а о ночлеге нечего и думать. Она могла бы продать себя, но слишком вымотана, чтобы обменяться парой игривых слов с одинокими мужчинами, что рыщут под мерцающим ореолом газовых фонарей.
Она знает: они там. Случись так, что кто-нибудь из этих мужчин позовет ее и даже заплатит, вместо того чтобы сбежать сразу после завершения дела, у нее будет выбор между едой, выпивкой или каким-нибудь тесным углом в шумном заведении, где ее не достанет ночной туман.
Хотя кавалеру придется самому поднять ее пропитавшиеся нечистотами улиц юбки.
У нее есть прошлое, только она его больше не помнит. Когда-то у нее была семья, но родные о ней уже позабыли. Когда-то у нее была работа, но пальцы и глаза уже не те, и молоденькие деревенские девушки могут выполнять ту же задачу лучше ее – в юности она и сама пришла кому-то на смену.
У нее немеют пальцы, ноги и лицо. Если бы по улице прогрохотал кеб, она не смогла бы заставить себя уйти с дороги. В самом деле, мысль о неумолимо надвигающемся кебе, черном, как катафалк, ей по душе. Он положил бы конец ее монотонному шествию. Ей хочется наконец прекратить движение, остановиться раз и навсегда. Ее дыхание лишь едва вздымает лиф платья. Этот поединок с китовым усом корсета за пространство слишком тяжек. Кому под силу сразить Левиафана? Она помнит это имя из толстого тома в черном переплете, что был в том месте, которое она когда-то считала своим домом.
В какой стране она теперь, в каком городе?
Как знать? Лондон, Париж, Прага, Санкт-Петербург… Это чужой ей город. У нее нет родины, кроме собственного разума.
Чье она дитя?
Она не знает. Ни страны, ни города, ни себя самой. Уже не знает.
Вот бы явился Левиафан и унес ее с собой, как поступил он с Иовом. Или то был Иона? Далеко, в морские пучины, где все недвижимо.
Но что-то движется. Что-то наступает прямо на нее. Кто-то.
Ее сознание затуманено голодом и отчаянием, разум опустошен, сил больше нет. Она тонет, проваливается во мрак безлюдной улицы и не чувствует, как грубый кирпич царапает щеку, как спина упирается в неподатливую стену.
Он что-то бормочет, ее Левиафан, но она не может разобрать слов, да и если бы могла – ей все равно. Он приподнимает ее тяжелые, влажные и грязные юбки. Наконец исчезла эта надоевшая тяжесть, и она испытывает слабое физическое облегчение, хотя не понимает, что происходит.
Он возится с лифом из плотной ткани, этой клеткой, которая не дает ей дышать. Он тычет чем-то острым ей в грудь, но она принимает удар со смирением: ее жизнь уже давно превратилась в бесконечные тычки.
Горячий язык заполняет глотку. В груди разливается приятное тепло. Мед, теплый мед. Она тонет в нем, краем слуха улавливая, как тишину неприятно разрезает стук копыт приближающихся лошадей. Она уже слишком далеко и не в силах броситься под их железные ноги. Она слишком далеко и ничего не может сделать, даже когда подхватившая ее сила рассеивается, как ночной туман.
Возможно, на этот раз она тоже рассеется, как туман.
Карета с лошадьми остановилась, но теплая жидкость по-прежнему разливается патокой у нее внутри.
Она понимает, что, кажется, все еще жива.
Какая жалость.
Глава первая
Вечер в Париже
Как и прочие авторы сенсационных материалов, она была вынуждена непрестанно изобретать все новые и новые трюки.
Уолт Макдугал, иллюстратор газеты «Нью-Йорк уорлд» (1889)
Из дневника
При рождении мне дали имя Элизабет, но все зовут меня Пинк.
В жизни мне частенько приходилось самой сражаться за себя.
Сначала я воевала с Джеком Фордом, моим отчимом, пьяницей и грубияном. Позже мне случалось давать отпор мужчинам, которые пытались прибрать меня к рукам, поскольку считали, что я не имею права жить по-своему.
Теперь же судьба столкнула меня с женщиной, которая взывает к моей совести.
Я разоблачаю неправду и борюсь с ней. Я тайный следователь, и моя миссия выше всякой морали. Моя миссия и есть мораль.
А эта женщина уводит меня в сторону.
Мне это не по душе – даже когда она собирает барона де Ротшильда, Брэма Стокера, Сару Бернар и Берти, принца Уэльского, в одной парижской гостиной.
В своей гостиной.
Среди всех этих заглавных «Б» не хватает единственного подозреваемого: Шерлока Холмса, известного английского детектива-консультанта. Но даже сей хладнокровный бритт колебался (всего несколько мгновений), прежде чем оставить ее и уехать из Парижа в Лондон, чтобы найти новые улики в деле самого ужасного убийцы нашего времени – Джека-потрошителя.
Пожалуй, пришло время вывести на сцену нашу героиню: это Ирен Адлер Нортон, бывшая оперная дива, бывшая американка и бывший агент Пинкертона.
Теперь она еще и жертва, лишившаяся главной опоры в жизни, двух самых близких людей: мужа Годфри Нортона и подруги и компаньонки Нелл Хаксли. Оба они англичане, оба похищены неизвестными врагами при загадочных обстоятельствах.
Мне вспоминаются героини греческих трагедий: Гекуба из «Троянок»; оплакивающая неверного мужа и принесшая в жертву собственных детей Медея; Электра, убившая свою мать. Женщины, которые, подобно Самсону, сокрушают столбы, к коим они привязаны, и заставляют дрожать весь белый свет.
Она сейчас крайне опасна, госпожа Ирен Адлер Нортон, и мне совсем не улыбается попасть под раздачу. Она шантажировала меня, эта женщина, эта неумолимая фурия. Благодаря актерскому таланту она пролезла в мои мысли и сбила меня с толку. Вонзив крошечный, но острый клык мне в душу, она обнаружила мои уязвимые места и заковала меня в бархатную сталь.
Она пообещала мне сюжет, который затмит все прочие. Она пообещала мне Джека-потрошителя.
Я восхищаюсь ею и не доверяю ей, и я буду служить своим, а не ее целям. Между тем, сейчас я сижу среди целой компании крупных шишек нашего времени и наблюдаю, как они трепыхаются в ужасе перед иррациональным злом.
– Моя милая Ирен, – говорит Брэм Стокер, прибывший первым. – У меня… нет слов. Годфри. Нелл. Пропали. Я сразу подумал: а если бы Ирвинг?.. Все равно как если Бог нас оставит.
Брэм Стокер. Импресарио величайшего актера Англии (всему миру уши прожужжал этим титулом) Генри Ирвинга. Старый добрый приятель Ирен Адлер Нортон. Однако не настолько близкий, чтобы она не назначила его новым подозреваемым в недавних парижских убийствах, которые напоминают почерк Джека-потрошителя. А как насчет лондонских похождений Джека-потрошителя прошлой осенью? Вполне возможно. Особая система записей, которые могу расшифровать только я, хранит эту информацию.
Раньше, когда Ирен расследовала дела по поручению Пинкертона, записи для нее делала Нелл. Теперь это моя работа. Заметки являются моей собственностью, и я непременно опубликую их, когда меня, Элизабет Джейн Кокрейн, освободят от обета молчания и я вновь буду вольна предстать перед общественностью в прославившем меня амплуа – как отважная журналистка Нелли Блай, которая последует куда угодно, чтобы разоблачить любое зло. Такое у нее призвание.
– Брэм. Спасибо, что пришли. – Ирен берет его крупные руки в свои. Они обмениваются долгим взглядом – люди одной профессии, переживающие потерю в реальном мире, не на сцене. Он все еще числится в ее списке подозреваемых – человек театра, женатый на холодной красотке, преданный деспотичному актеру, который одновременно дает ему работу и использует его. Миляга Брэм Стокер, который ночами бесцельно болтается по всем мировым столицам и любит женщин – или ненавидит их всеми фибрами души? Он Джек-потрошитель? Вполне возможно, если судить по тому, что мы – я и Ирен – узнали.
– Мне мучительно больно, – произносит он, – представлять милую, дорогую мисс Хаксли в чьих-то злодейских руках. – Реплика звучит вполне убедительно.
Какая широкая, чистая и искренняя душа у этого человека! Даже я, при всем отвращении к чванливым англичанам, обожаю Брэма. В конце концов, он ирландец, и его народ вызвал расположение моих соотечественников своей энергией и оптимизмом, несмотря на существующие предубеждения. Огромный рыжеволосый медведь, добродушный, общительный, питающий интерес ко всяким мрачным историям, которые бьют ключом в его рассказах: «железные девы»[3]3
Средневековое орудие пыток в виде двустворчатой полой женской фигуры с иглами внутри.
[Закрыть], мщение и кровь, непременно много крови.
Его большие руки крепче сжимают изящные ладони Ирен. Его кисти – кость и мускулы, отражающие мужскую мощь. Ее – бархатная сталь, символ несгибаемости женского духа.
Если Брэм Стокер и есть Джек-потрошитель, ему конец.
Следующим заявляется барон де Ротшильд. Он старше; это благородный и властный человек, однако, несмотря на могущество, он ведет себя скромно. Барон тоже берет Ирен за руки. Поразительная картина: придворные, прибывающие выказать уважение понесшей тяжелую утрату королеве. Она завоевала их сердца, равно как и умы.
Но меня так просто не возьмешь.
Барон целует Ирен руки:
– Любой агент, любые деньги – всё в вашем распоряжении.
– Благодарю вас, – говорит она тихо и провожает гостя к дивану.
Его место не лучше и не хуже других. Это военный совет равных, а главнокомандующая здесь Ирен.
Впархивает Сара Бернар в ароматном облаке страусового боа и реющих рыжих кудряшек, с ног до головы укутанная в саржу и с леопардом на поводке.
– Ирен! Родная! Мои ненаглядные Нелл и Годфри пропали! Я объехала весь мир, и если тебе нужна помощь любых властей в любом уголке света, просто дай мне знать.
Леопард, урча, прохаживается между ними взад-вперед.
Божественная Сара, поклонившись барону и кивком поприветствовав Брэма Стокера, устраивается между ними на диване.
Горящие хищным огнем глаза леопарда уставились на Ирен; вертикальные черные зрачки на фоне сияния желто-зеленой радужки напоминают зияющие раны.
Следующим входит самый важный гость – тучный самодовольный Берти.
Терпеть его не могу, пускай он и принц Уэльский, который однажды станет королем Англии… конечно, если его престарелая мамаша, эта жаба в черных шелках, когда-нибудь все же умрет. В последние тридцать лет она только и делает что скорбит. Берти же, нареченный при крещении Эдуардом Альбертом, – всего лишь жирный сластолюб, да еще и британец.
Впрочем, разве не все англичане хвастливые толстяки? Похоже на то, кроме Шерлока Холмса – уж он-то не толстый – и Годфри Нортона, который явно не страдает не только лишним весом, но и лишним самодовольством: редкое качество для англичанина, да и для мужчин в целом. По крайней мере, насколько я могу судить по своему скромному опыту. На самом деле у меня был далеко не один наставник, но все они тоже скорее исключения.
Исключением можно назвать и Ирен Адлер Нортон, вот поэтому она столь опасна, даже для меня, хотя обычно именно я представляю опасность для окружающих.
Последним появляется инспектор Франсуа ле Виллар: шляпа в руке; блестящие набриолиненные усы напоминают остроконечные буквы, выведенные тушью. Его усаживают на отдельно стоящий стул.
Интересно, созвал ли и Шерлок Холмс в Лондоне подобный разношерстный совет из людей самого противоположного статуса, чтобы, вернувшись к истокам, опять перевернуть Уайтчепел вверх дном в поисках новой зацепки, которая наконец разоблачит Джека-потрошителя?
Но, кажется, мистер Холмс обыкновенно действует в одиночку: как паук, плетущий паутину, он работает один и выжидает. Без сомнения, он был потрясен, узнав, что я хочу вернуться в Лондон. Он заявил, что я обязана остаться рядом с бедной мадам Нортон. Но моя единственная обязанность – служить высшему предназначению.
Тем не менее пока меня вполне устраивает нынешняя компания сильных мира сего и властителей дум, собравшаяся в номере парижского отеля, где я веду свои записи – по собственному обыкновению, а также по отдельной просьбе нашей хозяйки.
Открывает прения актриса:
– Милая Ирен, полагаю, всех собравшихся здесь интересует, как мы можем тебе помочь. Внезапное исчезновение мисс Пенелопы, я уж не говорю про твоего горячо любимого супруга, – просто душераздирающая новость, как говорят у вас в Англии. Тебе выпала роль куда более трагичная, чем любая из написанных для меня. Проси от нас чего угодно. Твои желания – закон для нас.
Проникновенно, однако принц Уэльский начинает ерзать на своем месте, пускай и едва заметно. «Чего угодно» – не те слова, которые великие мира сего готовы метать как бисер. Ни в Америке, ни здесь.
– Благодарю вас всех за готовность помочь, – тихо отвечает примадонна.
За весь вечер я ее даже как следует не разглядела, поскольку пыталась сохранить в памяти образы и слова знаменитостей, собравшихся в гостиной. К тому же мне не хотелось лицезреть горе потери.
Однако держится она на удивление стойко для женщины, которая лишь несколько часов назад узнала, что ее муж и близкая подруга пропали без вести: муж как сквозь землю провалился в забытых уголках Восточной Европы; компаньонка затерялась на необозримых просторах гигантской Всемирной выставки, в сердце парижской суеты, на Марсовом поле, у подножия Эйфелевой башни.
Ирен одета в платье из тафты серебристо-серого цвета, пронизывающего, как осенний дождь, хотя сейчас стоит лето.
Ничто не в силах поколебать силу ее духа, но держится она тихо и серьезно. Однако ее демонстративное спокойствие нервирует всех остальных. В их суетливой неуверенности я замечаю нежелание брать непосильные обязательства. Гости на взводе – этого-то она и добивалась.
– Дорогие друзья, – наконец начинает она глубоким голосом, вибрирующим, как струны виолончели, – если, конечно, я могу позволить себе обращаться подобным образом к столь великим людям.
В ответ они на все лады уверяют: разумеется, может.
– Барон Ротшильд, вы уже предложили мне помощь агентурной разведки, которая работает по всему миру. Я не смею просить о большем. Его высочество, – легкий поклон принцу, – предложил мне «что угодно», чего я только пожелаю.
Значит, Берти совсем не торопится оказать какую-либо существенную помощь. Вот же лицемерный хлыщ! Говорят, у него всегда туго с деньгами: рука его мамаши твердо держит кошелек.
– Сара, ты владеешь обширной сетью знакомств – пусть они и не шпионы, а лишь почитатели твоего таланта, но, возможно, мне действительно вскоре потребуется обратиться за помощью к некоторым из них. Инспектор Виллар, я знаю, что парижская полиция делает все, что в ее силах, и это гораздо больше, чем предприняли бы полицейские во многих других городах. Ваши сотрудники даже разрешили присоединиться к их работе нашей бравой компании разведчиков – Буффало Биллу и Красному Томагавку.
В последнюю очередь она обращается к здоровяку ирландцу:
– И, Брэм, я возлагаю большие надежды на вас и ваши частые переезды с места на место. Я надеюсь, что вы послужите для нас с Пинк европейским агентом, потому что, боюсь, расследование уведет нас далеко от Парижа.
Барон, принц и инспектор, кажется, выдохнули с облегчением. Актриса довольна собой, Брэм выглядит радостным и встревоженным одновременно.
Я вижу, что мадам Ирен опять смогла покорить каждого по отдельности – столь же хитро она обошлась и со мной несколько часов назад. Два самых богатых человека в комнате были готовы к непомерным запросам, и теперь охотно выполнят малейшие ее просьбы. Актриса уйдет отсюда, чувствуя, что приносит пользу – людям ее профессии подобная роль выпадает нечасто, – и посчитает свой вклад достаточно ценным.
Инспектор будет благодарен, если – точнее, когда – Ирен выйдет из-под его юрисдикции, что, я уверена, она скоро и сделает.
А Брэм Стокер, бедолага Брэм, наименее состоятельный и известный из всех присутствующих, только что был наречен Странствующим рыцарем[4]4
Благородный искатель приключений, защитник обездоленных.
[Закрыть], и он единственный в этой комнате, к кому она действительно собирается обратиться за помощью.
Интересно, ему досталась такая роль, потому что, помимо инспектора, он самая незначительная персона из всех собравшихся? Всех – за исключением меня, потому что я ничего собой не представляю. Слава богу, у меня на родине любой может выбиться из грязи в князи. Эта мысль пробуждает во мне ностальгию по Нью-Йорку, но, полагаю, придется еще немного потерпеть, пока я не заполучу историю, достойную того, чтобы телеграфировать домой и самой лететь вдогонку – за шумихой, которую она вызовет, и последующей славой.
Затем Ирен пользуется моментом и переводит разговор с соболезнований в несколько другое русло. Я выпрямляюсь и начинаю строчить еще быстрее.
– Видите ли, друзья, – она по очереди ловит взгляд каждого присутствующего, – люди, собравшиеся в этой гостиной, – крупнейшие мировые эксперты в деле Джека-потрошителя.
Волны протеста на французском и английском неизбежно разбиваются о серебристо-серый монолит ее фигуры. Друзья собирались лишь предложить ей утешение, а она призывает их спасать мир.
– Это действительно так, – продолжает она. – Сведения о Джеке-потрошителе, известные до недавних парижских убийств, по существу, теперь бесполезны. Даже Шерлок Холмс сбежал обратно в Лондон, чтобы взглянуть на тамошние события под новым углом, обусловленным парижскими ужасами.
Сомневаюсь, что господин, которого мне повезло повстречать, «сбежал», но я знаю, что Ирен доставляет удовольствие так говорить: возможно, она рассчитывала на его более прямое содействие.
– Не думаю, – добавляет она, обращаясь к инспектору ле Виллару, – что наши уважаемые коллеги в курсе истории Джеймса Келли и его парижских деяний.
– Джеймс Келли! – Принц Уэльский мгновенно проявляет интерес. – Типичное английское имя. Я знаю по крайней мере одного человека с такой фамилией. Но о ком вы говорите?
– Велика вероятность, что этот Джеймс Келли и есть Джек-потрошитель, ваше высочество, – признает Виллар, слегка кланяясь принцу. – Увы, когда он находился в руках парижской полиции, после того как Шерлок Холмс его поймал и вывел на чистую воду…
– В поимке также участвовали мисс Пинк, я и, разумеется, наша дорогая Нелл, – перебивает его Ирен.
Повисает продолжительная пауза, во время которой гости отмечают тревожное отсутствие Нелл уважительным молчанием.
– В самом деле, – говорит инспектор, нервно закручивая стрелой навощенные усы. – Мне передали, что ваше присутствие, дамы, совершенно обескуражило злодея.
(«Не говоря уже об эффекте, который мы произвели на Холмса», – пишу я в блокноте.)
– Мы были одеты, – поясняет Ирен гостям, – как женщины легкого поведения.
– О, жаль, меня там не было! – восклицает принц.
– Я бы тоже посмотрела на эту картину, – произносит Сара.
– И я, – добавляет Брэм Стокер.
Барон Ротшильд не высказывает подобного желания, что в моих глазах характеризует его как единственного джентльмена среди присутствующих.
– Дело в том, – говорит Ирен, – что в прошлом Джеймс Келли якшался с падшими женщинами, хоть и презирал их. Когда ему пришлось встретиться лицом к лицу с Шерлоком Холмсом в облике французского священника и нашей троицей, нарядившейся куртизанками, он повел себя странно. То дрожал от страха от одного нашего вида… то вдруг подскочил к несчастной Нелл и приставил нож к ее горлу.
– Ах! Бедняжка Нелл! – Сара обхватывает свою лебединую шею: будучи актрисой, она в момент может представить себя на месте другого. – Напал на самую кроткую, на самую… безобидную.
Бывшую оперную примадонну Ирен Адлер не впечатлить сценическими приемами.
– Нелл хватило храбрости, чтобы вынуть из шляпы булавку и уколоть ею этого гипотетического Джека-потрошителя в запястье!
– Гипотетического? – уточняет барон.
Ирен поворачивается к инспектору, вежливо ожидая, что он скажет.
