Текст книги "Солнце и тень"
Автор книги: Кеннет Келзер
Жанр:
Психология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Я, со своей стороны, увидел, что «Дар волхвов» придал моей душе ощутимый «энергетический толчок», который вывел меня на более отдаленную от центра орбиту в пределах моей планетной системы. Благодаря этой модели я стал понимать, почему для меня полуночная сторона окружности будет становиться все темнее и почему вселенная все настоятельнее требует, чтобы я встретился с этой тьмой лицом к лицу.
Постепенно я научился доверять темной стороне своей души, хотя, должен признаться, столкновения с ней порой внушают мне страх. Еще я научился легче одолевать темные участки своей новой, более протяженной орбиты и депрессии, которые приходят и уходят. Как это ни странно, теперь я даже могу сказать, что ощущаю как благословение то новое, непосредственное знание некоторых сторон человеческого опыта, которое раньше мне было знакомо только из книг да понаслышке. Теперь я убежден, что до конца понимаю, как один человек может убить другого, если его безудержно захлестнет внутренний поток злобы и беспомощной ярости. Я убежден, что отчетливее, яснее, чем когда-либо раньше, вижу и понимаю свою всегдашнюю склонность недооценивать женскую часть собственной природы. Теперь я понимаю, что получил это темное наследство от отца, понимаю, как он сам страдал оттого, что в своей жизни не сумел разрешить эту проблему. Однажды, размышляя на эту тему, я вспомнил эпизоды детства, когда отец грубо поносил мою мать и ее родню, унижая ее в присутствии всех детей и даже собравшихся на обед гостей. Тогда, ребенком, я очень страдал, когда это повторялось снова и снова и мать, оставаясь безучастной перед лицом оскорблений, никогда даже не пыталась дать отпор. Много лет спустя я заметил, что в разгар моего эксперимента с осознаваемыми сновидениями остатки этих темных сторон угрожающе замаячили в моем собственном сознании, заставляя меня пренебрежительно относиться к собственным чувствам или к чувствам жены и сына. Тогда я понял, что от прошлых страданий нельзя спастись бегством – есть лишь два выхода: вечная тюрьма или свобода, которую придется добывать трудной ценой. Я понял, что в моей душе прочно засели кое-какие застарелые формы жертвенности и будут сидеть там, пока мой сознательный ум не обнаружит их и не вырвет с корнем одну за другой. Ребенком я часто выступал в роли жертвы, беспомощно наблюдая, как мой отец подавляет и оскорбляет всех окружающих. Теперь, в разгар эксперимента, я стал болезненно ощущать всю остроту этих эмоциональных страданий – и старых, и новых – каждый раз, когда проходил темный участок своей орбиты. Такая повышенная острота и сила переживаний подсказывали мне, что невозможно вечно жить в прошлом. Чтобы выжить и продолжать эмоционально развиваться на новой орбите, придется стать еще более эмоционально чутким, чем прежде. Продолжая вращаться по новой, более протяженной орбите, я постепенно обрел твердую решимость разобраться с этими застарелыми, темными, неразрешенными сторонами жизни своей души. Эта работа стала составной частью моего эксперимента – преображением тени.
Сон «Осознаваемо и раскованно» внес существенный уравновешивающий вклад в мое овладение состоянием осознаваемости. По сути, он научил меня осознаваемости в совокупности с раскованностью и юмором, которые уравновешивали бы серьезность и эмоциональную напряженность всего проекта. Таким противовесом во сне стали оглушительный хохот и «вольная» беседа, и это было просто восхитительно.
Следующее осознаваемое сновидение из этой серии отличалось явной религиозной символикой. Посетив меня примерно через две недели после предыдущего сна, оно даровало мне всепоглощающее чувство силы и радости.
ИОАНН ЗЛАТОУСТ: ЗОЛОТЫЕ УСТА
6 марта 1981 года
Слышу звучный мужской голос – он энергично и размеренно произносит что-то нараспев. Всматриваюсь в темноту, и постепенно нахожу взглядом священника. Он стоит в алтаре, лицом к своей пастве и служит мессу. Голос его звучит мощно, глубоко и неотразимо завораживает, хотя язык мне не знаком. Почему-то чувствую, что это древнегреческий, но полной уверенности у меня нет. Внезапно понимаю, что это сон, и желая в этом удостовериться, приказываю своим ладоням появиться в поле зрения. Ладони не появляются, зато возникает уже знакомое чувство необычайной ясности и душевного равновесия. Я знаю, что это сон. Священник, которого я вижу, – отец Джин Лукас, хотя я не до конца в этом уверен: слишком могуч и звучен его голос. Он превосходит силой любой человеческий голос, который мне до сих пор доводилось слышать. Преклонив колени сбоку от алтаря, очень пристально разглядываю священника. Вижу только отца Лукаса, хотя знаю, что присутствуют и его прихожане. Он начинает медленно исчезать из вида, и я посылаю ему телепатическую просьбу вернуться. Он полностью исчезает, и я осознаю, что не властен над этим сновидением.
Проходит несколько мгновений, и я слышу другой мужской голос – он тоже энергично произносит что-то нараспев. Снова напряженно вглядываюсь в темноту, и постепенно перед глазами возникает образ другого священника. Он тоже стоит в алтаре перед прихожанами.
Возникшая передо мной картина похожа на прекрасный черно-белый снимок, очень мягкий и выразительный. Пение и мощный голос этого священника тоже неотразимо завораживают, молитва звучит на том же незнакомом языке, который я слышал до этого. Вдруг интуиция подсказывает мне, что этот священник – Св. Иоанн Златоуст, и сердце мое наполняется восторгом. На меня производит глубокое впечатление мощь, красноречие и притягательная сила, исходящие от его голоса и присутствия. Слушая священника, я вижу, как у меня перед глазами проплывает смутная тень моей руки. Поняв, что во сне появились мои руки, чувствую еще большую уверенность в том, что пребываю в состоянии осознаваемости. Вижу нескольких нарядных женщин в ярких платьях – они стоят в первом ряду толпы прихожан, и лица их лучатся и сияют воодушевлением. Понимаю, что их переполняет восхищение Иоанном, чей голос и присутствие являют им живую благодать, непосредственную и реальную. Постепенно поющий священник медленно исчезает из вида, и я провожаю его взглядом.
Этот сон еще раз подтвердил для меня существование духовного измерения осознаваемого сновидения. Первый священник, отец Джин Лукас, был героем моих отроческих лет. Он служил помощником пастора в нашей приходской церкви, когда в возрасте четырнадцати лет я поступил в семинарию, и на протяжении всего обучения оставался для меня опорой и источником вдохновения. Я до сих пор питаю к нему самые теплые чувства, хотя сейчас мы видимся редко. Второй священник, св. Иоанн Златоуст (345-407 гг. н. э.), был одним из отцов-основателей раннехристианской церкви. Благодаря своему необычайному красноречию он получил такую известность, что современники дали ему почетное прозвище Златоуст. В этом сновидении также подчеркивался общественный аспект осознаваемых сновидений, подразумевающий, что в каких-то особых ситуациях, например, в коллективных богослужениях, измененные состояния сознания можно делить с другими людьми. В обеих частях сна преобладающим впечатлением было энергичное, напевное звучание слов молитвы, и оно живо в моей памяти до сих пор. Мощь и ритм этих звуков изливались из обоих священников наподобие потока энергии и непосредственно передавались стоящим поблизости людям, которые жадно впитывали их.
Позже, размышляя об этом, я увидел связь между Иоанном Златоустом и даром чистого золота, который я принес младенцу Христу, во сне «Дар волхвов». Красота и ценность золота общепризнаны и не нуждаются в комментариях. Для меня существует важная духовная связь между золотым сердцем и золотыми устами, ибо то, что у человека на сердце, в конце концов всегда найдет свое выражение. Каков человек по своей сути, таким его в конце концов узнают все и каждый. В сущности никаких тайн нет. Звучание молитв, которые в этом осознаваемом сновидении читали оба священника, было поистине неописуемо как и многое из того, что происходит в этом состоянии. Я помню невероятно глубокую и звучную вибрацию этих слов, чеканный ритм которых воодушевлял и возносил. В каждом слоге ощущалось биение энергии. Каждое слово, – казалось мне во сне, – было волновой единицей, истекавшей из самых глубин космоса, и двое священников, как проводники, передавали эти слова своим слушателям, которые, полностью настроившись и открывшись, впитывали их жадно как губки. Люди были по-настоящему заворожены этой энергичной напевной вибрацией, которая по сути была вибрацией Духа, и я во сне был тоже заворожен красотой божественной музыки, исполняемой двумя Его избранными инструментами. То была истинная литургия! То было коллективное богослужение, какого мне никогда не доводилось переживать наяву. Каждый из священников – Иоанн Златоуст и отец Джин – продемонстрировал свое проявление божественного дара. Святой был проводником, через который божественная энергия могла беспрепятственно струиться после устранения преград, порождаемых человеческим «я». Отец Джин, наш современник, пребывал в полной гармонии с энергетическим полем своего духовного предшественника. Не могу себе представить более бесхитростного выражения святости, целостности или живой благодати.
Во сне мне удалось увидеть только часть прихожан Иоанна Златоуста – это были те, кто стоял близ алтаря; вытянувшись в струнку, с сияющими глазами, они чутко внимали его молитве. Ни люди, ни я сам не понимали значения слов или интеллектуального содержания мессы, однако в моем сне она была полностью доступна всем. Молитва была такой, какой была. Сущностью ее была энергия. Ее особой целительной силой была вибрация. Во сне я испытывав глубокое восхищение силой древнего языка и вибрациями, которые несли в себе голоса обоих священников – древнего и современного.
В итоге я воспринял этот сон как приглашение развить в себе такую же силу и энергию, дабы изречь «свою истину» с полным красноречием и убедительностью «златых уст». Много раз я с удовольствием перечитывал этот сон, который нес в себе такое сильное ощущение тайны. Я до сих пор уверен, что не до конца уловил его смысл и важность, и это вполне нормально. Может быть, чем старше я буду становиться, тем больше этот сон сможет мне сказать. Я готов ждать, пока он не раскроется передо мной во всей своей полноте.
Глава 5. Помехи и преграды
«Для того, кто осмелится открыть глаза ночью, во мраке всегда сияет свет».
– Ричард Бах
На следующем этапе своего эксперимента я сосредоточился на том, чтобы понять, чем вызвано мое сопротивление осознаваемым сновидениям. Те, кому знаком процесс психологического роста, знают, что большинство людей так или иначе сопротивляются происходящим в жизни переменам, если они к этим переменам не совсем готовы. На этой стадии эксперимента, приблизительно через пять месяцев после его начала, я поглубже заглянул в себя, чтобы оценить собственную готовность или неготовность к перемене. Некоторый свет на этот вопрос пролила недавно попавшая мне в руки книга Питера Дракера, известного консультанта по менеджменту и организации производства. Дракер говорит, что в принципе существуют четыре условия, определяющие психологическую готовность человека к перемене: (1) перемена должна выглядеть разумной: люди всегда убеждают себя в разумности даже самых неразумных и сумасбродных перемен; (2) перемена должна выглядеть как улучшение прежней ситуации; (3) перемена должна проводиться в умеренном темпе: она не должна быть слишком стремительной и кардинальной, чтобы не смести все привычные психологические ориентиры, которые обеспечивают человеку ощущение покоя и уверенности; (4) перемена должна отчетливо и явно способствовать укреплению чувства психологической безопасности [12, с. 269]. Размышляя над этими четырьмя условиями, я постепенно понял что больше всего меня беспокоит четвертый пункт из списка Дракера. Может быть, яркость моих осознаваемых сновидений начинает нарушать прежнее душевное равновесие и каким-то образом угрожать моей внутренней безопасности? – думал я.
Один из парадоксов психики заключается в том, что мы можем желать чего-то и одновременно не желать (сопротивляться ему). Зачастую, чем больше мы чего-то желаем, тем сильнее по мере приближения к желанной цели или ее достижения в душу закрадываются сомнения, страхи и сопротивление. На самом деле такой страх – замаскированное благо, ибо он подтверждает, что мы очень высоко ценим предмет своих желаний. И, чем выше мы его ценим, тем острее будут наши страхи и тревоги на пороге достижения желанной цели. Например, жених и невеста, как правило, ужасно нервничают в день свадьбы, а часто и за много дней и недель до этого большого события. Они оба знают, что вступление в брак – очень важный шаг, и их сильный страх и тревога есть отражение той большой значимости, которую они этому шагу придают.
Через пять месяцев постоянных и регулярных осознаваемых сновидений у меня наступил первый пустой период, когда такие сновидения исчезли. Я был озабочен и в то же время знал, что скоро мне предстоит заняться исследованием внутренних преград, как осознаваемых, так и неосознаваемых. И если я хочу регулярно общаться со светом, сохраняя при этом ощущение равновесия, придется эти преграды обнаружить, а потом и устранить. В это время у меня был целый ряд обычных снов, в которых затрагивалась тема сопротивления и эмоциональных преград, мешавших состоянию осознаваемых сновидений. Вот первый из этих снов:
ПОРЕЗЫ НА РУКАХ
20 апреля 1981 года
Я сижу за столом в обеденном зале колледжа св. Иосифа в Маунтин-Вью. В помещении полно семинаристов и преподавателей – все, как обычно, сидят на своих местах. Обед подходит к концу. Опускаю глаза и вижу, что к передней кромке стола пристали какие-то серые волокнистые клочья. Хватаю их правой рукой и стараюсь оторвать. Чувствую небольшое сопротивление, после чего волокна оказываются у меня в руках. Замечаю, что от соприкосновения с волокнистым материалом кончики моих пальцев покрылись множеством тонких порезов. (Чувствую, что вот-вот проснусь, и внушаю себе, что увижу во сне свои ладони и обрету осознаваемость. Снова погружаюсь в сон, и сновидение продолжается.) Вижу, что из порезов обильно течет кровь. Пытаюсь скрыть кровотечение от товарищей-семинаристов, которые выходят из столовой, потому что обед уже закончился. Стираю кровь бумажной салфеткой и собираюсь сразу пойти к врачу, чтобы мне перевязали руку. Просыпаюсь со странным чувством.
Этот сон я истолковал довольно легко. Мои руки, главный символ сновидения, были служебным сигналом, который я с самого начала использовал, чтобы вызывать осознаваемость. Нет ничего странного в том, – подумал я, – что мои руки появляются во всех сновидениях в самом разном контексте. Тогда я задал себе вопрос: «Каким же образом я поранил себя в своем эксперименте с осознаваемыми сновидениями?» Ответ пришел, когда я стал размышлять над увиденными во сне волокнистыми клочьями. Они напомнили мне комочки тонкой стальной стружки, которой я, бывало, пользовался, когда подрабатывал уборкой, – несколько лет назад, прежде всего, чтобы свести концы с концами, я уделял часть времени этому занятию, приносившему мне стабильный доход. Иногда мне и вправду случалось порезать кончики пальцев комочками стальной стружки, которую я использовал, чтобы отскребать грязь с пола. Клочковатый, волокнистый материал из сна напомнил мне о борьбе за выживание – следствии тогдашних материальных затруднений. В связи с этим сон подсказал мне, что в последние несколько недель я стал уделять слишком много внимания и энергии материальным заботам. В частности, поскольку наступил апрель, я был занят расчетами подоходного налога и тратил массу энергии на то, чтобы найти способ его снизить. Еще я искал возможность создать себе «налоговое укрытие» на следующий год. Сон подсказал мне, что эти текущие заботы о выживании «ранили» меня, то есть причиняли мне вред, чрезмерно поглощая мою энергию и таким образом уменьшая мою способность осознавать себя.
Этот сон и то, как я его истолковал, подтвердил открытия Скотта Спэрроу и Патриции Гарфилд, утверждающих, что для регулярных осознаваемых сновидений необходимо сохранять высокий уровень энергии. Если у сновидца случается период стресса или усталости, или он слишком поглощен внешней деятельностью, качество и количество его осознаваемых сновидений скорее всего пойдет на убыль. Оглядываясь на весь период своего эксперимента, я нахожу, что это действительно так.
Два дня спустя мне приснился еще один сон, в котором тоже фигурировали человеческие руки. В нем наличие у меня внутреннего сопротивления и его природа изображались еще более наглядно.
АМПУТАЦИЯ
22 апреля 1981 года
Я в большом тюремном дворе – похоже, это тюрьма строгого режима, наподобие Сан-Квентин. Меня окружают высокие толстые стены, на которых через определенные промежутки располагаются вооруженные охранники и наблюдательные вышки. Я – заключенный. В сопровождении охранника иду вместе с другим заключенным вдоль барака. Барак представляет собой ряд тесных клеток, решетки которых выходят во двор. В каждой камере по несколько человек, и я мучительно осознаю стесненные, нечеловеческие условия, в которых они находятся. Когда мы проходим мимо одной из камер, кто-то из ее обитателей окликает идущего рядом со мной заключенного. Приглядевшись, вижу, что это здоровенный латиноамериканец, его огромные ручищи покрыты грубыми наколками и шрамами. Это явно закоренелый преступник-рецидивист. Он говорит моему спутнику: «Вижу, ты человек женатый», – и указывает на обручальное кольцо на его левой руке. Потом добавляет: «Дай-ка мне свой безымянный палец». Мой спутник безропотно повинуется и сквозь прутья решетки протягивает левую руку в камеру. Громила латинос лезет в карман и достает маленький перочинный нож. Медленно и осторожно он открывает лезвие, хватает свободной рукой безымянный палец бедняги и начинает медленно и методично отрезать его у самой костяшки. Жертва внимательно, молча, и безучастно наблюдает за процессом ампутации. Я потрясен холодной, расчетливой жестокостью латиноамериканца.
Операция закончена. Жертва вытаскивает руку наружу и внезапно начинает громко рыдать и стенать. Просыпаюсь, подавленный увиденной сценой.
Этот сон стал для меня потрясением. В его сюжете я оказался полностью ограничен стенами тюрьмы строгого режима. Сон сообщил мне, что мое сознание, нацеленное на выживание или безопасность, гораздо сильнее, чем я предполагал, подразумевая, что мне придется разрешить эту проблему, если я хочу достичь прогресса в осознаваемых сновидениях. Одной из причин моего сопротивления эксперименту было то, что я придавал слишком большое значение собственной безопасности, а главный символ безопасности и надежности видел в деньгах. Я понял, что именно это было самым пагубным моим заблуждением, причем уже давно.
Сон напомнил мне, что у каждого из нас есть свой главный символ надежности. Не подразумевал ли этот сон, что перед каждым, кто надеется стать осознаваемо сновидящим, может встать задача: разобраться со своими символами надежности, какими бы они ни были, опознать их и в процессе развития ясности заняться их преодолением? У всех людей такие символы неизбежно будут разными. Одни ради надежности вступают в брак, другие ищут их в религиозных культах или интеллектуальных теориях. Некоторые видят символы надежности в престиже, славе, карьере, тесных семейных узах, в большом доме, большом автомобиле – в любой из этих вещей или во всех сразу. В тот период два последних сна принесли мне весть: чрезмерная озабоченность денежными проблемами стала главной преградой в моем эксперименте с осознаваемыми сновидениями и вообще преградой для моего развития как личности. И если я решу полностью покориться Свету, то мне когда-то придется с этой озабоченностью распрощаться. Сама мысль о том, что нужно отказаться от этой части собственной личности, казалась мне странной, глупой, нелепой, а главное, пугающей. Мысль об отсутствии озабоченности денежными проблемами выглядела совершенно чуждой моему образу жизни. Я всегда был «невольником денег» – то была старая привычка, которую я много лет назад, еще в детстве, усвоил от родителей и позже, уже взрослым, бесчисленное множество раз закреплял в памяти. Хорошо помню многочисленные неловкие и напряженные ситуации, которые я пережил, подрастая в большой рабочей семье, где денег всегда не хватало, и где большинство решений, важных и не очень, принималось исходя из стремления купить по дешевке или выгадать лишний грош. Таковы были старые ценности и воспоминания, прочно укоренившиеся в прошлом моей души, и теперь мне стало ясно: если я хочу, чтобы эксперимент с осознаваемыми сновидениями успешно развивался, этот застарелый пласт моего сознания придется убрать.
В этом сне громила-латиноамериканец был той теневой частью моей личности, которая называется «выживанием». У него не было ни чувств, ни малейшей связи с женской стороной собственной природы, и он проявлял открытую враждебность к узнику, обладавшему такой связью с женственным, символом которого выступало обручальное кольцо. Моя недавно возникшая тяга к осознаваемым сновидениям и той интуитивной осознаваемости, которую они развивают, дала мне возможность установить более тесную связь со своей «женской стороной». В то время я ощущал эту внутреннюю связь сильнее, чем когда-либо раньше. Но ей все еще угрожала опасность подвергнуться «ампутации», быть жестоко обрубленной бесполезными тревогами о надежности, выживании и деньгах.
Другой стороной моей личности была жертва – узник, потерявший безымянный палец. Он подсказал мне, что я слишком пассивен и что мое озабоченное выживанием сознание приносит меня в жертву. Это подразумевало, что в период, когда доходы возрастают, необходимо полнее мобилизовать свою агрессивную, мужскую сторону. Вместе с усилением тяги к внутренней женственности (осознаваемость и интуиция) необходимо в той же мере увеличить силу своей мужской стороны. Живущий во мне мужчина должен быстрее и активнее реагировать, чтобы защитить все мое существо, а не оставаться пассивным соучастником «ампутации», чтобы потом, когда ущерб уже нанесен, заливаться горькими слезами. Поскольку ситуация с подоходным налогом предоставляла мне конкретную область, для работы с этими моментами, я, опираясь на эти сны, сделал вывод, что именно мне нужно делать. На одном уровне, уровне поведения и действия, мне необходимо было найти профессионального консультанта по налогам, чтобы женская часть моей натуры чувствовала заботу, защиту и могла успокоиться. Я понял, что получив такую поддержку извне, смогу вернуться к творческому развитию и культивированию осознаваемого сновидения. Вскоре после этого я проконсультировался с двумя специалистами в области сокрытия налогов, которые дали мне массу ценной, полезной информации. Если же говорить о других уровнях, этот сон предоставил мне дополнительную пищу для постоянных размышлений.
Все те годы, что я работал со сновидениями, меня часто поражала сила творческого стимула, который могут породить столь нелепые, мучительные или ошеломляющие сны, как «Ампутация». В процессе осознаваемого подхода ко всем этим материалам – положительным и отрицательным, относящимся к солнцу или тени – я понял, что следую упорной тяге к собственной целостности, к чему стремился с самого начала. После более глубоких размышлений я также понял, что учусь глубже доверять собственной темной стороне, и не потому, что она предпочтительна или приятна, а лишь потому, что она реальна, подлинна и всегда со мной. Вера основана на том, чтобы видеть космос не таким, как мы предпочитаем его видеть, а таким, каким сотворил его Бог, и человеческую душу тоже видеть сотворенной из этого же космоса. В такие мгновения «глубокого видения» мы можем уловить проблеск космического уровня, столь беспредельного и загадочного, что еще ни один человеческий разум не сумел к нему подступиться. Тьма существует для того, чтобы мог сиять свет. Не будь темноты, мы не смогли бы его воспринимать. Благодаря этому сну я в очередной раз принял решение посмотреть в глаза проявлениям собственной внутренней тьмы – жестокости, нечуткости и даже дикости. Ко мне пришло спонтанное понимание смысла солнца и тени. Мы обретаем целостность, когда больше не боимся окунуться в глубины собственной дикости, равно как воспарить к высотам собственной ослепительной красоты. И в каком бы из этих направлений мы ни путешествовали, поднимаясь вверх или спускаясь вниз, главным нашим врагом всегда остается страх.
Почему-то я уже знал или, по крайней мере, ощущал: еще одна проблема, скрывающаяся за сновидениями «Порезы на руках» и «Ампутация» – это страх. На данной стадии эксперимента абсолютная красота и ослепительная благодать моих осознаваемых снов стали настолько страшить меня, что мой сознательный ум начал неистово метаться, стараясь скрыться от всего этого. А может ли быть более надежное укрытие, чем старые невротические шаблоны и бесплодные умственные экзерсисы, которые я еще не сумел до конца преобразовать? Все три предыдущих месяца, продолжая истово предаваться банальным финансовым проблемам, я постоянно слышал внутри другой слабый голос, что-то упорно нашептывавший мне. Он звучал тихо, но настойчиво, как голосок ребенка, погребенного под развалинами чудовищного землетрясения, ребенка, который еще жив, еще способен привлечь внимание своим жалобным криком, еще надеется, что его вызволят и извлекут на свет Божий. И этот тихий, едва слышный голос повторял: «Ты бежишь. Ты спасаешься бегством и сам знаешь это. От чего же ты убегаешь?»
Пока этот первый для меня пустой период тянулся еще три месяца, однажды ночью я решил вызвать сон, который дал бы мне возможность интуитивно понять, какие именно препятствия продолжают мне мешать. И вот вечером 21 июля 1981 года, перед тем как уснуть, я многократно задал себе вопрос: «Как я препятствую своим осознаваемым сновидениям?» На следующее утро я проснулся, получив три обычных сновидения, каждое из которых стало важным интуитивное открытием, пришедшим в ответ на мой вопрос.
ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЧАСОВНЯ
22 июля 1981 года
Я брожу по какому-то большому, жилому на вид зданию, исследуя его помещения. Знаю, что это «наш дом». Прохожу по пустым комнатам, коридорам, чуланам, просто чтобы посмотреть, что там находится. Открываю окно и с удивлением вижу, какое это здание, оказывается, большое. Оно имеет форму четырехугольника, внутри у него – открытое пространство, окруженное с четырех сторон. Мне на память приходит план первого этажа старой семинарии св. Пия X. С удивлением вижу, что центральное пространство четырехугольника застроено: в нем находится часовня, и между стенами часовни и стенами главного здания остается лишь узкий зазор дюймов в двенадцать – пятнадцать. Замечаю красивый витраж. Мне хотелось бы исследовать пространство между часовней и главным зданием, хотя я предвижу, что протиснуться в него будет нелегко. Снова засыпаю.
Этот сон подсказал, что мне необходимо заново обнаружить центральную часовню, то есть центральное, главное духовное побуждение для развития осознаваемых сновидений. Мне припомнился вывод, который сделал Спэрроу на материале лекций Эдгара Кэйса: «Наверное, самый важный шаг, который может выполнить человек, желающий обрести в осознаваемых сновидениях постоянный творческий отклик, – это с самого начала принять решение следовать духовному идеалу» [34, с. 54]. Если осознаваемо сновидящий забудет об этом духовном идеале, то он, по словам Кэйса, обречен утратить осознаваемость, что вызвано утратой чистоты помыслов. Я поверил в эту теорию и стал считать, что чистота намерения имеет большое значение в процессе развития осознаваемых сновидений и что сновидцу необходимо постоянно обращать внимание на свои побуждения, дабы сохранять их в чистоте.
Во сне я исследовал пространство между часовней и основной частью своего «дома». Это подразумевало, что мне необходимо как-то связать свой духовный рост с повседневностью и что эта работа определенно потребует некоторых усилий, – их символизировало то с каким трудом я «протискивался» в щель. Похоже, что этот сон в сущности говорил: Развивая осознаваемое сновидение, сосредоточься на центральных, духовных задачах, попутно исследуя и преодолевая затруднения и тревоги, связанные с любыми другими аспектами путешествия.
Второй сон, пришедший в ответ на мой вопрос «Как я препятствую своим осознаваемым сновидениям?» оказался таким:
БИЛЛ РВЕТСЯ ВПЕРЕД
22 июля 1981 года
Я сижу в пиццерии вместе с младшим братом Биллом. Это пиццерия, что находится рядом с выездом на автостраду в городе Корте Мадера. Вдруг мы оба вспоминаем, что нужно срочно вернуться домой, в Фэрфакс. Выскакиваем из пиццерии и, вспомнив, что у нас нет автомобиля, направляемся к проходящей мимо автостраде, чтобы там поймать попутную машину. Бежим по улице: Билл на полной скорости несется впереди, я – за ним, но помедленнее. Злюсь на брата, который только что проскочил мимо отличного места, где можно было бы «голоснуть», и даже не удосужился обратить на него внимание. Понимаю, что он бегает быстрее меня и остановить его мне не удастся. Я знаю, что Билл собирается бежать через переход, чтобы занять место рядом с выездом на автостраду. Не спорю, это удачный выбор, но все равно злюсь, потому что Билл упускает другие хорошие возможности. Прибавляю темп, намереваясь как можно скорее догнать брата. Ощущаю в душе сильное раздражение.
Весть, которую принес мне этот сон, заключалась в следующем: моя младшая, мужская, импульсивная сторона, символом которой выступал мой младший брат, форсировала темп моего развития. Она двигалась слишком быстро, упуская миг настоящего и те возможности, которые он в себе несет. Несомненно, эту часть моей личности очень волновал и заботил эксперимент, но она явно вышла из под контроля. Я начал понимать, что необходимо замедлить темп и не спеша усвоить все то, что я узнал об осознаваемых сновидениях. Еще этот сон подсказал мне, что пока у меня нет подходящего средства для путешествия – на это указывал тот факт, что, не имея собственной машины, мы были вынуждены ловить попутную. Необходимое средство, вероятно, будет складываться из более полного очищения мотивов и гораздо более глубокого понимания внутренних процессов и движущих сил осознаваемого сновидения.
В ту ночь у меня был еще и третий сон, который объяснял преграды, вставшие перед моим экспериментом.