Текст книги "Опасная любовь"

Автор книги: Кэндес Скулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Кэндес Скулер
Опасная любовь

Глава первая

Надписи на стене появились вновь. Безобразные красные мазки запятнали свежую белую штукатурку и атласную поверхность ореховой панели под ней. С прошлого раза минула почти неделя, и Энди уже начинала надеяться, что их озлобленный автор отказался от намерения отомстить ей. Но этот любитель граффити, видно, лишь взял краткий тайм-аут, прежде чем снова перейти в наступление. Плоды его нынешних трудов выходили за рамки ребяческих оскорблений и сомнений в ее сексуальной ориентации – теперь они содержали уже явные угрозы. Надпись на стене предостерегала: «Берегись, сука!», и на миг Энди обуял страх.

Она настороженно огляделась, гадая, не притаился ли неизвестный вандал в пустых комнатах за ее спиной или в просторном верхнем холле, выжидая случай непосредственно выплеснуть ненависть. В старом ветхом особняке Энди оказалась совсем одна: даже самые дисциплинированные члены ее бригады явятся на работу лишь через десять-пятнадцать минут. Этого времени с избытком хватит тому, кто решил проучить ее, указать, какое место в этом мире отведено женщине.

Благодаря решительному усилию воли и здравому смыслу, которыми Энди так гордилась, ей на какое-то время удалось отогнать пугающие мысли. Подонкам, которые портят стены грязными ругательствами, редко хватает духу на большее. Это тактика труса, рассчитанная на то, чтобы вселить страх. Но Андреа Вагнер больше не позволит унижать и запугивать ее. Никому и никогда!

Подобное случалось с ней далеко не в первый раз – и, к сожалению, наверняка не в последний. Ее коллег-строителей вовсе не радовали успехи женщины в столь «мужской», как они считали, профессии. Они даже не скрывали своего недовольства. За девять лет работы на избранном поприще Энди навидалась и наслушалась всякого.

С проявлениями недовольства – иногда добродушными, но большей частью злобными – она столкнулась в тот же день, когда появилась в помещении профсоюза, чтобы сдать вступительные экзамены на курсы, где готовили помощников водопроводчиков. Энди и еще пять женщин оказались в комнате, полной мужчин, каждый из которых рвался занять одно из немногочисленных свободных мест на курсах. Практические навыки Энди оставляли желать лучшего, но на экзамене по математике она получила неслыханно высокий балл, а неожиданно прорезавшаяся в ней склонность к пространственному воображению удивила даже ее саму. Из-за набранной Энди суммы баллов по закону ей не могли отказать в приеме на курсы. А вот заставить ее бросить учебу – дело другое.

Энди не реагировала на обидные прозвища, не обращала внимания на непристойные предложения, игнорировала скабрезные намеки и даже постаралась не заметить хлыст, подброшенный в ее ящик с инструментами. Поначалу ей было нелегко: не одну ночь она провела, рыдая в подушку и гадая, правильно ли поступила. Но она выстояла! Андреа Вагнер закончила курсы помощников водопроводчиков, попутно добавив к своему репертуару некоторые навыки плотника и электромонтера, и наконец получила удостоверение рабочего. Затем она поместила объявление в справочнике «Желтые страницы» и наконец приступила к самостоятельной работе.

С той поры Энди успела закалиться и окрепнуть – и душевно, и физически. Из неумехи, краснеющей даже от самой невинной шпильки, она превратилась в опытного работника, сообразив, что самый лучший способ справиться с оскорблениями – не замечать их. Вот и сейчас Энди была твердо убеждена: когда автор этой ребячески-демонстративной выходки поймет, что его действия не производят желаемого эффекта, он сам откажется от них. Придавать слишком большое значение случившемуся означало лишь тешить самолюбие неизвестного провокатора и поощрять его.

Раздраженно вздохнув и мельком взглянув на крупные мужские часы на запястье, Энди смочила чистую тряпку скипидаром и принялась тщательно стирать красную краску. Она была свежей, еще липкой на ощупь, поэтому смыть ее с деревянных перил и элегантной резной панели в нижней половине стены удалось без труда. Стоит пройтись по поверхности панели мелкой шкуркой – и дерево станет как новое, готовое к следующему этапу обработки. А вот стена над ним – совсем другое дело. Красные пятна глубоко въелись в свежую штукатурку. Всю верхнюю секцию стены придется очищать и штукатурить вновь.

До прибытия бригады Энди оставалось лишь размазать краску по стене – так, чтобы бранные слова стали неразборчивыми. Незачем поднимать шум из-за такого пустяка! Это и вправду пустяк, уверяла она себя, продолжая работу. Абсолютно ничего не значащая мелочь.

Тем не менее, услышав за спиной звук открываемой парадной двери, она вздрогнула и резко обернулась, стиснув в кулаке перепачканную тряпку.

– О Господи! – пробормотала Энди, разглядев вошедшую. – Ты чуть не перепугала меня до смерти! С чего тебе вздумалось подкрадываться?

– Я вошла сюда через парадную дверь среди бела дня. По-твоему, это называется «подкрадываться»? – невозмутимо осведомилась ее сестра Натали, кладя дипломат на нижний помост лесов, сооруженных возле высоченной стены вестибюля. – Каждый шаг по кирпичной дорожке у двери слышен на всю округу! – Она расстегнула замки дипломата и подняла крышку. – Кроме того, красться на шпильках невоз… – Светло-карие глаза Натали за стеклами модных очков в черепаховой оправе приобрели настороженное выражение. – Опять эти художества? – спросила она, разглядывая размазанные по стене слова. – Что было написано на этот раз?

– То же, что и прежде! – Энди недоуменно пожала плечами и отошла от стены, опустив голову и вытирая ладони грязной тряпкой. Больше всего в эту минуту ей хотелось оглянуться и убедиться, что надписи стали неразличимыми, но это только привлекло бы к ним внимание сестры. Своей настырностью Натали не уступала питбулю. – Ты не прихватила рогалики с корицей? – Энди кивнула на белый пакет, лежащий в открытом дипломате Натали. – Сегодня утром я только выпила кофе и теперь умираю от голода, – добавила она, надеясь втянуть сестру в спор о значении плотного завтрака. Натали была на три года моложе Энди, но никогда не упускала случая прочесть сестре материнское наставление. – Я не успела ничего приготовить.

Натали вытащила пакет из дипломата и бросила его сестре.

– Это не рогалики, а обезжиренные булочки из муки с отрубями. Но так и быть, угощайся! – предложила она и шагнула поближе к стене, вглядываясь в размытые буквы. Энди вскрыла пакет, делая вид, что в данную минуту ее заботит лишь пустота в желудке. Впрочем, она и вправду проголодалась. Кроме того, с полным ртом ей вряд ли удастся ответить на расспросы, которые наверняка начнутся, не пройдет и пары минут.

Натали пристально разглядывала стену, пытаясь прочесть то, что было там написано. Задача была не из легких, и она обернулась к сестре, взглядом прося помощи, но Энди продолжала невозмутимо жевать.

– Должно быть, опять намеки на твою сексуальную ориентацию? – осведомилась Натали.

Энди снова попыталась переменить тему.

– Как дела у папы и детей? – спросила она.

Двое младших детей Энди проводили лето у своего деда, на Лосином озере в северной части Миннесоты. Ее старший сын, Кайл, находился в Лос-Анджелесе у своего отца и мачехи номер два – первая мачеха, бывшая секретарша, продержалась в этой роли недолго.

– Еще не просятся домой?

– Ничуть. Эмили влюбилась в мальчика, который продает наживку на причале, и пристрастилась к рыбалке. – Натали ободряюще взглянула на сестру. – Беспокоиться пока не о чем. Ему пятнадцать лет, и он даже не замечает ее.

– Слава Богу, – пробормотала Энди. Эмили было всего двенадцать.

– Кристофер учится кататься на виндсерфере. Оба передают тебе привет. – Натали поправила очки на носу и подступила поближе к стене, продолжая бормотать себе под нос.

– А папа? – продолжала расспросы Энди. – Как у него дела?

– К счастью, как обычно. Он считает, что уровень преступности в Миннеаполисе значительно вырос с тех пор, как он вышел в отставку. – Снисходительная улыбка тронула губы Натали, но тут же ее пухлые губы недовольно поджались. – Здесь написано «сука», – бесстрастно выговорила она, протянула руку и коснулась размазанных букв. – «Берегись, сука!» – безошибочно угадала она и прищурилась, глядя на сестру: – По-моему, это уже угроза.

– Ну и что?

– Прежде он ни разу не угрожал тебе.

– И сейчас не угрожает. А подобные оскорбления я слышала уже не раз.

– От кого? – воскликнула Натали, возмущенная тем, что кто-то осмелился оскорбить ее сестру. Натали считала Энди самой милой, приветливой и привлекательной женщиной на свете. Даже в заляпанном краской комбинезоне и тяжелых рабочих ботинках она выглядела словно изящная фарфоровая статуэтка.

– Прежде всего от тех, у кого я отбила этот заказ. Кое-кто уверен, что я получила контракт только благодаря… короче – потому, что переспала со всеми членами комиссии, руководящей реконструкцией Белмонт-Хауса, причем не обошла вниманием ни мужчин, ни женщин! – Энди пожала плечами: собственная репутация не тревожила ее. – Во всяком случае, они не постеснялись высказать мне все, что об этом думают.

– Ты уже говорила, но… – вспыхнула Натали. Она на собственном опыте убедилась, как нелегко иметь мужскую профессию. – Можно подумать, твоя работа не говорит сама за себя! – покачала она головой, защищая Энди. – Ты получила этот контракт только благодаря тому, что являешься лучшим подрядчиком в округе, известным своей изобретательностью и порядочностью. Ты всегда укладываешься в бюджет и в сроки! Никто ни разу не пожаловался на качество твоей работы! Неужели для твоих конкурентов это ничего не значит?

– Для некоторых значение имеет лишь то, что я женщина. Кстати… – И на лице Энди сверкнула быстрая лукавая усмешка, вмиг превратившая ее из хорошенькой фарфоровой пастушки в озорного беспризорника. – Как поживает Лукас?

Натали закатила глаза.

– О, Лукас! – Она негромко рассмеялась. Замашки супруга служили для нее источником как бесконечного раздражения, так и удовольствия. Бывший морской пехотинец Лукас был до помешательства влюблен в свою жену, несмотря на почти шестилетний семейный стаж. – В эти выходные он вместе с отцом безуспешно пытался убедить меня, что мне пора перейти на неполный рабочий день.

– Так рано? – Энди оглядела подтянутую фигуру сестры. – Но у тебя еще ничего не заметно…

– Только – благодаря замечательному покрою! – Натали провела ладонью по жакету своего новехонького костюма цвета зеленого яблока. – В эти выходные мне пришлось надеть рубашку Лукаса – застегнуть шорты уже не удается. И этим, разумеется, я только подкрепила доводы отца. – Тут она произнесла старческим хрипловатым баритоном: – «Детка, беременным женщинам нельзя так много работать, особенно, тем, у которых есть мужья, способные позаботиться о них. А о твоей бедной сестре…»

– «…больше некому заботиться», – в том же тоне договорила Андреа и насмешливо покачала головой: – Ну и ну! Похоже, отец до сих пор живет в средневековье. Я уже тысячу раз втолковывала ему, что больше не желаю выходить замуж. Это мы проходили, с этим покончено! – добавила она, нахмурив брови. – Но он не слушает меня: я всего-навсего женщина, а женщине необходима мужская забота, видишь ли. Не понимаю, с какой стати…

– Он беспокоится о тебе, – перебила Натали, – как, впрочем и все мы.

– И совершенно напрасно! – поспешила заверить сестру Энди. – Я вполне способна позаботиться о себе сама.

– Ты печешься обо всех, кроме себя, – возразила Натали. – С тех самых пор, как Кевин сбежал от тебя в Калифорнию! Послушай, не пора ли вспомнить и о себе? Дети здоровы и, слава Богу, хотя бы летом не сидят у тебя на шее. Ты получила завидный контракт, который будет превосходной рекламой для твоей бригады, – ты на гребне волны, Андреа. Пора побаловать себя!

– Каким образом? – поинтересовалась Энди. В последний раз она потворствовала своим слабостям в незапамятные времена.

– Сходи в кино, почитай, – Натали пожала плечами, – в конце концов, побывай в картинной галерее, в музее! Сделай педикюр. Или обзаведись любовником – ты это заслужила! – Натали протянула руку и привычным ласковым жестом заложила тонкую прядь шелковистых белокурых волос сестры за ухо. – Иной раз не грех и отдохнуть.

– Я не могу позволить себе отдыхать – пока не покончу с этой работой.

– Что значит «не могу позволить себе отдыхать»? – с тревогой в голосе переспросила Натали. – По-моему, твои дела идут успешно.

– Так и есть!

– Так почему бы тебе не взять отпуск на несколько дней?

– Потому что моя безупречная репутация – не единственная причина, по которой я получила подряд на реконструкцию Белмонт-Хауса. Видишь ли, я согласилась на смехотворно низкую цену, чуть ли не в убыток себе.

– Но ты ведь сумеешь выполнить условия контракта? Подумать только, столько времени добиваться признания!..

– Я твердо намерена уложиться в бюджет и в сроки, – торжественно произнесла Энди, точно клятву.

– И при этом загнать себя в могилу?

– Если понадобится – да!

Натали вздохнула. Ее раздирали жалость, гордость и восхищение. С виду Андреа напоминала фарфоровую статуэтку, но под хрупкой внешней оболочкой скрывалась прочная сталь, закаленная временем и невзгодами. Андреа вышла замуж в восемнадцать лет, через две недели после окончания школы, за человека, который был убежден, что ее работа – сидеть дома и заботиться о семье. Ради него Андреа отказалась от дальнейшей учебы. Стремясь обрести вечное счастье в уютном доме, рядом с преданным мужем, она охотно согласилась на все его требования.

В течение одиннадцати лет Андреа успешно играла роль преданной, заботливой и любящей жены. Она сидела в библиотеке и печатала диссертацию мужа, благодаря чему тот получил диплом. Она устраивала чудесные вечеринки, чтобы помочь его карьере. Она бывала в опере вместо кино – потому что ее муж предпочитал именно оперу. Она одевалась по его вкусу, думала так, как хотел он, и ни разу не превысила недельный бюджет семьи. Но едва их третий ребенок вырос из пеленок, муж бросил Андреа и сбежал с секретаршей. За одну ночь Андреа потеряла все, что имело для нее значение: мужа, дом, достаток, положение в обществе и уважение к себе. Ей остались только дети.

У нее не было ни навыков, ни опыта работы, алиментов же едва хватало на еду. И Андреа, тщательно изучив все возможности, которые предлагала жизнь женщинам в ее положении, решила, что ей прежде всего необходима надежная профессия.

И вот теперь, девять лет спустя, женщина, которая некогда гордилась своими пышными суфле и безупречно отутюженными рубашками мужа, целыми днями укладывала водопроводные трубы, работала молотком, сражалась с фасонными деталями, которые весили едва ли не больше, чем она сама. Но именно благодаря упорной работе и мужеству, порожденному отчаянием, Андреа сумела создать новую жизнь для себя и детей. Она строго следовала профессиональным правилам, доводила себя до изнеможения и превосходила саму себя.

Стоит сделать неверный шаг – и ей придется начинать все сначала.

Натали чуть было не заговорила о том, что Андреа незачем так напрягаться, незачем подвергать опасности свое будущее, что родные будут счастливы помочь ей, но она знала: сестра все равно поступит по-своему.

– Неужели эта работа так важна для тебя, что ты готова пойти на риск? – спросила Натали.

– Ты же сама все понимаешь, – негромко отозвалась Энди. – Когда реконструкция будет завершена, благодаря рекламе я уже смогу выбирать работу, а не искать ее. По крайней мере я надеюсь на это, – добавила она, машинально постучав по деревянной панели, чтобы не сглазить.

– В таком случае тебе следовало показать это безобразие бригаде, – Натали указала на запачканную краской стену. – До сих пор этот негодяй доставлял тебе лишь незначительные неприятности, но, если ты вовремя не остановишь его, в следующий раз он выкинет такое, что придется или нарушить все сроки работы, или превысить бюджет.

Энди уже думала об этом. Как любой опытный подрядчик, в своих расчетах она сделала поправку на непредвиденные расходы, но эта поправка была слишком мала. Одна-единственная ошибка могла стоить ей не просто затрат времени или денег. Однако другого выхода она не видела.

– И что же ты предлагаешь? – спросила Энди.

– Нужно заявить о случившемся в полицию, – ответила Натали. – Пусть поймают этого мерзавца!

– Ты хочешь, чтобы папа узнал об этом, едва заявление окажется в полиции? Он сейчас же примчится сюда с целым отрядом полицейских, пытаясь защитить меня и обращаясь со мной словно с хрупкой фарфоровой вазочкой! Нет уж, спасибо. – Она вздернула подбородок. – Я справлюсь сама!

– Андреа, это вандализм! Вторжение на чужую территорию и взлом! Надеюсь, у тебя нет привычки оставлять двери на рабочих местах незапертыми?

– Конечно, нет.

– Тогда тот, кто это сделал, виновен сразу в нескольких преступлениях. Кто знает, что он еще способен выкинуть!

– По-моему, им движет зависть. Он досадует на то, что проиграл женщине, и дает мне это понять. Он хочет, чтобы я с перепугу ретировалась обратно на кухню или туда, где, по его мнению, самое место женщине. Если я подниму шум и обращусь в полицию, он начнет злорадствовать – ведь именно из-за него я нервничаю. Значит, я, как и все женщины, слаба, и меня можно поставить на место. Но если я не буду обращать на это внимание, он ничего не добьется и отступит!

– А если он этого не сделает? – допытывалась Натали. – Если твое пренебрежение только раззадорит этого негодяя? Что, если он решит встретиться с тобой нос к носу? Думаешь, ты и в этом случае справишься с ним в одиночку?

– Ничего подобного не произойдет! Тот, кто пачкает стены, – все равно что эксгибиционист. Он радуется, видя испуг жертвы, но, если жертва никак не реагирует, игра заканчивается. На большее он никогда не решится.

– Ошибаешься!

Энди покачала головой.

– Вряд ли! Человек, который испортил эту стену, – не преступник. По крайней мере по его мнению. Он наверняка полностью оправдывает свои действия. Я знаю таких людей, – Энди положила руку на плечо сестры. – Знаю, как они мыслят, – потому что с ними мне приходилось работать бок о бок на десятках строек.

– Ты хочешь сказать, что знаешь, кто это натворил? И молчишь? Энди, это безумие!

– Откуда мне знать? Я имела в виду совсем другое. Яхотела сказать, что тот, кто сделал это, – Андреа указала на стену, – похож на моих коллег – тех самых, которые оставляли для меня непристойные фотографии, прятали вибраторы в мою сумку с инструментами или взваливали на меня самую трудную и грязную работу, от которой отказываются даже подсобные рабочие, а затем со злорадством ждали от меня жалоб и слез. Но я ни разу не пожаловалась! И не расплакалась! Я просто делала свою работу. Вскоре меня оставили в покое. То же самое произойдет и здесь. Если я ничем не выдам раздражения, ему вскоре надоест пакостить.

Натали недоверчиво смотрела на сестру.

– Я и понятия не имела, что все так плохо. – Она взяла Андреа за руку. – Почему же прежде ты молчала?

– Потому что ты наверняка принялась бы сочувствовать мне, рассказала обо всем Лукасу, и он попытался бы отомстить за меня. Папа бы вскипел и стал бы снова совать мне деньги. В то время я была так напугана, что охотно сдалась бы и уселась вам на шею. – Андреа пожала пальцы Натали и отпустила их. – А я должна научиться заботиться о себе самостоятельно.

– Но какой ценой!

– Все не так уж и плохо, иначе я бы давно поменяла работу. Ты же знаешь – в офисе я столько не заработаю. А здесь я пользуюсь льготами профсоюза. Я сама себе хозяйка. Еще никогда я не была в такой хорошей физической форме! – Она согнула руку, демонстрируя твердые бицепсы. – И потом, далеко не все рабочие на стройках – мерзавцы. Большинство из них – вполне нормальные люди, зарабатывающие на жизнь тяжелым трудом, как и я. Некоторые даже желают мне добра. А это, – Андреа постучала по измазанной штукатурке, – выходка бедолаги, который до сих пор не понял, что работы только для мужчин или только для женщин не существует. Он считает…

Округу огласил протяжный и томный женский стон, донесшийся из приоткрытой двери:

– О-о, какие ягодицы!..

Затем последовал взрыв кокетливого смеха.

– Не обращай на нее внимания, дорогой, иди сюда, к мамочке, – позвал кто-то. – Со мной не соскучишься!

Сестры озадаченно переглянулись.

– Ты случайно не назначила в Белмонт-Хаусе встречу с Лукасом? – спросила Энди, пряча улыбку.

Глава вторая

Женщина, которая так недвусмысленно оценила фигуру Джима Николоси, была невысокой и крепко сложенной, в ее коротких темных волосах уже поблескивали серебристые нити, талию охватывал пояс для инструментов. Джим добродушно усмехнулся, ничуть не сконфуженный слишком откровенным комплиментом.

– Благодарю, мэм, – отозвался он, охотно поднимая перчатку, брошенную тремя женщинами, стоявшими на кирпичной дорожке перед Белмонт-Хаусом. Они потягивали кофе и болтали перед началом рабочего дня. – Похвалы всегда приятны.

– О, я могла бы осыпать тебя похвалами! – подхватила женщина, назвавшая себя мамочкой. На вид ей было не больше двадцати трех лет, грива белокурых спутанных волос ниспадала на накачанные скульптурные плечи. – Дай мне тридцать минут, и я доведу тебя до блаженного изнеможения!

– Тиффани! – возмущенно перебила третья женщина – самая рослая из всех, с индейскими чертами лица, контрастировавшими с рыжими волосами и пронзительно-зелеными глазами. – Как не стыдно так разговаривать с незнакомым человеком! – негромко упрекнула она и робко потупилась, заметив улыбку на лице Джима.

– Ничуть не стыдно, – промурлыкала Тиффани. – Надеюсь, ты любишь женщин без комплексов, милый? – Она одарила Джима манящим взглядом, который мог бы расплавить сталь. – Кстати, неподалеку есть беседка…

– Заманчивое предложение, – Джим пропутешествовал взглядом по ее действительно великолепному телу. – Боюсь только, нам помешают мои старые боевые шрамы, – с притворным огорчением добавил он.

– Это не беда, – утешила его собеседница.

– Да уймись ты! – со смехом прервала ее пожилая подруга. – Ты до смерти перепугаешь беднягу.

– А по-моему, он ничуть не испугался, – Тиффани пристально оглядела Джима, соблазнительно играя глазами. – Ты ведь не боишься меня, правда?

– У меня душа давно ушла в пятки, – признался Джим, но лукавый блеск в глазах опровергал его слова.

– Если ты не против, я помогу ей переместиться в какое-нибудь другое место…

– Тиффани, оставь парня в покое! – резким тоном приказала старшая. – Попомни мои слова, когда-нибудь ты доиграешься! – Она перевела взгляд на Джима: – Чем могу помочь?

Джим вдруг растерялся. Внезапно лицо этой особы стало серьезным. Шутливый обмен любезностями и намеками он мог бы продолжать до бесконечности, не испытывая ни малейшего смущения. Но деловой вопрос женщины, которая, вероятно, по возрасту годилась ему в матери, – совершенно иное дело. Джим не знал, что ответить.

Тиффани захихикала.

– Так кто из нас напугал его? – вполголоса осведомилась она. – Похоже, он считает, что ты решила устроить ему допрос.

Ее подруга в притворном недовольстве покачала головой.

– Итак, мы уже выяснили: ты явился сюда не для того, чтобы подцепить подружку. Так что тебе надо? Может, ты инспектор? Или поставщик? Или ты просто ищешь работу?

Джим испытал одновременно облегчение и замешательство. Только бы не покраснеть!

– Да, я ищу работу. Мне посоветовали обратиться к Андреа Вагнер. Это случайно не вы? – спросил он, хотя уже знал, что услышит отрицательный ответ. Фотография, которую ему показали, давала исчерпывающее представление о внешности Андреа Вагнер. Но Джим умолчал об этом.

– Увы, нет, – отозвалась старшая из женщин. – Я – Дот Лансинг, здешний плотник. Это Мэри Фри, – она указала на рослую индианку. – Она электрик. А нашу нимфоманку зовут Тиффани Уилкс, она помощник электрика. Мизантроп, сидящий вон там на ступеньках и делающий вид, что он незнаком с нами, – она ткнула пальцем в сторону дома, и Джим впервые заметил сидящего поодаль мужчину, – Питер Линдстрём, плотник. Пит, поздоровайся с гостем!

Пит коротко кивнул, пробурчал что-то неразборчивое и вновь углубился в газету.

Джим ответил на приветствие примерно так же, а затем обернулся к Дот.

– А где Андреа Вагнер?

– Она в доме, – Дот указала на широкую парадную дверь.

– Благодарю. – Джим приложил палец ко лбу в кратком салюте и направился к полуоткрытой двери, стараясь не задеть Пита Линдстрёма.

– Постой, красавчик, – Дот дождалась, когда Джим обернется. – Послушай моего совета – не пытайся очаровать ее. Если хочешь, займись нашей нимфоманкой.

Джим кивнул. Он уже знал, что Андреа Вагнер – крепкий орешек, что она не отступает ни перед кем, а тем более перед мужчинами. Жаль, что такая миловидная особа обречена на одиночество. Но еще сильнее Джим пожалел об этом, когда вошел в Белмонт-Хаус и увидел Андреа в просторном двухэтажном вестибюле.

На миг ему показалось, что он видит близнецов. В вестибюле стояли две женщины, сблизив головы, словно школьницы, обменивающиеся секретами. Собеседницы были почти одинакового роста и сложения, их волосы имели один и тот же оттенок пшеницы. Но, присмотревшись, Джим заметил в их облике существенные различия.

Одна из женщин носила изысканную деловую стрижку, гладкие прямые пряди ее волос подчеркивали скульптурные линии скул. Не менее модным был и ее костюм, выгодно демонстрирующий подтянутую фигуру и великолепные ноги. В ее ушах покачивались золотые серьги-обручи, на левом лацкане жакета поблескивала золотая брошь-полумесяц, а губы покрывал слой помады неброского оттенка. Джим не сразу понял, что своим ростом она обязана паре туфель на убийственно высоких шпильках.

Вторая женщина была немного выше. Светлые волосы, коротко, по-мальчишески стриженные. Да и одета она соответственно – в полосатую майку без рукавов, какие носят культуристы, а поверх нее – джинсовый комбинезон, заляпанный краской. Ее тонкую талию охватывал широкий пояс для инструментов, тяжелые рабочие ботинки со шнуровкой туго сжимали узкие щиколотки. На ее лице Джим не заметил никаких признаков макияжа. И все-таки она выглядела более женственно, чем ее собеседница в зеленых туфлях на шпильках и элегантном костюме.

Очень короткие волосы Андреа не скрывали изящных маленьких ушей, подчеркивали тонкие черты лица и стройную шею. Отсутствие помады на губах только привлекало внимание к их форме и нежному оттенку. Даже грубая мужская одежда не могла исказить линии соблазнительной хрупкой фигуры.

– Прошу прощения, дамы, – произнес Джим и, когда женщины обернулись, обнаружил самое главное их отличие: у модно одетой блондинки глаза были цвета темного шоколада и светились умом и любопытством. Глаза второй блондинки напоминали зимнее небо Миннесоты – пронзительно-голубые, чистые и ясные, как горный лед. И абсолютно непроницаемые.

Некоторое время женщины разглядывали незнакомца, пряча усмешки. Наконец кареглазая в зеленом костюме произнесла:

– Нет, это не Лукас! – И обе разразились смехом.

Джим неловко переступил с ноги на ногу, подавляя желание удрать и поражаясь своему неожиданному смущению. Подобные чувства он презирал и, будь ситуация иной, сумел бы в ответ вогнать незнакомок в краску. Но сейчас ему надо было устроиться на работу.

– Кто из вас Андреа Вагнер? – спросил он, переводя взгляд с одной женщины на другую.

– Я, – откликнулась Андреа, не сходя с места. – А это моя сестра, Натали Бишоп-Синклер. Натали уже уходит.

– Да-да, я ухожу. – Натали взяла свой дипломат. – Пообещай мне по крайней мере подумать над моими словами, – вполголоса попросила она и поцеловала сестру в щеку. Андреа ответила на поцелуй.

– Ладно, обещаю, – пробормотала она, но, судя по тону, намеревалась ограничиться только обещанием.

– Ну как можно быть такой упрямицей! – воскликнула Натали, направилась к двери и вдруг оглянулась на сестру с лукавой усмешкой. – Но если ты не желаешь последовать моему совету насчет любителя граффити, подумай по крайней мере о другом деле, о котором мы только что говорили. Ты заслужила награду, дорогая! – Натали едва заметно кивнула в сторону мужчины, застывшего на пороге.

Андреа кивнула:

– До свидания!

Негромко рассмеявшись и окинув незнакомца еще одним оценивающим взглядом, Натали вышла.

– Прошу простить нас, – обратилась Андреа к нежданному гостю, надеясь, что ее щеки не покраснели. Иногда Натали безумно раздражала ее. – Мы смеялись вовсе не над вами. Просто… – она взмахнула рукой, подыскивая слово, – секретничали, как полагается сестрам.

– Ничего страшного. У меня самого три сестры, я давно привык к девчоночьим выходкам, – отозвался Джим и тут же ужаснулся собственным словам.

Он знал, что с рьяными феминистками надо быть начеку: большинство из них не терпят посягательств на собственное достоинство. Судя по тому, что ему рассказали, Андреа Вагнер могла принять за оскорбление любую, даже самую невинную шутку. Джим застыл в ожидании скандала, но Андреа просто кивнула, очевидно, пропустив мимо ушей его слова. Должно быть, они не задели ее за живое.

Он протянул руку и представился, отметив почти неуловимое смущение Андреа. Обдумать свои наблюдения Джим решил попозже, а пока обратил внимание только на ее изящную, маленькую и довольно мозолистую руку. Рукопожатие было крепким, но кратким.

– Итак, чем могу помочь? – осведомилась Андреа деловитым тоном.

Вспомнив предостережение Дот Лансинг, Джим посерьезнел.

– Меня прислал Дейв Карлайл. Он сказал, что вам нужен плотник-отделочник. Я ищу работу.

Андреа хмыкнула и задумалась, поджав губы.

Дейва Карлайла она считала одним из лучших партнеров по бизнесу. Не проявляя дискриминации по отношению к женщинам или представителям меньшинств, он ценил только одно: своевременное выполнение одного заказа и получение следующего. За последние годы Карлайл прислал к ней уже немало людей. Обычно Андреа брала на работу протеже Дейва, когда у нее была возможность, он же старался направлять к ней квалифицированных мастеров.

Джим Николоси как-то не подходил для должности помощника мастера – прежде всего из-за возраста. Кроме того, он выглядел так, словно жизненные обстоятельства заставили его неожиданно поменять карьеру. Должно быть, ему лет тридцать пять, решила Андреа. Может, Дейв прислал Джима именно к ней потому, что она всегда старалась помочь тем, у кого не сложилась жизнь?

Впрочем, о судьбе нового работника можно подумать и позже. Сейчас ей требовался мастер-отделочник. Но стоит ли рисковать дружной и слаженной работой бригады?

Джим Николоси выглядел на редкость привлекательным, пожалуй, даже себе во вред. Этакое ходячее приглашение к греху – рослый, широкоплечий, мускулистый, с длинными сильными ногами под выцветшими джинсами. Темно-каштановые, но без проблеска рыжины волосы соблазнительно спадали на воротник рубашки. Блеск его темных глаз манил и завораживал – Андреа уже почти не сомневалась, что этот человек пользуется успехом у представительниц противоположного пола. Он наверняка знал об этом. Не помешает ли это работе? И все-таки…