Текст книги "Мир без конца"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 71 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

16

Рано утром в понедельник Вулфрик и Гвенда отправились в дальний путь из Кингсбриджа домой. Керис и Мерфин смотрели, как они плывут на новом пароме, и Фитцджеральд остался доволен. Правда, деревянные шестеренки быстро изотрутся. Лучше бы, конечно, железные, но… Девушка думала о другом.

– Гвенда так влюблена, – вздохнула дочь Суконщика.

– Вулфрик ей не светит.

– Откуда ты знаешь? Она решительная. Посмотри только, как девушка убежала от Коробейника.

– Но Вулфрик помолвлен с этой Аннет, которая намного красивее.

– Красота еще не все в любви.

– За что я благодарю Бога каждый день.

Девушка рассмеялась:

– Мне нравится твое смешное лицо.

– Вулфрик подрался из-за Аннет с моим братом. Наверно, он любит ее.

– У Гвенды есть приворотное зелье.

Молодой человек насупился.

– Ты считаешь, что девушка имеет право женить на себе мужчину, который любит другую?

С минуту Керис молчала. Нежная шея покраснела.

– Я об этом не думала. Разве это то же самое?

– Почти.

– Но она не заставляет его, она просто хочет, чтобы юноша ее полюбил.

– Пусть добьется этого безо всякого зелья.

– Теперь мне стыдно, что я ей помогала.

– Поздно.

Вулфрик и Гвенда сошли с парома, помахали друзьям и зашагали по предместью; рядом семенил Скип. Мерфин и Керис вернулись на главную улицу, и девушка бросила:

– Ты еще не говорил с Гризельдой?

– Как раз собираюсь. Не могу понять, хочу я или боюсь.

– Тебе нечего бояться. Это она лгала.

– Так-то оно так. – Фитцджеральд потрогал лицо. Синяки почти сошли. – Надеюсь только, Элфрик не полезет опять драться.

– Хочешь, пойду с тобой?

Он очень этого хотел, но покачал головой:

– Я заварил всю кашу, мне ее и расхлебывать.

Остановились возле дома Элфрика.

– Удачи, – пожелала Керис.

– Спасибо.

Мерфин быстро поцеловал ее, удержался, чтобы не поцеловать еще, и вошел в дом. Хозяин сидел за столом и ел хлеб с сыром. Перед ним стояла кружка с элем. На кухне подмастерье увидел Алису и служанку. Гризельды не было.

– Где ты пропадал? – спросил Элфрик.

Мерфин решил, что если ему бояться нечего, то действовать надо бесстрашно, и не ответил на этот вопрос.

– А где Гризельда?

– Спит еще.

Фитцджеральд крикнул наверх:

– Гризельда! Мне нужно с тобой поговорить.

Мастер буркнул:

– Времени нет разговаривать. Нужно работать.

Мерфин снова крикнул:

– Гризельда, вставай!

– Э-э-э, – насторожился хозяин, – ты кто такой, чтобы тут командовать?

– Вы ведь хотите, чтобы я на ней женился?

– И что?

– А то, что пора привыкать слушаться мужа. – Юноша вновь крикнул: – Спускайся, или тебе придется узнать кое-что от других.

Гризельда высунулась из-за перил.

– Иду, – раздраженно пробурчала она. – Что случилось-то?

Мерфин подождал, пока дочь хозяина спустится.

– Я знаю, кто отец ребенка.

Глаза девушки потемнели от страха.

– Не будь дураком, ты и есть отец.

– Нет, Терстан.

– Я не спала с ним! – Дочь посмотрела на отца. – Честно, не спала.

– Она не врет, – нахмурился Элфрик.

Из кухни выглянула Алиса:

– Это правда.

– Я спал с Гризельдой в воскресенье ярмарки – пятнадцать дней назад. Гризельда на третьем месяце.

– Нет!

Мерфин жестко посмотрел на Алису.

– Ты это знала, правда? – Та отвернулась. – И все-таки солгала. Даже родной сестре.

– Ты не можешь знать, на каком она месяце, – покачал головой Элфрик.

– Да посмотрите же на нее! – воскликнул Фитцджеральд. – Не видите, как округлился живот? Не сильно, но заметно же.

– Что ты в этом понимаешь? Мал еще.

– Ага, именно на это вы и рассчитывали, правда? И почти сработало. Элфрик погрозил подмастерью пальцем.

– Ты спал с Гризельдой и женишься на ней.

– Нет, не женюсь. Она меня не любит. Терстан сбежал, и ваша дочь переспала со мной, чтобы у ребенка был отец. Я знаю, что поступил неправильно, но не собираюсь наказывать себя на всю оставшуюся жизнь.

Элфрик встал.

– Ты женишься – и знаешь это.

– Нет.

– Придется.

– Нет.

Мастер побагровел и закричал:

– Ты женишься на ней!

– Сколько раз повторять? Нет!

Элфрик понял, что дело серьезно.

– В таком случае вон из моего дома и чтоб ноги твоей здесь не было.

Мерфин ждал этого и испытал облегчение. Значит, больше аргументов у мастера нет.

– Ладно.

Подмастерье двинулся на кухню, но хозяин загородил ему дорогу:

– Ты куда это?

– На кухню, за вещами.

– За инструментами, ты хочешь сказать.

– Да.

– Они не твои. Их покупал я.

– Подмастерью всегда выдают его инструменты в конце… – Мерфин осекся.

– Ты не отбыл положенный срок, поэтому никаких инструментов не получишь.

А вот этого юноша не ожидал.

– Я работал шесть с половиной лет!

– А должен был семь.

Без инструментов нечего делать.

– Это нечестно. Без них не вступить в гильдию плотников.

– А уж об этом я позабочусь, – злорадно усмехнулся Элфрик. – Интересно, как ты объяснишь, почему это подмастерью, вышвырнутому за то, что переспал с дочерью хозяина, причитаются бесплатные инструменты. Все плотники гильдии были подмастерьями, и у большинства есть дочери. Приземлишься на мягкое место.

Молодой человек понял, что хозяин прав. Алиса добавила:

– Вот ты и влип, дружок.

– Да, влип, – кивнул Мерфин. – Но что бы там ни случилось, это лучше, чем жизнь с Гризельдой и ее родственничками.

Этим же утром Фитцджеральд отправился в церковь Святого Марка на похороны Хауэлла Тайлера, надеясь найти нового хозяина. Разглядывая расписанный деревянный потолок – в церкви не было каменных сводов, – он увидел дыру в форме человеческого тела, мрачное свидетельство того, как погиб Хауэлл. Там все прогнило, со знанием дела говорили строители на похоронах, но прозрели они слишком поздно – Тайлера уже не было в живых. Стало ясно, что крыша слишком непрочная, чинить ее нет смысла, надо сносить и класть новую. А значит, церковь придется закрыть.

Приход Святого Марка располагался в самой бедной, северной части города. Он получал средства от одного-единственного и далеко не богатого хозяйства в десяти милях, которое держал брат священника. Кроме того, отцу Жофруа причиталась десятина, выплачиваемая примерно тысячей прихожан. Но даже имевшие что-то за душой обычно уверяли, что у них в домах шаром покати, и десятина эта составляла очень скромную сумму. Жофруа, на котором сегодня была совсем старенькая ряса, крестил, венчал, хоронил, запрашивая намного меньше, чем аббатство. Его прихожане рано женились, часто рожали и быстро умирали, так что работы священнику хватало и концы с концами сводить удавалось. Но если он закроет церковь, заработков не будет и платить строителям станет нечем. Следовательно, работа по восстановлению крыши встанет.

На похороны пришли все строители города, включая Элфрика. Мерфин пытался делать вид, что ничего не случилось, но давалось это ему с трудом: большинство уже знали о том, что Элфрик выгнал подмастерье. С ним поступили несправедливо, но, увы, он не совсем без вины. Керис, дружившая с молодой женой Хауэлла, стояла вместе с родными покойного. Фитцджеральд подошел к ней и все рассказал.

Затем бывший подмастерье стал думать про крышу. Должен существовать способ снять ее, не закрывая церкви. Обычно, когда работы оттягивали слишком долго и дерево прогнивало до такой степени, что уже не держало рабочих, вокруг церкви ставили леса и сбрасывали бревна внутрь. Таким образом, до настила новой крыши храм стоял под открытым небом. Но наверняка можно построить вращающуюся лебедку, с опорой на стену, с ее помощью по одному снять бревна крыши и не бросать их вниз, а сразу перекидывать через стену. Тогда деревянный потолок можно убирать, когда уже будет постелена крыша.

На кладбище Мерфин всматривался в людей и думал, кто из них возьмет его на работу. Он решил подойти к Биллу Уоткину, второму после Элфрика строителю в городе, с которым тот был на ножах. На голове у Билла блестела лысина в обрамлении черных волос – вроде природной монашеской тонзуры. Уоткин поставил почти все жилые дома в Кингсбридже. Как и Элфрик, он держал каменщика, плотника, нескольких рабочих и пару подмастерьев.

Хауэлл был бедным, и его похоронили не в гробу, а в саване. Когда отец Жофруа ушел, Мерфин подошел к Биллу.

– Здравствуйте, мастер Уоткин, – по-деловому поздоровался он.

Тот ответил не особенно тепло:

– Чего тебе, маленький Мерфин?

– Я ушел от Элфрика.

– Знаю. И знаю почему.

– Вы узнали эту историю от Элфрика.

– Узнал то, что нужно.

Мерфин понял, что будущий хозяин даром времени не терял, до и по ходу поминальной службы излагая всем свою версию случившегося. Фитцджеральд был уверен, что мастер никому не рассказал, как Гризельда пыталась приспособить на роль отца Мерфина вместо Терстана. Но понимал также, что оправдываться неправильно. Лучше признать ошибку.

– Понимаю, что поступил дурно, и мне очень жаль, но я хороший плотник.

Билл кивнул:

– Новый паром говорит сам за себя.

Юноша воспрянул духом:

– Вы возьмете меня?

– Кем?

– Плотником. Вы же сами сказали, что я умею работать.

– А у тебя есть инструменты?

– Элфрик не отдал.

– И был прав, потому что ты не закончил ученичество.

– Тогда возьмите меня подмастерьем на шесть месяцев.

– И отдать тебе потом ни за что ни про что набор инструментов? Мне это не по карману.

Инструменты были дорогими, потому что больших денег стоили железо и сталь.

– Тогда возьмите на жалованье – я накоплю на свой инструмент.

Это займет очень много времени, но Мерфином двигало отчаяние.

– Нет.

– Почему?

– Потому что у меня тоже есть дочь.

Это уже оскорбительно.

– Вы же знаете, что я не гроза девушек.

– А пример другим подмастерьям? Если тебе сойдет это с рук, почему бы остальным не попытать счастья?

– Но это же несправедливо!

Билл пожал плечами.

– Может, ты по-своему и прав. Но спроси у любого плотника в городе. Думаю, все скажут то же самое.

– Что же мне делать?

– Не знаю. Думать надо было, перед тем как ее тискать.

– И вам все равно, что вы теряете хорошего плотника?

Билл опять пожал плечами.

– Нам больше работы останется.

Мерфин отвернулся. Вот этим-то гильдии и плохи, с горечью подумал он, там с радостью гонят людей – и за дело, и под надуманными предлогами. Нехватка рук лишь увеличивает их заработок. К чему порядочность?

Вдова Хауэлла ушла со своей матерью. Керис, выполнив долг, подошла к возлюбленному:

– Чего ты такой мрачный? Ты ведь почти не знал Хауэлла.

– Мне, наверно, придется уехать из Кингсбриджа, – ответил юноша.

Девушка побледнела.

– Это еще почему?

Фитцджеральд передал ей разговор с Биллом Уоткином.

– Вот так, никто в Кингсбридже меня не возьмет, а без инструмента какая самостоятельная работа? К родителям? Но я не могу лишать их куска хлеба. Так что придется искать работу там, где не знают про Гризельду. Со временем, может, накоплю денег, куплю молоток, резец, перееду в другой город и попытаюсь вступить в гильдию плотников.

Излагая Керис этот план, Мерфин начал осознавать весь ужас положения. Он словно впервые увидел знакомое лицо и опять был очарован сияющими зелеными глазами, аккуратным носиком и решительным подбородком. Рот не вполне гармонировал с остальным лицом: слишком большой, слишком полные губы. Лишил лицо правильности: чувственная природа брала верх над деятельным умом. Рот, созданный для любви, и мысль о том, что придется уехать от этих вишневых губ, наполнила Мерфина отчаянием. Суконщица пришла в бешенство:

– Это незаконно! Они не имеют права!

– Я тоже так думаю. Но, судя по всему, делать нечего. Придется смириться.

– Погоди секунду. Давай подумаем. Ты можешь жить с родителями, а обедать у нас.

– Я не хочу стать приживалой, как мой отец.

– Ты и не будешь приживалой. Купишь инструмент Хауэлла Тайлера. Его жена только что сказала мне, что хочет за них один фунт.

– У меня вообще нет денег.

– Займи у моего отца. Ты всегда ему нравился – я уверена, он даст.

– Но нанимать плотника, не состоящего в гильдии, против правил.

– Правила можно нарушать. Не может быть, чтобы в городе не нашлось ни одного смельчака, который не плюнул бы на гильдию.

Мерфин понял, что позволил старшим согнуть себя, и был благодарен Керис за ее отказ примириться с поражением. Конечно, она права: необходимо остаться в Кингсбридже и бороться с несправедливым порядком. Кроме того, он знает одного человека, который очень нуждается в его способностях.

– Отец Жофруа, – пробормотал юноша.

– Он в сложном положении? Что-то случилось?

Мерфин рассказал про крышу.

– Так пойдем к нему, – тут же решила Керис.

Отец Жофруа жил в маленьком домике при церкви. Молодые люди застали его за приготовлением обеда – соленой рыбы с тушеными овощами. Тридцатилетний священник воинского сложения, высокий, широкоплечий, с грубоватыми манерами, славился тем, что всегда заступался за бедных. Бывший подмастерье с порога заявил:

– Я могу починить вам крышу так, что не придется закрывать церковь.

Жофруа вскинулся:

– Если это правда. Господь услышал мои молитвы.

– Нужно построить лебедку, с ее помощью поднять бревна крыши и перенести их на кладбище.

– Тебя прогнал Элфрик. – Священник бросил при этом смущенный взгляд на Керис.

– Я все знаю, святой отец, – кивнула она.

– Он выгнал меня, потому что я отказался жениться на его дочери, – объяснил Мерфин. – Но Гризельда носит не моего ребенка.

Жофруа покачал головой:

– Говорят, с тобой поступили несправедливо. Охотно верю. Я не очень люблю гильдии – там редко принимают бескорыстные решения. Но все-таки ты не закончил ученичества.

– А может кто-нибудь из членов гильдии плотников починить вам крышу, не закрывая церковь?

– Я слышал, тебе даже не дали инструментов.

– Позвольте мне решить эту проблему.

Священник задумался.

– Сколько ты хочешь?

Фитцджеральд вытянул шею.

– Четыре пенса в день плюс стоимость материалов.

– Это жалованье поденного плотника.

– Если не справлюсь с работой настоящего плотника, выгоните меня.

– Дерзко.

– Просто говорю, что смогу это сделать.

– Уверенность в своих силах не самый страшный на свете грех. А если церковь не нужно будет закрывать, четыре пенса в день мне по силам. Сколько тебе потребуется времени, чтобы построить эту твою лебедку?

– Самое большее две недели.

– Я ничего не заплачу, пока не буду уверен, что получится.

Мерфин вздохнул. Он совсем без денег, но ничего, как-нибудь. Жить будет у родителей, а обедать у Эдмунда Суконщика. Выкрутится.

– Купите материал и откладывайте мое жалованье до того дня, когда я сниму с крыши первое бревно и аккуратно перенесу его на землю.

Жофруа медлил.

– Моя репутация… Но у меня нет выбора.

Он протянул руку. Недоучившийся плотник пожал ее.

17

Всю дорогу от Кингсбриджа до Вигли – а это двадцать миль, целый день пути – Гвенда ждала момента воспользоваться приворотным зельем, но увы. Вулфрик ничего не подозревал, напротив, был открыт и дружелюбен. Сосед рассказывал о своих родных, о том, как плакал, просыпаясь и вспоминая, что их гибель ему не приснилась. Юноша был внимателен, спрашивал, не устала ли Гвенда, не передохнуть ли. Говорил, что все его упования связаны с землей, что она перейдет его потомкам, что, благоустраивая – выпалывая на полях сорняки, ставя загоны для овец и выкорчевывая камни с пастбища, – он выполняет свое предназначение. Даже гладил Скипа.

К концу дня девушка любила его пуще прежнего. Но увы, юноша держался с ней как приятель, товарищ, друг – кто угодно, только не возлюбленный. В лесу, связанная веревкой Сима Коробейника, Г венда так хотела, чтобы мужчины небыли дикими животными, а теперь ей мечталось, чтобы в Вулфрике хоть чуть-чуть проснулась необузданная страсть. Весь день пускалась на мелкие уловки с целью пробудить его интерес. Якобы случайно открывала крепкие, хорошей формы ноги. Поднимаясь в гору, глубоко дышала, выставляя грудь. При любой возможности дотрагивалась до возлюбленного: касалась руки или опиралась на плечо. Ни одна из этих хитростей не возымела ни малейшего действия. Гвенда знала – она некрасива, но обладает чем-то, что нередко заставляет мужчин пристально смотреть на нее и дышать сквозь зубы. Однако Вулфрик не поддавался.

В полдень сделали привал и поели хлеба и сыра, которые взяли с собой, но воду пили из источника, с ладоней, и она не могла дать ему зелье. И все-таки испытывала настоящее счастье. Возлюбленный принадлежал ей целый день. Гвенда смотрела на него, говорила, веселила, сочувствовала и время от времени даже дотрагивалась. Девушка уверяла себя, что может и поцеловать в любой момент, просто сейчас не хочется. Они как будто были женаты. Но все слишком быстро кончилось.

Домой пришли к вечеру. Деревня стояла на пригорке, с которого во все стороны полого спускались поля, и здесь всегда дули ветры. После двухнедельной сутолоки Кингсбриджа Вигли показалась маленькой и тихой – лишь отдельные грубые хижины вдоль дороги, ведущей к усадьбе и церкви, единственной каменной постройке. Усадьба была не больше городского купеческого дома, с жилыми комнатами на втором этаже. Приличные дома еще имели священник и несколько крестьян, но в основном лачуги перегораживала надвое стенка, по одну сторону которой держали скотину, а по другую располагалось помещение, служившее всей семье и кухней, и спальней.

Один из добротных домов принадлежал семье Вулфрика. Запертые двери и закрытые ставни придавали ему заброшенный вид. Осиротевший крестьянин прошел мимо, к другому большому дому, где жила Аннет. Небрежно помахал подружке и с радостной улыбкой свернул во двор нареченной.

Гвенда испытала резкое чувство утраты, как будто кончился хороший сон, но взяла себя в руки и пошла по полю. Благодаря июньским дождям пшеница и ячмень зазеленели, но теперь им нужно солнце, чтобы созреть. Деревенские женщины медленно передвигались вдоль рядов посевов, выдирая сорняки. Некоторые помахали соседке рукой.

Приближаясь к дому, Гвенда разволновалась и разозлилась. Она не видела родителей с того дня, как отец продал ее Симу Коробейнику за корову. Почти наверняка он считал, что дочь еще у Сима. Увидев ее, Джоби потеряет дар речи. Что он скажет? И что она скажет отцу, который предал родную кровь? Девушка была уверена, что мать ничего не знает о сделке. Скорее всего отец наплел ей, что Гвенда, к примеру, сбежала с любовником. Мать придет в бешенство. Гвенде очень хотелось обнять малышей – Кэт, Джоуни, Эрика. Только теперь она поняла, как соскучилась по ним.

Их дом стоял в конце трехсотакрового поля, его загораживали деревья на опушке леса. Он был даже меньше крестьянских лачуг – единственную комнату семья по ночам делила с коровой. Такие дома назывались мазанками: жерди втыкали в землю, переплетали их мелкими веточками, как корзину, а дыры замазывали клейкой смесью ила, соломы и коровьего навоза. В соломенной крыше проделывали отверстие, куда выходил дым из очага на земляном полу. В мазанках жили всего несколько лет, потом их приходилось ставить заново. Сейчас дом показался Гвенде убогим, как никогда. Девушка поклялась себе, что не останется здесь на всю жизнь, каждый год-два рожая детей, большинство из которых умрут от голода.

В сотне ярдов от дома заметила отца – он с кувшином шел ей навстречу по меже. Наверно, направлялся к матери Аннет, Пегги Перкин, которая варила эль на всю деревню. В это время года у отца всегда водились деньги, так как в полях было много работы. Джоби увидел дочь не сразу.

Гвенда внимательно смотрела на его худую фигуру – рубаха до колен, потрепанный колпак, самодельные сандалии, привязанные к ногам соломой. Родитель шел осторожно и одновременно небрежно: он всегда производил впечатление неуверенного чужака, который пытается делать вид, что находится у себя дома. Из-за близко посаженных глаз, большого носа и широкого выступающего подбородка лицо его казалось бугристым треугольником. Гвенда знала, что похожа на него. Отец украдкой глянул на женщин, работавших в поле, как будто не хотел, чтобы те заметили, как он за ними наблюдает.

Подойдя ближе, Джоби оглядел дочь с нехорошим прищуром, быстро опустил глаза и тут же опять поднял. Выставив подбородок, Гвенда твердо смотрела на отца, и на его лице отразилось изумление.

– Ты? Что случилось?

– Сим Коробейник вовсе не коробейник, а разбойник.

– А где он?

– В аду, папочка. Там-то вы с ним и встретитесь.

– Ты что, убила его?

– Нет. – Девушка уже давно решила, что будет врать. – Его убил Бог. Сим шел по кингсбриджскому мосту, и тот рухнул. Бог наказал его за грех. А тебя еще нет?

– Бог милует добрых христиан.

– И это все, что ты можешь мне сказать? Что Бог милует добрых христиан?

– Как ты убежала?

– Напрягла мозги.

Джоби прищурился.

– Умная девочка.

Гвенда подозрительно всмотрелась в лицо отца:

– Какую еще гнусность ты задумал?

– Умная девочка, – повторил он. – Ступай к матери. На ужин получишь кружку эля. – И пошел дальше.

Беглянка нахмурилась. Кажется, отца не очень беспокоило, что скажет мать, когда узнает правду. Может, рассчитывает, что дочь постесняется рассказать ей? Что ж, в таком случае он ошибается.

Кэт и Джоуни играли в грязи перед домом. Завидев Гвенду, они вскочили и бросились к ней. Скип громко залаял. Девушка обняла сестер, вспомнив, как думала, что никогда их больше не увидит; в эту секунду она была страшно рада, что воткнула кинжал в башку Олвина.

Мать на кухне кормила маленького Эрика молоком, придерживая кружку, чтобы не пролить ни капли. Увидев дочь, она вскрикнула от радости, поставила кружку на стол, встала и обняла ее. Гвенда заплакала и, разрыдавшись, уже не могла остановиться. Плакала, потому что Сим вел ее из города на веревке, потому что позволила Олвину взять себя, плакала по всем людям, что погибли на мосту, и потому, что Вулфрик любит Аннет. Когда рыдания несколько поутихли, она смогла проговорить:

– Мама, отец продал меня. Продал за корову, я была у разбойников.

– Это нехорошо, – покачала головой мать.

– Хуже, чем нехорошо! Он подлый, злой… он дьявол.

Мать отстранилась:

– Не говори так.

– Но это правда!

– Он твой отец.

– Отцы не продают детей как скотину. У меня нет отца.

– Джоби кормил тебя восемнадцать лет.

Гвенда в недоумении смотрела на нее.

– Как ты можешь быть так жестока? Он продал меня разбойникам!

– И привел нам корову. Теперь у нас есть молоко для Эрика, хоть у меня и высохла грудь.

Девушка медленно выговорила:

– Ты защищаешь его!

– У меня больше никого нет, Гвенда. Твой отец не принц и даже не крестьянин. Безземельный батрак. Но он делал для нас все, что мог, почти двадцать пять лет. Работал, когда получалось, и воровал, когда приходилось. Благодаря ему выжили и ты, и Филемон, и при попутном ветре он сделает то же самое для Кэт, Джоуни и Эрика. Да, он грешил, но без него нам было бы хуже. Поэтому не называй его дьяволом.

Гвенда онемела. Она едва привыкла к мысли, что отец предал ее. А теперь оказывалось, что мать ничуть не лучше. Девушка растерялась. Это было похоже на то, когда мост ушел из-под ног: она с трудом понимала, что происходит.

Вошел отец с кувшином эля. Снял с полки над очагом три деревянных кружки и весело сказал:

– Ну, давайте выпьем за возвращение нашей непутевой девочки.

После долгой дороги Гвенде хотелось есть и пить. Она взяла кружку и жадно отпила, но, зная подходы отца, спросила:

– Что ты задумал?

– Как тебе сказать… На следующей неделе ярмарка в Ширинге, так?

– И что?

– Ну… можно повторить.

Девушка не поверила своим ушам.

– Повторить что?

– Я тебя продам, ты уйдешь с покупателем, а потом убежишь и вернешься домой. С тобой ведь ничего не случилось?

– Ничего не случилось?!

– А у нас теперь корова за двенадцать шиллингов. Мне ведь почти полгода нужно работать за такие деньги.

– А потом? Что потом?

– Ну там, другие ярмарки… В Винчестере, Глостере, откуда я знаю. – Джоби долил ей эля. – Поверь мне, это куда лучше, чем – помнишь? – срезать кошельки у сэра Джеральда.

Недавняя пленница отставила кружку. Во рту появилась горечь, как будто съела что-то тухлое. На языке вертелись грубые слова, гневные обвинения, проклятия, но она молчала. Буря чувств оказалась куда сильнее негодования. Какой смысл ругаться? Она все равно никогда больше не сможет ему верить. И мать не отступилась от него – значит, ей тоже нельзя верить.

– Что же мне делать? – громко спросила Гвенда, но не для того, чтобы получить ответ. Вопрос девушка задавала самой себе.

Дома она стала товаром, которым торгуют на ярмарках. Что же ей делать? Уйти? С ужасом беглянка поняла, что это больше не ее дом. Открытие потрясло до основания. Она прожила в нем всю жизнь, но теперь почувствовала себя беззащитной. Нужно уходить. Не на следующей неделе и даже не завтра утром – сейчас.

Идти некуда, но это дела не меняет. Остаться, есть хлеб, который отец бросил на стол, означает покориться его власти. Тем самым она признает: ею можно торговать. Девушка пожалела, что выпила первую кружку эля. Нужно было отказаться и тут же уйти из его дома. Старшая дочь посмотрела на мать:

– Ты не права. Он дьявол. И легенды говорят правду: когда заключаешь сделку с дьяволом, в конце концов приходится платить больше, чем казалось сначала.

Мать отвернулась. Гвенда встала, накренила полную кружку, и эль пролился на пол. Скип тут же принялся его слизывать. Отец рассердился:

– Я заплатил за этот кувшин целый фартинг!

– Прощайте.

И Гвенда вышла из дома.