Текст книги "Нервы ни к чёрту (СИ)"

Автор книги: Кастуш Смарода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Гильермо грубо затолкали в карету и повезли. Рядом угрюмо сопели ещё несколько человек, но тесно не было.

Неужто кто-то всё-таки узнал его. Надо же – карету дали: государственному преступнику не пристало плестись на верёвке вместе с портовым отребьем. Может ещё и последнее желание исполнят. А то и вовсе – в Столицу отправят – на суд. В Столице любят устраивать показательные судебные процессы...

Это последняя мысль показалась Гильермо особенно заманчивой: до Столицы неделю пилить – авось по дороге и сбежать бы получилось.

Но гул голосов за окнами нарастал; карета пошла медленнее – видимо протискиваясь сквозь толпу, и Гильермо вдруг с пугающей ясностью осознал: это конец. Ему показалось даже , что он слышит зычный голос глашатая, выкрикивающего приговоры...

"Неужели, я так и не увижу солнца..."

__________________________________________________

10. Ют – кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы.

11. Фас (в военном деле) – сторона укрепления, обращённая к противнику.

19. ТИБАЛЬД. БЛАГОРОДНЫЙ ВОИТЕЛЬ

Какой кретин додумался выложить ристалище камнем? И куда, дери его, делся этот треклятый шлем? Должно быть слетел при падении. Всепрощающий, до чего же больно! Обидно будет – уцелев после такого удара, расколоть голову о дурацкий булыжник.

Под шею и затылок легло что-то мягкое, губы смочила вода, а ноздри обжёг раствор соли аммония. Тибальд закашлялся и открыл глаза.

И следом пришло осознание, что он уже не самоуверенный семнадцатилетний юнец на рыцарском турнире в Лебединой Заводи, поверженный с коня коронным ударом сира Годфри Надменного, прозванного Щитобоем, а старый потрёпанный жизнью рыцарь вероломно сражённый подлым выстрелом уличного грабителя.

Сименс и юная монахиня хлопотали над ним, приводя в чувство.

Он брезгливо отстранил от своего носа флакон с едко пахнущей дрянью и попытался приподняться на локтях, но сильные руки мягко, и в то же время настойчиво, вернули его в прежнее положение.

– Вам необходимо немного полежать, сир, – услышал он встревоженный голос своего эсквайра. – Вы крепко приложились головой о мостовую.

Тибальд нехотя подчинился. Он провёл рукой по груди, надеясь отыскать на панцире вмятину от выстрела, но нащупал только развязанный ворот нательной рубахи и свою дряблую безволосую кожу.

– Боюсь, что ваш нагрудник придётся нести к оружейнику, – нервно хохотнул Сименс. – Его так разворотило, что в дырку можно кулак засунуть!

Смысл этих слов дошёл до сознания Тибальда не сразу, а когда он наконец понял их значение, то снова принялся шарить рукой по своей груди. Под левым соском болело – сильно, возможно, даже были сломаны рёбра, – но никакой рваной раны, торчащих обломков костей и бьющей фонтаном крови не было и в помине.

– Лазурная Дева хранит вас, сир, – кротко произнесла монахиня и сунула в его руку какой-то предмет.

Тибальд сразу узнал на ощупь кожаный переплёт Святого Устава, томик которого всегда носил с собой. Он медленно поднёс его к глазам.

Невдалеке горел одинокий фонарь – свету давал мало, но можно было разглядеть во что превратилась эта удивительная книга после прямого попадания куска свинца. Из большущей дыры с обугленными краями торчали рваные клочья бумаги.

Тибальд нежно провёл большим пальцем по истёршейся позолоте тиснения, бережно пролистал обезображенные страницы. Из самой середины бумажного крошева на его ладонь выпал тяжёлый сплющенный жакан. [12] Некоторое время старый воин бездумно разглядывал его, катая по ладони, а потом уронил, рассеянно разжав пальцы.

"Не разгадать нам замыслов Верховного Зодчего..."

– Помоги мне подняться, – велел он Сименсу и на этот раз тот не стал возражать.

Он наклонился, позволив обвить рукой свою шею, подхватил Тибальда под микитки и осторожно поставил его на ноги.

В неясном свете фонаря было видно, что камни мостовой и стены ближайших домов обильно забрызганы кровью; тут и там валяется потерянное в схватке оружие. Но отрубленных рук, ног, голов (как и бездыханных тел) в непосредственной близости не наблюдалось. Тибальд вздохнул с облегчением.

– Половина мерзавцев бросились в рассыпную, как только вы повалились на землю, сир, не удосужившись даже подобрать своё дреколье, – Сименс презрительно сплюнул. – А остальные расползлись, пока я приводил вас в чувство. Но сестра Тереза успела засадить двоим негодяям арбалетные болты в мягкое место.

– Троим... – чуть слышно поправила его монахиня.

Старый воин неодобрительно посмотрел на неё. Она стояла, потупив глаза, с самым целомудренным и добродетельным видом. Кровь, в пылу сражения прилившую к её раскрасневшимся щекам, легко можно было принять за стыдливый румянец раскаяния, но свежая царапина на носу, да выглядывающий из разорванного рукава рясы наручный арбалет самого зловещего вида, заставляли сомневаться в его искренности.

Засунув изувеченную книгу за пазуху, Тибальд подобрал свой меч, пристегнул ножны к кольцу на поясе, и молча оглянулся на спутников, давая понять, что ночное приключение закончено и пора возвращаться на постоялый двор, дабы хорошенько выспаться перед завтрашней дорогой.

Вчера вечером, прежде чем заявиться в "Царя морей", Тибальд и Сименс, сопровождаемые Аль-Саади, решили отыскать место для постоя. Тибальд никогда не заботился заранее о еде и ночлеге, полагая, что Всепрощающий не обделит своих слуг милостью, но прагматичный Сименс полагал иначе.

Соседствующие с Северными Воротами кварталы изобиловали дешёвыми постоялыми дворами, но в их тощей мошне едва ли набралось бы медных монет даже на приличный ужин. За мазь от подагры, приготовленную Сименсом для отца мужеподобной хозяйки одного из этих грошовых заведений, та любезно согласилась предоставить им ночлег на конюшне и забрать на хранение их вещи.

Сестра Тереза остановилась по соседству от них – в такой же точно дешёвой гостинице. Она рассказала, что помогла принять трудные роды у хозяйской дочери, забрюхатевшей от заезжего проходимца, за что получила постель в каморке под лестницей. Это было очень кстати, ведь иначе ей пришлось бы останавливаться в Белой Обители, где уж точно не удалось бы избежать нежелательных расспросов.

Сименс, мошну которого теперь отягощали монеты, полученные от дона Алонсо, побежал будить хозяйку, чтобы потребовать у неё лучшие комнаты. Но Тибальд с ним не пошёл -он протиснулся в приотворённые ворота конюшни, ощупью добрался до сваленного в углу вороха прошлогоднего сена и повалился в его упругие колючие объятья. Лошади тревожно заржали почуяв чужака, но вскоре успокоились.

В конюшне было прохладно, пахло скошенной травой, сыромятной кожей и конским навозом. Тибальд отстегнул от пояса ножны, положил их под голову и до шеи завернулся в попону. Он мельком посочувствовал Сименсу, который променял это чудесное ложе на душно натопленную комнатушку с пыльным топчаном под застиранной простынёй, кишащем клопами и воняющем плесенью.

Нащупав за пазухой загубленную книгу, спасшую ему жизнь, с которой не расставался добрых сорок лет, Тибальд положил на неё ладонь и незаметно для себя провалился в глубокий, не омрачённый привычными кошмарами, сон.

__________________________________________________

12. Жакан – самодельная тяжёлая пуля для стрельбы из гладкоствольного оружия.

20. АЛОНСО. ТАИНСТВЕННЫЙ НАНИМАТЕЛЬ

Солнечный луч, как мелкий воришка, проник сквозь дырку в тяжёлых пыльных шторах и золотистым пятнышком упал на лоб спящего человека.

По мере того, как солнце всё выше поднималось над горизонтом, пятнышко опускалось всё ниже – достигло левой брови, заплясало в уголке прикрытого веком глаза. Ресницы задрожали, человек издал неопределённый, но явно выражающий неудовольствие, звук и не просыпаясь прикрыл глаза рукой, по локоть вылезшей из широкого рукава ночной сорочки.

Пятнышко света поползло дальше, скользнуло по щеке и принялось карабкаться по крылу горбатого аристократического носа. Человек звонко чихнул и проснулся.

Утро ещё даже не успело до конца вступить в свои права, а под окнами уже кто-то ругался. Алонсо различил хриплый баритон хозяина, визгливое квохтанье кухарки и приглушённые выкрики кого-то третьего, чей голос показался ему знакомым.

Он отвёл рукой штору (в воздухе тотчас закружились мириады мельчайших пылинок), прислонился лицом к мутному стеклу окна, щурясь от яркого света и попытался определить по какому случаю ругань. Впрочем, жителям Солёной Гавани причина для ругани была не нужна: озлобленные запретом правительства на торговлю с Песчаными островами и пугающей близостью Проклятых земель – они вспыхивали как сухая солома по самому малейшему поводу, а то и вовсе без всякого повода.

Но в этот раз повод, видимо, всё-таки был: в почтенное заведение – одно из лучших в городе, куда не побрезговало бы поселиться даже лицо королевской крови, случись ему ненароком оказаться в этой дыре – ломился совершеннейший бродяга, которому место разве что под забором, где он, судя по его виду, и ночевал.

Вокруг бранящихся уже начали собираться зеваки, а в отдалении показался полусонный после ночного дежурства стражник. Алонсо спешно распахнул оконную раму.

– Милейший! – обратился он к хозяину, стараясь перекричать уличный гвалт. – Этот человек пришёл ко мне. Будьте так любезны посадить его на кухне и накормить горячим, а я сию минуту спущусь вниз.

Хозяин тотчас же перестал драть глотку и, поклонившись Алонсо, брезгливо взял бродягу под локоток и увлёк за собой. Продолжающая ворчать кухарка отправилась следом за ними, разочарованная толпа быстро рассеялась, а зевающий блюститель порядка повернул в сторону Сторожевого замка.

Алонсо накинул на плечи пёстрый бархатный халат, сунул ноги в разношенные домашние туфли без задников и, аккуратно расчесав перед зеркалом усы, спустился в общую залу. Хозяин, уже поджидавший у подножия лестницы, с благодарностью принял от него полреала и проводил на кухню.

Аль-Саади сидел у самого края разделочного стола и, с нескрываемым удовольствием, шумно хлебал густое варево из щербатой глиняной миски.

Несмотря на то, что вчера Алонсо выдал ему деньги на новую одежду, на том по-прежнему был его безобразный, скроенный из лоскутов плащ. Очевидно все деньги ушли на выпивку: несмотря на гладко выбритые щёки и аккуратно причёсанные чистые волосы, на его лице явственно читались последствия бурной бессонной ночи.

– Дон Алонсо... – Аль-Саади поспешно проглотил недожёванный кусок. – Я должен вам срочно кое-что рассказать...

Алонсо подсел напротив и стал молча дожидаться пока мятежный поэт торопливо подберёт куском хлеба остатки ароматного месива из мяса и овощей.

– Вы оказались чертовски правы насчёт "Счастливой жемчужины", – вполголоса затараторил тот, тщательно облизывая ложку. – Ночью в порту действительно была облава и наш приятель Гильермо имел глупость сунуться туда несмотря на ваше предостережение.

Алонсо втайне возликовал, но ничем не выдал своей радости.

– И вы решили, милейший, что меня хоть сколько-то интересует судьба этого болвана? – надменно спросил он, выпрямляя спину и сплетая руки на груди.

– Но ведь его вздёрнут... – Аль-Саади был растерян. – Весь город уже увешан прокламациями [13] с указом о предстоящей публичной казни!

– А мне то что до всего этого? От сделал свой выбор – туда ему и дорога!

– Но мы же сидели с ним за одним столом, делили хлеб... Он без малого наш боевой товарищ... И ведь не станете вы отрицать, что его воинское мастерство и опыт контрабандиста могли бы здорово пригодиться в нашем походе?

– Но, милейший Аль-Саади! Вы же своими ушами слышали его слова: он отказался участвовать в экспедиции.

– Если вы поможете ему освободиться, то я уверен, что из чувства благодарности он примет ваше предложение.

– Такие люди как сеньор Гильермо не умеют быть благодарными. К тому же, что я теперь могу сделать? Сторожевой Замок можно взять только штурмом. А я в любом случае не стану ничего предпринимать – у меня на этот город ещё имеются некоторые виды и ссориться с местными властями я пока не собираюсь.

– Когда я добирался до вас, то кое-что услыхал в толпе... – Аль-Саади придвинулся ближе к Алонсо и понизил голос. – Я узнал, что команду капитана Мигеля, который по слухам является зятем коменданта Морского Бастиона дона Ансельмо, не повели в Сторожевой Замок, а заперли до поры в арестантской при этом самом бастионе, куда обычно сволакивают нищих и бродяг. На рассвете все эти бедолаги были выгнаны из бастиона взашей, чтобы освободить казематы для новых заключённых. Мне это рассказал один попрошайка у Северных Ворот.

– И вы считаете, милейший, что штурмовать Морской Бастион будет легче, чем Сторожевой Замок? – ехидно осведомился Алонсо.

– Я считаю, что команду "Счастливой жемчужины" засадили отдельно, чтобы успеть отделить овец от волков, то есть незаметно освободить тех, кто ещё нужен капитану Мигелю, а остальных...

– Я понял метафору. – холодно отрезал Алонсо. – Что конкретно я должен предпринять?

– Если сунуть на лапу кому нужно (а я уверен, что вы знаете нужных людей), то одного волка можно будет незаметно обрядить в овечью шкуру...

__________________________________________________

13. Прокламация (от лат. proclamatio – всенародное объявление) – провозглашение, торжественное обнародование, воззвание.