Текст книги "Mayday. Я влюбляюсь (СИ)"

Автор книги: Катя Саммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Катя Саммер
Mayday. Я влюбляюсь

Пролог

Шагнешь, когда другие не посмеют?

Несколько лет назад

В помещении горел яркий свет, который придавал лицам оттенок болезненной белизны. Приглушенные голоса сплетались в единое эхо. Все были сосредоточены на поставленной задаче – сроки поджимали, давление «сверху» усиливалось день за днем, от них требовали результатов. Тем не менее каждый из присутствующих ощущал важность своей роли в длинной цепочке механизма, причастность к великому делу. Ведь не зря их отбирали так тщательно, не зря посвятили в тайны, недоступные простому человеку.

– Зафиксирован сигнал бедствия! – внезапно раздался голос одного из диспетчеров.

Внезапно, но так долгожданно. Пчелиный рой зажужжал, каждая «шестеренка» заняла свое место. Отлаженная система работала без нареканий. Они готовились и не собирались упускать возможность. Он не собирался.

– Сигнал перехвачен. Установлена связь по зашифрованному каналу, жду указаний.

Он чувствовал это – сладкое предвкушение победы, безграничную власть. Он станет первым. Никто его не остановит.

– Применяй протокол 000-1.

Внешне он был спокоен, но внутри – внутри ликовал. Как давно он мечтал произнести эту фразу вслух!

– Но прибор не готов, преобразователь еще в тестовом режиме, мы не отладили…

– Отставить!

Нет, он не позволил бы испортить триумф. Что бы ни твердил этот выскочка, лучше, чем сейчас, они не были подготовлены. Хватит с него игр, хватит тестов! Настал момент действовать. Пан или пропал.

– Резкое падение давления в кабине, отказ приборов управления. Жду Ваших указаний! – повторили в микрофон.

– Действуй, – распорядился он.

– Прибор не готов к эксперименту!

Перед ним выпрыгнул один из ведущих инженеров проекта. Смышленый малый.

– Подтверждаю отключение транспондеров, объект пропал с экранов радиолокаторов.

– Траектория для полного перемещения просчитана.

– Подтверждаю координаты, 6°55’15 северной широты, 103°34’43 восточной долготы.

Протокол вступил в действие, и его было не остановить. Все эти переговоры подобно терпкой прелюдии разгоняли в венах кровь, заставляли сердце чаще биться, стучать в виски.

– Лайнер отклонился от авиационной магистрали на Токио, задано направление к усыпальнице номер семь. Необходимо подтверждение. Протокол 000-1, код доступа 298, – обратились к нему.

И все же он не терял способности к холодному расчету, высоко оценив выбор диспетчера. Конечно, были места и ближе, но в их работе нельзя допустить ни один просчет: спрятать стальную громадину со всеми речевыми самописцами нужно надежно и навсегда. Хорошо, если топливо у самолета закончится над местом с подводными отвесными скалами до двух километров глубиной.

– Вы совершаете ошибку, – громко произнес все тот же умник.

Он лишь мазнул по нему взглядом, а затем кивнул охране, чтобы дали выскочке поразмыслить о субординации в карцере.

– Подтверждаю, – прямо в глаза инженера, перед тем как того увели, отчетливо проговорил он. – 000-1, 298.

Он слышал, что командир воздушного судна подтвердил полученный курс и, ничего не подозревая, развернул самолет в противоположную сторону для аварийной посадки, которой не будет.

– Готовность пятьдесят шесть процентов, – озвучивали процесс лаборанты.

Лампочки на приборе по очереди загорались зеленым. Напряжение в воздухе достигло апогея. Ему стало тяжелее дышать. Он замер.

– Готовность шестьдесят четыре процента.

Как по учебнику, – думал он.

Он вложил в это всю душу и сейчас должен был получить результат. Он все просчитал, будет не сложно.

– Готовность семьдесят процентов.

Секунды растягивались в километры, но он ждал. Ведь еще чуть-чуть и…

– Красный код! – оглушил его возглас справа.

На экране застыла цифра семьдесят один. Загрузка остановилась, загорелась красная лампочка, вторая.

– В чем дело? – спросил он неслышно, будто у самого себя.

– Готовность семьдесят один процент, максимально возможная величина при исходных данных.

– Запускай.

– Но это н-недопустимо! П-по протоколу, – заикаясь, выдал его подчиненный.

– Запускай! – прорычал он.

– Но…

Он в два шага добрался до худосочного парня и потянул за воротник так резко, что форменный материал затрещал по швам, а мальчишка подпрыгнул в воздухе.

– Ты исполняешь мои приказы, щенок! Нажимай эту гребаную кнопку!

Все затихли разом. Парня затрясло.

– Подтверждаю готовность семьдесят один процент. Создаем связанные фотоны. Старт обратного отсчета, – произнес тот и упал в кресло, отодвинув микрофон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зал заполнился голосом робота: десять, девять, восемь.

Три, два, один.

– Система запущена, – озвучил компьютер.

Никто не двигался, застыли в ожидании. Он стоял в самой середине, осознавая – то, что происходит, навсегда останется в истории. Он творил великое.

– Сканирование произведено, запись кода.

– …передано на приемное устройство, фотоны в преобразователе.

– Система стирания дубликатов активирована.

А затем гробовая, оглушающая тишина.

Он, не дыша, смотрел на инкубатор, где в любую секунду появятся подопытные. Уже должны были.

Так где же они, черт побери?

– Что не так? – он пересилил себя, чтобы задать скребущий изнутри вопрос вслух.

Ни слова в ответ.

– Что. Не. Так? – громом в помещении разразился его истошный крик.

– Объекты. Я не знаю, – лаборант перебирал кнопки дрожащими руками.

Одну за другой.

– Проверь, что не так!

Мужчина повторил комбинацию кнопок, как заученный порядок клавиш фортепьяно, но мелодия не сложилась.

– Ну!

– Я п-проверил. Их нет.

– Кого нет? В каком смысле?

– Объекты… они утеряны.

Глава 1

Наши дни

– Ты до сих пор им ничего не сказал?

Ника покраснела от злости. Он же обещал, что все будет хорошо! Макс обещал, что разберется, поговорит с друзьями, объяснит.

– Прости, не получилось с ними встретиться, а сообщать такое по телефону не айс.

– Прятаться не айс!

Ника швырнула в него кроссовкой с обувной полки, что была для Макса алтарем.

– Мы целый год играем в прятки! – едва сдерживая слезы, закричала Ника. – Мотаемся по съемным квартирам, заходим в кино по отдельности, сбегаем из кафе, как только кто-то из знакомых покажется на горизонте! Я устала!

Вторая кроссовка полетела в парня, когда тот попытался сделать к девушке шаг.

– Ник, брось. Ты ж знаешь, они наши с Лехой лучшие друзья. Они не поймут, пока он еще в больнице.

– Да плевать всем! Боже ты мой, это наша жизнь!

– Ну мы уже обсуждали это.

Он поджал губы и скрестил руки на груди.

– Вот именно! Обсуждали! Каждую чертову неделю с того самого дня, когда мы переспали! Почему тогда ты не думал о брате и его дружках? Почему ты не думал о них все время, что мы проводили вместе?

– Опять двац-пять. Я люблю тебя, Ник. Просто… все сложно.

Ника взвыла. И бросила еще пару кроссовок. Так больно было, будто внутри огонь полыхал, сжигал заживо.

– Зачем ты вообще сказал мне про эту свадьбу, если не собирался брать с собой? – тише и спокойнее, оттого отчаяннее спросила она.

Макс просто пожал плечами.

– Врать не хотел.

– Ты делаешь это каждый раз, когда спишь со мной.

Быков выдохнул громко и недовольно.

– Я скажу. – Макс цедил слова так, будто из него их щипцами тянули. – Когда время придет.

– А-а-а! – не выдержала Ника, снова обернулась к обувной полке и схватила первое, что попалось под руку.

– Только не хуарачи! – взмолился Макс.

Ника замерла. Господи, как? Как все обернулось таким беспросветным мраком? И обвинить бы хотелось кого-то, да сама была виновата во всем.

Макс с голым спортивным торсом и в серых пижамных штанах, такой большой и опасный на вид, с широкими кустистыми бровями и трехдневной щетиной, боялся сдвинуться с места. Он нервно поглаживал короткий ежик черных, как смоль, волос, а Ника пыталась сейчас догадаться, что его беспокоило больше – она или любимые кроссовки. Гадала, смеяться от этого ей или плакать.

Она демонстративно медленно поставила обувь обратно, схватила рабочую сумку и выскочила из квартиры. На прощание хлопнула дверью так, что в подъезде побелка посыпалась. А снаружи замерла, тяжело дыша, пытаясь вернуть самообладание.

В эту минуту мимо просеменила соседка Быковых и странно покосилась в ее сторону. Здесь все знали Нику как девушку Леши. И все знали, что он не в себе.

Еще придумает себе что-нибудь.

– Добрый день, – поздоровалась Ника со скрипучей старушкой. – Хотела Нину Александровну навестить, но не застала.

– Да уехала она на огород. Грядки, поди, готовит, да редиску сеет – снег сошел. До конца недели не видать-то ее будет.

Ника, изо всех сил растянув улыбку, кивнула и скорее поспешила к лестнице.

– Надо было позвонить, побегу я, а то на работу опоздаю.

– Беги, цвяточек! Светлого неба тебе, работка-то у тебя та еще.

Ника выбежала, глотнула воздух, чтобы расшевелить легкие, прыгнула в автомобиль и, наконец, разрыдалась. Таксист покосился на нее, но смолчал, лишь прибавил громкости радио, поющему незатейливый строки про разноцветные витаминки.

Спасибо и на том.

***

Ника из-за шторки наблюдала, как светловолосый малыш ползал по узкому проходу самолета и подбирал с пола кусочки чипсов и крошки от сэндвичей. Сердце замирало каждый раз, как кто-то вставал с кресла и направлялся к хвостовому туалету – они перешагивали его, так и норовя раздавить крохотные пальчики.

Когда очередной пассажир чуть не споткнулся о ребенка, Ника неосознанно подалась вперед. Все-таки собиралась разъяснить мамаше, что на рождении мальчишки ее обязанности не закончились.

– Орлова, оставь ты это. На третий раз точно будет скандал. Эта дамочка еще и жалобу накатает, а нас с тобой премии лишат. Ненормальная, что взять с нее! Главное, чтобы в самолете мелкого не забыла.

Ника тоскливо выдохнула, шагая обратно в хвост, где ее вечно худеющая подруга Сонька уплетала жирную касалетку курицы с макаронами. Брюнетка закрыла шторку, отгораживающую буфетно-кухонную стойку от пассажирского салона, и протянула Нике стакан спрайта с трубочкой, лимоном и льдом.

– Все для вас, мадам.

Ника впервые за сегодняшний вечер улыбнулась. Голубкина всегда веселила ее, когда было грустно. Девчонка-праздник с точеной фигурой, слепленной из часов в спортзале, излишне пухлыми губами и бронзовым загаром, привезенным из тропиков, походила на клише из «Инстаграма». Но очень доброе клише, что пахло так сладко, словно съело не одну дюжину булочек с корицей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Ну, соберись давай. И так видок, будто осы покусали. И в глазах вселенская скорбь. Я твоего Макса точно кастрирую, чтобы не нужен тебе больше был, фанфарон недоделанный!

Ника хотела ответить, но пришлось пропускать в туалет пожилую женщину. Лишнее мгновение раздумий, и новый круг ада, который и Данте не знал, не заставил ждать.

И почему для Макса все было так сложно? Нике казалось проще простого. Она точно знала, чего хотела – небольшую семью и собачку. Любую. Или кота. А может, и знатную семейку. И лучше корги. Такие незамысловатые мечты. Не цель, не финал, куда обязан прийти, а сама жизнь, которой хотелось прямо сейчас, в этот миг и тысячу других после.

Но каждый прожитый день под боком у Макса лишь сильнее отгораживал ее от счастья: простые мечты стали казаться ей недостижимыми, как Эверест. Ведь Макс ненавидел животных. И не спешил думать о будущем. Он вообще ни о чем не хотел думать. Его устраивала рутинная жизнь старшего кладовщика с зарплатой в двадцать девять тысяч и редкими бонусами в виде списанной с поставки косметики, которая нарекалась подарками Нике по случаю и без. И это в тридцать-то лет. А ей этого всего было нещадно мало даже в двадцать пять.

Макс часто злил ее. Когда с гордостью рассказывал, как остался безнаказанным за украденную линейку бесполезной «Natura Siberica», свалив вину на другого парня, которого уволили. Когда, открыто демонстрируя презрение, за километр обходил тех, кто просил подаяние. Когда одергивал и подгонял Нику, решившую в выходной день покормить уличного кота, или после ее маникюра вместо комплимента хватал за руку с криками: «Офигенно! Мне такой цвет для кроссовок нужен, сбил передник, дашь?».

Зацикленный на себе эгоист! Но как же быстро Ника забывала обиды, зачарованная его бесконечной мантрой «люблю, люблю, люблю». Даже сейчас она уже скучала. Он, при всей простоте, умело затрагивал в Нике какие-то особые струны души, залечивал ноющие из-за прошлого ранки. Она млела от его громких фраз, чувствовала живой в крепких руках.

У них всегда были хорошие отношения, даже когда она встречалась с его братом Лешей. Они всегда спорили об одних фильмах, вместе выигрывали турниры в «Активити» и смеялись над никому не понятными шутками из интернета. Макс, как никто, поддерживал ее. Когда Леша начал съезжать с катушек, она могла позвонить в любое время суток, и Макс срывался искать брата по барам. Он приезжал, когда Леша разносил квартиру, а Ника рыдала, запершись в ванной. Даже пытался скрыть от нее Лешиных девок, пытался вразумить его.

Когда Леша оказался в больнице, они с Максом незаметно друг для друга сблизились сильнее. И Ника шагнула навстречу. Ведь искренне поверила, что это настоящая любовь. Теперь точно она. Но как Ника ошиблась во второй раз?

– Орлова, ну ты совсем мне не нравишься, поешь хоть!

Нет, она не хотела. Кусок в горло не лез.

– Он ведь никогда не признается, Сонь? – произнесла она вслух вопрос, ответ на который у нее уже имелся.

Подруга сгребла ее в объятия.

– Ну, ты чего! Не плакать! Блин, Ни-ика, не рви мне сердце! Может, Луна войдет в созвездие Водолея, и твой дурак соберет яйца в кучу, да поговорит хотя бы с мамой и братом. А если нет – бросай его. Зачем тебе эти «Тайны Смолвиля»?

Ника кивнула. Но Сонькин наигранно-приторный тон с мурлыкающими звуками не сумел ее обмануть. Слишком деревянным в убеждениях был Макс. Ника не надеялась на чудесные перемены, даже несмотря на ее бесконечную веру в человечество, которую она не растеряла и после пяти лет работы на чартерах, забитых типичным «руссо туристо».

Самолет начал снижение, загорелось табло «Пристегните ремни», и в динамиках зазвучал басистый голос командира. Рейс Барселона – Южный подходил к концу.

– У-у, мегера-то как раскудахталась.

Сонька махнула головой в сторону Зябликовой, маневрирующей меж пассажирами, что выстроились в очередь на аттракцион «успей сходить перед посадкой в туалет и не вытрепать все нервы бортпроводникам». Девчонка, обычно тихая и приятная, сегодня изображала перед инструктором большого начальника, чтобы получить допуск к работе бригадиром. Власть, пусть и такая – ограниченная фюзеляжем самолета, часто портила людей, но не Нику, под ее шефством обожали летать все без исключения. Тем не менее, сегодня Орлова радовалась, что летит в хвосте и не несет за других ответственности. Сегодня за себя бы постоять.

– И не фмей мне кифнуть, – бормотала Сонька, уплетая галетное печенье из ланчика, пока Ника готовила документы на возврат напитков и сдачу оборудования. – Ты оглянись вокруг – столько мужчин! Ты видела, как на тебя заглядывался тот испанец? Ты поболтала бы с ним, что ли.

– Ты слишком хорошего мнения обо мне. Мои знания спустя столько лет без практики заканчиваются на фразе «un traje negro para mi nieta».

Соня округлила глаза.

– Черный костюм для моей внучки, – Ника засмеялась от души. – Каждый думает в меру распущенности.

– О-о, моей распущенности только повод дай, ха-ха.

Девушки услышали информацию заикающейся через слово Зябликовой о подготовке кабины к посадке и, надев пиджаки, вышли в салон. Ника бросила мимолетный взгляд на мужчину, про которого говорила Голубкина: да, и правда настоящий красавец – жгучий, с острыми, наверное, как и его нрав, чертами лица. Она даже засмотрелась: такому матадору только дай красную тряпку в руки, он тотчас тебя укротит.

Ника случайно встретила его взгляд и поспешила пройти мимо. А после посадки, когда пассажиры неторопливо покидали самолет, решила дать Максу последний шанс и серьезно с ним поговорить.

«В который раз», – съязвил мозг голосом Голубкиной. Но Ника отмахнулась. Все же это ее жизнь, и она будет решать, что с ней делать. Сама, а не какая-то серая субстанция.

Мысли прервали недовольные возгласы пассажиров из салона, которых расталкивал, пробираясь в хвостовую часть, тот самый мучачо. Сонька, наблюдавшая за происходящим с выходов на крыло, только развела руками.

Ника даже испугалась, увидев его ближе: ни следа былого шарма, черные вытаращенные глаза, испарина на лбу.

– Можна ту-лет? – спросил он с явным акцентом, пытаясь обойти ее.

Ника отступила в сторону, и парень громко захлопнул за собой дверь.

Поток из двухсот тридцати пяти уставших после отдыха пассажиров постепенно уменьшался, пока Ника прощалась со всеми и каждым, дежурно улыбалась, кивала головой, подыгрывая чужим эмоциям. Когда заметила, как рядом стоящая девчонка в кепке «люблю Испанию» стала принюхиваться. Посторонний запах тотчас ворвался в сознание Ники – курили. И прямо в туалете.

Чертовы испанцы! Не мог дождаться, пока выйдет?

– Ксюш, тут курят в хвостовом, – Ника позвонила на переднюю станцию, – готовь акты о нарушении правил поведения и вызывай полицию, – подсказала она явно зависшей после первых слов девчонке.

А затем постучала. Бесполезно.

Второй раз был последним.

– Это бортпроводник, сейчас я зайду!

Лишь формальность, параллельно фразе Ника уже открывала защелку и тянула на себя дверь. Только та не поддавалась. Ее будто держали изнутри.

Что за черт?

Ника вновь принюхалась и теперь отчетливо уловила разницу – это был не сигаретный душок, скорее, запах чего-то горелого. А вот это было хуже некуда.

Она еще дважды дернула дверь, когда подбежала Соня.

– Что случилось?

– Твой Бандерас обратно на родину захотел. Не пускает, самолет, наверное, поджигает.

Голубкина хоть и напряглась, но улыбнулась и умчалась вперед за подмогой. В этот самый момент Ника чуть не упала: дверь перестали держать. На нее во все глаза смотрел растерянный мужчина, поверх унитаза стояло полыхающее мусорное ведро, а детектор дыма не сработал благодаря натянутому латексу из коробочки «Контекс», что лежала у его ног.

И где они только это вычитывают?

Ника по инерции метнулась к тележке с напитками, схватила бутылки с водой и знатно залила пожар, устроенный испанцем.

– И о чем вы только думали? – закричала она, доставая уже третью бутылку – на всякий случай.

Орлова вытолкнула застывшего в неестественной позе брюнета из уборной, подняла посадочный талон, что выпал у него из кармана, и убрала ведро, полное воды, под раковину. Только сейчас заметила, что он держал в руках раскрытый блокнот – среди потушенного мусора было много листов с таким же фирменным рисунком в углу, но почти выгоревших до основания.

У нее имелось столько вопросов к испанцу! Но Ника увидела, как мужчина изменился в лице, глядя на надвигающихся широкоплечих «близнецов» в форме, точно из американского боевика.

И как полиция так быстро приехала?

– Ayudame, – прошептал испанец мольбу о помощи за несколько мгновений до того, как ему заломали руки, а Ника успела спрятать переданный ей предмет за пазуху.

Его последний взгляд кричал отчаянием, Нике даже неосознанно хотелось броситься следом, но она не посмела сделать шаг. Лишь обратила внимание на странную татуировку на шее одного из конвоиров.

Несколько сотрудников полиции долго и тщательно осматривали туалетную комнату и прилегающую к ней территорию, а Орлова сильнее куталась в пиджак и маленькими шажками отступала к Соньке.

– Идентификация Борна какая-то, блин, – прошептала та, рассматривая хмурые и сосредоточенные лица полицейских, которые раскрывали ящики, вытряхивали все ниши и по бумажке разбирали мусорное ведро.

Ника осторожно пощупала блокнот, заткнутый за пояс юбки, и тяжело сглотнула.

Что я натворила?

Глава 2

Ника проспала в автобусе весь путь из аэропорта в город. Сонька толкнула ее за пару минут до выхода, Орлова успела снять с себя шарф и птичку с эмблемой авиакомпании и размять затекшую шею.

Закутавшись сильнее в тонкие плащи, девчонки за руку и с визгом перебежали широкую дорогу на красный, чтобы успеть в супермаркет на Цирковой площади – до одиннадцати часов оставалось всего пятнадцать минут.

Зайдя сразу в алкогольный отдел, Ника схватила с витрины любимый ром Макса и сладкое «Мондоро» со скидкой для себя.

– Мне кажется, на разговоры у вас времени точно не останется, – хохотнула Соня над ухом и исчезла за шоколадным стендом.

Ника поставила бутылки на ленту и с удовольствием достала заколки из волос. Короткие светлые локоны упали на лицо, наконец высвободившись из оков невидимок. Она помассировала голову, не хотела думать о плохом. Сегодня Макс ее не подведет.

Орлова задержалась на кассе из-за отмены покупки перед ней – у студентов, балующихся пивом, не хватило денег на семечки. Думала помочь, но вели они себя как-то агрессивно. В ожидании слегка затуманенным взглядом бродила вдоль фруктовых витрин, рекламных щитов, смеющихся девчат в соседнем ряду, которые улыбались высокому рыжему парню. Вроде бы скользнула дальше, но вдруг остановилась и снова посмотрела перед собой.

На нее во все глаза – темные, как ночь – уставился красавец напротив и бесцеремонно так изучал. Что-то знакомое показалось в его образе. Она прошлась взглядом вдоль черной водолазки, обтягивающей скульптурный силуэт тела, поднялась по широкой шее и ярко-рыжим с медным оттенком кудрям, спадающим на лоб в красивом беспорядке, к складке между нахмуренных бровей и тотчас узнала это выражение – кто ж его забудет.

Ее одноклассник, Алик Белозеров, только сильно возмужавший, смотрел на нее, даже не моргая. Холодный сквозняк воспоминаний, казалось, ворвался в магазин и запустил мурашки по позвонку. Неприятные. Ника сдержанно улыбнулась парню – никогда не любила его жесткую прямолинейность и сарказм.

Кажется, Алик кивнул в ответ, она не заметила, так как отвернулась. Отчего-то под его взглядом стало стыдно, что покупала алкоголь, когда тот в пятничный вечер пробивал бутылку воды и молоко.

Ника упаковала покупки, вышла на свежий воздух и почувствовала, как прохлада оседает на ее раскрасневшихся щеках. Думала о том, что не зря избегала его компании еще в школе. Под тяжелым взглядом всегда становилось некомфортно.

К черту Белозерова!

Ника отошла к лавочке, спрятавшейся за деревьями, и вызвала такси на два адреса. Батарейка уверенно теряла заряд, а Сонька запропастилась где-то. Пять минут, десять. Когда Ника уже начала переживать, Голубкина выскочила из магазина с огромной банкой мороженого, марципаном и эклерами. И, конечно, вином.

– Что? – ответила Соня на многозначительный взгляд подруги. – Худею я с завтрашнего дня, а винишко-то, между прочим, сухое!

Девчонки рассмеялись друг за другом. Но Ника снова заметила ее грустные глаза. Сонька ведь не объяснила даже, почему рассталась с парнем, который увез ее в Норвегию, чтобы сделать предложение. Вернулась из февральского отпуска какой-то мрачной, хоть и старалась изображать, что все по-прежнему. Орлова пару раз пыталась завести ненавязчивый разговор, но Соня предпочитала молчать. Впрочем, Ника не настаивала на признаниях. В этом и заключалась суть их отношений – только поддержка и никакого осуждения.

– Ты такой мутный, и почему-то я хочу…

Соня нырнула рукой в карман, чуть не растеряв пирожные, быстро сбросила вызов и снова заулыбалась – актрисой она была хорошей, а Ника подыграла, сделав вид, что ничего не произошло. Верила, что Голубкина скажет обо всем, когда сможет.

– Ну, не-е-ет, – выдала Ника, когда телефон в последний раз выдохнул и потух.

Она злилась, но не теряла надежды отыскать такси, потому что успела посмотреть в уведомлении номер и примерное месторасположение.

– Ник, ну давай я такси вызову, – устав наматывать по площади уже третий круг подруг, заныла Сонька.

Орлова обернулась, чтобы съязвить, но врезалась во что-то твердое и отшатнулась назад. В кого-то. Ее удержали от падения сильные руки одноклассника. Ника замерла под впечатлением – она была на каблуках, и все равно Алик возвышался над ней на целую голову. Успела разглядеть вблизи легкую небритость, почувствовать приятный аромат мужского парфюма и мягкую ткань той самой водолазки.

– Потерялись? – спросил он довольно низким, немного хриплым голосом, и его губы искривились в ухмылке.

Чары рассыпались.

Вот Ника совсем не понимала, как ему это удавалось – заставить почувствовать себя рядом с ним так ничтожно.

– Ищем такси.

– Но у Ники сел телефон, и, кажется, мы его никогда не найдем, – затараторила за спиной Сонька, которой сразу захотелось отрезать язык.

– Поехали, отвезу.

Вот так просто?

– Нам обеим по домам надо.

– Не проблема, поместятся все.

Алик не ждал ответа. И отказа явно не ждал. Нике хотелось развернуться и из вредности пойти совсем в другую сторону. Да хоть пешком! Но неподалеку, как назло, зашумела компания парней, послышался звук бьющегося стекла, и девчонки, не сговариваясь, поспешили следом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Когда они подошли к черному «Рендж Роверу» со злой улыбкой и лучистыми дисками, Сонька тихо присвистнула. Ника тоже удивилась, вспоминая, сколько лет отец выплачивал за такую громадину кредит, но вида, естественно, не подала.

Голубкина юрко забралась на заднее сидение, и Ника стиснула зубы.

– Вперед садись, я ж не таксист.

Его тон – холодный, отчужденный – Нике не нравился, но она решила не устраивать долгих сцен. Чем быстрее сядет, тем быстрее все закончится.

В машине Алик сразу ответил на телефон, сказал – отъедет ненадолго, потом взял старый айфон и что-то быстрыми движениями напечатал.

– Куда сначала?

– На Чехова, – предательски заявила Соня, зная, что легче было бы сначала заехать ко мне. – Меня так заждались.

Мои руки?

Ника представила их на тонкой шее подруги, но удовлетворения это не принесло. Кажется, ей предстояла долгая дорога домой и еще более длительные расспросы подруги завтрашним утром.

К удивлению Ники, которая помнила парня по школе, Алик оказался разговорчив. Ну, хотя Сонька, по ее мнению, могла разговорить даже немого. Голубкина выдала все об их работе, сегодняшней сумасшедшей мамаше, которую вместо собственного ребенка интересовал рядом сидящий пассажир с толстой цепью на шее, а еще о странном испанце, который в рейсе был милым и вежливым, а в итоге оказался дебоширом. И диалог у них сложился такой легкий и непринужденный: Сонька много болтала, не реагировала на его язву – может, поэтому он так включился в разговор.

Когда ее высадили у дома, и та, пару раз покружившись, послала парочке воздушный поцелуй, Ника не сдержала улыбку. Но как только тоненькая фигура скрылась за металлической дверью, атмосфера в машине резко изменилась. Ворвалась тишина. Лишь посторонние звуки вроде зажигания, дворников и поворотника оглушали своей громкостью. Ника рассматривала капельки срывающегося дождя на стекле, сердце стучало размеренно, как камертон.

– Значит, стюардесса? – неожиданно спросил Алик, сбивая к чертям сердечный ритм.

– Значит, она.

Ника старалась дышать медленно, осталось вытерпеть от силы десять минут.

– Думал, твоему интеллекту можно было найти лучшее применение.

– Мой интеллект доволен.

– Предлагать туристам курицу и мясо?

– Обеспечивать безопасность. Мыслишь стереотипно.

Еще несколько кварталов, совсем немного.

Ника старалась сохранить лицо, сдержаться, не поддаться на провокации, которыми рыжий так славился в школьное время. От него порядком доставалось даже учителям.

– Вышла замуж?

– Нет.

Молчи, еще немного.

Но она не заметила на его безымянном пальце кольцо.

– А ты, слышала, собирался, – вспомнила, как его старшая сестра Алеся рассказывала что-то такое на встрече выпускников.

– Собирался, – протянул он. – Обстоятельства изменились.

И опять молчание. Разговор не клеился, но только из вредности Ника попыталась задать еще вопрос.

– А чем занимаешься ты?

– Не думаю, что это имеет значение.

Вот так вот?

Его ответ заставил Нику трижды пожалеть о том, что не откусила язык. Она задохнулась от возмущения: значит, ее он разобрал на детали, а про себя не считал нужным что-либо объяснять.

Каким придурком был, таким и остался.

– Ты не изменилась совсем, – он будто озвучил ее мысли.

Ника хотела бы сказать в ответ что-то колкое и обидное, хотела стереть его покерфейс, но заиграла музыка. Голос песчаных барханов поплыл из колонок, завораживая и отвлекая. Алик сделал громче, за что Ника мысленно поблагодарила его.

«Хэлей, хэлей!», – пел Стинг в песне о розе пустыни*.

Ненавижу розы.

Эта мысль пришла в ее голову необъяснимо внезапно. А за ней полезли воспоминания о вредной, капризной розе Маленького принца, из-за любви к которой тот постоянно страдал. Она обожала эту книжку еще с тех времен, когда не понимала авторского посыла.

Главного глазами не увидишь.

Ника поймала себя на мысли, что разглядывала Алика, и спешно отвернулась, растворяясь в пейзаже за окном.

Что ты скрываешь, Белозеров?

Хотела бы она знать ответ.

Прошло столько времени! Ника выросла, стала стройнее, уверенней, нашла любимую работу. Но почему рядом с ним она снова ощущала себя скромной девчонкой с пухлыми щеками, которая плакала дома от любой колкой фразы? С ним она чувствовала себя прошлой. Той, что стеснялась и не любила.

Мозг начал подавать сигналы тревоги: «Бежать, бежать, бежать!»

Автомобиль остановился, Ника слишком резво выскочила с пакетами из салона. Потом чертыхнулась, решила, что все же стоило поблагодарить Алика. Или нет. Ну хотя бы попрощаться – вежливость никто не отменял, он все-таки выручил ее.

Только не успела. Обернувшись, увидела свет удаляющихся фар «Рендж Ровера», что с рычанием сорвался с места.

Вот так и старайся быть учтивой.

************

* Sting – Desert Rose