Текст книги "Женские тайны"

Автор книги: Келли Дориен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава одиннадцатая

Апрель проходил, а список дел только рос. Неожиданно быстро наступил май. По выходным город наводняли туристы, а салон все еще не был отремонтирован. Глядя, как потенциальные доходы проплывают мимо ее двери. Дана чуть с ума не сходила. Кэл продолжал предлагать помощь, а она продолжала отказываться. Кто-то же должен удерживать ситуацию в рамках дозволенного. Похоже, это выпало на ее долю.

В салоне оставалось закончить две душевые кабинки. К счастью, основная работа – электричество, водопровод, кафель – была завершена, и если бы ей удалось нанять кого-нибудь выложить плиткой полы, она с легкостью возместила бы эти деньги в течение нескольких дней.

На ее банкира, однако, эта логика впечатления не произвела, он был больше озабочен ее способностью выплатить просроченный кредит. Не помогло и то, что кузены Майка под нажимом полиции признались на прошлой неделе, что это они учинили разгром в парикмахерской.

Оставалась последняя слабая надежда.

Дана уже давно знала о деньгах бабушки Дивайн. Когда ее сестру Катрин приняли в медицинскую школу, их мать возвела глаза к небу и вознесла благодарность бабушке Дивайн. Когда ее брат Джош решил после колледжа учиться за границей, мать снова благословляла бабушку Дивайн. Но когда Дана попросила оплатить курсы красоты, ей было сказано, что времена нынче тяжелые.

Она не стала настаивать, устроилась официанткой и ушла из бара сразу, как только получила работу в салоне.

Дана ужасно гордилась тем, что достигла всего исключительно собственными силами. Она больше никогда не просила денег у матери, но сейчас у нее не было выхода. Она решила нагрянуть без предупреждения. Если заранее уведомить мать, чего она хочет, то ее встретит аккуратная записка с извинениями, приколотая к входной двери.

Спрятав подальше неприятное ощущение униженности. Дана позвонила в дверь Элеонор Дивайн.

Мать отодвинула тюлевую занавеску, прикрывавшую застекленную часть двери. Любопытство на ее лице быстро сменилось неудовольствием. Дверь медленно, неохотно приоткрылась ровно настолько, чтобы Элеонор могла выглянуть в образовавшуюся щель.

– Привет, мам. Надеюсь, ты не возражаешь, если я зайду.

– Здравствуй, Дана.

Дверь не открылась ни на сантиметр шире.

– Мне нужно кое о чем поговорить с тобой. Можно войти?

Чирикали воробьи, по улице проехала машина, мать хранила молчание.

– Пять минут, – торговалась Дана, ненавидя себя.

– Но не больше. Я спешу на весеннее заседание благотворительного комитета.

– Нет проблем.

Мать открыла дверь. Дана вошла, надеясь, что ее проведут в кухню или куда-нибудь еще, однако они остались стоять в коридоре, увешанном ручными вышивками, которые ее мать обожала.

– Ну? – поторопила Элеонор.

– Не могли бы мы присесть?

Мать нетерпеливо запыхтела и посмотрела на часы.

– Если ты настаиваешь.

Они сели за кухонный стол, и Дана перешла к делу:

– Я уже все обдумала, прикидывала и так и эдак, но ничего не получается. Ты наверняка слышала о моих неприятностях с салоном. Я оказалась в таком положении, когда мне необходима небольшая помощь, чтобы вовремя закончить ремонт. – Она сделала глубокий вдох. – Мам, не могла бы я воспользоваться частью денег, которые бабушка Дивайн оставила нам?

– О каких деньгах идет речь? – спросила мать, сжав губы.

– Ты же знаешь… Деньги, которые ты использовала на оплату обучения Катрин и Джоша. – Дана упорно продолжала, несмотря на каменное лицо матери: – Я помню, папа говорил, что мне не надо беспокоиться о колледже, потому что бабушка позаботилась об этом. Когда я поступала учиться, мы были стеснены в средствах, но, может быть, сейчас…

– Ты хотя бы имеешь представление, сколько стоит медицинская школа?

– Нет.

– Или год обучения в Оксфорде? – Элеонор покачала головой. – Разумеется, нет, потому что тебе не хватает ни ума, ни честолюбия, чтобы преуспеть, как брат и сестра. Деньги твоей бабки давно закончились, но, даже если б у меня на счету был миллион, я бы не дала тебе ни гроша.

– Она оставила их и мне тоже. Отец говорил.

Лицо Элеонор сделалось еще суровее.

– Твой отец много чего говорил. После того горя и позора, которые я пережила из-за твоего поведения, ты ни на что не имеешь права.

– Почему ты так поступаешь? – Вопрос вырвался невольно, ибо Дана и раньше слышала эти речи.

– С чего ты предпочитаешь начать? Со школьных лет, когда мне приходилось краснеть от стыда, слыша перешептывания других матерей о твоем развратном поведении, или когда ты прокрадывалась домой под утро, а то и не приходила вообще? Или желаешь обсудить текущие события: как ты вознамерилась разрушить жизнь Кэла Бруэра? И не смотри на меня так, я знаю, чем вы занимались возле реки.

Дана была ошеломлена и встревожена не на шутку. Если уж ее мать слышала о Кэле, значит, сплетни расползлись далеко. Элеонор состояла в элитарном Уэстшор-Кантри – клубе, члены которого считали себя сливками местного общества. Обычно они были озабочены лишь проблемами отдыхающих, горожане их внимания не заслуживали.

– Мы с Кэлом друзья, – возразила она.

– Если бы ты была ему другом, то оставила бы его в покое. У него еще есть шанс чего-то добиться.

– Ладно, давай на этом остановимся. – Дана решила поставить точку. – Забудь, что я просила тебя о помощи, я, должно быть, совсем сошла с ума. Справлюсь сама.

Тем же вечером в начале одиннадцатого Дана ехала к домику Кэла. Ночной воздух был сырым и тяжелым от непрерывного дождя. Дана петляла по темной проселочной дороге и вспоминала разговор с матерью.

Она считала, что готова к отказу, но ошиблась. Потерять последнюю надежду нелегко и болезненно.

Она всегда, с самого детства, знала, что мать ее ни во что не ставит. Было, конечно, больно и обидно, но отец любил ее безоговорочно, поощряя найти свою звезду и стремиться к ней.

После его смерти Дана оказалась предоставленной самой себе и потеряла опору. Она старалась привлечь к себе хоть малую толику внимания матери, но та замечала лишь плохое. Отчасти Дана могла понять ее, однако нестерпимо сознавать, что Элеонор Дивайн хочет, чтобы она потерпела неудачу.

В доме Кэла горел свет, и ей стало легче… Как-то теплее, что ли.

Она вышла из машины. Кэл уже ждал ее. Он обнял Дану, потом приподнял ей подбородок и заглянул в глаза.

– Ты в порядке?

Она кивнула и высвободилась из его объятий.

– Давай я разуюсь, а то перепачкаю весь пол.

– Я не волнуюсь за свой пол. – Он взял у нее куртку и повесил на вешалку. – А вот за тебя наоборот.

Она сняла сапоги, и он настойчиво всунул ей в руки кружку.

– Горячий шоколад поможет расслабиться, – пояснил Кэл в ответ на ее вопросительный взгляд. – А теперь идем посидим у огня.

Она устроилась рядом с Кэлом, сделала глоток и вздохнула.

– Чудесно.

– Спасибо. Тяжелый день? – Вопрос прозвучал почти по-семейному и говорил о той эмоциональной близости, о которой Дана очень мало знала и очень боялась узнать. На глаза ее набежали слезы.

– Как обычно, – ответила она почти таким же непринужденным тоном.

– Что-то я в этом сомневаюсь.

Она боялась сказать что-нибудь еще, потому что тогда плотину прорвет, и все хлынет наружу: осознание, что она недостойна материнской любви, страх, что она влюбляется в Кэла, и ужас оттого, что все, чего она упорно добивалась, к чему стремилась, рушится.

– Нет, ничего, просто я… я…

Слезы потекли из глаз, и их было уже не остановить.

Кэл взял у нее кружку и поставил на журнальный столик, потом ласково и бережно обнял Дану.

– Все будет хорошо… что бы это ни было, – сказал он.

В колыбели его объятий легко в это поверить. Когда слезы иссякли. Дана заговорила…

Кэл смотрел на Дану, свернувшуюся калачиком рядом с ним на диване. Ему хотелось узнать ее прошлое, и он узнал. Знание причиняло почти физическую боль.

Он воспринимал любовь своей семьи как данность. Правда, они с Митчем не всегда сходились во мнениях, а Хэлли беспокоилась, что он становится неким бесчувственным чурбаном, но, как бы там ни было, они были семьей. Дана же, имея сестру, брата и мать, была страшно одинока. До сих пор.

Теперь у нее есть он, готова она признать это или нет.

Не считая той встречи с Макни, никто из посторонних еще не видел его с Даной. Кэл полагал, что существует два образа жизни: в тени, как предпочитали Ричард Макни и его прихлебатели, и открыто, на виду. Выйдя на свет, Кэл вполне может потерять место начальника полиции, зато сохранит самоуважение. Если повезет, он также завоюет любовь Даны Дивайн. А это стоит любых жертв.

Дана проснулась, как от толчка. Около полуночи Кэл привез ее домой. А сейчас… сколько же сейчас? Она прищурилась, вглядываясь в цифры будильника. Ага, около половины второго.

Что-то разбудило ее. Она полежала тихо, прислушиваясь, но ничего не услышала. Через несколько напряженных мгновений Дана убедила себя, что ей все показалось, и расслабилась. Едва она закрыла глаза, это раздалось вновь… женский смех, отдаленный, призрачный.

– Привидений не бывает, – прошептала она.

Смех повторился. Дана нахмурилась, откинула одеяло, встала и на цыпочках направилась к лестнице. Дверь внизу была чуть приоткрыта, сквозь щель виднелся свет.

– Мистика, – пробормотала она. Вандервурт всегда в это время уже спит. Заинтригованная, она сошла вниз и распахнула дверь. Женский смех раздался вновь.

Она узнала голос.

В гостиной танцевали Оливия Хокинз и Лен Вандервурт. Отсутствие музыки их, похоже, нисколько не смущало. Лен смотрел на Оливию так, словно она была самым удивительным, самым драгоценным подарком.

Как же Дана тосковала по такой любви!

Но ее мать права, она Кэлу не пара. Она не та женщина, с кем не стыдно появиться на людях. На глазах выступили слезы.

Вот так свободно и открыто любить – недосягаемый рай.

Она стояла в старенькой ночной рубашке, с мокрыми глазами и растрепанными волосами, ухватившись за перила, и чувствовала, как сжимается от боли сердце. Спустя минуту, даже не повернув головы, Оливия произнесла:

– Все в порядке, можешь возвращаться в постель, дорогая.

Дана выдавила смущенное «хорошо» и торопливо ретировалась к себе в мансарду.

Кэл кое-чему научился у Даны: он разработал план, и план совсем неплохой. По крайней мере, ему нравился. Прошла неделя с той ночи, когда она, наконец открылась ему. Всю эту неделю он ежедневно посылал цветы в салон и в Пирсон-хаус, помогал Дане с ремонтом и часами беседовал. А она, раз начав, уже не могла остановиться и все говорила, говорила. Кэл никогда не думал, что будет счастлив, слушать женскую болтовню.

Сегодня вечером он приступает к завершающему этапу своего плана, предложению, которое включает шампанское, официальную форму одежды и медленные танцы. Для любой женщины посещение вечеринки элитарного Уэстшор-Кантри клуба было пределом мечтаний.

Но Дана – это Дана. Гордая. Решительная. Упрямая. Ужасно упрямая.

Это была ежегодная вечеринка, проходящая в старом особняке за городом. Формально – сбор денег для местных благотворительных организаций, на деле же – увеселительное мероприятие, где собирались, чтобы отдохнуть и развлечься.

Этим вечером Кэл принес бутылку вина, жареную камбалу и французский батон на обед. Они с Даной приспособили под столовую «Эдем», стены которого теперь представляли собой роскошные, экзотические джунгли с лианами до потолка. Его сестренка хорошо знает свое дело.

– Спасибо, что позаботился о еде, – поблагодарила Дана. – Кажется, днем я забыла перекусить.

Он улыбнулся: это, должно быть, чисто женское. Мужчины поесть, никогда не забывают.

– Ты не помнишь, ела или нет?

– День был напряженный. А у тебя?

– Все как обычно. – Кэл помолчал, сделал глоток вина. – Если не считать того, что пришлось искать двух лам Эйба Калхауна. Они направлялись на юг с явным намерением вернуться в Перу.

Она рассмеялась, на что он и рассчитывал.

– Поймал?

– Ага, как миленьких… Слушай, – сказал Кэл, криво улыбнувшись, – я тут подумал…

Золотистые брови изогнулись в ожидании продолжения.

– Приближается открытие сезона в Уэстшор клубе… Не хочешь ли ты пойти?

Пожалуй, следовало подождать, пока Дана проглотит вино.

– Ты имеешь в виду благотворительный вечер в загородном клубе? – спросила она, откашлявшись. – Это шутка?

– Вообще-то, нет Я подумал, было бы весело приодеться, выпить шампанского, потанцевать. Мы же ни разу не танцевали с тобой после Чикаго.

– Это мероприятие организует кучка драконов, – заметила Дана.

Ей хотелось пойти, теперь Кэл был уверен в этом. Иначе голос у нее не дрогнул бы, и она не прятала бы глаза.

– Это вполне милые, совсем не страшные драконы, честное слово.

– Просто я не любитель этого. А почему бы тебе не отправиться без меня?

– Потому, что я хочу пойти с тобой.

Дана отставила бокал и встала. Она выглядела почти испуганной.

– Мне потребовалось много лет, чтобы создать имидж плохой девчонки, этакой «паршивой овцы» Сэнди-Бенда. Ты хочешь, чтобы я отказалась от своих достижений, появившись на светском торжестве с тобой? – Она засмеялась. – Я так не думаю, начальник.

Кэлу показалось, что он получил удар в солнечное сплетение. Потребовались все годы полицейской практики, чтобы сохранить на лице бесстрастное выражение. Пока он пытался справиться с собой, до него дошло: Дана действительно боится. Начни он ее успокаивать и она станет обороняться еще активнее. Кэл попробовал подойти с другой стороны.

– Рассматривай это как деловое предложение, – сказал он. – Если тебя увидят со мной, Майк дважды подумает, прежде чем потревожить тебя снова.

Это, конечно, явная подтасовка, но он пойдет на все, лишь бы завоевать ее.

Дана заколебалась.

– Значит, для тебя это будет чем-то вроде ночного дежурства, а я просто получу защиту?

– Вот именно, – подтвердил он.

– Тогда, пожалуй, я согласна.

– Отлично, – сказал Кэл. – Это будет незабываемая ночка.

Оставалось надеяться, что воспоминания о ней не всплывут в его ночных кошмарах.

Глава двенадцатая

Было время, когда Дана бросала вызов обществу. Сегодня она решила освежить навыки.

– Я как-то не уверена насчет этого, – сказала Хэлли, промывая волосы Даны.

– Ничем не хуже тонирования, которое я делала на последний Летний пикник.

– Тогда оно имело определенную патриотическую направленность, а сейчас твои волосы… э…

– Розовые?

– Вот именно.

Дана выбрала ярко-розовое тонирование, потому что оно подчеркивало бледную кожу, а также чудесно дисгармонировало с ярко-синим платьем, которое она выбрала для сегодняшней вечеринки. Это чтобы наверняка бросаться в глаза.

– Ну, так как, не хочешь мне рассказать, зачем ты все-таки делаешь это? – Хэлли задавала этот вопрос в той или иной форме, по меньшей мере с дюжину раз.

Дана закрыла глаза. Почему? Да потому, что, во-первых, она до смерти боится идти на этот вечер с Кэлом, который, по ее мнению, совершает карьерное самоубийство. Во-вторых, она и близко не готова предстать перед дамами из благотворительного комитета. Ее мать просто «цветочки» по сравнению с остальными.

Когда она в эти дни обдумывала, как ей вести себя, на ум пришло старое изречение: «Давай людям то, чего они хотят».

Женщины Уэстшор клуба ждут – нет, жаждут, – чтобы она показала себя безнравственной, распутной особой. Как же иначе им поддерживать собственное «эго»? Кроме того, никто не причинит ей боли, если она ударит первой.

– Послушай, – не выдержала Хэлли, – я знаю, ты не в восторге от этого похода и Кэл совсем не тот, кого бы ты выбрала в спутники…

Дана не могла больше скрывать правду от лучшей подруги.

– Хэлли, ты должна кое-что узнать. Я видела Кэла в Чикаго.

– Да, он тоже видел тебя, вы поздоровались и…

– И провели ночь вместе в моем номере.

– Не может быть! – Хэлли позабыла про воду, и та побежала по лицу Даны.

– Совсем не обязательно меня топить. – Дана схватила вафельное полотенце.

Хэлли закрыла воду, обошла раковину и села рядом с Даной, которая вытирала волосы.

– И с тех пор мы встречаемся время от времени.

– Фантастика! Все правильно! Как только я впервые увидела вас вместе, сразу поняла, что вы созданы друг для друга!

– Ну, скажем, в одних областях мы ладим лучше, чем в других. – Дана помолчала, собираясь с мыслями. – Я не хочу, чтобы кто-то знал о нас с Кэлом, в противном случае я уменьшу его шансы получить постоянную должность начальника полиции.

– Каким образом ты можешь уменьшить его шансы?

– Ну, у меня определенная… э… репутация.

Хэлли сдвинула брови.

– Все, кто знает тебя, понимают, что это давно прошло.

– В том-то и дело… все, кто знает. А остальные рады сплетням.

– Забудь про этих людей.

– Я-то могу, и ты можешь, но Кэл не имеет права. И не должен.

– Кэлу ты небезразлична, и он не станет скрывать свои чувства из боязни потерять работу.

– Между нами только секс, ничего больше.

Хэлли фыркнула.

– Поверь мне, в семье Бруэров ничего не происходит без участия сердца.

– Но не в этот раз.

Улыбка подруги стала ужасно самодовольной.

– Если тебе легче так думать, бога ради.

Надо было сделать еще и татуировку.

В тот вечер, когда Дана открыла дверь и провела Кэла в гостиную, взгляд у него был оценивающим, но не ошеломленным.

– Классное платье, – сказал Кэл, задержав взгляд на глубоком вырезе. – Потрясающе выглядишь.

Нарочитым движением Дана взбила свои торчащие розовые пряди.

Он лишь улыбнулся.

Да, похоже, татуировка анаконды, извивающейся по правому плечу и спускающейся на грудь, и могла бы достичь цели, но розовые волосы явно не подействовали.

Пока Лен и Оливия брали с Кэла обещание, что он не задержит ее слишком поздно, не позвонив, Дана позволила себе полюбоваться им.

Почти все мужчины хорошо выглядят в смокинге, но немногие способны заставить женское сердце петь. Кэл был из их числа. Белая рубашка оттеняла смуглую кожу, а глаза сегодня казались еще голубее, чем обычно. Вдобавок ко всему он был высок и прекрасно сложен.

Он заметил ее взгляд и лукаво подмигнул, одновременно заверяя Оливию, что у него самые благородные намерения.

Дана взяла черную бархатную накидку.

– Ну что, идем?

Но Оливия еще не закончила.

– А цветы ты не принес? Что за весенний бал без приколотого к корсажу букетика?

Кэл полез в нагрудный карман смокинга.

– Я решил остановиться на кое-чем другом.

Он подал Дане плоский, обтянутый синим бархатом футляр для драгоценностей. Когда она открыла его, на глазах выступили слезы.

Внутри лежала изящная золотая цепочка, на которой через определенные интервалы висели крошечные золотые туфельки на высоких каблуках, все разного фасона, и на каждой мерцал крошечный бриллиант.

Никто и никогда не дарил ей ничего подобного. Обручальное кольцо, купленное Майком, было грубоватой штамповкой.

Не в силах вымолвить ни слова. Дана подняла глаза.

Улыбка Кэла была немного неуверенной, словно он беспокоился, понравился ли ей подарок. Его волнение растрогало ее еще больше.

– Я заметил, что ты неравнодушна к туфлям, – сказал он.

Интересно, заметил ли он, что она неравнодушна к нему?

– Какая прелесть. Ты поможешь мне ее надеть? – Дана смахнула набежавшие слезы.

Кэл встал позади нее, застегнул цепочку и задержался, чтобы прижаться в поцелуе к ее затылку и прошептать: «Бесподобно».

Дана вздохнула – пожалуй, можно было обойтись и без розовых волос.

Кэл мысленно приготовился пройти сквозь строй членов комитета, расположившихся прямо за входной дверью загородного клуба. Кладя левую руку Даны на свой локоть, он заметил, что пальцы у нее ледяные. И двигалась она как-то скованно, что было ей совсем не свойственно.

– Мы сделаем это быстро, – пообещал он. – По паре слов каждому. А потом найдем Хэлли и Стива.

Они прошли почти весь ряд и оказались перед последним членом комитета. Кэл почувствовал, как рука Даны напряглась.

– Мама, – сказала она глухо, – ты прекрасно выглядишь.

Кэлу доводилось видеть более счастливые лица у парней, на которых он только что надел наручники. Рот миссис Дивайн открылся раз, другой…

– Я думаю, женщины Дивайн сегодня здесь самые красивые, – вклинился он, прежде чем мать Даны успела заговорить, и чмокнул Дану в щеку. – Хотя я, конечно же, пристрастен.

Элеонор Дивайн скользнула взглядом по волосам дочери и неохотно выдавила слова благодарности. Когда они отошли. Дана стиснула его руку.

– Мой герой, – пробормотала она.

Ему понравилось, как это прозвучало.

Шампанское и музыка имеют обыкновение делать даже самый неприятный вечер терпимее. Кэл Бруэр сумел сделать его воистину волшебным.

В обществе Кэла все, казалось, были приветливы. Даже ее мать предложила устроить дамский день, когда салон будет открыт. И только Ричард Макни обрабатывал толпу на другом конце зала.

Дана и Кэл танцевали, смеялись, болтали и снова танцевали. В одиннадцатом часу он оставил ее со Стивом и Хэлли, чтобы перекинуться парой слов с майором. Дана была рада передышке. Ее туфли жали, а на левой пятке, кажется, вздулась мозоль.

Дана с тоской взглянула на двери, ведущие на террасу. Мгновение поколебавшись, она уступила желанию подышать свежим воздухом и выскользнула наружу.

Ночь была ясной и теплой. Казалось, даже сверчки поют под приглушенную музыку, доносившуюся из бального зала.

Улыбаясь, Дана подошла к краю террасы, положила ладонь на каменную балюстраду и сбросила туфли.

– Намного лучше, – выдохнула она. Конечно, потом, когда придется вновь надевать их, она поплатится, но, по крайней мере сейчас поблаженствует.

– Ты никогда не могла оставаться в туфлях всю ночь, – раздался голос позади нее.

Дана крепче стиснула перила.

– Я не видела, что ты здесь, Майк.

– А я тебя видел… Не мог не заметить. – Он выглядел уставшим и каким-то потрепанным. – Мне надо с тобой поговорить.

Предчувствуя неприятное. Дана начала втискивать правую ногу в туфлю.

– Только недолго, я обещала Кэлу, что сейчас вернусь.

Музыканты объявили перерыв, и двойные двери открылись – кто-то из гостей вышел полюбоваться звездной ночью.

– Я тут влип в одну историю, – начал Майк. – Возможно, мне придется уехать из города на некоторое время, пока все не успокоится.

Надев правую туфлю. Дана ногой поддела левую. Туфелька качнулась и свалилась набок. Ничего не оставалось, как наклониться, поправить ее и втиснуть в нее свою несчастную стопу. Когда Дана выпрямилась, Майк схватил ее за плечи.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Должно быть, ей послышалось.

– Что-что?

– Может, во Флориду.

Дана попыталась вырваться, но он не отпустил ее. Не зная, что делать, она выпалила первое, что пришло в голову:

– Слишком много солнца.

– Хватит, Дана, игра окончена. – Майк притянул ее к себе, от него несло пивом. Она отвернулась. – Ты уже доказала, что хотела, – с Кэлом Бруэром. Ты заставила меня страдать, а сейчас пора возвращаться домой.

Он стиснул ей пальцами лицо, заставляя снова повернуться к нему. Не успела она даже вздохнуть, как он впился в нее поцелуем.

Дана со всей силы врезала ему кулаком в живот Майк сложился пополам и выдохнул слово, которое не часто услышишь в элитарном клубе.

Торжествуя, она вытерла рот рукой. Хорошо бы найти какое-нибудь антибактериальное средство.

– Слушай меня внимательно, – процедила она, отступая на несколько шагов. – Кэл – лучшее, что когда-либо было у меня. Он умный, честный и трудолюбивый и относится ко мне так, как никогда не относился ни один мужчина. Тебе же надо Богу молиться, что ты еще не в тюрьме. Уезжай во Флориду, Майк, и не возвращайся.

Она развернулась и резко остановилась, увидев толпу, собравшуюся в дверях.

– Может, кто-нибудь сжалится над ним и принесет стакан воды? – обратилась Дана к зрителям. – А может, и нет.

Кэл оказался рядом с ней раньше, чем она успела удивиться. Обняв Дану, он повел ее в зал.

– Значит, лучшее, да?

Впервые Дана предпочла не отвечать.

Весь обратный путь они молчали, и только когда Кэл свернул с трассы. Дана наконец поинтересовалась:

– Куда ты меня везешь?

– Домой, – сказал он.

– Тогда ты свернул на три мили раньше.

– К себе домой.

– О…

Через несколько минут они остановились перед домом Бруэров. Фонари по обе стороны входной двери светились, словно маяки, указывающие путь в будущее.

Кэл заглушил мотор, обошел машину и открыл дверцу.

– Спасибо, – пробормотала Дана, когда он помог ей вылезти.

Он никогда не думал, что однажды привезет сюда ночью женщину, но это казалось… правильным. Она стояла посреди гостиной и выглядела такой потрясенной, что он просто должен был поцеловать ее, что и сделал.

– Какое чудесное место, Кэл. Теплое и счастливое – настоящий дом.

Он снял бархатную накидку с ее плеч и повесил на спинку кресла.

– Я хочу, чтобы ты провела эту ночь со мной. Здесь.

– Но Митч рано или поздно вернется и…

Кэл улыбнулся.

– Милая, Митчу уже давно все о нас известно. – Он протянул ей руку. – Ты пойдешь со мной наверх?

Она заколебалась, и сердце Кэла замерло. Дана вложила свою ладонь в его, и Кэл улыбнулся. Когда-нибудь он скажет ей, что каждую ночь, пока они живы, хочет вести ее по этой лестнице и любить ее.

Он может подождать, но не слишком долго.