Текст книги "Лилия под дождем"

Автор книги: Кэндис Кэмп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Как ему пережить все это? Одна только мысль о прошлом сделала его сейчас больным. Как он там выдержал, разрезая, распиливая людей после каждого сражения и извлекая из них пули в запекшейся крови? Потому что он должен был это делать, если бы не он, все они могли бы умереть. Вот это он говорил себе тогда каждый день. А теперь весь этот кровавый ужас настолько вошел в его сознание, что, видимо, что-то в нем изменил.

Рейд посмотрел в сторону хлева. Внезапная мысль поразила его: а что, если пойти собрать свои немногочисленные пожитки, связать их в узел и уйти? Он посмотрел на столбики, проволоку и отступил от них в сторону. И в этот момент послышался голос Ти:

– Эй, Рейд, я закончил! Это замечательная книга!

Рейд медленно повернулся и посмотрел на него. Ти, широко улыбаясь, подбежал к нему.

– Можно я помогу вам, и тогда мы начнем заниматься. Мне бы хотелось поговорить с вами об этой книге.

Ти поднял ограждение и плотно приставил его к столбу, чтобы Рейду легче было работать. Серые глаза мальчика сверкали от возбуждения в ожидании занятий. В душе Рейда что-то шевельнулось из давнего неясного прошлого… И он взялся за инструмент.

ГЛАВА 6

После обеда, закончив занятия, Ти вынес во двор свою старую грифельную доску и кусок мела. Рейд подсел к Уиллу и стал помогать ему переписывать буквы. Сначала Уиллу нравилось, но вскоре он потерял интерес к алфавиту и начал ерзать. Тогда Рейд предложил ему перейти к истории. С открытым ртом Уилл слушал рассказ о завистливых, враждующих между собой богах горы Олимп.

Когда Рейд закончил, Уилл со вздохом перевел дух.

– Мне это нравится, – возбужденно сказал он.

– Хорошо, на сегодня будем считать урок оконченным.

– Это были настоящие уроки? – спросил с недоверием Уилл.

– Да, это я когда-то учил в школе.

Уилл улыбнулся:

– Мне нравится ваша школа.

– Я рад. – Рейд встал, расправил плечи и направился к хлеву. Уилл пошел за ним.

– Ма пыталась научить меня читать, – признался он. – Но я не смог. Наверное, я просто болван.

Чувство жалости переполнило Рейда.

– Твоя… Мэгги так не думает, я тоже.

– И все-таки это правда. Я слышал, как Джек Скотт говорил так.

– Я не знаю Джека Скотта, но думаю, что он просто невежа.

– Ма тоже так сказала… то есть, Мэгги. – Он глуповато улыбнулся. – Ей нравится, когда я называю ее Мэгги, но я все время забываю об этом.

– Миссис Уиткомб любит тебя. Уилл нахмурился:

– Миссис Уи… а-а, ты говоришь о Мэгги. – Он засиял.

– Да, Мэгги. – Рейду нравилось произносить ее имя. Оно было похоже на нее – теплое, уютное, но в то же время сильное. – Знаешь Уилл, невозможно все в жизни понимать. В этом нет ничего плохого. Всегда есть что-то, что люди не знают. В том, что ты не умеешь читать, нет ничего плохого. Я, например, не умею доить корову.

– Правда? – Уилл широко раскрыл глаза.

– Правда. А ты наверняка это умеешь делать.

Уилл кивнул:

– У меня получается не так хорошо, как у Ти, но я знаю, как это делается.

– Вот что я тебе скажу. Я учу тебя читать, так почему бы тебе не поучить меня доить корову?

Уилл оживился.

– Ты правда этого хочешь?

– Конечно.

– Я буду учить тебя как следует.

– Не сомневаюсь, – Рейд помолчал и продолжил: – Знаешь, в том, что ты плохо запоминаешь и не умеешь читать, нет твоей вины. Это все из-за того, что с тобой случилось на войне.

Уилл медленно покачал головой:

– Знаю, раньше я был проворнее. Ничего не помню, что было со мной до того, как я заболел…

– Это сделала с тобой шрапнель. Когда она попала тебе в голову, то лишила памяти. Ты пострадал за свою страну, тебе нечего стыдиться.

Пытаясь сосредоточиться, Уилл нахмурил брови.

– Правда?

– Да, правда.

– А-а… тогда хорошо. – Он улыбнулся и распахнул рубаху. – Хочешь посмотреть мои шрамы?

Рейд чуть не рассмеялся, представив, как Уилл проделывает этот трюк во время визита какой-нибудь из местных хозяек. Однако он сдержал себя и внимательно осмотрел неровные белые следы.

– Да, тебя здорово зацепило. Чудо, что ты остался жив. Если бы не твоя… – он запнулся. – Если бы не Мэгги, то, возможно, ты и не поправился бы.

– Да, – закивал Уилл. – Мэгги очень хорошо заботилась обо мне. И Ти тоже.

– Он хороший мальчик.

– Я тоже забочусь о нем, – гордо заявил Уилл.

– Правда?

– Ха-ха. Я умею делать вещи, которых не может он. Я могу поднимать тяжести. Однажды Ти провалился в яму, а я его вытащил.

– Наверное, он был рад, что ты оказался рядом и помог ему.

– Да, он так и сказал. – Уилл улыбнулся Рейду. – Ты мне нравишься. Я рад, что ты живешь с нами.

Рейд хотел было объяснить, что остался у них ненадолго, но замолчал. Ему не хотелось омрачать счастливое настроение Уилла. Он положил ему руку на плечо и сказал:

– Я тоже рад, Уилл.

* * *

Однажды утром Ти вернулся из своего похода по доставке яиц с конвертом в руке.

– Письмо от дяди Хантера, – сказал он возбужденно.

К нему тут же подскочил Уилл.

– Почитай, – попросил он.

– Потом, – решительно вмешалась Мэгги и выхватила письмо. Она начала изучать конверт, как будто пытаясь угадать что-то по его потрепанному внешнему виду. – Прочитаете после меня.

Мэгги заметила, как Рейд Прескот наблюдает за ней, и вспыхнула.

– Хантер – мой брат, – сказала она. – От него давно не было вестей.

– Я помню. Это тот, который живет в Техасе?

– Да, это он, – улыбнулась Мэгги.

– Вы очень близки с вашими родственниками, – предположил Рейд, глядя, как она раскраснелась от волнения.

– О, да. Некоторые говорят, что семья Тиреллов – настоящий родовой клан. Впрочем, я не думаю, что это плохо.

Рейд пожал плечами.

Мэгги трудно было представить, как можно быть не сильно привязанным к своей семье. Это всегда было основным принципом ее существования. Уилл тоже уставился на него с удивлением. Семьи Уиткомбов и Тиреллов жили в разных концах Пайн-Крика, однако они всегда были посвящены во все дела друг друга.

Рейду стало неловко.

– У меня нет близких родственников, – как бы оправдываясь, сообщил он.

Поняв его неловкость, Мэгги отвернулась к печи и стала подавать завтрак, засунув письмо Хантера в карман.

Это письмо было крупным событием в жизни семьи Мэгги и происходило не чаще трех-четырех раз в год. Поэтому она изучала каждое письмо очень тщательно, перечитывая его по несколько раз. Уилл и Ти очень любили слушать описания того, как Хантер пасет скот и перегоняет его на Север. Во время их похода в Нью-Мексико на них напали индейцы, и они еле отбились от них. Когда Мэгги читала обо всех этих ужасах, у нее волосы вставали дыбом.

Хотя Мэгги была близка со всеми своими родственниками, Хантер всегда был ее любимчиком. Он был ближе всех к ней по возрасту, и они много вместе играли, когда были малышами. Гидеон и Шелби, которые были постарше, смотрели на малышей свысока и не посвящали их в свои «взрослые» дела. Бывали у Мэгги с Хантером и ссоры, но они быстро мирились и очень любили друг друга. Мэгги была счастлива, когда он вернулся с войны целый и невредимый. Правда, он стал не таким веселым – Линнет Конвей смыла с его лица обычную улыбку.

Ти с Уиллом вымыли руки и сели за стол. Все были голодны и молча передавали друг другу еду, не теряя времени на разговоры.

После обеда Мэгги отправила всех во двор и быстро вымыла посуду. Наконец она вышла на крыльцо, подставила лицо прохладному ветерку и занялась письмом. Оно гласило:

Дорогая Мэгс!

Извини за куриный почерк. Пишу огрызком единственного карандаша, который мне удалось найти в бараке. Огарок свечи тоже не способствует хорошему почерку. Завтра мы начнем весеннее клеймение скота, поэтому только через несколько недель я смогу спокойно вздохнуть. Надеюсь, что все вы в полном здравии. На случай, если я не смогу написать маме, пожалуйста, передай ей, что я ее люблю и часто о ней думаю. О тебе я тоже очень скучаю. Как там Ти и Уилл?

Сейчас я вспомнил, как выглядит твоя ферма весной. Должно быть, будет апрель, когда ты будешь читать это письмо. Я думал о нарциссах мамы, растущих перед домом. Весной они так красиво цветут. Иногда мне мерещится, что я чувствую запах земли, только что распаханной плугом, – влажной, жирной и черной, как шоколад. И все-таки я не фермер, как Гидеон, и вряд ли смогу осесть на одном месте.

Слезы навернулись Мэгги на глаза, помешав ей читать. Она прижала письмо к груди и осмотрелась по сторонам. Уже был май, и нарциссы почти совсем завяли. Цвел кизил и розы, а воздух был наполнен пряным запахом жимолости.

Картины и запахи, о которых писал Хантер, были ей бесконечно дороги. Она любила все, что ее окружало: дом, огород. Они были такой же неотъемлемой частью ее, как шрам на руке, оставшийся с того времени, когда она зацепилась за гвоздь в возрасте девяти лет.

Строки письма, в которых Хантер писал о ностальгии по дому, вселили в нее надежду, что он когда-нибудь надумает вернуться домой. Мэгги вздохнула, вытерла слезы и продолжила читать письмо. Он писал, что нашел работу на ферме рядом с Сан-Антонио и собирается остаться там на несколько месяцев, так что она может писать ему прямо туда. Он описал ранчо и его хозяина – Рейфилда Минтера, добавил некоторые подробности о предстоящем клеймении скота и закончил письмо выражением своей любви ко всем родственникам.

Мэгги еще раз перечитала письмо, сложила его и положила обратно в карман юбки. Она сидела, глядя в пространство невидящим взглядом, и размышляла о письме брата. Радовало, что Хантер не забывает о доме. Так что сохранялась надежда, что когда-нибудь он вернется.

Стояло теплое, мягкое утро. Приятно было сознавать, что какое-то время можно было ничего не делать, вдыхать запах весны и думать о возможном воссоединении ее семьи.

Наконец она вздохнула и встала. Слишком много работы ждало ее. Жизнь была такой, какой была, и нужно делать все, что в твоих силах, чтобы выжить. Она расправила юбку, похлопала по карману, содержащему драгоценное письмо, и пошла в дом.

* * *

Вечером, закончив с мытьем посуды, Мэгги вышла на заднее крыльцо. Она слышала, как мальчики играли и смеялись во дворе, и ее тянуло присоединиться к ним.

Выйдя на воздух, она застала сидящего в сумерках на ступеньках Рейда Прескота. Мэгги заколебалась, подходить ли к нему. Иногда ей казалось, что он хочет побыть в одиночестве.

– Мальчики охотятся за светляками, – сказал он, заметив ее.

Мэгги присела рядом с ним на ступеньку. В конце концов, это было ее крыльцо, сказала она себе. Если ему что-то не нравится, пусть уходит. Впрочем, она надеялась, что этого не произойдет. Сегодня она чувствовала, что ей нужно общество, взрослое общество.

– Скоро лето, – заметила она, глядя на Ти и Уилла, которые гонялись за светляками. – Когда мы были детьми, то тоже любили этим заниматься. Несмотря на то, что мы очень уставали, помогая родителям на ферме, на это у нас всегда хватало сил. Папа и мама сидели на крыльце и наблюдали за нами. Я все помню – и как папа курил трубку, и как он пел. – Мэгги грустно вздохнула. – В подобные вечера чувствуешь себя, как в раю. Не представляю, как можно жить где-либо еще. Я никогда не смогла бы жить, как вы, кочуя с места на место.

– Меня это устраивает.

– Наверное, это потому, что у вас нет семьи, – предположила Мэгги.

– Может быть, – его голос прозвучал неуверенно. – Расскажите мне о своей семье.

Мэгги удивленно взглянула на него.

– Об этом опасно просить, – предупредила она. – Моя мама всегда говорила, что я способна заговорить кого угодно.

– Готов рискнуть.

– Ну, хорошо, а что вы хотите знать?

– Все ваши родственники такие же борцы, как и вы?

– Борцы? – Мэгги рассмеялась. – Вы считаете меня борцом?

– А кем еще можно считать женщину, которая встретила меня с дробовиком? Которая отправилась на фронт, чтобы вернуть своего мужа?

– Ах, если это вы называете борьбой, то я полагаю, что мы – такие. Папа и мама должны были быть такими. Земля была еще необработанная, когда они приехали сюда со своими семьями. Они были тогда еще почти детьми, в тридцатые годы. Они поженились и построили свою ферму, когда маме было всего шестнадцать лет, а папе девятнадцать. Первые годы они жили в маленьком домике, почти хижине, когда там у них родился Гидеон. Папа умер прямо перед войной. Он был прекрасным человеком, очень мягким и добрым. Он говорил редко, это я у мамы переняла много рассказывать. Но иногда, по вечерам, он сажал меня на колени, и я тихо с ним сидела. Эти минуты стоили большего, чем тысячи слов. Я помню, как прижималась к его груди, когда он раскачивался, и я до сих пор чувствую запах дыма, когда он курил. – На ее глазах заблестели слезы, и она смахнула их ладонью.

– Вы, должно быть, очень его любили?

– Да. Конечно, я люблю маму тоже, но не так, как отца. Она всегда суетилась и занималась разной работой, она редко отдыхала и была непреклонной в своих убеждениях. Мама часто бранила нас за наше озорство. Папа имел мягкий характер и редко нас наказывал. Ему не нравилось это дело. Я помню лишь один раз, как он отхлестал Хантера за то, что тот играл в карты со Стоуни Картером за торговыми рядами. После этого папа закрылся в своей комнате на весь вечер; я думаю, что он плакал из-за этого. Папа воспринял это тяжелее, чем Хантер, мне думается.

– Итак, вас было трое – вы, Хантер и Гидеон?

– У меня был еще брат. Гидеон – самый старший. Затем был Шелби. Он погиб во время войны. – Ее голос немного охрип, но затем она улыбнулась, вспоминая: – Он был лучшим из всех: быстрее всех бегал, прыгал, лазал по деревьям, ловил рыбу, скакал на лошади. Шелби являлся для нас примером. Он всем владел в совершенстве. – Он замечательно танцевал и, о боже, он был очень красив. Многие девушки пытались подружиться со мной, думая, что они смогут быть рядом с Шелби. – Мэгги рассмеялась. – Но даже это не помогало им. Шелби любил женщин, но свободой дорожил больше. Правда, только до тех пор, пока не встретил Тэсс Колдуэлл. На ней он и женился. У них родилась девочка, Джинни, но он так и не увидел ее. – У нее задрожали губы. – Он был убит во время сражения при Уилдернессе. Шелби пошел добровольцем на войну, когда осадили форт Самтер. Ему очень хотелось принять участие в войне, а он опасался, что она скоро закончится, – горечь и печаль звучали в ее голосе. – Гидеон и Хантер не сразу пошли на войну. Они заботились обо мне, маме и нашем хозяйстве. Шел не относился к тем, кто думает о реальных вещах. Его дважды ранили, но он возвращался обратно в строй. Такой он был человек. Никто из нас не думал, что с ним может случиться что-либо плохое, уж очень он был удачлив во всем, – она замолчала, кусая нижнюю губу, чтобы не расплакаться. – Мы были просто потрясены, когда получили извещение о его гибели.

– Мне очень жаль, – голос Рейда был тихим и понимающим. Он взял Мэгги за руку, чем совершенно растрогал ее. Это был жест, не означающий ничего, кроме сострадания, но это прикосновение вдруг заставило ее сердце забиться.

Она не знала, что и делать. Ей казалось, что стоит ей открыть рот, как сердце выскочит прямо из горла… Мэгги искоса глянула на Рейда, но в темноте не могла разглядеть выражения его лица, хотя и чувствовала, что он на нее смотрит. Его ладонь жгла ее, и Мэгги боялась, что у нее задрожат руки. Она хотела отнять руку, но не могла заставить себя сделать это.

– Спасибо, – сказала она нетвердым голосом, пытаясь вести себя так, как будто не было ничего странного в том, что Рейд держал ее за руку. – Я уверена, что вы, должно быть, потеряли многих друзей во время войны.

Рейд отпустил ее руку, а свою засунул в карман. Он отвел взгляд и смотрел теперь прямо перед собой.

– Нет смысла говорить об этом.

– Вы не любите, чтобы кто-нибудь заглядывал вам в душу?

Прескот с раздражением взглянул на нее. Мэгги подумала, что сейчас он скажет что-нибудь резкое, однако он всего лишь пожал плечами.

– Может быть.

– Вы загадочный человек, мистер Прескот.

– А вы – любопытная женщина. – Однако его тон был скорее поддразнивающим, чем резким.

Мэгги почувствовала, как все ее кокетство, о котором она, казалось, уже начала забывать, вновь просыпается в ней. Она так разволновалась, что у нее перехватило дыхание. Томление, разлившееся вдруг по ее членам, заставило ее почувствовать себя вновь молодой. Это состояние испугало ее саму, однако Мэгги не хотела, чтобы оно проходило. Вспомнив прикосновение руки Рейда, она вновь ощутила, как мурашки побежали по коже в том месте, где он ее коснулся. Она понимала, что ей надо встать и уйти, чтобы как-то выпутаться из этой ситуации, но она не могла заставить себя сделать это. Буря чувств, разыгравшаяся в ней, пьянила и одновременно пугала ее.

– Ма! – нарушил вдруг тишину голос Ти. – Посмотри, я поймал светляка. – Он подбежал к ним с добычей в руках.

Мэгги перевела дух, сердце ее начало успокаиваться. «Я замужняя и уже немолодая женщина, – сказала она себе. – Не стоит придавать значения поддразниваниям Рейда».

ГЛАВА 7

Тэсс проснулась рано, подошла к своему окну и высунулась наружу, чтобы вдохнуть нежного и прохладного утреннего воздуха. Небо на востоке становилось бледно-желтым и розовым от приближающегося восхода солнца, а воздух напоен чистотой и силой.

Она быстро сдернула ночную рубашку и надела свое самое старое платье. Затем беспорядочно заколола кверху волосы и накрыла ситцевым платком. Тэсс бесшумно прокралась по внутренней лестнице вниз, чтобы не разбудить мать и Джинни. Несмотря на то, что она нежно любила обеих, ей сегодня утром не нужна была «помощь» Джинни или одна из лекций матери про то, как она портит свои нежные руки и прекрасный цвет лица.

В маленьком сарае за кухней Тэсс прихватила свои рабочие перчатки, мотыгу и лопатку и пошла за угол к переднему двору, чтобы приступить к работе. Декоративные кустарники украшали фундамент дома, придавая ему особую красоту в весеннее время, а азалии и рододендроны создавали сверкающие всплески красок на отражающем свет белом фоне дома. Летом вступали во владения красные и бордовые розы.

Тэсс делала все возможное, чтобы поддерживать красочный пейзаж на протяжении нескольких лет, но, имея много работы по дому, она не могла сделать больше для цветов, чем полоть и поливать их. Мать Тэсс оплакивала переросшие кусты, потерявшие свой довоенный ухоженный вид, но Тэсс считала, что ей больше нравится нынешний их вид, когда они беспорядочно разрослись и широко раскинули свои ветки.

Тем не менее, цветочные клумбы она не могла игнорировать. Из всей работы, которую в последнее время выполняла Тэсс, работа в саду была ей больше всего по душе и особенно на цветочных клумбах, на которых рождалось такое неописуемое великолепие. Она любила планировать и сажать цветы, любила наблюдать, как растет новая зеленая жизнь. А потом наступало самое приятное: появлялись бутоны цветов, прекрасные своими оттенками и разнообразием. Было что-то успокаивающее в работе с цветами. Она любила сеять семена, выкапывать луковицы. Нравилось ей и выдергивать сорняки, угрожающие ее цветам. После работы она всегда чувствовала гордость за созданную своими руками красоту. Ей нравилось участвовать в создании новых прекрасных цветов.

Тэсс была поглощена работой, когда взошло солнце. Рассеянно она прислушивалась к звукам, раздававшимся с улицы – стуку проезжавшей телеги, цокоту лошадиных копыт, шагам прохожих. Вдруг ее внимание привлек скрип ворот, и она глянула через плечо, заинтересованная личностью неожиданного посетителя. Опустив мотыгу, она с удивлением смотрела на приближающегося гостя. Какого черта здесь делает Бентон Конвей?

Тэсс торопливо поднялась на ноги, отряхивая платье от пыли. Краска прилила к ее щекам, оттого что ее застали в рабочей одежде, не говоря уж о том, что это был сам Бентон Конвей. Тем не менее она собралась и приняла строгий вид.

– Мистер Конвей?

– Привет, Тэсс.

Она удивленно подняла брови. Когда-то она была близкой подругой Линнет Сандерс, нынешней жены Конвея, однако ее отношения с этим человеком не давали ему права так фамильярно называть ее. Его манера говорить с ней указывала на то, что он был грубым и невоспитанным человеком. Все же она сдержала гнев, ожидая, что же будет дальше.

Конвей прикоснулся к шляпе:

– Линнет передает привет.

– Мы с Линнет мало видимся в последнее время, – спокойно ответила Тэсс. – Уверена, что вы знаете, насколько изменились наши отношения.

– Да, действительно. – Тонкая улыбка коснулась его губ, а холодные бесцветные глаза окинули ее с ног до головы. – Должно быть, тяжело быть вдовой?

Тэсс вдруг поняла, что старое платье, в котором она обычно работала в саду и которое было у нее еще с тех пор, как они с Шелби поженились, стало слишком тесно ей в груди. Конвей так смотрел на нее, что она вынуждена была скрестить на груди руки.

– Что вам здесь нужно, мистер Конвей? – резко спросила она.

– Чтобы сделать вам предложение, мэм.

– Что? – Тэсс не понимала, что он имеет в виду.

– Предложение, – он махнул рукой в сторону великолепного здания, рядом с которым они стояли. – Я хочу купить ваш дом.

От неожиданности Тэсс потеряла дар речи.

– Ну вот, я вижу, что удивил вас. Впрочем, не могли же вы не понимать, что рано или поздно кто-то захочет отобрать у вас это прекрасное место. Дом хорош, но слишком велик для двух женщин и маленькой девочки. Представляю, как трудно содержать его в порядке. Здесь нужен целый штат прислуги. – Его взгляд многозначительно проследовал по ее старому платью и рабочим перчаткам.

Наконец Тэсс обрела дар речи и холодно произнесла:

– Позвольте сказать вам, что у меня нет ни малейшего желания продавать дом, в котором я выросла и который мой отец построил для моей матери. Когда я умру, этот особняк достанется моей дочери. Боюсь, вы зря тратите время.

Если Конвей и был разочарован, то это не отразилось на его лице.

– Ну, не спешите так, мэм. Вам следует подумать об этом предложении. Вы ведь разумная женщина, не то что многие в этом городе. В конце концов, вы же продали Джонсу свою плантацию.

– Это была совсем другая ситуация. Плантация была просто бременем для нас в смысле налогов и всего остального. Но дом я не продам никогда.

– Никогда не говорите никогда, – любезным тоном сказал Бентон. Однако в его глазах блеснул огонек, заставивший Тэсс вздрогнуть. – Иногда не следует говорить необдуманные вещи.

– Но зачем вам этот дом? У вас достаточно денег, чтобы построить гораздо более роскошное здание.

– А я не хочу другой дом. Мне нужен именно этот. – Он приблизился к ней вплотную. Тэсс захотелось отступить, но она сдержалась из боязни, что Конвей воспримет это как слабость. Тот продолжал говорить, и тон его стал более доверительным: – Знаете, вам не обязательно покидать этот дом. Я могу купить его, но вы можете продолжать жить здесь.

Тэсс удивленно уставилась на него, сбитая с толку как его словами, так и тоном, которым они были сказаны.

– Я не понимаю.

– Ну-ну, Тэсс, вы же сообразительная женщина. Полагаю, вы можете понять, почему мужчина может с удовольствием позволить такой красивой женщине, как вы, остаться жить у него… принимая во внимание, что он часто будет приходить за арендной платой. – Голос его упал почти до шепота, а в глазах играл горячечный блеск. Тэсс поняла, в чем дело, и вспыхнула от ярости и возмущения.

– Убирайтесь с моего двора! – сверкнула она глазами. – Как вы смеете приходить сюда и делать мне непристойные предложения? Надеюсь, вы не верите в то, что я действительно соглашусь… стать вашей любовницей?! – с отвращением произнесла она.

Конвей сжал губы и побледнел от сдерживаемого гнева.

– В Пайн-Крике найдется немного женщин, которые не хотели бы получить от меня подобное предложение. Большинство испытало бы восторг, предложи я им безбедное существование.

– Вот им и предлагайте, – отрезала Тэсс. – Мне это не интересно, также, как и любой другой настоящей леди. Своим отвратительным предложением вы оскорбили не только меня, но и вашу жену.

Его светлые глаза сверкнули:

– Оскорбление? Нет, дорогая, это не так. – Он с вожделением окинул ее взглядом. – Вы единственная женщина из тех, кого я знаю, которая может сравниться по красоте с моей женой. Обладать двумя самыми красивыми женщинами в городе, одной из которых была бы моя жена, а другой любовница – все равно, что иметь пару породистых лошадей, запряженных в один экипаж. Для меня это было бы источником огромной гордости. Кроме того, поскольку моя дорогая маленькая Линнет обожает вас, мне бы хотелось, чтобы вы были чем-то вроде постельных сестер.

От его улыбки у Тэсс все потемнело в глазах. Она с размаху влепила ему пощечину.

– Скотина, заткни свой грязный рот и не смей больше никогда так говорить со мной!

– А что? – усмехнулся он. – Ты думаешь, что ты какая-то особенная, что лучше первой попавшейся дешевой шлюхи? Да я могу рассказать тебе такое о твоем дорогом муже…

– Перестань, убирайся прочь! – голос Тэсс дрожал от гнева, руки сжались в кулаки. – Не желаю видеть тебя! Если ты когда-нибудь посмеешь появиться здесь со своими грязными предложениями, я скажу мистеру Тиреллу. Мужчины из этой семьи умеют драться. Они не отсиживались дома во время войны.

– Мужчины из семьи Тиреллов… – повторил Конвей насмешливо. – Должен сказать, что их боевой дух мало чем помог в защите своих женщин. Я без проблем женился на Линнет, несмотря на Хантера Тирелла. Может быть, натравишь на меня этого неотесанного мужлана Гидеона? Я с удовольствием посмотрю, как его упрячут за решетку.

– Не знаю, как Линнет могла выйти замуж за тебя. Мне так об этом даже думать тошно. Даже если она такая же корыстная, как и ты, все равно она достойна большего, нежели иметь мужа, пытающегося завести любовницу прямо у нее на глазах.

Лицо Конвея исказила гримаса:

– Поверь мне, она относится к этому, как к благу. Линнет никто не интересует, она холодна как лед.

– Любая женщина была бы холодна с тобой! Ты не мужчина, ты дьявол! – К ужасу Тэсс слезы ярости навернулись ей на глаза. Меньше всего ей хотелось, чтобы этот мерзавец подумал, что он может заставить ее плакать.

– Я бы не был таким надменным на твоем месте. – Голос Конвея оставался холодным и спокойным. – Ты больше не находишься наверху. Там теперь я и мои друзья. Когда-нибудь тебе, возможно, что-нибудь и понадобится от меня.

– Я не попрошу тебя ни о чем, даже когда буду подыхать с голоду. Ты ничтожнее самого мерзкого гада, хуже, чем янки или «саквояжники», которые грабят нас. Ты предал свой народ, предал своих друзей.

На лице Конвея появилась отвратительная усмешка.

– Знаете, о чем я подумал, миссис Тирелл? Недвижимость, подобная этой, должна облагаться довольно большим налогом, не так ли?

Тэсс ошарашенно уставилась на него, удивленная внезапной переменой темы. О чем это он?

– Какая досада, что налоги на недвижимость так выросли в последние дни, – продолжал он сверлить ее холодным взглядом. – Я слышал, кое-кому их удваивали или даже утраивали в этом году. У меня есть очень хорошие друзья среди налоговых инспекторов. Нелегко тебе будет сводить концы с концами, если они повысят твои налоги, не так ли? Мороз пробежал у нее по коже.

– Ты угрожаешь мне повысить мои налоги, потому что я не хочу продать тебе свой дом? Потому что я не хочу быть твоей любовницей?

– Ну что вы, мэм, ничем таким я вам не угрожаю. Мы оба знаем, что я не занимаюсь повышением налогов. Я просто говорю, что подобные вещи случаются, зная, какова налоговая политика.

Тэсс испугали его слова, но она не подала вида. Она посмотрела на него в упор и когда заговорила, ее голос был твердым:

– Чтобы ни случилось, я не продам дом. Надеюсь, я ясно выражаюсь. А теперь я хочу, чтобы ты убрался отсюда и больше не попадался мне на глаза. Понятно? Убирайся!

С издевкой коснувшись полей своей шляпы, Конвей пошел прочь.

Когда он скрылся из виду, Тэсс опустилась на землю, почувствовав вдруг, как измучена этой ужасной сценой. От ее дерзкой смелости не осталось и следа. Бентон Конвей стал очень влиятельным человеком за последние годы. Что, если он и вправду может сделать так, что ей поднимут налоги? Она никогда не сможет платить таких денег. Ведь и сейчас она едва сводит концы с концами.

Наконец Тэсс взяла себя в руки. Пока что не было никаких причин для тревоги. Не может быть, чтобы угрозы Конвея были реальными. Ведь он же и в самом деле не может своей властью повысить ей налоги.

– Тэсс? – Голос матери, донесшийся с переднего крыльца, прервал ее размышления. – А, вот ты где, дорогая.

– Привет, мама, – улыбнулась Тэсс, пытаясь не показать, как она взволнована. Джордж Колдуэлл всегда защищал свою жену от жизненных невзгод, а когда умер, эту обязанность взяла на себя Тэсс. Аманда Колдуэлл – маленькая впечатлительная женщина с кожей безупречной белизны – казалась слишком хрупкой, чтобы лицом к лицу встречать житейские трудности, как это делали другие женщины.

– Почему ты так рано встала? – спросила миссис Колдуэлл, спускаясь с крыльца. – Боже мой, дитя, что ты делаешь там без шляпы? Ты же вся покроешься веснушками.

– Я не была на солнце, мама. Оно только что взошло. Именно поэтому я начала работу так рано. – Тэсс подавила свое раздражение. Иногда мелочная забота матери доводила Тэсс до бешенства. Именно сейчас, когда угрозы Бентона Конвея звучали в ее ушах, обращать внимание на всякую ерунду было особенно трудно. Тем не менее Тэсс понимала, что с ее стороны несправедливо отмахиваться от собственной матери. Та была уже в преклонном возрасте, и ей трудно было принимать мир таким, каким он стал.

– Мама! – Открылась входная дверь, и на улицу выбежала Джинни. – А я смотрела за тобой в окошко. – Она вприпрыжку побежала к ним. Девочка была все еще в ночной рубашке, с кое-как заплетенными в косички белокурыми волосами. Туфелек у нее на ногах тоже не было.

– Джинни! – воскликнула миссис Колдуэлл. – Ты неприлично себя ведешь. Не следует тебе выходить из дому в таком виде. А что, если кто-нибудь увидит тебя?

– Ах, мама, она всего лишь ребенок. – Тэсс улыбнулась, глядя на свою дочь. Она протянула к Джинни руки и прижала ее к себе. – Привет, дорогая. Ты хорошо спала?

– Да, я хочу есть! – Джинни на секунду обняла Тэсс за шею, а затем вырвалась из ее рук, не в силах подолгу находиться на одном месте. – Бинни готовит лепешки. Я все время наверху чувствовала их запах.

– Хорошо, давай пойдем туда и съедим их. – Тэсс рассмеялась. – Пойдем, мама. Нам пора уже всем немного перекусить.

Тэсс и ее мать последовали за Джинни к дому.

– Тэсс, что здесь делал этот ужасный Бентон Конвей? – спросила миссис Колдуэлл. – Я не могла поверить своим глазам, когда взглянула в окно и увидела, как вы оба разговариваете. Я подумала про себя, что если бы Джордж был жив, он просто выкинул бы этого человека вон. Джордж никогда не мог его терпеть, как ты знаешь, даже до войны, когда они вместе занимались бизнесом. Твой отец всегда хорошо разбирался в людях, ни разу в них не ошибся.