Текст книги "История мусора"

Автор книги: Катрин де Сильги

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

КОНЕЦ ЗОЛОТОГО ВЕКА «МЕСИВА» И ПОПЫТКИ СОПРОТИВЛЕНИЯ

В последней трети XIX века фермеры перестали интересоваться городской грязью, раз и навсегда прозванной «месивом» или «бытовыми отходами». Этому способствовало несколько факторов. Города расширялись, их центры все более отдалялись от обрабатываемой земли, что затрудняло продуктообмен. Кроме того, изменение хозяйственных навыков и привычек привело к переменам в составе отбросов: в них уменьшилась доля, подверженная разложению, и увеличился процент стекла, металлов, что не только засоряло землю, но вдобавок подвергало людей и животных риску пораниться. Наконец, пищевые отходы стали все менее усвояемы почвой и проигрывали в конкуренции с минеральными удобрениями. Теперь крестьяне уже не спешили платить за право увозить к себе «месиво».

Проблему усугубили открытия Пастера, породившие страх перед микробами, подогреваемый гигиенистами, диктовавшими новые вкусы и пристрастия. Они предупреждали об опасности заболеваний, исходящей от чрезмерного скопления нечистот. Так, в Гамбурге во время холерной эпидемии 1892 года фермеры, вооруженные косами, перехватили мусорные тележки на подходах к городу и заставили их повернуть вспять.

Подобный же инцидент произошел во Франции во время наводнений 1910 года: в нескольких коммунах крестьяне с револьверами в руках запретили разгружать тележки с «месивом».

Земледельцы все с меньшей охотой использовали городскую грязь, которой перед внесением в почву надо было еще дать несколько месяцев вылежаться на краю поля, чтобы прошла естественная ферментация. Ведь добавление свежей органики приводит к повышению температуры фунта, пагубному для корней растений, не говоря о дополнительной утилизации почвенного азота, необходимого для самих растений. Поэтому требовалось стабилизировать эту органику, чтобы предотвратить какое бы то ни было изъятие нужного растениям азота.

Шли годы, и крестьяне чем дальше, тем меньше стремились применять в земледелии отбросы городской жизнедеятельности. Прочные связи, ранее налаженные между городом и деревней, распадались. Естественная циркуляция органических веществ нарушилась, и нечистоты, столь ценимые раньше, стали нежелательным компонентом. Они не только перестали приносить доход, но сделались убыточными, ведь цена их обработки и транспортировки баржами либо по железной дороге постоянно растет.

К тому же земледельцы осваивали минеральные, а впоследствии и химические удобрения, что побуждало их преодолеть былую зависимость от отбросов. В 1840 году Юстус Либих опубликовал свою теорию о минеральной основе питания растений. Он провозгласил: «Стойловый навоз, состоящий из остатков растений и животных, может быть заменен неорганическими веществами, которые он производит, разлагаясь в почве». С 1850 года началось коммерческое использование минеральных солей типа извести, получаемой при разрушении погребов и подземелий, а также стойл для скотины. Потом начался импорт селитры из Южной Америки и фосфатов из Северной Африки.

Производство минеральных удобрений разрасталось, чему способствовали возникновение железных дорог и увеличение морского грузооборота с развитием пароходостроения, благодаря чему стали достижимы дальние источники добычи ценных веществ. Между двумя мировыми войнами эта отрасль производства достигла особого расцвета благодаря процессу азото-фиксации, введенному в промышленность немецким химиком Фрицем Хабером. До 1914 года Германия импортировала 800 000 тонн чилийской селитры. Во время блокады лишившись какого бы то ни было снабжения из-за рубежа, страна испытала сильное падение урожайности. По утверждению исследователя, начинание Хабера, позволившее восполнить нехватку годного на удобрения азота, отсрочил ее капитуляцию как минимум на год. Открытие тогда казалось таким значительным, что в Версальском договоре специально оговаривалось: Германия предоставит технологию в распоряжение победителей, в частности Франции.

Соблазнившись удобствами «искусственных удобрений», селяне отказались от внесения органики. Между тем агрономы настаивают на чрезвычайной важности гумуса в уравновешивании цикличных биологических процессов. Они обращают внимание на пагубные стороны применения одних минеральных удобрений, от которого «разрушается гумус и деградирует почва». По их мнению, Либих под влиянием тогдашних механистических представлений слишком схематизировал связи между растением и почвой. Бесспорно, увеличение доли химических удобрений промышленного производства значительно повысило урожайность, но время подтвердило правоту тех охваченных тревогой агрономов, когда начали констатировать деградацию почв, лишенных органической подкормки.

Производители органических удобрений попытались воспротивиться ходу вещей, предложив более скрупулезно обработанные продукты, нежели былое «месиво». В частности, здесь приложило немало сил Общество полноценных удобрений, которому парижский муниципалитет в 1899 году доверил обработку го-род-ских отбросов. На четырех заводах, построенных между 1896 и 1906 годом в Сент-Уане, Исси-ле-Му-линё, Роменвиле и Витри-сюр-Сен, мусорщики, которых теперь звали «месильщиками», отделяли от отбросов нежелательные предметы и вещества. Очищенное «зеленое месиво» перемалывалось, а затем преображалось в «черное месиво» путем многомесячной ферментации или в «пудро» посредством распыления и просеивания. Подобные удобрения производили и в провинции, например в Лионе, Руане и Тулоне. Таким образом с помощью технологических нововведений отбросы пытались выдержать натиск со стороны «искусственных удобрений».

Между двумя войнами из коммун, расположенных по берегам Сены, в сельскохозяйственный оборот все еще поступало до трети всех хозяйственных отбросов. В то время во всей Европе получила распространение «ферментация при нагреве» – способ биологической обработки в так называемых «ямах Беккари» (по имени разработавшего их флорентийского агронома). В этих закрытых секциях биологическую массу засевали микроорганизмами определенных видов, способствующих искусственному ускорению ферментации, доводя ее продолжительность до трех – шести недель. До 1935 года этот способ взяли на вооружение 80 городов. Однако результаты оказались обескураживающими. Долгое хранение нечистот в «ямах Беккари» требовало постройки все новых и новых отсеков ферментации. Кроме того, процесс не освобождал от предварительной сортировки отходов и отсева неорганических вкраплений, равно как от выдерживания готового «месива» в отвалах на открытом воздухе для получения компоста. Этот «зимотермический» (от «zymo»: фермент) процесс оказался сверхза-тратным и плохо поддавался усовершенствованиям.

Итак, во время Второй мировой войны и в трудные годы после нее наступила эра так называемого «индустриального компоста», сперва довольно ценимого виноградарями, садоводами и огородниками. Затем в эпоху дешевой нефти и экономического подъема синтетические удобрения беспощадно вытеснили стародавнюю обработку «месива». Их окончательная победа оказалась тем более легкодостижимой, что злоупотребления и обманы относительно состава индустриального компоста несколько подорвали его репутацию. Точное распределение компонентов не было регламентировано, не подлежало контролю, а цены на такое удобрение представлялись завышенными, если судить по реальному вкладу в увеличение плодородия почв.

ПОПЫТКИ ОСПОРИТЬ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ СОРТИРОВКИ И КОМПОСТИРОВАНИЯ ПЕРВИЧНЫХ ОТБРОСОВ

Термин «компост» произведен от латинского «сотро-stus»: «составленный». Уже в XVII веке англичане определяли этим термином «смесь из земли, навоза, зеленых растений, древесных стружек, пепла, костей и остатков приготовления пищи […], уложенных послойно и предоставленных свободной ферментации, призванной сделать лучше усвояемыми те вещества, что обеспечивают плодородие».

Компостирование – это биологическая методика обработки смеси аэробной ферментацией в условиях контролируемой аэрации и влажности. Процессу способствуют бактерии и подобные им микроорганизмы. Их деятельность провоцирует подъем температуры до как минимум 60°C, что убивает в зародыше патологические включения. По правилам Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), для уничтожения патогенных элементов требуется не менее четырех дней выдержки смеси при этой температуре. При этом превышение температурного потолка разрушает полезные растениям микроорганизмы. Отсюда два способа поддержания температурного оптимума: медленная ферментация на свежем воздухе и быстрый (длящийся менее месяца) процесс в закрытом помещении. В первом случае валки регулярно ворошат, чтобы обеспечить доступ кислорода к колониям микроорганизмов и контролировать температуру. Продолжительность ферментации и вызревания варьируется в промежутке между тремя и двенадцатью месяцами в зависимости от предполагаемого использования компоста.

Ускоренная ферментация дает тот же результат за меньший временной интервал, а следовательно, уменьшает площадь, занятую производством компоста. Она осуществляется в силосных ямах, на бетонированных площадках или во вращающихся цилиндрах. Ускорение ферментации достигается тремя способами: продувкой воздуха, обогащающей смесь кислородом, перемешиванием для аэрации и гомогенизации всей массы и добавлением воды для поддержания адекватной влажности. За ускоренной ферментацией следует обычно вызревание, осуществляющееся в тех же условиях, что и медленная ферментация, во время этого процесса микроорганизмы продолжают свое дело. Компост считается зрелым и стабилизированным, когда биологическая активность прекращается. Массу оценивают как высококачественную, если она имеет коричневый цвет, однородную структуру, приятный запах гумуса и содержит мало тяжелых металлов и прочих нежелательных включений.

Критическое обеднение некоторых почв и кризисное состояние гумуса в них – проблемы, причиной которых являются преобладание монокультур, недостаток навоза, добавляемого туда слишком редко, и побочные следствия чрезмерной интенсификации обработки, – все это вновь пробудило интерес к хозяйственным отходам, в частности в виноградарстве (1960-е годы). Эти компоненты были реабилитированы в качестве добавок, улучшающих жизнь почвы и ее структуру. Надеясь на развивающийся рынок этих добавок, но столкнувшись с трудностями организации погрузочно-разгрузочных работ, муниципальные власти предложили компостирование. Они выбрали новый процесс обработки, рассчитанный на то, что вся операция будет длиться неделю при температуре, не превышающей 65°C. Цеха по обработке компоста начали множиться. Но качество их продукта оставляло желать много лучшего и содержание в нем неполезных, а проще говоря, вредных включений превышало разумные пределы. Снова воодушевление сменилось разочарованием. Продажа компоста не окупала его производства. «Вместо ожидаемой золотой россыпи, – писал журналист, – обнаружили два-три самородочка, на которые не находится охотников».

Однако после «нефтяного шока» 1973 года начался подлинный крестовый поход против расточительства. Переработка отбросов объявлялась теперь во многих странах приоритетным направлением. Применение в обработке земли органических остатков вписывалось в новую политику. Во Франции качество компостов городского происхождения, предлагаемых на рынке, выросло: до 1993 года было построено 74 завода, производивших 650 000 тонн. Более 10% хозяйственных отходов попадали в компост.

Между тем становилось все труднее предотвратить попадание туда «нежелательных включений». Под таким расплывчатым определением «отбросовики» сводили в одну группу острые осколки стекла, изделия из пластика, даже иглы от шприцов для инъекций. А тем временем пластик, стекло и картон заполняли мусорные корзины, тогда как отбросы, доступные ферментации, не превышали одной четверти общего объема, причем этот процент нередко опускался и ниже. Распространение женской профессиональной занятости и увеличение числа одиноких людей способствовали массированному употреблению в пищу консервов и готовых блюд. Отсюда увеличение объема упаковочной тары, заместившей былые очистки и органические составляющие отбросов. Всех беспокоило также присутствие в мусорных контейнерах тяжелых металлов, в частности кадмия, свинца и ртути, их источниками служили железные коробки, градусники, батарейки, краски и чернила, все это накапливалось в почве и, доходя до критического порога концентрации, начинало усваиваться растениями. (Но тут надо сказать, что тяжелые металлы не всегда попадают в почву из компостов; они поступают также из гранитного слоя, на котором лежат осадочные породы, из атмосферных осадков, из примесей в химических удобрениях и пестицидах. Проблема заражения почв металлами, следовательно, далеко не исчерпывается вопросами переработки компостов.)

Чтобы извлечь из бытовых отходов ненужные и вредные для сельскохозяйственного использования фракции, применялось много изощренных технических приемов. Но эти технологии заводского извлечения компонентов, основанные на физических характеристиках отходов, не позволяли как следует разобраться в сложном составе их смесей. Механическая сепарация не давала достаточно очищенного субстрата для высококачественного компоста. А размельчение массы в конце технологической цепи приводило к равномерной концентрации в ней инертных и токсичных элементов.

Росло число земледельцев, отказывавшихся употреблять эти опасные для людей и вредные для почвы удобрения, полученные из бытовых отбросов. Только виноградари, прежде всего в Шампани, довольно долго оставались им верны. Они уже привыкли к применению компостов, поскольку виноградники, очень нуждающиеся в органической подкормке, расположены, как правило, в тех районах, где животноводства давно нет. И вот за неимением навоза владельцы виноградников обратили свое внимание на отбросы. Компост дает их земле силу и играет основополагающую роль в борьбе с почвенной эрозией, грозящей виноградникам, расположенным на склонах. Тем не менее эти компосты, произведенные из малообработанных отходов, оставляют после себя куски пластика, портящие вид почвы и рискующие затронуть репутацию виноградаря. А потому немало есть и таких, кто пытается обойтись без этой добавки.

Еще и сегодня компосты из городских отбросов, чье положительное воздействие на плодородие и структуру почвы признано, имеют широкое распространение в земледелии, улучшая гумусный слой садовых и виноградарских хозяйств. Они также ценятся как разгрузочное покрытие для растительности по краям автобанов, в парках и на кладбищах, при рекультивации истощенных или деградировавших почв, а также при обработке перед высадкой древесных саженцев на территориях, пострадавших от лесных пожаров.

Теперь на помосты для компостирования попадает все меньше собственно отбросов, их заменяют зеленые отходы из садов и парков. Еще в 2007 году во Франции действовало около шестидесяти заводов по сортировке и компостированию, иногда после модернизации переименованных в предприятия по механобиологической обработке». Этот способ обработки отбросов до сих пор имеет горячих защитников, обращающих наше внимание на усовершенствование технологии и высокое качество полученных смесей. Между тем вредоносные включения органического происхождения и химические вещества контролю и тут не поддаются. Ко всему прочему микрочастицы пластика, содержащиеся в этих компостах, изменяют пористость почвы. Без ручной переборки отходов ни чудес, ни хотя бы отрадного результата от этих удобрений ожидать не стоит.

ПРОЖОРЛИВЫЕ ЗЕМЛЯНЫЕ ЧЕРВИ ПРИХОДЯТ НА ПОМОЩЬ

В 80-е годы XX века фирмы, выращивавшие дождевых червей, рекламировали эльдорадо, которое сулит нам «вер-микомпост» – этот элегантный термин обозначал то, что уже прошло через кишечный тракт червей, обитающих в гумусе. Они расхваливали способность этих удивительных маленьких существ, появившихся около 600 миллионов лет назад, преобразовывать обыкновенный навоз или кучу гниющих остатков жизнедеятельности в чудесное удобрение! Дождевые черви-мусорщики казались добрыми гениями, способными принести экологичное решение проблемы обработки отходов. Поистине они заслуживают хвалы. Первые восторженные слова посвятил им еще в 1880 году Чарльз Дарвин: «Позволительно задать себе вопрос, много ли животных сыграли в истории земного шара столь же существенную роль, как эти создания, по строению и конституции всем им уступающие». А много раньше Аристотель называл их «кишками земли».

Среди различных видов дождевых червей «Eisenia foetidia», более известный как «красный» или «навозный» червь, особенно налегает на отбросы. Этот вид наземных червей, имеющих пять сердец, шесть почек и сто восемьдесят два экскреторных органа, оказывается, очень прожорлив. Взрослая особь поглощает все органические вещества, какие встречает на своем пути, в том числе из палой листвы и навоза, заглатывая за день количество пиши, равное ее весу, то есть около грамма. Но этот великий «навозник» усваивает только малую часть, остальное выделяет из себя в форме мелких навозообразных шариков, не имеющих запаха. Как настоящая мельница для помола органики, червь непрестанно ее разлагает. К тому же он очень плодовит и за свою жизнь, длящуюся от года до четырех лет, рождает до трех и более тысяч особей.

Неожиданная идея разводить этих созданий сначала зародилась в мозгах австралийцев и японцев, затем проникла в Италию и во Францию, где около 1950 года доктор Баррет начал выращивать червей на отбросах. Он заявлял, что органических остатков целого города, превращенных в гумус этими обжорами, будет вполне достаточно, чтобы прокормить его население. В Ла-Вульте (департамент Ардеш) на пилотной площадке в 1991 году был запущен процесс пожирания отбросов целой армадой червей. Предварительно приходилось, конечно, механически и вручную сортировать эти субстанции. После прохождения отбросов через ряд сит, мимо магнитов и воздуходувных сопел сортировщики выуживали из этой массы пластиковые элементы. Все остальное выдерживалось для двухмесячной ферментации и далее отправлялось в специальное здание на прокорм вечно голодным червям.

В этом индустриальном процессе «вермикомпости-рования» красные черви сперва несколько недель выращивались на валках в 30–40 сантиметров высотой, регулярно смачиваемых и переворачиваемых, поскольку эти животные, сосредоточившись на пространстве в несколько тысяч квадратных метров, могли существовать в невероятной скученности в отличие от своих садовых собратьев, которым требуются большие объемы земли. Чтобы сохранять активность, красные черви требуют соответственных условий аэрации, влажности и температуры (между 13 и 25 градусами Цельсия). При таких условиях они преобразуют отбросы в готовый к употреблению компост. Самая специфичная и деликатная операция – извлечение червей из готового продукта.

Черви (извлеченное из компоста поголовье) продаются для создания новых рассадников или как рыболовная приманка. А второй продукт вермикультуры, сам «вер-микомпост», чьи многочисленные достоинства расхваливались его сторонниками, оказывался более мелко структурирован и обогащен питательными веществами, нежели обычные смеси. Но вся процедура очень сложна и капризна, она даже с технической стороны требует больших трудозатрат. Черви хрупки и чувствительны к морозу, они любят свежую пищу и отказываются поглощать банановую кожуру, апельсиновые корки или лук. Поэтому установка в Jla-Вульте прекратила функционировать: результаты в конечном счете оказались обескураживающими.

А вот в Индии отбросы, в основном органические, к тому же хорошо увлажненные, по-видимому, вполне подходят червям. Ко всему прочему «вермикультура» требует значительно меньших затрат, когда не предполагает заводской сортировки. Это подвигло Технологический институт в Мумбай испытать методику на сортированных вручную отбросах полутора десятков отелей. В стране множится сеть мелких фирм, занимающихся этим видом деятельности.

Ремесленное вермикомпостирование имеет своих сторонников как в Европе, так и по другую сторону Атлантического океана, но часто оказывается процессом, подверженным слишком многим рискам. В Великобритании, в Сассексе, было распределено около 7000 наборов оборудования для приготовления компоста, причем 10% с участием червей. Применившие все это на деле жаловались, что им трудно управиться с дождевыми червями, поскольку процедура эта слишком долгая и, хуже того, запах гниения притягивает полчища мух. Вермикомпостированием занялись также в Бельгии и во Франции, пытаясь преобразовывать в домашних условиях органические включения компоста. Процесс шел в садах или на балконах. Так что последнего слова здесь еще не сказано!