Текст книги "Экстренная связь с машинистом"

Автор книги: Катерина Файн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

С о в к о в. Боже, какая глубокая философская мысль. Наверно, ты ее долго думала.

Л е н о ч к а. Да. Девять лет и одиннадцать месяцев. Ровно столько, сколько имела счастье с тобой жить!

С о в к о в. Вот именно – счастье. А сегодня? Ты счастлива?

Л е н о ч к а. Да, представь себе! Я свободна!

С о в к о в. Так свободна или счастлива? Я что-то не пойму.

Л е н о ч к а. Какая разница!

С о в к о в. Господи, Леночка, милая, опомнись! Это не ты говоришь, это кто-то другой! И слова – холодные, бездушные, как дрейфующие льдины… Ты ведь тонкий человек, а рассуждаешь…

Л е н о ч к а. Все! Я не желаю тебя слушать! Адью!

Леночка уходит. Совков ложится, но через минуту встает. Звучит музыка (возможно, это «Поезд», но без слов). Совков берет со стола картонную тарелочку, достает карандаш, принимается рисовать. Входит Алиса, садится напротив, курит. Гена завершает портрет и передает Алисе. На фоне чуть приглушенной музыки звучит стихотворение, записанное на пленку. Алиса молча рассматривает рисунок. Совков внимательно наблюдает.

Я высунусь из окна поезда,

темнота, ветер…

Я думаю о тебе любимая моя, хорошая.

И о том, что со мной никогда не случится на этом свете –

я никогда не смогу попасть в твое прошлое.

Все может быть,

я не хочу знать о том, что будет.

Завтрашний день – загадка.

Это и радостно, и, в то же время, печально.

Но в прошлом твоем всегда, слышишь,

всегда будут другие люди,

а я появлюсь только сегодня,

и то – случайно.

И я говорю – я видел много всего,

удивить меня очень и очень сложно.

Я любил столько людей, песен, книг, фильмов,

ты даже о них не знаешь.

Но я всегда хотел сделать то,

что невозможно.

Или, в конце концов, хоть что-нибудь сделать,

хоть что-то одно. Понимаешь?

И я говорю с тобой шепотом,

поезд, скорость,

куда я еду?

Хочешь, я расскажу о том, как люди становятся старше?

Это когда тебе непонятно,

идет время, или его уже нету?

Места, события, люди уходят,

а ты остаешься там же.

И ты знаешь,

мне никогда не хотелось вернуться,

и что-то исправить.

Но если б ты только могла

сделать для меня невозможное,

я бы просил –

оставь на своих местах все, что только можно оставить

и возьми меня в свое прошлое…***

А л и с а. Да, вы, действительно, мастер. Мне нравится. Можно забрать?

С о в к о в. Ну конечно! Это тебе… (долгая пауза). А что ты намерена делать в Москве?

А л и с а. Жить. Надоели здешние болота.

С о в к о в. Тебе не страшно вот так все бросить, уехать в неизвестность?

А л и с а. А кто вам сказал, что там – неизвестность? У меня есть друзья, приятели. Родители, в конце концов.

С о в к о в. Мне показалось, что ты одинока…

А л и с а. Это не правда.

С о в к о в. А что ты думаешь про меня?

А л и с а. Ничего не думаю. Обычная история. Ехал Гена-художник со мной в купе. Встретились, разошлись. Вот и все.

С о в к о в. Так просто?.. Ну, а если я позвоню? Ты ведь оставишь телефон? Могу я надеяться хотя бы на то, что тебе не будет противно слышать мой голос?

А л и с а (насмешливо). А вы, однако, самоуверенны! Мне не нужны чужие голоса. Кроме того, никак не могу вспомнить: когда это мы с вами успели перейти на «ты»?

С о в к о в. Как? Мне казалось, что теперь, после всего…

А л и с а. После чего?

С о в к о в. Ну как же…

А л и с а. Чего вы хотите?

С о в к о в. Не знаю. Наверное, просто быть с тобой рядом. Заботиться о тебе, помогать…

А л и с а. Помогать в чем? Простите, Гена, я очень сожалею, но вы герой не моего романа. Я живу по Хайяму:

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.

Два верных правила запомни для начала:

ты лучше голодай, чем что попало есть,

и лучше будь один, чем вместе с кем попало…

Мне ничего не нужно от вас, понятно? Оставьте меня в покое.

С о в к о в. Свободу любишь?

А л и с а. А вы – нет?

С о в к о в. Почему нет? Я тоже люблю. Но свобода – это ответственность, а не анархия, понимаешь? Между прочим, к дружбе это тоже относится.

А л и с а. Дружба – понятие относительное.

С о в к о в. То есть?!

А л и с а. Дружба – это когда мы решаем свои проблемы за чужой счет. Тоже самое относится к любви. Так вот, я не хочу, чтобы за мой счет решались ваши проблемы. А еще я не хочу дискуссий на эту тему. Надоело!

С о в к о в. Что надоело?

А л и с а. Все. Расспросы ваши. Поезд этот. Стоять надоело!

С о в к о в. Стоять надоело? А что ты сделала, для того, чтобы ехать?

А л и с а (обалдев). Я…я… у машиниста была, я спрашивала!

С о в к о в. Да! Интересно: ты – была, спрашивала, Лена – была, спрашивала, где результат? Мы стоим уже час. Больше. Час – десять!

А л и с а. А, может, вам самому стоит сходить к машинисту? Глядишь, и результат появится! А то пяткой в грудь – все горазды!

С о в к о в. Может. Так я, пожалуй, и сделаю! Хотя, это, конечно, полный абсурд.

А л и с а. Вы о чем?

С о в к о в. Да ни о чем. Где мой свитер? (замечает свитер висящим на окне, снимает).

Входит Леночка.

Л е н о ч к а. Ты куда, Совков?

С о в к о в. К машинисту твоему.

Л е н о ч к а. Зачем?

С о в к о в. Знакомиться! Думаю, пора! Как раз есть повод.

Л е н о ч к а. Тебе не стоит ходить к машинисту.

С о в к о в. Почему?!

Л е н о ч к а. Вы не поймете друг друга. Ты идеалист, романтик. Он – прагматик. Начнете спорить, размахивать руками, что-то доказывать, а мы будем стоять.

С о в к о в. Но мы и так стоим! Вне зависимости от того, пойду я или нет!

Л е н о ч к а. Мы скоро поедем…

С о в к о в. Я слышу это уже полтора часа! Надоело! Я просто хочу знать: что происходит?! Если это серьезно, значит, я иду домой, а утром вылетаю первым же самолетом. Я пассажир, в конце концов. Свободный пассажир. Имею право!

Л е н о ч к а. Ты – безбилетный пассажир! И прав у тебя нет.

Совков уходит.

А л и с а. Странная жизнь, правда? Одним – все, другим – ничего…

Л е н о ч к а. Ты о чем?

А л и с а. О нас. О правах, о пассажирах, о чем угодно… Сегодня я купила билет до Москвы, потом зашла в кафе, заказала пиццу. Пока ее готовили, я курила. Неподалеку стояла женщина, таких называют бомжами. Вся ободранная, грязная… Она ждала. Ждала, когда я брошу окурок в пепельницу. А еще она ждала мою, так называемую, пиццу. Она знала, что это кафе – не из лучших, что здесь, на вокзале, скверно готовят, поэтому посетители часто не доедают. В общем, когда заказ принесли, я расплатилась и вышла. Через окно я видела, как женщина ест эту резиновую пиццу, потом берет хабарик и бережно кладет в карман… Почему я не вернулась и не дала ей денег, ведь они у меня были?

Л е н о ч к а. Потому что всех не осчастливишь.

А л и с а. Вы, правда, так думаете?

Входит Совков.

Л е н о ч к а. Ну, что?

С о в к о в. Наглый, расчетливый, самоуверенный, амбициозный тип со связями. Хам, эгоист и потребитель. Впрочем, это даже не его вина! Здесь все такие, все! (собирает сумку). Так. Я никуда не еду. Я остаюсь. (Леночке). Давай ключи от мастерской!

Л е н о ч к а (вынимает ключи). Пожалуйста! Но ведь ты не был у него! Не был!

С о в к о в (садясь). Господи, как вы все живете! А главное – зачем?

Л е н о ч к а (иронично). Действительно? Абсолютно незачем. Зато я точно знаю, для чего живешь ты!

С о в к о в. Очень интересно…

Л е н о ч к а. Чтобы задавать дурацкие вопросы окружающим.

С о в к о в. Да, отчасти. Потому что я – художник. Я обязан задавать эти вопросы. И не только задавать, но и решать!

Л е н о ч к а. Так я и думала: мания величия ничуть не уменьшилась. Скорее наоборот – усилилась.

С о в к о в. Да, Леночка... Ты изменила не только мне, но и своим убеждениям относительно меня. Месяц назад ты утверждала, что я страдаю комплексом неполноценности.

Л е н о ч к а. Комплексом вины, Совков. А еще я говорила, что у тебя самооценка ниже, чем у Кафки. И ты годами топчешься на месте.

С о в к о в. Я?! Опомнись, Леночка! Я столько всего сделал!

Л е н о ч к а. Видимое не имеет значения. Кому нужны твои сны и фантазии? Кому нужны измышления человека, сидящего в купе стоящего поезда? Подумай об этом.

Звучит куплет песни «Поезд». Появляется Миша-машинист. В руках у него мешок и две бутылки.

М и ш а (подшофе). Друзья мои, прекрасен наш союз! Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагон через… (смотрит на часы) двадцать девять минут. За это время мы как раз успеем… (стучит бутылками) клюкнуть…

С о в к о в. О, пожалуйста! Наш рулевой!

М и ш а (доставая из мешка медали, грамоты, ордена, кубки). Я – управляющий…

А л и с а. Хотелось бы знать: где ж это так угощают?

М и ш а (разливая водку в наградные кубки). В буфете, солнышко, в буфете…

А л и с а. А Елена Павловна про хлеб и воду говорила…

М и ш а. Елена Павловна? Елена Павловна натура блуждающая, капризная и самодостаточная. Кроме того, она не знает, куда идти, чтобы найти…

Л е н о ч к а (разглядывая награды). Знаю. К буфетчице.

М и ш а. Точно. Она, конечно, не столь прихотлива, как некоторые, но зато всегда дает…

А л и с а (надевая медали). В смысле – нальет.

М и ш а. Именно!

Л е н о ч к а. Ну, в таком случае, у меня тост: давайте выпьем за буфет!

М и ш а. За наш буфет! (все выпивают).

А л и с а (Мише). Могу я узнать: когда ожидается следующий поезд на Москву?

М и ш а (усаживается, закинув ноги на стол). «В Москву, в Москву!»… Вы напоминаете мне трех сестер из одноименной пьесы. Никогда!

А л и с а. А-а-а… Киргудук! Шутка!

М и ш а. Вообще-то, шучу я редко. Впрочем, если не веришь, обратись в справочное.

А л и с а. Хорошая мысль. Может, вместе пойдем?

М и ш а. Нет, ягодка моя. Устал я что-то…

С о в к о в. Если вы не против, Алиса, я провожу вас.

А л и с а. Не против.

Совков и Алиса уходят.

Л е н о ч к а. Ну, и что там у нас с буфетчицей? Роман среди сковородок?

М и ш а. А меня больше интересует, что здесь делает этот тип. Твой бывший муж.

Л е н о ч к а. То же, что и все. Едет.

М и ш а. И, конечно, без билета.

Л е н о ч к а. Вроде, проверка билетов не является твоей обязанностью.

М и ш а. Неужели, ты его защищаешь?

Л е н о ч к а. Ничуть. Просто каждый должен заниматься своим делом.

М и ш а. Да? Ну, и каким же, позволь узнать, не своим делом занимаюсь я?

Л е н о ч к а (наполняя кубок). Проехали!

М и ш а. И все же.

Л е н о ч к а (делая глоток). Работаешь на железной дороге.

М и ш а. Что?!

Л е н о ч к а. Машинистом.

М и ш а. Да ты… да ты… понимаешь, что говоришь?! У меня дед, и отец… (хватает со стола грамоты). А это, это ты видела?!

Л е н о ч к а. Видела. Что в них толку, когда мы стоим?

М и ш а. Но это только сейчас!

Л е н о ч к а. А меня, Мишенька, интересует «только сейчас». Завтра слишком туманно, вчера – чересчур явственно.

М и ш а (трезвея). Глупости. Нельзя жить сегодняшним днем!

Л е н о ч к а. Еще как можно!

М и ш а. Дура! Прости Господи. Что ты здесь делаешь, в третьем вагоне – ума не приложу. Проводница! Поэтка! За два года – ни полстрочки, ни полкнижки…

Л е н о ч к а. Это мое дело, что я здесь делаю! А книжки… эти маленькие шелестящие существа, утыканные мыслями по большей части покойников – от них одни неприятности!

М и ш а. Какое счастье, что мы развелись!

Л е н о ч к а. Я тоже так думаю.

М и ш а. Тебе вообще противопоказано выходить замуж. Твой психоаналитик обязан написать об этом в медицинской карточке.

Л е н о ч к а. Психоаналитик? У меня его нет!

М и ш а. Будет! И даже не аналитик, а психиатр! Когда в очередной раз ты заявишься в парикмахерскую измерять линейкой длину отрезанных волос (берет Леночку за волосы), он тебе понадобится! Чтобы выписать справку о твоей вменяемости!

Л е н о ч к а. Идиот!

Входит Алиса.

М и ш а. О! Алисик! Поколение next! Generation «Пи»! А мы тут как раз про связь времен рассуждаем…

А л и с а. Очень интересно.

Л е н о ч к а. А где Гена?

А л и с а. Гуляет Гена. По платформе. Туда-сюда, туда-сюда… Фланирует. Воздухом дышит.

М и ш а. Стоп! У меня родился тост. Вернее, тест… (разливает водку в кубки). Сейчас мы коллективно сообразим на троих, закусим, а потом каждый нарисует рыбку!

Л е н о ч к а (устало). Какую рыбку, Миша? Час ночи!

М и ш а. Золотую, Ленусик, золотую! Из мультика! (раздает девушкам картонные тарелочки).

Л е н о ч к а. Да на кой она мне?

М и ш а. Послушай, Лен! Ты ведь у нас… половина художника!

А л и с а. Бывшая.

М и ш а. Тебе чего, рыбку не нарисовать? Я ж не потрошить прошу!

Л е н о ч к а (проглатывая водку). Ладно, давай карандаш! Сейчас потрясу твое воображение.

А л и с а. И мне!

М и ш а (протягивая карандаши). Думаем быстро, рисуем трезво!

Л е н о ч к а. Очень остроумно! Тоже мне, массовик-затейник! Врачеватель душ выискался!

М и ш а (собирая тарелочки). Ща я посмотрю, что ты там наваяла!

А л и с а (заглядывая Мише через плечо). Мишенька, скажите сначала мне…

М и ш а (рассматривает рисунок Алисы). Ну, с тобой все понятно, так же, как и со мной, впрочем. Наши рыбки смотрят в одну сторону. Вправо. То есть в будущее, я извиняюсь. А вот Елена прекрасная Павловна рыбку свою не в профиль рисовала. Авангардная у нее рыбка вышла, передовая. В анфас (показывает всем).

А л и с а. Что это?

М и ш а (с умным видом). Здесь может быть два варианта: либо у Ленусика плохое настроение, либо она слишком зациклена на своей особе. «Я» и еще раз «Я». Ее рыбка в себя смотрит. Медитирует.

А л и с а. А моя?

М и ш а. А твоя акула… нет – форель! Разбивает лед. Вперед движется. Аванта!

А л и с а. Какая же это форель? Это щука!

М и ш а. Не важно.

А л и с а. А что, так только по рыбкам гадать можно?

М и ш а. Ну, наверное, нет.

А л и с а. У меня есть один рисунок… (достает из кармана тарелочку). Что вы можете сказать?

М и ш а. Ну, что тут скажешь? На рисунке ты!

А л и с а. В этом я не сомневаюсь. А вот о человеке, который…

М и ш а. Да, тут все просто. Посредственный художник, неудачник, закончил (смотрит на Леночку) что? Муху, Мухинское училище, писал картины, пьесы, снимал кино – ерунду всякую. В общем, отсталый элемент, человек прошлого. (Леночке). Кстати, я понял, почему вы расстались.

Л е н о ч к а (иронично). Что ты говоришь?

М и ш а (ложится, отворачивается к стене). Так же я понял, почему мы с тобой не совпали…

Л е н о ч к а. Боже, да ты философ!

М и ш а. Совков твой всегда влево смотрел, я – вправо, а ты… (засыпает). В общем, будь проще, и люди к тебе потянутся…

Л е н о ч к а. Они ко мне и так тянутся. Болван! (обращаясь к небесам). Господи! Дай мне сил, изменить то, что я могу изменить… Где же Гена?

А л и с а. Думаю, пошел заводить паровоз…

Л е н о ч к а. Зачем?

А л и с а. Вероятно, чтобы ехать.

Л е н о ч к а. Сомневаюсь, что он умеет это делать.

А л и с а. А это не важно. Главное – попытка. Кроме того, мне кажется, ему бесполезно объяснять, что он не заканчивал курсы вождения паровозов.

Л е н о ч к а. Наверно. Ему всегда было бесполезно что-либо объяснять… Очередной каприз. Пускай… (достает трубку, набивает). Никогда мне не везло с мужиками. Никогда… Вот и живу, как придется. Как попало, живу. (ложится, затягивается). Вам с Мишей хорошо: ваши рыбки вправо смотрят, в одном направлении, а любовь – это и есть смотреть в одном направлении. Даже не друг на друга. Не говоря уж…

А л и с а. Да какая любовь, Елена Павловна? Туда-сюда-обратно? Тебе и мне приятно?

Л е н о ч к а. Фу, какая ты пошлая! Обыкновенная любовь.

А л и с а. Да что с вами, в конце концов?! Плохо вам?

Л е н о ч к а. Нормально! (затягивается еще раз).

А л и с а. Вы ж на работе! Сейчас не время. После!

Л е н о ч к а. Не смеши меня, детка! После будет поздно. Время уйдет в песок… (пауза). Время белить холсты… (передает трубку Алисе). Знаешь, как трудно найти утраченное время, особенно, если его там нет?

А л и с а (берет трубку). Где там?

Л е н о ч к а. Там…

А л и с а. Странные речи, ей-богу… (затягивается). Он что, очень бедный?

Л е н о ч к а. Кто? Гена? Скорее, наоборот… богатый.

А л и с а. Но… ведь у него нет денег на поезд, не говоря уж про самолет.

Л е н о ч к а. Еще бы! Ему даже негде жить. Влез в долги, продал квартиру, теперь сидит в мастерской.

А л и с а. В мансарде?

Л е н о ч к а (ухмыляясь). В подвале. В грязном сыром подвале. Даже из окна не прыгнешь…

А л и с а. И вид из этого окна, должно быть, соответствующий: мечта Достоевского.

Л е н о ч к а. Пожалела?

А л и с а. Пожалела. И пожелала… Ревнуете?

Л е н о ч к а. Нет… Забирай. Угощаю!

А л и с а (после небольшой паузы). Да! Скверно… Неужели, он совсем ничего не зарабатывает?

Л е н о ч к а. Ну, почему? Иногда продает картины.

А л и с а. Как же вы с ним жили? Трудно, наверное?

Л е н о ч к а. Трудно жить в одной комнате с идеалом.

А л и с а. А он?

Л е н о ч к а. Он обыкновенный. Быть может, чуть добрее, талантливее, умнее меня. Но он живет не здесь и не сейчас, даже не в прошлом, а где-то там, между прошлым и настоящим…

А л и с а. А вы?

Л е н о ч к а. Я? Я в порядке… (смотрит в зеркальце, после паузы). Потому что знаю, как течет время. Оно «проходит сквозь стекла, не оставляя трещин… Старики сидят в тени дерева возле дома, и видят в играющих девочках взрослых и грустных женщин»…*** (пауза). Ты когда-нибудь наблюдала себя со стороны? Нет, не в зеркало, конечно, это я так… Тебе случалось проходить мимо своего прошлого? Это довольно странное ощущение. Знаешь, я вчера имела счастье себя повстречать. В метро. В переходе. Вечером. Себя – маленькую девочку, десять лет назад… Да, я была там… В синем свитере и черных джинсах. Это я играла на флейте песню одинокого пастуха, это я пасла электрички, а мимо шагала уставшая толпа разочарованных за день людей. И шляпа моя лежала на грязном полу. Я играла им долго и грустно, и они бросали монетки. Чтобы вернуться. Потому что каждый вечер они возвращаются сюда, в переход. А я возвращаюсь домой, туда, где по сей день живет мой старый отец, но нет меня. И мне становится страшно… И только время бренчит по карманам мелочью… и зареветь я уже не могу, понимаешь, не могу…

Затемнение. Звучит куплет песни «Проводница». Постепенно свет зажигается, появляется Леночка. Идет босиком, одета немного по-детски. За собой на веревочке везет маленький паровозик.

Занавес

2005

_________________________

*Давид Самойлов, **Курт Воннегут, ***Константин Никитин

ЧЁТНАЯ СТОРОНА ЛУНЫ

пьеса в двух действиях

Действующие лица:

ЛЕВ БОРИСОВИЧ ЛЮЛЕЧКИН – мужчина нетрадиционной сексуальной ориентации, режиссер областного драматического театра. Имеет жену и приемную дочь. 45 лет

ЛАРИСА ПЕТРОВНА – его жена, прима того же театра, лауреат всевозможных театральных премий. Внешне – травести. Очень средняя актриса. 40 лет

ВАСИЛИСА (ВАСЯ) – приемная дочь Ларисы и Люлечкина. Скромная, сдержанная в отношении мужчин девушка. Не пользуется косметикой. Поет в хоре. 20 лет

ПЛАТОН ЧЕХОВ – молодой драматург, местный гений. Крайне амбициозный тип, жаждет славы, денег, эпатажа. 30 лет

ТАЙА – служанка в доме Люлечкина. Несостоявшаяся актриса. 30 лет

В пьесе могут звучать песни: «Мишель» группы «Битлз», «Поворот» и «Посвящение артистам» Андрея Макаревича

Первое действие

Дом Люлечкина. На сцене комната, заваленная книгами, которые весьма хаотично и несколько своеобразно заполняют пространство: подвешены к потолку, прибиты к стенам, полу и т.п. Посреди комнаты, ближе к заднику, возвышается маленькая сцена со своим занавесом, кулисами, суфлерской будкой и проч. На ней мы поставим стул, сделанный из красной или синей Большой Советской энциклопедии. За «сценой» помещается окно, зашторенное вертикальными жалюзи. Справа висит телефон.

Звучит современная музыка, возможно техно. Занавес открывается, и мы видим Люлечкина, сидящего на стуле. На нем домашний халат, тапочки, вокруг головы повязан платок. Остальные персонажи – Лариса, Василиса, Чехов и Тайа стоят у подножья «сцены». К рукам и ногам всех четырех привязаны белые резинки (веревки), их концы держит в руках Люлечкин. Герои-марионетки танцуют под музыку. На секунду свет гаснет, потом зажигается, и мы видим одного Люлечкина, так же сидящего на стуле с книгой в руках.

Л ю л е ч к и н (делая ударение почти что на каждом слове). О-о-о... Как я обожаю эту чушь! Эту великую чушь гениального Хармса! Жизнь в ее нелепом проявлении, дикую мистерию! Я поставлю Хармса! Грандиозного Хармса! Странного, вздорного, нелепого! Азартного и абсурдного! Я выверну его наизнанку, я проглочу его целиком! (вскакивает). Это будет не «Елизавета Бам», и, уж конечно, не «Адам и Ева»! Это будет зримый стих, нет – зримая песня! Эксцентричная драма! «Из дома вышел человек»! Гениально! Я назову мое творение «Карма Хармса»...

Входит Тайа. На ней коротенькое платье, из-под которого торчат ажурные чулки и подвязки, белый фартук, шелковые перчатки до локтя, белые туфли на высоких каблуках. В руках поднос с чашкой ароматного кофе.

Т а й а. Кофе, Лев Борисович! (ставит чашку на «сцену»).

Л ю л е ч к и н. Спасибо, милая!

Т а й а. На здоровье! Кстати, сегодня у него день рождения.

Л ю л е ч к и н. У кого «у него»?

Т а й а. У Хармса.

Л ю л е ч к и н. Опять подслушиваешь, опять, да?!

Т а й а (уходя). Больно надо!

Л ю л е ч к и н (швыряя вдогонку книжку). У-у-у, ведьма!

Раздается телефонный звонок. Люлечкин нехотя подходит, снимает трубку.

Л ю л е ч к и н. Да! (пауза). Ну, хорошо, хорошо, заходите. Вечером. И не поздно, пожалуйста. У меня режим! (вешает трубку). Они почему-то думают, что я ложусь в три. А я ложусь в девять! (к телефону). В девять, ясно?! Вот все, все против меня! Каждый на своем крохотном, малюсеньком участке стремится разведать мои планы, внедриться туда, и, в конце концов, разрушить всю систему, весь распорядок дня! А попробуй отказать, не принять? Тут же обвинят в гордыне. Скажут – заносчив. И кто, кто? Драматурги, сочинители, эти жалкие, ничтожные писаки! Гениальные современники. Компиляторы хреновы! Приходится уступать. Искать компромисс, идти на встречу... (вздыхает). А как порой хочется все бросить, отключить телефон...

Появляется Лариса. В руках одна лыжа, одета в костюм лыжника.

Л ю л е ч к и н. О! Супруга моя верная! Куда ж ты собралась?

Л а р и с а (ищет вторую лыжу). В магазин.

Л ю л е ч к и н. А что, много снега? Или мода нынче такая, олимпийская?

Л а р и с а. Я рекламу в метро видела: старые лыжи на новые меняют. Сбор дров называется. Сдавай дрова – вставай на лыжи. Хороший слоган, правда? Свои приносишь, платишь полцены, в обмен получаешь новые, пластиковые.

Л ю л е ч к и н. Ерунда какая!

Л а р и с а. Ну, не знаю.

Л ю л е ч к и н. С креплениями?

Л а р и с а. Что?

Л ю л е ч к и н. Я говорю: крепления на лыжах есть?

Л а р и с а. Нет. Или есть. Да какая разница?

Л ю л е ч к и н. Большая разница! На что тебе лыжи без ботинок?

Л а р и с а. Любоваться буду!

Л ю л е ч к и н. А старые-то куда потом?

Л а р и с а. Старые сжигают. Публично, на масленицу.

Л ю л е ч к и н. Ну, и где это происходит?

Л а р и с а. Кажется, на Дворцовой.

Л ю л е ч к и н. Кажется! Узнай поточнее.

Л а р и с а (находит лыжу). Хорошо, я спрошу. (уходит).

Л ю л е ч к и н (в пространство). Вот и Хармс, Даниил Иванович... Вышел однажды из дома – то ли за спичками, то ли за лыжами... А ведь у него тоже была мечта: уйти в леса, ходить по деревням, рассказывать крестьянам сказки, и в обмен получать еду... Но в нашей советской стране так не разрешалось. Поэтому его посадили в тюрьму... (в кулису). Тайа, принеси блокнот! (после паузы, громче). Тайа! Тайа! Ну, где эта противная субретка?! (достает из кармана новогоднюю хлопушку, стреляет; сыпется конфетти).

Входит Тайа. На подносе блокнот и ручка.

Т а й а. Блокнот, Лев Борисович!

Л ю л е ч к и н. И аспирин! Голова раскалывается от вас.

Тайа уходит. Входит через минуту с таблеткой.

Л ю л е ч к и н (глотая таблетку). Вот семь лет ты здесь вертишься, а с первого раза только в первый день явилась! Нет, милая моя, тебе, конечно, сильно повезло, что ты не служишь в театре. Из театра, между нами, я б тебя давно выставил!

Т а й а. Не известно, дорогой Лев Борисович, где с вами легче – здесь или в театре.

Л ю л е ч к и н. У-у-у, неблагодарная! Ты вспомни, вспомни, кем ты была! Провинциалка. Ни работы, ни прописки! Пришла. Ну, да, милая девочка. А как ротик открыла… Роль Офелии ей подавай! Тоже мне, Бабанова!

Т а й а. А с чего вы взяли, что Бабанова играла лучше? Вы лично видели?

Л ю л е ч к и н. Видел? Да мне не надо ничего видеть! Я читал! Много читал, в отличие от тебя – глупой, пустой девицы (тычет книжкой ей в нос, наступает). Мемуары, монографии, справочники, энциклопедии! Я записан во все библиотеки города, я знаю всё! Вот поэтому я – есть я. А ты... Нет, ну бесполезный разговор! Я надрываюсь, она стоит, глазами хлопает! Иди, более не задерживаю! (пауза). Развели приживалок тут, понимаешь...

Тайа уходит, явно расстроенная.

Л ю л е ч к и н (записывает в блокнот, потом швыряет его на пол). А! Дурацкий день! Ничего путного! Хоть отменяй выходные! Решительно, решительно нечем заняться!

Появляется Василиса. На ней длинное бархатное платье, косынка. В руках нотная тетрадь.

В а с и л и с а. Здравствуй, папочка! (целует Люлечкина в щеку).

Л ю л е ч к и н. А, Вася, привет, мой хороший! Как дела?

В а с и л и с а (присаживаясь на краешек «сцены»). Нормально. Видела маму. Она шла на лыжах. С одной палкой почему-то. Не знаешь, куда?

Л ю л е ч к и н. Вероятно, в магазин.

В а с и л и с а. В продовольственный?

Л ю л е ч к и н (поднимает блокнот, записывает). В спортивный. Она потом тебе расскажет.

В а с и л и с а. А еще я видела Тайю. Она плачет. Почему?

Л ю л е ч к и н (отвлекаясь). Нервы. Все болезни от них.

В а с и л и с а. Ты ее обидел?

Л ю л е ч к и н. Вася, ну, я прошу тебя…

В а с и л и с а (утвердительно). Ты ее обидел. За что?

Л ю л е ч к и н (вскакивая). Господи! Да я ей слова не сказал! Про Офелию мы говорили, про Офелию!

В а с и л и с а. Что такое «про Офелию», я в курсе!

Л ю л е ч к и н. Ну, хорошо, хорошо! Чего ты хочешь?

В а с и л и с а. Я хочу, чтобы ты к ней не приставал. Она впечатлительна и очень несчастна. Но если тебе вздумалось ее доконать – тогда конечно.

Л ю л е ч к и н. Ой, ну, откуда ты это взяла?

В а с и л и с а. Кроме нас у нее никого нет. В конце концов, мы ведь вместе живем, в одном доме. Можно как-то подстроиться под человека!

Л ю л е ч к и н. Подстроиться? Я? Скажи еще – подвинуться!

В а с и л и с а. А что здесь такого?

Л ю л е ч к и н. Когда у человека хаос в голове, подстроиться под него абсолютно невозможно (шепотом). Она ведь не знает собственных желаний! Не знает, чего хочет! Ну, вот что, что она тут ловит, в этом городе? Славы, денег, можешь мне объяснить?

В а с и л и с а. Кайф. Она ловит кайф. А еще она хочет играть.

Л ю л е ч к и н. Ну, и ехала бы в свой Алапаевск. Играла б там на здоровье. В местном театре.

Раздается звонок в дверь.

В а с и л и с а. Это мама пришла.

Входит Тайа. На ней совершенно нелепые очки, уродующие лицо.

Т а й а. К вам молодой человек.

Л ю л е ч к и н. Ну, проси! (показывает на очки). Господи! Что это?

Т а й а (делая ударение на букве «О»). Очки.

Л ю л е ч к и н. Умопомрачительно! Зачем ты их нацепила?

Т а й а. Чтобы лучше вас видеть!

Л ю л е ч к и н. Ведь я подарил тебе линзы!

Т а й а. Ваши линзы, Лев Борисович, оказались неконтактными. (уходит).

Л ю л е ч к и н (Василисе). О! Видала? Это как называется? Благодарность?

Появляется Платон Чехов. На нем костюм байкера – кожаные штаны, кожаная куртка в заклепках, длинный белый шарф, в руках мотоциклетный шлем.

Ч е х о в. Здравствуйте! Разрешите представиться: Платон Чехов. Не родственник, но литератор. Драматург.

Л ю л е ч к и н (пожимая руку Чехова). Ну, что ж, очень приятно. Меня вы знаете. А это (показывает на Василису) моя дочь Вася. Хм… Василиса.

Ч е х о в (подходит к Василисе, целует руку). Рад познакомиться! Чехов.

Л ю л е ч к и н. Ну, так с чем же, Платон…

Ч е х о в. Алексеевич.

Л ю л е ч к и н. Платон Алексеевич, к нам пожаловали?

Ч е х о в. С пьесой. С новой моей пьесой.

Л ю л е ч к и н. Прекрасно! (берет Чехова под руку, они прогуливаются). А известно ли вам, любезнейший господин Чехов, что современные вещи меня как-то не увлекают? (говорит нараспев). Ну, не интересуют, не волнуют, понимаете? Я ставлю классику: Гоголя, Островского, Шекспира, Тургенева, на худой конец.

Ч е х о в (улыбаясь). Конечно!

Л ю л е ч к и н. Так зачем же вы, драгоценнейший мой, приехали?

Ч е х о в. Чтобы вручить вам пьесу (оба смеются).

Л ю л е ч к и н. Боже мой, Платон Алексеевич, помилуйте! Из Мурино в центр города, такая дорога, такая погода…

Ч е х о в. Не извольте беспокоиться, милейший Лев Борисович!

Л ю л е ч к и н. Ну, я, право, не знаю… Может, чаю?

Ч е х о в. С превеликим удовольствием!

Л ю л е ч к и н. Тайа!

Входит Тайа. На подносе три чашки и печенье-буквы.

Ч е х о в (слегка одурев от ее вида). Благодарю!

Л ю л е ч к и н (делая большой глоток). Мм, зеленый, с бергамотом!

Ч е х о в. А у меня, вы знаете, матэ с лимоном!

Л ю л е ч к и н. Что вы говорите? Боже мой, как прекрасно! (обращаясь к Василисе). А у тебя, солнце мое, какой?

В а с и л и с а. Индийский. Со слоном.

Л ю л е ч к и н. Надо же! Вот, Тайа, молодец! Умница! (поглядывая на Василису, обращается к Чехову). Знаете, мне страшно повезло с прислугой. Девушка исключительных качеств: скромная, добрая, исполнительная, я бы даже сказал – самоотверженная. В наше время это такая редкость…

Ч е х о в. Как я вас понимаю.

Л ю л е ч к и н. Да… Так, что за пьеса, вы говорите?

Ч е х о в. Хорошая пьеса.

Л ю л е ч к и н. Простите за любопытство: вам об этом сообщили, или это ваше мнение?

Ч е х о в. Нет, отчего же, мне говорили.

Л ю л е ч к и н. Кто, интересно?

Ч е х о в. Коллеги, критики.

Звонок мобильного телефона. Василиса читает sms.

В а с и л и с а (подходит к Люлечкину). Мне пора идти. У меня рандеву.

Л ю л е ч к и н (не обращая на нее внимания). Да, да! Ступай!

Ч е х о в (встает, целует Василисе руку). Надеюсь, мы еще встретимся! Буду рад.

В а с и л и с а. Непременно! (уходит).

Л ю л е ч к и н. Э-э, на чем мы остановились?

Ч е х о в. Мы говорили о критиках.

Л ю л е ч к и н (встает, начинает расхаживать). Да! Так кто именно хвалит ваш труд?

Ч е х о в. О, это весьма уважаемые люди. Доктора наук, профессора, заслуженные деятели искусств…

Л ю л е ч к и н. И все же, хотелось бы конкретики.

Ч е х о в. Пожалуйста, критик! Канарейкина Ликерия Николаевна. Она в полнейшем восторге. Полагает, что я – новый Достоевский. Или, например, драматург Натан Однокамушкин. Слыхали?

Л ю л е ч к и н (многозначительно). Еще бы!

Ч е х о в. Он вообще считает, что такие, как я, рождаются раз в столетие. А госпожа Переборщевская из «Театрального журнала» готова хоть завтра печатать мою пьесу.

Л ю л е ч к и н. Невероятно! Что, все они хвалят?

Ч е х о в. Хором!

Л ю л е ч к и н. Не может быть!

Ч е х о в. Тем не менее, это так.

Л ю л е ч к и н. А что, Федор Михайлович, много пьес написал?

Ч е х о в. Одну. В юности.

Л ю л е ч к и н. Вы читали?