Текст книги "Ребёнок от сводного врага (СИ)"

Автор книги: Каролина Дэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 20. Дан

– Не думаешь, что назначать встречи в офисе – не самая лучшая идея? – спрашиваю отца, входя в кабинет. Снова вызвал внезапно для меня, снова смотрит на меня серебристыми глазами, готовыми прожечь в моей голове множество дыр. Разве это спасет положение на винодельне?

А мое? Ладно, я сам справлюсь со своими проблемами, но что насчет семьи? Семьи, которой плевать на твои желания…

– Обстоятельства не позволяют обсуждать такие проблемы дома. Не хочу, чтобы Марта переживала.

– Она работает у тебя за стенкой.

– Сейчас ее нет, – спокойно отвечает отец.

Плохое предчувствие преследовало меня всю дорогу до офиса. Оно съедало меня, не давало покоя. Оно не оставляло меня с того дня, как Эльзе стало плохо. Я видел, как она слабела на глазах, но продолжала улыбаться и влюблённо глядеть на меня прозрачно-голубыми омутами.

Интересно, доктор уже приехал? Объяснил, почему Эльзе плохо целую неделю? Однако эти вопросы моментально вылетают из головы, когда отец с громким стуком открывает ящик стола и кладет на стол передо мной бумажный конверт.

Впервые за много лет страх охватывает меня, противный комок подступает к горлу под пристальным взглядом серых глаз. Мои, наверное, выглядят так же, когда я открываю конверт и нахожу фотографии. Наши с Эльзой. И не просто, где мы общаемся и держимся за руки, а где обнимаемся.

На первой моя рука по-хозяйски обхватывает хрупкую фигурку Эльзы, на второй мои ладони сжимают белоснежное лицо и притягивают к себе непростительно близко, на третьей – я целую ее в губы. Мягкие, шелковые, нежные. Самые любимые. В нашем доме, на пустой улице, в торговом центре, в галерее, когда та еще была цела.

– Вижу, ты узнал, кто на этих снимках, – прерывает молчание отец. Теперь понятно, почему он не кричит, не возмущается и не заставляет меня возглавить винодельню. – Знаешь, как это называется?

– Мы не кровные родственники. Никто не запрещает нам влюбляться.

– Но мы с ее матерью женаты! Ты представляешь, что будут говорить люди?

– Мне какая разница, что о нас скажут?! Никто не узнает!

– Тогда откуда я взял эти снимки?

Этот вопрос нужно задать тебе, отец, а не мне. Хотя ответ на него тоже интересен. Кто-то следил за нами, снимал нас во всех этих локациях. Кто-то, кому небезразличны наши с Эльзой чувства друг к другу, подставил нас. Подставил Эльзу.

Неужели…

– Я не хочу навлекать позор на свою семью. Тебе нужно оборвать эту связь.

– Это невозможно, – отстаиваю свою позицию перед человеком, который каким-то образом принимал участие в моем зачатии.

– Я знал, что ты так скажешь.

Мне уже не нравится этот разговор. С самого начала предчувствовал, что наша встреча ничем хорошим не закончится. Но я не предполагал, что он раскроет нас с Эльзой. С моей маленькой принцессой.

Отец глядит на меня сквозь прищур своих стальных глаз. Как бы ни было стыдно это признавать, но я боюсь за итог нашего разговора. Не за себя. За Эльзу. Я сделаю все, чтобы защитить ее. Абсолютно все.

Но… Всегда в нашей жизни присутствует злополучное «но», которое рушит чужие жизни раз и навсегда.

– В конверте есть документ. Прочти его.

И я читаю. Не хочу осмысливать сказанное в нем, не желаю разбираться, что правда, а что ложь. Не хочу сравнивать и ломать наши жизни. Наши с Эльзой судьбы, которые давно определены кем-то свыше.

Зачем?

Кладу листок бумаги на стол, смотрю сквозь него. Ощущаю на себе взгляд отца. Спокойный, стальной взгляд, в котором отсутствуют эмоции в принципе. В то время как внутри меня разгорается огонь. Он сжигает меня и приговаривает к гибели.

– Теперь ты понимаешь, почему я прошу тебя расстаться с этой девушкой.

Я ничего не отвечаю отцу. Молча поднимаюсь со стула и покидаю кабинет. Но напоследок оборачиваюсь к нему и произношу лишь одно:

– Ты сломал наши жизни…

– Я забочусь о тебе, Даниил. Ты взрослый человек. Тебе нужно двигаться дальше, а не пребывать в подростковой влюбленности.

Влюбленности не существует, отец. Это любовь. Она либо есть, либо ее нет. С Мариной, как выяснилось, ее не было. Между нами существовала привычка, удобство, возможно, легкое увлечение друг другом. Физическое и эмоциональное. Но не более того.

Если ты когда-то любил мою мать, либо любишь сейчас Марту, то знаешь об этом, как никто другой. Ты должен меня понять. Но, судя по всему, вряд ли. Ты сломал меня. Ты сломал нас. Если бы я знал с самого начала. Если бы я все знал о нас. О ней. Я бы не дал себе волю, не позволил бы Эльзе влюбиться в меня.

– Завтра жду тебя на работе, – врывается в сознание голос отца.

– Хорошо…

Мне ничего больше не остается, потому что морально я опустошен, и сейчас согласен на все, что позволит отвлечься от ноющей раны в груди. Время летит мимо меня. Я словно нахожусь в коконе, отделяющем меня от массы людей. Никто не видит меня, я не вижу никого. Тьма. Полумрак, туман, который пускают в зал, чтобы создать антураж таинственности и безопасности. Это видимость для развлечения людей, не более того.

В ближайшем клубе никто не обращает на меня внимания, да и я ни на ком не задерживаю взгляд. Бармен активно подливает мне прозрачную жидкость с ужасным привкусом и горечью. Она согревает, но в то же время заставляет расслабиться. И вот уже куда-то уходят проблемы с галереей, разговор с отцом стирается из памяти. Остается только образ миловидной девочки-альбиноса, который никак не хочет покидать меня.

Кто-то звонит на мобильный раз за разом. Выключаю его. К черту. Не сейчас. Мне так хорошо и спокойно, не хочу рушить этот настрой и атмосферу. Не хочу ничего знать, понимать. Ничего. Будущего не существует, прошлого не существует. Только здесь и сейчас. Только настоящее.

– Дан…

Голос милый, но говорящий явно не понимает, какого черта я здесь делаю. И выражение лица собеседницы полностью это отражает.

Марина, как всегда, прекрасна и изящна. Я помню ее такой в первую встречу, в тот вечер, когда мы оказались в одной плоскости, и в день, когда расставались. Она неизменно красива, сильна. Ее не стоит защищать: сама себя защитит. Наверное, это привлекло меня в ней – самодостаточность. Или красота?

Что меня привлекло в Эльзе?

Марина подходит ближе, тянется нежными ладонями к моему лицу, рассматривает его, как терапевт на осмотре. Она так близко. Рядом. Единственная, кто всегда меня поддержит. Всегда.

– Будь сегодня со мной, – слетает с моих уст перед тем, как запечатать полные яркие губы поцелуем.

Марина никогда не церемонилась, знала, чего от нее хотят, и с удовольствием давала это, если, конечно, наше желание оказывалось взаимным. Где-то в глубине души я думал, что она оттолкнет меня, оскорбленная нашим расставанием, даст пощечину, отвергнет. Но она рядом. Позволяет утянуть себя в уединенное место, прижать к стене и вытворять с ней все, что придет в голову. Любая фантазия, любое извращение.

Она все еще любит меня, в то время как у меня перед глазами время от времени возникает образ миловидной сводной сестры…

Ее полные розовые губки, ее молочная нежная кожа под моими ладонями, ее сладкий голос. Она везде. Эльза везде. Ее нужно выкинуть из головы как можно скорее.

– Дан, ты женишься на меня? – голос с толикой робкой надежды внедряется в разум сквозь воспоминания о недоступной девчонке.

– Да…

Скорее всего, завтра я пожалею об этом, и придется вновь оправдываться перед Мариной, но сейчас я хочу расслабиться. Мне это нужно. Нужно забыть мою любовь, мою ангельскую девочку.

Нужно. Забыть. Эльзу.

Глава 21. Разрушенные реальности

Все в нашей жизни имеет свой срок. Радость. Горечь. Счастье. Отчаяние. Мы не всегда понимаем, как приходим к тому или иному варианту, не представляем, что движет нами. Желание жить дальше или невольно загубить свое существование.

Но в один день жизнь разрушается. Ломается на кусочки, на паззлы, которые невозможно собрать в единую картинку. Почему жизнь так несправедлива? Жизнь в принципе несправедливая штука, ответите вы. В какой-то степени вы будете правы. Но я наивный человек, и хочу верить, что все в нашем мире имеет баланс. В один день все хорошо, в другой плохо, и наоборот. Не бывает такого, чтобы вся жизнь шла под откос, и не нашлось никакого выхода.

Когда я переехала в этот дом, чувствовала себя чужой, лишней. Я не жила, а существовала на незнакомой территории. Однако в моей жизни появился Дан, который скрасил мое существование, наполнил яркими красками. Сейчас темная полоса вновь наступает на пятки, но я не позволю ей полностью захватить меня. Я справлюсь. Мы справимся.

Начался учебный год. Точнее, начнется завтра. Алена недавно забегала ко мне. Хотела проведать подружку в положении.

– И как твой малыш? – громко спрашивает она, прикрыв дверь в мою комнату.

– Тише ты! Еще никто не знает!

– Как это никто? Две недели прошло, а ты никому не сказала? А Даня? – подруга удивленно смотрит на меня, будто я сморозила какую-то глупость.

– Он не в курсе.

– Как это? Ты ему не сказала?

Я не говорю подруге, что вижу его только по вечерам и то в течение пяти минут, чтобы родители не застукали нас, не говорю, что в последнее время он редко отвечает на сообщения, и это кажется мне странным и необъяснимым. Если бы я сама сказала ему о ребенке, то причина такого отношения была бы ясна, однако никто не знает о вердикте врача и о том, что она порекомендовала мне сходить к гинекологу как можно скорее, если…

– Он пропадает на работе, приходит только вечером, – в моем голосе сквозит грусть, но я стараюсь подавить ее, чтобы она не была слышна так явно.

– Ты должна сказать ему о ребенке. Вам нужно принять решение.

Знаю, что нужно, только не выходит…

Почему мы так сильно отдалились? Почему каждый день так растягивается в ожидании любимого, а «свидание» с ним длится не более пяти минут? Сегодня Дан должен прийти пораньше, а родители с утра улетели на переговоры. Их не должно быть дома, свидетелей не будет.

Аленка права, мне нужно рассказать о беременности. Но как он отреагирует на нее? Не хочу даже задумываться об этом. Дан всегда меня поддержит. Он поймет. Но…

Мне так страшно. Будущее туманно. Я никогда раньше не задумывалась о беременности. Честно говоря, она пугала меня больше третьей мировой войны. А сейчас я ловлю себя на том, что представляю оформленную детскую, представляю себя с животом, а через девять месяцев – маленький комочек, который буду качать на руках, если его будут беспокоить колики.

Или ее?

Кто у нас? Мальчик или девочка? Он будет похож на Дана или на меня? Унаследует ли альбинизм? Вдруг унаследует?

Как же страшно…

Время двенадцать ночи. Пытаюсь дозвониться до Дана, но натыкаюсь на автоответчик. Каждый раз. Почти всегда. Только тяжелые шаги в коридоре дают понять, что он вернулся. Выбегаю из комнаты, чуть не врезаюсь в грудь Дана. Я была бы не против окунуться в его неповторимый аромат. Снова. Как раньше, когда мы оставались одни.

– Дан…

– Прости, Эльза, я очень устал, – он глядит на меня потухшими серо-зелеными глазами и пытается обойти меня, отступив на шаг.

Снова он отдаляется, когда находится так близко…

– Нам нужно поговорить!

Он какое-то время глядит на меня, не отрываясь, и я впервые в жизни задумываюсь почему. Почему он смотрит на меня, как на чужую? Почему пытается протянуть руку к моему лицу, но тут же отдергивает ее? Что изменилось между нами? Что, Дан?

Родители узнали о нас? Только не это! Но Дан рассказал бы мне, если бы мои подозрения оказались правдивыми.

– Хорошо.

Мы заходим ко мне в комнату, закрываем дверь. Дан выглядит уставшим. Спина сутулая, под глазами вырисовываются синие круги. Знаю, что ему не нравится работать в винодельне, но, видимо, отец слишком сильно надавил на него.

– О чем ты хотела поговорить?

Впервые его голос кажется не таким родным, как раньше, но я отгоняю это прочь. К черту. Не сейчас. Он так близко. Родной. Любимый. Так хочется коснуться его в полутьме моей комнаты. Почему я выключила основной свет, когда выбегала навстречу своей судьбе? Неважно. Сейчас все кажется незначительным.

Он здесь. Передо мной. Сделаю шаг – и он окажется в моих объятьях. И я делаю его. Разговоры подождут. Мне нужно обнять его, прижать, вдохнуть его аромат, почувствовать, как наши сердца колотятся в груди, показывая истинные чувства друг к другу.

Нам это нужно.

– Я скучала… – шепчу скороговоркой и накрываю любимые губы своими.

Дан долго не отвечает, стоит на месте, словно борется со своими чувствами. А я хочу, чтобы он окунулся в нашу любовь с такой же силой, как и я. Проходит секунда. Другая. Его губы резко впиваются в мои, его ладони сжимают мою талию. До легкой боли. До хруста. Губы быстро шепчут какие-то слова, но я не различаю их.

Они сладкие – его губы. Мягкие, какими я всегда их помнила. С легким запахом табака и мускуса. Он начал курить? Как часто? Почему я не знала этого и не почувствовала табак на одежде? Но я задам этот вопрос позже. Не сейчас.

Впервые я ощутила эту дурманящую смесь полгода назад. В тот роковой день моя жизнь разделилась на До и После. В мой день рождения. Казалось, тогда я была совсем другой. Наивной. Неуверенной. Скромной.

Сейчас я изменилась. Смелая, уверенная в себе. В своих чувствах к единственному человеку, с которым горю, как в огне. В адском пламени. Никто не должен узнать о запретной любви к собственному сводному брату. Ни родители, ни знакомые. Никто не должен узнать о маленьком секрете, кроме Дана.

Вскоре я расскажу ему все…

Дрожу в его руках, умираю и возрождаюсь снова. Мои ладони жадно трогают его твердые мышцы, спрятанные под хлопковой футболкой и пиджаком, его пальцы скользят по… мамочки… Как же я скучала! Как же… Внезапно до меня доходит едва слышный стук каблуков и какой-то шорох в коридоре. Либо прислуга, которая не спит, либо…

– Дан, там кто-то есть! – шепчу, все еще обнимая любимого за плечи.

– Тебе показалось.

– А вдруг…

– Доверься мне, Эльза… – и вновь увлекает меня в поцелуй, за которым я забываю обо всем на свете.

Когда чувства настолько обнажены, мы не замечаем ничего вокруг. Для меня существует лишь он – человек, вокруг которого крутится весь мир. Эмоции съедают, бросают в бездну, из которой нет выхода. Но он не нужен – ведь рядом тот, чьи чувства взаимны, насколько бы запретными и неправильными они ни считались.

Ощущение, что мы не виделись вечность. У меня накопилось столько новостей, мне так много хочется ему сказать!

Я беременна.

Я часто представляла его реакцию, мечтала, что он обнимет меня и будет кружить на руках, как в голливудских фильмах. Но реальность далека от фантазий, правда? Но я узнаю об этом, когда…

– Что здесь происходит?

Наше уединение прерывает резкий щелчок выключателя и громкий стук двери о стену. Моя комната наполняется белым светом, ослепляя и выставляя напоказ меня в объятьях любимого сводного брата, которого не хочется отпускать даже под пристальным взглядом наших родителей. Дан небрежно поправляет футболку, облегающую атлетическое тело, а я стягиваю вниз подол платья, не смея взглянуть на маму. Так легко попасться. В моей комнате. В поздний час, когда родителей не должно быть дома.

– Может, ты, Даниил, объяснишь, в чем дело? – грозный голос отчима заставляет меня вздрогнуть. Мне было бы комфортнее, если бы я ощутила поддержку Дана, но он стоит далеко от меня и бесстрашно глядит на своего отца. – Ты забыл о нашем уговоре?

О каком уговоре? О чем он говорит?

– Нет, не забыл, – серьезным тоном произносит Дан. – Это просто ошибка.

Вряд ли он замечает, как замирает мое сердце после этих слов и больше не желает биться. Знаю, что Дан специально говорит так, чтобы защитить нас. Защитить меня… Сердце снова радостно отстукивает в груди. Тук-тук. Тук-тук. Он заботится обо мне. Он любит меня.

Наши чувства всегда будут взаимны…

– Хорошо, что ты осознал это, – со сталью в голосе заявляет его отец. – Завтра у нас вечеринка в честь помолвки. Твоей невесте не стоит знать об «ошибке».

Невесте?

Григорий Викторович окидывает меня презрительным взглядом, словно рядом с его сыном стоит мусорный пакет, а не падчерица, и покидает комнату. Вслед за ним, отсканировав стальными глазами меня, выходит мама.

Что это было?

Единственный вопрос, который сейчас возникает в моей голове среди всей этой неразберихи. Понятно, что родители застукали нас с поличным, а Дан пытался защитить нас. Пытался…

Слова отчима проникают в самую грудь, добираются до сердца и разбивают его на тысячу осколков. О какой невесте говорил Григорий Викторович? О той стерве, которую Дан бросил полгода назад? Если о ней, то почему Дан молчит? Почему ничего не говорит в своё оправдание? Или…

– Не смотри на меня так, – Дан первый нарушает тишину, когда сердитые родители оставляют нас наедине друг с другом.

– Как мне еще на тебя смотреть?

Ярость вскипает внутри меня вперемешку с горечью. Гляжу в спокойные глаза самого дорогого человека на свете. Они теряют зеленый оттенок, становятся чисто-серыми. Ледяными. Они заставляют меня дрожать от страха и неизвестности. От отчуждения и холода, которым в один миг наполняется моя комната.

– Ты знала, на что шла. Наша интрижка не могла длиться вечно. Родители все равно узнали бы, наши акционеры не потерпели бы такой грязи.

– Грязь? Интрижка? – мой голос поднимается выше на пару тонов. – Так ты называешь нашу любовь?

– Мы – одна семья, Эльза. У нас нет будущего, и не будет. В следующем месяце я женюсь, а ты продолжишь учиться. На этом все.

Не верю, что выслушиваю все это, глядя на некогда родного человека. Что мы сейчас, глядя друг на друга, как несколько минут назад, кажемся чужими. Между нами будто выросла стена, не позволяющая понять друг друга. Кто стоит передо мной? Проекция Дана из параллельной вселенной? Почему он разбивает мне сердце жестокими словами?

В горле появляется комок, который невозможно проглотить или подавить. В глазах собирается влага, грудь простреливает несколькими невидимыми пулями, ранящими мое сердце. Я не хочу плакать при нем, но слезы сами скатываются по щекам, оставляя извилистые дорожки.

За что он так со мной? За что?

– Не реви, это лишнее. Лучше прекратить это сейчас.

– Зачем ты так? – спрашиваю сквозь слезы. В его глазах на мгновение появляется лучик света в виде зеленого блика, однако он быстро пропадает.

– Так надо…

Надежда, возникшая на миг в груди, гаснет. Он чужой. Абсолютно чужой. Он больше не мой Дан, которого я ждала с работы, не мой Дан, с которым мы планировали открыть картинную галерею. Он не тот мужчина, с которым я чувствовала себя спокойной.

– Жду тебя завтра на помолвке. Надеюсь, ты порадуешься за нас.

Я никогда не порадуюсь за тебя, Дан. Я никогда не посмотрю ни на тебя, ни на твою невесту в восхищении. Ты согрел, зацепил, привязал к себе, а затем сломал. Только что ты оставил от меня острые осколки, которые будут наносить окружающим колющие удары.

Ты был всем для меня, пока однажды не стал абсолютно чужим.

Дан разворачивается, чтобы покинуть мою комнату. Вот и все. Это последняя встреча, день, который должен был стать самым счастливым в моей жизни. В нашей. Потому что…

– Стой! – рывком хватаю его за руку и заставляю остановиться. Если не признаюсь сейчас, то будет поздно. Мы разойдемся по разным дорогам, разным полюсам. Он должен знать о нашем м…

– Не стоит, – Дан резко выдергивает руку. – Давай просто выкинем из головы наши отношения.

Что если я не смогу их выкинуть? Я не смогу забыть тебя, оставить, выбросить твой образ из сердца. Как я это сделаю, если ты клещами вцепился в меня? Если я вцепилась? Что мне делать, Дан?

Он никогда не ответит на мои вопросы, потому что я их никогда не задам.

Дан разворачивается, напоследок оглядев меня с головы до ног своими серебристыми глазами, и быстрым шагом покидает комнату. Он оставляет меня одну. Навсегда. Плевать, что мы живем в нескольких метрах друг от друга, сейчас он все равно чужой.

Я не успела ему сказать о нашем ребенке, которого ношу под сердцем…

Вокруг меня образуется тьма. То ли потому, что Дан выключил свет перед уходом, то ли потому, что передо мной нет света в конце тоннеля, который покажет мне выход из этой ситуации. Избавит от боли, которой хочется избежать.

Я осталась абсолютно одна. Дан не узнал, что я жду ребенка. Нашего ребенка.

Не знаю, сколько плачу в комнате, заглушая всхлипы подушкой. Вокруг сплошная тьма, наполненная болью и разочарованием. Когда мама входит в комнату с чемоданом в руках, слезы не перестают лить из глаз. Я едва различаю в полутьме женщину, которая меня родила, и смотрит она так, словно я совершила смертный грех. Возможно, в какой-то степени так оно и есть, я не должна была влюбляться в сводного брата, но…

Неважно…

– Ты уезжаешь отсюда!

Смотрю на нее удивленно в попытке осознать, что она говорит и что требует от меня. Идеальное лицо, как всегда, непроницаемо, не могу прочитать эмоции даже не из-за плохого зрения и слез, а потому что их нет.

– Куда? – испуганно спрашиваю я, сжавшись в комок.

– Далеко! Ты больше не опозоришь нашу семью!

Это и есть конец? Я остаюсь одна, с ребенком в животе, без поддержки родителей и любимого…

Что мне делать дальше?