Текст книги "Порочный сексуальный святой (ЛП)"
Автор книги: Карли Филлипс
Соавторы: Эрика Уайлд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Карли Филлипс и Эрика Уайлд
Порочный сексуальный святой
Глава 1
– Думаю, пришло время сделать предложение моей дочери, Харрисон.
Саманта Джеймисон почти постучала в дверь, ведущую в кабинет отца, когда от бесстрастного заявления Конрада Джеймисона у нее екнуло сердце. Последние восемь месяцев она встречалась с Харрисоном Блэкуэллом III, но в последнее время больше думала о том, чтобы прекратить их отношения, а не выходить за него замуж. Очевидно, у отца были другие планы, и Саманта осталась стоять как вкопанная.
– Знаю, может показаться, что я тороплю события, – продолжал Конрад своим глубоким, повелительным голосом, – но ты зарекомендовал себя как топ-менеджер, и пришло время перевести тебя на должность генерального директора. Женитьба на Саманте послужит достижению этой цели, а также будет гарантировать, что компания останется в семье.
– Конрад, для меня большая честь, что вы так обо мне думаете, – спокойно ответил Харрисон. – На самом деле, я надеялся, что это будет конечным результатом того времени, что я провел с Самантой.
Отвращение подступило к ее горлу, когда она поняла, что Харрисон преследовал свою цель только ради фирмы и сохранения своего положения в компании. Это не имело ничего общего с романтическим интересом к ней. Для обоих мужчин она была всего лишь деловой сделкой. И хоть она и собиралась порвать с ним, ее отношения были честны. Его, очевидно, нет.
Компания отца, «Джеймисон Глобал», была страховой компанией и крупной инвестиционной фирмой, первоначально основанной дедушкой Саманты, умершего от сердечного приступа более десяти лет назад. Ее отец взял бразды правления в свои руки, и, поскольку Саманта была единственным ребенком в семье и не интересовалась никакими аспектами семейного бизнеса, Конрад, очевидно, решил устроить брак по договоренности с человеком, который происходил из столь же богатой и влиятельной семьи.
Договоренность между отцом и Харрисоном не должна была удивлять Саманту. Всю свою жизнь она знала, что родители готовили ее к этому долгу – от посещения эксклюзивной академии для девочек до того, чтобы убедиться, что она хорошо обучена вести себя в кругу высшего общества. И по большей части, она была квинтэссенцией хорошей девочки – послушной и уважающей желания своих родителей в течение последних двадцати шести лет ее жизни, в то же время подавляя ту сторону своей личности, которая хотела сопротивляться против того, чтобы ее превратили в идеальную Степфордскую жену. Это сопротивление быстро и яростно пробивалось на поверхность.
Она прислонилась к стене и подавила болезненный смешок, отец и Харрисон продолжали обсуждать ее, будто она была товаром, а не женщиной с эмоциями, желаниями и мечтами, выходившими за рамки того, чтобы стать хорошо обученной, смиренной женой и хозяйкой успешного человека, который просто видел в ней ценность. Точно такую же роль играла и мать Саманты, Кассандра, для ее отца – красивая и послушная жена, наслаждавшаяся своим высоким статусом и всеми привилегиями Джеймисонов.
– Кассандра уже купила обручальное кольцо, зная вкус и стиль Саманты, что избавляет тебя от этой утомительной работы, – деловито продолжал отец. – Все, что тебе нужно сделать, это надеть кольцо на палец моей дочери, и Кассандра начнет приготовления к свадьбе.
Саманта не имела права голоса. Ни по поводу жениха, ни кольца, ни своего будущего. Предположение, что она автоматически скажет «да», побудило ее зайти в кабинет и взять под контроль собственную жизнь. Не постучав, она толкнула дверь и вошла в комнату, напугав обоих мужчин своим внезапным и неожиданным появлением. Она остановилась рядом с кожаным креслом, в котором сидел Харрисон, и встретилась с его настороженным взглядом.
– Я не выхожу за тебя замуж, Харрисон, так что не трудись спрашивать.
– Саманта. – Отец рявкнул ее имя как выговор, используя резкий тон, который обычно приводил ее в чувство.
Не в этот раз. Она стояла на своем, отказываясь сдаваться или отступать. В этот момент она поняла, что находится перед поворотным моментом – повиноваться родителям, как делала всегда, или, наконец, жить своей жизнью для себя.
Губы Харрисона сжались в тонкую линию.
– Я так понимаю, ты подслушала наш разговор?
У него даже не хватило совести выглядеть виноватым из-за того, что его поймали, когда ему предлагали за нее повышение в «Джеймисон Глобал».
– Я слышала каждое слово. Я не собственность, которую вы можете использовать для заключения сделки.
Ни один из мужчин не стал отрицал сказанное ею, и ее разочарование и гнев только возросли.
– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? – спросил Харрисон усмиряющим тоном, встав, заставляя ее запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него.
Он был худощав и высок, и она ненавидела, когда он использовал свой рост таким образом, чтобы утвердить свою власть над ней. В последнее время она начала замечать, что если Харрисон не добивается своего, то прибегает к тактике запугивания.
– Вряд ли я преувеличиваю. – Мама часто называла ее упрямой, и теперь Саманта без колебаний приняла это упрямство. – Я не люблю тебя, а ты не любишь меня. – За восемь месяцев знакомства они ни разу не сказали друг другу этих слов. Их отношениям недоставало близости, страсти и уважения – всего того, что заставляет человека влюбиться – а Саманта отказывалась проводить жизнь в браке без любви, как это делала ее собственная мать, ради семейного бизнеса.
Харрисон засунул руки в передние карманы брюк, на его лице отразилось нетерпение.
– Я забочусь о тебе, Саманта. Для меня этого достаточно.
Она покачала головой, а отец стоял рядом, не говоря ни слова. Он не передумает и не станет отстаивать то, чего она хочет. В любом случае, все это было не ради нее.
– Этого не достаточно для меня. Я хочу большего, чем просто твоя забота обо мне. Я заслуживаю лучшего и не выйду за тебя замуж. Никогда.
Конрад раздраженно вздохнул.
– Перестань драматизировать, Саманта. Договоренность достигнута. Вы с Харрисоном поженитесь.
От этого приказа у нее скрутило живот, потому что она знала, что если останется в этом доме, то в конце концов станет женой Харрисона.
– Трудно будет устроить свадьбу без невесты, – сказала она, повернулась и направилась к двери.
– Куда ты направилась? – потребовал ее отец.
Этот раскатистый голос всегда заставлял ее сердце колотиться от страха и обычно повиноваться. Но она не выказала никаких признаков страха, когда остановилась и снова посмотрела на отца.
– Я не знаю, куда иду, и мне все равно. Я ухожу из этого дома и в ближайшее время не собираюсь возвращаться. Пока ты не смиришься с тем, что я не выйду замуж за нелюбимого человека.
Конрад прищурился, выражение его лица было проницательным.
– Если ты выйдешь сегодня вечером из этого дома, у тебя не будет ничего, кроме одежды, которая на тебе.
Ее отец не блефовал. Угроза была реальной, потому что Конрад Джеймисон сделал бы все, чтобы выиграть эту битву. Он вполне мог выиграть, учитывая, что она во всем зависела от родителей – продуманная тактика с их стороны, и теперь она знала почему. Но она была не просто пешкой в отцовском бизнесе, и если она ненавидела свою слабость и уязвимость, то пора что-то предпринять. Угроза быть отрезанной от удобств, которые она всегда считала само собой разумеющимися, была ужасающей перспективой. Но не такой страшной, как оставаться рабыней отца, выйти замуж за Харрисона и быть несчастной всю оставшуюся жизнь.
Приняв решение, она продолжила свое шествие из кабинета.
– Не волнуйся, она вернется, – успокоил Харрисона отец. – Без денег она не уйдет далеко.
Слезы гнева подступили к горлу Саманты, но она их проглотила. Тот факт, что отец считал ее неспособной позаботиться о себе, словно нож вонзился ей в сердце, только укрепив ее желание доказать, что он ошибается.
Она выбежала в коридор и чуть не налетела на мать, стоявшую рядом с кабинетом, такую красивую и нестареющую, благодаря филлерам и пластической хирургии. Судя по выражению ужаса на ее лице, сегодня она тоже подслушивала.
– Саманта, ты не можешь уйти, – сказала Кассандра с ноткой отчаяния в голосе. – Почему бы нам не попросить Мэгги сделать нам чашку чая, и мы сможем поговорить об этом.
Саманта любила Мэгги – их милую, добрую экономку, жившую в доме последние двадцать лет. Пожилая женщина, которая укачивала ее по ночам, когда ее собственную мать нельзя было беспокоить, и которая вытирала слезы, когда какой-нибудь мальчик обижал ее.
Саманта с трудом сглотнула и твердо решила.
– Нам нечего обсуждать, мама. Я люблю тебя, но не хочу быть разменной монетой в бизнесе, и я не выйду замуж за человека, которого не люблю.
– Не смеши меня, Саманта. Давай сядем и поговорим. Ты не можешь всерьез оставить все это.
– Моя жизнь предназначена для чего-то большего, чем это, – сказала она, охватывая все вокруг взмахом руки – показушный дом площадью в двенадцать тысяч квадратных футов, в котором они жили, и богатство, с которым она выросла, давали ей все самое лучшее.
– Твой отец прав. Ты не уйдешь далеко, и поймешь, какую огромную ошибку совершила, – сказала Кассандра, пытаясь заставить ее передумать.
Она грустно улыбнулась матери.
– Это шанс, которым я должна воспользоваться.
Она направилась в фойе, схватила сумочку от Луи Виттона, которую оставила на столике у входа, и вышла через массивные двойные двери. С ключами от машины в руке она села в Maserati GranTurismo, подаренный ей родителями на двадцать пятый день рождения. Пока она ехала прочь от огромного поместья в Ривер-Форест, она не переставала думать, пока не добралась до окраины Чикаго.
Зная, что это лишь вопрос времени, когда отец отследит ее машину, она остановилась на стоянке круглосуточного продуктового магазина.
При ней была небольшая сумма наличных, и неизвестно, сколько еще времени у нее будет доступ к кредитным картам, прежде чем они будут заблокированы. Она позвонила в таксомоторную компанию, вышла из машины, бросила ключи и сотовый телефон под сиденье – так как отец мог отследить и это – и заперла дверь.
Через несколько минут к тому месту, где ждала Саманта, подъехало такси. За рулем сидела дружелюбная молодая девушка лет двадцати с небольшим, и она рассчитывала, что другая женщина найдет ей подходящее место, чтобы отпраздновать первую ночь свободы. Место, где никто не узнает ее, не осудит и не будет ожидать, что она станет хорошей девочкой, какой была всегда.
– Меня зовут Энджи. – Девушка с дружелюбной улыбкой оглянулась через плечо на заднее сиденье. – Куда я могу отвезти вас сегодня вечером?
– В ваш любимый бар в Чикаго.
Энджи удивленно подняла брови, увидев дизайнерскую сумочку Саманты и роскошный наряд.
– Вы в этом уверены? Мой любимый бар находится далеко от «The Aviary», – она имела в виду высококлассный лаундж, куда богатые приходили, чтобы пообщаться и остаться незамеченными. – Место, где я тусуюсь, немного… грубовато, – сказала она со смехом.
Саманта усмехнулась.
– Именно на это я и рассчитываю.
Глава 2
Клэй Кинкейд бросил взгляд на женщину, сидящую в дальнем конце бара, и сразу же определил ее как «кексик» – термин, который одна из его барменш придумала для малопьющих, кто не мог справиться с выпивкой. Что, казалось, относилось к случаю потрясающе красивой блондинки, изучавшей пустой стакан перед собой.
С другой стороны, она могла быть кексиком и по другой причине. Она выглядела богатой, милой и декадентской, как неотразимое лакомство для гурманов, на которое, будучи маленьким мальчиком, он с тоской смотрел в городской пекарне. У него не было возможности попробовать эти сладости, но даже сейчас, в тридцать два года, он все еще помнил, как его рот наполнялся слюной, и как его всегда пустой желудок урчал и болел – пока владелица магазина не прогоняла его, потому что не хотела, чтобы это отребье, Кинкейд, незаконнорожденный ребенок шлюхи-наркоманки, удерживал клиентов от входа в ее высококлассную пекарню.
Эта женская версия кексика была так же соблазнительна, и его порочные мысли обратились к тому, чтобы откусить от нее восхитительный кусочек, и посмотреть, такая ли она сладкая, какой выглядит, а затем облизать ее нежную, сливочную кожу и развратить этот идеальный розовый ротик и соблазнительное тело, предназначенное для удовольствия и греха.
Его член дернулся от фантазии, пронесшейся в его голове, но это все, что было. Грязная фантазия. Женщина явно была не из этого района. С этими шелковистыми блестящими волосами, безупречным цветом лица и нитью мерцающего жемчуга на шее, она кричала о высшем классе и богатстве. Остальная ее одежда – бледно-розовая шелковая блузка и кремовые брюки – также являла прямой контраст с непринужденной атмосферой джинсов и футболок, окружавшей Кинкейда.
Он прошел за барную стойку, где Тара, его последняя барменша, смешивала напиток. В воскресенье в десять сорок пять вечера она только что позвала Клэя из кабинета, чтобы тот сменил Тару на посту к одиннадцати. Поскольку это был самый тихий вечер недели, и заведение Кинкейда обычно оказывалось пустым к десяти часам, он не возражал закрыть его сам.
– Кто этот кексик в конце бара? – спросил Клэй Тару низким голосом.
– Понятия не имею, – пожала плечами Тара, наливая пол-унции Калуа в стопку. – Я никогда не видела ее здесь раньше.
– Она приехала с кем-нибудь? – с любопытством спросил он.
Тара добавила в стопку столько же Бэлиса.
– Нет. Она вошла одна.
– Она заблудилась? – это было единственное разумное объяснение.
– Я так не думаю, – ответила Тара, ее губы изогнулись в усмешке, когда она завершила напиток большим количеством взбитых сливок. – Она скользнула на барный стул, сказала, что хочет напиток с самым грязным названием в меню, и я сделала ей Королевский Трах. Она залпом выпила порцию, заказала еще две и велела мне продолжать, чем крепче и грязнее, тем лучше. После трех Королевских Трахов она перешла на Кричащий Оргазм, Медленный, Приятный Трах и Минет. Сейчас у нее на очереди Глубокая Глотка, – сказала она, поднимая сексуально откровенный напиток, который только что сделала.
Тара принесла женщине напиток, затем направилась на первый этаж, чтобы убрать со столов и убедиться, что немногие оставшиеся посетители не захотят выпить еще до закрытия заведения. Клэй начал убирать бутылки с алкоголем, украдкой наблюдая за блондинкой, которая обмакнула язык в пену взбитых сливок, прежде чем обхватить губами край рюмки, запрокинула голову и заглотила его, как и предполагало название напитка.
Ох, чтоб меня…
Тихий стон вырвался из ее груди, когда она сглотнула. Закончив, она медленно слизнула остатки взбитых сливок с уголка рта, ее ресницы наполовину опустились. Ее действия были такими простодушными и неопытными, но такими чертовски сексуальными, что это заводило его – и напомнило, что прошло слишком много времени с тех пор, как он занимался сексом.
Одно короткое сообщение женщине, с которой у него был секс по дружбе, могло легко изменить этот статус, но сначала он должен был убедиться, что кексик благополучно покинул его заведение, а затем он мог бы закрыть бар. Учитывая его реакцию на блондинку не из его Лиги, ему определенно нужно было заняться жестким, горячим трахом.
Тара вернулась с подносом пустых стаканов и поставила их в раковину за стойкой. Последние посетители ушли, и двое завсегдатаев помахали ему рукой, направляясь к выходу.
– Увидимся позже, Святой, – крикнул один из парней постарше.
Клэй был скорее грешником, чем святым, но с тех пор, как много лет назад его брат, Мейсон, дал ему это прозвище, чтобы вывести из себя, все последовали его примеру. И прозвище прилипло. Легче было смириться с ярлыком, чем бороться с ним.
– Спокойной ночи, Тед. Чарли. – Он поднял руку в ответном прощании. – Удачной дороги.
Тара схватила влажную тряпку и начала помогать ему с уборкой.
– Я закончу, – сказал ей Клэй. – Я знаю, что завтра у тебя промежуточный экзамен, так что иди домой, позанимайся и хорошенько выспись перед уроками. – Тара училась в колледже заочно, чтобы получить степень по бизнесу, и Клэй старался поддерживать ее всеми возможными способами.
Она с облегчением ему улыбнулась.
– Спасибо. Я ценю это. Попрошу блондинку закрыть счет, а потом уйду.
– Не беспокойся об этом. – Он поставил бутылку водки «Серый гусь» на полку. – Она последняя посетительница. Я позабочусь о ней.
– Конечно, Святой Клэй, – сказала она дразняще медленно. – Она определенно похожа на девицу, попавшую в беду, несмотря на дорогую одежду и аксессуары.
У Клэя была дурная привычка помогать и/или спасать тех, кому не везло, включая саму Тару, хотя она прошла долгий путь от сломленной, сердитой девушки, которую он когда-то нанял в бар «У Кинкейда». Черт, большинство его работников были наняты из-за того, что отчаянно нуждались в деньгах, а также как способ повысить свою самооценку. Многие из них пришли из далеко не идеальных обстоятельств или пытались оправиться от адского прошлого, столь же изломанного, как и у Клэя.
Но блондинка не была одной из них, и он сомневался, что она нуждалась в каком-либо спасении – и уж точно не от него. Она была просто приятным неудобством, которое требовало от Клэя исполнить свой долг, как он сделал бы с любым из своих клиентов, выпивших слишком много.
Стоя спиной к блондинке и все еще глядя на Тару, он скрестил руки на груди и пристально посмотрел на нее.
– Я позабочусь о ней, как и о любом другом подвыпившем клиенте, – сказал он ровным тоном. – Она заплатит по счету, и я вызову такси, чтобы отвезти ее домой, чтобы она не садилась за руль в нетрезвом виде. Убедиться, что она уйдет благополучно – часть моей ответственности как владельца этого бара. Ничего больше.
Тара потянулась и погладила его по щеке.
– Ты можешь сколько угодно оправдываться, но ты хороший парень, Святой Клэй.
Несмотря на свое прозвище и его причину, он не был гребаным святым. Никогда не был и никогда не будет. Он совершил в своей жизни кучу незаконных и аморальных поступков, которыми не гордился, и хотя сделал все возможное, чтобы искупить свою вину, внутри него все еще была тьма, которая останется навсегда.
– Спокойной ночи, Тара, – сказал он резким тоном, давая понять, что разговор окончен.
– Увидимся завтра вечером, босс, – сказала она с нахальной улыбкой.
Она схватила из шкафа за стойкой сумочку и куртку как раз в тот момент, когда мойщик посуды – молодой парень, которого он поймал несколько месяцев назад, рывшимся в мусорном контейнере в поисках объедков – вышел из задней части бара, где располагалась маленькая кухня. Он толкал побитый велосипед, который был его транспортом, держа его в кладовке, чтобы не украли. С руля свисал пластиковый пакет, и Клэй знал, что в нем лежит пенопластовый контейнер с остатками закусок от «счастливого часа». Клэй настоял на том, чтобы в конце вечера он поел дома, так как подозревал, что это был основной источник питания парнишки.
– Элайджа, проводишь Тару до машины? – спросил он парня. Клэй обычно сам сопровождал своих сотрудниц на стоянку в конце вечера, но из соображений ответственности он не собирался оставлять блондинку одну надолго.
– Да, сэр, – почтительно отозвался Элайджа, воинственный вид, который он принимал первые несколько недель работы, теперь стал далеким воспоминанием.
Клэй подождал, пока они уйдут, и услышал, как Тара заперла входную дверь, прежде чем повернуться к блондинке. Он подошел к концу стойки, где она водила пальцем по краю стопки, подперев рукой подбородок. Когда он приблизился, ее взгляд из-под отяжелевших век переместился в его сторону, затем скользнул вниз по его телу, явно оценивая его.
Когда ее голубые глаза вернулись к его лицу, тихий вздох сорвался с ее губ.
– Ты чертовски сексуален, – сказала она, ее прямые слова были прекрасным признаком того, что она действительно пьяна. Потом она посмотрела на свой пустой стакан и нахмурилась. – Думаю, мне нужен еще один Королевский Трах, или, может быть, ты мог бы дать мне Кричащий Оргазм. – Она хихикнула, как непослушная маленькая девочка, такая милая и озорная. – Я никогда раньше не просила парня о Кричащем Оргазме, но последний был настолько хорош, что я хочу еще.
Уголок его рта дернулся от несомненного веселья. Черт, он не хотел, чтобы она ему нравилась. Не хотел видеть в ней ничего, кроме богатой, привилегированной женщины, которой она казалась. Неудобство, о котором он говорил ранее, побудило его положить конец ее вечеру.
Клэй подождал, пока они уйдут, и услышал, как Тара заперла входную дверь, прежде чем повернуться к блондинке. Он подошел к концу стойки, где она водила пальцем по краю стопки, подперев рукой подбородок. Когда он приблизился, ее взгляд из-под отяжелевших век переместился в его сторону, затем скользнул вниз по его телу, явно оценивая его.
Когда ее голубые глаза вернулись к его лицу, тихий вздох сорвался с ее губ.
– Ты чертовски сексуален, – сказала она, ее прямые слова были прекрасным признаком того, что она действительно пьяна. Потом она посмотрела на свой пустой стакан и нахмурилась. – Думаю, мне нужен еще один Королевский Трах, или, может быть, ты мог бы дать мне Кричащий Оргазм. – Она хихикнула, как непослушная маленькая девочка, такая милая и озорная. – Я никогда раньше не просила парня о Кричащем Оргазме, но последний был настолько хорош, что я хочу еще.
Уголок его рта дернулся от несомненного веселья. Черт, он не хотел, чтобы она ему нравилась. Не хотел видеть в ней ничего, кроме богатой, привилегированной женщины, которой она казалась. Неудобство, о котором он говорил ранее, побудило его положить конец ее вечеру.
Он взял стопку из ее рук и поставил в раковину под стойкой.
– Думаю, на сегодня с тебя хватит Королевских Трахов и Кричащих Оргазмов, кексик.
– Кексик? – ее красивые глаза загорелись, лицо порозовело от алкоголя. – Я люблю кексы. Мне нравится их готовить, и нравится есть. А когда никто не смотрит, я люблю слизывать глазурь, – сказала она тихим, таинственным шепотом.
Твою мать. Ему бы хотелось слизнуть ее глазурь, начиная с сочных губ и двигаясь к ее полной груди и тугим соскам, продвигаясь ниже, где она, без сомнения, была слаще сахара. Эти грязные мысли пронеслись в его голове вместе с внезапным толчком возбуждения, заставившим его стиснуть зубы.
Его физическое влечение к ней было непохоже ни на что, что он когда-либо испытывал, такое грубое, горячее и немедленное. Она даже не была близка к его типу женщин, но являла сабой загадку, и искушение, которое, он знал, обернется ничем, кроме неприятностей. Покачав головой – главным образом для того, чтобы хоть как-то прояснить голову, – он подошел к кассе и пробил ее счет. Когда он обернулся, то обнаружил, что она смотрит туда, где только что была его задница, и теперь бесстыдно разглядывает его промежность.
Она медленно облизнула губы и подняла на него остекленевшие глаза.
– Минет тоже был очень вкусным, – сказала она хрипло. – Возможно, я возьму еще один.
Горячее, чем секс, видение ее мягких розовых губ, вокруг его члена, когда она будет его сосать, появилось в его сознании. Его непослушный член был полностью согласен с этой идеей, и он подавил стон.
Господи Иисусе, она убивала его.
– Бар закрыт и уже поздно. – Он положил счет на стойку перед ней. – Если я сумею заставить тебя расплатиться по счету, мы отправим тебя домой. – И он был уверен, что больше никогда ее не увидит, слава Богу.
Она снова нахмурила брови, с намеком на беспокойство. Полезла в сумочку, несколько секунд рылась в ее содержимом, затем достала бумажник с тем же рисунком, что и на сумочке. Неуклюжими пальцами попыталась вытащить кредитную карточку из отверстия и, когда ей это наконец удалось, отдала ее ему.
Он уставился на Черную карточку «Америкэн Экспресс». Он слышал, что они существуют, знал, что эксклюзивная кредитная карта была предназначена для неприлично богатых, но никогда не видел ее раньше. Его клиенты в баре были «синими воротничками» и платили наличными или обычной кредитной или дебетовой картой. Возвращаясь к кассе, он взглянул на имя, отпечатанное на пластиковой карточке.
Саманта Джеймисон.
Да, она похожа на Саманту, подумал он и пропустил карточку через систему. Через несколько секунд на дисплее появилось слово «ОТКЛОНЕНО». Уверенный, что это ошибка, он провел ею снова… и ответ остался прежним.
Чёрт возьми! Неужели она действительно превысила один из самых высоких лимитов кредитных карт? Он вернулся к Саманте, но прежде чем успел что-то сказать, она посмотрела на него широко раскрытыми, понимающими глазами.
– Не сработало, не так ли? – спросила она страдальческим голосом.
– Хм, нет, – ответил он и вернул ей карточку. – У тебя есть другая, которую можно использовать?
– Нет. Ни одна из них не сработает, – сказала она мягко. – Он действительно это сделал. Отец полностью обрубил все концы, – смиренно пробормотала она.
Прежде чем он успел обдумать это интересное заявление, она покачнулась на стуле, и Клэй инстинктивно потянулся через стойку, чтобы схватить ее за руки, прежде чем она упала бы.
– Комната кружится. – Ее глаза скосились, пытаясь сфокусироваться на нем. – А ты… словно в тумане.
Да, кексик пьяна. Он больше не беспокоился о ее счете, но ему нужно было понять, что с ней делать.
– Саманта, мне нужен твой сотовый, чтобы я мог позвонить кому-нибудь и тебя забрали.
– Я избавилась от него, – пробормотала она. – Не хочу, чтобы отец меня нашел.
Ее ответы становились все более и более странными, и он понятия не имел, было ли то, что она говорила, правдой или влиянием алкоголя. Кто избавляется от своего мобильного, потому что боится, что его найдут – если только не убегает от неприятностей? И теперь она стала его проблемой. Чертовски здорово.
Он быстро обошел барную стойку, затем развернул ее на стуле лицом к себе. Она моргнула, глядя на его лицо, такая грустная, несчастная, что он почувствовал странное напряжение в груди.
– Должен же быть кто-то, кому я могу позвонить. Или как насчет того, чтобы узнать твой адрес из водительских прав и взять такси, чтобы отвезти тебя домой?..
Она дико замотала головой, и облако шелковистых светлых волос каскадом упало ей на плечи.
– Я не могу вернуться домой. Не заставляй меня возвращаться домой.
Он действительно хотел быть холодным, жестоким ублюдком и отправить ее домой, чтобы она больше не была его головной болью, но, учитывая ее эмоциональное состояние и алкоголь в организме, она находилась в чертовски невыгодном положении и не смогла бы рационально справиться с тем, от чего бежала.
Черт, черт, черт.
Она протянула руку и вцепилась в его футболку, ее глаза блестели от слез.
– О Боже, что я наделала? У меня нет… ничего. У меня нет денег, мне некуда идти… – как будто, наконец, осознав, как ужасно ее положение, она бросилась ему на грудь и разрыдалась.
У этой женщины не было границ, потому что она внезапно прижалась к нему, ее руки обвились вокруг его шеи, уткнувшись в нее лицом, будто у нее начался небольшой срыв. Он привык иметь дело с отвратительными пьяницами и хулиганами, проходившими через бар, но это… он понятия не имел, что делать с цепкой, эмоциональной женщиной – той, которая пахла так нежно и восхитительно женственно.
Он осторожно обнял ее за талию, чтобы убедиться, что ее ноги не подкашиваются, слишком хорошо осознавая, как ее груди прижимаются к его груди, и как ее соблазнительное тело подходит ему во всех нужных местах. И, да, его напрягшийся член тоже это заметил, и, не колеблясь, выказал свой интерес.
Она наконец успокоилась и всхлипнула, а он чуть не рассмеялся, когда она потерлась своим сопливым носом о его футболку. Это было так не по-женски, так грубо, он был уверен, что она никогда бы так не поступила, будь у нее ясная голова. Но это делало ее более уязвимой и реальной. Совсем не той холодной, отчужденной светской львицей, за которую он принял ее вначале.
– Я так устала, и не знаю, что делать, куда идти… – прошептала она и прижалась к нему, доверяя незнакомцу свое благополучие.
Клэй стиснул зубы и на долю секунды принял решение, молясь потом не пожалеть. Он схватил ее сумочку, и придерживая руками за талию, направился в сторону задней части бара, выключая на ходу свет. Она шаталась на каблуках и даже не задавалась вопросом, куда он ее ведет, просто признала, что он хороший парень и будет ее охранять. Что было невероятно глупо с ее стороны. Он мог оказаться серийным убийцей, и эта мысль только укрепила его решение отвести ее в свою квартиру наверху и дать выспаться после выпитого. А утром – а он готов был поспорить, что у нее будет адское похмелье, – он отправит ее домой, и она больше не будет его заботой.
Подняться с ней по ступенькам, удерживая на ногах, было испытанием его терпения. Она хихикала всякий раз, когда спотыкалась, снова флиртовала с ним и еще раз сказала, какой он чертовски горячий. Он хотел казаться раздраженным, и был бы таким, если бы она вела себя заносчиво, согласно своему высокому статусу, но она и правда была очаровательна… пока он не привел ее в свою квартиру, и ее лицо внезапно не побледнело.
Она прижала руку к животу и облизала пересохшие губы, в ее глазах была паника.
– У меня кружится голова, и мне нехорошо.
Вот дерьмо. Клэй точно знал, что произойдет, а также знал, что извержение будет не из приятных, учитывая множество выпитых ею напитков. Бросив сумочку на диван, он потащил ее в единственную ванную, соединенную с единственной спальней, в его маленькой квартирке.
Она начала стонать, и он обхватил пальцами ее затылок и поставил на колени перед унитазом как раз в тот момент, когда ее начало тошнить. Но был недостаточно быстр. Ее начало тошнить еще до того, как голова оказалась над унитазом, и очень яркая смесь выплеснулась на ее шелковую блузку и дорогие на вид брюки. Ее волосы упали на лицо, и частички рвоты застряли в светлых прядях.
Клэй поморщился и выругался себе под нос, изо всех сил стараясь откинуть ее волосы назад, пока она продолжала блевать. Ожидая, пока она опустошит желудок, он думал о тех временах, когда они с Мэйсоном проводили время у унитаза, пока его брат был диким и неуправляемым подростком.
Как старший из трех младших братьев, Клэй был вынужден вступить в роль отца для Мэйсона и Леви в возрасте шестнадцати лет – или рискнуть тем, что их троих разлучит система опеки. В то время как его мать отбывала полтора года в тюрьме за хранение наркотиков и проституцию, именно Клэй следил за тем, чтобы его братья были накормлены, одеты и каждый день ходили в школу (хотя Мейсон провел большую часть своих школьных лет, прогуливая занятия, куря травку или трахая какую-нибудь цыпочку, или его арестовывали за агрессивное поведение по отношению к своим учителям). В их жизни не было отца, который мог бы помочь. Не тогда, когда его мать зачала каждого из них с каким-то безымянным Джоном, с которым спала, чтобы поддерживать свое пристрастие к метамфетамину.
