Текст книги "Сын Авонара"

Автор книги: Кэрол Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

7

День первый, год первый правления короля Эварда

Когда Мартин завершил рассказ, небо уже порозовело, в саду защебетали птицы. Томас заберет меня утром, и после событий этой ночи уезжать будет еще тяжелее.

Танаджер, несмотря на все свои старания, заснул на полу, Юлия с Мартином отправились в кухню поискать какой-нибудь еды. Мартин сказал управляющему, что слуги могут быть свободны на весь день. Тенни метался по библиотеке, бормоча что-то себе под нос и бросая поверх очков такие похоронные взгляды на нас с Кейроном, что мы ретировались в сад. Немного погуляли, но говорить было не о чем или же нужно было говорить обо всем, а мы никак не могли начать. Оставив попытки, мы пошли в кухню к Мартину и Юлии.

Мартин сунул мне в руку нож и велел нарезать апельсины, выложенные горкой в медной миске, и тут в кухню ворвался Тенни.

– Мартин, у тебя есть «Кодекс Вестовара»? Наверняка есть. Не говори, что нет.

Граф Гольтский был поглощен намазыванием масла на хлеб.

– Ты с ума сошел, Тенни? «Кодекс Вестовара» в шесть утра? Мы только что провели ночь, какая редко выпадает в жизни, а ты уже готов снова засесть за книги.

– Не смейся, Мартин. Мартин пожал плечами.

– Он на верхней полке. Черный кожаный футляр. Через некоторое время Тенни снова появился в дверях кухни.

– Сейри, ты не выйдешь на минутку? Мне нужно с тобой поговорить.

Вытерев руки полотенцем и сунув липкий нож Кейрону, я пошла вслед за Тенни в библиотеку. Он склонился над хрупким пергаментом, разложенным на столе, и, когда я подошла, развернулся ко мне, сжимая в тонких пальцах карандаш. Я ни разу не видела его таким взволнованным.

– Ты любишь его, Сейри? Я была ошеломлена.

– Скажи честно. Кейрон, ты его любишь? Это не простое любопытство.

– Да, да, люблю, но…

– Ты не боишься?

– Кейрона? Не больше, чем тебя или Мартина. Он кивнул, словно другого ответа и не ожидал.

– Если бы, пойдя на большой риск, ты смогла избежать брака с Эвардом, ты сделала бы это?

– Я пошла бы почти на что угодно.

– Я нашел лазейку. – Он кивнул на разложенный на столе пергамент. – Эварда, скорее всего, коронуют сегодня к вечеру, то есть не позже завтрашнего дня. Прошло уже два месяца со смерти Геврона. Тысячи знатных гостей съехались в Монтевиаль и праздно ждут, пока мы назначим преемника, а тем временем их арендаторы собирают урожай, а их менее родовитые соседи завистливо поглядывают на оставшиеся без присмотра поля и лошадей. Но самое главное – осенняя кампания против Керотеи не может начаться, пока нет короля. Я начал думать о том, что времени на празднования не будет – только на официальные церемонии, на коронацию. И тут я вспомнил кое-что об этом. – Тенни никогда не забывал однажды прочитанного, даже если оно утратило смысл за давностью лет. Никто в кругу Мартина не мог сравниться с ним. – Ты рискуешь вызвать ярость Эварда. Он не из тех, кто прощает.

Из кухни появились трое поваров с подносами, нагруженными поджаренным хлебом, вареньем, апельсинами и чаем.

– Что там насчет ярости Эварда? – поинтересовался Мартин.

– Я нашел для Сейри возможность отказать ему и выбрать… – он поднял на меня глаза, – жизнь, которая, наверное, нравится ей больше.

– Расскажи же, Тенни, – попросила я.

– В «Кодексе Вестовара» имеется дополнение, касающееся прошений, поданных королю сразу после коронации, «О десяти счастливцах». Пренебречь «Кодексом» означает подорвать саму основу власти. Эвард на это не пойдет. Не сможет. Этого не допустит Совет, а Совет ему необходим, чтобы продолжать войну. И если он соглашается с «Кодексом Вестовара», он обязан выполнить первые десять просьб, поданные в день его коронации. Если ты захочешь, Сейри, сможешь попросить его даровать тебе право выбирать мужа самой.

Когда этим утром Томас забрал меня из Виндама, я сказала, что хочу обратиться к Эварду сразу же после его коронации.

– Он скоро пошлет за нами обоими, – ответил брат.

– Но я хочу быть первой, кто признает его власть, разве я не могу? – Насколько я поняла, в приложении к «Кодексу» говорилось, что промедления быть не должно. Я не стану думать о возможном развитии событий – все будет зависеть от реакции Эварда. Но каковы бы ни были последствия, их я смогу перенести. Эварда – никогда.

Эвард, герцог Донкастрский, был объявлен королем Лейрана и протектором Валлеора в тот же день после полудня в присутствии лейранского Совета лордов, всех сколько-нибудь влиятельных дворян Лейрана, верховных жрецов Аннадиса и Джеррата и тех жителей Монтевиаля, кто подкупом, обманом или ловкостью сумел просочиться на дворцовую церемонию. Одна мрачная группа гостей, одетых строго и сдержанно, состояла из представителей знати Валлеора и Керотеи, их держали в Лейране под домашним арестом, а сейчас заставили наблюдать за коронацией их поработителя.

Свет проникал сквозь пурпурные и зеленые витражные стекла, бросал цветные пятна на серый каменный пол Большого зала. Резные капители колонн терялись в сумрачной вышине, так же как и покрытый фресками потолок. Я стояла среди самых почетных гостей справа от трона, стараясь не сводить взгляда с замысловатых причесок дам, моя юбка все время цеплялась за украшенные камнями ножны кавалеров, от запаха благовоний было тяжко дышать. Но я, то улыбаясь, то пуская в ход локти, протиснулась вперед, откуда мне все было видно.

Церемония началась с пространных рассуждений жреца о Войне Начал, он особенно сосредоточился на части, где Арот удалился в мифический дворец в Кадоре вместе с женой Маной. Пока два его сына охраняли мир от врагов в воздухе и воде, нам, живущим на земле, было приказано защищать свои жилища и богатства, служа сильным и надежным королям-воинам. К тому моменту, когда жрец добрался до жизнеописания нового короля, Мартин очнулся от дремоты. Эварду было всего двадцать пять, это не займет много времени.

Я, со своей стороны, не чувствовала себя ни сонной, ни взволнованной. На самом деле я больше беспокоилась не об Эварде, а о Томасе, ведь то, что я собираюсь сделать, сильно заденет моего брата. Нас у родителей было только двое, мы были близки по возрасту и интересам и из-за уединенности Комигора, поместья нашего отца, постоянно общались друг с другом. Я горячо любила брата, уважала его как воина, признавала его авторитет и главенствующее положение в семье. Но он ни разу не спросил меня о моих желаниях, прислушивался к моим возражениям не больше, чем если бы это была его лошадь, жалующаяся на слепней. Ему и в голову не приходило выслушать меня, хотя я открыто заявляла, что мое мнение о его друге ухудшилось. А Мартин научил меня ценить свое мнение.

Когда жрец закончил бубнить, члены Совета лордов вышли один за другим, чтобы принести клятву верности Эварду. Мартин подмигнул мне, заняв свое место на помосте. Я кивнула в ответ, не в силах даже в столь волнующий миг забыть боль, толкнувшую его прошлой ночью на отчаянный поступок. Если Аннадис и Джеррат и впрямь любят Лейран, как толковал об этом жрец, Мартин должен принять участие в дальнейшей судьбе королевства.

После того как двенадцать лордов поцеловали руку нового короля и принесли клятву, Эвард провозгласил Томаса защитником Лейрана, это была самая почитаемая должность в королевстве. Защитник отвечал на все выпады против личности монарха. Наверное, это была единственная должность, на которую назначали, исходя из личных качеств человека. Мое сердце заколотилось от гордости. Если бы отец был здесь и видел возвышение Томаса!

Томас, одетый в бело-золотые одежды, вполне соответствовал такому назначению. Он был так же высок и величествен, как наш отец, которого когда-то считали воплощением идеального воина. Волосы Томаса были того же медно-рыжего оттенка, что и мои, густые и блестящие, они обрамляли его приятное лицо: прямой нос, темно-карие глаза, на щеке шрам, как раз такого размера, чтобы придворные дамы приходили в восторг от его мужественности. Наверное, только рот был ртом капризного ребенка, но Томас не был инфантилен. Когда он войдет в силу, он увидит пороки Эварда. Может быть, его влияние на нового короля поможет ослабить их.

Томас занял свое место рядом с Эвардом, склонился над ним и зашептал что-то на ухо своему другу и повелителю. Эвард снисходительно улыбнулся. Он устроился на золоченом троне так, словно этот трон предназначался ему с самого рождения, а не достался всего четверть часа назад. Взмахнув рукой, чтобы привлечь внимание всего общества, он кивнул в мою сторону.

– Эта прекрасная юная леди просила общего внимания, чтобы о чем-то заявить, и мы готовы ее выслушать.

Теперь моя очередь. Пути назад не будет. Я могла бы стать королевой, если бы захотела. Я могла бы подчиниться требованию брата и желанию его друга, и никто не упрекнул бы меня. От женщины в моем положении ждали только одного: покориться в выборе мужа желанию семьи. Никто, кроме меня самой, не стал бы винить меня за недостатки Эварда. Через несколько лет я, наверное, смогла бы завести любовника. Эвард не стеснялся этого даже сейчас, и я знала, как обстоят дела при дворе. Но это была не та жизнь, которой я хотела. Мартин открыл мне целый мир, и я не хотела расставаться с его даром.

Поэтому я шагнула вперед и, сделав реверанс, вытянула из рукава прошение, объявив всем собравшимся, что обращаюсь с просьбой к его величеству королю Эварду в день коронации, согласно с дополнением к «Кодексу Вестовара», названным «О десяти счастливцах». Поскольку мои родители, которые должны были заботиться о благополучии единственной дочери, умерли, а мой уважаемый брат почти того же возраста, что и я сама, я прошу освободить меня от обычного подчиненного положения и позволить самой выбрать спутника жизни.

Эварду пришлось согласиться. Каждый при дворе знал, что я предназначена ему и что подобная просьба выказывает мое неуважение к нему. Но именно по этой причине ему пришлось выказать великодушие. Пусть лучше знают, что гордая и волевая женщина не любит его, чем видят, как это его задевает. Многие на его месте принудили бы к замужеству избранную женщину, но я знала ход мыслей Эварда. Он отомстит более изощренным способом.

Король объявил, пытаясь шутить:

– Можно представить, как столь решительная особа станет воплощать в жизнь свои желания. Не сомневаемся, тот несчастный еще пожалеет об этом дне. – Присутствующие натянуто засмеялись. – Как сторонний наблюдатель и давний друг и благожелатель, – продолжал Эвард, – мы бы советовали прислушаться к пожеланиям вашего брата, возможно, он лучше знает жизнь, чем живущая в уединении молодая девушка. Желания, подобные высказанному, могут иметь далеко идущие последствия. Но мы не видим причин отказать в просьбе. Да будет так.

Взмахом руки он отпустил меня. Хорошо, что я не имела видов ни на кого из придворных. Своими комментариями Эвард уничтожил бы все мои планы. Я приготовила достойный ответ, но кто-то уже заговорил о необходимости послать гонцов к войскам и сообщить радостную новость о восхождении на престол короля Эварда. Цепочка просителей, льстецов и подхалимов уже тянулась через весь зал до самого выхода.

Опустив глаза, я сделала глубокий реверанс и отступила в шумную толпу. Мне хотелось парить под потолком вместе с голубями, скакать по длинным столам Совета и кричать, как кричат золотисто-коричневые соколы над крышами Комигора. Я не смела взглянуть на Мартина или Тенни, иначе бы расхохоталась или бросилась обнимать их и благодарить за щедрый дар. Протолкавшись в толпе приличное время (никто не сказал мне ни слова), я покинула зал и выскользнула в одну из множества боковых дверей. Во всех дверях толпились люди, готовые пожертвовать туфлями и работать локтями, лишь бы попасть в историю или хотя бы на ближайший званый обед. Не успела я выйти, как кто-то крепко взял меня за руку.

– Дарзид!

– Ваш брат хочет видеть вас, сударыня.

К моему удивлению, темные, глубоко посаженные глаза помощника Томаса весело блестели. Знает ли Томас, что его правая рука так легкомысленно относится к моему освобождению?

– Я думала, Томас сейчас слишком занят, чтобы заниматься семейными проблемами.

– О нет. Он весьма настойчиво просил меня привести вас к нему. Должен ли я объяснять, что у него имеется… особая причина… желать разговора с вами? Может быть, сейчас как раз подходящее время, чтобы нам двоим бежать? На вас он подуется час, а мне сражаться с ним бок о бок!

Несмотря на улыбку и шутливый тон, Дарзид сумел спустить меня с небес на землю. Видения исчезли. Крылья опали, мои соколиные перья ощипали. Я освободилась от хватки Дарзида и расправила измятое толпой платье.

– Если Томас думает, что сможет переубедить меня, он заблуждается.

– Я не стал бы строить предположения на его счет. Признаю, что после событий сегодняшнего дня я не стал бы предсказывать и ваши поступки. Сейчас вы даже более интересны, чем та юная особа, которой я восхищался последние несколько лет. – Он махнул налево, показывая, что нам туда, и предложил мне руку.

Отчего-то мне была невыносима мысль снова коснуться его, и я пошла за ним вслед.

– Не забывайтесь, капитан.

Дарзид поклонился и провел меня в небольшую, но роскошно обставленную комнату.

– Я бы советовал вам оставаться здесь, пока герцог вас не позовет. – Он ничем не выдал, что я задела его. Улыбка не изменилась, веселый блеск в глазах не исчез. Капитан снова поклонился и прикрыл за собой дверь.

Я осталась один на один с каменной шахматной доской. Ощупывая пальцами фигурки, я размышляла о Виндаме и тех, кто играл в шахматы там, стараясь понять, как мне лучше поступить, чтобы не навредить друзьям. Дарзид вызывал у меня подозрения. Нельзя привлекать внимание к окружению Кейрона.

Томас ворвался в золоченые двери через час.

– Ты здесь. – Его лицо исказилось от гнева. – Как ты могла так поступить со мной?

Я была намерена сдерживаться, делать все возможное, чтобы смягчить впечатление от произошедшего или хотя бы не сделать хуже. У нас с Томасом никого не было, ни теток, ни дядек, только дальние родственники вроде Мартина. Но мой брат был вне себя.

– Неужели все эти годы я давил на тебя? Неужели был так груб и жесток, что ты нанесла мне такое оскорбление? Наш отец, наверное, переворачивается в гробу от того позора, который ты навлекла на наш дом. – Он вышел в центр комнаты, развернулся и впился в меня глазами. – Это Мартин, да? Это он тебя надоумил. «Кодекс Вестовара»… какая чушь! Напыщенный педант, он считает, что лишь у него во всей вселенной имеются зачатки интеллекта! Вот как он осуществил свою жалкую месть, отплатил всем нам за то, что победил лучший. Он недостаточно силен и недостаточно храбр, чтобы открыто выступить против Эварда, вот он и использовал глупую девчонку, чтобы она сделала за него грязную работу.

Мне казалось, он никогда не успокоится.

– Надо же было выбрать момент! Главный день в моей жизни, все, ради чего я трудился, сражался, страдал, – и что ты сделала? Обратила все в кучу навоза!

– Томас! Послушай, что ты несешь! – возмутилась я наконец. – Все, что я услышала, – как ты унижен, какое тебя ждет бесчестие, как твой триумф обратился в гору навоза. Ты хоть на миг задумался обо мне? Осознал, что значит быть чем-то вроде участка земли или мешком золота, отдав который, твой брат проявляет вассальную верность? Ты был готов продать родную сестру человеку, которого она презирает. Ради чего?

– Ради всего. Я сделал бы тебя королевой, дура! Мы стали бы самым влиятельным семейством во всех Четырех королевствах.

«Черт побери всех глупцов», – думала я, пока Томас дрожал от ярости. Дело не просто в дружбе и вассальной верности. Я недооценивала Томаса. Мне и в голову не приходило, что его амбиции не ограничиваются Эвардом.

Я попыталась успокоить его.

– Ты обретешь ту силу, о которой мечтаешь, Томас. Ты всегда был близким другом Эварда, ты сражался рядом с ним едва ли не с самого детства. Ты Защитник Лейрана, и не просто потому, что ты его друг. Ты лучший воин во всех Четырех королевствах, и никто не осмелится спорить с этим. Но я не хочу быть королевой, Томас, если это означает стать собственностью Эварда или твоей.

Томас всплеснул руками.

– Тебе больше по нраву бесконечные дурацкие карнавалы Мартина. Ты что, тоже одна из его наложниц?

Это уже слишком. Я ударила его, оставив на потемневшем от гнева лице еще более темную отметину.

– Твой язык так же скверен, как и твой выбор друзей, Томас, и так же примитивен. Единственная глупость, которую я совершила сегодня, – решила, что ты сможешь когда-нибудь понять.

Брат ответил мне с холодной яростью, которая была гораздо хуже гнева.

– Я никогда не пойму, Сейри. – Он распахнул дверь и бросил через плечо последние слова: – Не трудись возвращаться в Комигор. Я отошлю твои вещи в городской дом и позабочусь, чтобы у тебя было все необходимое. Надеюсь, ты выкажешь хотя бы подобие благопристойного поведения после сегодняшнего отвратительного представления. – Он грохнул дверью, оставив меня одну посреди золоченой комнаты.

Ярости я ожидала. Томас с первых дней жизни привык считаться только с самим собой, лишь смутно подозревая о существовании рядом с ним других людей. Но такая неприкрытая ненависть, ее я не ожидала. Придется соблюдать осторожность. В один день я сделала своими врагами двух самых влиятельных людей на свете.

Что ж, выбор сделан, жалеть я не собиралась, хотя теперь понимала, какими печальными могут оказаться последствия. На узорчатом столе в углу комнаты нашлись бумага, перья и чернила, и первое, что я сделала, написала управляющему нашего городского дома о необходимости открыть дом сегодня, а не в конце осени, как это было заведено. Затем я написала Мартину.

«Дорогой кузен!

Как ты сам видел, дело сделано. Моя судьба, по крайней мере в той ее части, что касается замужества, в моих руках, и я не сожалею о сделанном выборе. Но поскольку это решение задевает гордость королей и кровных братьев, праздновать рано.

Не могу выразить, насколько велика моя благодарность за знания и дружбу, которые были дарованы мне в последние четыре года. Мое видение мира бесповоротно изменилось в живом обществе Виндама, но теперь я вынуждена прекратить свои посещения. Хоть это и не мое желание, этот выбор я тоже сделала сама.

Мы договорились с братом, что я стану жить здесь, в городе, и буду всем обеспечена.

Передай друзьям, мои мысли всегда с ними, а тем, кто отправляется в путь, – пусть будет легкой дорога.

С наилучшими пожеланиями, Сейри».

Этого было недостаточно, но и как я смогла бы выразить то, что хотела? Они прочтут между строк.

Первый год правления короля Эварда

Я тут же окунулась в светскую жизнь двора, возобновив прежние знакомства, о которых забыла, начав ездить к Мартину. Мне казалось невероятно нелепым, что вести себя благопристойно, по мнению Томаса, означало вращаться среди нетрезвых богатых бездельников, способных обсуждать лишь, кто чей любовник, каковы перспективы осенней кампании, и заявлять, что вино последнего урожая – лучшее за всю историю.

Но между балами, охотами и прочими увеселениями я много читала и занималась. До Виндама я никогда не занималась учебой, предпочитая чтению книг верховую езду, а письму на бумаге – игру в дротики. И даже в Виндаме мое обучение заключалось в постоянном слушании других, в ведущихся на уровне интуиции спорах и настойчивых расспросах. Только Тенни заставил меня читать. И теперь, когда я была лишена компании, у меня проснулась жажда знаний, утолить которую могли только книги. У меня в голове крепко засело кое-что, о чем как-то упоминал Тенни: раз или два в Королевский Университет Валлеора принимали женщин. Изменить свою жизнь… эта мысль согревала меня. Случались и не такие чудеса.

Еще я наняла старика-музыканта учить меня игре на флейте. Он был пьяница, но в те редкие моменты, когда являлся, не выдыхая пары алкоголя, его музыка бередила душу. Он пояснял, что пьет, потому что никто его не слушает. Я слушала и училась.

Как-то утром я сидела в библиотеке, занимаясь историей Четырех королевств. Вдруг явился Дарзид.

– Просто хотел посмотреть, насколько вам подходит новая жизнь, – пояснил он. – Не прерывайте ваших занятий.

Он устроился в кресле возле окна, словно подтверждая свои слова. Просмотрел стопку книг, лежащих рядом с креслом: по юриспруденции, по философии и по истории Валлеора, на которую я теперь смотрела совсем иначе, выискивая любое упоминание об Авонаре. Начинать разговор предлагалось мне. Беда в том, что в тот момент меня гораздо больше занимало чтение. Потрепанная книга, зажатая в руке, обещала поведать о «власти ужаса и восстановленной справедливости», имевших место четыре с половиной века назад. Я сознательно не предложила Дарзиду никакого угощения и не пересела от стола в кресло, что располагало бы к беседе.

– Скажите Томасу, что у меня все есть и я не страдаю из-за отсутствия его общества или общества Эварда.

– Хм. – Он лениво, не читая, пролистал одну из книг. Тяжело начинать разговор, к которому не лежит душа.

– Что ж, капитан, вам хватает материала для наблюдений, с тех пор как Томас так вас повысил? Решились ли вы записать их, как грозились когда-то? Кажется, теперь, когда королевство снова начало войну, немного юмора не повредит.

– Мир нелеп. Я… – Он замолк, кинул книгу на стол и, откинувшись на спинку кресла, стал барабанить по подлокотнику длинными тонкими пальцами. Хотя его костюм был, как всегда, безупречен, сам капитан выглядел плохо. Он сидел спиной к окну, и его лицо оставалось в тени. Озорной блеск в глазах пропал.

Я ждала, что он продолжит свою мысль. Он был не из тех, кто топчется вокруг да около или ревностно блюдет этикет. Но молчание затягивалось и стало совсем уж невыносимым, я ощутила потребность сказать что-нибудь.

– Капитан, зачем вы здесь?

Призрак его прежней насмешливой улыбки мелькнул на лице.

– Я скучаю по нашим обеденным разговорам. Любая сплетница в этом городе знает, что вы поссорились с братом, но мое имя не упоминается рядом с вашим. Вы всегда поддерживали во мне веру в мои способности.

– Значит, светская жизнь и военная служба губят их?

– По правде сказать, я плохо сплю. – Он сдвинулся на край кресла и наклонился вперед. – Скажите мне, сударыня, вас когда-нибудь посещало чувство, что вы живете в каком-то ином мире? Что ваша жизнь приняла неожиданный оборот?

– Изредка, – ответила я. Конечно, в ту ночь, когда я узнала, что моя привычная жизнь построена на ужасающей лжи, будто маги – суть мировое зло и должны погибать в мучениях. – Чаще, когда я на маскараде у какой-нибудь баронессы.

– Нет-нет. Это другое. – У него на шее была золотая цепь, ее звенья сверкали в солнечных лучах. – В прошлом месяце я был в деревеньке на севере Валлеора, месте, где я никогда не бывал прежде. Жители деревни заявили, что знают меня. Ненавидят меня. Старики клялись, что были знакомы со мной в юности. Я решил, что это ерунда, но в других трех деревнях повторилось то же самое. Они рассказали мне о дуэли, в которой я участвовал тридцать лет назад. Я убил одного местного жителя, так они сказали, человека, которого все очень уважали. Они подробно описывали поединок. Я смеялся над ними, но они клялись, что все правда, после этого сражения у меня на плече остался шрам в форме звезды. Естественно, я сказал им, что это бред. И Томас долго смеялся.

– Но вам не смешно. – Я даже не помнила, когда видела его таким серьезным.

– У меня на плече есть такой шрам. – Дарзид рассеянно потер левое плечо, словно его беспокоила призрачная боль. – Все, как они рассказали.

– Совпадение. Вы же лейранский солдат. У вас полно шрамов, я уверена. К тому же любой валлеорец ненавидит всех лейран.

– Да, но странно то, что я не могу сказать, откуда у меня этот шрам. Эта история заставила меня задуматься. Есть несколько вещей, которых я не помню: история моей семьи, моя карьера. О них я так часто рассказывал, и они казались мне правдой, но когда я задумался, все как-то странно изменилось. – Он уставился на свои руки и страшные шрамы, пересекающие ладони. – В моем мозгу живут образы, которых там не должно быть, они похожи на воспоминания, но они так нелепы… – Он помотал головой, словно желая вытрясти из нее мысли. – Глупость. Наверное, вы думаете, что я пьян.

– Почему вы рассказываете об этом мне?

Он выдавил из себя смешок.

– Мне некому больше рассказать о своих фантазиях. Томас и Эвард слишком заняты собой, и у любого другого жителя этого королевства от моих рассказов сделается мигрень. А вы глядите на меня широко раскрытыми глазами и слушаете так, словно вам рассказывают подобные истории каждый день. Я знаю, что вы не станете смеяться надо мной. Вы исключение…

Я никогда не видела у Дарзида такого лица, оно выражало неприкрытое восхищение… надежду на близость…

Я резко поднялась. Разговор принимал направление, которое мне совсем не нравилось.

– Простите, что не могу выслушивать подробности, капитан. Вы застали меня в разгар занятий… – Я махнула на книгу и кипу бумаг на столе.

Он, вспыхнув, вскочил и велел дворецкому нести пальто.

– Примите мои извинения. Я ни в коем случае не хотел причинить вам неудобство.

– Недовольство Томаса пройдет, – продолжала я. – Мы еще не раз будем обедать вместе, и вы расскажете мне остальное.

Его история действительно любопытна, но у меня нет нужды и желания сближаться с амбициозным придворным. Те, у кого есть смертельно опасные тайны, должны быть особенно осторожны в выборе доверенных лиц.

Дарзид ушел, многословно прощаясь и шутя.

– Если Томас вдруг не переменит мнения и ваши ученые занятия покажутся вам такими же скучными, как и званый ужин, может быть, вы как-нибудь позовете меня, чтобы оживить мое чувство юмора.

– Все возможно, капитан.

Но я ни разу не позвала его. Мне было плевать на Дарзида, и его чувство юмора, и на его тайны. Мои мысли были в Виндаме, я невольно улыбалась, гадая, какие еще покрытые пылью тома нашел Тенни, кто помогает Юлии отстаивать в спорах с Мартином ее позицию, что женщина должна обладать правом иметь собственность, остался ли Кейрон или снова путешествует в поисках знаний и красоты, чтобы напитать сокрытые в нем силы. Когда-нибудь я узнаю о магии больше. Я еще не успела распробовать этот экзотический фрукт.

Когда мне было лет пять, король Геврон решил подчинить себе три других королевства из Четырех, чтобы раз и навсегда покончить с кровавыми спорами с соседями: Валлеором, Керотеей и Искераном. Он начал с Валлеора, богатого королевства на северо-западе, но самого слабого из трех и с самой длинной совместной границей. Прошло одиннадцать лет, пока пала последняя валлеорская крепость, – значительные размеры королевства и постоянные нападения более воинственных керотеан и искерцев затягивали войну. Геврон был занят Валлеором и обратил внимание на Керотею лишь в последние годы своего правления. Эта война ни к чему не привела.

Эвард вышел из Монтевиаля через неделю после коронации, обещая покончить с Керотеей быстрее, чем Геврон возился с Валлеором. В разгар зимы первого года своего правления он объявил о решающей победе на границе с Керотеей. Но отвратительная погода заставила свернуть кампанию, поползли слухи, что все завоеванное будет утрачено весной.

В канун Долгой Ночи я решила остаться дома. Шла бесконечная череда торжеств, посвященных Сейлю, середине зимы, которую венчала Долгая Ночь и десять праздничных дней, которыми заканчивался год, и я не отказывалась ни от одного приглашения, если оно могло быть замечено. Я флиртовала со всеми, кто только обращал на меня внимание, и была уверена, что до ушей Томаса и Эварда дойдет немало слухов. Король не сможет выбрать жертву и обвинить кого-то в том, что я предпочла его королю. Может быть, он постепенно потеряет интерес и вообще перестанет слушать сплетни. С меня пока хватит. Я сказалась больной и проводила вечер под шерстяным одеялом и с книжкой валлеорских сказок, зимние тени отгонял только огонь в камине библиотеки.

У входной двери зазвонил колокольчик. Я подумала, что это может оказаться один из моих недавних поклонников, скорее всего виконт Мантенья. Наверное, он доказывает дворецкому, что жизнь его будет разбита, если этим вечером он не вытащит меня из дому кататься на новых санях. Мантенья был сентиментальным мальчишкой, но довольно забавным. К счастью, у меня есть Жуберт, отличный дворецкий. «Нет» означало нет.

В дверь библиотеки постучали, вошел Жуберт с длинным узким свертком.

– Прошу прощения, госпожа. Подарок.

Сверток длиной в руку, упаковка из зеленого шелка перехвачена золотой лентой, карточки нет. Под слоями шелка оказалась роза… среди зимы, одинокая прекрасная алая роза. Отогнутые красные лепестки, бутон только начал распускаться. На одном из лепестков застыла капля росы, не снежинка, растаявшая в тепле комнаты, а роса. Я глядела на цветок, вдыхая его аромат, и чувствовала запах садов Виндама. Магия…

Я кинулась к окну, посмотреть, там ли он, но перед домом было темно и пустынно. Меня охватило разочарование, но только пока я снова не коснулась розы. Улыбнувшись, поставила цветок в хрустальную вазу и водрузила на низкий столик, чтобы его было видно отовсюду. Роза была достаточно красноречивым посланием.

С весной пришел Месяц Ветров, когда праздновали женитьбу Арота на Мане, деве ветров, родившей богу Близнецов. Каждый день Месяца Ветров родители приносили детям подарки и сладости в память о дарах Маны, принесенных обитателям лесов и небес по случаю свадьбы, и прятали их в доме и в саду, как Мана прятала орехи для белок. В середине месяца праздновали день Лоз, излюбленный день для тех, кто намерен предложить руку и сердце, и для помолвок. Разумеется, это был и излюбленный праздник виноторговцев.

Дождливым днем, спустя пять дней после праздника, я принимала участие в погребении герцога Гамерсийского, жизнерадостного престарелого выпивохи и сквернослова, одного из старых друзей моего отца. Злые языки поговаривали, что для своих шестидесяти семи лет он слишком любил праздник Лоз. Томаса на погребении не было, он участвовал с Эвардом в кампании против Керотеи. Мартин присутствовал, сидел на холодной каменной скамье храма Аннадиса вместе с Тенни. За семь месяцев, прошедших со дня коронации Эварда, я впервые видела их. Ни один не взглянул на меня.

После доводящих до исступления часов песнопений и рассказов, после которых Близнецы должны были признать заслуги старца и внести его в список земных героев, все вернулись в городской дом герцога на поминки. Хотя больше всего на свете мне хотелось броситься в объятия Мартина и расспросить обо всем, я последовала примеру кузена. Сам он присоединился к группе солидных, незнакомых мне мужчин, не делая попыток подойти ко мне. Тенни быстро ушел, поговорив только с вдовой и больше ни с кем. Когда я сама прощалась с герцогиней, лакей вручил мне традиционную памятную открытку, сложенную так, что на внешней стороне оказались герб герцога и его послужной список, а внутри – генеалогическое древо. Только вернувшись домой, печальная и одинокая, я обнаружила, что внутри моей открытки лежит тонкая полоска бумаги. Подписи не было, но после двух лет чтения конспектов по законодательству я легко узнала почерк Тенни. Казалось, что текст послания составляют случайно подобранные философские изречения, но мне их выбор показался совсем неслучайным.