Текст книги "Праведник мира. История о тихом подвиге Второй мировой"
Автор книги: Карло Греппи
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Мы знаем мало подробностей происходившего в непосредственной близости от лагеря, «за периметром» уничтожения. Но там была такая же «обусловленность самого человеческого существования, враждебного по своей природе всему бесконечному»[553]553
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [554]554
ЧЛЭ. ПСС I. P. 144.
[Закрыть]. С уровня Лоренцо она выглядела чем-то ясным и успокаивающим на фоне стука «десяти тысяч пар деревянных сабо»[555]555
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [556]556
ЧЛЭ. ПСС I. P. 219.
[Закрыть], непарных, разбитых, болтающихся на тощих ногах – каждый день соединявших мир призраков с его миром.
Да, Лоренцо находился за пределами лагеря. Но он почувствовал, что не может остаться в стороне от там происходившего. Я представляю, как тряслись его натренированные ноги, – он осознавал, что находится «на пороге мертвого дома»[557]557
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [558]558
ЧЛЭ. ПСС I. P. 157 (отсутствует в изд. 1947). См. также: Luciana Nissim. Ricordi della casa dei morti // Ead. Pelagia Lewinska. Donne contro il mostro. Torino: Vincenzo Ramella Editore, 1946; Luciana Nissim Momigliano. Ricordi della casa dei morti e altri scritti / ред. Alessandra Chiappano. Firenze: Giuntina, 2008. Для понимания см. комментарий Альберто Кавальон в: Primo Levi. Se questo è un uomo. 2012. P. 179–180.
[Закрыть]. Скорее всего, он кипел и дрожал от негодования – именно это позволило ему выделиться из толпы и не оказаться распыленным в истории.
Правда в том, что жизнь, начавшаяся «в 11 часов утра» 11 сентября 1904 года, когда Лоренцо родился, вполне могла остаться самой обычной, погребенной в каком-нибудь пыльном архиве – как у большинства. Всего одна строка, иногда – две. Это могло выглядеть примерно так:
Лоренцо П., вольнонаемный рабочий, фирма G. Beotti,
Аушвиц-Моновиц – Катовице, Польша.
Но Лоренцо оказался там, в нескольких шагах от Катовице, куда грохочущие поезда привозили со всех концов Европы людей на смерть – от газа в камерах, от голода, холода, от каторжного труда и негодной обуви. Лоренцо предстояло исправить то место и то время. Потому что, как говорится в Талмуде, «кто спасает одну жизнь, тот спасает весь мир».
Становится очевидным, что это универсальная история. Она вырывается за рамки национальных и географических границ и задает вопросы самой сущности человеческой души, разыгрываясь в разных местах и в разное время. Начало – в Италии и Франции, продолжение – в оккупированной Польше, затем – путь домой. Разыскивая тонкие следы тех месяцев, мы можем увидеть детали происходившего и уловить универсальность этого опыта.
Так вот: Лоренцо из Бурге не говорил того, что Леви приводит как его слова в 1981 году в «Лилит и других рассказах». Пятью годами позже, за несколько месяцев до смерти, он поправит себя, точно восстановив произнесенное: «Чего еще можно ожидать от такого, как этот» (на пьемонтском диалекте: Ah’s capis, cun gent’ parei). Леви спросил: «Ты итальянец?» – Лоренцо ответил: «Ясное дело»[559]559
См.: БИ. Nicola Caracciolo. Il coraggio e la pietà // Gli ebrei e l’Italia durante la guerra 1940–1945. Italia, 1986. ПСС III. P. 654 (это предложение вырезали из финальной версии).
[Закрыть].
«Я никогда не слышала, чтобы он говорил на итальянском», – сказала мне Эмма, племянница Лоренцо, дочь его сестры Джованны. Ей в то время было почти 7 лет[560]560
Эмма Барберис автору от 9 сентября 2022 г.
[Закрыть]. Эмма подтвердила сказанное ее кузеном Беппе два с половиной года назад[561]561
Джузеппе Пероне автору от 29 января 2020 г.
[Закрыть].
По фразе Ah’s capis, cun gent’ parei можно понять или хотя бы представить, как именно разговаривал Лоренцо в тех редких случаях, когда считал это нужным, – даже вдали от дома. Смею предположить, что именно Лоренцо был прототипом одного из героев романа «Если не сейчас, то когда?». Леонид, «хороший парень с плохим характером»[562]562
ЕНСТК. ПСС II. P. 560.
[Закрыть] описан как замкнутый, молчаливый и неуклюже скрывающий тревогу: «Он не раз пытался его разговорить. Извлекал из него обрывки, кусочки пазла, которые потом терпеливо собирал, подбирая один к одному, как в некоторых детских играх»[563]563
ЕНСТК. ПСС II. P. 438.
[Закрыть].
Зная особые, так сказать, уникальные отношения Леви со словом, можно не сомневаться: он не раз пытался разговорить Лоренцо.
5
В отличие от Лоренцо из Бурге, Примо был старшим ребенком в семье и у него была одна младшая сестра Анна Мария. И, в отличие от muradur из Фоссано, Леви не экономил слова: он был профессиональным «рассказчиком», а также химиком, наблюдателем и сочинителем[564]564
Marco Belpoliti. Io sono un centauro. См. в: ПЛ. Conversazioni e interviste 1963–1987. Torino: Einaudi, 2016. Р. viii.
[Закрыть]. «Я “не принадлежу к категории молчащих”[565]565
КиС. ПСС II. P. 1241.
[Закрыть], – писал Леви. – Мы говорим… потому что нас об этом просят»[566]566
Цит. по: Леви П. Канувшие и спасенные.
[Закрыть], [567]567
ПИ. Ferdinando Camon. Conversazione con Primo Levi (1982–1886). ПСС III. P. 849.
[Закрыть].
Химик по образованию, он много размышлял о своем втором ремесле – писательстве. В «Звездном ключе» он признавался, что чувствует себя Тиресием[568]568
Тиресий – персонаж греческих мифов, слепой прорицатель в Фивах.
[Закрыть], вмешавшимся «в спор богов» и получившим «дар прорицания». Это было несомненной удачей, но одновременно и наказанием – всегда существует риск изложить на бумаге что-то «путаное, глупое, уже написанное, недостаточное, излишнее, ненужное».
В то же время «ремесло писателя позволяет (редко, но все же позволяет) почувствовать момент созидания, как будто по выключенной электрической сети внезапно пробегает ток, и лампочка загорается». В темные дни это «может дать ощущение наполненности»[569]569
ЗК. ПСС I. P. 1075, 1071 и 1075. См. также: Lúcia Borgia. Il veleno di Auschwitz (Rifarsi una vita, передача телеканала Rai от 3 февраля 1985 г.). ПСС III. P. 531–538.
[Закрыть], как и «хорошо выполненный» ручной труд.
Леви не переставал говорить о тяжелых и незабываемых днях между 1944 и 1945 годами, когда с трудом выживал, – потому что завтра «мы можем умереть или никогда больше не увидеться». Он цеплялся за имеющее значение и делающее нас людьми; держался подальше от тех, кто «творит зло ради зла»[570]570
ЧЛЭ. ПСС I. P. 143.
[Закрыть]. Примо Леви был убежден: чтобы оставаться человеком, необходимо рассказывать о самом благородном, что есть в человеке.
Поэзия и проза, естественные науки, умение созидать, желание искать и найти подходящий глагол[571]571
См.: ЧЛЭ. ПСС I. P. 224–230.
[Закрыть] – это и многое другое было для Леви способом получить недостающие для существования дополнительные калории. Конечно, суп, который каждый день приносил Лоренцо, был наиболее определяющим фактором в выживании. Но чтобы не пасть духом и остаться в живых, была важна речь, дара которой Леви сначала чуть не лишился еще по пути в лагерь: «Мы безмолвно смотрели на них»[572]572
Цит. по: Леви П. Человек ли это? Леви рассказывает о том, как по дороге в лагерь они увидели две колонны заключенных и поняли, что скоро станут такими же.
[Закрыть], [573]573
ЧЛЭ. ПСС I. P. 147.
[Закрыть], а потом и в Аушвице: «Мы впервые задумались над тем, что в нашем языке нет слов, которыми можно назвать подобное оскорбление»[574]574
Цит. по: Леви П. Человек ли это? Леви описывает крайне унизительную процедуру дезинфекции при поступлении в лагерь, для характеристики которой в языке нет слов.
[Закрыть], [575]575
ЧЛЭ. ПСС I. P. 153.
[Закрыть].
Насколько решающей была удача? Именно со слова «повезло» начинается книга «Человек ли это?»[576]576
См.: Robert S.C. Gordon. Sfacciata fortuna. Холокост и случай [первая лекция Примо Леви, проведенная 10 ноября 2009 г.] // Lezioni Primo Levi / ред. Fabio Levi, Domenico Scarpa. P. 24 и далее.
[Закрыть]. Ее первое рабочее название – «На дне»[577]577
Thomson. Primo Levi. P. 343.
[Закрыть], второе – «Канувшие и спасенные». Впоследствии Леви так назвал другую книгу, оказавшуюся последней[578]578
См.: БИ. Primo Levi: capire non è perdonare, di Giorgio Calcagno = Примо Леви: понять – не значить простить. Джорджо Калканьо (Tuttolibri. Settimanale di attualità culturale letteratura arte scienza spettacolo. XII. 1986. 26 июля. № 513). ПСС III. P. 611–2.
[Закрыть].
«Я нормальный человек с хорошей памятью, который попал в водоворот и выбрался из него скорее по счастливой случайности, чем благодаря добродетели, и который с тех пор сохранил определенное любопытство к водоворотам, большим и малым, метафорическим и реальным», – эту знаменитую самохарактеристику из предисловия к рассказам и эссе 1986 года[579]579
РиЭ. Premessa = Предисловие [1986]. ПСС II. P. 999.
[Закрыть] сегодня можно увидеть на главной странице сайта Международного центра исследований творчества Примо Леви[580]580
Цит. по: Centro Internazionale di Studi Primo Levi (Международный центр исследований творчества Примо Леви). URL.: https://www.primolevi.it/en#block-scoprireprimoleviita (дата обращения: 02.09.2025).
[Закрыть], [581]581
Сегодня, на момент написания, 23 марта 2022 г.
[Закрыть].
Слова писателя дают нам понять, как он относился к памяти, текстам и реальности. Он просил читателя не искать «посланий»: «Я не люблю этот термин, потому что он приводит меня в затруднение, облачает в чужие одежды, принадлежащие такому человеческому типажу, которому я не доверяю: предсказателю, пророку, провидцу»[582]582
РиЭ. Premessa [1986]. ПСС II. P. 999. См. также: ПИ. Roberto Di Caro. Il necessario e il superfluo (Piemonte Vivo. XX. 1-й семестр 1987. № 1). ПСС III. P. 689.
[Закрыть].
Примо и Лоренцо по-разному относились к словам. Даже в месте, которое нам и сегодня сложно описать, у них не возник «новый, более меткий язык»[583]583
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [584]584
ЧЛЭ. ПСС I. P. 236.
[Закрыть], о котором говорил Леви: «Если бы лагеря просуществовали дольше, возник бы новый, более меткий язык, а сейчас нам не хватает его, чтобы объяснить, каково работать целый день на ветру при минусовой температуре, когда на тебе только рубашка, трусы, матерчатые штаны и куртка, когда ты ощущаешь слабость во всем теле, страдаешь от голода и постоянно помнишь о неизбежности конца»[585]585
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [586]586
ЧЛЭ. ПСС I. P. 236.
[Закрыть].
Это не вопрос вкуса и оценочных суждений: язык выковывает мысль и реальность и при этом закаляется сам. Он может быть симптомом безжалостности – как и молчание. Там, среди вавилонского столпотворения лагерных деревянных башмаков, одинаково зверские поступки совершались в гробовом молчании или сопровождались дикими криками. Иногда рабы рабов чувствовали себя «как в аквариуме»[587]587
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [588]588
ЧЛЭ. ПСС I. P. 146.
[Закрыть], порой – как в адском кавардаке, и в каждом сценарии у любого была своя вина.
Вопрос был во взаимоотношениях с властью, в исчезающей возможности задержаться в собственном понимании мира, в терпении, в необходимости уцепиться за шанс остаться в живых – если не ты, то тебя, пусть и ценой чужой жизни. Сам Примо Леви «с легким сердцем»[589]589
Цит. по: Леви П. Канувшие и спасенные.
[Закрыть] оправдывал в Аушвице и в целом в Европе «всех тех, чья вина в условиях максимального принуждения была минимальной»[590]590
Цит. по: Леви П. Канувшие и спасенные.
[Закрыть], [591]591
КиС. ПСС II. P. 1169.
[Закрыть].
Еще в лагере Леви пытался размотать клубок добра и зла, отмахнувшись от нескрываемо презрительной первой фразы Лоренцо: «Чего еще ожидать от таких, как этот». В дальнейшем их отношения были абсолютно прозрачными. Я могу утверждать это, хотя и вынужден взвешивать слова. О том, что происходило на самом днище в течение тех шести месяцев, мы не знаем ничего – только рассказанное Леви, литературно обработавшим пережитый опыт.
Я имею в виду человеческие отношения, зародившиеся из горстки слов, а не квартал Бурге, жизнь на две страны, Фоссано XX века, вольняшек в Аушвице, многочисленные «перемирия», возвращение домой, дневные и ночные кошмары и попытки смягчить боль рассказами о ней. Я хочу сказать, что Леви словами увековечил человеческие отношения тех месяцев, запечатал, словно в пробирке, – и ничто, кроме этих слов и, возможно, рассказов других свидетелей, не сможет когда-нибудь их оживить.
Понятно, что произошедшее было противоположностью «уготованному нам будущему», прототипом которого являлись концлагеря. «Если бы фашизм победил, вся Европа превратилась бы в сложную систему из лагерей принудительного труда и уничтожения»[592]592
РС. Arbeit macht frei (Национальная ассоциация бывших политических депортированных Associazione в нацистские лагеря, ноябрь 1959 г.). ПСС II. P. 1298.
[Закрыть] и «сегодня мы оказались бы в разделенном надвое мире: “мы” – синьоры с одной стороны и все остальные – работающие на нас или уничтоженные»[593]593
РС. Buco nero di Auschwitz [1987]. ПСС II. P. 1664.
[Закрыть].
Кто знает, какая роль была бы у Лоренцо в этом новом мире. Немногие сказанные им слова не дают понять, сознавал ли он масштаб своих поступков. Его характер показывают имеющиеся источники. Здесь на помощь приходит замечательный роман Ульриха Бошвица[594]594
Ульрих Бошвиц (псевдоним Джон Грейн; 1915–1942) – немецкий писатель.
[Закрыть] «Люди, близкие к жизни» (Uomini vicini alla vita), действие которого происходит в Берлине 1930-х годов.
Автор был лет на десять младше Лоренцо и погиб, когда muradur только приехал в «Суисс». Бошвиц описал в романе старого некомпанейского попрошайку Фундгольца, который «видел жизнь каждый день такой, какая она есть, и совершенно не желал увидеть ее такой, какой она может быть». Его раздражала необходимость говорить – для этого нужно мыслить, на что у него нет желания. Он отвык думать и решать проблемы. Он довольствовался малым – «перекусить, немного денег на выпивку и место для ночлега: ничто другое его не волновало»[595]595
Ulrich Alexander Boschwitz. Uomini vicini alla vita. Milano: Rizzoli, 2021 (ор. изд. Menschen neben dem Leben. Stuttgart: Cotta’sche Buchhandlung Nachfolger GmbH, 2019). P. 111, 121.
[Закрыть].
Проблема куда серьезнее дежурного вопроса – нам необходимо спросить аккуратно, чтобы не дать подсказку, не навязать «послание». Броккен пишет: «Я замечаю это у всех праведников: желание действительно что-то сделать. В то время, как обыватели с резиновой совестью стоят, опустив руки, или отворачиваются»[596]596
Brokken. I giusti. P. 397.
[Закрыть].
Понимал ли Лоренцо, что там, в преисподней, шла речь о спасении не только настоящего, но и будущего? «Каменщик из Фоссано, который спас мне жизнь и которого я описал в своих книгах… ненавидел Германию, немцев, их еду, их речь, их войну», – писал Леви в «Канувших и спасенных»[597]597
Цит. по: Леви П. Канувшие и спасенные.
[Закрыть], [598]598
КиС. ПСС II. P. 1223. См. также: Philip Roth. Conversazione a Torino con Primo Levi. 1986. ПСС III. P. 639.
[Закрыть].
До такой ли степени, чтобы рискнуть всем и преградить путь их планам господства? Понимал ли он, что прочно забытый или оставшийся в памяти, прославляемый или отвергнутый, он все равно вносит вклад в историю – и ее границы простираются намного дальше «необходимого ему минимума»? Желал ли он заклинить механизм уничтожения, запустив булыжник в самую его сердцевину? Хотел ли возопить на весь мир из бездны, исторгая накопленные в поколениях немой гнев, ярость и злость?
Не думаю, что на все эти вопросы есть ответы. Но я знаю, что и тогда было множество способов не подчиниться, потому что в человеческой истории ничто не предопределено. Умея действовать, Лоренцо не мог этого не знать – его поступки были каплями, которые точат камень. Они капали все время, ежедневно, день за днем.
Работа в «Суиссе»
1
У меня все еще не получается поднять глаза[599]599
Об «истории, понятной изнутри» см. прежде всего «Введение» Жака Ревеля в книге под ред. Жака Ревеля Giochi di scala. La microstoria alla prova dell’esperienza. Roma: Viella, 2006 (ор. изд. Jeux d’échelles. La micro-analyse à l’expérience. Paris: Seuil, 1996).
[Закрыть]. Возможно, я не решаюсь вновь увидеть необъятную пустошь, где уже не раз бывал в нынешнем уютном настоящем. Она сводит прошлое к памяти, истории и рассказам, воспоминаниям и, возможно, «посланию». Эта история, как говорили раньше, «от печки».
В 1944 году лагерная обувь из любого делала старика. В огромных непарных опорках[600]600
ЧЛЭ. ПСС I. P. 223.
[Закрыть] ходил и Примо Леви. Он спотыкался, хватался за все подряд, чтобы не упасть – и все равно через каждые два шага рисковал рухнуть. Надетое на его ноги – будем называть это для ясности обувью – месило грязь, пока сам он изо всех сил старался не наступить на задники идущих впереди и увернуться от башмаков хромавших сзади. Все брели, переступая через ямы и поскальзываясь в лужах.
Промокший насквозь Леви шагал в стаде таких же изнуренных рабов[601]601
ЧЛЭ. ПСС I. P. 244.
[Закрыть]: «Башмаки на деревянной подошве, в наростах застарелой, замазанной ваксой[602]602
Вакса – средство для ухода за кожаной обувью, воск.
[Закрыть] грязи, невыносимо стучат»[603]603
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [604]604
ЧЛЭ. ПСС I. P. 252.
[Закрыть]. По абсурдному правилу Аушвица каждое утро обувь следовало натирать до блеска. Во время утреннего смотра первым делом обращали внимание на ноги, и остаться незамеченным было невозможно.
Во внешнем мире до сих пор принято оценивать[605]605
КиС. ПСС II. P. 1190, 1235.
[Закрыть] людей по тому, как они обуты. В лагере же это приобретало особое значение. От грубых деревянных башмаков появлялись раны и незаживающие язвы. В чеботах не по размеру приходилось передвигаться от рассвета до темноты, выбиваясь из сил, а с наступлением холодов работать и выживать в ледяном аду.
Примо Леви, как большинство его товарищей по несчастью, истощенный и обреченный на смерть (даже несмотря на внезапно свалившуюся на него удачу), и в последующие десятилетия[606]606
См., напр.: БИ. Vecchio io? = Старый я? [1982]. ПСС III. P. 334.
[Закрыть] никогда не забывал о важности обуви. Настоящим потрясением стало уже первое погружение в лагерную жизнь: «Обувь снять, но внимательно следить, чтобы ее не украли. Чтобы кто не украл? С какой стати мы будем красть друг у друга обувь?» – удивился тогда Леви[607]607
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [608]608
ЧЛЭ. ПСС I. P. 149.
[Закрыть].
Но совсем скоро ему пришлось узнать: каждого из рабов поджидала почти неминуемая смерть. Предотвратить ее способны лишь скроенные по ноге туфли из «нежнейшей кожи» и с крепкой застежкой[609]609
П. ПСС I. P. 332.
[Закрыть]. Такова суровая реальность перевернутого лагерного мира: только полные «дураки»[610]610
П. ПСС I. P. 333.
[Закрыть] не беспокоились о своей обуви. «Остаться босым» – «серьезное несчастье»[611]611
П. ПСС I. P. 340.
[Закрыть], но и ходить в тяжелых, рваных или просто изношенных и грязных бывших башмаках было не многим лучше.
Об этом знал любой Blockältester – староста барака, в том числе и староста барака № 48, где выживали Примо и Альберто. Это знали и нацисты, придумавшие бессмысленное издевательское правило: каждое утро «смазывать ваксой и начищать до блеска»[612]612
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть] даже самые пропащие опорки, которые уже приговорили своего владельца к смерти. Никакой регулярной централизованной раздачи ваксы для этих целей не было.
Деньги внутри колючей проволоки значили мало. Все работало по-другому: каждый барак получал вечером «порцию супа», и было известно, «что в каждом бачке… количество литров намного превышает положенную на барак суммарную норму»[613]613
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть]. Излишки староста распределяет следующим образом: «Первыми получают добавку его дружки и любимчики, во вторую очередь – уборщики, ночные дежурные, контролеры вшей и прочие барачные придурки, с которыми он таким образом расплачивается»[614]614
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть]. Оставшееся было необходимо для «покупок», среди которых числилось и средство для доведения до блеска обуви.
И вот вонючие, приносящие неудачу и страдания, непарные, не по размеру башмаки приходилось регулярно натирать «солидолом или еще чем-нибудь в этом роде (годится любая вязкая субстанция черного цвета)»[615]615
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть]: «Чуть ли не каждый барак обретает в конце концов своего постоянного поставщика, получающего твердое ежедневное вознаграждение[616]616
ЧЛЭ. ПСС I. P. 204.
[Закрыть] за бесперебойную поставку смазки для башмаков всякий раз, когда ее запасы в бараке подходят к концу»[617]617
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть].
У заключенных отняли право на жизнь, но вменили в обязанность соблюдать установленные правила. Жестокосердие и гуманизм – в каждой мелочи в лагере.
Исследовать человеческие души нелегко, даже если они оставляют множество следов. Не знаю, умел ли ненавидеть Леви, но ненависть он однозначно считал животным и грубым чувством[618]618
ЧЛЭП. ПСС I. P. 282.
[Закрыть]. Это слово встречается в его произведениях десятки раз. В «Человек ли это?», отмечает Доменико Скарпа, литературный критик и исследователь творчества[619]619
Scarpa. Chiaro/Oscuro. P. 245 (Примо Леви / ред. Barenghi, Belpoliti и Stefi. P. 248).
[Закрыть] Леви, оно описывает чувство рабов не к палачам (и тем более не к «немцам») и даже не к какому-то конкретному человеку – ненависть к стройплощадке, на которой их заставляли убиваться. К месту, где Лоренцо работал на известную нам фирму G. Beotti из Пьяченцы.
Карбидная башня в центре Буны, такая высокая, что ее верхушка почти всегда закрыта облаками, – наше детище, это мы ее построили. Построили из материала, который называется кирпич, Ziegel, briques, tegula, cegli, kamenny, bricks, teglak, а сцементировали своей ненавистью. Ненавистью и разобщенностью, как Вавилонскую башню. Мы так и прозвали ее: Вавилонская башня, Babelturm, Bobelturm. Мы вложили в нее ненависть к нашим хозяевам с их безумной мечтой о величии, с их презрением к Богу и к людям – к нам, людям[620]620
Цит. по: Леви П. Человек ли это?
[Закрыть], [621]621
ЧЛЭ. ПСС I. P. 193 (в изд. 1947 читаем: «мы, те, кто ее сделали» становится «мы, те, кто ее построили». См. ПСС I. P. 50).
[Закрыть].
2
Историки знают, что спасение евреев не было основной задачей европейского Сопротивления, хотя их, разумеется, спасали. Однако о случае, рассказанном 13 января 2017 года в бельгийском павильоне Аушвица, мне не приходилось слышать раньше.
Парней было трое: Юра Лившиц, Роберт Местрио и Жан Франклемон. Вооруженные одним револьвером, они остановили поезд неподалеку от Веспелаара в Бельгии. Роберт Местрио (его в 1994 году признают праведником народов мира) открыл вагон и позволил сбежать 17 мужчинам и женщинам, которых везли в концлагерь.
Меня много лет мучит один вопрос. Услышав об этой истории, я спросил в своих соцсетях: что, если бы таких случаев было больше – сто, тысяча, – как бы повернулась тогда история? Этим же вопросом задавался и Леви в «Канувших и спасенных»: «Если бы (еще одно “если бы”, но так трудно удержаться от искушения и вновь не ступить на путь предположений!) “нетипичных” немцев, способных хотя бы на такое скромное проявление мужества, было больше, тогдашняя история и теперешняя география были бы другими»[622]622
Цит. по: Леви П. Канувшие и спасенные.
[Закрыть], [623]623
КиС. ПСС II. P. 1255.
[Закрыть].
Об этом же писала и Ханна Арендт в книге «Банальность зла»[624]624
Арендт Х. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. М.: Европа, 2008.
[Закрыть]: в ходе суда над Эйхманом[625]625
Отто Эйхман (1906–1962) – оберштурмбаннфюрер СС, «архитектор Холокоста». Непосредственно отвечал за преследование, изгнание и депортацию евреев, следствием чего стала гибель до 6 миллионов человек. После войны скрылся от правосудия в Аргентине; в мае 1960-го агенты израильской разведки «Моссад» похитили Эйхмана и вывезли в Израиль. По приговору суда казнен.
[Закрыть] в зале вдруг заговорили о «хороших немцах»[626]626
Позволю себе напомнить о моей книге Il buon tedesco.
[Закрыть] вроде фельдфебеля вермахта Антона Шмида[627]627
Антон Шмид (1900–1942) – фельдфебель вермахта, казненный за помощь евреям; праведник народов мира.
[Закрыть], который помогал еврейским партизанам, причем совсем не ради денег: «Зал суда погрузился в полную тишину: могло показаться, что публика в едином порыве решила проявить дань уважения человеку по имени Шмидт[628]628
В книге фамилия написана с ошибкой.
[Закрыть] минутой молчания»[629]629
Цит. по: Арендт Х. Банальность зла…
[Закрыть].
И в эти несколько минут, как внезапная вспышка света в кромешной, непроглядной тьме, возникла всего одна ясная и не нуждающаяся в комментариях мысль: как совершенно по-иному все могло быть сегодня в этом зале суда, в Израиле, Германии, во всей Европе и, наверное, во всем мире, если бы таких историй было больше[630]630
Цит. по: Арендт Х. Банальность зла…
[Закрыть], [631]631
Oltre a Hannah Arendt. La banalità del male. Eichmann a Gerusalemme. Milano: Feltrinelli, 2001 (ор. изд. Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banality of Evil. New York: Viking Press, 1963). P. 238. См. Deaglio. La banalità delbene. P. 117–118.
[Закрыть].
3
Во время своих многочисленных поездок я ни разу не подумал, что надо бы записать истории, рассыпанные, как пятна по шкуре леопарда, под сводами музея на фабрике Оскара Шиндлера в Кракове.
Возможно, задача этих вырванных из контекста эпизодов – встряхнуть посетителя, прежде чем он вернется к своей повседневной жизни. Мы не знаем, о ком здесь рассказывается и когда именно произошли события, – в отличие, к примеру, от истории поляка Тадеуша Панкевича[632]632
Единственный поляк, живший в Краковском гетто, и владелец «аптеки под орлом» – единственной, работавшей в гетто. В ней была явка польского подполья, через которую оно связывалось с еврейским движением Сопротивления. Сейчас – филиал Краковского исторического музея.
[Закрыть], аптекаря. В течение двух с половиной лет он оставался в гетто Кракова в нескольких минутах ходьбы от этой самой фабрики (меньше чем в 80 километрах от Моновица) и как мог помогал евреям.
В 1983 году Панкевича признали праведником народов мира; он опубликовал воспоминания, которые разошлись большим тиражом. Эта аптека сейчас – обязательная точка на маршрутах памяти[633]633
См.: Tadeusz Pankiewicz. Il farmacista del ghetto di Cracovia. Milano: Utet, 2016 (ор. изд. Apteka w getcie Krakowskim. Kraków: Świat i Wiedza, 1947).
[Закрыть]. Но клочки человечности в музее неподалеку намеренно лишены конкретики и несут «послание» посетителю.
Я рад, что кто-то сделал это для меня, – я чувствовал необходимость ухватиться за эти «маленькие знаки», хорошие и плохие, которые помогали преследованию и истреблению евреев распространяться по Европе или замедляться. Антрополог Альберто Салца и его подруга социолог Елена Биссака собрали, записали и опубликовали истории в книге «Массовое уничтожение. Тактики против геноцида» (Eliminazioni di massa. Tattiche di controgenocidio).
Первая история – совсем короткая и балансирует на грани: «Мы ходили в один и тот же класс. По пути домой болтали или кормили лебедей на Висле. Я потерял ее из виду, когда евреи не могли больше посещать школу. Некоторое время спустя я встретил ее на улице. На правой руке у нее была белая повязка с синей звездой Давида. Я отвернулся. Я сделал вид, что не заметил ее. Даже сейчас я не знаю, почему тогда с ней не поздоровался».
Вторая история – рассказ с противоположной стороны. Это свидетельство еврейского мальчика: «Мы довольно долго чистили снег на улице. Другие ребята смеялись над нами и бросали в нас камни: он прогнал их и предложил нам чай!» «Кто – он?» – спрашивают Салца и Биссака[634]634
Alberto Salza, Elena Bissaca. Eliminazioni di massa. Tattiche di controgenocidio. Milano: Sperling & Kupfer, 2012. P. 226.
[Закрыть].
4
Премьера должна была состояться в городе Прато, но во Флоренции 4 ноября 1966 года случилось наводнение, и представление перенесли в Турин. Спектакль прошел 18 ноября в родном городе Примо – театральная постановка по книге «Человек ли это?»; сезон 1966/67 года в театре Стабиле. Присутствовали сестра Лоренцо Джованна с дочерью Эммой – их пригласил лично Леви[635]635
Эмма Барберис автору от 9 сентября 2022 г.
[Закрыть].
Спектакль – апофеоз множества альтер эго! Режиссеры – Примо Леви и Пьеральберто Марке (псевдоним Пьеральберто Маркезини). Лоренцо (в пьесе – Пьетро) сыграл Пьетро Нути[636]636
См.: Se questo è un uomo [1966–1967] на сайте Театра Стабиле в Турине (archivio.teatrostabiletorino.it). См. также: Angier. Il doppio legame. P. 561–564.
[Закрыть]. Для себя Леви выбрал псевдоним Альдо, оставив ему свою профессию химика.
Туринское издательство Einaudi опубликовало текст пьесы одновременно с выходом спектакля. Вступительное слово написал Леви: «Я попытался сохранить в каждом герое его человеческие качества, несмотря на то что они претерпели изменения от постоянного столкновения с дикой и бесчеловечной атмосферой лагеря»[637]637
ЧЛЭс [Новое предисловие ПЛ]. ПСС I. P. 1197.
[Закрыть]. В спектакле и в сценарии Леви буквально предоставляет слово muradur – этого нет ни в изданиях книги «Человек ли это?» 1947 и 1958 годов, ни в каких-либо других текстах Леви[638]638
См. также: Saleri. L’importanza di Lorenzo Perone nelle opere di Primo Levi. P. 29–33.
[Закрыть]. То, что говорит Пьетро-Лоренцо, поражает жесткостью.
С возвращения из лагеря прошло уже почти двадцать лет, и больше десяти, как умер Лоренцо. Но он обрел новую жизнь на театральной сцене. И главное – он говорит совсем не мало. В спектакле Пьетро (Такка) разговаривает с Альдо (Примо) и неразлучным с ним Альберто. В какой-то момент на сцене появляется даже здоровяк Элиас Линдзин – еще один незабываемый персонаж из «Человек ли это?».
На заднике – разбомбленная стройплощадка. На сцене – недостроенная стена. Леса представляют собой две опоры и деревянную доску-перекладину. На этой конструкции стоит Пьетро; у него в руках – кельма и шпатель. На доске – корыто для раствора. Справа, толкая тачку с лопатой, подходит Альдо и останавливается у лесов. Пьетро делает знак рукой, чтобы он переложил раствор лопатой в корыто. Альдо смотрит, не понимая, что от него требуется.
ПЬЕТРО. Los, aufheben [Давай, возьми это].
Альдо берет лопату и неуклюже погружает ее в раствор.
АЛЬБЕРТО (появляется слева, толкая тачку; видит Альдо и на миг останавливается рядом с ним). А, тебя взяли в чернорабочие? Но это не так делается. Смотри (показывает). Видишь?
ПЬЕТРО. Так вы итальянцы?
АЛЬБЕРТО (обращаясь к Альдо). Черт возьми, опять тебе подфартило. Итальянский каменщик! Не упусти случай, черт побери! Меня уже ждут с тачкой. (Уходит, оглядываясь.)
ПЬЕТРО. Видно, ты ничего в этом не смыслишь. Но работу делать надо. (С подозрением оглядывается по сторонам и без спешки спокойно спускается с лесов.) Дай мне. (Несколько раз погружает лопату в раствор, перекладывает его из тачки в корыто и возвращает лопату Альдо.) Держи и делай вид, что продолжаешь. (Поднимается наверх и начинает выкладывать стену.)
АЛЬДО (какое-то время стоит ошеломленный). Спасибо. (Пьетро молча продолжает работу.) Ты откуда?
ПЬЕТРО. Из Фоссано.
АЛЬДО. А тут как оказался?
ПЬЕТРО (флегматично пожимает плечами). Сам приехал. Меня направили сюда на работу.
АЛЬДО. В каком смысле направили? Ты хотел сюда попасть или нет?
ПЬЕТРО. Мы каменщики, колесим по свету. Я был во Франции с одной фирмой, пришли немцы и отправили нас сюда. (Снова пожимает плечами.) Наняли на работу.
АЛЬДО. И как тебе тут?
ПЬЕТРО. Так же, как везде. Мало хлеба, одна картошка и никакого вина. Живем в бараке; по воскресеньям свободны. Одна скука. Не так, как вы.
ЭЛИАС (проходит справа налево с мешком на плечах, на минуту ставит мешок на землю и смотрит, как работают эти двое). Oué bueno este italiano [А этот итальянец хорошенький]! (Игривым тоном, одновременно протягивая вперед два указательных пальца.) Combinazia [Комбинация]! (Взваливает на плечи мешок и уходит.)
АЛЬДО. Я из Турина… Для нас тут все по-другому.
ПЬЕТРО (осторожно оглядываясь по сторонам и чуть понижая голос). Да, я знаю. Они совсем сбрендили: видел я, что они с вами делают… (Пауза, продолжает работать.) И трубу Биркенау… (Еще одна пауза.) Я науке не ученный, но для меня еврей – такой же христианин, как и другие. (Пауза, продолжает работать.) Лучше нам с тобой сразу поладить, потому что мы тут все как перелетные птицы. Сегодня ты работаешь тут, а завтра неизвестно где. Приходи каждое утро после второго гудка к штабелям дров. Знаешь, где это? Напротив Bau 930, на углу Ха-Штрассе. И захвати с собой пустой котелок: там найдешь полный. Только осторожно, чтобы никто тебя не увидел. Но думаю, ты и сам знаешь. В этом-то деле вы все хороши.
АЛЬДО. А ты не придешь?
ПЬЕТРО. Мне тоже нельзя, чтобы меня заметили. Знаешь, что нам сделают, если застукают вместе вне работы? Тебя в газ отправят, меня – как вас, в лагерь.
АЛЬДО. Давай сразу проясним: никто не станет рисковать просто так. Мне нечего дать тебе взамен. Разве что потом, в Италии, если выберусь отсюда.
ПЬЕТРО. Не болтай. Я ни о чем не прошу. Когда что-то надо сделать, это делают. (Спускается с лесов и осматривает стену, прищурив один глаз, чтобы оценить, насколько ровной она получилась.)
АЛЬДО (сдавленно смеясь). Как стены…
ПЬЕТРО (на полном серьезе). Да, именно так. (Поднимается чтобы разровнять раствор.)[640]640
ЧЛЭс. ПСС I. P. 1231–1232.
[Закрыть]
