Текст книги "Распускающийся можжевельник (ЛП)"
Автор книги: Кери Лэйк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
Я закрываю воду и перекрещиваю ремень через голову, готовясь к решающему броску в своей жизни.
– Да. Что ж, если ты передумаешь, оно того не стоит.
Со смешком она проводит тряпкой по рукам, засовывая ее под рубашку к подмышкам.
– Я бы не стала. Теперь, когда я беременна.
Именно тогда я смотрю вниз и вижу выпуклость, торчащую из-под ее изодранной рубашки – маленькую при ее тощем телосложении, но определенно есть. Больные ублюдки, вероятно, оплодотворили ее.
Щелчок. Щелчок. Щелчок.
Мои мышцы напрягаются при звуке рычания вдалеке. Приближается. Быстро.
Я переключаю свое внимание на приближающихся Рейтов, несущихся к нам по противоположной тропинке.
– Анна! Женщина рядом со мной с трудом поднимается на ноги.
Я прыгаю к своему, медленно пятясь по тропинке позади меня.
Крики эхом разносятся по каньону, отражаясь от скал, когда женщины гребут к краю тинаджи.
В воздух раздаются выстрелы, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Рэд бросается вперед, помогая женщинам выбраться из бассейна, когда она всаживает пулю одному из Рейтов прямо в голову.
Бешенный поднимает Анну с края бассейна и тащит ее прочь, в то время как она брыкается и кричит.
Другой вонзает зубы в одну из пожилых женщин.
– Анна! Та, что сидела рядом со мной несколько секунд назад, бросается на Бешенного, оттаскивающего ее сестру но один сильный удар деформированной мужской руки отправляет ее в полет на соседний камень.
Рэд стреляет в ту, которая сейчас питается от пожилой женщины, и еще две собираются у ее тела, разрывая его, когда она издает булькающий крик.
Все мои инстинкты говорят мне бежать.
Беги. Выживай.
Я разворачиваюсь на каблуках, чтобы сделать это, и мельком вижу Ред, она качает головой, прежде чем броситься в погоню за Рейтом, который украл девушку. По пути она помогает брюнетке, и они вдвоем ковыляют по тропинке позади них.
Разъяренный бросается ко мне, и я хватаю с земли камень размером с ладонь, швыряя его прямо ему в лоб. От удара его голова откидывается назад, а ноги выбиваются из-под него. Он падает, ползет на коленях по известняку ко мне. Я хватаю другой камень и бью им его по черепу. Один. Два. Три. Четвертый удар издает тошнотворный треск, и он падает на землю.
Нужно идти. Нужно идти. Нужно идти.
В моей голове ревет сирена, приказывая мне убираться отсюда к черту.
Врывается еще один Рейтер, и когда он тянется ко мне, я уклоняюсь от взмаха его рук и продолжаю идти по тропинке.
Однако вместо того, чтобы убежать. Я бросаюсь вслед за Редом и брюнеткой.
Морозный холод ветви поднимаются по моему позвоночнику, когда я вхожу в устье незнакомой пещеры. Я вглядываюсь в темноту за ее пределами, в которой исчезли шаги, по которым я шла, и преследующая дрожь – последняя попытка моего тела развернуть меня.
Впереди эхом отдаются крики, и крошечный укол света говорит мне, что мне предстоит пройти добрую пару сотен ярдов непроглядной тьмы, прежде чем я доберусь до нее.
Если бы я не была такой упрямой, мой мозг убедил бы меня повернуть назад и прервать миссию, но тело не так уж много может сделать, когда адреналин берет верх.
В нос мне ударяет гнилостный запах, и я подавляю желание глотнуть, ступая по гравию, который хрустит под моими ботинками.
Снова крики.
Каждый нерв в моем теле напряжен. Стоит дыбом. Ждет, когда его утащат или укусят.
Я должна идти. Я должна развернуться прямо сейчас и спасти свою задницу.
Как сказал папа, одиночество – единственный способ выжить здесь.
Какой-то предмет ударяет меня по ноге, и я проглатываю крик, прикрывая рот рукой. Дребезжание предмета привлекает мое любопытство, и я наклоняюсь вперед, ощупывая в темноте, пока не нащупываю холодный стержень. Липкая влага скользит по моим кончикам пальцев, и я поднимаю предмет, узнавая фонарик в своей руке.
Я включаю его.
Изуродованное лицо с рычанием наклоняется ко мне, и крик срывается с моих губ. Повинуясь инстинкту, я швыряю фонарик ему в лицо.
Руки обвиваются вокруг моей талии, и я отшатываюсь назад, падая на землю. Страх душит мое дыхание, и я плюхаюсь на живот, царапая грязь, чтобы убежать. Резкий рывок отбрасывает меня назад, гравий царапает мой живот.
Я брыкаюсь от Ярости, которая затягивает меня глубже в пещеру.
– Ты моя, сука, – рычит он.
Размахивая руками, я дотягиваюсь до пролетающего мимо валуна и крепко хватаюсь.
Разъяренный спотыкается, его хватка ослабевает, и я отползаю от него.
Неприятное рычание гремит в моей голове, когда Рейтер ныряет ко мне.
Огонь пробегает по моей коже головы, когда он хватает меня за волосы.
Я хватаюсь за его руку, зарываясь пятками в грязь. Острые камни и гравий врезаются мне в спину, в то время как стены вокруг меня раскрываются, превращаясь в пещеру, и давление на мой череп спадает. Перекатываясь вперед, я поднимаюсь на ноги и карабкаюсь к темному туннелю передо мной.
Бешенный, который затащил меня сюда, встает передо мной, блокируя выход.
Я отступаю от него и осматриваю окрестности, чтобы обнаружить еще двух Рейтов, приближающихся ко мне.
Крики становятся громче, и я мельком замечаю тела, развешанные вдоль стен, похожие на жутких марионеток. Окровавленные женские торсы, без голов или конечностей.
Ощущение холода заполняет мою грудь, в то время как тошнота булькает в животе. Каждый вдох требует больше воздуха, и мое горло горит от внезапной сухости.
Окружающие палатки и одеяла говорят мне, что это был улей, который, должно быть, наткнулся на карман, заразив каждого из них. Судя по их способности разговаривать и охотиться стаями, я бы предположила, что они прошли вторую стадию – стадию психопатов, когда убийства могут быть как целенаправленными, так и исключительно для собственного развлечения.
Болезненный крик привлекает мое внимание к Анне, лежащей в ловушке под Рейтером, который оседлал ее. С нее сняли лифчик, и Разъяренная женщина одной рукой сжимает грудь, а в другой сжимает кровавую массу, похожую на сердце. Он размахивает им над ней, кровь капает на ее обнаженную кожу, затем опускает студенистую массу к ее рту, как будто хочет, чтобы она поела.
Ред лежит без сознания, а брюнетка привязана к столбу под туловищем, кричит и брыкается. Поскольку она уже беременна, я предполагаю, что ее убьют ради еды.
За пронзительными криками слышится долгий гудящий звук, похожий на агонизирующий вопль бесконечной муки. Мои глаза следуют за звуком к бледному, тощему телу обнаженной женщины, привязанной к стене пещеры. Ее большой, выпуклый живот пульсирует жизнью, выступы под ее кожей вызывают прилив тошноты от моего желудка к задней части рта. Форма неестественная – слишком большая для ее худощавого телосложения. Молочно-белый цвет ее глаз и пятнистость кожи указывают на прогрессирующую стадию инфекции.
Они вернули нас в свое гнездо.
Мое сердце выпрыгивает из груди, колотясь в горле. На земле передо мной пистолет Реда. Я бросаюсь вперед и прицеливаюсь в Рейта, блокирующего выход. Звук щелчка посылает волны ужаса по моим мышцам, и я бросаю бесполезный пистолет.
Я осматриваю землю в поисках чего-нибудь. Чего-нибудь, что я могу использовать в качестве оружия. Отступая все дальше от приближающихся Рейтеров, что-то ударяет меня по пятке, и я опускаю голову к телу пожилого мужчины, чьи пустые глаза и жужжащие вокруг него мухи – верный признак того, что он мертв. Возможно, один из мужчин из их лагеря. Вид его обнаженной грудной клетки посылает дрожь по моему позвоночнику, но в его руке нож, которым я размахиваю, держа перед собой, как Рейтер, который довел меня до крайности. Мои руки дрожат. Без сомнения, он видит мой страх. Вероятно, чувствует его в воздухе.
Губы Бешенного растягиваются в злобной ухмылке, обнажая ряд зубов, которые едва держатся на деснах.
– Никуда не денешься. Он говорит так, как будто у него рот набит шариками.
Я бы все отдала чтобы получить свою перевязь прямо сейчас.
– Остановись! Пожалуйста! Приглушенный крик Анны эхом отдается у меня за спиной, и я задаюсь вопросом, не набила ли Бешенная ей рот окровавленным органом.
Колючий Зуб бросается на меня, и я напрягаю мышцы для удара.
Я замахиваюсь на него, рассекая лезвием его живот, вызывая чуть больше, чем хрюканье.
Второй Рейтер следует за ним по пятам, но прежде чем я успеваю взмахнуть клинком, Коряво-Зуб шипит и впечатывает его в стену, в какой-то извращенной попытке доминировать.
Мое внимание переключается между двумя дерущимися и третьим, чьи глаза отслеживают меня, но он не приближается.
Все еще держа свой клинок наготове для удара, я наблюдаю как Коряво-Зуб откусывает ухо второму Рейту, прежде чем снова обратить свой взор на меня.
Он снова бросается на меня.
Уклоняясь от второго удара, он хватает меня за запястье, и мы боремся за контроль над ножом.
Стиснув зубы, я напрягаю мышцы, чтобы противостоять давлению на руку, направляющую нож к моему горлу.
Его тело прогибается, когда Рэд запрыгивает ему на спину, отводя его руку от моей шеи. Другой разъяренный обхватывает пальцами ее горло и стаскивает ее с себя, но она дает мне преимущество, и я поворачиваю лезвие, погружая сталь в горло Клыкастика.
Руки взлетают к его шее, он кашляет и падает на бок.
Я протягиваю руку, чтобы вытащить лезвие из его плоти, пока он пытается дышать, и вскакиваю на ноги. Бешенный охвативший Рэд, срывает с нее рубашку спереди. Однако, прежде чем я успеваю добраться до него, третий Рейтер наносит мне удар сбоку – удар, который выбивает воздух из моих легких, – и мой позвоночник ударяется о каменный пол, выбивая из груди вздох.
Его руки обвиваются вокруг моего горла, и звезды взрываются в моих глазах от его удушения. Чернота просачивается по краям, когда мой обзор начинает сужаться, и первые приступы настоящего страха ударяют меня в живот.
Здесь я собираюсь умереть.
Так же быстро, как и появилась, сила на моей шее ослабевает. Чернота уступает место ясности.
Он поднимает голову, как будто что-то слышит.
Втягивая воздух, я отталкиваю его руку и наблюдаю, как дергается его нос.
Он что-то чует.
Пятясь от меня, он прекращает атаку, и я откатываюсь в сторону, чтобы перевести дыхание.
Я вижу, что другой Рейтер оставил Рэд лежать на земле и дергает за обрывки ее рубашки, чтобы прикрыть.
Анна больше не кричит, и я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, как Бешкнный, который ее прижал, отступает вместе с остальными. Они с шипением обнажают зубы, и я слежу за направлением их взгляда ко входу в пещеру.
Неуклюжий силуэт выступает вперед.
Если бы я не узнала его, я бы подумала, что гораздо более крупный хищник пришел, чтобы заявить о своих правах. Но я знаю мужчину, шагающего к нам, плечи ссутулены, губы растянуты в оскале, как будто кто-то нассал ему во флягу.
Рис.
По обе стороны от него стоят Ригс и Скарбой, тихий парень, который стоял на страже у комнаты Риса.
Я еще раз мельком вижу Рейтеров, которые не бросаются на него, когда он входит в пещеру. Они вообще не нападают, а стоят рыча и щелкая зубами.
Пересекая пространство, Рис останавливается передо мной и не глядя на меня, тянется к моей руке. Я беру ее, позволяя ему оттащить меня к стойке.
– Тебя укусили? – спрашивает он, не сводя глаз с трех Рейтеров, тревожно расхаживающих в углу.
– Нет.
– Только они трое?
– Да.
Он оглядывает меня с ног до головы, и по какой-то причине его оценка оставляет за собой след стыда. Без сомнения, он знает, для чего нас сюда привезли, и хотя мне должно быть все равно, что он думает, я чувствую, как жар смущения обжигает мои щеки. Не за то, что они планировали сделать, а потому, что я не могла остановить их сама.
Я бросаю свирепый взгляд на Рейтов, которые расхаживают в своем маленьком уголке.
Запуганные.
Я только один раз за всю свою жизнь видел, чтобы Рейтеры так реагировали.
На следующем вдохе Рис бросается вперед, и Бешеный который напал на меня, шипит и предупреждающе клацает зубами. Без колебаний или страха Рис подходит к изуродованному мужчине и сжимает его череп, прежде чем напасть. Один поворот, и голова Рейта ломается, сбрасывая его на пол. Вот так.
Два выстрела эхом отдаются в пещере, когда Ригс убивает двух других Рейтеров. В течение нескольких секунд все трое уничтожены. Единственные звуки – это всхлипывание Анны и мучительные вопли из глубины пещеры.
– Что насчет женщины? Спрашивает Ригз.
– Убей ее. Когда взгляд Риса останавливается на мне, третий выстрел заставляет беременную Рейтер замолчать.
Я сижу наклоняюсь вперед, задрав рубашку до плеч, пока Рис промывает раны у меня на спине. Может быть, этого и не должно было быть, но наблюдение за тем, как Ригс всаживает пулю в женщину-Рейту, беспокоит меня с тех пор, как мы вернулись в комнату.
Мне было пятнадцать, когда я потеряла ребенка. Одного подкинуло туда чудовище. Думаю, в каком-то смысле мне было жаль ее. И ребенок, несомненно был живым, шевелился в животе матери.
– Ты мог бы… по крайней мере, подождать, чтобы убедиться, что ребенок не заражен. Может быть, она была беременна до того, как у нее начался прогресс. Ты когда-нибудь думал об этом? Однако мои аргументы слабы, что видно по слабому тону моего голоса, и основаны исключительно на моих эмоциях.
Вспышка ожога проходит по моей коже, и я отдергиваю тряпку, закрепленную вдоль позвоночника.
– Это расстроило тебя, когда Ригс застрелил ее. Это не вопрос, и я не могу сказать, есть ли сарказм в этих словах.
Как будто он смеется над моими чувствами или что-то в этом роде. Я ничего не чувствую к самой женщине. Я чертовски хорошо знаю, что она бы сбила меня с ног и приготовила из меня обед, если бы представился шанс, но это была отстойная ситуация, симптом мира и дерьмовых вещей, которые в нем происходят.
– Все вы – кучка бессердечных ублюдков.
– Итак, почему ты не сбежала, когда у тебя был шанс?
Почему я этого не сделала? Этот же вопрос крутится у меня в голове уже несколько часов.
– Потому что в отличие от тебя… Я даже не знаю, как ответить на его вопрос, поэтому пожимаю плечами и качаю головой.
– Я должна была. Я глупая, вот почему. Если бы я сбежала, я бы не застряла в твоем маленьком гареме на холмах.
– Ясно, что ты не хочешь быть здесь.
– О, что создало у тебя такое впечатление?
– Я сам верну тебя за стену. Завтра утром мы отправляемся в путь.
Моя рубашка сползает по спине, и я откидываю голову в сторону.
– Или ты мог бы отпустить меня сейчас. Сэкономь бензин.
Он поднимается на ноги, собирая тряпки и миску с каким-то варевом, которое он попросил у одной из пожилых женщин в главной пещере.
– Нет. Завтра. Тебе нужно отдохнуть.
– Здесь? С тобой? Блестяще. Итак, сегодня вечером я увижу, как ты трахаешься с одной из своих новых рабынь. Мне повезло.
– Здесь никто не является рабом. Они приходят ко мне добровольно.
– О, я уверена, что так оно и есть. У вас отличная система отправки буровых установок, чтобы подхватить их и предложить на блюде. И когда рядом стоит Рыжая сторожевая собака, как они вообще могут тебе отказать? Кто она, твой вербовщик? Твоя личная любительница поглаживать член?
– Жена моего брата. Она держит тебя здесь только потому, что я не хочу, чтобы ты уходила. Отставив миску в сторону, он стоит нахмурившись, протирая тряпкой ладонь.
– Ты первая, кого я хотел сохранить.
– Еще более тревожно.
– Ее зовут Лианна.
– Мне насрать, как ее зовут. Я разворачиваюсь лицом к стене, раздраженный металлическими наручниками на своих запястьях. Снова.
– Мне насрать на любого из вас. Я буду считать минуты до рассвета, когда я смогу поцеловать этот кошмар на прощание.
– Тогда, как насчет того, чтобы ты сказала мне свое имя? Ты все равно уезжаешь.
Откинув голову назад, я усмехаюсь в ответ.
– Ты хочешь знать мое имя?
– Да. Очень.
– Хорошо. Приятно знать, что у меня есть то, чего ты хочешь, но никогда не получишь.
– У тебя есть много вещей, которые я хочу. Но я не собираюсь их брать.
– И я не собираюсь больше ничего тебе говорить. Я ложусь на плетеный коврик, отвернувшись от него, и подсовываю руки под щеку.
– Я встану первым делом утром.
– Если таково твое желание. А что касается ребенка, он родился бы зараженным и жаждал человеческого мяса, как и его мать.
Ворчание и стоны вырывают меня из сна. Как и предыдущей ночью, Рис, кажется, попал в ловушку какого-то кошмара. Ворочается. Ворочается. Извивается под одеялами.
Я сажусь и обнаруживаю, что на мое тело наброшено одеяло – то, которое я видела в куче, на которой он спит каждую ночь. Аромат дождя заставляет меня поднести его к лицу, но в голове проносится воспоминание о том, как он трахает женщину, и я отбрасываю его, сбрасывая со своего тела. Женщины лебезят перед этим мужчиной, и без сомнения это одеяло видело изрядную долю жидкостей организма.
Тьфу.
Тихое бормотание достигает моих ушей, и я концентрируюсь на нем. Слова, которые он произносит во сне.
– Я лу йи, – невнятно бормочет он в пьяном сонном тумане. – Беги. Беги.
Я прислушиваюсь внимательнее, поскольку его сон, кажется, становится все более насыщенным.
– Беги.
Он повторяет одни и те же слова снова и снова, его бедра врезаются в одеяла под ним.
– Беги.
С каждым разом слова становятся резче, громче, прерываемые учащенным дыханием и дикими покачиваниями его бедер.
– Рен! Рен!
Моя кровь стынет в жилах, и я лежу парализованная, наблюдая как он крепко сжимает одеяло в кулаках по бокам.
Он снова стонет и хрюкает.
– Рен!
На этот раз ошибки быть не может.
Он позвал меня по имени.
Свернувшись в клубок на земле, я смотрю на его подергивающееся тело, в моей голове проносятся мысли, которые я даже не могу начать понимать. Те, которые сводят на нет последние шесть лет моей жизни, превращая каждую пролитую мной слезу внезапно в ложь.
Мысли о мальчике, которого я считала мертвым.
С ледяными щупальцами понимания, ползущими по мне, я жду, когда снова услышу свое имя.
Глава 32
Мерцающее светом бра, и я поднимаю голову, замечая пустую стопку одеял. В темной пещере трудно отличить ночь от дня, и мне остается гадать, не слишком ли рано я проснулась. Я принимаю сидячее положение, отмечая свободу движений, и, поворачиваясь, обнаруживаю что цепи сняты.
Рис входит в комнату с бутылкой ликера, зажатой в руке, закрывает за собой дверь, и ощущение которое расцветает в моей груди, является первым в своем роде за более чем восемь лет.
Это то же самое чувство, которое вызывало улыбку на моем лице в семнадцать лет, всякий раз, когда я слышал как Шестой прокрадывается в мое окно.
Вместо того, чтобы сдерживать возбуждение, гудящее в моем теле, я отвожу от него взгляд, мой разум лихорадочно ищет, что бы сказать. Что-нибудь, что избавит меня от неловкого скручивания в животе.
Передо мной приземляется предмет – папин дневник. Я поднимаю его с коврика, прижимая к себе.
– Возьми что-нибудь перекусить, и мы отправимся в путь. Я поговорил с остальными. Они знают, что ты уходишь. Он откидывает бутылку, выпивая янтарную жидкость.
Все еще отводя от него взгляд, я киваю.
– Я… слышала тебя прошлой ночью. Тебе снились кошмары во сне.
Тишина заполняет паузу.
– Что тебе снилось?
– Я не помню своих снов.
Со вторым кивком я поднимаюсь на ноги, скользя по стене.
– Это очень плохо. Кажется, ты все-таки знаешь мое имя.
Поднимая свой пристальный взгляд на него, я замечаю, как сурово сдвинуты его брови, когда я прохожу мимо него и выхожу из комнаты в направлении главной пещеры.
Но мимолетные приятные чувства сменяются болью в моем сердце, когда я замечаю других выживших. Это говорит мне, что он стал плохим человеком. Что всего, что я знала о нем, больше нет, и на его месте ублюдок, который похищает женщин, держит их в заточении, как будто они его собственность, и убивает все что встает у него на пути. Волнение от того, что я нашла его, затоптано печалью и холодом реальностью того, что я в конце концов, возможно потеряла его той ночью у можжевелового дерева.
Сами по себе черепа меня не пугают, но его увлечение последствиями пугает. Потому что мальчик, которого я помню, обладал способностью контролировать своих демонов.
Этот человек явно не понимает. Сладость его юности превратилась в какое-то садистское извращение.
Солнце проникает сквозь щель и освещает большую толпу, чем вчера. Некоторые сидят, поедая фрукты и воду. Другие готовят еду, раздавая ее тем, кто ждет. Я вижу светловолосую девушку, которую видела накануне, одетую в новую одежду, на ее лице нет грязи и крови, которые были на ней, когда она прибыла в это место. Она сидит вдоль стены, разламывая свой фрукт на маленькие кусочки, сканируя глазами остальных.
Когда что-то ударяет меня в грудь, я опускаю взгляд на тарелку с едой, предложенную вчерашней пожилой женщиной. Сегодня ее глаза устремлены ввысь. Грустно. И они, кажется, не хотят встречаться с моими, когда я беру еду, а она уходит. Пробираясь сквозь толпу, я сажусь рядом с блондинкой, которая улыбается мне в ответ.
– Привет, – говорит она и возвращается к своей еде.
– Привет. Краем глаза я рассматриваю синяки на ее коже, порезы, которые были промыты.
– Ты приходила вчера, верно?
Она кивает, не потрудившись поднять глаза.
– Ты в порядке?
Этот единственный вопрос, кажется, запускает какой-то спусковой крючок. Ее губы дрожат, и она делает резкий вдох, прикрывая рот рукой.
Я замечаю блеск слезы, скатывающейся по ее щеке, и кладу руку ей на плечо.
– Эй, все в порядке. Наклоняясь к ней, я оглядываю комнату.
– Я ухожу отсюда. Я пришлю помощь. Я обещаю.
Со слезами на глазах она изучает меня с выражением замешательства.
– Помошь?
Кивая, я слегка сжимаю ее плечо.
– Эти придурки заплатят за то, что они с тобой сделали.
Озадаченность проступает на ее лице, когда она наклоняет голову.
– Кто?
Теперь в замешательстве я.
– Те… байкеры?
Сдвинув брови, она качает головой.
– Они ничего со мной не сделали.
– Но ты… вчера у тебя … была кровь. И твое платье было порвано.
Она снова опускает взгляд, и еще больше слез скатывается по ее щеке.
– На наш улей совершили налет. Солдаты Легиона. Мои мать и сестра были убиты. Роняя тарелку с едой, она подтягивает колени к телу и прячет лицо в ладонях. Все, что я слышу, это всхлипывания, которые говорят мне, что она всхлипывает, прикрывшись руками.
– Один из… солдат. Он потащил меня в … коридор.
Ощущение холода пробегает по моим костям, я знаю, что будет дальше.
– Он… не останавливался. Было больно, и я продолжала кричать, чтобы он остановился. Ее горло подпрыгивает от сглатывания, и когда ее руки убираются от лица, ее глаза кажутся запертыми в трансе.
Я немедленно жалею, что спросил о чем-либо эту девушку. Подвергая ее жестоким воспоминаниям.
– Я сожалею—
– Потом это прекратилось. В ее голосе звучит изумление, и она отводит взгляд, ее глаза смягчаются от облегчения. – Он оттащил его от меня. Все, что я увидела, было тело солдата. Упал на землю рядом со мной. Меня подняли и вынесли из того места, я просто цеплялась за него. Я не могла его отпустить. Я не хотела, я была так напугана.
– Кто?
– Рис.
– Байкеры … Я думала… Я думала, они причинили тебе боль. Они украли твою еду и припасы.
Отводя от меня взгляд, она качает головой.
– У нас не было еды. Мы умирали с голоду.
И снова мои глаза возвращаются к холодной реальности, которую я не смогла увидеть. Я оглядываю пещеру, всех людей, которые подают еду, едят ее, смеются. Мой взгляд поднимается на Ред, стоящую в стороне, ее рука гладит пористые рыжие кудри маленькой девочки рядом с ней.
Внезапно все проясняется.
Повстанцы спасали их. Спасали их от солдат Легиона.
Конечно.
Я идиотка.
Слепая и невежественная дура ставшая жертвой пропаганды – той самой лжи, в слепом принятии которой я обвиняла других, – которая заставила меня поверить, что повстанцы – это неуправляемая банда неудачников, стремящихся устроить ад и обокрасть невинных.
– Они совершили налет на ваш улей? Вопрос девушки возвращает мое внимание к ней, когда она вытирает слезы со своих щек.
– Солдаты Легиона. Они тоже совершили налет на ваш улей?
Плотно сжав губы, я киваю.
– Теперь с нами все будет в порядке. Мы в безопасности. Рис говорит, что знает место. За стеной, чтобы никто не смог снова причинить нам боль. Ее улыбка освещает ее грустные глаза, которые полны такой надежды.
Облизывая губы, я опускаю взгляд на тарелку у себя на коленях.
– Я знаю это место.
– Он говорит, что это единственное место, где ты можешь спать под звездами всю ночь.
Зажмурив глаза, я с трудом сдерживаю слезы, и я киваю.
– Это то, что я тоже слышала.
Я протягиваю ей свою тарелку с фруктами. – Возьми мою.
Она принимает еду с благодарной улыбкой.
– Спасибо.
Как я могла быть такой глупой?
Рис шагает мимо нас, сквозь толпу ко входу в пещеру, бутылка все еще болтается у него в кулаке, и я вскакиваю на ноги, чтобы последовать за ним.
Когда я подхожу к охраннику, я жду что он запретит мне проход, но он этого не делает. Вместо этого он отходит в сторону, позволяя мне догнать Риса.
Оказавшись снаружи, я прикрываю глаза от слепящего солнца и замечаю, как он направляется к складу.
– Рис!
Он останавливается как вкопанный, и я бегу по горячему песку пустыни ему навстречу. Натягивая перчатки, он не удосуживается взглянуть на меня, его тело напряжено, плечи сведены от раздражения.
– Ты… Нервное першение пронзает мое горло, и я проглатываю комок.
– Тебя зовут Рис.
Он оглядывается на меня и кивает.
– Мое имя при рождении, да. Но ты назвала меня Шестым.
Мир вокруг меня застывает в оглушительной тишине. Сначала я не могу пошевелиться. Едва могу дышать.
Шесть.
Звук его имени обрушивается на меня, наполняя мои глаза слезами, и я хочу слышать, как он произносит это снова и снова. Я хочу больше этого звука, того которого я жаждала в семнадцать, когда он был немым мальчиком с другой стороны стены. Я чувствую себя пойманной в ловушку сна, и ужас поселяющийся в моем животе, является угрозой, что я могу проснуться в любой момент.
– Скажи мне что-нибудь, что знал бы только Шесть.
Его глаз подергивается от созерцания, в то время как сгибание и потирание рук, кажется, привлекает его внимание.
– Раньше ты пела мне по ночам. Не знал наверняка, что это ты пока не прочитал кое-что из того дневника.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица, но отдергиваюсь, сжимая руку в кулак, прежде чем позволить своим пальцам скользнуть по его покрытой шрамами щеке.
Его тело замирает, напрягается. Резкий выдох слетает с его губ. Его глаза вздрагивают, но расцветают знакомством, и внезапно каждая деталь, каждая жесткая черточка его лица вызывает призрачное покалывание в кончиках моих пальцев, когда просачиваются воспоминания.
Шесть.
Как я могла забыть это лицо? Как я могла не видеть его за этими глазами? Приступ нервного смеха застрял у меня в груди, раздавленный неверием в то, что я смотрю на человека, которого считала мертвым.
– Почему ты мне не сказал? Мой голос срывается на вопросе, и убирая руку я прочищаю горло, чтобы подавить рвущиеся наружу рыдания.
Между нами затягивается многозначительная пауза, его взгляд направлен вниз, когда он засовывает бутылку под мышку и разглаживает перчатки на руках.
– Я был мертв внутри. И когда ты настолько мертв, ты не делаешь того что тебе нужно, чтобы снова все исправить. Он фыркает, сжимая руки в кулаки от беспокойства.
– Ты не должна была возвращаться. Его губы изгибаются в усмешке, когда он качает головой.
– Не для меня.
– Что ты имеешь в виду?
Он расправляет плечи и смотрит куда-то в сторону бескрайней пустыни перед ним.
– В ту ночь, когда я сбежал, я побежал к можжевеловому дереву, как ты и сказала. Легион нашел меня там. В его профиле я замечаю, как он нахмурил брови.
– Мне сказали, что ты мертва. Что тебя застрелили при попытке подраться с охранником. Так что я… Он качает головой, поджав губы.
– Я сдался прямо тогда. Сдался сам. Мне было насрать на то, что со мной случилось. Они могли бы вернуть меня в то место. Пытать меня. Убить меня. Это не имело значения. У меня ничего не осталось.
– Я пришла за тобой. Увидела, что осталось. Мои мысли возвращаются к тому моменту, когда я подняла с песка его рубашку и сжала единственную оставшуюся от него частичку.
– Я похоронила себя под тем деревом. Все, чем я была. И я не могла вернуться снова.
– Я не тот мальчик, которого ты помнишь, Рен. В его голосе и выражении лица есть твердость, непроницаемый щит, предназначенный для того, чтобы отгородиться от меня.
– Ты была права прошлой ночью, когда сказала, что я стал бессердечным. Я убивал людей во имя тебя. Способами, которые ни один бог никогда бы не простил. Он проводит рукой по носу и принюхивается, позволяя своему взгляду снова оторваться от моего.
– Я сделала это с тобой?
– Я сделал это с собой. Его челюсть двигается, изгибаясь, когда он скрежещет зубами.
– Каждую ночь я терял себя в галлюцинациях твоего лица. Каждая девушка, которую я спасаю, – это ты. Каждый раз, когда я выхожу туда, я слышу твой голос на ветру. Твой смех. Твой запах. Все это здесь, – говорит он, ударяя кулаком по виску.
– Не могу выбросить тебя из головы. Пытался вырезать тебя из себя, но не могу, и крови, которую я проливаю, недостаточно. Этого никогда не бывает достаточно.
– Прости, я—
– А потом ты возвращаешься? Почему? Почему ты здесь?
– Я здесь только потому, что меня привели к тебе.
– Привели ко мне. Как будто я этого заслуживаю. Как будто я не в Божьем списке дерьма за все, что я сделал. Он расхаживает передо мной, потирая затылок, затем останавливается и качает головой.
– Ты не должна была возвращаться ко мне. К этому. Он швыряет бутылку в кирпичную стену рядом с ним, стекло разбивается при ударе, и я вздрагиваю.
– Не для меня! Гнев в его голосе отдается эхом по моему позвоночнику, и слезящийся щит закрывает мои глаза.
– Ну, я здесь. И узнать о тебе тоже было не совсем легко поначалу. Теперь я понимаю девочек. Ты спас их от Легиона. Но я была продана. Меня купил Ригс. Он не спас меня.
– Если бы ты знала, каким ненормальным ублюдкам продали некоторых из этих девушек. Его взгляд скользит по мне и обратно в сторону гор.
– Ригс тоже пощадил тебя. Мы не святые, Рен. Здесь никто никого не спасает. И ничто не дается бесплатно. Не могут же все жить вместе с нами. И они не выживут там в одиночку. Он дергает подбородком в сторону открытой пустыни.
– Поэтому мы торгуем, когда нам приходится.
– Тогда, может быть, будет лучше, если я уйду. Потому что парень, которого я когда-то знала, ни на что бы меня не променял. Я знаю это точно. Он никогда бы не позволил ничему причинить мне боль.
Его грудь поднимается и опускается, губы сжимаются в жесткую линию, и то что кажется вечностью, проходит в тишине между нами.
Его глаза снова находят меня.
– Я не планировал отпускать тебя. И я никогда не позволю ничему причинить тебе боль. Ни чему-либо или кому-либо. Брови плотно сдвинуты, он качает головой.
