Текст книги "Распятие невинных"

Автор книги: Каро Рэмси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Э-эй? Привет, соня, – сказала Хелена.

Она поцеловала мужа в лоб и он почувствовал запах виски, табака и яблочного шампуня. Когда он расследовал трудное дело, она часто находила его таким вот отрешенным: он ничего не ел, только пил, мало спал, его жизнь поддерживалась адреналином и свежим воздухом.

– Ты так испортишь костюм, – проворчала она, включая обогреватель и приглушая свет. В полумраке она видела его лицо, безмятежное во сне, как у ребенка, с красивым профилем, который она столько раз мысленно рисовала. Она поцеловала кончики своих пальцев и притронулась к его губам. Когда она прикрывала ему пледом ноги, на ковре мелькнул треугольник света.

Она обернулась и увидела Дениз Гилфиллан, стоявшую в дверях.

– Все в порядке?

– Ну конечно.

– А почему он не ложится в кровать?

– Он считает, что так ему лучше думается. – Она закрыла дверь, уводя Дениз обратно в столовую.

– Робертсоны и не думают уходить. Хочешь, сварю кофе и тебе? – спросила Дениз, продолжая держать три пустых бокала.

Хелена забрала бокалы.

– Нет, Дениз, спасибо. Все отлично.

Дениз прошла за ней на ярко освещенную кухню.

– А как ты сама?

– Как обычно. Тебе понравился сыр? На мой взгляд – слишком острый. Я и не знала, что есть разница между диетическим сыром и животным. – Она налила в кофейник кипяток и, чувствуя на себе взгляд подруги, протерла бронзовую крышку.

– Зависит от сычужного фермента. Ты уверена, что помощь не нужна? – Дениз стояла, протянув руки.

Хелена взглянула на себя в зеркало. Бледная, с пятнышком туши для ресниц под левым глазом. Она лизнула подушечку указательного пальца и вытерла подтек. – Если хочешь, можешь достать из холодильника сливки. – Она знала, к чему затеян весь разговор.

– Сыр был превосходный, мой любимый. – Так она и должна была сказать. – Ты знаешь, о чем я. Как у тебя дела? Ты не можешь все время уходить от ответа.

Хелена подавила раздражение.

– Ты рассказала Терри, точно? Я заметила все эти взгляды – «ах, бедная Хелена» – из-под тарталеток с козьим сыром.

– Тарталетки были чудесные! – Дениз потрепала ее по плечу. – Но, Хелена, ты же нам близкий человек и мы переживаем.

– Это лишнее. Переживать не из-за чего.

– Но я видела письмо из клиники «Битсон». Нераспечатанное. Это результаты маммограммы?

– При такой наблюдательности тебе надо служить в полиции и спать с ним рядом на диване.

– Хелена, с такими делами тянуть нельзя, ты должна…

– Я сама знаю, что я должна.

– Но письмо не распечатано и…

– Таким и останется, пока я не буду готова. Они просто сообщают, когда мне подъехать за результатами. Я специально просила их назначить встречу после выставки, поэтому какая разница, верно? – Хелена улыбнулась, но настойчивость подруги выбила ее из колеи.

Дениз остановилась у порога.

– Думаю, что ты поступаешь неправильно, но если что-то понадобится, просто дай знать.

– Конечно.

– Не забудь.

Хелена надавила на поршень кофейника с такой силой, что кофейная гуща возмущенно ударила в стенки.

Воскресенье, 1 октября

Хелена очнулась от неспокойного сна, чувствуя, что кофеин не даст успокоиться заботам о предстоящих днях и тревоге по поводу маленького уплотнения в груди. Она убедила себя, что лучше отложить все переживания на потом, когда выставка закончится. Она могла справиться с любой проблемой, но не со всеми сразу, и сейчас у нее не было времени на болезни. В конце концов, две недели ничего не изменят.

Дениз, в которой она всегда находила поддержку, на этот раз лишила ее ночного сна, а она в нем сейчас очень нуждалась. Но проблема была не в Дениз. Хелена со злостью зарылась в подушку, но затем повернулась, выпростала руку из-под одеяла и улыбнулась. Она научилась в любое время суток слышать, как открывается и закрывается дверь, как он вешает пиджак, а потом идет сразу в гостиную, берет бокал. Алан умел передвигаться по дому совершенно неслышно, как призрак, но она всегда знала, где именно он находился. Даже когда глубоко спала. Он наконец добирался до спальни, садился на кровать со своей стороны и смотрел на бокал с виски в ожидании, пока улягутся мысли. Она передвигалась к нему и прижималась всем телом, чувствуя, как он теребит прядь волос над ее ушком, и тогда уже засыпала спокойным сном, зная, что он рядом.

И на этот раз Хелена продолжала ждать, машинально ощупывая рукой пустые простыни рядом. Часы показывали 03:59. Она улыбнулась, радуясь, что Алан все-таки дома и спит внизу на диване под пледом, но потом вспомнила, что слышала, как он поднимался наверх, как ждала его, глядя на дверь полусонными глазами. Однако шаги проследовали мимо, он поднялся выше, в ее мастерскую. Хелена сначала решила, что ошиблась, и, проснувшись окончательно, посмотрела на потолок, прислушиваясь к его шагам. Она услышала, как скрипнула лестница, ведущая на мансарду. Затем наступила тишина. Хелена лежала, наблюдая за пляшущими на сквозняке лучиками от кружевного плафона лампы, и пыталась сообразить, что могло ему там понадобиться. Она вылезла из-под одеяла и вышла на лестницу. Внизу горел свет. Она ничего не слышала, кроме редкого потрескивания центрального отопления и покряхтывания старого дома, просыпающегося для нового дня.

– Алан? – позвала она тревожно. – Алан? Ты где?

– Здесь, – отозвался спокойный голос откуда-то снизу. Теперь она увидела его: он сидел внизу на ступеньках около окна, как маленький и одинокий ребенок.

– Все в порядке?

– Да. – Его голос звучал отчужденно. – Все хорошо.

Он не встал, но громко вздохнул и сунул что-то в бумажную папку, которую положил рядом.

– Что у тебя там? – спросила Хелена, присаживаясь на ступеньку повыше.

– Я могу ответить «ничего особенного»? – Он положил голову ей на колени, и она почувствовала, что щека мокрая – он плакал.

– Если бы я была детективом, то такой ответ не прошел бы. Но я всего лишь жена, поэтому для меня сгодится. – Хелена поцеловала его в макушку и не отводила губ, ожидая ответа.

– Я смотрел фотографии матери.

– Да, я знаю.

– Тогда зачем спрашивать?

– Я хотела знать, почему ты смотрел, – пояснила она мягко.

Макалпин не ответил. Хелена почувствовала, как он напрягся, стараясь не выдать того, чего не хотел.

– Просто подумал о матери, – тихо пояснил он.

– Алан, твоя мать умерла, когда ты был молодым и ранимым. – Она вздохнула. – Я не буду больше донимать тебя расспросами. Давай пойдем спать. – Она поднялась и направилась в спальню. Она слышала его вздох и знала, что поступает правильно, оставляя его наедине со своими мыслями.

Утром была обычная процедура после вечеринки: два стакана минеральной воды, крепкий кофе, компакт-диск с Диной Вашингтон и посудомоечная машина, выполняющая всю грязную работу. Хелена взглянула на часы – времени, чтобы навести порядок на кухне, уехать в полдвенадцатого и появиться в галерее к часу, было более, чем достаточно. Она надела резиновые перчатки и стала аккуратно перекладывать хрупкие бокалы в мойку, но ее мысли были далеко. Питер Кольстер требовал, чтобы его картина «Мой брат в Палестине» стояла первой в рейтинге выставки, но он был еще неизвестен… пока. И на таможне аэропорта Глазго ее дожидались пять полотен старых голландских мастеров, которые надо было обязательно забрать.

В дверь позвонили, и она чертыхнулась про себя. Наверняка Терри Гилфиллан явился забрать машину, которую вчера оставил, так как слишком много выпил. У нее на сегодня и так было достаточно забот, чтобы еще выносить и его сочувствие. Рука машинально потянулась к груди и нащупала уплотнение, которое пыталось скрыть свое существование маленькими размерами. Но оно было, и она это знала. Она сняла перчатки, забрала со столика ключи от машины и открыла дверь.

Колин Андерсон посмотрел на ключи и поднял бровь.

– Вечеринка удалась?

– Так получилось. – Она улыбнулась, обрадовавшись, что это был он. – Заходи, Колин. Алан наверху, собирается. Скоро спустится. Хочешь кофе? Как раз готов.

– Не откажусь. – Андерсон заметил, какой уставшей она выглядела – бледнее обычного, с голубоватыми тенями под глазами.

– Еще работа для нашего хозяина и господина? – Хелена кивнула на папку у него в руке.

– Ну да. – Он устроился за стойкой, протянув руки к теплу кухонной плиты. Жаль, что нельзя было снять ботинки и погреть ноги. – Я только что привез Майкла Баттена, доктора философии, бакалавра наук. Выступления на Би-би-си, лекции по телевизору и прочая, прочая. Мерзкий полицейский психолог, – пояснил он и спросил, кивнув наверх: – В каком он сегодня настроении?

– Без изменений.

– Плохо! – Он остановил взгляд на сливочном пудинге.

– Ты сегодня завтракал? – Хелена видела проступившую седину в светлых волосах и предательские круги под глазами. Колину нужно было побриться и поспать – он выглядел хуже, чем муж.

– Это отправится к нищим? – Он указал на холодные картофелины и тарталетку с козьим сыром.

– Да, угощайся. Хочешь, я подогрею?

– Нет, я привык к объедкам, уж поверь.

Она наклонилась над столом, наблюдая, как он поддевает вилкой картошку.

– А не хочешь попробовать сыр и печенье? Или поджарить тосты? Или и то и другое?

Он помедлил, затем той же вилкой подцепил изрядную долю пудинга.

– Тосты – это было бы здорово. Наш тостер сломался, когда угодил в стену, разминувшись с моей головой. – Он облизал вилку и потянулся за печеньем. – Просто здорово.

– Знаешь, за эти годы я отправила в мусорное ведро столько еды после Алана, что вполне хватило бы накормить небольшую африканскую страну.

– Он и в лучшие времена мало ел. – Андерсон отрезал большой кусок сыра и пристроил его между двумя крекерами.

– А ты сам-то что думаешь – он как? – спросила она, стараясь не выдать тревоги.

– Кто знает… – ответил Колин уклончиво.

Она изменила тактику и начала смахивать несуществующие крошки со стола.

– На работе он такой же, как прежде?

Андерсон ответил не сразу.

– Может, нервничает больше обычного. Но ведь вчера был первый день работы. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так. – Хелена отвернулась, погрузившись в свои мысли.

Андерсон почувствовал, что молчание слишком затянулось.

– А что? С ним что-то не так?

– Да нет, с ним все в порядке.

Андерсон уловил, что она выделила «с ним».

– В четыре утра у всех голова тяжелая. – Она стирала пальцем несуществующее пятно на столе. – Ты знаешь, что он начинал в участке на Патрикхилл, когда был стажером? Он допрашивал меня, когда умерла моя мать… А три месяца спустя мы поженились. Вчера была годовщина.

Андерсон перестал жевать и, помолчав, сказал:

– Поздравляю. Тебя надо наградить медалью за такой супружеский стаж.

– Я никогда не думала о разводе. Хотя мысль об убийстве приходила каждый день. – Она улыбнулась и тут же посерьезнела. – Его мать умерла в одно время с моей. И тогда он работал на Патрикхилл, и с тех пор ни разу туда не возвращался. Господи, он даже ездит туда на машине чрез Байрз-роуд, а не ходит пешком по Хидланд.

– Да, ходили слухи, что он избегает этого участка как чумы.

– Это правда. Он всегда говорил, что там слишком тесно, чтобы нормально работать.

– Нам всем следует избегать своих демонов, – отозвался Андерсон. – Уж я-то знаю – я на своем женился.

– Значит, по-твоему, за этим больше ничего не кроется? – Она машинально скрестила руки на груди, подсознательно прикрывая коварное уплотнение.

– Хелена, он тогда сразу потерял и мать, и брата. А был очень молод, еще стажер, сама же говоришь, – мягко напомнил ей Андерсон, подхватывая крем печеньем. – Стажеры отвечают на звонки, заваривают чай. Его бы не подпустили ни к чему, что могло бы его лично затронуть. Так что волноваться нет причин. У него есть какие-то свои соображения, он ими вообще отличается.

Хелена посмотрела на часы и провела пальцем под ремешком. Она похудела.

– На него было не похоже – не прийти и не позлить Терри. Он никогда не упускает такой возможности.

– Он очень устал, Хелена. Пока я его подвозил, он практически уснул в машине, а это говорит само за себя.

Но мысли Хелены были очень далеко. Наматывая на палец прядь волос, она вспоминала лето восемьдесят четвертого, день похорон ее матери. Каким добрым был Алан. Он подавленно смотрел на безымянную могилу, такой молодой, худой, бледный. Она всегда подозревала, что та, которая была там похоронена, оставалась в его сердце так же надежно, как и в земле. Но за двадцать два года замужества она поняла, что эта тема была не для обсуждений. Во всяком случае, с ней. Она наблюдала, как Андерсон подцепил вилкой очередную картофелину, и пыталась понять, насколько он откровенен и искренен. Она водила носком по полу, рисуя круги, и вспоминала белые тюльпаны в алюминиевом конусе и единственную розу, которую он положил позже. Она знала, что нарушила тогда его печаль, и ее не покидала мысль, что и позже она продолжала это делать.

– Я сообщу ему, что экипаж прибыл и ждет. – Она вышла из кухни, оставив Андерсона дожевывать горячий тост с маслом. Он вытянул ноги к плите и мог бы так просидеть весь день, но его благоденствию положил конец Макалпин, который наконец спустился и, сунув утреннюю почту во внутренний карман, давал по мобильнику указания Костелло.

Андерсон поднялся и вздохнул:

– Новый день, новые заботы…

Словосочетание «многоквартирный дом» часто используется неправильно и может ввести в заблуждение. Термин «вертикальное селение», которым иногда пользуются социальные антропологи, гораздо более точный и корректный. Костелло стояла на мраморном полу, разглядывая орнамент Ренни Макинтоша на стеклах, и размышляла, сможет ли она когда-нибудь позволить себе жить здесь. Квартиры на первом этаже с отдельными входами и возможностью пользоваться парком «Виктория-гарденз» стоили больше четверти миллиона фунтов. Такое жилье не для всех. Обитателями были архитекторы и хирурги. Интересно, подумала она, как могли оказаться здесь священник и человек, который после разводов содержал трех бывших жен?

Костелло прислонилась к стене, ожидая прибытия начальства. Макалпин сказал: в полдень. Она вздохнула, не понимая смысла своего присутствия здесь. Хорошо хоть, что не на дожде торчать. Она посмотрела в окно сквозь причудливые завитки роз Макинтоша – в них, как через разноцветный калейдоскоп, струился свет. Она поднялась на один пролет вверх; по этим ступенькам за сто лет прошло немало ног. У окна проверила телефон – никаких сообщений. Андерсон и Макалпин задерживались. Облокотившись на подоконник, она выглянула в окно: на заднем дворике находилась помойка. Вполне нормально для района типа Каслмилк, но никак не для Патрикхилл. Наверное, они называли его «внутренний двор» или… «патио». Она улыбнулась – все равно это была помойка. И не важно, сколько там деревянных бельведеров и как красиво они выглядят – внутри каждого находился контейнер с мусором. Дорожки были выложены брусчаткой, замысловатым узором – этакая Желтая кирпичная дорога, [9]9
  Дорога, вымощенная желтым кирпичом, по которой герои сказки Ф. Баума «Волшебник страны Оз» шли в Изумрудный город; в переносном смысле – путь, в конце которого человека достигает цели.


[Закрыть]по которой носили мешки с накопившимся за неделю мусором. Погода наконец поменялась к лучшему: из-за туч выглянуло солнце, высвечивая еще не сдавшийся дождь; легкие порывы ветра шевелили желтые ягоды на деревьях. Эти ягоды она уже видела. На фотографиях с места преступления. Дом справа затеняли кусты. Слева, покрытая травой и листьями, тянулась аллея – от Виктория-кресент в парк. Последний путь Линзи Трейл. Костелло почувствовала, как по спине побежали мурашки. Зачем Линзи отправилась сюда с вокзала и почему не зашла к любовнику, жившему тут же? Почему она пошла по аллее? Может, не отдавала себе отчет в происходящем? По аллее ходили редко – чаще обходили здание по тротуару. Трава густая, без проплешин земли, на которых могли бы остаться следы обуви. Костелло вздохнула. Она была примерно того же возраста, что и Линзи, и не могла себе представить, кому можно было бы так доверять, чтобы пойти с ним по аллее темной субботней ночью.

Так кому же доверяла Линзи? Своему бойфренду, неуловимому Яну Ливингстону, который в свои неполных сорок лет уже три раза разводился? Но его жизнь пропустили через самую мелкую сетку. Он был настоящим бабником, но никак не убийцей. Она знала, что он весь субботний вечер провел в пивном баре «Рок-паб» в компании очень уважаемых граждан. Если судить по их письменным показаниям, то Ян Ливингстон даже в туалет не отлучался в одиночку. Костелло смотрела на лестницу, представляя, как по ней вместе поднимались и спускались Лиск и Ливингстон. Странная парочка – священник и бабник. Интересно, что их связывает?

Она услышала, как остановилась машина, и, подойдя к двери, увидела выходящих из нее Макалпина и Андерсона. Андерсон не потрудился припарковать свой разбитый «опель» как следует. По виду Макалпина, недовольно сморщившегося из-за дождя, она сразу поняла, в каком он настроении. Он с силой захлопнул дверцу, и Андерсон выразительно на него посмотрел. Костелло поняла, что в машине они успели поцапаться.

Никаких любезностей.

– Мы хотим допросить Ливингстона.

– Доброе утро, – вежливо сказала она. – Его алиби проверено.

– Дважды, – уточнил Андерсон, стряхивая с пиджака крошки.

– Трижды, – подчеркнула Костелло. – Оно не вызывает сомнений. Он был в компании восемнадцати детей и пяти родителей, двое из которых завезли его домой, а потом вместе с ним направились в бар смотреть футбол. Он даже в туалет ходил не один, а с другом-инвалидом, чтобы помочь тому открыть дверь, – добавила она.

– А какой идиот это проверял? Можно ли этому верить?

Костелло не дрогнула.

– Это была я, сэр.

– Я тоже проверял, – подтвердил Андерсон.

– Ладно, – вздохнул Макалпин.

Костелло и Андерсон нерешительно посмотрели наверх, ожидая указаний.

Первой заговорила Костелло.

– Думаю, что сначала нужно с ним познакомиться, сэр. Составить впечатление. Я и не подозревала, что это место так близко от парка «Виктория-гарденз». Аллея ведет прямо к этой части дома. Пойду посмотрю.

– И?.. – Макалпин заинтересовался, не понимая, к чему клонит Андерсон.

– Возможно, ее сюда заманили обманом. Сама бы она не пошла по аллее.

– Ливингстон должен быть как-то замешан, – согласился Макалпин. – Приманка? Например, «я подброшу тебя к Яну»?

– Не забывайте, что священник тоже живет здесь, – напомнила Костелло. Она открыла дверь и, придержав ее ногой, показала на металлическую пластину с шестью аккуратно напечатанными именами под стеклом. На одной из них значилось «Дж. Лиск». – Он живет прямо напротив Ливингстона. И он знает родителей Элизабет-Джейн. Таким образом, он связан с обеими жертвами.

– Но он не был духовником Элизабет-Джейн, им был некто по фамилии Шанд, если ты помнишь! – В голосе Макалпина чувствовалось раздражение. – И служить на свадьбе, на которой Элизабет-Джейн была бы подружкой невесты, будет тоже Шанд.

– Я сам сказал, что здесь наверняка какой-то повод, связанный с религией, – вмешался Андерсон. – Но чтобы священник резал женщин…

Размышляя над словами Макалпина, Костелло достала записную книжку.

– Шанд сейчас в отъезде. Итак, преподобный Лиск знает родителей. Но знаем ли мы наверняка, что он был знаком с Элизабет-Джейн?

Макалпин нетерпеливо прервал ее мысли вслух.

– Он появился у родителей сразу после ее смерти. Где квартира Ливингстона?

– Четвертый этаж, направо.

– А священника?

– Четвертый этаж, налево.

– Ладно. Ступай и посмотри, что там снаружи. – Макалпин начал подниматься. – Пойдем, Колин.

* * *

Наружные створки двойных дверей были закрыты. Андерсон достал письмо из окантованной медью прорези для почты.

– В воскресенье почта не доставляется – значит, это вчерашнее. Сейчас его нет, но недавно был.

– Где это ты научился замечать очевидное? Где он сейчас? – Макалпин оглянулся, будто Ливингстон мог появиться из ниоткуда у него за спиной.

– Я не знаю. А вот Лиск дома. – Андерсон показал на квартиру слева. – Свет в прихожей горит. Довольно необычно для священника – находиться дома в воскресенье утром. Но они друзья. Ты сам сказал. Может, стоит поговорить с ним?

– Я поговорю. А ты позвони в участок и узнай, не сообщал ли Ливингстон о своем намерении уехать. Он должен был. – Макалпин достал из кармана телефон. – У меня нет сигнала.

Андерсон достал свой и обошел с ним всю лестничную площадку.

– У меня тоже. А я жду звонка от Баттена, чтобы заехать за ним в гостиницу и отвезти в участок.

– Может прогуляться пешком. Там идти – два шага.

– Красивые стекла, правда? – спросил Андерсон, чтобы переменить тему.

Макалпин не ответил. Там, где он жил, такого добра хватало. И означало только то, что после каждого скандала с хлопаньем дверей стоимость страховки повышалась.

– Что мы знаем о Лиске? У нас что-нибудь есть? – тихо спросил он.

– Западная пресвитерианская церковь.

– Никогда о ней не слышал. И чем она отличается от других?

– Меньшей терпимостью, чем гестапо, насколько я понял, – ответил Андерсон, поправляя воротник. – Телефон здесь бесполезен. Алло? – спросил он в трубку на всякий случай.

– Хуже Независимого меньшинства? [10]10
  Часть Свободной шотландской церкви, отказавшаяся примкнуть к Объединенной пресвитерианской церкви Шотландии в 1900 г.


[Закрыть]

– Намного. Но с Лиском все в порядке, – ответил Андерсон, постукивая телефоном по ладони. – Попробую чуть позже. Он из Сторнуэя; по отзывам – умный и приятный человек. Им занимался Бэрнс. Мать была замужем дважды. Первый муж, отец Лиска, Алесдер Джордж Лиск, погиб при несчастном случае на ферме. Судя по местным сплетням, никто особо не горевал. Матери приходилось нелегко. Джордж изучал теологию в университете Глазго и подрабатывал, а когда мать овдовела во второй раз – стал в семье за старшего. Он был образцовым и заботливым старшим сыном, не препятствовал отъезду младшего брата сюда. Но его брат умер… – Андерсон остановился, чтобы проверить телефон, и покачал головой. – По-прежнему – ничего. В общем, когда мать умерла, его уже больше ничто не держало в Сторнуэе, и он решил перебраться в большой город. Помогает в церкви на Бомонт-стрит, но в основном работает в приюте для бездомных «Феникс», детище преподобного О’Кифа. Следит, как мы боремся с наркоманией. Похоже, тихий, спокойный человек. Женат не был. Свободное время проводит со своим дядей в Баллахулише.

– Откуда такие сведения? – Макалпин не скрывал своего удивления. – У Бэрнса есть какая-то поисковая машина по сбору информации?

– Бэрнс внешне хоть и похож на волосатого мамонта, но если надо что-то раскопать, он превращается в терьера. Правда, в данном случае его поисковой машиной была тетушка Долина, которая живет в местечке Бэк рядом со Сторнуэем. Лиск был тамошним завидным женихом. Думаешь, стоит запросить местных копнуть поглубже?

– Зачем? – пожал плечами Макалпин.

– Пойду на улицу – может поймаю сигнал. – Андерсон понизил голос, на случай если дверь откроется. – Думаю, копнуть поглубже не повредит. К нему всегда можно обратиться – он доступен и днем, и ночью. Ему доверяют.

– Они наверняка были с ним знакомы, инспектор Андерсон.

– Во всяком случае, он был вхож в дом Элизабет и знаком с любовником Линзи, старший инспектор Макалпин, – не сдавался Андерсон.

Прежде чем Макалпин успел возразить, дверь открылась.

Если преподобный Лиск и был удивлен появлением полиции на пороге своего дома, он этого не показал, но был озадачен, увидев у Андерсона полицейское предписание.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я могу чем-то помочь? – Он отступил в сторону, приглашая пройти, но Андерсон не тронулся с места.

– Мы ищем Яна.

– Полагаю, мистера Ливингстона? – Лиск улыбнулся. – Извините, старая шутка. Яна нет дома. Он уехал на юг к матери. Входите.

Андерсон продолжал стоять.

– А когда он уехал? – спросил Макалпин.

– Входите. У меня чайник на плите. – Лиск прошел в длинную прихожую с прекрасно отполированным полом. Макалпин неожиданно подумал, что кто-то наверняка убирает квартиру Лиска.

Андерсон постучал по телефону.

– Я спущусь и позвоню, сэр.

Макалпин кивнул и прошел за Лиском.

– Когда он уехал?

– В пятницу. Меня не было, и он просунул под дверь записку с сообщением, что уезжает, и просьбой покормить кота. Я увидел ее только вчера, когда вернулся.

– А раньше такое было? – спросил Макалпин.

– Да, он всегда предупреждал. Он, – Лиск остановился у двери в гостиную, – очень аккуратен. О чем вы хотите с ним поговорить? Я могу помочь?

– Один из тех случаев, когда он, возможно, знает больше, чем ему самому кажется. Мы хотим показать ему несколько фотографий друзей Элизабет-Джейн – вдруг у них окажутся общие знакомые.

– Он говорил, что ему уже звонили насчет Элизабет.

– Да, и мы будем беспокоить его снова и снова.

– Понятно. Пожалуйста, проходите. – Лиск подошел к окну с видом на залив и закрыл оконную створку. Макалпин огляделся, подумав, что Хелене здесь бы понравилось: полированные полы, восточный шелковый ковер, высушенные цветы на каминной полке из болотной сосны. Он потрогал радиатор. Теплый. Такой мягкий уют не очень сочетался с религиозным аскетизмом.

– Мы раньше нигде не встречались, мистер Лиск? – спросил Макалпин. – Я имею в виду – до расследования? Ваше лицо мне кажется знакомым.

– Да, встречались. – Священник криво улыбнулся. – Я никогда не забываю лица. Как только я вас увидел, сразу вспомнил. Девушка из съемной комнаты… Та, с которой произошло несчастье.

Макалпин решил, что ослышался. Кто посмел заговорить о ней и всколыхнуть прошлое?

– Прошу прощения?

– Будучи студентом, много лет назад, я снимал комнату на Хайбор-роуд. С девушкой, жившей наверху, произошло ужасное несчастье. Вы были там. Мы встретились на лестнице.

– На лестнице… Ну конечно! – Макалпин машинально поглаживал радиатор, вспоминая, как он оказался на лестнице в тот день, больше двадцати лет назад. – С тех пор вы изменились.

Лиск потер подбородок.

– Мое лицо как-то не поладило с приборной панелью машины, и лицо проиграло. Национальная система здравоохранения обеспечила новые зубы, и все закончилось благополучно. Я, должно быть, отношусь к той редкой категории людей, которые с годами выглядят лучше.

– Так, значит, вы ее знали? Блондинку сверху?

Лиск кивнул.

– Мне не следовало тогда сбегать от вас. Признаюсь, это один из немногих случаев в моей жизни, когда я солгал. Мне стыдно до сих пор.

Макалпин поднял бровь, но промолчал.

– Дело в том, что я был очень молод, готовился стать священником, а она… она была очень приятной. Очень. Всегда доброжелательна, с доброй улыбкой, но, как мне казалось, слишком одинока для своего возраста. Моя вера не одобряет одиноких матерей – сейчас это звучит очень несовременно, – и я старался избегать общения, потому что она была беременна. Но когда мы разговаривали – она была очаровательна. – Лиск выглядел смущенным. – Чудесная женщина. У нее были необыкновенные, потрясающие серые глаза. И лицо, которое невозможно забыть.

– Я никогда не видел ее лица. Таким, каким оно было.

– Она преподала мне урок терпимости, – продолжал Лиск. – И, сама того не подозревая, помогла мне узнать многое о себе самом. Я знал ее лучше, но не признался тогда. Я не хотел иметь ничего общего с расследованием. Если бы люди узнали… Мне было очень плохо. Каждое двадцать шестое июня я вспоминаю о ее маленькой девочке…

– А как вы узнали, что у нее родилась дочь?

– Я несколько раз был в больнице и справлялся о ней. Меня там немного знали – я был помощником капеллана при больнице – и с радостью рассказали, что родилась девочка. Кесарево сечение – при ее состоянии другого выхода не было. Всего через два дня после моего собственного дня рождения, так что эту дату я помню всегда. А затем что-то вскрылось, и полиция стала обыскивать ее комнату. Понятия не имею, что там хотели найти.

Макалпин продолжал хранить молчание, вспоминая портреты Стива Маккуина, трепетавшие на сквозняке.

– Теперь все это в прошлом. Но я помню, что именно она научила меня ценить хороший кофе. – Лиск улыбнулся. – Я был беден и как-то зашел к ней попросить пакетик чаю. И в этой лачуге она угостила меня самым лучшим кофе, который я когда-либо пил в своей жизни. Он был голландским, и она сказала, что любит именно его. Не хотите чашку кофе? Правда, у меня только растворимый. – Лиск улыбнулся. – Она бы не одобрила.

– Не откажусь, – ответил Макалпин. Его голова закружилась от мыслей.

Лиск вышел, оставив дверь открытой, и Макалпин медленно прошелся по комнате, разглядывая картины на стенах. Он старался вернуться в настоящее, но хотел только одного – сесть и сказать: «Расскажите мне о ней, какой у нее был голос, как она жила?» Он надеялся, что она была веселой и много смеялась.

– Так что вы хотите знать? – спросил голос из кухни.

«Как она смеялась?»

– А когда вы последний раз разговаривали с Яном?

– Я звонил ему утром. Он сказал, что уже связался с полицией. Я хотел с ним поговорить вчера вечером, но его не было дома. А такие новости не стоило передавать с помощью его матери, разве нет?

Макалпин откашлялся, стараясь скорее прочистить свою голову, а не горло.

– Мы просто хотели с ним поговорить. Сержант Костелло собиралась отвезти его в участок и показать фотографии – семейный альбом Элизабет-Джейн. Там люди, которых он знал и которых знала Линзи… – Он понимал, что несет ерунду, но он хотел остаться в этой комнате и говорить только о ней.

– Сержант Костелло? Блондинка? – В голосе Лиска звучало удивление.

– Да. – Макалпин посмотрел в сторону кухни – его насторожила интонация.

– Это не женское дело.

– Не очень популярное мнение в наши дни. Значит, вы считаете, что они так и должны быть медсестрами или машинистками и уйти с работы, когда…

– В мире было бы меньше зла, если бы женщины помнили о своей ответственности перед детьми. – Лиск протянул Макалпину полную кружку кофе. – У вас ведь нет детей, правда? – Он произнес это как утверждение, но добавил с улыбкой: – Тогда бы вы не отдавали работе столько энергии.

– Да уж, – согласился Макалпин, он перегнулся через радиатор и поставил кружку. – Вы не возражаете, если я… – спросил он, доставая сигареты. – А почему вы упомянули о детях?

– Курите, если хотите. Я читал о вашей жене в приложении к «Геральд». Похоже, она хороший художник и талантливая женщина. Слишком занята, чтобы иметь детей, полагаю.

Макалпин почувствовал скрытое осуждение.

– Я не читал эту статью. – Он подошел к стене и показал на фотографию филина. – Что это?

– Бардовский филин. Фотография сделана в 1955 году в Бэйте. Очень редкий, на британской земле больше не встречается. – Лиск потер переносицу указательными пальцами – казалось, вот-вот сложит руки для молитвы, – он переменил тему разговора. – Вы просили меня что-то вспомнить, но на ум, простите, ничего не приходит.

Макалпин обвел глазами комнату, стараясь сосредоточиться. Он посмотрел на книжные полки: несколько книг на гэльском, подборка по флоре и фауне Британских островов, много сборников научной фантастики и «Краткая история времени» Стивена Хокинга.

Священник, читающий научные книги.