Текст книги "Солнце и тень"

Автор книги: Кеннет Келзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

А теперь давайте вернемся к моему сну. Его кульминацией стала схватка с могучими змеями. Эта схватка подсказывала мне много возможных истолкований, в том числе и такое: в настоящее время меня так же, как змеи, захватил или подчинил себе путь осознаваемых сновидений. Во сне я сначала боролся, стараясь освободиться от захвата, но только для того, чтобы потом обнаружить: истинная безопасность и покой наступают вместе со «смирением». Для меня смирить свою волю всегда было делом нелегким, теперь же сон предлагал нечто такое, что казалось мне чуждым и новым. Я прекратил борьбу, дабы совершить открытие. И еще он подсказывал мне, что в жизни я буду постоянно, все снова и снова сталкиваться с этой проблемой, пока мое смирение не станет полным и окончательным. Обучение методом повторного смирения прекрасно изображало во сне пришествие второй змеи. Она была точной копией первой во всем, за исключением того, что немного уступала ей и толщиной, и длиной. И действия, которые она выполняла и которые мы выполняли с ней вместе, были точным, до мельчайших подробностей, повторением того, как вела себя первая змея. Казалось, мы выполняли с обеими змеями некий неведомый ритуал, и повторение того же ритуала с меньшей змеей предполагало, что при упорном следовании этому конкретному пути я постепенно сумею овладеть мощными энергиями, которые символизируют и передают змеи. Возможно, по мере моей борьбы со змеями каждая следующая змея будет все меньше, все ближе по величине ко мне самому. Никому не известно, сколько это может продлиться, да и сама мысль об этом по сути неуместна. То, как первая змея многократно катала мое распростертое тело по земле, сдавив его в могучих объятиях, тоже очевидно имело для меня некий смысл. Похоже, змеи забавлялись со мной: они, а не я полностью задавали ритм и периодичность движения моего тела. В этой части сна я, полностью отказавшись от сопротивления и необходимости бороться, в конце концов целиком сдался на милость змей.

Одним из самых захватывающих образов, которые я встречал в осознаваемых сновидениях или где-нибудь еще, был струившийся из глаз змей свет. Это мягкое желтовато-зеленое бездонное сияние стало для меня совершенно уникальным переживанием, и я не нахожу в своей жизни ничего такого, с чем бы можно было его сравнить. По своему качеству этот свет был совершенно «иным», и слова «призрачный», «непостижимый» или «космический» не в силах даже приблизительно передать всеобъемлющее ощущение тайны, струившейся из глаз, которые напоминали мерцающие окна во вселенную. И теперь, размышляя об этих образах, я ощущаю, как на меня нисходит глубокое чувство покоя и безмятежности. Я понял, что в конечном счете змеи были моими друзьями, и их сокровенные послания и дары несли ни с чем не сравнимый покой и утешение. В абсолютном смысле их путь – это путь покоя и глубочайшей отрады. Путь осознаваемых сновидений непременно должен время от времени давать какие-то свои созерцательные плоды. Такая глубочайшая отрада и есть нечаянный дар, который ожидает путника – она во многом сродни мигу откровения, когда, созерцая травинку, на которой повисла сверкающая в солнечных лучах капля росы, вдруг снова чувствуешь себя ребенком, мгновенно рождаешься заново. Такая острота и глубокая, спокойная отрада – именно то, из чего часто складываются осознаваемые сновидения.

Примерно через три недели после «Пришествия змеиной силы» меня посетил еще один необычайно яркий сон. Он дал выход другой мощной силе, которая бушевала в моей душе в этот период эксперимента с осознаваемыми сновидениями. И силой этой была ярость, слепая ярость. Она открыла новое измерение в развертывании моей истории и в исследовании сокровенных лабиринтов моей души.

СТЫЧКА С БЕЛЫМ МЕДВЕДЕМ

26 ноября 1981 года

Я где-то в дебрях Аляски, стою на окраине лагеря и разговариваю с мужчиной лет тридцати пяти – сорока. На вид он типичный «бродяга», любитель странствий – крепкий, обветренный усач в джинсах, сапогах и фланелевой рубашке с закатанными рукавами. Про себя называю его «лесорубом». Он начинает рассказывать мне о том, как однажды встретился со слепым белым медведем. Внезапно обстановка меняется – я вижу, как передо мной, будто на экране, разворачивается то, о чем продолжает рассказывать мой собеседник.

Вижу «лесоруба» – он один в глухом месте на берегу бурной, стремительной реки, ловит рыбу. Вижу, как из леса, что на противоположном берегу реки, появляется белый медведь. Он входит в пенящуюся воду и направляется прямо к рыболову. Интуитивно знаю, что медведю около года и что он абсолютно слеп. Однако, несмотря на слепоту, он с удивительной, безошибочной точностью держит курс прямо на рыболова. Я не уверен, как настроен медведь – дружелюбно или враждебно, – хотя отчетливо сознаю его силу и целеустремленность.

Лесоруб начинает торопливо и испуганно отступать от берега, потому что медведь успешно завершил переправу и выходит из воды. Косматый белый великан стремительно преследует убегающего человека и вот-вот настигнет его. Мужчина в отчаянии оборачивается и достает из кармана куртки пистолет. Он долго целится в медведя, который внезапно прекращает преследование и, поднявшись на задние лапы, неподвижно застыл, будто примерз к земле, пристально глядя на испуганного человека. Тогда лесоруб почти в упор стреляет медведю в голову. И тут же я вижу, как с глаз медведя спадают два огромных бельма. Теперь, впервые в жизни, он может по-настоящему видеть. Медведь часто моргает и тупо смотрит в пространство, привыкая к свету – все это время человек и белый медведь стоят лицом к лицу; в воздухе висит острое, тягостное чувство неопределенности. Просыпаюсь, ощущая массу энергии и силы – последствие сна.

После пробуждения этот образный сон тоже целиком завладел моим вниманием. Еще лежа в постели, я стал быстро складывать его отрывки воедино. Белый медведь, обитатель полярных льдов, обозначал существование во мне некой «полярности», внутренней борьбы двух сторон. В тридцатипяти-сорокалетнем бродяге-лесорубе я узнал прежнюю часть себя самого, еще один символ той своей стороны, которая была нацелена на выживание, – эквивалент крутого латиноамериканца из сна «Ампутация». Меня весьма позабавил тот факт, что во время этого сна мне самому было сорок лет. Эта часть моей личности, олицетворяемая лесорубом, всегда считала, что за выживание необходимо бороться. Выживание для нее – главная забота. Лесоруб – крепкий и решительный малый и верит, что махровый индивидуализм – это ключ к выживанию и успеху. Его фланелевая рубашка напомнила мне о четырех или пяти похожих рубашках, которые лежат у меня в кладовке и которые я люблю носить, особенно зимой.

В противоположность ему, белый медведь олицетворял в моей жизни относительно новую и в то же время очень мощную силу инстинкта. Сначала я не мог ее разгадать, но потом, при содействии двух коллег-профессионалов, с которыми мы часто обсуждаем сны, я обнаружил, что она символизирует ту безмерную ярость, которая накапливалась во мне на протяжении последнего года. Эта ярость была во многом «слепой» или бессознательной. Мой сознательный ум просто не желал чувствовать, как бесит меня постоянный бедлам, который устраивает сосед, и до чего я зол на озабоченную выживанием часть своей личности за то, как она реагирует на этот затянувшийся стресс. Начав расшифровывать этот сон, я увидел еще один пример того, насколько важна может быть математика сновидения: во сне возраст двух противников – стремящегося к выживанию «я» и слепой ярости – в точности соответствовал действительному возрасту каждой из моих частей в жизни наяву.

Ко времени появления сна «Встреча с белым медведем» мой конфликт с несовершеннолетним врагом еще больше обострился. Как раз перед этим сном произошли несколько новых тягостных событий. С недавних пор компания местной шпаны стала использовать соседский дом как свой притон. Хулиганы собирались там в любое время дня и ночи, причем вид у них нередко бывал нетрезвый или обкуренный. Эти встречи сопровождались воплями и бранью, которые часто перемежались звоном бьющегося стекла. Я никогда не знал, что разбилось в очередной раз – брошенная на асфальт пивная бутылка или рама, которую высадили из задней двери. После нескольких месяцев таких догадок я дошел до точки, когда мне уже на все было наплевать. И все же этот бедлам выводил меня из себя, особенно потому, что я видел, как он неуклонно набирает силу. В конце концов мы стали подозревать, что, судя по общему хаосу, таинственным приходам и уходам в два-три часа ночи и неиссякающему потоку незнакомых типов, которые в любое время с отсутствующим видом шастали взад-вперед через заднюю дверь, у нас под боком идет бойкая торговля наркотиками. Несколько раз посреди ночи приезжала полиция: кого-то арестовывали, парочку-другую крутых парней заталкивали в полицейскую машину под аккомпанемент еще более громких криков, воплей и нецензурной ругани. Я был в ужасе: меня тяготило и печалило то, как за несколько лет соседская семья распалась прямо у нас на глазах. Короче говоря, по вине соседей жизнь для нас превратилась в постоянный кошмар.

В свете всего этого мои чувства беспомощного отчаяния, гнева и ярости вернулись вместе с мыслями о мести. И мои дикие фантазии тоже вернулись: я снова подумывал о том, не взять ли мне бейсбольную биту и не пойти ли с ней к соседям, чтобы перебить всех и все, что попадется на глаза. Прежде я не испытывал ничего подобного и знал: что-то должно измениться.

Если заглянуть внутрь, слишком много теневых сторон моей личности (агрессивность, враждебность, нечуткость и т. д.) все еще проецировались на соседского юнца и оставались в таком спроецированном состоянии слишком долгое время. В такой ситуации я сам как проектор стал испытывать слишком сильное раздражение и возмущение по отношению к нему и его дружкам, так что любая их выходка становилась для меня невыносимой. Я начал реагировать на их бедлам слишком остро, усугубляя ситуацию своим внутренним бедламом. Новый взрыв осознаваемых сновидений усилил эти неразрешенные внутренние напряжения и подогревал меня изнутри до такой степени, что передо мной встала отчаянная необходимость пересмотреть эти проекции, чтобы измениться. К несчастью, в то время в пылу вражды я не увидел эту часть дилеммы. Через несколько лет после того, как мы переехали, это измерение конфликта стало для меня абсолютно ясным: «юные хулиганы» тоже были частью моего внутреннего мира. Помню день, когда я до конца пересмотрел эту проекцию: находясь вместе с группой учеников в глубокой медитации и решив ликвидировать разрыв между собой и врагом-подростком, я очень ясно представил себе его образ и сказал: «Ты тоже часть меня».

По мере того, как мы стали склоняться к разрешению этого конфликта на внешнем уровне, Чарлин почувствовала, как во мне нарастает ярость и стала активно настаивать, чтобы мы продали дом и переехали. После нескольких бурных ссор и мучительных переговоров я согласился, приняв решение под сильнейшим давлением. Хотя после наших ссор я чувствовал себя ужасно, на каком-то более глубоком уровне я понимал, что Чарлин права. Пришла пора сниматься с места, независимо от того, готов я к этому или нет. Вскоре после этого мы нашли подходящий дом, решили его купить и в середине марта 1982 года переехали на новое место.

Размышляя дальше над «Стычкой с белым медведем», я понял, что хотя во сне медведь был совершенно слеп, он сумел переплыть бурную, стремительную реку и преследовал «лесоруба» с прицельной точностью. Так и моя ярость ополчилась на грубую, эгоистическую часть моей личности и преследовала ее, пытаясь загнать в угол и таким образом поставить перед неизбежностью стычки. Стычка означала, что мне в конце концов придется признать подлинную силу своей ярости и понять: она способна меня погубить, если я не уеду из этого дома как можно скорее. Во сне лесоруб, вместо того, чтобы встретить медведя-великана лицом к лицу, в первую минуту перепугался и бросился наутек. Его бегство было наглядным проявлением того смятения, которое переживал мой ум в этот период, когда в душе у меня бушевала убийственная ярость. В конце, когда медведь нагнал свою жертву, лесоруб, не в силах больше бежать, обернулся и выстрелил в зверя из пистолета. Как это типично, – подумалось мне, – как часто наше «я» решается взглянуть в лицо потаенной ярости только после того, как все обычные схемы уклонения от конфликта исчерпаны и бежать больше некуда. Когда психологическое бегство и спасение больше невозможны, вот тогда наступает черед настоящей стычки! И хотя избранный лесорубом метод защиты во сне показался мне слабым и тщетным, поразмыслив над сном после пробуждения, я понял, что он, тем не менее, оказал на медведя очень важное воздействие. Когда наше «я», отдав все до последнего, встречается с бессознательным, что-то непременно должно измениться!

Концовка этого сна является классической по своей двойственности, чувству напряженного ожидания и незамысловатой красоте. Миг стычки, когда лесоруб выстрелил в медведя, символизировал миг, когда мой здравый смысл и стремление выжить ополчились на кипевшую во мне ярость в попытке остановить ее пагубное наступление. Два огромных бельма, упавших с глаз медведя, означали, что со слепотой покончено и бессознательная часть «я» скоро как-то по-новому «увидит свет». Размышляя о двух противниках – человеке и звере, – которые в конце сновидения сошлись лицом к лицу, я представил себе, как из их ртов выходят два вопроса: «Что нам делать дальше? Как создать новое внутреннее равновесие силы, которое пойдет на пользу целостности самого сновидца?» Сон закончился, оставив чувство недоумения и незавершенности. Ответ на самые животрепещущие вопросы так и не был получен, но они были четко поставлены. Я почувствовал некоторую долю облегчения даже оттого, что просто знал: нужный вопрос был задан, и когда-нибудь я обрету полную ясность, необходимую мне в этот неспокойный период жизни, чтобы разрешить наболевший вопрос.

Я часто думал: как моя сильная подспудная ярость повлияла на качество всего эксперимента с осознаваемыми сновидениями? Сидящий во мне пурист хочет, чтобы ярость не застила мне глаза. Он хочет, чтобы я никогда не чувствовал убийственной ярости ни к одному человеку. Он хочет, чтобы именно в этот период жизни мне не приходилось сталкиваться с проблемами бедлама и хаоса, внешнего или внутреннего. Но я часто напоминаю себе, что мой эксперимент ставится в лаборатории реальной жизни, с реальными чувствами, реальными событиями и реальными людьми, а не в какой-то идеальной лаборатории, где искусственно созданы стерильные условия. Эксперимент ставился над моей реальностью, внешней и внутренней, над моим окружением, над моими убеждениями, ценностями, над моим прошлым – над всем этим, в том виде, в каком оно находилось в то время.

Очевидно, иначе и быть не могло. И еще я часто напоминал себе, насколько глубоко уязвимым я стал только оттого, что открылся состоянию осознаваемости и оттого, что в мой сознательный ум влилось столько необычайной энергии сновидений. Знай я тогда то, что знаю теперь, я принял бы больше предосторожностей, чтобы защитить эту уязвимую часть себя – может быть, отложил бы эксперимент до переезда в другой дом. Теперь я убежден, что любой, кто пытается глубоко исследовать осознаваемое сновидение, поступит весьма разумно, если предварительно создаст для себя окружающую среду, дающую ощущение полного покоя, надежности и безопасности, словом, целиком отвечающую такой чуткой внутренней работе. Кроме того, я предпочел бы работать под постоянным присмотром опытного наставника – психотерапевта, ориентированного на исследование духовных вопросов, или другого специалиста, обладающего полным и непосредственным пониманием процессов психологического и психического развития. Теперь, через пять лет после начала эксперимента, оглядываясь назад, я могу более ясно обрисовать идеальные условия, в которых я предпочел бы проводить свои исследования.

Один из наиболее важных ключей к раскрытию сновидений – исследование условий, в которых разворачивается сюжет сна. На своем профессиональном опыте я научился обращать особое внимание именно на этот аспект заключенного в сновидении послания. «Стычка с белым медведем» происходила «где-то в дебрях Аляски»: это окружение – удачный символ для моего эксперимента с осознаваемыми сновидениями. Дебри для меня – это неведомое, именно к этому слову я часто прибегаю, говоря о состоянии осознаваемости. Кроме того, в самом начале эксперимента мне пришло на ум и потом много раз возвращалось выражение «страна полуночного солнца» – еще одна удачная метафора состояния осознаваемых сновидений. В наше темное время к сновидцу приходит свет, он приходит во сне, в ночной фазе суточного цикла. По мере развития эксперимента и по мере того, как я много размышлял об этом простом факте, во мне стало возникать более глубокое уважение к темноте и более глубокое понимание ее неизреченной животворной силы. Чем дальше продвигается мой эксперимент, тем больше я чувствую особую ценность темноты во всех ее видах: это и космос, бездна без конца и края, которая манит астронома и астронавта, и внутренняя психологическая тьма тени, которая живет в каждом человеке, и темнота зимних месяцев, которая призывает успокоиться и замедлить темп жизни, и мрак океанских глубин – еще одни врата в неведомый мир, и сгущающиеся вечерние сумерки, возвещающие конец каждого дня. Темнота во всех своих проявлениях может глубоко насытить человеческий дух, если мы ей это позволим. Теперь я так часто предвкушаю наступление ночи и время отхода ко сну, быть может, к осознаваемому сну, где я, возможно, получу очередной особый дар из мира сокровенной тьмы. Бессознательный ум – наша мать, причем по многим причинам. Из его сокровенной тьмы рождается свет.

Я и сейчас часто думаю о дебрях Аляски как об особой природной сцене, о театре, где вновь и вновь ярко и волнующе разыгрывается борьба света и тьмы. Надеюсь когда-нибудь лично побывать там. А пока мои сновидения нашли способ, и не один, познакомить меня со «страной полуночного солнца».

По прошествии времени и моих страхов, сумев полностью осознать свою ярость, я достиг некого синтеза в понимании этих двух снов. Теперь и в моем журнале сновидений, и в моем странствии по снам «Пришествие змеиной силы» и «Стычка с белым медведем» – выступают как пара вестников. В моей работе с осознаваемыми сновидениями образ змеиной силы безусловно стал явлением ошеломляющим и в то же время исполненным необычайной чуткости. Теперь я питаю к этой силе гораздо более здравое отношение и уважение и понимаю: если хочешь, чтобы она развивалась, ее чуткость нужно заботливо оберегать. Одно из упражнений для ума, которое я намеренно выполняю, – это стремление как можно быстрее мобилизовать мужское начало моей души, когда мое женское начало (уязвимость) чувствует себя в западне или в опасности. Выполняя такую безмолвную внутреннюю практику, я предпочитаю демонстрировать себе, что при первой необходимости «ковбои» способны мгновенно явиться и освободить мою «неизвестную спутницу» – и во сне, и наяву. Ковбои – необходимые спутники змей, потому что они создают ощущение глубокой внутренней надежности. Когда этот более сильный уровень мужской энергии станет для меня легко и мгновенно доступен и когда у меня разовьется естественная привычка мгновенно вызывать его в себе, это будет значить, что я, наконец, подготовил путь к проникновению на более глубокие уровни загадочной змеиной силы. Постоянно размышляя над этими темами и образами, я создал для себя новый лозунг: «Будь мудр как змий, прост как голубь... и крут как молчаливый ковбой».

Глава 7. Второе возвращение

«Вы должны сами родить свои образы. Они – будущее, которое ожидает своего рождения. Не бойтесь странного ощущения. Будущее должно войти в вас задолго до того, как это случится... Просто ждите этого рождения... часа новой ясности».

– Райнер Мария Рильке

«Письма к молодому поэту»

Письмо третье

Я снова спускался с вершины вниз. На этот раз я хранил в памяти яркие впечатления об огромных змеях, из глаз которых лучился таинственный желтовато-зеленый свет – то был образ, который я не забуду до конца своих дней. И еще на этот раз в душе у меня были грусть и разочарование: ведь теперь я куда лучше понимал свою ограниченность, свои просчеты и слабые места. Существовал некий предел интенсивности осознаваемых сновидений, который я мог выдержать. И все же я был настолько зачарован и озадачен своими исследованиями, внутреннего мира, что знал: я не остановлюсь на достигнутом. Я решил найти способ работать, не выходя за пределы своих возможностей, и оберегать свое обостренное восприятие.

После «Пришествия змеиной силы» я продолжал видеть осознаваемые сны довольно регулярно. За прошедшие месяцы и годы у меня время от времени случался пустой период, обычно длившийся месяца три – четыре. Пережив несколько таких периодов, я, наконец, достиг уровня, на котором они меня уже больше не заботили и не тревожили. Я стал сравнивать их со вспаханным под пар полем, которое предусмотрительный фермер умышленно оставляет незасеянным, чтобы оно отдохнуло и само восстановило свое плодородие. Я стал понимать, что мне действительно нужны такие пустые периоды, и когда они приходили, все более спокойно принимал их, учась осознавать и ценить эти глубинные ритмы и усваивая урок: пустое время тоже можно провести с пользой.

Шли месяцы, и я снова стал получать устойчивый поток вдохновляющих осознаваемых сновидений, в то же время хорошо запоминая обычные сны. Я не могу привести здесь все сновидения, поэтому выбираю те, которые стали для меня особенно важными и стимулирующими. Отчет об эксперименте по природе своей ограничен пространством и временем. В этой книге мое исследование может быть описано только до некоего момента, после которого неизбежно должен наступить какой произвольно выбранный конец. Сам же эксперимент продолжается. Возможно, он никогда закончится и продлится многие годы, быть может, до конца моей жизни.

Один из самых памятных и вдохновенных из этих снов случился через несколько месяцев после того, как мы с Чарлин и Эриком поселились в новом доме.

ПРЕКРАСНЫЙ СНОВИДЕЦ, ВО МНЕ ПРОБУДИСЬ

2 июня 1982 года

...Уже давно нахожусь во сне и теперь вижу себя, лежащим на латунной кровати в помещении, похожем на старый гостиничный номер. Убранство комнаты напоминает стиль двадцатых годов. Из соседней комнаты громко и отчетливо доносится мужской голос. Речь идет о том, что в этом старом причудливом здании нужно сохранить фигурные краны на ванных и раковинах. Вспоминаю предыдущую часть сна, в котором я изверг сильную струю беловатой жидкости в раковину этого самого номера. Судорожно передергиваюсь, чувствуя большое облегчение: слава Богу, мне удалось исторгнуть из организма весь яд.

Вытягиваюсь в полный рост и взлетаю. Мои ступни застревают между прутьями латунной спинки кровати, и я, без всякого намерения или усилия, отрываю кровать от пола. Мы с кроватью начинаем летать по комнате, и я ищу возможность осмотреть все помещения этой огромной гостиницы. Внезапно я понимаю, что это сон, и ощущаю восторг знакомого покалывающего головокружения. Кружа по комнате, решаю поискать свою подругу Джулию, но нигде не ее не нахожу. Повсюду разыскивая Джулию, постоянно удерживаю в памяти ее мысленный образ, но она так и не появляется. Начинаю петь: «Прекрасный сновидец, во мне пробудись/ Звездный свет и росинки манят тебя ввысь». Я в восторге от этой песни и вкладываю в ее исполнение всю душу. Продолжая петь, слышу нежный звон музыкальной шкатулки. Она играет «Прекрасного сновидца», точно следуя моему голосу, всем его модуляциям, темпу и ритму пения. Повторяю слова снова и снова. Чувствую, как это здорово – опять обрести осознаваемость, и понимаю, что в песне «Прекрасный сновидец» это состояние передано совершенно замечательно. Вспоминаю маленькую коричневую музыкальную шкатулку, которую Джулия подарила мне на сорокалетие, и снова восхищаюсь совершенством этой вещицы.

Вижу вокруг себя множество разноцветных вспышек. Повсюду возникают сотни радужных капель, крошечных спектров, парящих и поднимающихся по спирали кругов белого цвета и множество маленьких изящных лучистых вещиц. Наслаждаясь ослепительной игрой музыки, света и красок, ощущаю сильнейший душевный подъем. Это сказочное пиршество чувств, психоделическое световое представление в миниатюре – гораздо более утонченное, чувственное и захватывающее, чем все те, которые мне довелось увидеть. К несчастью, ощущаю, что теряю равновесие и начинаю выпадать из состояния осознаваемости. Пытаюсь сохранить осознаваемость, сосредоточившись на одной из маленьких сверкающих вещиц, но она медленно ускользает, и я просыпаюсь.

Несколько минут лежу в постели неподвижно, ощущая свое физическое тело и умышленно не открывая глаз. Все еще вижу, как вокруг плавно вращается множество прекрасных разноцветных радуг и образов сновидения, и целеустремленно сосредотачиваюсь на луче света, пытаясь снова войти в осознаваемое состояние, – так часто поступает со своими образами Элинор, одна из моих учениц. Чувствую, что очень близок к успеху, но почему-то довести задуманное до конца мне так и не удается. После нескольких неудачных попыток сдаюсь и погружаюсь в обычный сон.

Благодатные последствия этого сна оставались со мной еще долгое время. В момент обретения осознаваемости я начал искать свою подругу Джулию[26]26
  Джулия также упоминается в пятой и двенадцатой главах этой книги.


[Закрыть]. Я уверен, что она стала заметным символом в моем эксперименте с осознаваемыми сновидениями, потому что была одной из самых ревностных моих учениц и сама имела целый ряд великолепных осознаваемых сновидений. В этом сне я не нашел Джулию, но очень живо ощущал ее присутствие. Перезвон музыкальной шкатулки, исключительно тонкий и изящный, замечательно передавал дух моей подруги. Нежные и в то же время энергичные трели звучали в полном согласии со словами, темпом, фразировкой и другими тончайшими нюансами моего голоса, распевавшего «Прекрасного мечтателя». Невозможно передать словами, как эти два музыкальных инструмента, с изумительной точностью вторя друг другу, мягко соприкасались и плавно сливались, рождая дивную мелодию. Мое идущее из самого сердца пение и изящный перезвон музыкальной шкатулки являли собой два ряда вибраций, которые во сне каким-то образом становились одним. Все выразительные средства – модуляции, вариации, нюансы – волшебно сливались в единую гармонию, приводившую меня в неописуемый восторг. Один музыкальный инструмент, мой голос, находился внутри. Другой, звенящая музыкальная шкатулка, – снаружи, в гостиничном номере.

Джулия наяву подарила мне на сорокалетие маленькую музыкальную шкатулку, которая вызванивала мелодию «Прекрасного мечтателя». Подарок привел меня в восторг своим совершенством. Теперь, услышав эту нехитрую мелодию, так ясно запечатлевшуюся в моей памяти благодаря повышенной восприимчивости, обычной для осознаваемых сновидений, я еще больше оценил подарок Джулии. И, конечно же, давно ставшая классикой песня Стивена Коллинза Фостера «Прекрасный мечтатель» наполнилась для меня еще более глубоким смыслом.

Несметное множество вспыхивающих радугами красок и прекрасных сверкающих огней из этого сна принесло мне особую сокровенную весть, значимость которой с течением времени неуклонно росла. Чем больше я размышлял об этих образах, тем глубже понимал их, в особенности «радужные капли». Каждая такая капля, имевшая форму слезинки, по форме и размеру была неотличима от всех остальных. Когда сотни таких капель кружили по комнате, танцуя в воздухе, скользя вдоль стен, в каждая из них переливалась всеми цветами радуги. Каждая заключала в себе и являла крошечный, но яркий, мощно светящийся изнутри спектр. Эти крошечные сверкающие спектры были самыми замечательными образами моего видения, хотя я заметил и много других ярких маленьких вещиц: драгоценных камней, бриллиантов, переливающихся бусин, и все они плясали и кружились в поле световых лучей и радужных красок. Все это великолепие являло собой яркий пример того, как упоение чувств может стать упоением души. Тогда, в те мгновения осознаваемости, я пережил полное слияние чувственного и духовного. Неудивительно, что как только я почувствовал, что начинаю терять этот осознаваемый уровень видения, мне сразу же захотелось на него вернуться. Но увы, как я ни пытался сохранить осознаваемость, он, а с ним и все изумительное зрелище, медленно ускользнули, на сей раз создав ощущение «выпадения из осознаваемости», – к этому времени оно тоже стало привычным переживанием, которое я быстро узнал во сне.

Выпав из состояния осознаваемости, я точно не знал, где окажусь. К этому времени предыдущий опыт с осознаваемыми сновидениями научил меня, что когда начинаешь уплывать или выпадать из состояния осознаваемости, обычно бывает три места, куда может попасть сознание: ты либо возвращаешься в обычный сон, либо, засыпая, полностью утрачиваешь сознание, либо просыпаешься. В данном случае я вернулся к состоянию бодрствования.

Лежа в постели и мысленно переживая это осознаваемое сновидение, я умышленно предпочел не шевелиться и долго не открывал глаза. В моем сознании продолжало вспыхивать множество прекрасных ярких радуг и сверкающих образов. Рано мерно струясь в поле моего зрения, они очень напоминали реку пузырьков. Я продолжал наслаждаться их сияющей красотой, стараясь как можно полнее запечатлеть в памяти и воображении каждую подробность.

Тогда, бодрствуя в постели с закрытыми глазами, я попробовал поэкспериментировать, используя метод, который одна из моих учениц по имени Элинор успешно применяла, чтобы вызвать осознаваемый сон. За последние несколько лет Элинор стала искусной в осознаваемом сновидении. Одним из самых действенных ее методов для вхождения в состояние осознаваемости таков: перед сном, задержавшись в гипнагогическом состоянии[27]27
  Психологи и исследователи сна называют гипнагогическим состоянием зону между сном с выключенным и невыключенным сознанием. Большинство людей обычно переживают его просто как «промежуточное состояние», сумеречную зону между бодрствованием и сном. Я подробно описываю некоторые его особенности в десятой главе и показываю, как гипнагогическое состояние, будучи совершенно отличным от состояния осознаваемого сна, может быть использовано как средство для вхождения в него.


[Закрыть], она сосредотачивается на каком-то конкретном образе, любом из тех, которые перед ней предстают. Как только такой образ предстает перед ней, она сосредотачивает на нем все внимание и сохраняет такую сосредоточенность в течение нескольких минут, все это время пребывая в состоянии полной расслабленности. Потом, воображая, что она объединяется с этим образом, Элинор «сливается» с ним и постепенно позволяет всему своему сознанию «войти» в этот образ. Входя в образ, она обычно ощущает растущее чувство притяжения, энергию, которая скоро целиком вбирает ее в избранный образ, протаскивает сквозь него и выбрасывает по другую его сторону. В этот миг она обычно оказывается в «совершенно новом мире», то есть в новом эпизоде, который для нее неизменно бывает эпизодом осознаваемого сновидения. Тогда она часто начинает летать и таким образом полностью входит в состояние осознаваемости. Часто слыша от нее об этих переживаниях на занятиях групп сновидцев, я стал представлять их себе как нечто похожее на прыжок льва в цирке, когда он, прыгнув в затянутый бумагой обруч, выскакивает с другой стороны.