Текст книги "Пятая авеню, дом один"

Автор книги: Кэндес Бушнелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Мам, это как-то неудобно.

– Нет ничего неудобного в том, чтобы поблагодарить хозяев в письменной форме.

– Ну, мне неловко.

– Почему?

– Потому что больше никто не пишет письма с благодарностями.

– Остальные не так хорошо воспитаны, как ты, Сэм. Вот подожди, однажды кто-нибудь вспомнит тебя как мальчика, не поленившегося поблагодарить за гостеприимство, и даст тебе работу.

– Я не собираюсь быть у кого-то на побегушках.

Тут мать всегда обнимала его и сюсюкала:

– Ты у меня такой умница, Сэмми! Когда-нибудь ты будешь править миром!

Сэмми действительно подавал большие надежды и уже стал крутым компьютерщиком, чем заслужил глубокое уважение родителей и других жителей Земли, появившихся на свет до 1985 года.

– Сэм разбирался в Интернете, когда еще говорить не умел! – хвасталась Минди.

Поступив в шесть лет в одну из самых престижных нью-йоркских школ – бонус, обеспеченный твердой и нередко бесцеремонной материнской решимостью направить сына на верный путь (про таких, как Минди Гуч, говорят: «Легче убить, чем отказать»), Сэм понял, что ему придется самому заботиться о карманных деньгах, чтобы выжить и соответствовать своему новому, искусственно завышенному статусу, и в десять лет открыл собственный компьютерный бизнес – в доме, где жил.

Дело Сэм поставил жестко, но справедливо. С жильцов вроде Филиппа Окленда, солидных врачей, юристов и менеджера рок-группы он брал по сто долларов в час, а швейцарам и носильщикам помогал бесплатно, как бы извиняясь за свою мать. Швейцары недолюбливали тех, кто скупился на чаевые в Рождество, а уж Минди была настоящей миссис Скрудж. Когда перед праздником она отрывала от сердца двадцати– и пятидесятидолларовые банкноты, уголки ее губ опускались, придавая лицу несчастное выражение. Она проверяла и перепроверяла конверты с двадцатью пятью долларами по списку швейцаров и носильщиков и, если выясняла, что ошиблась и сняла в банкомате лишнюю двадцатку или полтинник, прилюдно выхватывала банкноту из конверта и прятала в бумажник. Усилия Сэма не пропали даром: в доме его любили, и к Минди тоже начали относиться сносно, сойдясь во мнении, что она не так плоха, как кажется.

– В конце концов, у нее прекрасный сын, а это многое говорит о женщине, – твердили швейцары.

Сейчас Сэму предстояло выступить в роли буфера между Минди и Инид Мерль.

В холле он увидел девушку – она стояла у лифтов, уткнувшись в свой айфон. Сэм знал всех жильцов и разглядывал незнакомку, соображая, кто это может быть, к кому и зачем она пришла. Девушка, одетая в зеленый топ на бретельках, темные джинсы и босоножки на шпильках, отличалась своеобразной красотой. В его школе были красивые девочки, и на улицах Манхэттена Сэм тоже встречал моделей, актрис и просто хорошеньких студенток, но эта девушка с чувственными, почти до неприличия, губами, словно готовыми к поцелую, выделялась из общей массы. Дорого и модно одетая, незнакомка выглядела, пожалуй, даже слишком лощеной. Взглянув на Сэма, она сразу опустила глаза.

Это была Лола Фэбрикан, явившаяся на собеседование к Филиппу Окленду. Сэму довелось наблюдать редкое явление – присмиревшую Лолу. Дорога по Пятой авеню к дому номер один уязвила мисс Фэбрикан до глубины души. Обладая скальпельно острым чувством статуса, она с одного взгляда улавливала как очевидные, так и тончайшие различия между домами, продуктами и провайдерами услуг и не могла не заметить вопиющий контраст между Пятой авеню и своей Одиннадцатой улицей. От прежнего ощущения привилегированности и собственной крутизны не осталось и следа. Пятая авеню гораздо лучше Одиннадцатой улицы. Ну почему она живет не здесь? Приблизившись к благородно-серой величественной громаде дома номер один с двумя парадными входами, обшитым настоящим деревом холлом (как в мужском клубе) и тремя швейцарами в форме и белых перчатках (словно форейторы из сказки), Лола вновь подумала с обидой: «Ну почему я живу не в этом доме?»

Стоя у лифта, она твердо решила придумать способ перебраться сюда. Она заслуживает этого, как никто другой!

Слева Лола вдруг заметила мальчишку, разглядывающего ее во все глаза. Неужели в этом доме и дети есть? Отчего-то Нью-Йорк казался ей местом, где живут только взрослые.

Мальчик вошел в лифт вместе с ней. Нажав на кнопку тринадцатого этажа, он спросил:

– Вам какой?

– Тринадцатый, – ответила она.

Сэм кивнул. Значит, девица едет к Филиппу Окленду. Так он и думал. Его мать всегда говорила, что Окленду удача сама плывет в руки и что в жизни нет справедливости.

Незадолго до того как Лола пришла на собеседование, Филиппу позвонил его агент:

– Ох, ну что за люди... – начал он.

– В чем дело? – спросил Филипп. Несмотря на трудности со сценарием, накануне он все-таки добил «Подружек невесты».

– Никто не знает, какого черта им нужно, – сказал агент. – Звоню предупредить – сегодня на студии срочное совещание.

– Чтоб их черт побрал! – буркнул Филипп. – Это похоже на демонстрацию силы.

– Так и есть. Если бы в наши дни умели снимать хорошее кино, мы бы сейчас не вели этот разговор.

Агент нажал «отбой», и тут же позвонила помощница начальницы киностудии. Филиппу пришлось битых десять минут слушать музыку, ожидая, пока освободится ее величество бизнес-леди. У главы киностудии было два образования – бизнес и юриспруденция, которые, по идее, мало чем могли помочь в постижении законов творческого процесса, однако при нынешней расстановке сил ее дипломы автоматически приравнивались к Пулитцеровской премии за художественную прозу.

– Филипп, – начала начальница, не извинившись за то, что заставила себя ждать. – Последний вариант сценария сильно отличается от предыдущего.

– Это называется переработка, – просветил ее Филипп.

– Мы что-то потеряли в главной героине. Она перестала вызывать симпатию.

– Правда? – удивился он.

– Исчезла ее индивидуальность, – заявила начальница студии.

– Это потому, что вы настояли, чтобы я убрал все, придающее героине хоть какую-то индивидуальность, – пояснил Филипп.

– Мы должны думать о зрительской аудитории. Женщины очень субъективны в оценках и беспощадны к представительницам своего пола.

– Как жаль! – прицокнул языком Филипп. – Иначе они правили бы миром.

– Мне нужен новый вариант через две недели. Просто поправьте по тексту, Филипп, – сказала начальница и повесила трубку.

Филипп набрал номер своего агента.

– Слушай, а могу я отказаться от этого проекта? – спросил он.

– Лучше забудь о самомнении и сделай то, что просят. А там – хоть потоп.

Филипп повесил трубку, меланхолически размышляя о том, куда исчезла его былая смелость.

В этот момент зазвонил интерком.

– К вам мисс Лола Фэбрикан, – сообщил швейцар Фриц. – Пропустить?

Филипп мысленно чертыхнулся. За разборками с киностудией он совершенно забыл, что назначил встречу кандидатке, приславшей е-мейл с просьбой о собеседовании. Он просмотрел уже десять соискательниц, но все его разочаровали. Это собеседование наверняка обернется очередной потерей времени, но она уже пришла... Ладно, он уделит ей десять минут, чтобы не показаться грубияном.

– Пропустите, – сказал он швейцару.

Через несколько минут Лола паинькой сидела на диване Филиппа. Знаменитый сценарист был уже не так молод, как на фотографии с обложки ее зачитанного до дыр «Летнего утра», но и не стар – значительно моложе ее отца, который не носил вылинявшей черной футболки, кроссовок Adidas и не заправлял за уши пряди волос. Положив ноги на письменный стол, Филипп постукивал ручкой по стопке бумаг, то и дело поправляя волосы. Девушка, давшая Лоле электронный адрес, не обманула: Окленд действительно был еще хоть куда.

– Расскажите о себе, – попросил Филипп. – Я хочу знать все.

Он уже не спешил избавиться от мисс Фэбрикан, которая, к счастью, оказалась долгожданным утешением в конце на редкость паршивого дня, почти ответом на его молитвы.

– А вы видели мою страницу в Facebook? – спросила Лола.

– Не доводилось.

– Я пыталась вас найти, – сказала Лола, – но у вас нет контакта.

– А что, нужно завести?

Она озабоченно посмотрела на него, словно обеспокоенная его благополучием.

– Сейчас у каждого есть страница в Facebook. Как иначе с друзьями общаться? – Она проворно набрала что-то на айфоне и протянула его Филиппу: – Это я на Майами.

Филипп уставился на фотографию Лолы в бикини на маленькой яхте. Интересно, это намеренная или неосознанная попытка соблазнить его? Впрочем, разве это важно?

– А вот моя анкета, – сказала она, встав сзади и что-то нажимая через его плечо на маленьком экране. – Видите? Любимый цвет – желтый, любимое выражение – «По-моему или никак», медовый месяц мечтаю провести в круизе вокруг греческих островов на собственной яхте... – Лола откинула свесившиеся вперед длинные волосы. Одна прядь задела Филиппа Окленда по лицу. – Ой, извините, – хихикнула Лола.

– Очень интересно. – Он передал гостье айпод.

– Да, – подтвердила она. – Все мои подруги считают, что мне суждено высоко взлететь.

– Насколько высоко? – поинтересовался Филипп, исподтишка разглядывая ее гладкую, безупречную кожу. «Присутствие этой девицы превращает меня в идиота», – констатировал он мысленно.

– Не знаю, – пожала плечами Лола, думая, как не похож Филипп Окленд на всех, кого она знала. Он казался обычным человеком, но был лучше других, потому что знаменитость. Лола снова села на диван. – Я понимаю, что пора это знать, ведь мне уже двадцать два, но я не знаю.

– Вы еще ребенок, – улыбнулся Филипп. – У вас целая жизнь впереди.

Она скептически усмехнулась:

– Так многие говорят, но это неправда. В наши дни нужно все решать сразу, иначе ничего не успеешь.

– Да что вы? – проявил интерес Филипп.

– Да-да, – сказала она, кивая прелестной головкой. – Жизнь изменилась. Если ты чего-то хочешь, этого же хотят миллионы других людей. – Она замолчала, вытянула ногу в босоножке и наклонила голову, любуясь безукоризненным черным лаком на ногтях. – Но это меня не пугает. Я не боюсь конкуренции. Люблю побеждать и побеждаю всегда.

Филиппа, как говорится, захлестнула волна вдохновения: вот чего не хватает его героине из «Подружек невесты» – необузданной самоуверенности молодости!

– А что входит в обязанности референта? – спросила Лола. – Чем нужно заниматься? Мне хоть не придется носить грязную одежду в химчистку?

– Хуже, – усмехнулся Филипп. – Я буду просить вас подбирать для меня кое-какую информацию. Мне нужна помощница. Когда я на телефонной конференции, вы будете слушать по второй линии и делать записи. Когда я правлю рукопись, вы будете вносить в файл правку. Еще я попрошу вас читать каждый сценарий перед сдачей, искать опечатки и отслеживать последовательность событий. А иногда я буду использовать вас как звуковой экран.

– Это как? – удивилась Лола, склонив голову набок.

– Ну, например, – начал Филипп, – я работаю над сценарием под рабочим названием «Подружки невесты встречаются вновь», и мне интересно, на что пойдет двадцатидвухлетняя девушка ради замужества...

– Вы что, «Брайдзиллы»[11]11
  Bridezilla – невеста, одержимая свадебной лихорадкой (англ.). Слово сложилось из двух других: bride – невеста, Godzilla – Годзилла (англ.).


[Закрыть] не смотрите? – изумилась Лола.

– А что это?

– Боже мой! – вырвалось у Лолы, почуявшей возможность поговорить на свою любимую тему. – Это реалити-шоу о женщинах, которые так хотят замуж, что у них буквально едет крыша.

Филипп побарабанил ручкой по бумагам.

– Но почему? – спросил он. – Что их так сильно привлекает в замужестве?

– Сейчас все девушки хотят замуж, и чтобы свадьбу устроили как можно скорее.

– А мне казалось, они в первую очередь думают о карьере и к тридцати годам мечтают завоевать мир.

– Так это другое поколение, те, кто немного старше, – снисходительно пояснила Лола. – А все мои подруги мечтают выйти замуж и сразу нарожать детей. Они не хотят повторить судьбу своих матерей.

– Но что не так с их матерями?

– Они несчастливы, – сказала Лола. – Девушки моего возраста не хотят мириться с отсутствием счастья.

Филипп ощущал рабочий зуд в кончиках пальцев. Ему не терпелось сесть за компьютер. Он снял ноги со стола и встал.

– Мы закончили? – спросила Лола.

– Пока да, – кивнул он.

Она подхватила сумку из светло-серой змеиной кожи, настолько большую, что, по мнению Филиппа, на нее пошла кожа целого боа-констриктора, и спросила:

– Ну так что, вы меня берете?

– Давайте все обдумаем и поговорим завтра, – предложил Филипп.

Лола заметно расстроилась.

– Я вам не нравлюсь? – огорченно спросила она.

Филипп уже открывал дверь.

– Нравитесь, – сказал он. – Очень нравитесь. В этом-то и проблема.

Проводив Лолу, Окленд вышел на террасу. Окна его квартиры выходили на юг, открывая глазу рельефный облагороженный пейзаж в средневековом стиле всех оттенков серо-синего и терракотового. Прямо у дома начинался Вашингтон-сквер-парк – зеленый островок, наводненный крошечными людьми, спешившими по делам.

«Не смей этого делать, – предостерег он себя. – Не смей ее нанимать. Если примешь ее на работу, не удержишься и переспишь с ней, а это будет катастрофа».

Но Филипп наконец-то понял, каким будет его сценарий. Быстро собравшись, он ушел в маленькую библиотеку на Шестой авеню, чтобы поработать без помех.

* * *

Съемки закончились в семь вечера. По пути в город Шиффер Даймонд читала записи из блога Минди, присланные гримершей ей на блэкберри: «Я не достигла всего, о чем мечтала, и начинаю понимать, что скорее всего моим планам не суждено осуществиться... Видимо, значительно больше я боюсь того, что когда-нибудь придется отказаться от погони за счастьем».

Нет, человек не должен сдаваться, подумала Шиффер и вышла у своего дома с твердой решимостью подняться на тринадцатый этаж и позвонить в дверь Окленда. Она так и сделала, но его в квартире не оказалось. Когда Шиффер вернулась к себе, трезвонил телефон. Поднимая трубку, она надеялась, что это Филипп – ее нью-йоркский номер мало кто знал, но звонил Билли Личфилд.

– Птичка на хвосте принесла, что ты в городе, – проворчал он. – Почему мне не звонишь?

– Я хотела, но работаю с утра до вечера и...

– Если ты уже освободилась, приходи в «Да Сильвано». Вечер изумительный.

Вечер и вправду выдался прекрасный. «Действительно, почему я должна сидеть дома? – пожала плечами Шиффер. – Встречусь с Билли, а к Филиппу загляну позже. Может, он уже вернется».

Приехав в «Да Сильвано» первой, она заказала бокал вина. Шиффер очень любила Билли – впрочем, его все любили, – но она считала, что их связывают особые отношения. Билли был одним из первых ньюйоркцев, с кем она познакомилась.

Если бы не Билли, не было бы и Шиффер Даймонд.

В Колумбийском университете Шиффер изучала французскую литературу и фотодело и после второго курса поступила на летнюю стажировку к знаменитому фотографу, работавшему с моделями. Знакомство с Билли, в ту пору независимым редактором Vogue, состоялось в фотостудии сомнительного толка, размещавшейся в лофте. Шампанское и кокаин в те дни считались чуть ли не основными продуктами питания, а опоздавшая на три часа модель средь бела дня уединилась с фотографом в спальне, сделав погромче записи группы Talk Talk.

– Знаешь, а ведь ты красивее этой модели, – сказал Билли, когда они с Шиффер ждали, пока фотограф закончит съемку.

– Знаю, – пожала плечами Шиффер.

– А ты от скромности не умрешь.

– Почему я должна врать насчет своей внешности? Я ее не выбирала, такая родилась.

– Ты должна быть перед объективом, – сказал Билли.

– Я слишком стеснительная.

Тем не менее, когда Билли настоял, чтобы Шиффер встретилась с его приятелем, режиссером по кастингу, она преодолела стеснительность. На пробах она вела себя совершенно раскованно, и когда ей предложили роль, не отказалась. Шиффер играла испорченную богатую девчонку из пригорода и на экране была неотразимой красавицей. Затем она появилась на обложке Vogue, стала лицом новой косметической линии и порвала с бойфрендом, симпатичным парнем из Чикаго, собиравшимся на медицинский, подписала контракт с самым авторитетным агентом ICM[12]12
  ICM (International creative management) – одно из крупнейших американских литературных и актерских агентств.


[Закрыть] и по его настоянию переехала в Лос-Анджелес, сняв маленький домик неподалеку от бульвара Сансет. Именно тогда Шиффер получила культовую роль трагической инженю в фильме «Летнее утро».

И встретила Филиппа, напомнила она себе.

А теперь Билли Личфилд, ее милый старый Билли в полосатом костюме, спешил к ней между столиками. Шиффер встала, чтобы обнять его.

– Даже не верится, что ты приехала и решила остаться в Нью-Йорке, – говорил Билли, усаживаясь и жестом подзывая официанта. – Труженики Голливуда обещают поселиться в Нью-Йорке, но не выполняют обещаний.

– Я никогда не считала Голливуд своим домом, – возразила Шиффер. – Всегда знала, что живу и буду жить в Нью-Йорке. Только это помогло мне так долго выдержать в Лос-Анджелесе.

– Нью-Йорк изменился, – сказал Билли траурным тоном.

– Мне очень жаль бедную миссис Хотон, – сказала Шиффер. – Я знаю, вы дружили.

– Луиза была очень старой. Кажется, я смогу найти хороших покупателей – молодую пару – на ее квартиру.

– Прекрасно, – кивнула Шиффер, не желая, впрочем, углубляться в квартирный вопрос. – Билли, – начала она, подавшись вперед, – ты общаешься с Филиппом Оклендом?

– Вот это я и имел в виду, говоря, что Нью-Йорк изменился, – ответил Личфилд. – Сейчас я его практически не вижу. С Инид встречаюсь иногда на пати, а с Филиппом сто лет не пересекался. Говорят, у него сейчас не лучшие времена и полная неразбериха в личной жизни.

– Ну, это же Филипп Окленд, – усмехнулась Шиффер.

– Рано или поздно все налаживается. Даже Редмон Ричардли женился. – Билли смахнул пылинку с полосатых брюк. – Вот чего я не понимаю, так это почему вы расстались.

– Я тоже задаю себе этот вопрос.

– Тебе он был не нужен, – предположил Билли. – А мужчины вроде Филиппа такого не терпят. Ты талантливая актриса...

– Я никогда не отличалась особым талантом, – возразила Шиффер. – Пересмотрела недавно «Летнее утро» – ну и чушь!

– Ты сыграла изумительно, – сказал Билли.

– И не напоминай мне! – воскликнула Шиффер. – Знаешь, что Филипп Окленд однажды мне сказал? Что мне никогда не стать великой актрисой, поскольку я слишком толстокожая.

– Ну, это он завидовал, дураку ясно, – отозвался Билли.

– Неужели лауреат Пулитцеровской премии и «Оскара» может кому-то завидовать?

– Конечно. Зависть, ревность, самомнение – вот три слагаемых успеха. Я постоянно вижу эти качества в молодых людях, приезжающих покорять Нью-Йорк. В этом отношении город не меняется. – Билли отпил вина. – Тем хуже для Окленда, потому что он действительно талантлив.

– Мне даже как-то грустно стало, – усмехнулась Шиффер.

– Дорогая, – проникновенно произнес Билли, – не трать ты время, волнуясь за Филиппа Окленда. Через пять лет ему стукнет пятьдесят, и он пополнит ряды мышиных жеребчиков, которые клеят молоденьких девушек, причем чем дальше, тем девушки глупее и качеством пониже. А ты скорее всего получишь три «Эмми» и забудешь Окленда как сон.

– Но я люблю его.

Билли пожал плечами:

– Все мы любим Филиппа, но я бы не взялся его перевоспитывать.

По дороге домой из «Да Сильвано» Шиффер собиралась еще раз подняться к Окленду, но, помня разговор в ресторане, поняла, что это бесполезно. Кого она обманывает? Билли прав: Филипп уже не изменится. Решительно направившись к своей двери, Шиффер мысленно поздравила себя с тем, что в кои-то веки поступает разумно.

Глава 6

– Зачем идти на похороны женщины, с которой ты даже не была знакома? – допытывался в тот же вечер Пол Райс.

Они с Аннализой ужинали в знаменитом французском ресторане «Ла Гренуй», который Пол любил не за хорошую кухню, а за невероятную дороговизну (шестьдесят шесть долларов за камбалу) и близость к отелю: ему нравилось называть ресторан «столовкой».

– Миссис Хотон была необычной женщиной, – возразила Аннализа. – Она считалась самой известной светской львицей Нью-Йорка. Меня пригласил Билли Личфилд. Это совершенно эксклюзивная поминальная служба...

Пол читал карту вин.

– Напомни, кто такой Билли Личфилд?

– Друг Конни, – терпеливо повторила Аннализа, начиная уставать от разговора. – Помнишь, мы с ним на уик-энде познакомились?

– А, да, – вспомнил Пол. – Тот лысый голубой?

Аннализа улыбнулась неуклюжей остроте мужа.

– Мне кажется, тебе лучше воздержаться от подобных замечаний.

– А что, я не прав? Он же гомик!

– Тебя могут услышать и неправильно понять.

Пол оглядел ресторан.

– Кто меня услышит? – удивился он. – Здесь, кроме нас, никого!

– Билли говорит, он сможет помочь нам с покупкой квартиры миссис Хотон. Якобы это настоящее чудо – три уровня, открытая терраса вокруг каждого этажа, в одном из лучших в городе домов.

К столу подошел сомелье.

– Бордо, – коротко сказал Пол, отдал карту вин и продолжил: – Я все равно не понимаю – неужели нужно идти на похороны, чтобы купить квартиру? Разве в таких вопросах все решают не добрые старые наличные?

– В Нью-Йорке так дела не делаются, – сказала Аннализа, отщипывая кусочек хлеба. – Здесь все решает круг твоих знакомств. Вот почему я должна пойти и познакомиться с другими жильцами. Рано или поздно тебе тоже придется с ними знакомиться, и Боже тебя упаси назвать кого-нибудь гомиком.

– Сколько он берет? – спросил Пол.

– Кто?

– Этот твой Билли Личфилд.

– Не знаю.

– Ты пользуешься его услугами, не спросив цены?

– Он же не вещь, Пол, а человек. Я не хотела его оскорбить.

– Все эти личфилды вроде домашней прислуги, – отрезал Пол.

– Ну, деньги зарабатываешь ты, тебе с ним и говорить, – сказала Аннализа.

– Прислуга – это епархия жены, – отказался Пол.

– Мы что, разделили обязанности?

– Разделим, когда пойдут дети.

– Не дразни меня!

– Я не шучу.

Сомелье вновь подошел к столу и устроил целое представление, торжественно откупорив бутылку и налив вина в бокал Пола, который попробовал и одобрил. Потом он снова обратился к жене:

– Я всерьез подумываю о детях. По-моему, сейчас самый подходящий момент начинать.

Аннализа отпила вина.

– Вау, – сказала она. – Я не готова к таким переменам.

– Ты же хочешь детей?

– Хочу, просто не планировала рожать прямо сейчас.

– А почему нет? Денег хватает, ты не работаешь...

– Не исключено, что снова буду работать.

– В нашем кругу никто из жен не работает, – возразил Пол. – Это очень обременительно.

– И кто же так считает?

– Сэнди Брюэр.

– Козел твой Сэнди Брюэр, – констатировала Аннализа, отпив еще вина. – Не то что я не хочу детей, но ведь у нас даже квартиры пока нет!

– Это не проблема, – заверил Пол. – Если тебе приглянется триплекс этой миссис Хотон, значит, ты будешь там жить. – Взяв меню, глава семьи углубился в чтение, рассеянно похлопывая жену по руке.

– Ты сегодня не пойдешь на работу? – спросил Джеймс Гуч у своей супруги на следующее утро.

– Я уже говорила: иду на поминальную службу по миссис Хотон.

– У тебя же нет приглашения!

– А когда это меня останавливало?

Наверху Филипп Окленд постучал в дверь своей тетки. Инид открыла в черных слаксах и расшитой стеклярусом черной блузке.

– Вчера я видела Сэма Гуча, – сказала она, когда они спускались в лифте. – Он доложил, что к тебе пришла молодая леди.

Филипп засмеялся:

– Ну и что, если пришла?

– Кто она? – спросила Инид.

– Молодая леди, – комически серьезно ответил Филипп. – Я проводил с ней собеседование.

– О, Филипп, – вздохнула Инид, – тебе уже пора отказаться от подобных собеседований. В твоем возрасте к девушкам надо относиться рационально.

Двери лифта разъехались, и в холле они увидели Минди Гуч. Инид сразу забыла свои тревоги по поводу любовных авантюр племянника. Минди тоже была в трауре – не иначе нахалка собралась испортить поминальную церемонию. Инид решила вести себя так, словно ничего не замечает.

– Здравствуйте, Минди, – сказала она. – Печальный день, не правда ли?

– Ну, если вам хочется так считать... – отозвалась Минди.

– Не появились ли новые покупатели на квартиру? – ласково осведомилась Инид.

– Пока нет. Но я уверена, ждать недолго.

– Не забудьте о наших интересах, – сладко сказала Инид.

– Да разве вы позволите? – буркнула Минди и вышла на улицу первой, кипя от злости.

Поминальная служба должна была состояться в церкви Святого Амброзия на углу Бродвея и Одиннадцатой. Перед входом образовалась грандиозная пробка; какофонию разноголосых сигналов разрезала пронзительная полицейская сирена – стражи порядка безуспешно пытались восстановить движение.

Минди зажала уши руками.

– Молчать! – заорала она. Немного разрядившись таким образом, она сразу почувствовала себя лучше и ввинтилась в толпу перед церковью, проталкиваясь к входу. Она благополучно миновала полицейскую ленту, за которой жались вездесущие папарацци, но на лестнице ее остановил дюжий охранник:

– Ваше приглашение?

– Ой, дома забыла, – сказала Минди.

– Отойдите в сторону, пожалуйста, – велел охранник.

– Миссис Хотон была моей близкой подругой, мы жили в одном доме...

Охранник пропустил группу гостей с приглашениями. Минди попыталась пристроиться сзади, но он заметил ее маневр и преградил путь:

– Отойдите в сторону, мэм.

Пристыженная, Минди отступила вправо и в бессильной ярости смотрела, как мимо нее в церковь поднимаются Инид и Филипп Окленд. Инид заметила Минди и, подойдя к ней, коснулась ее руки:

– О, кстати, дорогая, я хотела вам сказать – Сэм очень помог мне вчера с компьютером. Спасибо Господу за такую молодежь. Мы, старики, не выжили бы без них в мире новых технологий, правда?

Не дав Минди ответить, Инид пошла дальше. Гнев Минди Гуч достиг точки кипения: мало того что ее оскорбили, намекнув на принадлежность к возрастной категории Инид, так еще и подчеркнуто жестоко не пригласили внутрь. Инид легко могла провести ее в церковь – никто не осмелился бы возразить. Пожалуй, с горечью подумала Минди, следует заключить с Инид мир.

Приближаясь к церкви по Одиннадцатой улице, Билли Личфилд увидел Минди Гуч, неловко топтавшуюся чуть в стороне от толпы у входа. Провидение, набожно подумал он, не иначе, знак от миссис Хотон, чтобы ее квартиру заняла Аннализа Райс. Билли надеялся представить свою протеже Инид Мерль и через нее ввести Аннализу в дом номер один, но председатель домового комитета – рыба покрупнее, пусть она и не столь гламурная. Подходя, Билли невольно пожалел Минди Гуч. Когда-то она была почти миловидной, но с годами ее черты заострились, а щеки запали, словно выеденные горечью. Придав лицу подобающее выражение, Билли взял Минди за руки и расцеловал в обе щеки.

– Здравствуйте, Минди, – сказал он.

– А, это вы, Билли...

– Собираетесь на церемонию?

– Думала засвидетельствовать свое уважение, – ответила Минди, отводя глаза.

– А-а... – кивнул Билли, сразу оценив положение. Он знал, что миссис Хотон ни под каким видом не пригласила бы Минди на свою поминальную службу. Хотя та и председательствовала в домовом комитете, миссис Хотон никогда не упоминала ее и скорее всего даже не знала о ее существовании – или не хотела знать. Но Минди, переполняемая неуместной и чрезмерной гордостью, попыталась лишний раз подчеркнуть свой статус. – Я ожидаю приятельницу, – сообщил он. – Может, вы захотите пойти с нами?

– Конечно, – с благодарностью ответила Минди. Что ни говорят о Билли Личфилде, а он все-таки джентльмен, растроганно подумала она.

Билли взял Минди под локоток.

– Вы тесно общались с миссис Хотон?

Минди выдержала его взгляд.

– Не очень. В основном я встречала ее в холле. А вы дружили, я знаю.

– Да, – сказал Билли. – Я навещал ее не меньше двух раз в месяц.

– Должно быть, вам ее не хватает.

– Да, – вздохнул Билли. – Луиза была замечательной женщиной... Но это всем известно. – Он сделал паузу, стараясь уловить настроение собеседницы, и решился сделать ход конем: – Как же теперь квартира? Интересно, что с ней будет?

Риск оправдался – Минди охотно перешла от миссис Хотон к триплексу.

– Хороший вопрос. – Минди подалась поближе к Личфилду и произнесла драматическим шепотом: – Нашлись у нас жильцы, желающие поделить триплекс на уровни.

Билли отступил назад как бы в ужасе.

– Это будет жалкая пародия, – возмутился он. – Нельзя делить такую квартиру, это же исторический объект!

– Так ведь и я об этом говорю! – воскликнула Минди, обрадовавшись, что нашла единомышленника.

Билли понизил голос:

– Возможно, я смогу вам помочь. Есть у меня на примете знакомые, они стали бы идеальными хозяевами этой квартиры.

– Вот как?

Билли кивнул:

– Прелестная молодая женщина из Вашингтона. Я говорю это только вам, дорогая, зная, что вы правильно поймете мои слова: она одна из нас.

Минди была польщена, но сделала все, чтобы он этого не заметил.

– А она может позволить себе жилье за двадцать миллионов?

– Ну, у нее есть муж, который работает в сфере финансов... Дорогая моя, – быстро продолжил Билли, – мы с вами понимаем необходимость поддерживать славную традицию дома номер один как обители людей искусства, но видим, что происходит на рынке недвижимости. Ни один актер или писатель сейчас такую квартиру не купит. Разве что разделить ее на части, как вы сказали...

– Только через мой труп, – отрезала Минди, сложив руки на груди.

– Умница, – одобрительно сказал Билли. – В любом случае я непременно хочу вас познакомить с моей доброй приятельницей. – И тут он заметил Аннализу, выходящую из такси. – А вот и она!

Минди обернулась. К ним приближалась высокая молодая женщина с огненно-рыжими волосами, стянутыми в небрежный «конский хвост», с серьезным, но интересным лицом. Такие лица даже женщины называют красивыми – возможно, оттого, что подобный тип красоты предполагает яркую индивидуальность.

– Это Минди Гуч, – сказал Билли Аннализе. – Минди живет в доме номер один. Она была другом миссис Хотон.

– Рада знакомству, – сказала Аннализа. Ее рукопожатие было решительным.

Минди отметила, что приятельница Билли не попыталась поцеловать ее в щеку в фальшивой европейской манере и что он представил ее самое как друга миссис Хотон. Вот, подумала она, наглядный пример предупредительности, которую обитателям Пятой авеню надлежит проявлять друг к другу.

В церкви они сели в середине скамьи. Через два ряда впереди Минди увидела завитой высветленный затылок Инид, которая вообще-то была брюнеткой, но с возрастом седины у нее стало больше. Рядом матово сияло каштановое каре Филиппа. Для чего мужчине средних лет такие длинные волосы? Минди решила, что племянник с тетушкой составляют прекомичную пару – престарелая старая дева и недалекий молодящийся донжуан с замашками представителя высшего света. Положительно, они позволяют себе слишком много. Инид Мерль нужно преподать урок.

Церковный колокол медленно прозвонил десять раз, затем заиграл орган, и по проходу прошли, размахивая кадильницами, двое служек в белых одеяниях. За ними торжественно следовал архиепископ в голубой ризе и митре. Все встали. Минди низко опустила голову. Билли наклонился к ней и прошептал: