Текст книги "Экстренная связь с машинистом"

Автор книги: Катерина Файн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Б л о к. Кто – музыка или карусель?

М а й к и н. Карусель, конечно! Музыку я тут же забыл.

Одиллия возвращается с чайником и кружкой.

О д и л л и я (наливая воду подруге). Нельзя быть такой впечатлительной! Бери пример с меня.

Б л о к. Я ничего не понимаю... Может, ты мне объяснишь?

О д и л л и я. Не сейчас. Ну, Майк, а что было дальше?

М а й к и н (доедая кашу). Дальше я пошел в школу, потом в музыкальную школу... Потом поступил в консерваторию и тут же ушел.

О д и л л и я. Почему?

М а й к и н. Наверное, стало скучно.

Б л о к. Ничего себе! Тысячи людей мечтают учиться в консерватории, а ему, видите ли, скучно!

О д и л л и я. Перестань! Каждому свое. (Майкину). А потом?

М а й к и н. Потом я изучал электричество, формулы, уравнения и прочие неприкладные вещи.

Б л о к. И было очень весело!

М а й к и н. Временами – да. Когда удавалось что-нибудь изобрести.

Б л о к. Что-то не верится...

О д и л л и я. А потом?

М а й к и н. А потом я увидел тебя, и стал сочинять музыку. Помнишь? Первую сонату я посвятил тебе... Я написал ее во сне, вернее – в полусне, когда мы лежали рядом, и небо, как старая пластинка, кружилось над нами медленно и тихо... Мне хотелось встретить тебя навсегда, и жить с тобой долго и празднично до тех пор, пока эта пластинка не кончится... Боже мой, как ты была хороша в свете уличных фонарей той ночью! Я боялся дышать, и сердце почти остановилось... Я держал тебя за руку, а в голове звенели аккорды. А, может, это был трамвай с безумным кондуктором, который гоняет по ночному городу в поисках невозможного? В любом случае, это было ощущение какой-то невероятной свободы, радости и чуда...

Б л о к (после долгой паузы). Да, не каждый день про такое услышишь... (Одиллии). Тебе повезло! Знаете, Майк, мне бы хотелось вам помочь.

М а й к и н. Помочь? В чем?

Б л о к. Вы сочиняете музыку, а мой муж – карусельщик – в данный момент исполняет обязанности продюсера в одном музыкальном проекте. Ну, название вам ни о чем не скажет. В общем, если хотите, я могу поговорить с ним на предмет вашего участия в качестве композитора.

М а й к и н. Вы шутите?

Б л о к. Ничуть! Сейчас я уезжаю в город, давайте запись.

Майкин резко подымается, достает из кармана полиэтиленовый пакет, начинает собирать туда пленку, которая висит на ветках. Собрав, отдает пакет Одетте.

М а й к и н. Вот! Это пока все, что у меня есть.

Б л о к. Прекрасно! Завтра утром я сообщу о результатах прослушивания. До встречи! (собирается уходить).

О д и л л и я. Подожди! Мне нужно тебе сказать...

Б л о к. Завтра. Уже поздно.

О д и л л и я. Ты все неправильно поняла!

Блок уходит.

О д и л л и я. Вредина!

М а й к и н. Не сердись на нее. Завтра она вернется, и ты скажешь ей все, что захочешь.

О д и л л и я. Да, завтра я ей скажу... Завтра я ей все скажу! Кстати, Майк, ты тоже должен кое-что рассказать.

М а й к и н. Что?

О д и л л и я. Объясни, зачем тебе карусель? Тем более, собственная?

М а й к и н. Господи, неужели ты до сих пор ничего не поняла?

О д и л л и я. Ничего!

М а й к и н. Ты, с твоим умом, с твоей проницательностью? Не может быть!

О д и л л и я. Представь себе!

М а й к и н. Карусель – это модель мира, понимаешь? Это маленькая вселенная, это мир в миниатюре, которым я управляю. Я включаю и выключаю двигатель, значит, я распоряжаюсь чьей-то жизнью. От меня зависят судьбы людей, их безопасность, комфорт, настроение. Люди движутся только по кругу, и у них нет выбора остановки, нет пути назад, потому что карусель вращается в строго определенном направлении. Я задаю условия наших отношений, а главное – время пути, я могу сократить его или продлить, или вовсе остановить, потому что я так хочу. Я все решаю сам. Здесь и сейчас. Я могу разукрасить мой мир шарами и лентами, и он будет как новогодняя елка, или убрать всю иллюминацию, и он станет бледным и невыразительным. Мой мир самодостаточен и прост, его назначение почти тривиально: дарить радость и ощущение полета.

О д и л л и я. Ах, вот оно что! Интересно... А мне кажется, не все так однозначно. Твой мир иногда делает больно. И от радости остаются одни осколки.

М а й к и н. Это неизбежно. У любой медали две стороны.

О д и л л и я. А музыка?

М а й к и н. Что музыка?

О д и л л и я. Ты сочиняешь ее, чтобы управлять эмоциями людей?

М а й к и н. С чего ты взяла?

О д и л л и я. В твоей музыке есть элемент шаманства. Мне кажется, однажды я уловила необыкновенную магию этих звуков. Магию откровения. Мне хотелось говорить какие-то очень личные, сокровенные вещи именно под воздействием твоей музыки.

М а й к и н. Думаю, ты преувеличиваешь.

О д и л л и я. Не знаю, не знаю... Расскажи, как ты сочиняешь?

М а й к и н. Я ничего не сочиняю. Я просто слышу. Эта музыка живет в моей голове. Я только записываю ноты в том порядке, в каком мне диктуют их свыше.

О д и л л и я. А кто тебе их диктует?

М а й к и н. По-разному... Иногда кто-то из великих композиторов. Но бывает, что это некая неопределенная субстанция.

О д и л л и я. Она имеет какую-то форму?

М а й к и н. Форма очень расплывчата, а вот цвет всегда один и тот же – белый.

О д и л л и я. Это происходит по ночам?

М а й к и н. Не обязательно. Иногда вечерами, иногда на рассвете, когда я делаю зарядку или чищу зубы.

О д и л л и я. Даже так? Ясно...

М а й к и н. Ты не веришь мне?

О д и л л и я. Верю. Пойдем спать, уже поздно.

М а й к и н. Иди. А я посижу немного, хорошо?

О д и л л и я. Ну, хорошо. Спокойной ночи.

Одиллия уходит. Затемнение. Звучит музыка, через полминуты свет зажигается. На карусели лицом друг к другу сидят Одиллия и Блок.

О д и л л и я. В общем, это явные музыкальные галлюцинации, помноженные на комплекс маленького человека, который вообразил, что может управлять мирозданием.

Б л о к. С чего ты взяла?

О д и л л и я. Он рассказывал про свою карусель так, как будто это вселенная, а он Демиург.

Б л о к. А музыка?

О д и л л и я. Утверждает, что ему диктуют.

Б л о к. Интересно...

О д и л л и я. Ничего интересного. Рядовой случай из учебника по психиатрии. Первый курс. Моя кандидатская богаче не станет... Шумана тоже преследовали музыкальные галлюцинации. Правда, это было в конце жизни. Тогда он писал в дневниках, что к нему являлись Шуберт с Мендельсоном и диктовали тему.

Б л о к. Да... Чего только не узнаешь!

О д и л л и я. Между прочим, эти галлюцинации могут быть объяснением того, как Бетховен, будучи глухим, сочинял свои бессмертные симфонии.

Б л о к. Очень увлекательно. Только я не поняла: это лечится?

О д и л л и я. Лечится – всё, вылечивается немногое... Сложно сказать... Именно это мне и предстоит выяснить. На сегодняшний день могу прописать положительные эмоции и общение с близкими.

Б л о к. У него есть близкие?

О д и л л и я. Нет. Зато могут быть положительные эмоции. Если ты, конечно, не передумала участвовать.

Из будки выходит Майкин, направляется к девушкам.

М а й к и н. Доброе утро!

Б л о к. Доброе! Как вы себя чувствуете?

М а й к и н. Прекрасно! Во сне я написал оперу!

Б л о к. Поздравляю!

М а й к и н. Ко мне пришел Гендель и подсказал сюжетный ход!

О д и л л и я. Супер!

Б л о к. Майк, это замечательно! А ведь я к вам тоже не с пустыми руками. Мой муж – карусельщик, ну, который продюсер – послушал вашу запись и готов с вами сотрудничать!

М а й к и н. Вы решили надо мной посмеяться?!

Б л о к. С какой стати? Вот, у меня и договор есть. Нужно его заполнить в двух экземплярах. Один останется у вас, второй заберу я.

М а й к и н (берет договор, сияет от счастья). Не знаю, что и сказать! Можно, я заполню его прямо сейчас?

Б л о к. Разумеется!

Майкин убегает в будку.

Б л о к. Как мало, однако, нужно для счастья... А вообще, ты знаешь, этот мальчик меня вдохновляет.

О д и л л и я. Чего?!

Б л о к. Он мне нравится.

О д и л л и я. Я не ослышалась?

Б л о к. Нет. Он мне нравится своей непосредственностью.

О д и л л и я. Нравится чем?!

Б л о к. Неискушенностью.

О д и л л и я. Ты в своем уме?! Может, ты тоже заболела? Мечтаешь стать гризеткой этого Майка? Или сразу моей пациенткой?

Б л о к. Ну, если ты поместишь нас в одну палату, я, пожалуй, подумаю.

О д и л л и я. Да хоть в одну койку! Слышала бы ты его вчерашние бредни про эту чертову карусель!

Б л о к. А что такого страшного в его бреднях?

О д и л л и я. Его глаза! Ужасные, почти полностью черные из-за расширенных зрачков.

Б л о к. Может, тебе показалось?

О д и л л и я. Еще чего! Ладно, пойду прогуляюсь. Оставляю вас наедине. Для чистоты эксперимента. Мур-мур!

Одиллия уходит. Блок раскачивается на карусели, скучает. Появляется Майк с договором в руках.

М а й к и н. Вот, я все заполнил, кроме отчества.

Б л о к (забирает договор). Почему кроме отчества?

М а й к и н. А я не знаю, как звали моего настоящего отца.

Б л о к. То есть?

М а й к и н. Такой серьезный документ требует истиной правды. А мне она неведома.

Б л о к. Ничего не понимаю... Вы сирота?

М а й к и н. Не совсем.

Б л о к. А что написано у вас в паспорте?

М а й к и н. Сергеевич.

Б л о к. Ну, так и пишите!

М а й к и н. Не могу. Сергей Иванович – это не мой отец.

Б л о к. Да какая разница? Никто не будет выяснять вашу родословную.

М а й к и н. Но это ложь! А ложь – это самое большое преступление.

Б л о к. Бред в квадрате! Причем здесь ложь?

М а й к и н. Притом. Я не хочу обманывать честных людей.

Б л о к. Но вы обманом ни у кого ничего не забираете! Более того, вам готовы дать, а вы из-за какой-то ерунды хотите лишить себя гонорара и будущего. Это же не первый документ, который вы подписываете в своей жизни! Что за детский сад?

М а й к и н. Я не готов...

Б л о к. Послушайте, Майк. Вы ужасный идеалист. Я понимаю: вам сложно принять правила игры, но таков наш мир, и таков шоу-бизнес, как часть этого мира. К сожалению! Поймите: здесь свои, непростые, а подчас – очень жестокие правила. И если вы собираетесь участвовать в этом процессе, вам необходимо принять их.

М а й к и н. Я... не могу.

Б л о к. А на что вы собираетесь жить? На доход с карусели?

М а й к и н. Не знаю... (уходит в будку).

Блок в замешательстве подходит к будке, стучит.

М а й к и н. Кто там?

Б л о к. Майк, давайте поговорим...

М а й к и н. О чем?

Б л о к (усаживаясь на пол спиной к будке). А разве нам не о чем поговорить?

М а й к и н. О договоре не буду. Поговорим об искусстве. Что вы думаете про балет?

Б л о к. Про балет?!

М а й к и н. Да. Вы ведь что-то про него думаете?

Б л о к. Конечно! Я очень часто думаю про балет. Я как раз сегодня подумала, что важнейшим из искусств для нас является не кино, а балет! (удивляется тому, что сказала).

М а й к и н. Почему? (Майкин выходит из будки).

Б л о к. Ну, потому что это красиво, изящно...

М а й к и н. И все?

Б л о к. Нет. Потому что танец – это единственный жанр, который невозможно подделать.

М а й к и н. То есть как?

Б л о к. Ну, так! Например, художником можно стать ровно за одну минуту. При этом совершенно не обязательно уметь рисовать – нужно просто разбрызгивать краски, называя это каким-нибудь красивым и туманным словом, желательно, чтобы оно заканчивалось на «изм» – ну, так сложилось исторически, например – неоатлантизм. Можно писать книги, совершенно не заботясь о стиле и грамотном изложении материала. Можно сочинять музыку с помощью компьютера, не зная ни одной ноты, и при этом называть себя композитором. Можно делать отличные снимки и быть фотохудожником, всего лишь имея удачный фотоаппарат. Можно даже снимать кино и ставить спектакли, не будучи профессиональным режиссером. И только танцовщиком просто так, без труда, стать невозможно! Потому что это процесс не сиюминутный. Понимаете?

М а й к и н. Понимаю... А что такое неоатлантизм?

Б л о к. Какой еще неоатлантизм?!

М а й к и н. Но вы же сами только что сказали это слово.

Б л о к. Господи! Да откуда я знаю! Я же просто так сказала, для примера. Нет такого слова.

М а й к и н. Жаль... А мне понравилось. А можно я себе это слово возьму?

Б л о к. Зачем?

М а й к и н. Ну, не знаю... Это будет мой стиль в искусстве.

Б л о к. Да, пожалуйста!

М а й к и н. Скажите, а сколько денег мне заплатит ваш продюсер?

Б л о к. Думаю, нисколько.

М а й к и н. Почему? Я ведь отдал свою музыку!

Б л о к. Но вы же отказались оформлять отношения юридически.

М а й к и н. Да... А как вы думаете, этих денег хватило бы, чтобы выкупить карусель?

Б л о к. Полагаю, этих денег хватило бы на две карусели.

М а й к и н. Может, мне стоит подумать?

Б л о к. Не знаю... Попробуйте.

М а й к и н. Интересно: а на маленькую студию мне бы хватило?

Б л о к. А зачем вам студия? Вы можете записываться у нас. На студии моего мужа.

М а й к и н. Правда? Тогда я готов. Давайте договор!

Б л о к (отдавая бумаги). Пожалуйста!

М а й к и н (подписывая). А когда я получу гонорар?

Б л о к. Завтра. Я привезу аванс. А сейчас мне пора. (целует Майкина, уходит).

Некоторое время Майкин пребывает в одиночестве. Он ходит вокруг карусели, гладит ее, протирает носовым платком и т.д. Появляется Одиллия.

О д и л л и я. Чем ты занят?

М а й к и н. Да, так, ничем. Мыслями...

О д и л л и я. И о чем твои мысли?

М а й к и н. О новой опере... Вернее, нет! Скорее всего, это будет мюзикл! Мои мысли слишком запутаны... Я только что подписал договор с продюсером. Но это не главное. (берет Одиллию за руку). Я столько хочу рассказать! Ты будешь меня слушать?

О д и л л и я. Конечно! Я уже тебя слушаю.

М а й к и н. Мне так скверно жилось без тебя! Как в аквариуме вверх ногами, я все время боялся упасть. Без твоей поддержки. Без твоего печального голоса, прекрасного тела, и редкого имени. Без твоих отражений в серванте. Без полуночных бесед за чашкой чая... Кстати, ты ужасно готовила, но я привык, потому что когда ты резала лук, ты чудесно пела. Чтобы не плакать. Ты уходила каждый день сжигать свои мосты и подмостки, и однажды ушла навсегда... В белом платье по красным листьям. Ты ушла, а я до сих пор жду твоего возвращения. Почему ты ушла?

О д и л л и я. Какое это теперь имеет значение? Прошла целая вечность.

М а й к и н. И все же?

О д и л л и я. Потому что мы были все время втроем: ты, я и твой тамагочи, которого каждый день приходилось кормить, поить, выгуливать и развлекать танцами.

М а й к и н. Но это мой долг. Мы в ответе за тех, кого приручили.

О д и л л и я. Пожалуй... И как поживает твой маленький друг? Все так же пищит через каждые два часа?

М а й к и н. Он умер. Я похоронил его у пятой березы, в роще...

О д и л л и я. Мои соболезнования...

М а й к и н. Ты никогда его не любила. И меня заодно...

О д и л л и я. Неправда, Майк. Все это неправда. Я любила тебя, хотя ты всю свою жизнь ходишь по кругу. Ты карусельщик. Просто я не могу вращаться вокруг столба, жить в будке и трахаться в клумбе. Я хочу двигаться прямо и никуда не сворачивать. И тамагочи здесь совсем не причем.

М а й к и н. Тогда почему ты ушла?

О д и л л и я. По глупости. Я все в этой жизни делаю по глупости. От недостатка ума, если хочешь.

М а й к и н. Прости, но на дуру ты не похожа.

О д и л л и я. Спасибо. Но глупости делают не только дуры. Даже вовсе не дуры. Это великое заблуждение.

М а й к и н. Ясно... Ты была счастлива?

О д и л л и я. С переменным успехом.

М а й к и н. Но теперь ты вернулась?

О д и л л и я. А ты, правда, этого хочешь?

М а й к и н. Зачем ты спрашиваешь?

О д и л л и я. Тебе нравится осень?

М а й к и н. Нравится.

О д и л л и я. Почему?

М а й к и н. Потому что листья.

О д и л л и я. А почему они красные?

М а й к и н. Не знаю... Наверное, это отпечатки лап каких-то невиданных зверей. А красные, потому что разбили лапы. Они хотели, чтобы люди пустили их перезимовать, бились в окна, но люди не замечали их...

О д и л л и я. Какая грустная история...

М а й к и н. Слышишь?

О д и л л и я. Что?

М а й к и н. Музыку.

О д и л л и я. Нет, не слышу.

М а й к и н. Ну, как же? Она ведь звучит довольно отчетливо! Кажется, это Моцарт...

О д и л л и я. Или Сальери...

М а й к и н. Нет, это определенно Моцарт!

О д и л л и я. В твоей голове.

М а й к и н. А в твоей?

О д и л л и я. А в моей – пусто.

М а й к и н. Так не бывает. Или, ты хочешь сказать, что достигла нирваны?

О д и л л и я. Пожалуй, еще нет.

М а й к и н. Тогда время от времени ты должна слышать хотя бы диалог.

О д и л л и я. Видимо, я глухая.

М а й к и н. Очень жаль... Скажи, о чем ты думаешь?

О д и л л и я. Сейчас я думаю о тебе.

М а й к и н. А я о тебе. Ты такая красивая в этом платье! Почему ты пришла в нем? Оно свадебное? Неужели, ты решила выйти за меня замуж?

О д и л л и я. Замуж?!

М а й к и н. Ну, да! Я ведь столько раз просил тебя об этом.

О д и л л и я. Не знаю... Мне кажется, я пока не готова...

М а й к и н. Я слышу это несколько лет. Дурная бесконечность...

О д и л л и я. Это очень ответственный шаг, пойми! Надо все взвесить.

М а й к и н. Ты слишком рационально подходишь к обычным житейским вещам. Поэтому тебе трудно жить, трудно сделать выбор. А ты посмотри на все это из космоса.

О д и л л и я. Я так не умею.

М а й к и н. Попробуй, и ты увидишь, как смешна твоя нерешительность.

О д и л л и я. И что для этого нужно сделать?

М а й к и н. Прежде всего не напрягаться. Хочешь, я покатаю тебя на карусели?

О д и л л и я. Нет, я боюсь твоей карусели.

М а й к и н. Опять страх. Забудь его, иначе ты никогда не испытаешь чувство свободы.

О д и л л и я. Я испытала его однажды, когда уходила по красным листьям...

М а й к и н. Эта свобода ошибочна. Ты ведь не от меня уходила, верно?

О д и л л и я. Откуда ты все знаешь, Майк? Ну, хорошо. Я попробую. Еще раз...

Одиллия садится на карусель, начинает вращаться под музыку. Появляется четверка молодых людей в балетных платьях, присоединяется.

О д и л л и я (перекрикивая музыку). Майк, Майк, как это здорово! Я лечу-у-у! Майк!

М а й к и н (тоже перекрикивая музыку). Что ты видишь?

О д и л л и я. Я вижу свое детство!

М а й к и н. Что ты слышишь?

О д и л л и я. Я слышу музыку!

М а й к и н. Что ты говоришь?

О д и л л и я. Я согласна! Я выхожу за тебя замуж!

М а й к и н. Я люблю тебя!

Музыка обрывается, карусель останавливается. Луч прожектора освещает кулису, в которой стоит Одетта Блок.

Б л о к. Воркуете. Ну-ну...

М а й к и н. А что же вы стоите? Присоединяйтесь к нам!

Б л о к. Нет, я чужая на этом празднике жизни. И вообще: у меня сегодня трусы и лифчик разного цвета.

М а й к и н. Я не понял...

О д и л л и я (слезая с каруселей). Это шутка такая. Неудачная.

Б л о к. Вижу, я не вовремя, но зато у меня есть новости.

М а й к и н. Надеюсь, они хорошие?

Б л о к. Да, как сказать... Ваша музыка нам не подходит, Майк.

М а й к и н. Как? Как не подходит?!

Б л о к. Ну, не подходит и все. Не годится это. Не формат.

М а й к и н. Но мы же с вами подписали договор! Вы же сами говорили...

О д и л л и я. Одетта! Что ты несешь?!

Б л о к. Договор можно расторгнуть, это не проблема. Вам заплатят неустойку, и будете жить дальше.

О д и л л и я. Зачем ты это делаешь?

Б л о к. Затем! Потому что нет никакого мужа-продюсера, нет никакой жены карусельщика, и карусельщика тоже нет!

О д и л л и я. Неправда! Зачем ты врешь?

Б л о к. Я вру? Это ты врешь! Каждый день! Ты по уши во лжи!

М а й к и н. Нет карусельщика... А что же тогда есть?

Б л о к. А есть карусель. В лесу. Как она сюда попала, я не знаю. Но выкупить ее, в любом случае, вы не сможете, потому что не у кого! Она ничья! Ни у одной организации на балансе не числится. Это ваши фантазии, Майк! А еще есть я – продюсер Одетта Блок. Но ваша музыка мне на фиг не нужна. Она изначально была не нужна. Она мне не нравится! (вынимает из сумки пакет с магнитной пленкой, швыряет Майкину).

М а й к и н. А как же договор?

Б л о к. Какой договор, Майк, откройте глаза! Это фикция!

М а й к и н. Как же так?

Б л о к. А так!

М а й к и н. Но вы же меня обманули, вы... вы солгали мне!

Б л о к (выдыхая). Да, я солгала. Но это еще не вся ложь. Посмотрите на эту девушку.

М а й к и н. И что?

Б л о к. Ее зовут Одиллия.

М а й к и н. И что?

Б л о к. Вы думаете, она кто? Балерина?

М а й к и н. Она моя любимая... Моя Муза...

Б л о к. Но по профессии она – кто?

М а й к и н. Балерина.

Б л о к. Прекрасно! А теперь попросите свою любимую что-нибудь нам исполнить. На пуантах. Например, партию Одиллии из балета Чайковского.

М а й к и н. Зачем?

Б л о к. Для смеха.

М а й к и н. Мне не до смеха...

Б л о к. Что ж, тогда попрошу я! (вытаскивает пуанты из сумки, обращается к Одиллии). Сделай одолжение, надень эти замечательные тапочки и станцуй нам что-нибудь вечное!

О д и л л и я. Ты с ума сошла!

Б л о к (скачет с одной ноги на другую). Всего лишь пару батманов! И как это называется? Па-де-баск?

О д и л л и я. Ты же знаешь, я поранила ногу...

Б л о к. Да что ты! А, по-моему, ты поранила голову!

О д и л л и я (вырывает пуанты, надевает). Ну, ты и дрянь! Никогда тебе не прощу!

Звучит музыка Чайковского. Одиллия становится на пуанты, танцует. Блок в крайнем удивлении. Номер продолжается на карусели, Одиллия кружится под музыку, потом спускается. Появляется знакомая четверка молодых людей в белых халатах. В танце они облачают Одиллию в такой же халат, потом все вместе исчезают.

М а й к и н. Как она прекрасна!

Б л о к. Одиллия?

М а й к и н. Музыка! Нет ничего прекраснее этой музыки. Вы правы: то, что я сочиняю, абсолютная ерунда по сравнению с Чайковским...

Б л о к. Ну, я думаю, не стоит так горевать... Зато теперь вы знаете, на кого ровняться.

М а й к и н. Вы мегера, Одетта!

Б л о к. Что?!

М а й к и н. Вы – черный лебедь! Вы отняли у меня все: веру в себя, любовь к ближним, надежду на лучшее. Вы растоптали мой мир – мою карусель, мою музыку, мою душу...

Б л о к. Это неправда! Я помогла избежать катастрофы! Вы были в плену заблуждений, в плену иллюзий. А теперь вы свободны!

М а й к и н. Я свободен? Да знаете ли вы, что это такое? Я был свободен, когда видел счастливое лицо той девушки, когда жил мечтой о ее возвращении, когда писал музыку, какой бы она ни была! Я ненавижу вас! Вместе с вашим шоу-бизнесом, с вашими деньгами и амбициями!

Б л о к. Моими деньгами? Майк, очнитесь! Это вы просили меня о деньгах. Все считали, сколько заплатят за ваше великое творение!

М а й к и н. Да, считал! Но я считал для других, для тех, кто верит в чудо среди дерьма! А вы считали и продолжаете это делать – только для себя. Вы эгоистка. Но знайте: ваш мир не вечен, когда-нибудь он рухнет, и вы еще вспомните меня!

Б л о к. Вы забываетесь!

М а й к и н (вынимая из пакета магнитную пленку, наступает на Одетту). Вы еще вспомните меня!

Б л о к (пятясь). Что вы делаете?! Что вы делаете?!

М а й к и н (накидывает на шею Одетты пленку, хочет ее задушить). Пытаюсь полюбить свое новое состояние! Состояние вершителя вашей судьбы!

Б л о к (кричит). Помогите! Кто-нибудь! Одиллия, Одиллия!

На сцену выбегает четверка молодых людей в белых халатах. Они отцепляют Майкина от Одетты, надевают на него смирительную рубашку, уводят. Затемнение. Свет зажигается. На карусели, как за столом, в ряд, сидят молодые люди в очках и белых халатах – комиссия. Одиллия в точно таких же очках и халате стоит напротив.

П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Расскажите, пожалуйста, что вы знаете о музыкальных галлюцинациях?

О д и л л и я. Музыкальные галлюцинации – это разновидность слуховых галлюцинаций в виде пения или игры на музыкальных инструментах. Современной наукой доказано, что такого рода галлюцинации происходят, когда человек лишается богатой звуками окружающей среды, теряет слух, или живет в изоляции.

П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Могут ли такие галлюцинации спровоцировать иные психические заболевания?

О д и л л и я. Безусловно. Музыкальные галлюцинации считаются типичным явлением при шизофрении. Они замыкают спектр симптомов, в основе которых лежит изменение восприятия. Если иллюзии – это ошибочные восприятия чего-либо реального, то галлюцинации – это мнимые восприятия, восприятия без объекта. В данном случае, пациент слышит музыку, которой на самом деле не существует.

В т о р о й м о л о д о й ч е л о в е к. Прекрасно! (обращаясь к остальным). Вопросы у кого-нибудь есть? Вопросов больше нет. Все свободны.

Начинает звучать музыка. Вначале очень тихо.

О д и л л и я. Вы слышите?! Музыка! Какая она печальная...

Т р е т и й м о л о д о й ч е л о в е к. Да, а девушка с юмором!

Ч е т в е р т ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Пойдемте, коллеги! У нас еще аттестация и госэкзамены...

О д и л л и я. Куда же вы? А как же я?

Молодые люди уходят.

П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к (на ходу). А у вас, моя дорогая, все в порядке. Все отлично! Вы защитили кандидатскую с блеском! Думаю, вам предложат остаться на кафедре.

О д и л л и я. Но ведь я слышу музыку, слышу! И это не подсознание, она вокруг. Она реальна!

П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Ваша театрализация будет учтена особо, не беспокойтесь! Комиссия любит нестандартные решения!

О д и л л и я. Почему вы меня не понимаете? Почему?! Мы ведь живем в одном измерении! Господи, вы же все доктора наук! (в зал). Майк! Я слышу! Я не глухая! Я тоже слышу твою музыку! Не знаю, откуда она, но она существует! Майк, Майк! Я верю тебе!

Одиллия подходит к сиденью карусели, медленно закручивает цепь. Садится, запрокидывает голову, закрывает глаза, поджимает колени, и начинает стремительно раскручивается в обратном направлении. Луч прожектора освещает только ее лицо. Музыка звучит отчетливей, с каждым тактом все громче, по нарастающей. Одиллия кричит, но в общем потоке звуков ее крик едва различим... Свет гаснет.

Занавес

2008