Текст книги "Город, который забыл как дышать"

Автор книги: Кеннет Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Но вот морг – совсем другое дело. Даже у Томпсона начинало сосать под ложечкой, когда он отправлялся в подвал. Двери лифта открылись, и в нос сразу ударил запах формальдегида.

У входа за металлической стойкой сидел санитар, Глен Делэйни. На нем был белый лабораторный халат. Делэйни ковырял у себя в пальце чем-то, похожим на щипчики. Наверное, вытаскивал занозу. На секунду приподнял голову, взглянул на доктора и вновь погрузился в свое увлекательное занятие.

«Вот баран», – мысленно выругался Томпсон. Все работники морга какие-то странные. Он взглядом поискал патологоанатома, но того нигде не было видно.

– Доктор Питере у себя?

Делэйни пожал плечами. Нет, вы видели? Он пожал плечами! Будь Томпсон ровесником этому тридцатилетнему молокососу, непременно отпустил бы что-нибудь насчет недополученного воспитания. Но с возрастом становишься сдержаннее. Да и какой, собственно говоря, смысл воспитывать санитара? Все рано не изменится. Такого ничем не проймешь, хоть по голове дубась. «Ушел в себя, вернусь не скоро».

Тело Фаулера еще не убрали со стола в морозильную камеру. Доктор подошел поближе, чтобы разглядеть надрезы, которые сделал патологоанатом. Все-таки вскрытие – это садизм и неуважение к умершему. В таких ситуациях Томпсону неизменно приходила в голову одна и та же мысль: «Ну, этот точно умер. Вы только полюбуйтесь. Его на части кромсают, куски отпиливают, а он молчит». Сильный здоровый человек стоял в кабинете у доктора всего два дня назад. Теперь его нет. Есть кусок разделанного мяса. И кто же из них настоящий мистер Фаулер? Вот он, главный вопрос бытия.

Сесть бы куда-нибудь, а то колени совсем замучили. Томпсон переступил с ноги на ногу. С Делэйни что ли поговорить? Живой голос, все-таки. Только о чем? О занозе в пальце? Можно было бы спросить, как умер Ллойд, но миссис Фаулер и так все по телефону рассказала. Нашла мужа в кресле. Мертвого. Он словно бы спал, вот только цвет кожи был неправильный. Серый. «Прямо вареная капуста», – рыдала вдова.

– Как жизнь? – Томпсон ожидал, что Делэйни ответит обычной шуткой: «Вскрытие покажет».

– Какая тут жизнь, – ответил санитар, яростно ковыряя несчастный палец. – Тут больница.

Томпсон нахмурился. Пристальное внимание, которое Делэйни уделял своей ручище, начинало действовать на нервы. Что он там ищет, в самом деле? Доктор хотел было плюнуть на свои добродетели и как-нибудь так обозвать санитара, чтобы его наконец проняло, но тут открылась дверь. В нее боком протиснулся высокий, под два метра, смуглый сержант полиции и застыл у входа, словно не решался войти.

– Это морг? – наконец, спросил он.

«Нет, – подумал Томпсон, – детский садик. Сам-то как думаешь?» Впрочем, зачем грубить? В конце концов, полицейский имеет полное право задать такой вопрос.

– Полагаю, что так, – сухо ответил Томпсон. Делэйни тихонько хихикнул. Доктор тут же возненавидел санитара еще больше, насколько это вообще было возможно, и преисполнился симпатии к сержанту.

Полицейский пригнулся, чтобы не стукнуться головой о притолоку, хотя нужды в этом не было. Он встал рядом с Томпсоном и наклонился над телом Фаулера. Особенно сержанта заинтересовали шесть швов, стянутых белыми нейлоновыми нитками. Он снял фуражку, очевидно, из уважения к усопшему, и пригладил короткие темные волосы. Но и без того каждая прядка лежала на своем месте.

– На столе – покойник, – проговорил он, – верно? Этот вопрос Томпсона ошарашил.

– Верно, – ничего лучше доктор придумать не смог.

– Просто я сомневаюсь частенько.

– Можете не сомневаться, живых сюда обычно не привозят.

– Дай бог.

Делэйни с недоверием взглянул на сержанта и снова занялся пальцем.

– До чего же в моргах тяжко, – горестно сказал полицейский. Казалось, он разговаривает с мистером Фаулером.

Несмотря на серьезность ситуации, Томпсон еле сдержался, чтобы не захохотать. Слишком уж патетично это прозвучало.

– Помер, – вздохнул сержант. – Это ведь Ллойд Фаулер?

– Да, это он, – ответил Томпсон.

Полицейский протянул руку:

– Сержант Чейз.

– Доктор Томпсон.

– Отлично, – сказал Чейз, сжал губы и уверенно кивнул. – Очень приятно познакомиться. Он сам помер?

– Мистер Фаулер?

– Да.

– Что вы имеете в виду?

– Может, кто помог?

– Еще не все анализы готовы, но, похоже, умер он своей смертью.

– Хорошо. – Чейз повернулся к Делэйни. Тот продолжал орудовать щипчиками. Некоторое время сержант озадачено следил за ходом операции.

– Чем это вы занозились? – спросил он наконец. – Одно железо кругом.

Томпсон заметил, что на лбу полицейского выступил пот.

– Костью, – ответствовал санитар.

Сержанта передернуло.

– Вы бы окошко открыли, – предложил он с таким видом, словно считал, что Делэйни это поможет. Чейз огляделся по сторонам, но никаких окон, разумеется, не было. – Тоже придумали – покойников потрошить, – пробурчал он себе под нос и оттянул пальцем воротник. – Жарковато у вас тут.

– Да не сказал бы. – Томпсону, напротив, казалось, что изо рта уже пар валит.

– Может, снаружи? – спросил Чейз и сглотнул.

– Снаружи чего? – Томпсон наслаждался происходящим, из вредности делая вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Ну да, конечно. – Сержант слабо улыбнулся и облизнул пересохшие губы. – Я говорю, может, снаружи побеседуем?

– Разумеется.

Чейз помахал санитару рукой:

– Приятно было поболтать. А кость не забудьте на место воткнуть, – на выходе он снова пригнулся. – Бедный мистер Фаулер и то живее, чем этот санитар. – Сержант замолчал, стараясь прийти в себя.

– Вы бы лучше присели, – сказал Томпсон.

– Ничего, постою. – Чейз привалился к стене и стал отковыривать горизонтальную деревянную планку. Отломил небольшой кусочек, потом еще два. Пошатнулся, смешно замахал длинными руками, но все-таки не упал и постарался сохранить невозмутимый вид. С удивлением поглядел на зажатую в кулаке гвоздистую щепку. Уронил фуражку, наклонился, чтобы подобрать. Аккуратно водворил головной убор на голову и как бы невзначай сел на корточки.

– Я когда в академии учился, – сказал он, пытаясь приделать деревяшку на место, – нас на вскрытия гоняли. Сколько я всяких убийств перевидал, но такого… Сердце в руки брать заставляли. – Он стукнул кулаком по деревянной планке, зажмурился от боли и стал разглядывать руку. – Ах ты, батюшки… Доктора, мне, доктора! – Чейз улыбнулся Томпсону, глядя на врача снизу вверх. Улыбка была на редкость располагающей. Постепенно лицо сержанта стало приобретать здоровый оттенок. На смуглых щеках проступил румянец. – Больницы из меня всю душу вынимают. На убийство когда выезжаешь, вроде нормально. А тут не могу – в ушах звенит.

– Резко не вставайте. Я вас не удержу.

– Да нет, все уже. Порядок. – Чейз прислушался к своим ощущениям и медленно выпрямился.

– Вы расследуете смерть Фаулера?

– Я, по правде, пока сам не знаю. У нас теперь так: как смертность в городе подскочит, главный компьютер – р-раз – предупреждение. Автоматика. А наш брат уже думает, есть тут связь какая между этими смертями или нету. Такие нынче правила.

– Ох уж эти компьютеры.

– Где тут пожарная лестница? – спросил Чейз, оглядывая коридор. – А то я что-то запутался.

– За углом лифт.

Внизу Томпсон поговорил со старшей сестрой приемного отделения. За последние два дня поступили двое пациентов с затрудненным дыханием. Пожилая женщина из Порт-де-Гибля и семнадцатилетний парень из Уимерли. У женщины – предынфарктное состояние, ее оставили в больнице для наблюдения. Вроде ничего необычного. Парня зовут Эндрю Слейд. Томпсон Слейдов знает – он их семейный врач. В последнее время Эндрю стал совсем неуправляем. Живет с братом и его женой: родители погибли в автокатастрофе. Напились и сели за руль. Миссис Слейд, жена брата Эндрю, – типичный ипохондрик. Несколько дней назад приходила на прием. Что же стряслось с младшим Слейдом? Ничем особенным, кроме лишнего веса, Эндрю до сих пор не страдал. Дежурный врач решил, что у парня приступ аллергии, выписал аллерговит и отправил домой. Томпсон задумчиво уставился в пол. В голове промелькнула какая-то мысль. Донна Дровер. Масс Дровер. Ллойд Фаулер. Затрудненное дыхание. Эндрю Слейд. Если и с ним что-нибудь случится, то совпадением это уже не объявишь. Когда Томпсон вышел из регистратуры, сержант Чейз все еще околачивался в приемном покое.

– Может, чего надумали? – спросил Чейз.

– Сейчас у многих обострение аллергии. Июнь, все цветет, – ответил врач. Он не хотел раньше времени поднимать панику.

Чейз порылся в нагрудном кармане и вытащил оттуда бумажку с каракулями.

– А про… Масса Дровера что скажете?

– Внезапная смерть. Никаких внешних причин. Его мать сейчас у нас лежит.

– У нее-то что?

– Проблемы с дыханием, но признаков инфекции нет. Поэтому мы и забеспокоились.

Неожиданно приемный покой огласился детским плачем. Плакал мальчик лет пяти-шести. Его мать смотрела на сына так, словно собиралась как следует поколотить.

– Никакой респираторной инфекции, – пробормотал Томпсон рассеянно. Мать изо всех сил дернула ребенка за руку, обругала и влепила звонкую затрещину. Мальчишка заревел еще громче.

Чейз, который тоже внимательно наблюдал за этой сценой, тут же направился к ним. Томпсон хотел было двинуться следом, но вовремя остановился. Чейз – полицейский, это его работа. Доктор услышал, как сержант просит женщину предъявить документы.

По левую руку от мамаши сидела девушка с перевязанным запястьем, а рядом – еще какой-то человек, по-видимому, ее отец. Он кровожадно смотрел на Томпсона.

Доктор снова уставился в пол. Ему вспомнился подробный рассказ миссис Фаулер о том, как муж вел себя перед смертью. Ллойд был необычайно возбужден. Его характер резко изменился. Фаулер никогда не был ни жестоким, не агрессивным, а тут с ним стало страшно оставаться наедине. Барб даже начала потихоньку собирать вещи. «Как на духу, мистер Томпсон, – причитала она. – Я так боялась, так боялась! Думала, он меня прибьет».

Томпсон поднял голову. Подошел Чейз. Закрыл блокнот, погладил пальцами глянцевую обложку, оглянулся и тихо сказал:

– Адресок я у ней посмотрел. Все записал – как зовут, где живет. Пускай социальная служба займется. Да и я на заметку возьму. Это ж рукоприкладство. Свидетелем будете, на случай чего? – Он сунул блокнот в нагрудный карман и снова оглянулся. Женщина не обращала на них никакого внимания.

– Само собой, – кивнул Томпсон. Женщина схватила сына за руку, крепко стиснула, потом отпустила, сгорбилась и затряслась. На лице девушки с повязкой застыло умоляющее выражение, словно она просила о помощи. Человек рядом с ней по-прежнему не отрываясь глядел на Томпсона.

– Ну так как – ничего пока в голову не приходит?

– Пока ничего.

– Ну, так до скорого.

– До скорого.

Чейз протянул врачу руку и двинулся к выходу. Двойные двери автоматически разъехались перед ним.

Томпсон постоял немного, разглядывая посетителей, и вышел следом. Завел свой внедорожник и направился в сторону Порт-де-Гибля. Он решил доехать до Потрошира, а там свернуть на дорогу к Уимерли. Слейды живут на окраине у самой бухты, в небольшом одноэтажном домике на Слейдс-лейн. Надо посмотреть, как там у них дела. Если Эндрю дома, хорошо бы задать ему пару вопросов, а заодно и легкие проверить.

Доктор прислушался к собственному дыханию – вдох, выдох. Он так сосредоточился на этом процессе, что ему стало не по себе. Пытаясь отвлечься, Томпсон включил радио. Пел Гордон Лайтфут. «Загляни в мое сердце, оно тебе тайну откроет». Томпсон начал подпевать. «Пустяки, – убеждал он себя, – ничего серьезного». Но избавиться от ощущения, что в Уимерли появился неизвестный доселе смертельный вирус, никак не получалось.

Джозеф колебался недолго. «Уезжаем, – сказал он себе. – Укладываем вещи и дёру». Зря они приехали. Отпуск превратился в кошмар. От одного воспоминания о бородаче с рыбой бросало в дрожь. А чего стоит детский голосок, зовущий отца? А сообщение Клаудии, что ее дочь и муж уже полтора года как пропали без вести? Нет, делать тут нечего, вон отсюда.

– Поехали, – сказал он Тари, открывая багажник. – Собирай вещи. И никаких дискуссий. Вопрос закрыт, – нечего тут нам с тобой, девочка, делать. Тут одна дурь.

– Давай последний раз погуляем?

– Ты слышала, что я сказал?

– Да.

– А что Клаудия сказала – слышала? Дочка ее, которую ты видела в окне, давно пропала!

– Нет, не пропала.

– А я говорю – пропала! – Он указал на дом. – Вперед.

– Ну пап, ну пожалуйста! – Тари умоляюще сложила руки. – Один разочек.

– Нет! – Джозеф заметил у нее на тыльных сторонах ладоней какие-то линии, круги и дуги, красные и черные. Раскрасилась фломастерами.

Тари заплакала.

– Слушай, Тари. – Он присел на корточки и положил руки ей на плечи – не столько для утешения, сколько чтоб самому не упасть. – Тут творится что-то непонятное. Нельзя нам оставаться. Ну неужели тебе не страшно?

Тари замотала головой. Две слезинки скатились по щекам и остановились возле губ.

Джозеф мельком взглянул на море. Вокруг расстилался чудесный городок, залитый ярким солнечным светом. Может, все дело в нервах, и вся эта муть привиделась только потому, что он так издергался в последнее время? Сейчас светло. Опасности никакой. Привидения среди бела дня не вылазят. Если чуть-чуть задержаться – ничего страшного не будет. Можно поехать и после обеда. Темнеет сейчас поздно. И без того кругом виноват – испортил Тари каникулы. А она их так ждала.

– Я ведь не свихнулся еще, как ты думаешь? – спросил Джозеф ласково. – Не свихнулся ведь, правда? – Он большими пальцами вытер ей слезы.

– Ладно, погуляем напоследок.

Тари заулыбалась и крепко обняла его.

– Спасибо, папулечка!

– Но потом сразу уедем.

– А давай к воде пойдем?

– Конечно. Пошли. – Джозеф захлопнул багажник и взял дочь за руку. Они стали спускаться по верхней дороге к городской пристани. Что скажет Ким? Как ей все объяснить? Рассказать о привидениях – решит, что у муженька крыша поехала. Ким же ученая, биолог. Ни во что сверхъестественное не верит. А вдруг Ким станет добиваться, чтобы ему запретили общаться с дочерью? Если он и вправду сходит с ума, его же к Тари и близко не подпустят!

Подул прохладный ветерок. Джозеф посмотрел на восток и увидел, что на горизонте клубятся серые тучи. Будет гроза. Если выехать в ближайшие часы, можно и проскочить. Вести машину в дождь не хотелось, но Джозеф был готов уехать отсюда во что бы то ни стало. Если потребуется, он поедет со скоростью два километра в час, поедет сквозь гром и молнии, под дождем, градом и снегом, поедет, даже если с неба начнут сыпаться жабы. Джозеф глубоко вздохнул. Чтобы опять не удариться в панику, надо глубоко дышать. Таблетки остались в доме. Может, сходить за ними, пока не очень далеко? Джозеф заметил, что дочь смотрит на верхний этаж дома Клаудии.

– Вон она, пап, – сказала Тари, показывая пальцем.

– Кто? – спросил Джозеф. Он обшарил взглядом окна, но в них отражалась только спокойная синева неба. Никакой девочки не было.

– Вон, видишь? – Тари отняла руку, помахала кому-то и помчалась назад по дороге.

– Тари! – крикнул Джозеф и кинулся следом. – Сейчас же вернись!

– Все, спряталась. – Тари встала как вкопанная и насупилась. – Ты ее напугал.

– Напугал? Ее?! – Он схватил дочь за руку. – Давай пойдем скорей к твоему морю. Надо выехать засветло. Хватит с меня. Можно ведь и еще куда-нибудь съездить. Или в поход сходить. Хочешь в Торонто? Или на Гавайи? Да хоть на Мадагаскар.

– Давай лучше здесь останемся. Здесь веселей.

– Веселей? – Джозеф вытаращил глаза. – Веселей?

– Мы еще к дяде Дагу не сходили.

– В другой раз. Не так уж это далеко от Сент-Джонса. Еще съездим. Стой, а ты откуда знаешь про дядю Дага?

– Мама рассказывала. А как же Джессика?

– Ей и без нас хорошо, – ответил Джозеф. Он хотел добавить: «Господи, да она же мертвая, она же теперь призрак. С ней-то уж точно ничего больше не случится. Это о нас, живых, надо беспокоиться».

– Она мне сегодня приснилась. Как будто мы с ней в сарае.

Ноги Джозефа приросли к земле.

– В сарае? В нашем сарае?

Тари молчала.

– Когда?

– Это просто мое отражение было. В старом зеркале. – Тари сморщила нос и покачала головой, делая вид, что это все ерунда. – Да не она это была. Фигня. Проехали.

– Когда ты ее видела?

– Не знаю. Вчера.

– Давай-ка помолчим. Болтать вредно, а пешком ходить полезно. Пошли быстрей. – Они скорым шагом двинулись вниз по дороге, слышно было, как шуршит гравий. В лесу постукивал дятел. Слева на дереве закаркали две вороны. Над головой пронеслась птица. По Тари и Джозефу скользнула тень, и на дорогу метрах в трех перед ними шлепнулась рыба. Джозеф задрал голову и увидел улетающую ворону.

«Что ж она не блестит?» – глядя на рыбу, подумал Джозеф. Он подошел ближе и увидел, что рыбья чешуя совершенно черная и вдобавок шевелится. Оказывается, рыбу облепили мушки. Они жужжали, ели, гадили и откладывали яйца.

Джозеф резко втянул в себя воздух. Прищурился, потом до боли зажмурился и снова посмотрел под ноги. Рыба оказалась серой, а вовсе не черной. Серые мушки, обезумев, лезли друг на друга. Джозеф таких в жизни не видел.

Тари тоже посмотрела на рыбу и перевела взгляд на отца. Джозеф как раз собирался спросить, видала ли она серых мух, но дочь опередила его:

– Пап, – спросила она. – А что чувствуют, когда умирают?

«Ни черта себе», – подумал Джозеф.

Эндрю Слейд сжал в потном кулаке комок хлеба. Мякиш в ладони – странное ощущение. И приятно, и тошно. Смутно вспомнилась няня. Мелькнула и пропала. Толстые пальцы Эндрю запахли свежей выпечкой. Оплывшие щеки лоснились на солнце, сальные волосы спадали на лоб. В глазах отражались морские блики и три белые точки – это чайки кружились над бухтой, требовательно крича. Эндрю разжал кулак и внимательно изучил мякиш. Хлеб покрылся причудливым узором – отпечатались линии ладони, Парень злобно ухмыльнулся и скатал неровный шарик размером с бейсбольный мяч. Крючок десятый номер был уже на леске. Эндрю наклонился его поднять. Тут же голова налилась свинцом, глаза полезли наружу. Черт! И эти джинсы малы. Из всей одежды вырос, какая была. Свистя При каждом вдохе, он неуклюжими пальцами нацепил хлеб на крючок – сидит вроде крепко, – выпрямился, поднял удочку и посильнее размахнулся. Хоть бы всякая нечисть, что на глубине плавает, наживку не схавала. Эндрю угрюмо поглядел на птиц.

– Давай налетай, – пробормотал он. – Вам че его – маслом намазать?

Услышав плеск, одна из чаек спикировала к воде, зачерпнула клювом крючок и взмыла обратно. Катушка спиннинга бешено завертелась.

Эндрю оскалился, вцепился в ручку катушки, и леска перестала разматываться. Удилище заходило ходуном. Чайка закружилась, словно машина на льду. Она отчаянно била крыльями, пытаясь выровняться, а когда поняла, что попалась – громко закричала. Изо всех сил птица рвалась в небо. Падать ей не хотелось.

– Ага, – процедил Эндрю. – Готова. – Он налег на ручку и стал подтягивать чайку к себе. Та сопротивлялась, но тщетно. Ниже, еще ниже. Знатный будет обед. Говорят, на вкус что-то вроде курятины, только жиру побольше, а мяса поменьше. Чайка с жареной картошкой. И подливка. А может не дожидаться обеда? Просто вцепиться зубами в живую теплую плоть, выплевывая белые перья. Эндрю вытер губы и повернулся вправо. Ему почудилось движение. Точно. По причалу шла какая-то фря, а рядом с ней взрослый. Незнакомые. Они что-то вынюхивали возле лодок. Судя по виду – городские. Пришлые. Турье поганое.

Эндрю взглянул на чайку – та летела боком и телепалась, как воздушный змей. Потом он снова обернулся к приезжим. Вытащил из кармана нож, перерезал леску и отпустил несчастную птицу. Положил удочку, отошел от воды и посмотрел на свои серые кроссовки. Под ногами валялось до хрена всяких камней. Закидать этих городских, прогнать их начисто, чтобы духу их тут не было! Им только дай – понаедут и все изгадят, все на свой лад перекроят. Ничего так не хотелось Эндрю, как закричать: «Пошли вон, турье вонючее!». И швырять, швырять в них булыжники.

Он нагнулся и поднял камень поядренее. Теплый. А главное – увесистый, вполне можно вломить как следует. Эндрю сжал кулак, и вдруг накатила волна ужаса. Малый заметил, что дыхалка у него не работает. Словно из легких откачали весь воздух. От страха пот хлынул ручьем. В голове звучали слова старшего брата: «Городские, что сюда прутся, все кругом поганят. Рыбу нашу жрут. Всю треску повыловили своими траулерами, а мы – сиди без работы. Из-за них вся жизнь – в дырку! Моя воля – всех бы передавил».

В легких свистело. Едкий пот заливал глаза, и Эндрю зажмурился. Провел рукой по лицу. В голове звенела черная пустота, она пугала еще больше, чем ночные кошмары. Эндрю рванул вдоль бухты, словно хотел убежать от этого жуткого ощущения. Он стиснул в руке камень. Твердые грани впились в ладонь. Хлеб зачерствел, что ли? Эндрю поднес руку к глазам и понял что ничего не помнит. Как это так? Хлеб стал камнем? Парень совсем было растерялся, но тут он снова увидел девочку и мужчину. «Турье проклятое. Турье проклятое…»

Эндрю Слейд во весь дух помчался за чужаками. При таком весе бежать непросто, его мотало из стороны в сторону. Наконец он приблизился настолько, чтобы не промахнуться, и швырнул камень, словно гранату. Он хотел только напугать, попасть в мостки на пристани, но угодил девчонке в затылок и в полном обалдении кинулся к Слейдс-лейн. Легкие работать не хотели. Как набрать полную грудь воздуха – Эндрю не представлял. Что надо делать, чтобы дышать? Собственное тело показалось ему сломанной пластмассовой игрушкой. Он побежал еще быстрее, поскользнулся на повороте, упал и проехал плечом по асфальту. Кожу содрало как наждаком, в рану впились песок и мелкие острые камешки.

– Ой! – вскрикнула Тари и схватилась за голову.

– Ты чего? – Джозеф быстро повернулся и увидел, что лицо дочери перекосило от боли, девочка упала на одно колено. Он кинулся к ней, но споткнулся о кусок толстого каната. Удержать равновесие не удалось. Схватиться за Тари – тоже. Ботинки поехали по скользкой пристани. Джозеф начал заваливаться назад, судорожно размахивая руками. Он еще успел увидеть растянувшегося на дороге подростка, заметил синий внедорожник, который вывернул из-за угла и с визгом затормозил в полуметре от парнишки. Пытаясь не упасть, Джозеф судорожно дрыгнул ногой, но из-за этого еще сильнее оттолкнулся от деревянных мостков пристани. Он рухнул плашмя в ледяную воду, больно ударившись о поверхность.

Дыхание сразу перехватило. Промежность свело от холода. Растопырив руки, он опускался все ниже, воздух рвался из легких. Наконец Джозеф понял, что больше не погружается, и открыл глаза. Светящиеся пузырьки мелькали вокруг. И тут на расстоянии вытянутой руки Джозеф увидел человека. Человек внимательно разглядывал его сквозь прозрачную зеленоватую воду. Белое сморщенное лицо ничего не выражало. Тяжелая куртка и толстый вязаный свитер висели мешком. Джозеф конвульсивно задергался, пытаясь выплыть. Неподалеку маячило еще одно тело. Женщина в белой ночной рубашке с широкой шелковой окантовкой пристально смотрела на Джозефа. Она не двигалась, только пряди волос медленно шевелились.

Джозеф барахтался, раздвигая упругую воду. Больше всего он боялся, что костлявые руки схватят его за лодыжки. Но утопленники и не пытались его удержать, они по-прежнему спокойно висели у илистого дна. С их губ не сорвалось ни одного пузырька, и только глаза следили, как Джозеф поднимается на поверхность.