Текст книги "Чары дракона"

Автор книги: Катарина Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

И с холодной уверенностью Старец понял, что он уже проиграл войну. Все, что ему осталось – это заставить врагов дорого заплатить за их победу.

– Вот, хозяин. – Барума порылся в седельном вьюке и нашёл серебряный кинжал. – Он принадлежал Родри. Я использовал кинжал, чтобы увидеть Родри на расстоянии. Это облегчало мне работу.

Главный Ястреб взял кинжал, взвесил на руке, затем уставился на выгравированного на лезвии сокола.

– А это что? Какой-то магический символ?

– Нет, хозяин. Вероятно, его личный знак. Варвары не умеют читать.

Главный Ястреб попробовал лезвие пальцем, и оно издало мягкий звук.

– Это, определённо, сплав, который не встретишь на островах. Хорошо, маленький гадёныш. Для нашего плана кинжал прекрасно подходит. – Он махнул одному из ястребов. – Отнеси кинжал на рыночную площадь Ганджало и продай. Убедись, чтобы покупатель тебя запомнил.

После того, как подчинённый убежал выполнять поручение, Главный Ястреб снова обратил внимание на Баруму, который сидел на корточках у потухшего костра и обеими руками засовывал в рот еду. Барума жевал и чавкал так громко, что Главный Ястреб чуть не убил его прямо на месте, но сдержал себя. Это удовольствие он получит позднее, после того как они займут усадьбу Старца.

– Прекрати набивать брюхо и отвечай. Как далеко мы от твоего хозяина?

– Сейчас закат или рассвет?

– Рассвет.

– Значит, нужно ехать целый день.

– Хорошо. Мы подождём в горах, пока Мастер Эфира не окажется поблизости, и тогда мы поставим капкан.

Чтобы прийти в себя, Старцу потребовался весь день и часть ночи. Когда он лежал, тяжело дыша, в кровати, то понял: его тело подходит к концу неестественно продлённой жизни, и даже если он сможет убить всех своих врагов, как Невина, так и ястребов, то в любом случае вскоре умрёт. Вначале он впал в ярость и ругался, затем плакал и дрожал; наконец, после того, как выпустил эмоции и стал размышлять над ситуацией, он замер в неподвижности. Он предположил, что Когтистые оставляют его. Они всегда покидают мастера злого искусства, раньше или позже. Такая у них последняя проверка. Они хотят посмотреть, сможет ли мастер справиться без них. И только тогда Старец сможет перейти в новую жизнь, которая наступает после смерти физического тела.

Хотя он и сожалел об этом, но пришло его время умирать. Несомненно, враги думают, будто его смерть означает конец самого Старца и его силы, и они навсегда избавятся от него после того, как уничтожат эту мерзкую оболочку, которая его носила. Но Старец знал, что отправляется в другое место, где будет жить дальше и обретёт неограниченную власть, чтобы отомстить.

– Глупцы! – прошептал он. – Вскоре я досуха высосу их души.

– Невин, – заговорила Джилл, – кажется, ты точно знаешь, куда мы направляемся.

– Знаю. Боюсь, я был упрямым и высокомерным дурнем, пытаясь все сделать точно по-своему и в то самое время, какое я сам посчитаю правильным. К счастью, у меня хватило ума принять помощь, когда её предложили.

– От Диких?

– От их владык. Это сущности с полным сознанием – очень отличным от нашего, но, тем не менее, истинным. Они находятся в таком же отношении к Диким, как Великие к нам.

– Я не знаю почему, но когда бы ты ни говорил о Великих, я прихожу в ужас.

– Не догадываешься, почему? Потому что ты – разумный человек, вот почему. Знаешь ли, они совсем не приятные.

Они ехали верхом во главе отряда, немного впереди остальных, чтобы поговорить. Этим утром, когда путники снялись с лагеря, Невин увёл их с дороги, заметив, что не видит основания пугать жителей Ганджало, и затем повёл прямо через дикие горы. Теперь они следовали вдоль Ручья, который, выходя из берегов, нёсся после наводнения с огромной скоростью. Невин сказал, что ручей приведёт их к поместью Старца.

– Почему Старец не пытается нас остановить?

– Не знаю, но предполагаю, что он готовится бежать, спасая свою жизнь. О, на самом деле я выразился не совсем правильно. Послушай, Джилл, ты вскоре все узнаешь. Я только прошу от тебя одного: что бы я ни приказал, выполняй это. Меня не волнует, как у тебя от этого будет болеть сердце – делай, что я скажу.

– Конечно. Обещаю.

К полудню Невин объявил привал. Пока Джилл в волнении ходила взад-вперёд, размышляя, что же он задумал, Невин один отправился к вершине ближайшей горы и примерно час сидел в траве. Вернувшись, он объявил, что усадьба Старца лежит прямо впереди. Пока они ехали эти последние несколько миль, Джилл обратила внимание, как тихо ведёт себя Невин. Он сидел в седле, слегка опустив плечи, словно глубоко погрузился в размышления. В это мгновение он напомнил ей отца: он выглядел так, словно ему все прискучило, и он отстранился от окружающей действительности, как делал это Каллин, когда собирался броситься в битву при плохом для него раскладе. На вершине последней горы они остановили потных лошадей, от которых даже поднимался пар, и Невин приподнялся на стременах, прикрыл глаза ладонью от солнца и осмотрелся.

– Вот она.

Подобно драгоценности на ладони, усадьба находилась в зеленой долине. Белые отштукатуренные стены оттеняли сады и здания – главный дом, конюшни и несколько сараев. Крыши всех зданий были покрыты обычным красновато-коричневым деревом, как и принято в Бардеке. Джилл не увидела там никаких признаков жизни.

– Невин, – спросила она, – а над усадьбой есть охранные знаки?

– Ты в самом деле кое-чему научилась, не так ли? Есть, но я сейчас с ними справлюсь.

Невин схватился обеими руками за луку седла, закрыл глаза и расслабился, склонившись к шее лошади. Несколько минут казалось, что ничего не происходит, затем его голова дёрнулась вверх – хотя глаза остались закрытыми – и все его тело содрогнулось.

– Вот, – внезапно Невин опять проснулся. – Ну, я был прав насчёт одного: Старца нет. Предполагаю, что снова найти его будет проблемой.

– Ты имеешь в виду, что мы выиграли?

– Если бы… Там внизу находится небольшая армия ястребов, они спрятались и ждут.

– Мы должны атаковать ворота, мой господин? – Родри подвёл коня поближе. – И я, и мои люди готовы.

– Твои люди, а также Гвин и Перрин останутся здесь с лошадьми. Ты можешь спуститься вниз со мной, Джилл и Саламандром, если обещаешь не мешать и предоставить все мне.

– Что? Вы сошли с ума?

– Ни в коей мере. В этой усадьбе имеется одна вещь, которую я обязательно должен найти, если собираюсь отыскать Старца.

– Заходить прямо в гнездо наёмных убийц и просить какую-то вещь кажется мне безумием.

– Несомненно, но я и не буду спрашивать. Более вероятно – заключать сделку.

– Невин, – перебила Джилл. – Я холодна, как лёд. Везде вокруг нас опасность.

– Конечно. Я признаю, что это – в некотором роде азартная игра. Если бы я думал, что они убьют нас в тот самый момент, когда я открою дверь, то не пошёл бы, но они вначале захотят на меня посмотреть, понаслаждаться моментом, позлорадствовать. Видишь ли, я готов поспорить: они уверены, что я беспомощен против вооружённой силы. Те из нас, кто изучает светлый двеомер, обычно скорее умрут сами, чем вызовут смерть другого человека, и эти глупые колдуны – недоучки всегда принимали это за признак слабости. – Невин рассмеялся, и его смех звучал хрипло. – Ну, Родри, ты остаёшься здесь или идёшь с нами на моих условиях?

– Я иду, хотя бы для того, чтобы охранять Джилл.

– Ну, тогда хорошо. Не забудь приказы, которые ты получил.

Невин спешился, бросил поводья удивлённому Гвину, затем широкими шагами пошёл вниз по склону, предложив другим следовать за ним, если пожелают. К тому времени, как его догнали остальные, Невин уже стучался в главные ворота невозмутимо, как коробейник с безделушками для продажи. Джилл начала думать, что Родри прав и разум покинул старика.

– Мой господин! Я сомневаюсь, что они просто откроют и проявят ожидаемую вежливость.

– Я стучался совсем не так, как ты думаешь, Родри.

Невин поднял обе руки над головой, мгновение подержал их, а затем медленно опустил одним ровным движением, пока его пальцы не стали показывать прямо в двойные обитые железом двери резиденции. С рёвом прилетел порыв ветра и врезался в ворота, как таран, которым пробивают стены во время осады. Толстая древесина затрещала, железо треснуло, одна створка развалилась, вторая распахнулась, ударилась о стену и после этого тоже рассыпалась. Среди грохота и треска Джилл слышала крики, молитвы и рыдания испуганных мужчин и женщин.

– Ну, пошли, – рявкнул Невин. – Нет необходимости попусту терять время.

Когда он вошёл сквозь разбитые ворота, остальные окружили его. В роскошном саду деревья дрожали на ветру, древние статуи лежали разбитые на земле. На центральной лужайке сгрудились рабы Старца, а вокруг них, словно на страже, собралась огромная армия Диких. Джилл никогда не видела их в таком количестве – большие, приземистые гномы стояли с суровым и внимательным видом, орды духов витали, как пчелы, в воздухе, гномы меньшего размера танцевали и обнажали острые, как иголки, зубы.

– Бегите! – крикнул Невин. – Бегите, спасайте свою жизнь и немедленно! Бегите в город и умоляйте о помощи, прячьтесь в горах – но бегите!

Когда Невин взмахнул рукой, иллюзорная молния ударила среди деревьев, и тут же прогрохотал гром. Крича и толкая друг друга, рабы рванулись с места и понеслись мимо него. Они припустили вокруг дома по направлению к задним воротам. Кружащей толпой Дикие последовали за ними, они щипали, толкали, кусали несчастных, чтобы заставить их поскорее убраться в безопасное место.

Невин прошёл к главному входу, толкнул дверь – она была не заперта и сразу распахнулась. Джилл схватила ртом воздух, ожидая, что оттуда вылетит стрела или нож. Но ничто не двигалось, деревья стихли, не прозвучало ни вызова, ни насмешек – ничего.

– Очень хорошо. В таком случае, мы сами пойдём к ним.

Когда они шли по длинному коридору, Дикие вернулись. Они материализовались в воздухе и падали вниз, как капли с текущей крыши. Джилл была так уверена, что они заходят в ловушку, что едва могла дышать. Они шагнули в скромную гостиную самого обыкновенного вида: на стенах нарисованы увядающие цветы, возвышение выложено плитками успокаивающего голубого цвета, на окнах шёлковые голубые и пурпурные занавески. На стуле с низкой спинкой на возвышении сидел поразительно высокий человек с тёмной кожей, похожий на уроженца Ористинны.

Бросалась в глаза татуировка атакующего ястреба на кисти руки. Лицо незнакомца закрывал красный шёлковый капюшон. У его ног сжался бардекианец, чёрные волосы и борода которого казались скользкими, словно намазанными маслом.

– Барума, – прошипел Родри.

Когда бардекианец поднял голову, Джилл увидела, что на нем ошейник и цепь. Рослый человек в капюшоне дёрнул цепь и улыбнулся Джилл, словно прочитал её мысли и подтвердил их.

– Приветствую тебя, Мастер Эфира, – произнёс ястреб на бардекианском. – Как жаль, что мы встречаемся только, чтобы попрощаться.

– О, перестань! – Невин ответил на том же языке. – Неужели ты в самом деле думаешь, что твои жалкие разбойники способны убить меня?

– А что их остановит? Ты оставил свою единственную надежду наверху в горах. Рабы могут сбежать от твоих трюков с ветром, но мои люди не убегут.

– Несомненно, несомненно. И ты, похоже, гораздо сильнее, чем я думал, раз выгнал Старца из его норы. – Невин огляделся в комнате. – Никогда не думал, что у него такие простые, деревенские вкусы. Я ожидал увидеть здесь нечто ярко-кричащее и ужасное. Что-то вроде твоего капюшона.

Главный Ястреб пожал плечами.

– Можешь произносить громкие слова и пустые угрозы сколько хочешь, старик. Ты клюнул на мою приманку и зашёл прямо в капкан. Ты должен признать это – ты выследил меня именно так, как я того хотел.

– На самом деле – ничего подобного. Мои духи указали мне, где живёт Старец, а ты просто случайно попался на пути. Но послушай, если ты приложил столько усилий, чтобы подготовить капкан, то, значит, ты чего-то хочешь. Позволь мне угадать: если я кое-что для тебя сделаю, ты позволишь моим сопровождающим уйти…

– Да, именно такую сделку я и имел в виду. Я даже прослежу, чтобы они добрались до своего корабля, и никто не доставил им ни малейшего беспокойства. Знаешь ли, когда ястребы заключают сделку, они держат слово. Мы не такие, как члены Братства. Никто не стал бы нас нанимать, если бы мы нарушали свои обязательства.

– Я слышал об этом, и я тебе верю. Так чего же ты хочешь от меня?

Голос Невина звучал спокойно, словно у фермера, торгующегося о капусте на рыночной площади. При звуке этого ровного голоса Джилл хотелось кричать, чтобы просто снять напряжение. Саламандр и Родри, стоящие рядом с нею, затихли, как статуи в саду, и оба мертвенно побледнели. В этот момент из-за дикой, нечеловеческой ярости в глазах оба казались больше эльфами, чем людьми. Главный Ястреб улыбнулся и откинулся назад на спинку стула, а затем положил ногу на ногу.

– Это никогда не отяготит твою совесть, Мастер Эфира. Ты пришёл сюда убить Старца, не так ли? Ну, так и я тоже, но он убежал. Скажи мне, где он. Направление, куда он бежит, – этого довольно. Ты сможешь умереть довольным, зная, что мы завершим за тебя работу.

– Справедливая сделка.

– Невин, нет! Ты не сделаешь этого! – Джилл почувствовала, как её с трудом набранная сила сползает, точно скользкий шёлковый плащ, и оставляет её нагой и дрожащей. – Я лучше умру, чем позволю тебе…

– Молчи! – рявкнул Невин. – Для каждого человека настаёт его время, дитя. Моё пришло. Отвези Родри назад, в Элдис. Я возлагаю на тебя это задание, я настаиваю на этом во имя самого Святого Света. Обещаешь?

Сквозь слепящие горячие слезы она кивнула. Когда Саламандр открыл рот, чтобы задать вопрос, Невин суровым взглядом заставил его замолчать, а Родри пригрозил пощёчиной. Затем повернулся назад к Главному Ястребу и в этот момент словно сделался выше ростом. Старик выглядел сейчас молодым и гордым человеком с прямой спиной, окутанным неземным светом. Появились Дикий народец собрался вокруг него, чтобы передать Невину свою силу и ярость.

– Очень хорошо. Я найду Старца, – Невин даже улыбнулся Главному Ястребу. – Но нет ли у тебя каких-нибудь его вещей, чтобы я мог использовать их? Что-нибудь из того, с чем он творил двеомер.

– Все здесь, приготовлено специально для тебя.

Когда хозяин щёлкнул пальцами, Барума поднял свёрток, обёрнутый чёрным бархатом и отодвинутый на край возвышения. Все время жалобно поскуливая и в ужасе бросая взгляды в сторону Родри, Барума протянул свёрток Невину, затем, позвякивая цепью, бросился назад к ногам хозяина. Родри непрерывно следил за ним глазами, но не двигался, и лицо его ни на мгновение не изменилось, оставаясь совершенно бесстрастным. Невин развернул свёрток и обнаружил серебряную чашу, с гравировкой из хаотической массы странных символов и сигилов. Тут и там среди гравировки встречались засохшие капли крови.

– Рабы Старца были невнимательны, когда чистили серебро, – Невин снова завернул чашу. – Она прекрасно подойдёт.

– Я мало знаю о таких вещах, – Главный Ястреб улыбнулся, словно отвечая на комплимент. – Лучше, если ты отошлёшь своих спутников.

– Я просто провожу их до двери.

В тишине, которая казалась тяжёлой и холодной, как морская вода, Джилл и другие последовали за Невином к двери. Прямо за порогом девушка увидела двух вооружённых, стоящих на страже мужчин, которые заграждали коридор. Невин склонился и поцеловал её в щеку.

– Убей этих людей без каких-либо раскаяний и угрызений совести, – прошептал он на дэверрийском, затем заговорил громче: – Прощай, дитя. Помни меня в своём сердце.

Её душу пронзила надежда.

– Всегда буду помнить, – ответила она. – И пусть боги сопровождают тебя во время последнего пути.

– Хорошо сказано, не так ли? – крикнул Главный Ястреб. – Так, слушайте все! Убирайтесь отсюда, соберите остальных ваших людей и отправляйтесь в Индилу. Никто не причинит вам зла. Я дал слово и сдержу его. Невин возвращайся сюда. Пришло время выполнить твой последний маленький трюк.

– О, с радостью, – Невин повернулся к нему лицом и поднял руку. Это было плавное лёгкое движение, словно он собирался указать на какую-то небольшую ошибку в рассуждениях. – Как насчёт трюка с огнём?

Шёлк, которым были обиты стены, с шипением загорелся.

– Ты можешь сдержать своё слово, – мягко улыбнулся Невин. – Но я никогда не давал своего. Я найду Старца после того, как ты умрёшь.

Языки пламени скакали по стенам, трещали и распространялись при помощи двеомерного ветра, который поднялся и устремился через комнату к возвышению. Главный Ястреб выпустил цепь Барумы и с криком вскочил. Его туника загорелась, когда он в панике бросился к боковой двери в потоке искр, которые сыпались на разбросанные по возвышению подушки. Подушки загорелись, плитки стали трескаться и с грохотом отваливаться от стен, как во время представлений Саламандра. Когда хозяин добрался до боковой двери, за ним бросился Барума. Держа цепь обеими руками, Барума со всей силы размахнулся и ударил Главного Ястреба по голове. Этот удар отбросил Главного Ястреба в сторону, на горящую стену. Падая, наёмный убийца схватился за занавески и потащил их за собой. Боковая стена содрогнулась и рухнула на него.

– Потолок упадёт через минуту, – заорал Невин. – Дикие поджигают верхние комнаты – всем, кто там оставался, уже не помочь, поэтому давайте отсюда выбираться.

Джилл повернулась и понеслась через вздымающийся дым, по пути вынимая меч. Выкрикивая ругательства, двое наёмных убийц бросились в атаку, но девушка отклонилась в сторону, позволила намеченной ею жертве оступиться, нанеся удар по воздуху, а потом, когда он пытался восстановить равновесие, разрубила ему шею. Ястреб с хрипом рухнул на пол, в то время как его товарищ свалился на него. С окровавленным мечом в одной руке, Родри другой рукой схватил Джилл за плечо.

– Барума! – закричал он, перекрикивая ярость огня. – Где Барума?

– Нет времени! Давай выбираться отсюда! Смотри, Невин с Саламандром уже ушли!

Когда Родри понёсся назад по длинному коридору, Джилл последовала за ним, думая, что он направляется к воротам, ведущим из усадьбы.

Когда языки пламени на верхнем этаже стали опалять потолок гостиной, Невин с Саламандром бросились из гостиной через боковую дверь, которая вела в большой двор позади самого дома. Невин обеими руками сжимал чашу для дальновидения. Они петляли между сараями и складами, бежали вокруг пустых конюшен и через огород к задним воротам, которые стояли открытыми после бегства рабов Старца.

Невин оглянулся вокруг, чтобы проверить, выполнили ли Дикие его приказы отвести и выгнать в безопасное место всех животных, которые должны были содержаться в такой усадьбе; затем побежал к воротам. За стенами усадьбы находились поросшие травой холмы, вдали вздымались высокие горы. Когда они бежали прочь от горящей усадьбы, Невин заметил, как что-то движется на возвышенности.

– Вон он там! Ты его видишь?

– Ничего не вижу, – Саламандр хватал ртом воздух. – Хотя я и эльф.

И только тогда Невин понял, что уже соскользнул в лёгкий транс и видит у себя в сознании небольшую группу мужчин, которые несут что-то большое и нетвёрдой походкой, пошатываясь, идут в горы.

– Это Тондало на паланкине. Чаша, которую отдал Главный Ястреб, почти пульсирует у меня в руках, настолько она связана со Старцем… Ну, хорошо! Охраняй моё тело, пока я погружаюсь в глубокий транс. Если тот несчастный думает, что может от меня убежать так легко, как обманул ястребов, то он, в дополнение ко всему, ещё и глупец.

Рабы задыхались под весом паланкина, когда с трудом поднимались в гору. Внутри носилок Старца бросало то в одну, то в другую сторону, он хватался за раму и занавески и ментально уже готовился к предстоящему. Напротив него стонала Пачела. Одной рукой она сжимала ларец, а другой держалась за стену паланкина. Седые волосы выпадали из её причёски большими прядями. Внезапно движение паланкина стало мягче. Рабы достигли вершины.

– Остановитесь здесь! – крикнул Старец. – Поставьте меня на землю.

Паланкин опустили неровным движением, дверца открылась сама. Пачела с трудом выбралась первой, затем помогла Старцу выволочь немощное тело и встать. Далеко внизу дым от горящей усадьбы поднимался чёрным столбом. Старец повернулся и обнаружил, что рабы сгрудились возле наклонившегося паланкина.

– С этой минуты вы все свободны, если это принесёт вам какую-то пользу. Пачела, доставай бутыль с ядом. Я также взял и стакан для вина. Если он не разбился, то я смогу хотя бы умереть как подобает. Вы, остальные, теперь бегите! Быстро! Отправляйтесь в город и говорите всем, что разбойники сожгли усадьбу. Если повезёт, то вам поверят, до того как до вас доберутся ястребы.

То скользя, то ползком они поспешили вниз по склону. Старец опустился на траву и одной рукой потрогал землю. Ощущение для его сухой, как пергамент, кожи, оказалось неприятным. Земля была слишком твёрдой, а трава – скользкой и какой-то маслянистой. Старец с некоторым удивлением понял, что более пятидесяти лет не выходил на улицу в своём собственном теле. Дрожа от страха, Пачела открыла приготовленный яд, развела его в вине и налила в стакан. Старец держал стеклянный кубок и мешал темно-красное вино из Ми-летона, достаточно чистое, без примесей и кислое, чтобы скрыть едкий привкус. Далеко внизу жирный дым пожара взбирался к небу.

– Пачела, ты теперь можешь идти. Я вижу, Невин отомстил за меня… – Он сделал первый большой глоток вина. – Главный Ястреб… был очень глупым человеком. Несомненно, он хорошо умел пользоваться ножом, а вот насчёт мозгов – тут можно бы поспорить.

Когда Старец глотнул вторую дозу яда, то оглянулся вокруг, чтобы запомнить детали этого раннего весеннего дня: вид на дальние горные вершины, чистые и блестящие в теплом солнечном свете, Пачелу, когда-то красивую девушку с обольстительными тёмными глазами, а не толстую седовласую матрону с утраченной талией, которая медленно, с достоинством, шла вниз по склону к дымящимся руинам той единственной жизни, которую она когда-либо знала.

Несомненно, она была рада, что он умирает. Здесь, на солнце, ощущая, как поднимается прохладный, пахнущий цветами ветерок, Старец не мог поставить ей это в вину.

– Все меняется, – пробормотал он. – Это проклятие мира – все меняется. Но я… я отправляюсь за пределы всего этого.

Хотя его рука двигалась медленно и дрожала, он поднёс кубок ко рту и проглотил остатки вина. Из уголка рта потекла струйка, но когда он попытался её вытереть, его руку скрутило спазмом, кубок выпал из пальцев и разбился.

– Время, время…

Его глаза закрылись, но Старец оставался в сознании, его разум – напряжённым и насторожённым внутри умирающей плоти. Хотя его световое тело станет бесполезным через несколько минут, все же Старец призвал его как мост в эфир, и перевёл своё сознание в созданную мыслеформу – стройного мужчины в простой тунике. Облегчение от того, что он наконец свободен от огромного и деформированного тела, оказалось таким сильным, что Старец взлетел в небо и облетел вершину горы. Он видел Пачелу, туманную форму внутри бледной ауры, когда она не спеша пробиралась через волны высокой, по пояс, травы. Когда Старец полетел на север, то оглянулся назад, чтобы ещё раз увидеть серебряную нить, присоединяющую его к телу. Она становилась очень тонкой и бледной. Это было время для смены уровней, пока он в некотором смысле ещё оставался жив и твёрдо владел своим сознанием.

Старец представил круг, разделённый на четыре части, каждая разного цвета: оливкового или желтовато-зеленого, красновато-коричневого, лимонно-жёлтого, и чёрную нижнюю четверть. Он держал образ у себя в сознании, пока тот не стал ясным и твёрдым, затем вывел его из сознания, так, что круг, казалось, завис перед ним, как большая завеса. Именно тогда он почувствовал, как лопнула серебряная нить. Подобно кускам несшитой материи, куски его светового тела распались, оставив ему лишь голубоватую форму, маячившую среди накатывающих и вздымающихся энергетических волн на эфирной плоскости. Старец сконцентрировался на круге, который теперь изменился, превратившись из нарисованной фигуры в твёрдый диск. Чернота кипела внутри его границ, как пойманный в ловушку дым. Только в мыслях Старец назвал имена Властелинов Оболочки и Коры, но там, у ворот между мирами, мысли, казалось, звучали, как гонг. На этом дрожании яростного звука он проскользнул вперёд и сквозь кружащуюся черноту проник в суть Земли, в самую низшую точку мира, которая знает Свет.

Старец почувствовал это место, скорее, как запах, чем как пространство – густую гнилостность разложения, тем не менее, идеально плодородную. Когда он забирался все глубже внутрь, то чувствовал давление, словно земля схватила его твёрдыми руками. Ему становилось все труднее и труднее двигаться, хотя теперь он стал чистым разумом, пробираясь, подобно кроту, на астральную плоскость. Его сущность наполнило желание, страстное желание сна, стремление отдохнуть навсегда в прилипающей тьме, но он тренировал свою волю сто лет, готовясь именно к этому моменту. Когда Старец пробирался дальше, то представлял себя идущим вниз, он рисовал в своём сознании, как копает путь через тьму, которая лежала под Вселенной и касалась её только в одной этой точке. Суть Земли начала бороться с ним, словно её владыки каким-то образом обнаружили его злое намерение. Темнота стала хрустальной и твёрдой, на короткое мгновение блеснула масляным медным светом, сформировавшимся в туманные лица и руки, которые хватали его и шептали, и кричали: «Иди назад! Иди назад к Свету!». Тем не менее, продолжая сопротивляться, он прорезал свой путь все дальше, ударяя по лицам и отбивая маленькие ручки огромными стальными дубинами, которые представлял в сознании.

С одним последним воплем ярости он прорвался внутрь. Поскольку его разум все ещё оставался связан земными понятиями, Старец увидел все очень конкретно. Он был крошечной обнажённой человеческой фигурой, ухватившейся пальцами за низ огромной чёрной сферы. Внизу простиралось бесконечное чёрное море, в нем бушевал шторм. Звёзд не было, только текла тьма, никаких истинных форм, только меняющиеся бледные образы, которые попеременно призывали и угрожали. Старец почувствовал ужас, ощутил его запах, подобно едкой вони. Это были ворота в Темноту Тьмы, мир Оболочек и Коры. Здесь, если он прорвётся к власти, он будет существовать вечно, как отдельная душа, вне досягаемости суда Великих, за пределами смерти, хотя также и за пределами жизни. На протяжении многих лет своего неестественно долгого существования Старец тренировал себя, планировал и желал этого момента, но теперь он колебался, ошарашенный ненавистью, которая накапливалась внутри него.

Старец хотел вернуть время назад. Суть Земли примет его; даже подумав об этом, он почувствовал, как его хватка стала более прочной, словно что-то вытянулось и схватило его за запястья. Но если все-таки повернуть назад? Куда? К Невину? Эта встречу, возможно, Старец смог бы пережить, но за мастером двеомера стояли Великие и их высшая угроза: полное уничтожение нечистой души. Кроме того, он обладал определённым упрямством и своей собственной чёрной честью. Всю жизнь Старец страстно желал вернуть мужественность, украденную у него ножом рабовладельца, всю жизнь он страстно желал власти, чтобы заменить ею утраченное. Он страстно жаждал мести. Что ему теперь делать? Ползти назад к Невину, и унижаться перед Властелинами Света, скуля, словно щенок?

– Никогда! Я поклялся, что из зла я выкую своё благо, и остаюсь верен той клятве!

Он выпустил сферу и упал. Тем не менее, когда огромные чёрные волны взметнулись вверх, чтобы принять его, он увидел, как из штормового неба падает светящаяся фигура. Падая, она выбросила перед собой гигантскую светящуюся сеть. С воплем ярости Старец попытался уклониться в сторону, но слишком поздно. Сеть поймала его, распространилась и обернулась вокруг него. В порыве триумфа, который эхом разнёсся по всему морю, Старец узнал прикосновение сознания Невина. Море, шторм, сама сфера – все они исчезли во вспышке света, а Старец почувствовал, как его вращает снова и снова, и все дальше и дальше катился он через серебристые волны астрального света, чтобы наконец оказаться в каком-то непонятном месте.

Старец стоял ночью на странно знакомой вершине горы и смотрел на покрытую туманом долину. Полная луна висела над головой, но она раздулась до неимоверных размеров и резала глаза серебряным светом. Луна наблюдала за ним. Старец внезапно решил, что она превратилась в один злобный глаз. Его вспышка презрения к Темноте Тьмы показалась подобной содроганию ребёнка, которому нравится ужасная сказка о призраках. Старец был обречён. Невин догадался о том, что сделает Старец, когда умрёт, отправился его встречать, поймал в капкан и теперь вернул назад в мир, где не убежать от Великих. У Старца не будет никакой бесконечной жизни и работы со злом. У него вообще не будет жизни…

В приступе паники Старец повернулся и увидел, как рядом маячит его магический Храм Времени, но теперь все освещается только лунным светом. Солнечного света больше не было. Старец побежал – точнее, полетел к башне, а когда опустился и пролетел в открытую дверь, то увидел, что все его символические фигуры лежат разбитые. Он бросился к лестнице, побежал выше и выше, останавливаясь на каждом этаже только для того, чтобы увидеть тот же хаос: его работа уничтожена и превращена в разбросанный по углам мусор. На верхнем этаже он испытал самый большой шок, потому что тот зал пустовал – не осталось ничего, даже щепки, за исключением статуи Невина, которая смотрела из окна там, где Старец её оставил. Старец встал у лестницы и попытался выпрямиться, потому что у себя в сознании он все ещё оставался в некотором роде телом. Когда Невин отвернулся от окна и улыбнулся ему, Старец закричал.

– Я ждал тебя. Проси милости, и ты её получишь, – сказал Невин.

С криком Старец, падая, бросился вниз по лестнице и вылетел из двери башни точно в тот момент, когда храм рухнул с молчаливым – абсолютно беззвучным – блеском разрушения. Старец бросился вниз по склону и, качаясь, зашёл в туманы, но хотя он пытался бежать, он просто скользил в ту или другую сторону. Тогда Старец понял, насколько далеко он зашёл в смерть. В последний раз собравшись с силами, он поднялся, пытаясь поймать какое-то дуновение или поток света, чтобы отправиться прочь. Ему казалось, что он снова мальчик, молодой раб, который обучается на писца. Перед ним стояла школа, построенная при отштукатуренном помещении для переписки рукописей, а кругом – сад. Тондало был там счастлив, его неплохо кормили и впервые в жизни к нему хорошо относились. Он отлично учился и много работал, его хвалил учитель, уважали другие мальчики. Он увидел помещение для переписки рукописей, дверной проем в виде арки, который вёл в длинную белую комнату, где горели маленькие масляные лампы.