Текст книги "Ночное следствие"

Автор книги: Казимеж Блахий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

2

МАГНИТОФОННАЯ ЗАПИСЬ ОПЕРАТИВНОГО СОВЕЩАНИЯ

Время: 21.30

Присутствовали: шеф следственной группы; И. Домбал, поручик; С. Куницки, эксперт судебной медицины.

Шеф: Я пригласил вас, коллеги, чтобы, наконец, попытаться обобщить данные, полученные нами, начиная с восемнадцати часов. Думаю, что уже пришло время дать ответ на несколько основных вопросов. Это нужно еще и для того, чтобы решить: или мы продолжаем предварительное расследование дальше, или закрываем его и всю имеющуюся в наличии неразбериху передаем в руки прокуратуры. Мое мнение по данному вопросу таково: основные нити расследования мы уже нащупали, если, конечно, в этом сумасшедшем доме не случится еще чего-нибудь, чего предвидеть мы не в состоянии. Но в любом случае я считаю, что следствие мы можем продолжать. Ваше мнение? Поручик Домбал?

Поручик Домбал: Продолжать.

Доктор Куницки: Мне абсолютно безразлично. Без вас я все равно отсюда не выберусь. Свою работу я закончил, если, конечно, как вы сказали, капитан, в этом сумасшедшем доме чего-либо еще не стрясется. Но я не думаю. Все возможное уже случилось: два раза капли для кухарки, укол – девушке, успокаивающие таблетки для Бакулы.

Шеф: Значит, возражений нет? В таком случае будем вести следствие до конца. Домбал, с обыском закончили?

Поручик Домбал: Да. Безрезультатно. Часов не нашли.

Шеф: Потом расскажете. Усильте охрану. Один человек пусть останется в холле. Он мне понадобится для эксперимента. Сержант Лигенза!

Поручик Домбал: Есть.

Шеф: Предлагаю последовательно ответить на такие вопросы: КОГО? КОГДА? ГДЕ? КАК? ЧЕМ? ПОЧЕМУ? И наконец, КТО? Может, звучит несколько академически, но при настоящем нагромождении фактов, как мне кажется, упрощения неизбежны. Согласны? Благодарю… Ответ на первый вопрос не требует обсуждения. Известно, КОГО убили. Можно только поставить вспомогательный вопрос: КЕМ в данной ситуации являлся человек по имени Арним фон Кольбатц? Могу сообщить вам дополнительные сведения об убитом, которые я почерпнул из показаний Марека Бакулы и Германа Фрича. Итак, Арним фон Кольбатц был потомком старинного рода банкиров и торговцев, чьей резиденцией с шестнадцатого века служил замок в Колбаче. Из какой линии рода Кольбатцев происходил Арним – не знаю. Известно только, что их было две. Установим позднее. Сейчас важно поскорее выяснить другое: что привело Арнима фон Кольбатца в замок в январе текущего года? Любознательность журналиста? Желание узреть старинное родовое гнездо? Или совсем иные, более материальные интересы? Мне кажется, что последнее. Я предполагаю – вы потом прослушаете ленты, обратите особое внимание на показания Бакулы, – что Арним посетил Колбач в поисках векселя короля польского Зыгмунта Августа, векселя на сумму в сто тысяч талеров, которые в свое время ссудил королю банкирский дом Иоганна Кольбатца. И пожалуйста, не смейтесь! Я вовсе не думаю, что наше министерство финансов вознамерится оплачивать долги короля Зыгмунта четырехсотлетней давности… Доктор Куницки, как вы полагаете, может ли документ с автографом польского короля представлять собой антикварную ценность?

Доктор Куницки: Откуда я знаю? Хотя… Пожалуй, может. Но трудно сказать какую. Я читал где-то, что на лондонском аукционе автограф Марии Стюарт был продан за двадцать пять тысяч фунтов.

Поручик Домбал: Фунт – два с половиной доллара, да?

Шеф: Это не существенно. Идем дальше. Вопрос: КОГДА? Прошу мне помочь. Доктор Куницки?

Доктор Куницки: Временем смерти я считаю день семнадцатого января, двадцать ноль-ноль…

Поручик Домбал: Ну вот! Мы и так все время танцуем от того, что говорил этот Бакула…

Шеф: В известной мере – да. Однако пока неизвестно, был ли Арним похоронен мертвым или просто в состоянии глубокого обморока. Вспомним также предположение доктора: его могли оглушить ударом по голове в одном месте, перенести на другое и затем уже похоронить. Как насчет алиби проживающих в замке, поручик Домбал?

Поручик Домбал: Начну с Бакулы. Вчера в двадцать часов он слушал пластинки. Какую-то прелюдию. Не знаю, что это такое, но слушать можно – он мне заводил во время обыска. В двадцать сорок пять Бакула спустился вниз за водой для кофе. Заглянул в салон с камином и увидел, что Арним фон Кольбатц лежит на полу. Удостоверился, что тот мертв, сообщил остальным. Теперь – Герман Фрич. Он показал, что в двадцать ноль-ноль Кольбатц собирался прийти к нему поболтать. Говорит, ждал ровно двадцать минут – вы знаете, какие немцы аккуратисты, – и пошел в салон посмотреть, нет ли там Кольбатца. Увидел труп, а рядом с ним, на коленях, – Аполонию Ласак. Никого больше, по его словам, в комнате не было. Показания отца подтверждает дочь. Фрич – как она говорит – побежал и сказал, что «господин барон умер». Она не помнит, пошел ли отец сообщить об этом Бакуле. Однако, как она припоминает, Бакула ей сказал, что якобы немец умер от сердечного приступа. Из комнаты она не выходила с двадцати часов до самого утра. Странно получается: вопреки всем показаниям Аполония Ласак имеет алиби. Она утверждает, что около двадцати трех часов вернулась из Голчевиц, где в тот день заседал местный церковный комитет. Видела как Фрич и Бакула выносили гроб. Потом готовила себе ужин.

Доктор Куницки: Врут. Все четверо.

Шеф: Доктор, прошу не прерывать. Домбал, дальше…

Поручик Домбал: Собственно, это все. Да, еще одно: через час после смерти немца все по приглашению доктора Бакулы собрались в салоне, принесли гроб и положили в него труп. Гроб несли Бакула с Фричем. Этот факт подтверждает Бакула, Фрич и Ласак. Только Труда твердит, что вовсе не выходила из своей комнаты.

Шеф: Весьма любопытно! Другими словами, решение похоронить Арнима было принято почти сразу же. Запомните, пожалуйста. Интересно, сколько времени они копали могилу в такую погоду?..

Поручик Домбал: Копал Фрич.

Доктор Куницки: Вы правы, капитан. Редко случается, чтоб убийцы действовали столь согласованно…

Шеф: Доктор, время для подобных суждений еще не пришло. Следующий вопрос: ГДЕ? На этот раз наши мнения совпадают. Кольбатц умер не в салоне. С местом смерти связаны и другие вопросы: ЧЕМ? и КАК? Остановимся, однако, на вопросе ГДЕ? Ваше слово, доктор?

Доктор Куницки: Лестница, ведущая в башню. Пододвиньте мне, пожалуйста, сахар. Благодарю… Повторяю: лестница. Мы с поручиком Домбалом осмотрели ее очень внимательно. Как раз подходящее место и вполне совпадает с диагнозом. Арнима фон Кольбатца ударили спереди – об орудии убийства скажу позднее, – и он упал. Головой вниз. Поэтому трупные пятна появились в верхней части тела и отсутствуют в нижней. Именно так: лежал головой вниз на лестнице. Иного варианта я не вижу. Не думаю, чтобы убийца подвесил свою жертву за ноги…

Шеф: В этом милом доме можно думать все, что угодно. Аналогия, конечно, слишком прямолинейна, но если вы прослушаете записи допросов, то узнаете, что сто лет тому назад некий капитан Харт выстрелил барону Каспару фон Кольбатцу прямо в сердце, а потом повесил его головой вниз. Или наоборот: сначала повесил, а потом выстрелил. В шестнадцатом веке, уважаемые коллеги, в башне тоже был повешенный!

Поручик Домбал: Прямо роман с приведениями. Последних, правда, пока не видать…

Шеф: Домбал!.. Прошу дальше, доктор. Почему именно на лестнице? Почему не в коридорчике? Почему не в комнате со стульями? Чем вы можете объяснить выбор места преступления, доктор Куницки?

Доктор Куницки: Вы мне позволите прибегнуть к помощи спекулятивного предположения? Итак – почему башня? Если не стечение обстоятельств, если – повторяю – не неизбежность заставила убийцу действовать в башне, то я предполагаю, что он поступил вполне преднамеренно. Попрошу обратить внимание на местоположение башни. Первое: находится вдали от жилых комнат. Второе: лестница, ведущая туда, настолько темная и узкая, что можно атаковать внезапно. Например, убийца приглашает жертву осмотреть старинные часы. Это, кстати, уже третье возможное побуждение для выбора места. Есть и четвертое. Башню можно покинуть, не будучи замеченным никем из живущих в замке. Темный коридорчик, нежилая комната со стульями, пустой холл, салон, где мы сейчас сидим, и – сразу выход к жилым помещениям.

Шеф: Браво, доктор!

Поручик Домбал: При нас вы и не тому научитесь…

Шеф: Домбал! Прошу вас… Переходим к следующему вопросу: ЧЕМ убили?

Доктор Куницки: Ваша гипотеза вполне обоснованна. Убийство совершено с помощью трости, старинной трости с ручкой в форме головы грифа. Я могу это утверждать абсолютно определенно, поскольку проделал небольшой эксперимент. Повторный след от удара ручкой трости имеет те же самые особенности.

Поручик Домбал: Судебная медицина все-таки противная работа. Я не смог бы так трахнуть покойника по башке, как это сделали вы, доктор.

Шеф: За это говорит и изменение в положении трости на стене, которую потом повесили на крюк другой стороной. На вопрос: КАК убили? – мы сможем ответить, если опять-таки обратимся к данным доктора Куницкого. Убийца держал трость за самый конец и ударил справа налево, стоя в каком-либо метре от жертвы. Но это еще не исчерпывает проблемы. На вопрос КАК? нужен и дополнительный ответ: действовал ли убийца в одиночку? Или ему кто-то помогал? А если была помощь, то с чьей стороны и почему? Последний вопрос вызывает множество новых.

Поручик Домбал: Если мы не узнаем мотивов преступления, то не сумеем сказать ни слова больше. Я считаю, что с этим векселем получается совсем неглупо. Только у меня в голове не умещается, что один тип может прихлопнуть другого из-за клочка старой бумаги. Хотя это дело напоминает мне уголовный процесс в Новой Хуте. Вы помните? Тюльпан обвиняет Сержпутовскую… Ну, конечно… Одна баба зарезала бритвой другую – не поделили ключа от двери на чердак, где вешали белье. И здесь могло начаться из-за мелочи.

Шеф: Конкретно? У Арнима фон Кольбатца был вексель?

Поручик Домбал: Ничего тут нет конкретного. Почему не наоборот? Вексель у убийцы, он показывает его Кольбатцу и предлагает купить. Арним платит, получает по лбу, а убийце остаются и документ и деньги.

Шеф: Совсем здорово! Или история повторяется. Сто лет тому назад нечто подобное хотел проделать Каспар фон Кольбатц с капитаном Хартом и поляками, когда выдал их жандармерии. Послушайте, пожалуйста, записи.

Доктор Куницки: Есть еще один вариант: ни убийца, ни жертва ничего не знают о векселе. Документ им показывает третье лицо, и они не могут его поделить. Например, Фрич или Бакула.

Шеф: Или Аполония Ласак. Вариантов наберется много. Они могут расти в геометрической прогрессии. Я думаю, однако, что вексель оставался в замке. Последним известным владельцем документа являлся капитан Харт.

Доктор Куницки: Нам, по-моему, остается только один выход: вызвать дух покойного. Ласак могла бы нам оказать неоценимую помощь в данной сфере деятельности… Однако все это шутки. Известны ли нам отношения убитого с обитателями замка?

Поручик Домбал: Никто ничего не знает. Они видели его первый раз в жизни. Ласак с ним почти не разговаривала. Фрич заявил мне на предварительном допросе, что ему сразу показалось, будто Арним замышляет недоброе. Труда утверждала, что Кольбатц. расспрашивал ее о жизни немцев в Польше. Бакула показал, что дважды спорил с Арнимом о политике ФРГ и о границе по Одеру и Нейсе. Что это за отношения? Лучше всех нас разобралась в ситуации старуха Ласак: твердит себе упрямо, что немца убило привидение – и точка!

Шеф: Хватит. Постараемся выяснить еще один вопрос. Почему Бакула сразу похоронил умершего, а утром уведомил милицию? И при том варшавскую милицию. Почему не… Домбал? Домбал?! Что такое? Кто стрелял? Домбал! На выход! Быстро!

3

Домбал на бегу ставит пистолет на боевой взвод. Выстрелы – так мне кажется в первый момент – рвутся под самыми окнами замка. Вылетаем из холла, сзади хлопают двери, эхо барабанит в ушах до тех пор, пока нас не оглушает вой ветра. Снова две очереди из револьвера-автомата. Желтые вспышки рассекают синеватую тьму ночи и гаснут за правым крылом замка. Куницки что-то бормочет, но вой ветра глушит слова, и я не понимаю, чего он хочет. Стискиваю пистолет и мчусь прямо по снежной целине. Белая мокрая каша хлещет в лицо, застилает глаза, ветер врывается в легкие, и вдруг, почти с облегчением, я лечу в сугроб. Куницки помогает мне подняться, и теперь, наконец, до меня доходит, что он просто ругается самыми последними словами. Домбал исчез. Мы беспомощно стоим среди сугробов. Снег ледяным обручем сжимает застывшие ноги. Из тьмы движутся на нас два желтых глаза.

Это Домбал с милиционером. Сержант держит револьвер-автомат дулом вниз.

– Гражданин капитан… – Сержант вытягивается по стойке «смирно», но я жестом приказываю ему идти к замку. Весь нижний этаж правого крыла ярко освещен. Море света заливает двор., где все еще пляшут снежные вихри.

– Что случилось? – спрашиваю я, когда за нами закрывается дверь.

– Гражданин капитан, докладывает сержант Лигенза, пост номер два. Я заметил человека, который шел к замку, и приказал ему остановиться. Три раза повторил «Стой!». Но он припустился бежать. Тогда я согласно распоряжению, гражданин капитан… Согласно распоряжению стрелял.

– Промазал, – успокаивающим тоном замечает Домбал.

– Следы?

– Ведут к замку.

– Так ищите, черт побери! Что вы встали?!

Ветер хлопает дверями, заносит снежные клочья даже в холл. Куницки вытирает лицо, белое как таблетка, тянет меня за рукав и бормочет что-то непонятное.

– Оставьте меня в покое, – говорю я ему и останавливаюсь как вкопанный в дверях салона. Под люстрой, все лампочки которой сияют ярким светом, словно гости, приглашенные на великосветский прием, выстроились Бакула, Фрич, Труда и Ласак.

– А вам что здесь понадобилось?

Молчат. Оскорблены моим невежливым тоном. Переглядываются. Наконец Бакула вынимает правую руку из кармана пиджака, слегка наклоняет голову и любезно информирует:

– Мы хотели узнать, что случилось, пан капитан.

– Ничего. Абсолютно ничего, пан доктор Бакула, – отвечаю я и разглядываю их ноги. Все четверо обуты в мягкие домашние туфли. У Бакулы – кожаные коричневые элегантные. Он весь такой. От идеально треугольного узла галстука до домашних туфель.

– Стреляли, если не ошибаюсь, – говорит Бакула.

– Так точно. Промазали. Желаю всем спокойной ночи.

Они тихо уходят. Бакула – первым, слегка наклонив голову. Только теперь я слышу далекую музыку.

– Концерт, доктор? Он отвечает с улыбкой:

– Вы хотите послушать? Милости прошу. Лютославски.

И исчезает.

Куницки падает в кресло и растирает замерзшие руки.

– Что могло случиться? – задумчиво спрашивает врач.

– Пришел Дед Мороз и принес мыло.

– Почему мыло? – удивляется Куницки.

– Потому что дико. Понимаете? Дико, глупо и безрезультатно. А теперь позвольте мне минутку помолчать и перестаньте дергать меня за рукав.

Оскорбленный Куницки удаляется в комнату, где лежит труп Арнима фон Кольбатца. Громко хлопает дверью. И зачем он нервничает? Музыка успокаивает. Море тоже. Море беспрестанно шумит за окном. В этом году очень холодно. Интересно, когда высаживались на берег те повстанцы, так же было холодно или нет? Харт… Твердый. По-английски «хард» – «твердый». А Бакула мягкий. Не люблю таких типов. Пластинки… Эстет. Немного маньяк. Просто помешан на истории. А Труда очень красивая. Боится меня. Утверждает, что она убила. Кого-то хочет покрыть. Кого? Отца? Возможно, что и отца. У меня опять нет спичек. Хорошо, что зажгли люстру. Нужно осветить весь замок. Чтобы было много прожекторов. Сто. Тысяча прожекторов.

– Гражданин капитан, сапоги.

В комнате появляются два чучела, облепленные снегом. Домбал и Лигенза.

– Мы с гражданином поручиком нашли сапоги, – докладывает Лигенза и бросает на пол мужские резиновые сапоги. Затем они оба с Домбалом снимают шинели, отряхивают снег, и посреди салона появляется грязная лужа.

– …идем мы от кладбища к замку. Следы завалило. У кладбища нашли четыре отпечатка ног, но уже здорово засыпанные. Отчетливых было три – в сугробе у входа в кухню. В сенях стояли эти сапоги. Еще немного мокрые. Чтоб им провалиться, все ботинки забиты…

Домбал снимает полуботинки, шарфом вытирает покрасневшие ноги.

– Мокрые?

– На подошвах даже еще не оттаял снег. Видно, не успел отряхнуть, только скинул и помчался во дворец.

– Кто?

Домбал и Лигенза пожимают плечами.

– Со скольких метров вы стреляли, Лигенза?

– Вроде бы с пятидесяти. Руки у меня совсем застыли, гражданин капитан. Я забыл прихватить рукавицы на меху, потому что ехать надо было сломя голову…

– Напишите по этому поводу жалобу в хозяйственный отдел Главной комендатуры милиции! Не стойте как столб, ради бога, садитесь. Домбал, сделай кофе. Голова у меня просто разламывается. А что на кладбище?

– С этим кладбищем, – говорит Домбал, – прямо целое представление. Черти бы взяли и этот Колбач, и Бакулу с его телефонным звонком в милицию…

– Я спрашиваю, что было на кладбище?

Домбал вешает носки на решетку у камина.

– С ума сойти…

– Домбал? – говорю я с холодной угрозой.

– Пусть Лигенза расскажет. Он правоверный католик, а я просто мокрый пес.

– Лигенза?

Сержант хлопает глазами.

– Что с вами, черт побери?! – кричу я на весь салон. – Спятили?

Сержант принимает классическое положение по стойке «смирно» и оглядывается на поручика. Делает глубокий вдох.

– …наверное, потому, что мы… просто с перепугу, гражданин капитан! – выпаливает он конец какой-то непонятной фразы.

– Что-о-о?..

– Мы, наверное, перепугались, гражданин капитан. Я и гражданин поручик, – информирует Лигенза, оглядываясь на Домбала, который с философским спокойствием рассматривает свои ботинки, черные, с узким модным носом. – Так точно, просто с перепугу. Я как раз сказал гражданину поручику, чтобы идти по следам. Входим в эти ворота на кладбище и все время светим фонарями. Идем, идем, светим, светим, и – накажи меня бог, если я вру, – вдруг метрах в двадцати перед нами валится на землю памятник с могилы. Как будто кто его толкнул. Может, от ветра? Трахнулся прямо перед нами и зарылся в снег. Живой души там не было. Я перекрестился, а гражданин поручик сказал такое слово…

– Домбал? – Я влажными пальцами начинаю растирать висок.

– Так и было. Лигенза не заливает.

Я начинаю кружить по комнате. Руки засовываю в карманы. Тут же ловлю себя на мысли, что точно так вышагивал здесь Бакула, рассказывая об Анне Хартман. Внутри, между ребрами, возникает мелкая дрожь, парализует дыхание, подступает к горлу. Однако нервы!.. Все тело в испарине. Они это видят. Лигенза вытирает рукавом дуло автомата. Домбал делает вид, что разгребает пепел в камине.

– Так вы говорите, что там никого не было? Никого?

Молчат.

– Хорошо. Мы посетим этот веселенький цирк еще раз. Втроем. Лигенза, приведите… Бакулу. Нет. Приведите Фрича. Он любит привидения.

Домбал посматривает искоса, словно спрашивает, так ли уж все это нужно. Посвистывает, оглядывая свои мокрые ботинки.

V. ПОСЛЕДНЯЯ МОГИЛА

1

Кладбище? Пожалуй, слишком громко сказано. Несколько могил, заваленных снегом, которые почти неразличимы среди заиндевелых деревьев. Кладбище похоже на маленький сквер в зимнем уборе, словно чудом заброшенный сюда, как можно дальше от городских улиц. Сразу же бросаются в глаза следы запустения. Ограда разрушена. Калитка висит на одной петле. Между крестами свободно гуляет ветер.

Фрич семенит впереди, то и дело оглядываясь. За мной идет Домбал с пистолетом. Снег хрустит. Разрывая тишину, потрескивают деревья, прихваченные морозом. Фрич останавливается.

– Вперед, Фрич, дальше. К первым могилам. Мы проходим мимо упавшего надгробия, заметенного снегом. Я выразительно смотрю на Домбала. Он кивает. Идем правильно. За нами сияют окна замка. Его контуры расплываются в мириадах танцующих снежинок. Лицо у меня холодное, как металл. Фрич снова останавливается. Его надо то и дело подгонять. Переступаем через полуистлевший остов большой сосны. Голые ветки торчат вверх, как замерзшие руки.

– Там дальше уже нет ничего, – говорит Фрич почти у самого моего уха, поскольку ветер завыл с удвоенной силой.

Мы вышли из-под сосен. Перед нами простирается ровная белизна, резко переходящая в черноту беззвездного неба.

– Вы хорошо знаете кладбище? – кричу я Фричу.

Он кивает головой. На нем баранья шапка, и он в ней похож на крестьянина из глухой деревни. Домбал светит нам под ноги.

– Чья могила? – спрашиваю Фрича. На крайнем надгробии лишь простой каменный крест.

– Матеуша Колбача, герр гауптман. Он когда-то лежал в городском костеле святого Якуба, как говорил мой дедушка, но после Реформации останки перевезли сюда. Наверное, католиков выкинули из собора.

– Понятно. А эта?

– Иоганна.

– Самоубийцы?

Фрич кивает бараньей шапкой.

С третьего надгробия приходится сметать снег. Высеченные на камне буквы время превратило в едва понятные иероглифы.

ЯКУБ ФОН КОЛЬБАТЦ

Скончался 18.I.15…

АННА ФОН КОЛЬБАТЦ, в первом браке ХАРТМАН

Скончалась 18.I…

Так!.. Опять та же дата. И Бакула говорил, что Анна Хартман умерла в один день с сыном, в тот день, когда на Колбацкой скале появился благородный Шимон.

Дальше только женские имена: Мария, Гертруда и Вильгельмина. Потом мужчины: Франц Теодор, Хельмут Фрейхер, Сигизмунд Берндт Олдарик фон цу Кольбатц. Семнадцатый век, начало восемнадцатого, имена все длиннее, звучат крайне аристократично, словно цитаты из родословной книги. В девятнадцатом веке сплошь пошли одни полковники:

Joachim Arnold von und zu Colbatz, Oberst d. Pommerellen Gardeuhalenenregiment 21 fiel f #252;r Kaiser und Vaterland im Schlacht gegen Franzosen bei Aachen 16 Juli 1814.

У каждой могилы Фрич останавливается в выжидательной позе, каждый раз тянется рукой к своей бараньей шапке, но, смущенный, тут же опускает руку и засовывает в карман телогрейки. Его глаза, за очками в проволочной оправе, слезятся от резкого ветра.

– Далеко еще? – спрашиваю я Домбала.

– Господин Каспар фон Кольбатц лежит несколько дальше, – с лихорадочной поспешностью отвечает Фрич.

Снег с потревоженной ветки летит мне прямо в лицо. Перехватывает дыхание. Немец меня отряхивает. Он услужлив и очень испуган.

– Фрич, – говорю ему, – вам надо было надеть резиновые сапоги.

– А где их взять, герр гауптман? Нам спецодежду не выдают! – кричит он сквозь ветер.

Мы останавливаемся у надгробия, изображающего якорь, верхняя часть которого переходит в крест, оплетенный цепью. Она настолько тесно обвивает камень, что кажется, именно ее железные объятия заставили его потрескаться.

– Здесь похоронен капитан Харт, а дальше уже ничего нет.

Фрич тянет меня за рукав. Я делаю шаг назад, и нога упирается в каменную плиту, лежащую поперек тропинки. Тоненький слой снега покрывает камень. Фрич тянет меня, словно ему очень не терпится домой. Я отступаю к кустам можжевельника, туда, откуда мы сегодня вынули гроб с телом Арнима фон Кольбатца. Над развороченной землей торчит покосившийся сосновый крестик. Фрич бежит прямо к замку.

– Стойте, Фрич, сначала поднимите эту плиту.

Я дважды кричу ему под баранью шапку, он разводит руками. Делает вид, что не понимает. Лигенза подталкивает его стволом револьвера-автомата. Это помогает. Но у старика не хватает сил даже сдвинуть плоский камень, и мы наваливаемся на него все вместе. Он подается не сразу. Под плитой – свежий снег. Домбал кричит что-то непонятное. Я отвечаю ему кивком головы. Это как раз и есть надгробие, которое недавно упало.

– …просто как спичка! – кричит Домбал.

Я упираю плиту в пузатый камень на могиле Харта и свечу фонарем.

МАРГАРИТА ХАРТ, урожденная БАКУЛА

Скончалась в 1923 году

Гашу фонарь и закрываю глаза. Слышу, как Домбал говорит на плохом немецком языке, а Фрич в чем-то оправдывается. Ветер глушит звуки и искажает слова. Но я и не пытаюсь хоть что-либо услышать и понять. Повторяю про себя только одно слово, которое прочитал на надгробии: «Бакула… Бакула…» Надпись готическая, совсем отчетливая. Читаю ее уже в десятый раз, потом ногой разгребаю снег в изголовье могилы. Под его тонким слоем комья замерзшей глины. Как будто тут недавно копали. Домбал все еще препирается с немцем.

– Фрич, кто здесь лежит?

– Та полька.

– Жена капитана Харта? – кричу сквозь ветер.

– Так точно, герр гауптман!

Я отдаю приказ возвращаться. Домбал о чем-то спрашивает, но мне не хочется ему отвечать. «Ба-ку-ла»… Не какая-нибудь там непонятная «бакула», но – Бакула. Обычная польская фамилия: «Бакула». Слово растет, гремит, бьется в мозгу. Портрет Анны Хартман, рыжеволосой купчихи с Паненской улицы, дом № 34 вдруг оживает. И я уже вполне отчетливо чувствую, что именно эта женщина приведет меня к самым истокам колбацких загадочных убийств.

Оглядываюсь на кладбище. Сосны маячат в снежном мареве. Больше ничего не видно.