Текст книги "Непристойный негатив"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Ее светлые волосы были тщательно уложены и вились тонкими упругими колечками; у неё были голубые глаза с поволокой, а опущенные уголки губ придавали лицу выражение обманчивой уязвимости. На ней был черный синтетический свитерок, под которым в мельчайших подробностях угадывались очертания полной, упругой груди, и короткие шортики в обтяжку, открывавшие взору длинные, безупречной формы ноги, покрытые золотистым загаром.

– Если вы решились на изнасилование, – доверительно проговорила она низким голосом с хрипотцой, – то, пожалуйста, заходите. В доме намного прохладнее.

– Мне нужен Джерри Сэнфорд, – сказал я, – но, полагаю, с этим можно повременить, пока не закончим с изнасилованием.

– Он у себя, – ответила она. – И наверное, ему тоже будет небезынтересно поглядеть. Джерри очень интересуют новые техники и приемы в этом деле. Но его беда в том, что по он большей части только и занимается тем, что читает об этом, а на то, чтобы воплотить теоретические познания в жизнь времени почти не остается. – Приоткрыв рот, она медленно провела языком по нижней губе. – А меня в такие жаркие дни всегда охватывает страстное желание.

Она попятилась назад и распахнула дверь пошире. Я вошел в большую прихожую, где царила спасительная прохлада и полумрак.

– Может быть вам сначала все-таки переговорить с Джерри, – предложила девица, закрывая за мной дверь. – И тогда уже у вас ничего не будет висеть над душой. Вот уж чего я ненавижу больше всего на свете, так это заниматься любовью с мужчиной, переживающим из-за ситуации на рынке ценных бумаг. Это уже не любовник, а изменщик в самом худшем смысле этого слова.

– А вы не обидитесь? – находчиво сострил я.

– Он на балконе, – продолжала она. – Туда можно попасть через гостиную. Скорее всего, сидит там и притворяется мертвым. Пусть вас это не смущает и не пугает, у него всегда такой вид, даже когда с ним разговаривают.

Я молча подчинился её указаниям, решив, что прерывать данный монолог бессмысленно. Гостиная была просторной и богато обставленной. Длинный ряд застекленных дверей выходил на балкон, который казался таким же огромным, как и сама гостиная. Здесь стояло кресло-качалка, в котором действительно сидел, закинув ноги на балконные перила, какой-то человек. В руке он держал высокий стакан, и либо сосредоточенно думал о чем-то или же только что умер от сердечного приступа. С виду лет пятьдесят, не меньше. Аккуратно подстриженные волосы с проседью, болезненно-бледное лицо и крючковатый нос, при взгляде на который любой специалист по пластическим операциям принялся бы радостно потирать руки в предвкушении скорой работы. На нем был двубортный пиджак, синяя рубашка и брюки, а на шее повязан галстук изысканной расцветки.

– Мистер Сэнфорд, – окликнул я, подойдя поближе.

– Это я, – недовольно ответил он писклявым голосом. – Вас, наверное, Паула впустила в дом. У этой девчонки напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Просто поразительно!

– Я Рик Холман, – представился я. – Мне хотелось бы поговорить с вами о фильме с участием Айрис Меривейл, съемки которого вы финансировали.

– Это все равно, что бросить сто тысяч долларов в помойное ведро, сказал он. – А потом узнать, что у этого ведра нет дна. Стоило же выкладывать кровных сто тысяч, чтобы в этом убедиться!

– Айрис Меривейл умерла, – заметил я. – Но если бы кому-нибудь удалось в сжатые сроки закончить фильм, то на этом можно было бы неплохо заработать. Вы вернули бы затраченные деньги. А возможно даже и получили бы некоторую прибыль.

– Вас Джемисон прислал ко мне? – Он широко зевнул. – Так ступайте и передайте ему, что я не собираюсь менять своего мнения. Мне это не интересно.

– Человек по фамилии Лессинджер нанял меня, чтобы я предотвратил возможное убийство и тем самым спас бы ему жизнь, – возразил я.

– Если бы кто-нибудь убил Хэла Лессинджера, то он тем самым оказал бы миру непереоценимую услугу, – констатировал Сэнфорд. – Вы понапрасну отнимаете у меня время.

– У Лессинджера был друг, частный детектив, – сказал я, – и звали его Майк Роулинс. Он жил в доме у Лессинджера. Вчера ночью кто-то вышиб ему мозги, пальнув сразу из обоих стволов двуствольного обреза. Лессинджер считает, что убить собирались его. И он несколько обеспокоен данным обстоятельством.

Сэнфорд повернул голову и взглянул на меня, его серые глаза смотрели проницательно из-под нависших век.

– Я весьма наслышан о вас, Холман, – ворчливо проговорил он. – И поэтому поверю вам на слово. Но каким боком, по-вашему, это должно касаться меня?

Мельком оглянувшись, я заметил, что блондиночка тоже неслышно выскользнула на балкон, и теперь стояла поодаль, прислушиваясь к разговору.

– Сперва вы согласились финансировать фильм, режиссером и продюсером которого должен был стать Тони Феррелл, – сказал я. – Потом, когда на это дело уже было истрачено сто тысяч долларов, вы отсмотрели готовый материал и, решив, что затея себя не оправдала, отказали дать денег на продолжение съемок. Так, по крайней мере, мне рассказали об этом.

– Так оно и было, – согласился он.

– После смерти Айрис Меривейл, на ум Лессинджеру пришла шальная мысль, что было бы неплохо закончить фильм и затем сделать на его прокате хорошие деньги. Тем более, что некий Блэр последнее время оказывал на него сильное давление, требуя, чтобы тот подыскал ему дело, куда можно было бы выгодно вложить деньги. Феррелл же к тому времени уже успел занять десять тысяч долларов у некоего Алека Джемисона, предоставив в залог негатив незаконченного фильма. Но оставил за собой право закончить картину в качестве продюсера и режиссера, если до этого вообще когда-либо дойдет дело. Лессинджер говорит, что на пути этого проекта уже возникли две трудности. Джемисон отказывается отдать негатив, требуя отчисления большого процента с прибыли от реализации фильма. А Феррелл внезапно заартачился, объявив, что вся эта идея противоречит его высоконравственным художественным принципам.

– И зачем вы рассказываете мне весь этот бред? – Он снова демонстративно зевнул.

– Потому что в любом случае подобная сделка не может быть совершена без вашего непосредственного участия в ней, – сказал я. – Ведь те сто тысяч долларов вы отдали Ферреллу отнюдь не в качестве безвоздмездного пожертвования.

– Именно, – согласился он. – После полнейшего фиаско с недоснятым фильмом, Феррелл имел наглость заявиться ко мне с просьбой одолжить ему денег. Я же лишь рассмеялся ему в лицо и выставил вон. Тогда он отправился к Джемисону, но у него не было никакого права оставлять негатив в залог, потому что юридически владельцем негатива являюсь я.

– И вы не хотите, чтобы фильм был закончен?

– Решительно не хочу, – подтвердил он. – Мне не хотелось бы показаться сентиментальным, но Айрис Меривейл была единственной и величайшей любовью всей моей жизни. Я не стану утомлять вас печальными подробностями последних лет её жизни, скажу только, что к тому времени, как Феррелл пришел ко мне с идеей сделать новый фильм, в котором она играла бы главную роль, от неё оставалась лишь жалкая оболочка опустившейся женщины. И тем не менее, я подумал, что попробовать стоит. Если что-то и могло уберечь её от себя самой, то это работа в привычном для неё окружении. Но, видимо, было слишком поздно, и ничто уже не могло спасти бедняжку Айрис!

– Значит, даже если бы Лессинджеру и удалось уговорить Джемисона и Феррелла закончить фильм, то без вашего на то согласия у них все равно ничего не вышло бы.

– Вы абсолютно правы, Холман, – сказал он. – Мне это совершенно не интересно. Позволю себе заметить, что мне также глубоко безразлично, зачем кому-то понадобилось убивать Лессинджера. Но в любом случае, я очень надеюсь, что следующая попытка таинственного злоумышленника будет гораздо удачней предыдущей. Всего хорошего, мистер Холман.

– До свидания, мистер Сэнфорд, – хмыкнул я.

– Паула, будь добра, проводи нашего гостя до дверей, – распорядился Сэнфорд, не поворачивая головы. – Или куда-нибудь еще, где вам будет удобней.

Глава 5

Комната была залита ярким светом солнца, уже начавшего клониться к закату. Блондинка проворно потянула за шнур, и ажурные жалюзи превратились в непроницаемую стену из алюминия. Затем она повернулась ко мне, и я был вынужден признать, что внезапный полумрак очень настраивал на интимный лад. Черт побери! Решительно все здесь было призвано поддерживать эту атмосферу. Просторная кровать круглой формы, застеленная черными атласными покрывалами, такие же подушки, зеркало во всю стену, на котором отражалась все та же кровать, и черные шерстяные коврики на полу. Все это более походило на обстановку в номерах высококлассного борделя, чем обычной спальни.

– Меня зовут Паула, – с некоторым запозданием представилась блондинка. – А тебя?

– Рик, – ответил я.

– Не смущайся, Рик, – сказала она. – Он не возражает.

– Это Сэнфорд-то?

– А то кто же еще? – она передернула острыми плечиками. – С точки зрения физических отношений, я его совершенно не интересую. Тебе трудно в это поверить?

– Еще бы, – согласился я. – В такое верится с трудом.

– Поначалу я тоже очень удивлялась, – продолжала она. – Я пыталась соблазнить его, придумывая для этого миллионы разных способов, но так ничего и не добилась. И это очень ранило мое самолюбие. Понимаешь?

– Могу себе представить, – с серьезным видом подтвердил я.

– И дело вовсе не в том, что он не может этим заниматься, – призналась Паула. – Лично я, по крайней мере, в этом глубоко убеждена. Ему просто не хочется. Ни со мной, ни с кем-либо еще.

– Вот как? – удивился я, делая вид, что понимаю, о чем именно идет речь.

– Она была любовью всей его жизни, – сказала она. – Он сказал тебе правду. И другая женщина ему попросту не нужна. Мне кажется, все это так безумно романтично… А ты как думаешь?

– Имеется в виду Айрис Меривейл? – на всякий случай уточнил я.

– Он её боготворил, – сказала Паула. – Наверное, здорово, когда мужчина вот так относится к тебе. – Она закрыла глаза и восторженно вздохнула. – Мне это нравится!

– Прошу прощения за назойливость, – вкрадчиво заметил я. – Но если он не испытывает к тебе физического влечения, то зачем вообще ты ему здесь нужна?

Она открыла глаза и удивленно посмотрела на меня.

– Для престижа, наверное. Это своего рода символ его благополучия. Я живое доказательство того, что он богат, удачлив в делах и все у него хорошо. То есть, так должны думать другие мужчины, когда мы вместе появляемся на людях.

– А Сэнфорд действительно такой? – заинтересовался я. – Богат, удачлив в делах, и все у него хорошо?

– А то как же, – подтвердила Паула. – Он ведь миллионер! – Она рассчетливо взглянула на меня. – И ещё он патологический врун.

– И что, мне сейчас он тоже врал?

– Он врет всем и всегда, – просто сказала она. – И ещё он ужасно коварен. Слушай, Рик, а тебе не жарко? Ведь в окна целый день светило солнце. Почему бы тебе не снять пиджак и не расслабиться? Может быть, хочешь выпить?

– Нет, спасибо, – отказался я. – Так в чем же конкретно он меня обманул?

– А вот этого я тебе не скажу, – игриво заявила Паула, – по крайней мере до тех пор, пока ты будешь стоять здесь одетым!

Одним эффектым движением она стянула с себя легкий свитерок и уронила его на пол. Ее груди с большими красными сосками при этом слегка качнулись, а потом снова замерли, гордо выдаваясь вперед.

– Люблю, когда ничто не стесняет движений, – сказала она. – А так легче всего добиться этого ощущения.

Затем она растегнула молнию на шортиках и позволила им сползти вниз, до самых щиколоток, а затем неторопливо перешагнула через них. Треугольник вьющихся волос между бедер оказался того же цвета, что и волосы на голове. И тут у меня появилось ощущение, что на мне слишком много одежды. Затем девица подошла ко мне и обвила руками за шею.

– А ты, случайно, не голубой, или что-нибудь в этом роде? обеспокоенно спросила она.

– Нет, просто меня несколько смущает тот факт, что на балконе за стенкой сидит Сэнфорд, – признался я.

Она страстно прильнула ко мне всем телом, и я почувствовал как её мягкие груди оказались прижаты к моей груди. Мои руки скользнули вниз по её спине и крепко стиснули упругие бедра. Мы слились в поцелуе, в то время, как она одной рукой аккуратно расстегнула молнию у меня на брюках, и взяв в руку мой восставший член, слегка сжала пальцы.

– К черту Сэнфорда! – сказал я.

Она улыбнулась мне и отступила назад, а в следующее мгновение уже лежала на кровати, широко разведя ноги. Я же поспешно скинул с себя всю одежду, уложившись в рекордно короткое время, и тоже забрался в кровать. Она несколько отстранилась, упреждающе сдерживая меня, и снова улыбнулась.

– Ненавижу заниматься любовью и разговаривать, – сказала она. – Так что давай сначала поговорим. Ладно?

– Это что-то новенькое, – признался я. – Ну ладно, почему бы и нет.

Она снова взяла в руку мой член и принялась нежно его поглаживать от основания к концу.

– Он тебе соврал, – неожиданно сказала она. – Потому что очень хитрый. Ему ужасно хочется, чтобы этот фильм с Айрис Меривейл был закончен, но так, чтобы при этом он бы ещё и стал единоличным владельцем всех прав на картину. Вот почему он делает вид, будто бы все это ему совершенно не интересно. На самом же деле ему так нужен Феррелл, что он готов согласиться на любые условия с его стороны. Но больше ему никто не нужен – ни Джемисон, ни Лессинджер, ни кто-либо другой.

Я лежал на спине рядом с ней. Движения её руки были поистине виртуозны, и мне показалось, что с моей стороны было бы крайне не честно не ответить ей взаимностью. Моя рука скользнула вниз между округлых бедер, и пальцы пробирались сквозь мягкую, влажную поросль, пока не раздвинули горячие губки, нащупывая клитор. Затем я начал осторожно водить по нему пальцами.

– Хмм! – сказала она. – Это здорово, Рик! О, мне это действительно нравится!

– Значит, Сэнфорд выжидает, пока Феррелл не впадет в отчаяние, рассчитывая, что остальные тогда просто отступятся от своей затеи и оставят его в покое, – подытожил я.

– Именно, – хрипло выдохнула она. – Знаешь что? Я хочу, чтобы ты взял меня прямо сейчас, я больше не могу терпеть!

– Так ты же сама предложила поговорить сначала, – напомнил я ей.

– Сволочь! – Она конвульсивно вздрогнула, а затем внезапно с такой силой сжала мой член, что в какое-то мгновение мне показалось, что он вот-вот сломается пополам. – Как я уже сказала, он очень хитрый. Возможно, у него на этот счет есть свои планы. Я же могу попросту этого не знать. Но он задумал увековечить этим фильмом памят Айрис Меривейл, и ради этого пойдет на все!

– Да, жаль, конечно, что он отказал Ферреллу в деньгах, когда фильм был снят всего наполовину, – сказал я. – Интересно, почему же он сейчас передумал?

– Лессинджеру на ум пришла одна неплохая идея, – ответила она. Закончить фильм, задействовав для этого в съемках другую актрису. Просто загримировать ее! Джерри считает, что тогда Айрис смотрелась бы на экране совсем неплохо, а ему больше ничего и не надо. – Она снова принялась нежно поглаживать мой член. – Я рассказала все, что знаю, Рик. Так что хватит разговоров.

Она неожиданно села на кровати и тут же склонилась надо мной, и её ловкий язычок заставил меня испытать всю гамму плотских наслаждений. Затем она снова легла, широко раскинув ноги и призывно улыбнулась мне, а примерно пять минут спустя, дико вскрикнула, когда наши тела одновременно содрогнулись в конвульсивном оргазме. Но это было только начало. За время короткой передышки Паула опять всерьез взялась за мой член, пока тот снова не обрел прежнюю твердость. Второй оргазм наступил довольно быстро, а на достижение третьего пришлось затратить несколько больше времени. К тому времени, как это случилось, мой пыл значительно поугас. Устало покачиваясь, я удалился в примыкавшую к спальне ванную комнату, где наскоро принял душ. Когда я снова вернулся в комнату, Паула все ещё лежала поверх сбившегося покрывала и ангельски улыбалась.

– Цыпочка! – сказала она.

– В былые времена я мог заниматься этим самым по двадцать раз за ночь, – сказал я, – но все это происходило лишь в мечтах. А девицы-первокурсницы в колледже поднимали визг даже когда я просто пытался взять их за ручку.

– Было здорово, – призналась она. – Мне очень понравилось, Рик. Джерри тоже будет доволен.

– Сэнфорд? – переспросил я, всовывая ногу в штанину брюк.

– Ему нравится видеть меня умиротворенной, – просто сказала она. Когда же я начинаю сходить с ума от желания, то у меня портится настроение, и это его раздражает.

Я тем временем закончил одеваться и снова взглянул на нее. Паула томно возлежала на постели, широко раскинув ноги, и я уже в который раз пожалел о том, что человеческие возможности небезграничны.

– Я знаю! – усмехнулась она. Тебе было хорошо со мной. Мне тоже было хорошо с тобой, Рик. В следующий раз, когда ты зайдешь к нам, я уговорю Джерри остаться в гостиной, и мы сможем заняться этим на балконе. Я могла бы перегнуться через перила. Или может быть ты боишься высоты?

Я попрощался, после чего самостоятельно прошел через весь дом и вышел в прихожую. Там меня уже дожидался Сэнфорд, и это обстоятельство показалось мне довольно странным.

– Вот, хотел просто попрощаться с вами, мистер Холман, – объявил он своим противным писклявым голосом. – А заодно и поздравить с очередным успехом. Три раза подряд – хотя, конечно, умениям Паулы тоже надо отдать должное.

– А у вас что, есть шапка-невидимка? – буркнул я в ответ, и тут меня осенило. – Неужели зеркало на стене?

– Именно. Обычное полупрозрачное зеркало, – подтвердил он и глупо ухмыльнулся. – Прямо-таки широкоформатное изображение.

– А Паула знает? – осторожно поинтересовался я.

– Конечно, – подтвердил он. – И ей нравится. Говорит, что это придает сексуальным ощущениям особую остроту.

– Ну да, и до некоторой степени позволяет как бы подглядывать за происходящим со стороны, – подсказал я. – А целых двое озабоченных под одной крышей – это уже что-то.

– Помимо всего прочего спальня ещё и прослушивается, – продолжал он. Паула знает, где стоит «жучок». Ей каким-то образом удалось зажать его, пока вы разговаривали, перед началом основного действа. Так скажите, Холман, о чем же вы говорили?

– О том, почему вы сами не занимаетесь этим делом, – не задумываясь соврал я. – У меня сложилось впечатление, что это как-то связано с величайшим любовным увлечением всей вашей жизни, с Айрис Меривейл. Скажите, Сэнфорд, вам удалось хотя бы раз трахнуть ее?

Его лицо исказила гневнаяя гримаса, а кулак правой руки оказался занесен для удара.

– Я бы не стал этого делать, – заметил я.

Он покорно опустил руку.

– Не смейте порочить имя этой поистине святой и самой прекрасной женщины на свете, – с достоинством выпалил он, действуя в лучших традициях старомодного благородства. – Я боготворил её при жизни, Холман, и свято чту её память теперь, когда её больше нет с нами.

– А как она умерла? – спросил я.

– Она не была готова противостоять тем жизненным обстоятельствам, что сложились ещё задолго до того, как я встретил её, – медленно проговорил он. – Она была слишком безвольной и не приспособленной к жизни. А потом было уже слишком поздно. Так получилось, что она утратила всякий интерес к жизни, наказывая себя таким образом за прежние ошибки. Она осознанно встала на путь самоуничтожения, обвиняя в своем грехопадении собственное тело, которому не были чужды человеческие слабости и похоть.

– Вы не ответили на мой вопрос, – отрезал я.

– Она умерла от передозировки наркотиков, – вздохнул Сэнфорд. – Я уверен, что это было подстроено специально, но в коронерском суде на такие случаи обычно смотрят сквозь пальцы. Я же скажу вам другое: те негодяи, что подтолкнули её к самоубийству, рано или поздно понесут наказание. В этом, Холман, можете не сомневаться!

– И кто же их накажет? Уж не вы ли?

– Всех их ожидает возмездие, где каждый получит по заслугам, – сказал он. – Хотя, наверное, в том, что случилось, есть отчасти и моя вина.

– Почему же?

– Потому что я совершил огромную ошибку, решив, что новый фильм поможет ей, – угрюмо проговорил он. – И как я только мог забыть, что все её проблемы возникли изначально именно из-за работы с Ферреллом? – Он сурово покачал головой. – Это псих, одержимый манией величия! Чудовище, непомерное тщеславие которого поглощает всякого, кому приходится иметь с ним дело; сначала поглощает, а потом уничтожает окончательно. Он как кукловод, считающий, что марионетки должны дрыгаться на своих веревочках, во всем повинуясь лишь его, Феррелла, воле, а он бы лишь безраздельно владел их телами и душами! Ему необходимо во всем ощущать свое превосходство над ними – и умственное, и физическое! Уж можете мне поверить, Холман. Я в жизни не встречал такого чудовища, как Феррелл.

Он часто заморгал, а потом покачал головой.

– Право же, не стоит утомлять вас своими откровениями, особенно теперь, зная, что общение с Паулой отняло у вас последние силы. – Он ухмыльнулся. – Знаете, подглядывать за другими не так уж и плохо. Когда видишь, как человек у тебя на глаза превращается в похотливого самца, то это во многом помогает понять его сущность. И мне кажется, что вас я уже знаю достаточно хорошо. Во всяком случае, достаточно, чтобы позволить себе дать вам некоторый совет.

– Не могу дождаться! – хмыкнул я.

– Тот, кто задумал прикончить Лессинджера, все равно убьет его и очень скоро, – невозмутимо объявил он. – Во всяком случае, лично я в этом не сомневаюсь. Я также уверен, что если вы все-таки попытаетесь вмешаться, то сами окажетесь в довольно опасном положении. Мне же в сложившейся ситуации бояться нечего, так как у меня на руках главный козырь. По закону мои права на этот фильм неприкосновенны и неоспоримы, и в случае моей внезапной смерти сам негатив перешел бы в разряд наследуемого имущества, что из-за бюрократической волокиты сделало бы его недосягаемым для всех на многие месяцы. Однако больше от несчастья не гарантирован никто. Они сцепились словно дикие хищники в джунглях, которые из-за падали готовы перегрызть друг другу глотки. И не скрою, что мне доставляет огромное удовольствие сидеть в сторонке, наблюдая за тем, как они разрывают друг друга в клочья. Так что вмешательство в эту драку смельчака со стороны таит в себе огромную опасность для него же самого.

Он открыл мне дверь и холодно улыбнулся.

– Честно говоря, Холман, мне самому наплевать, убьют вас или нет. Хотелось бы, конечно, чтобы вы дожили хотя бы до следующего рандеву с Паулой. Ваше поведение в постели отличается особой животной одержимостью, что, на мой взгляд, придает самому процессу большое сходство с откровенно первобытным насилием. А судя по тому, как стонала и верещала под вами Паула, полагаю, она тоже так считает. В следующий раз я буду рад предложить вам несколько вариаций на тему кожанного кнута и промасленных резиновых простыней. Не смоневаюсь, что за вашей с виду благообразной внешностью, Холман, присутствует ярко выраженный элемент садизма.

– Дать бы тебе в морду, – с сожалением проговорил я, изо всех сил стараясь заставить свой голос звучать достаточно вежливо, подобающе моей наружности. – Но только кому охота связываться с полоумным стариком, из которого уже давно сыплется песок? С немощным импотентом, который только и может, что ловить кайф, подглядывая за другими?