Текст книги "Город, который забыл как дышать"

Автор книги: Кеннет Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Войдя в дом Критча, мисс Лэрейси закрыла и заперла дверь в гостиную, ей хотелось посидеть в тишине, чтоб никто не тревожил. Старушка села на диван и крепко заснула. Сейчас ее не разбудили бы даже иерихонские трубы. Мисс Лэрейси снились лица утопленников, которых ей пришлось опознавать на рыбозаводе. Потом она вдруг увидела колонну людей, вторые, третьи и все последующие ряды были лишь отражениями первого. И все на одно лицо, различались только одежда и прически. Живые цепочки. Все в них были если не родственниками, то уж точно походили друг на друга как две капли воды.

Мисс Лэрейси снился Урия. Она попыталась проснуться, веки открылись, Урия сидел в гостиной прямо напротив Элен. На лице его застыла озорная добродушная улыбка. Сначала он сжимал губы, но чем дольше он смотрел на свою невесту, тем шире становилась его улыбка. Мисс Лэрейси почувствовала, что он делится с ней своей силой, и она невольно улыбнулась в ответ. «До чего ж он хорош собой, ну просто картинка», – подумала она. Урия всегда был щедрым и великодушным человеком, он помогал всякому, стоило только попросить его об одолжении. Пряди волос аккуратно зачесаны назад, руки на подлокотниках кресла. Урия удобно устроился на сиденье. Он не отрывал взгляда от возлюбленной и, продолжая широко улыбаться, подался вперед.

– Покойно тебе? – спросила мисс Лэрейси.

Улыбка сбежала с его лица, глаза потеряли довольный блеск. Тело окутала кроваво-красная пульсирующая пелена, время от времени из нее вырывались тонкие красные лучи, проходили сквозь тело Урии и разлетались в стороны. Он протянул руки, между кусками плоти чернели провалы, лицо рассыпалось на куски, нос отделился от головы и превратился в толстую белую рыбу, глаза – в двух медуз, верхняя губа – в мясистый морской огурец, а нижняя – в электрического угря.

Мисс Лэрейси заплакала, она с новой силой ощутила свою потерю, слезы ручьями лились по щекам. Опять с ней остались только воспоминания, а сам Урия, которого она только что видела так ясно, возвратился в поглотившую его бездну.

Мисс Лэрейси снова попыталась открыть глаза и неожиданно для себя почувствовала, что это вовсе не сон, во всяком случае, непохоже на сон. Почему тела Урии не оказалось среди утопленников на рыбозаводе? Почему нельзя пойти туда и вглядеться в его черты, ведь остальные-то все там? Где же его семья? В холодильной камере нет ни одного родственника Урии.

И вдруг мисс Лэрейси поняла, почему среди этих тел не было Урии, почему его не прибило к берегу. Родители Урии умерли много лет назад, а детей у него не было. С его смертью прервалась цепочка.

Даг Блеквуд не торопился возвращаться в больницу. Он прошел вдоль кирпичных стен, пересек дорогу и неспешно начал спускаться по хорошо утоптанной тропинке, петляющей в высокой траве между двумя домами. Впереди раскинулась бухта. Даг остановился, набрал полную грудь соленого морского воздуха и стал пробираться между камней к воде. Старик положил игрушечного кита на волну, чтобы посмотреть, как он будет держаться. Кит закачался, чудно накренился, немного покружил на одном месте, все больше и больше пропитываясь водой, и, наконец, грустно затонул и опустился на илистое дно. Даг в гневе оглянулся на больницу.

– А чего еще ждать от дерева из такого гиблого места? – пробормотал он.

На берегу лежала выброшенная прибоем толстая ветка. Камни перекатывались под ногами у Дага, он с трудом добрался до деревяшки, поднял ее обеими руками и довольно ухмыльнулся. В длину почти метр и в толщину сантиметров тридцать. Даг отнес свою добычу в глубь берега и там пристроился на большом камне у самого края пляжа, где уже начиналась полоса темной земли. Старик достал нож, зажал дерево в пальцах и начал все сызнова.

– Уж этот-то выйдет как надо, – бормотал он, кивая в такт движениям рук. – Дерево-то из моря. Значит, уж точно плавает.

Вскоре проступили очертания кита, Даг поднял его вверх и начал разглядывать игрушку на фоне синего неба. Он покачал рукой, словно кит плыл по волнам, потом встал и, довольный собой, снова двинулся к кромке воды. Волны мягко шуршали о гальку, носки кроссовок сразу промокли. Не обращая на это никакого внимания, Даг наклонился и положил кита на сверкающую поверхность воды. Встав во весь рост, он с гордостью следил за тем, как кит разворачивается и направляется в открытое море, потом снова описывает дугу и преданно возвращается к его ногам.

– Совсем другое дело, – громко сказал Даг, сам себе подмигнул и достал кита из воды. Затем трижды встряхнул игрушку, чтобы избавиться от капель на деревянном брюхе, и двинулся в обратный путь.

Он вошел в приемное отделение, сморщился и раздраженно прошипел: «ч-черт». Антисептиком смердело невыносимо. Солдат у дверей уже не было. Заходи в любой коридор, никто тебя не остановит.

Даг сунул кита под мышку и быстро пошел к палате Тари, яркий свет в коридорах слепил глаза, наконец он добрался до дверей со звоночком. И рядом надпись: «Звоните». Старик навалился на кнопку, стараясь отдышаться. Незнакомая встревоженная медсестра впустила его. И тогда Даг соврал, сказав, что он дедушка Тари.

– Подождите здесь, – велели ему таким тоном, что у старика сразу как-то нехорошо заныло в груди. Женщина быстро скрылась в конце коридора. Через несколько секунд появился врач.

– Вы дедушка Тари?

Даг переложил кита из одной руки в другую.

– У меня для вас печальная новость.

– Какая такая новость?

– У нее остановилось сердце.

– Что? – закричал Даг.

– Произошла остановка…

– Что? – Даг орал все громче. – Где ее мать?

– Она с девочкой.

– А отец?

– Простите, я не знаю, где он.

– Джозеф?

«Кто-то знакомый. Она знает, как меня зовут». Нервы были на взводе. Он заглянул в шкаф, надеясь обрести там убежище. Внизу тянулись полки, на них лежали старая обувь, выцветшие коробки из-под шляп всех форм и размеров и огромные шерстяные пледы. В нос сразу шибануло нафталином, Джозеф запомнил этот запах с тех пор, как мальчиком разбирал вещи в доме своей бабушки. Нет, в шкаф он не поместится, а если и влезет, то дверь закрыть не удастся. Кто-то снова позвал его, взволнованный голос раздавался уже прямо за спиной.

– Джозеф?

В ушах громко бухало сердце. Он повернулся, на пороге стояла Клаудия, одетая в кремовое платье с расклешенными рукавами и замысловатой бронзовой вышивкой. На ногах тапочки в тон. Волосы подколоты, несколько прядей выбились из прически, бледная тонкая шея открыта.

– Это ничего? – спросила она.

– Что? – Он почувствовал странную легкость в руке и обнаружил, что выронил сумку Ким. – Что «ничего»?

– Что я вошла в дом. Из своего-то я уже вышла. Каждый дом, знаете ли, – отдельный мир. Мы живем во множестве разных миров.

Джозеф нервно взглянул на шкаф.

– Я искал…

– Просто удивительно, как мы цепляемся за старую рухлядь. Антиквариат. Музейные экспонаты. Они похожи на мертворожденных детей.

Джозеф скривился и кивнул. Клаудия стояла прямо перед ним, лицо бледное, розовые губы слегка приоткрыты, руки мирно сложены на круглом животике. Со вчерашнего дня она похудела еще больше, только живот слегка выпирал под платьем, на фоне маленького бледного личика выделялись огромные темные глаза.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Джозеф.

Без малейшего усилия и удивительно быстро она оказалась в двух шагах от него.

– Знаете, – сказала Клаудия, – я часто думаю, не утопиться ли мне в море. Вместо этого я сбросила в воду всех остальных. Думала, мне станет легче, ведь тогда мы все окажемся в одной лодке, так сказать. – Она рассмеялась. – Вот только я позабыла об одной детали. Вылепить себя. – Клаудия придвинулась еще ближе, ее дыхание касалось губ Джозефа, язык едва ворочался во рту, рука почти накрыла его ладонь, почти, но еще не совсем. – У меня теперь открылись глаза. Я вижу мир удивительно ясно, потому что наблюдаю за ним со стороны. Грустно, не правда ли? – Она, наконец, коснулась его холодными кончиками пальцев.

– Тари в больнице, – выпалил Джозеф, – мне… – Он бормотал все тише и неуверенней, одновременно отступая назад и оглядываясь на закрытое окно. Прямо за стеклом сплетались ветви дерева. Клаудия наводила на Джозефа ужас. С другой стороны, говорила и вела себя она так соблазнительно, что устоять было невозможно. Опасность всегда возбуждает. Сгущающаяся атмосфера опасности. Но как же ему начать жизнь с Тари и Ким заново, если он позволит себе соединиться с Клаудией? Потерять голову с Клаудией. Или с Ким. Потерять себя. Можно было бы выпрыгнуть из окна, вцепиться в ветку и висеть на ней, сколько потребуется, висеть, пока не подоспеет помощь.

– Как Тари? – Клаудия придвинулась еще ближе. И снова тронул его руку. Пахнуло гниющими цветами, разложением, палыми листьями.

Джозеф покачал головой. Не стоит говорить с Клаудией о Тари. Он почувствовал себя виноватым и рассердился. Какое она имеет право произносить имя его дочери? Никакого. Особенно теперь, когда Тари больна. Никакого права не имеет.

– Она жива?

– Да, – твердо ответил Джозеф. – Жива. – Он качнулся вперед, надеясь проскочить мимо Клаудии, но побоялся, что она схватит его за рукав. Кожа у нее была удивительно белая. Длинные пальцы сплетались и расплетались на круглом животике, будто корни растений. Джозеф никак не мог оторвать взгляда от ее рук. Внутри Клаудии плавал ребенок. Чей ребенок? Внезапно ткань платья зашевелилась.

– Пойдемте вниз. Я вам приготовлю шиповниковый чай. – Она расцвела в очаровательной улыбке, и Джозеф немного успокоился.

Клаудия начала спускаться по лестнице. Джозеф наклонился за сумкой Ким. В ушах так шумело, что он едва слышал шаги соседки. Он вышел в коридор и остановился на верхней ступеньке. Клаудия на кухне уже гремела посудой. Джозеф глубоко вздохнул и медленно пошел вниз. Дверь в гостиную по-прежнему была закрыта.

– Мне надо обратно в больницу, – крикнул он, но ответа так и не дождался. – Клаудия! До встречи. Я поехал, ладно?

Ни звука. Ни слова.

Джозеф сделал несколько шагов по направлению к кухне, слышно было, как на плите посвистывает чайник. На стенах в прихожей висели картины, преимущественно спокойные морские виды: закат над океаном, синяя гладь. Он вспомнил рисунок Тари: зеленовато-коричневый шар с красно-оранжевой серединкой. Солнце внутри Земли.

Джозеф шагнул через порог кухни. Клаудия спиной к нему разливала чай по двум большим кружкам. Она двигалась очень женственно, грациозно и уверенно. В Джозефе снова шевельнулось желание и даже нечто, похожее на восторг. Вот она стоит перед ним, такая доступная, такая сексапильная. Их прошлое не запятнано браком.

– Мне надо… – сказал он.

Клаудия повернулась и мягко посмотрела на него. В ней была какая-то легкость, естественность, которой он раньше не замечал. Джозеф никогда не видел, чтобы она улыбалась. Он уже не понимал, почему рассердился, когда Клаудия заговорила о болезни Тари.

– Мы вышли из одной волны, Джозеф, – пояснила Клаудия.

– Волны?

Ее пальцы сплелись с пальцами Джозефа, заставили его отпустить сумку Ким, дно мягко ударилось об пол. Кожа у Клаудии была теплая. Джозефу показалось, что его рука больше не принадлежит ему, что она отделилась от тела и стала самостоятельным живым существом. Он посмотрел на собственные пальцы, потом поднял голову и заглянул в глаза Клаудии. Она шагнула к нему и прижалась лбом к его плечу.

– Все будет хорошо, – прошептала Клаудия. На плите засвистел чайник. – Теперь я в твоем доме.

Мисс Лэрейси оглядывала чужую комнату и никак не могла сообразить, где находится. Обстановка чудная. Гостиная, но не ее гостиная, это уж точно. Мебель вроде знакомая, но расставлена как-то не так. Дом тоже не ее. Дом Критча. А где же Урия? Она взволнованно посмотрела на закрытую дверь. Неужели он вернулся к ней?

Стряхнуть сон, если, конечно, это был сон, никак не удавалось. Он наполнил ее новой надеждой. Кресло напротив пусто. Что ж теперь делать? Куда идти? Сон напомнил ей о связях между живыми и мертвыми, на сердце потеплело. Мисс Лэрейси поняла, какое это утешение – побывать среди ушедших. Счастье не в том, чтобы держаться за пустую оболочку, а в том, чтобы быть среди духов близких. Какое заклинание надо произнести, чтобы вернуть их обратно, освободить, дать им возможность воссоединиться с любимыми? Что заставляет их жаться к бесполезным телам?

Мисс Лэрейси, кряхтя, поднялась с дивана.

– Все косточки жалуются, – горько сказала она.

До рыбозавода и идти-то всего ничего, да к тому ж под горку. А все-таки как хочется позвонить этому милому сержантику: пусть подбросит ее до мыса. Все бы хорошо, да только вот имени его она не запомнила. Старушка расстроенно покачала головой, отперла замок и открыла дверь. Она повернула направо и вышла из дома на парадное крыльцо, ни разу не оглянувшись.

В саду старушка остановилась и посмотрела по сторонам. Фиолетовые анютины глазки в самом цвету.

– Вы все как на подбор, красавицы, – сказала она им. Лобелия бурно разрослась, розовые кусты выбросили десятки бутонов. Мисс Лэрейси довольно погладила шелковистые лепестки и вспомнила о дикой розе у нее за домом. У той бутоны помельче, и распустятся они только через шесть-восемь недель, тогда над садом воцарится розовое марево. А еще там растет малина, ее стебли переплетаются с розовыми кустами и живут в полном согласии. В таких колючках ягоды собирать непросто. Мисс Лэрейси обычно варила варенье в начале сентября. Малиновое. Черничное. Брусничное. Яблочное.

Старушка прошла по мощеной дорожке до шоссе и остановилась, чтобы взглянуть на причал Аткинсо-нов. Забор вдоль берега сломан, повсюду валяются фанерные щиты. Вход на пляж теперь свободный. Из воды выпрыгнул розовый дельфин и плюхнулся обратно, в воздухе повисла сверкающая пелена брызг. Мисс Лэрейси хмыкнула, перешла улицу и начала спускаться по верхней дороге. Если она правильно истолковала свой сон, на рыбозаводе что-то переменилось. Вчерашние чудесные вспышки оранжевого света, очевидно, были знаком того, что дело пошло на лад. На полпути мисс Лэрейси повстречался армейский джип. Солдат опустил стекло и спросил старушку, не требуется ли ей помощь.

– Нет, голубок, я просто погулять вышла. – Она спокойно ткнула пальцем вперед. – Иду на завод взглянуть на тела.

– Туда штатским нельзя, мэм.

– Нельзя? – Она резко остановилась и возмущенно фыркнула. – Нельзя? – Старушка не верила своим ушам. Она с хрипотцой рассмеялась: – Мне вроде бы уже больше восемнадцати, а? По правде говоря, так и все тридцать девять.

Водитель хихикнул, но пассажир, похоже, не понял юмора.

Мисс Лэрейси ухмыльнулась, обнажив розовые десны.

– Я иду опознавать тела. Мы уже были там с одним из ваших парнишек.

Пассажирская дверь открылась, и серьезный солдат спрыгнул на обочину.

– Прошу вас, – он показал рукой на свое место.

Молодой человек галантно взял старушку под руку и помог ей вскарабкаться в автомобиль, потом захлопнул дверцу и кивнул. Джип поехал в сторону рыбозавода.

– Откуда ты, милый? – спросила мисс Лэрейси водителя. Он не ответил, потому что разговаривал сам с собой.

– Эй, да ты меня слушаешь или как? – Она ткнула солдата пальцем под ребра, тот взвизгнул. – Ты, паря, неучтивый какой-то.

– Простите, мэм. Это я сообщил на базу о вашем прибытии.

Мисс Лэрейси прищурилась.

– Сообщил на базу? Да ты совсем спятил, в дурдом так и просишься.

– Вас ведь Элен Лэрейси зовут?

Старушка ухмыльнулась.

– Я что ж теперь, знаменитость?

– Я говорил с базой. Они сообщили мне ваше имя. – Солдат большим пальцем показал на микрофон у него под подбородком.

– По мне, так больше похоже, что ты с чертями болтал или, может, с марсианами.

Водитель снова хихикнул, и мисс Лэрейси сразу к нему потеплела. Чувство юмора у него, во всяком случае, есть, при нынешних обстоятельствах и то хорошо. Смех уберег немало душ от горя и страданий. Нет ничего хуже, чем впасть в тоску, состроить кислую мину и начать жалеть себя.

– Так я спросила, откуда ты свалился.

– Из Питерборо.

– Это в Онтарио, – важно сообщила ему мисс Лэрейси.

– Да, мэм.

– Вот в картах я всегда шустро разбиралась. – Она постучала себя пальцем по виску. – Мозги у меня, брат, хорошие. Всю жизнь хвалили за острый ум.

Джип повернул на площадку перед рыбозаводом. Водитель быстро вышел и помог мисс Лэрейси выбраться из машины. Старушка крепко вцепилась в его руку, и солдат медленно повел ее к дверям.

Мисс Лэрейси вошла внутрь и сразу почувствовала неладное. Она подняла голову. Духи по-прежнему висели под потолком, но два места над телами пустовали. Мисс Лэрейси громко вскрикнула и поспешила к столам. Водитель шел за ней по пятам, топая тяжелыми ботинками по цементному полу.

Мисс Лэрейси добралась до первого утопленника, осмотрела его и перекрестилась. Это ж Грегори, муж Райны Прауз. Второе тело принадлежало прапрадедушке Райны, Гордону Вэтчеру. Старушка решила, что с Райной произошло какое-то несчастье, она снова перекрестилась и помолилась святому Антонию, покровителю заблудших душ.

Через несколько минут после того, как медсестра позвонила на военную базу, в больничном коридоре появились два солдата, они вывели Райну из комнаты Томми.

– Пожалуйста, следуйте за нами, – велел ей коротышка.

– Куда?

– Переодеваться не обязательно, – твердо сказал верзила. – Мы останемся в здании.

– А-а.

Они сели в лифт и спустились в подвал, где повернули налево и прошли метров тридцать, не меньше Наконец показалась ржаво-красная дверь, и на ней табличка: «Осторожно, радиация!» На стене кодовый замок. Коротышка потыкал в кнопки, дверь открылась, и Райна оказалась в узкой комнате с серыми стенами и люминесцентной лампой на потолке, забранной металлической сеткой. Помещение было похоже на пенал. В стене напротив еще одна дверь. Коротышка постучал, а верзила тем временем удостоверился, что замок за ними снова закрыт.

Из внутренней двери вышел темноволосый человек в лабораторном халате. У него на нагрудном кармане болталась карточка с именем, но буквы были такие маленькие, что ничего не разобрать. За его спиной Райна разглядела еще одну красную дверь.

– Райна Прауз?

– Да?

– Я доктор Баша. – Он дружелюбно кивнул. – Командор Френч просил меня осмотреть вас.

– Я прекрасно себя чувствую.

– Допустим. И все-таки нам хотелось бы знать это точно, тем более в такой ситуации.

– В какой ситуации?

– Мы должны обследовать ваши внутренние органы.

Райна взглянула на верзилу, тот молча опустил голову.

– Тут у нас комната для осмотра больных. Уделите нам пару минут, пожалуйста. Это очень важно.

– Для кого?

– Полагаю, что для тех, кто сейчас болен. – Доктор Баша открыл следующую дверь, оглянулся на Райну и приглашающе кивнул: – Сюда, пожалуйста.

Верзила и коротышка двинулись вперед, увлекая за собой Райну. В следующей комнате было две двери: одна в противоположной стене, а другая справа. Доктор Баша открыл боковую дверь, стали видны стол для обследований и полки с медицинскими инструментами. Райна недоверчиво взглянула на Башу, тот улыбнулся и снова кивнул.

– Прошу вас, присаживайтесь.

Райна нехотя подошла к столу и потрогала поверхность одним пальцем. Она только сейчас обратила внимание на тихое механическое жужжание. Когда Райна повернулась, солдаты уже ушли и захлопнули дверь. Она осталась наедине с Башой.

– Прошу вас.

Райна села на стол и посмотрела на врача.

– Я хорошо дышу, – настойчиво сказала она, словно заранее не соглашаясь со всем, что он мог бы ей сказать.

– Мы это знаем, – мирно ответил Баша. – Дело не в дыхании. Дело в том, что творится у вас в голове. – Он коснулся указательными пальцами своих висков. – Вы знаете, кто вы?

Райна презрительно рассмеялась.

– А как же. Я – Райна Прауз.

– Нет. Я не имею в виду ваше имя. Я имею в виду, кто вы на самом деле.

– Боже, как долго, – прошептала Клаудия, она смотрела Джозефу прямо в глаза и держала его лицо в своих ладонях. Он так похож на Реджа, на ее милого бородача, который искренне хотел ей помочь. Когда-то и Редж был нежным. – Как долго я была одна.

Она прижималась к Джозефу все теснее и тянулась к нему губами. Мужчина. Так близко и так далеко. От желания кружилась голова. Клаудия закрыла глаза. Она коснулась его восхитительно влажных губ, провела руками по волосам, ладони скользнули вниз, на шею, потом на спину, и замерли, наслаждаясь волшебством момента. Они поцеловались. Клаудия вся дрожала, наконец она открыла глаза, отступила на шаг и решительно приподняла подол.

– Редж… – простонала она, крепко сжимая зубы. Ее воспаленные глаза болели от каждого движения. – Если тебе суждено утонуть, пусть ты утонешь во мне.

Человек не двигался. О чем он сейчас думает? Нельзя дать ему шанса опомниться, решить, мертвый он или живой. Клаудия рванулась к нему и страстно поцеловала. «Мой, – подумала она, – я забираю его себе. И убью, если ему этого захочется». Клаудия была готова на все ради Реджа, ведь он по-прежнему был ее мужем, и она любила его. Или не любила? «Конечно, любила», – твердо сказала себе Клаудия. Хотелось плакать, но слез не было. «И Джессику тоже любила». А теперь осталась одна-одинешенька. Что за нелепость? Клаудия должна присоединиться к своей семье – вот для чего нужен ей этот человек. Жаль только волосы у него почему-то посветлели и глаза изменились.

– Ты мой муж.

Но мужчина перед ней лишь покачал головой, он больше не был похож на ее мужа, на Реджа. Нет, это не Редж, это Джозеф. Лицо Клаудии перекосилось от страха. В отчаянии она снова поцеловала его, крепко, кусая губы. Она тихо постанывала, прижимаясь к нему все теснее и теснее, стараясь слиться с ним в единое целое. «Чтобы вытравить в нем все живое, – подумала Клаудия, – он должен сначала войти в мое тело».

– Ты умер, – прошептала она и закрыла глаза, чувствуя, как большие руки ласкают ее спину, как пальцы нащупывают бежевые пуговки. Из груди вырвался всхлип. Ее давно никто не держал в объятиях, и счастье от простого человеческого тепла было почти непереносимым.

– Редж, – простонала она, – Редж, Редж…

Пальцы замерли. Он отшатнулся.

– Нет! – Клаудия в отчаянии протянула руки к его лицу. – Не уходи… – Когда-то эти глаза лучились заботой и любовью, а теперь они смотрели на нее так, словно бы Клаудии вообще не было на белом свете.

– Прости, – сказал он и отвел взгляд.

Этот человек. Кто он?

Глаза Клаудии застилали слезы. Откуда они взялись? Такие огромные. Наверное, это кровь превращается в воду. Другой жидкости в ее теле уже не осталось. Клаудия обернулась. У стены темнели два силуэта. Две девочки, рука об руку. Джессика и Тари.

Клаудия покачала головой.

– Не уходи. Здесь безопасно. Прошу тебя, – умоляла она. – Пожалуйста, не уходи.

– Не могу… Мне надо идти. Там… – Мужчина отодвинулся, руки больше не обнимали ее тело, одинокое тело, одно тело, одно, а не два, как раньше, всего минуту назад. Он менялся и медленно отступал к двери кухни. – Мне надо в больницу, к моей дочери… – «Дочери» – далось ему с трудом. Он как будто боялся, что может навредить девочке, произнося это слово.

Клаудия сделала несколько шагов следом и остановилась.

– Нашей дочери! – крикнула она.

Человек еще не успел повернуться и выйти в прихожую, а Клаудия уже бросилась к буфету, выдвинула ящичек, один, потом другой, лихорадочно перебирая их содержимое. Нет, больше он ее не покинет. Он не умрет. А если и умрет, то только от ее руки. Ей на роду написано страдать, она страдала так долго, мучилась сознанием собственной вины, так пусть теперь эта вина обретет плоть и кровь! Клаудия нащупала деревянную ручку. Нож. Она подняла лезвие повыше, из холодной стальной полоски на нее взглянула Джессика.

У дяди Дага сердце разрывалось от горя. Тари, его племянница, его любимая девочка, умерла.

Медсестра проводила его в палату. Ким сгорбилась над постелью, она рыдала и прижимала к себе безжизненное тельце ребенка. По другую сторону кровати стоял высокий молодой врач. Лицо его было бледным, потрясенным. Сказать ему было нечего.

Даг не знал, куда себя девать. Он остановился на пороге. Ким отчаянно цеплялась за дочь, качала ее на руках, крепко сжимала в объятиях, словно одна только сила материнской любви могла вернуть мертвую девочку к жизни. Даг смотрел на синюшные, безжизненно свисающие запястья. Грудь сдавило, он всхлипнул и прижал к лицу руку с китом. Все бессмысленно. Что ему теперь делать с игрушкой? Он вырезал кита для Тари, а теперь ее больше нет. И никогда не будет.

Деревяшка оттягивала ему руки. Даг хотел положить ее на кровать, но передумал. Матери будет слишком тяжело смотреть на нее и думать, что старик вырезал фигурку специально для Тари. Ким гладила волосы девочки, целовала ее в лоб, обнимала, стараясь как можно теснее прижаться к дочери. Даг сунул проклятого кита за спину, чтоб никто не видел игрушку. Какой от нее теперь толк? Играть с ней больше некому.

Райна и водитель джипа не обменялись и парой слов, пока ехали по дороге к полевому штабу в Уимерли. Водитель представился ей как матрос первой статьи Несбитт. Совсем молоденький парнишка, к тому же видно было, что он сильно нервничает и хочет завести разговор, но никак не подберет нужных слов. И совсем непохож на верзилу и коротышку. Эти двое проводили Райну обратно в палату, чтобы она могла переодеться, а потом отвели вниз на стоянку, где ее уже ждала машина. Несбитт больше других солдат походил на обычного человека. Не такой суровый и самоуверенный. На лбу у него пышным цветом цвели прыщи, совсем как у подростка. Райне он сразу понравился.

Доктор Баша задал ей тысячу всяких вопросов о том о сем, о прошлом, о событиях, о людях, которых Райна знала. А еще потребовал, чтобы она назвала номер своего телефона, машины, день рождения, размер обуви. И сравнил ее ответы с бумажкой в руке.

Когда все галочки на бланке были расставлены, Райна спросила его:

– Ну как, сдала?

– Если вы имеете в виду экзамен на адекватность, то да, без сомнения, с блеском выдержали.

«Что это, черт возьми, за новый предмет такой? "Адекватность"», – квакнула про себя Райна, и ей стало смешно.

Машина подъехала к клубу, и Райну провели мимо огромных дверей пожарной части к главному входу. Несбитт быстро пошел вперед, но тут Райна посмотрела на бухту и застыла на месте. Что-то крапчато-зеленое, страшно длинное змеей извивалось в волнах. Через него, как через веревочку, прыгали синие рыбы, поднимая в воздух фонтаны брызг. Райна изумленно взглянула на Несбитта и рассмеялась.

– Во чудеса-то! – воскликнула она. – Чудо из чудес. Такое разве что в фильмах увидишь.

Несбитт нехотя улыбнулся, глаза его остались грустными. Он придержал перед Райной дверь и кивнул, явно стараясь не смотреть в сторону бухты.

– Да что происходит-то? – спросила она, не отрывая глаз от воды. – Вы только гляньте!

Несбитт пожал плечами.

– Теперь-то все видят.

– Всю эту вот фигню?

– Ага. Я ее с самого начала видел, – признался он. – А теперь и остальные заметили.

– Ну, ты точно как Томми.

– Что? – Несбитт быстро взглянул ей в лицо и сейчас же опустил глаза.

– Томми сказал: если видишь всякие небылицы – значит, ты в безопасности.

– Я не совсем понял. В безопасности?

– Да ладно, проехали.

Она снова посмотрела на воду. Змееподобное существо уже исчезло. Райна немного подождала, надеясь, что оно вновь вынырнет на поверхность. Не вынырнуло. Несбитт торопил ее, и Райне пришлось войти в здание. Она бывала здесь сотни раз. Тут справляли дни рождения, играли в карты и устраивали танцы. Теперь ничего не напоминало о том, что это клуб. У дальней стены оборудовали четыре клетушки.

– Сюда. – Несбитт показал на одну из них.

Подошли к двери кабинета. Несбитт постучался и спросил:

– Командор Френч? Разрешите доложить?

Военный оторвался от изучения каких-то бумаг и поднял голову. На столе у него лежали толстый справочник по атлантическим рыбам и несколько морских карт.

– Докладывайте, – нетерпеливо сказал военный.

– Прибыла выздоровевшая пациентка из больницы, – отрапортовал матрос первой статьи.

– Райна Прауз собственной персоной. – Френч встал и пожал ей руку. Похоже, он искренне рад был ее видеть.

– Здрассте.

Райне понравилось его рукопожатие. Такое сильное. А глаза-то какие голубые! Красавец, но не сладенький. Настоящий мужчина.

– Очень приятно с вами познакомиться, – произнес командор, глядя ей в глаза. – А еще приятней узнать, что вы поправились. Как дышится?

Райна пожала плечами.

– Легко. Особенно после этого вашего доктора Франкенштейна, который в подвале больницы.

Она заметила на кресле в углу кабинета кипу книг: «Морские катастрофы двадцатого века», «Цунами в Атлантике», «Агрессивная культура и ее взаимосвязь с электромагнитными полями», «Гиперчувствительность к электромагнитным полям».

Френч указал на пустое кресло у стола.

– Прошу вас, присаживайтесь.

Матрос Несбитт отдал честь и вышел.

– Хотите кофе? – спросил Френч, его голос почти потонул в шуме вертолета.

Райна покачала головой. Она подождала, пока вертолет отлетит подальше, и сказала:

– Нет, спасибо, и так хорошо.

Райна улыбнулась, но улыбка вышла какой-то фальшивой. Страшно хотелось вернуться домой и как следует выспаться. В больнице поспать так и не удалось. Ей не нравилось это ощущение, будто она наполовину спит и видит какой-то сон. К тому же Райна не очень-то жаловала людей в форме. Полицейские или военные – один черт.

– Похоже, и правда хорошо, – сказал Френч.

Он пристально смотрел на Райну, и ей вдруг показалось, что командор знает больше, чем говорит. Вот это совсем скверно. Значит, в городе творится что-то, о чем она не знает. Сейчас не помешало бы выпить. И закурить.

Френч взял со стола пачку сигарет и протянул ей. Райна от счастья чуть не расплакалась. Хоть этот курит!

– А здесь разве можно? – спросила она и вытряхнула из пачки сигарету.

– А нам с вами никто не указ. – Командор перегнулся через стол и чиркнул колесиком дорогой зажигалки.

– Ладно, вам видней, – ответила Райна и глубоко затянулась. Восторг. Она даже застонала от удовольствия. – Боже, как хорошо!

Френч тоже закурил, они помолчали. Командора терзало любопытство, но он сдерживался. Райна в этот момент просто наслаждалась порцией никотина. Оба пристально следили за синими кольцами дыма, постепенно наполнявшими кабинет.

– Боже мой, боже мой! – Ким боялась отпустить дочь, боялась, что у нее отберут девочку. Теплая, такая теплая. Это неправда, что Тари умерла. Ведь она же еще теплая. Мир вокруг почернел. Ким трясло. Руки совсем ослабели, словно от тяжелой работы, и она уронила Тари на кровать. Выпрямилась и посмотрела на безжизненное тело. Невыносимо! Звуки доносились до нее, как сквозь вату.

– Миссис Блеквуд!

Это врач. Хочет о чем-то спросить, что-то насчет Тари. Хочет забрать ее дочь. Ким покачала головой и снова склонилась над постелью.