Текст книги "Пятая авеню, дом один"
Автор книги: Кэндес Бушнелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Нам нужно чаще видеться, – сказал Джонни Тучин, поднимаясь из-за массивного стола навстречу Билли. – Не в официальной обстановке, а, как раньше, на вечеринках. Жена постоянно твердит: «Мы никуда не ходим». К сожалению, времени катастрофически не хватает. А ты все гуляешь, развлекаешься!
– О, я уже не тот, – сокрушенно вздохнул Билли, не подавая виду, как неприятны ему слова Тучина. С подобными приветствиями к нему теперь часто подходили бывшие знакомые, которых он едва помнил и вряд ли увидит снова.
– Да, все мы стареем, – поддакнул Тучин. – Мне в этом году стукнет шестьдесят.
– Не будем о грустном, – прервал его Билли.
– Живешь все там же?
– В начале Пятой авеню, – сообщил Билли, мечтая, чтобы Джонни переходил уже к делу.
Тучин кивнул.
– Ты жил близко от миссис Хотон. Все знают, она тебя очень любила и кое-что оставила. – Джонни встал. – Она велела передать это Билли Личфилду в собственные руки, поэтому я и пригласил тебя.
– Ничего-ничего, никакого беспокойства, – любезно заверил Билли. – Рад был поводу увидеться.
– Ну что ж, тогда к делу, – согласился Джонни и, приоткрыв дверь, сказал секретарю: – Принесите коробку, которую миссис Хотон оставила для мистера Личфилда. – Обернувшись к Билли, Тучин добавил: – Боюсь, там негусто, учитывая размеры ее состояния.
Вот это уже лишнее, подумал Билли, которого покоробило неуважение к памяти усопшей.
– Я дружил с Луизой не из расчета, – твердо сказал он, – а потому, что она была замечательным человеком.
Секретарь вошел с большой, грубо сделанной деревянной шкатулкой, которую Билли сразу узнал: она резко выделялась среди драгоценных безделушек на бюро миссис Хотон.
– Как ты думаешь, она чего-нибудь стоит? – спросил Джонни.
Билли покачал головой:
– Нет, это просто память. Здесь Луиза хранила свои старые украшения, подобранные к платьям.
– Может, украшения чего-нибудь стоят?
– Нет, это бижутерия, – покачал головой Билли. – Но я их в любом случае не продам.
Он взял шкатулку и всю дорогу в такси держал ее на коленях. Луиза Хотон всегда гордилась тем, что создала себя из ничего. «Грязные бедные фермеры из Оклахомы – вот кто мы были», – говорила она. Шкатулку подарил ей первый школьный поклонник, он смастерил ее своими руками. Уезжая из дома в семнадцать лет, Луиза взяла шкатулку с собой и довезла на перекладных до самого Китая, где три года работала в католической миссии. В 1928 году она приехала в Нью-Йорк собирать средства для миссии и познакомилась с Ричардом Стайвесантом, за которого вышла замуж, несмотря на праведное негодование его семьи и высшего нью-йоркского общества.
– Меня сочли деревенской курицей, не знающей своего места, – рассказывала Луиза в один из долгих дней, которые они с Билли проводили вместе. – И были правы – я действительно металась в поисках места в жизни. Пока человек не определится с призванием, у него, видишь ли, нет шансов добиться успеха.
Дома Билли поставил шкатулку на кофейный столик, откинул крышку и извлек лежавшую сверху длинную нитку пластмассовых жемчужин. Даже в ранней молодости, не имея ни гроша, Луиза ухитрялась стильно одеваться: к своим платьям, сшитым чуть ли не из лоскутков, она подбирала украшения из стеклянных бусин, дешевого металла и перьев. На ней любая тряпка смотрелась вещью из бутика. После капитуляции нью-йоркского общества Луиза перешла с бижутерии на нечто посущественнее: ее легендарная коллекция драгоценностей хранилась в сейфе в триплексе. Но она не забывала своих корней, и самодельная шкатулка со стеклянными бусами всегда стояла на виду. В спальне, где можно было сплетничать без помех, они иногда затевали игру в переодевание и нацепляли на себя бижутерию из шкатулки. Вот и сейчас Билли торжественно встал и, глядя в зеркало над камином, обмотал шею пластмассовыми бусами под жемчуг и состроил жеманную гримасу. «Ох, нет, нет! – замахала бы руками Луиза. – В этом ты похож на Флосси Дэвис. Жемчуг не твоя история, дорогой, попробуй лучше перья».
Перейдя на диван, Личфилд начал бережно выкладывать бижутерию на кофейный столик. Возраст некоторых украшений приближался к девяноста годам, они буквально рассыпались в руках. Билли решил обернуть каждую безделушку тонкой упаковочной бумагой и пленкой для сохранности. Он взял опустевшую шкатулку, собираясь поставить ее на бюро. Отсюда он будет любоваться ею перед сном и сразу после пробуждения и вспоминать о Луизе. Неожиданно крышка захлопнулась, пребольно ударив его по пальцам, и Билли резко наклонил ларец от себя, чтобы открыть крышку. Он никогда не видел шкатулку пустой и впервые заметил в задней стенке маленький замок. Неудивительно, что Луиза любила эту вещицу, – ей казалось романтичным иметь шкатулку с потайным отделением. Должно быть, самодельный ларец был настоящим кладом для умной четырнадцатилетней девушки с ярким воображением, которой в силу жизненных обстоятельств приходилось довольствоваться детскими сказками.
Это была простая защелка из бронзы – язычок удерживался крошечной шишечкой. Билли открыл замок и, зацепив за край пилкой для ногтей, отодвинул деревянную дверцу. В потайном отделении действительно лежал бархатный серый кисет, стянутый черным шнурком. Билли успокаивал и уговаривал себя, стараясь не слишком обольщаться. Зная Луизу, можно было предположить, что в свертке окажется заячья лапка.
Он ослабил шнурок и заглянул внутрь.
Увиденное вызвало в нем острое желание резко дернуть шнурок и притвориться, что ничего не произошло. Однако любопытство пересилило, и Личфилд медленно развязал кисет. Блеснуло старинное золото, сверкнули крупные, плохо отшлифованные изумруды и рубины, а в середине радужно заиграл огнями огромный бриллиант грубой огранки. Сокровище как раз умещалось на ладони. Билли вспотел от волнения, к которому вскоре добавились страх и замешательство. Он подошел к окну, чтобы получше рассмотреть находку, уже не сомневаясь, что держит в руках крест Марии Кровавой.
Акт второй
Глава 8
Инид Мерль любила повторять, что не умеет подолгу сердиться, однако теперь в этом правиле появилось исключение. Встречая в холле Минди Гуч, Инид демонстративно отворачивалась и смотрела в другую сторону, словно проходя мимо пустого места. В курсе новостей Инид держал швейцар Роберто, который знал все обо всех в доме. Именно он сообщил Инид, что Минди купила собаку, карликового коккер-спаниеля, и что Райсам потребовалось разрешение домового комитета на установку внутристенных кондиционеров – просьба, в которой Минди планировала отказать. И почему, удивлялась Инид, нынешняя молодежь первым делом кидается повсюду устанавливать кондиционеры?
До примирения с Минди было далеко, но неприязнь к новым жильцам испарилась, как лужица в августовскую жару, в основном потому, что Инид заинтриговала обладательница огненных волос Аннализа Райс. Несколько раз в день Инид наблюдала за тем, как новая соседка выходит на террасу в испачканной футболке и шортах передохнуть от распаковывания коробок с вещами, опирается на перила в надежде ощутить освежающий ветерок, на секунду распускает «конский хвост» и тут же снова собирает волосы на макушке. Во вторник, самый жаркий день того лета, Инид передала через Роберто записку «для миссис Райс».
Всегда готовый помочь, Роберто лично доставил конверт к двери триплекса и с плохо скрываемым любопытством попытался заглянуть внутрь через плечо хозяйки. Без мебели и ковров квартира казалась огромной и гулкой, как дворец, хотя Роберто удалось увидеть только холл и часть столовой. Аннализа поблагодарила Роберто, решительно закрыла дверь и распечатала конверт. Внутри оказалась голубая визитная карточка с лаконичным золотым тиснением «Инид Мерль», а внизу была приписка: «Пожалуйста, заходите ко мне на чай. Я дома с трех до пяти».
Аннализа тут же кинулась наводить красоту. Она тщательно подпилила ногти, вымылась со скрабом и надела бежевые брюки и белую рубашку, завязав полы на талии. Взглянув в зеркало, она осталась довольна своим видом – непринужденно, но элегантно.
Квартира Инид оказалась не такой, как представляла себе Аннализа. Она ожидала увидеть обитую цветастым ситцем мебель и тяжелые портьеры, как у Луизы Хотон, а попала в музей шика семидесятых, с белым пушистым ковром в гостиной и подлинником Уорхола над камином.
– У вас очень красиво, – похвалила Аннализа, поздоровавшись с Инид за руку.
– Спасибо, милая. Будете «Эрл Грей»?
– О, мне можно любой.
В ожидании хозяйки Аннализа присела на белый кожаный диван. Через несколько минут Инид вышла из кухни с подносом из папье-маше, который поставила на кофейный столик.
– Я очень рада наконец-то с вами познакомиться, – сказала она. – Обычно я первой знакомилась с новыми жильцами, но, к сожалению, в данном случае это оказалось невозможным.
Аннализа положила в чай ложку сахара.
– Все произошло так быстро, – улыбнулась она.
Инид махнула рукой:
– Вы тут ни при чем, это Минди Гуч спешила как на пожар. Впрочем, ее поспешность обернулась благом: здесь никому не нужна вереница потенциальных покупателей – это добавляет работы швейцарам и беспокоит жильцов. Но ваш случай – исключение. Обычно мы рассматриваем заявления основательно, не торопясь. Одному джентльмену пришлось ждать целый год.
Аннализа сидела с натянутой улыбкой, не зная, как реагировать. Она знала, кто такая Инид Мерль, но, учитывая ядовитые намеки на неправомерное проникновение четы Райс в славные ряды жильцов дома номер один по Пятой авеню, еще предстояло выяснить, друг перед ней или враг.
– Это был так называемый специалист по оплодотворению, – продолжала Инид, – и мы правильно сделали, что не поторопились. Выяснилось, что он оплодотворял пациенток своей собственной спермой. Я твердила Минди Гуч, что в нем есть что-то отталкивающее, хотя и не могла объяснить, что конкретно. Минди, бедняжка, лишена интуиции, не дано ей. Она тогда сама пыталась забеременеть и думала только об этом. А когда разразился скандал, ей пришлось признать, что я была права с самого начала.
– Минди Гуч показалась мне довольно приятной особой, – осторожно начала Аннализа, улучив момент наконец-то поговорить о Минди. Пол чуть ли не каждый день заводил разговор о парковке на Вашингтон-Мьюс, и Аннализа решила изыскать способ сделать мужу этот подарок. Ей казалось, данный вопрос может решить Минди Гуч.
– Она умеет быть приятной, – согласилась Инид, отпивая чай. – А иногда упирается как осел, она вообще твердолобая. К сожалению, ослиное упрямство не всегда приводит к желанной цели... – Инид подалась вперед и сказала, понизив голос: – Ей не хватает навыков работы с людьми.
– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, – отозвалась Аннализа.
– С вами она поначалу будет покладистой, – заметила Инид. – Она всегда мила и любезна, пока не получит то, что хочет.
– А что она хочет? – поинтересовалась Аннализа.
Инид вдруг рассмеялась удивительно молодым смехом.
– Хороший вопрос, – сказала она. – Во-первых, ей хочется власти. А чего еще ей хочется, она и сама не знает. В этом-то и проблема с Минди – она никак не поймет, что ей нужно. Невозможно предугадать, на чем с ней поцапаешься. – Инид налила еще чаю. – Ее супруг, Джеймс Гуч, наоборот, мягкий, как тесто. Зато у них замечательный сынишка, Сэм. Компьютерный гений – впрочем, как многие дети. От повального увлечения компьютерами как-то даже не по себе становится, вы не находите?
– Моего мужа тоже можно назвать компьютерным гением, – пожала плечами Аннализа.
– Ну конечно, – кивнула Инид. – Он же работает в сфере финансов, а там все на компьютерах.
– Вообще-то он математик.
– Ах эти цифры, – подхватила Инид. – От них у меня глаза закрываются. Правда, я всего лишь глупая старуха, мало что помню из школьной премудрости. В мое время девочек не особо учили математике – так, сложение и вычитание, чтобы можно было отсчитать сдачу. А ваш муж, стало быть, преуспевает. Я слышала, он работает в хеджевом фонде?
– Да, его недавно сделали партнером, – согласилась Аннализа. – Только не спрашивайте меня, чем он занимается. Все, что я знаю, – его работа связана с алгоритмами и рынком акций.
Инид встала.
– Думаю, нам пора перестать притворяться, – заявила она.
– Что, простите? – переспросила Аннализа.
– Сейчас четыре часа пополудни. Я весь день работала, а вы распаковывали вещи. На улице тридцать пять градусов. Нам не чай нужен, а хороший джин с тоником.
Через несколько минут Инид уже рассказывала Аннализе о бывшей владелице пентхауса.
– Мужа Луиза не любила, – говорила она. – Рэндольф Хотон был негодяй. Но именно из-за этого брака они сюда и переехали. Луиза справедливо рассудила, что дважды разведенная женщина не будет принята в Верхнем Ист-Сайде, и убедила Рэндольфа перебраться на Пятую авеню. Это сочли очень богемным и оригинальным и сразу забыли, что Рэндольф – ее третий муж.
– А почему его считали негодяем? – вежливо поинтересовалась Аннализа.
– О, по самым классическим причинам, – улыбнулась Инид и допила коктейль. – Он пил и изменял. Конечно, и с такими мужьями всю жизнь живут, но Рэндольф был невыносим – грубый, высокомерный, не удивлюсь, если он давал волю рукам. Между ними случались ужасные ссоры. Мне кажется, он ее избивал. Точно не знаю – их слуги как в рот воды набрали...
– Отчего же она с ним не развелась?
– Не пришлось. Луизе повезло – Рэндольф умер.
– Понятно.
– В то время лекарств было куда меньше, чем сейчас, – продолжала Инид. – Он умер от сепсиса. Поехал в Южную Африку, чтобы влезть в бизнес по добыче алмазов, и, верите ли, порезал палец. По дороге в Штаты в порез попала инфекция. Домой его привезли еще живым, но через несколько дней здесь были похороны.
– Разве можно умереть от царапины на пальце?
Инид улыбнулась:
– Стафилококк смертельно опасен. У нас в доме когда-то была вспышка стафилококковой инфекции – много лет назад, от чьей-то ручной черепашки. Водные твари не должны содержаться в многоквартирных домах... В общем, Луиза получила роскошную квартиру и все деньги Рэндольфа и остаток жизни прожила свободной от брачных уз. В те времена брак считался для женщин чем-то вроде испытания. Если нашей сестре выпадало жить независимо, без матримониальных осложнений, это считалось подлинным благословением.
Вечером Аннализа купила бутылку вина и пиццу и устроила мужу пир на одноразовых тарелках.
– У меня был невероятно насыщенный день, – оживленно говорила она, сидя по-турецки в столовой на недавно покрытом новым лаком паркетном полу. В лучах заходящего солнца деревянные плашки отсвечивали глубоким алым цветом, словно тлеющие в камине угли. – Я познакомилась с Инид Мерль – она пригласила меня на чай.
– Она что-нибудь знает о парковке?
– Мы до этого дойдем, а пока давай по порядку. – Аннализа взяла кусок пиццы. – Сперва мы пили чай, потом джин с тоником. Оказывается, между Инид и Минди Гуч давно пробежала черная кошка. По словам Инид, чете Гуч удалось сюда пробраться только благодаря кризису на рынке недвижимости в начале девяностых. Тогда домовый комитет принял решение продать шесть маленьких комнат на первом этаже, где раньше располагались гардероб, комнаты для прислуги и чулан для хранения багажа – ведь это бывшая гостиница. Так вот, если бы не чужие чемоданы, даже духу семьи Гуч здесь бы не было, – сказала Аннализа, подражая голосу Инид Мерль. – Жаль, ты ее не видел, – очень интересная женщина.
– Кто? – спросил Пол.
– Инид Мерль! Пол, ты хоть пять минут меня внимательно послушай!
Пол покорно оторвался от пиццы и заметил:
– Все они интересные, а потом начинают вставлять нам палки в колеса.
– Зачем ей нам мешать?
– А зачем другим лезть в наши дела? Внизу меня подстерегла Минди Гуч и заявила, что мы не имеем права устанавливать внутристенные кондиционеры.
– Не имеем права? Чепуха, – усмехнулась Аннализа. – Но она хотя бы разговаривала вежливо?
– Что значит – вежливо?
Аннализа собрала грязные тарелки.
– Ты с ней не ссорься. Инид предупреждала, что с ней бывает трудно. Но достучаться до нее можно через сына, Сэма. Он компьютерный дока – налаживает компьютеры всему дому. Напишу-ка я ему е-мейл...
– Нет, – отрезал Пол. – Я не позволю какому-то мальчишке шарить в моем компьютере. Ты хоть знаешь, что у меня хранится на жестком диске? Финансовая информация ценой в миллиарды долларов! Это все равно что рисковать судьбой маленькой страны!
Аннализа обернулась и, нагнувшись, поцеловала мужа в лоб.
– Как же мальчишки любят играть в шпионов, – усмехнулась она. – Но я говорила не о твоем компьютере, милый, а о своем.
С этими словами она ушла в кухню. Пол чуть повысил голос:
– А нельзя решить проблему старым дедовским способом? Неужели в этом здании некому сунуть?
– Нет, Пол, – твердо сказала Аннализа. – Этого мы делать не станем. Мы не вправе ожидать особого отношения. Давай последуем совету Инид. Мы здесь новички и должны уважать сложившиеся правила.
На первом этаже, в маленькой душной кухоньке Минди Гуч резала овощи.
– Пол Райс послал меня в задницу, – пожаловалась она мужу.
– Вот прямо так и сказал – «Иди в задницу»? – поразился Джеймс.
– Нет, но надо было видеть его мину, когда я отказала ему в разрешении на установку внутристенных кондиционеров. Весь его вид безмолвно говорил: «Пошла ты в задницу!»
– Минди, у тебя развивается паранойя, – вздохнул Джеймс.
– Ничего подобного! – обиделась Минди. Скиппи, новый обитатель квартиры, поднялся на задние лапки, передними теребя хозяйкину ногу. Минди дала ему ломтик моркови.
– Нельзя давать собаке еду с нашего стола, – сделал замечание Джеймс.
– Морковь полезна, от нее никто не заболеет. – Минди подхватила щенка и нежно прижала к груди.
– Ты сама настояла на продаже триплекса Райсам, – напомнил Джеймс. – Вся ответственность за последствия ложится на тебя.
– Не смеши людей, – резко сказала Минди, отнесла собачку к двери и выставила на бетонную плиту их символического внутреннего дворика. Скиппи обнюхал края плиты, присел, раскорячась, и помочился. – Моя лапочка! – умиленно воскликнула Минди. – Джеймс, ты видел? Всего три дня у нас прожил – и уже не гадит в доме, умница моя!
– Кстати, ты полностью несешь ответственность и за Скиппи. Я не могу тратить время на прогулки с собакой, когда вот-вот выйдет моя книга. – Джеймс еще не определился в своем отношении к щенку. Его родители считали, что только в деревне держат животных в доме.
– Слушай, Джеймс, а можно, у меня будет что-нибудь свое? – вспылила Минди. – Пусть даже совсем маленькое? И чтобы ты не лез с критикой?
– Да пожалуйста, – махнул рукой мистер Гуч.
Щенок стрелой кинулся из кухни в гостиную. Джеймс пошел за ним.
– Скиппи! – строго прикрикнул он. – Ко мне!
Щенок не обратил на него внимания и прошмыгнул в комнату Сэма, где с разбегу прыгнул на кровать.
– Скиппи решил тебя проведать, – сказал Джеймс.
– Привет, Скипстер, чувак, – рассеянно сказал Сэм, не отрываясь от монитора. – Посмотри-ка, – обратился он к отцу.
– Что там? – спросил Джеймс.
– Только что пришел е-мейл от Аннализы Райс, жены Пола Райса, с которым мать сегодня поцапалась.
– Они не поцапались, – поправил сына Джеймс. – Они просто поспорили. – На этом Гуч ушел в свой тесный кабинет и закрыл дверь. В узкое высокое оконце был встроен кондиционер, издававший гнусавый звук, как ребенок с заложенным носом. Джеймс взял стул и сел под тепловатый воздушный поток, желая остыть.
«Тинк-тинк-тинк», – раздавалось наверху. В восемь утра Инид Мерль вышла на террасу посмотреть, что происходит; от увиденной картины у нее сразу же испортилось настроение. Снаружи возводили леса – Райсы начали ремонт. К вечеру все будет готово, но это лишь подготовка. Когда начнутся внутренние работы, какофония дрелей, шлифовальной машинки и молотков будет длиться неделями. Ничего не поделаешь, у Райсов есть право ремонтировать квартиру. До сих пор они неукоснительно соблюдали правила дома, в частности разослали уведомления другим жильцам, сообщая о начале работ и примерной продолжительности ремонта. В квартире планировалось заменить трубы и протянуть новую проводку для стиральной машины, сушки, кухонной техники ресторанного уровня и, согласно всезнающему Роберто, «компьютерного оборудования высокой мощности». Минди выиграла первый раунд борьбы с кондиционерами, но Райсы сдаваться не собирались. Сэм похвастался, что Аннализа наняла его для создания веб-сайта фонда Царь Давид, оплачивающего уроки музыки и рисования для детей из неимущих семей. Инид была знакома с благотворительной деятельностью Сэнди и Конни Брюэр. В прошлом году на праздничном вечере им, по слухам, удалось собрать двадцать миллионов долларов на специально устроенном аукционе: владельцы и совладельцы хеджевых фондов из кожи вон лезли, чтобы перекупить друг у друга лоты вроде живого концерта Эрика Клэптона. Значит, Аннализа прокладывает себе путь в новое общество, подумала Инид. Осень будет хлопотной и шумной.
В соседней квартире стук молотков разбудил Филиппа и Лолу.
– Что это за грохот? – капризно пожаловалась Лола, зажимая уши. – Если он не прекратится, я на стенку полезу!
Филипп повернулся к ней, думая, как мало это похоже на первые пробуждения рядом с новой любовью, когда ты не в силах поверить своему счастью.
– Сейчас ты перестанешь его замечать, – пообещал он, начиная ласкать ее соски. Груди у Лолы были твердыми из-за имплантатов, которые она получила в подарок от любящих родителей на восемнадцатилетие – традиция, грозящая превратиться в обязательный ритуал прощания с детством. По этому поводу устроили грандиозную вечеринку у бассейна, Лола гордо выставила новую грудь на обозрение одноклассникам.
Но сейчас Лола оттолкнула руку Филиппа.
– Я не могу сосредоточиться, – сухо сказала она. – Эти гады прямо по голове барабанят!
Филипп поморщился. Они были любовниками всего лишь месяц, но Окленд начал уставать от преувеличенного внимания Лолы ко всякого рода недомоганиям, как реальным, так и воображаемым. У нее часто «раскалывалась голова», или она «падала от усталости», или отчего-то «ныл большой палец руки». «Меньше эсэмэс надо набирать», – сказал тогда Филипп. Лекарство от всех ее хворей было универсальным – отдых или просмотр телевизора, причем желательно в его квартире, на что Филипп совсем не возражал – подобное лечение обычно заканчивалось сексом.
– Похоже, у тебя похмелье, малышка, – сказал Окленд, целуя Лолу в лоб. Он выбрался из постели и пошел в ванную. – Хочешь аспирина?
– А посильнее ничего нет? Викодина?
– Нет, – ответил Филипп, в который раз поразившись заморочкам молодого поколения. Лола была ребенком фармакологии, привыкшим к изобилию лекарств от всего, что могло болеть. – Разве у тебя ничего нет с собой? – Он уже знал, что Лола не выходит из дома без пачки таблеток, в которой, в частности, есть ксанакс, амбиен и риталин. «“Долина кукол”, новая серия», – как-то укоризненно сказал он. «Чепуха, – отрезала тогда Лола, – эти лекарства даже детям выписывают. А в „Долине кукол“ женщины были наркоманками?» Она передернула плечами, словно от ужаса. Теперь же она сказала:
– А, надо посмотреть. – И переползла на другую сторону кровати, соблазнительно свесившись с края и водя рукой в поисках сумки из змеиной кожи. Подтащив ее к себе, она начала рыться в обширных сумкиных недрах.
Вид юного обнаженного тела, покрытого бронзовым загаром (из баллончика) и прелестно сложенного (Лола скрыла, что делала еще и липосакцию на животе и бедрах), наполнял Окленда экстазом. С появлением Лолы к нему вернулась удача. Киностудия с восторгом приняла новый вариант «Подружек невесты» – начало съемок назначили на январь, а агент достал для него заказ на сценарий исторического фильма о малоизвестных страницах биографии Марии Кровавой, с гонораром в миллион долларов.
– Ну, поперло тебе, бэби, – восхитился агент, сообщив новость. – Чую, дело пахнет «Оскаром».
Этот разговор состоялся накануне: на радостях Филипп повел Лолу в «Уэверли инн». В тот вечер в ресторане яблоку негде было упасть – за столиками сидели знаменитости, в одиночестве или с друзьями. К их столу тут же начали подсаживаться жизнерадостные гламурные персонажи; те, кому не хватило места, смотрели на них с завистью. Лола представлялась как референтка Филиппа Окленда – обладательница неоценимых достоинств, добавлял тот. Филипп называл Лолу своей музой и, у всех на виду, брал ее за руку и подолгу задерживал в своей. Они пили красное вино бутылку за бутылкой и наконец, спотыкаясь, добрели до дома в два часа туманной, душной ночи; в рассеянном, смягченном свете фонарей Виллидж казался картиной эпохи Ренессанса.
– Вставай, соня, – сказал Филипп, подходя к кровати с двумя таблетками аспирина.
Лола, лежа в позе эмбриона, из-под простыни протянула руку за таблеткой.
– Можно мне сегодня полежать? – попросила она, нежно смотря на Филиппа. – У меня так болит голова...
– Нет, работа ждать не будет. Мне нужно писать, а тебе – идти в библиотеку.
– Неужели ты не можешь взять выходной? Нельзя же сразу садиться за сценарий! Тебе полагаются две недели отпуска, я точно знаю, – капризничала Лола, садясь в постели. – Пробежимся по магазинам, сходим в Barneys на Мэдисон-авеню...
– Ну уж нет, – весело сказал Окленд. Мелкие изменения в «Подружек невесты» придется вносить до самого начала съемок, и черновик сценария о Марии Кровавой нужно представить к декабрю. Исторические фильмы о королевских особах – последний писк моды, и руководство киностудии хочет приступить к съемкам как можно быстрее. – Мне необходима информация, – продолжал он, игриво потянув Лолу за палец ноги.
– Я закажу книги на Amazon.com и останусь с тобой на весь день.
– Тогда я точно ничего не сделаю, поэтому это не обсуждается. – Филипп натянул джинсы и футболку. – Схожу за бубликами. Тебе что-нибудь принести?
– Да, возьми мне минеральную воду «Вита» с зеленым чаем и яблоком. Только не перепутай, я терпеть не могу с манго, в нем масса калорий. И купи мне мороженое «Сникерс», я есть хочу.
Филипп только покачал головой – завтракать сладким батончиком!
На тротуаре он чуть не столкнулся с Шиффер Даймонд, которой как раз помогали выйти из белого грузового фургона.
– Привет! – воскликнул он.
– Ты в хорошем настроении, – отметила Шиффер, целуя его в щеку.
– Взял вчера заказ на сценарий о Марии Кровавой. Играть будешь ты.
– Ты видишь меня в роли коктейля?
– Да не коктейля, королевы! Старшей дочери Генриха Восьмого. Соглашайся, – настаивал Филипп. – Будешь рубить всем головы.
– А в конце голову отрубят мне? Нет уж, спасибо, – сказала Шиффер, направляясь ко входу. – И так всю ночь снималась на Мэдисон-авеню в чертовой церкви без кондиционера, так что сыта католиками по горло.
– Я серьезно! – Филипп вдруг сообразил, что Шиффер идеально подходит на роль королевы. – Обещай хотя бы подумать! Лично принесу тебе готовый сценарий на подносе с бутылкой Cristal и банкой черной икры!
– Только не Cristal, юноша. Принесешь двухлитровую Grande Dame, тогда подумаю, – бросила Шиффер через плечо, не замедляя шага. «Вечно она уходит от меня», – подумал Филипп. Хватаясь за соломинку, он спросил, какие у нее планы.
– Спать, – блаженно протянула она. – У меня съемка в шесть вечера.
– Ну, тогда до скорого, – сказал Филипп и пошел по своим делам. Вот поэтому у них с Шиффер ничего и не сложилось: ей вечно было не до него. Было и будет. В этом Лола выгодно отличалась от Шиффер Даймонд – она всегда была под рукой.
Наверху, в квартире Окленда, Лола с трудом встала с постели и прошлепала на кухню. У нее мелькнула мысль удивить Филиппа горячим кофе, но когда она увидела пакет с кофейными зернами рядом с маленькой кофемолкой, то раздумала – слишком много хлопот. Зайдя в ванную, она тщательно почистила зубы и улыбнулась, проверяя белизну улыбки. Вспомнив о предстоящем походе в библиотеку на Сорок второй улице по жаре, Лола ощутила раздражение: обязанности референтки ей уже изрядно надоели. Зачем ей теперь вообще работать? «Обязательно уволюсь, – решила Лола, – как только мы поженимся». Пока она не помолвлена, Битель не разрешит дочери болтаться в Нью-Йорке без работы – что подумают люди? Плывя в прихотливом потоке своих безалаберных мыслей, Лола сообразила – без этой должности она не познакомилась бы с Филиппом и не стала бы его музой. Роль музы известного писателя казалась ей очень романтичной: творческие люди обычно влюбляются в своих вдохновительниц, женятся на них и обзаводятся прелестными детьми.
Обладая безошибочным инстинктом в отношении социального статуса и круга общения, Лола уже поняла, что в мире Филиппа должности штатной музы недостаточно. Одно дело – общаться со знаменитостями, совсем другое – стать среди них своей. Ей вспомнилась вчерашняя стычка с известным актером, подсевшим вчера к их столику. Пик его известности пришелся на время, когда Лола еще не родилась. Конечно же, она не знала, как его зовут и в каких фильмах он играл, но присутствующие относились к нему с огромным пиететом, ловя каждое слово, словно перед ними сидел сам Иисус, так что Лола решила не выделяться. Волею случая актер сидел рядом с ней, и когда он закончил длинный монолог о невыразимой красоте фильмов семидесятых, Лола прощебетала:
– А вы давно живете в Нью-Йорке?
Он очень медленно повернул голову и уставился на Лолу. Лола даже задалась вопросом, не хотел ли он запугать ее. Она и глазом не моргнула. Если актер думал усмирить взглядом Лолу Фэбрикан, пусть на ходу меняет планы.
– Ты кто? – спросил он, передразнив ее интонацию. – Только не ври, что актриса.
– Я референт Филиппа Окленда, – ответила она резким тоном, обычно заставлявшим стушеваться назойливых незнакомцев. Но актер перевел взгляд на Филиппа, снова на Лолу и ухмыльнулся.
– Референт? – фыркнул он. – Ой, забыл представиться: Санта-Клаус!
Оглушительный взрыв смеха за столом привлек всеобщее внимание. Понимая, что сейчас не время для демонстрации оскорбленной гордости, Лола игриво засмеялась вместе со всеми, но про себя решила – это слишком, она не привыкла к такому обращению. В этот раз она не станет устраивать скандал и ставить нахала на место, но только в этот. Она твердо решила прибрать Филиппа к рукам, но дело требовало тщательной подготовки. Жаловаться мужчине на его друзей – гиблое дело. Это может задеть его чувства, и девушка будет вызывать у него негативные эмоции.
Значит, подумала она, нужно придумать какое-нибудь средство, чтобы тебя воспринимали всерьез. Мужчина не женится на девушке с репутацией дурочки; если вдуматься, библиотека не так уж плоха.
Однако, когда Филипп вернулся, он увидел, что Лола снова улеглась в постель и притворяется крепко спящей. Он прошел в кабинет и быстро набрал пять страниц сценария. Из комнаты доносилось негромкое похрапывание. Она такая естественная, умилился он. Перечитав готовые страницы, которые оказались превосходными, он решил, что Лола – его талисман.
