Текст книги "Том 8. Сын охотника на медведей. Дух Льяно-Эстакадо"
Автор книги: Карл Май
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
– Но он заслуживает того, чтобы я считался с ним!
– Думаю, что сегодня он нам скорее помешает, чем поможет.
– О, вы ошибаетесь в нем. Несмотря на все свои странности, он парень мужественный и ловкий.
– Может быть, но ему вечно не везет. Что, по его мнению, удается ему лучше всего – на самом деле хуже всего и получается! Такие несчастные пташки – очень добрые создания, но в серьезных делах полагаться на них не следует.
– Я уже обещал помощь ему, и не могу взять назад свое слово. Он разделял с нами все горести и радости, и если я возьму его с собой, то это будет ему наградой.
– А Вокаде? Он тоже едет с вами?
– Да. Мы так крепко сдружились, что просто немыслимо оставлять его здесь.
– Тогда, стало быть, речь идет только о том, чтобы улизнуть незаметно. Конечно, завтра после нашего исчезновения поднимется переполох, но, я думаю, негр выполнит свое поручение. Смотрите-ка, вот идет Джемми!
Толстяк подошел, едва сдерживая раздражение, сел рядом с ним.
– Олд Шеттерхэнд не доверяет тебе? – спросил Дэви, первым рискнувший задать вопрос.
– Да. Он считает меня мошенником, – недовольно буркнул его друг.
– Ты в чем-нибудь сознался?
– Нет, хотя меня всего чуть не скривило. Я даже начал грубить. Ему это не понравилось, и он ушел.
– А он видел, что ты привязал к кольям наших лошадей?
– Я проделал это лишь со своей. К счастью, он слишком быстро появился там, так что видел только один колышек. Давайте сейчас лучше помолчим, чтобы погасить его недоверие. Вон уже и луна выходит. Нам нужно потушить огонь и лечь под деревьями. Там глубже тень, и наше исчезновение заметят не сразу.
– Хорошо, что луна светит – хоть дорогу разберем.
– Шеттерхэнд ясно показал нам, что ехать надо все время вниз по реке. С одной стороны, мне не по душе, что мы вынуждены обманывать товарищей, но с другой – это же не пойдет им во вред! Раньше мы хоть иногда вставляли слово; теперь же Олд Шеттерхэнд и Виннету стали полностью хозяевами положения! Мнением Джемми и Дэви интересуются лишь для проформы. Вот и настала пора показать им, что мы тоже из вестменов, которые не только могут набросать план, но и выполнить его. А теперь тихо. Долго ждать, я думаю, не придется.
Огонь был потушен; пламя, у которого сидели индейцы, тоже скоро погасло. Смолкли и разговоры. Вернувшись, Олд Шеттерхэнд сразу улегся рядом с Виннету. Все стихло, и лишь пронзительный свист валящего из недр Земли пара раздавался через определенные промежутки времени.
Прошло больше часа, и вот под деревьями, где легли Фрэнк, Джемми, Дэви, Мартин и Вокаде, наметилось какое-то движение.
– Пусть мои братья следуют за мной, – шепнул юный индеец. – Пора! Кто раньше уходит, тот раньше приходит к цели.
Взяв свое оружие и другие вещи, они тихо прокрались под прикрытием деревьев к стоянке лошадей. Джемми легко отыскал свою клячу; остальным пришлось потрудиться для этого, но острые глаза Вокаде быстро помогли отличить четырех животных от всех остальных.
Без легкого шума, конечно, дело не обошлось. А потому все пятеро, собрав своих животных, на некоторое время затаились, прислушиваясь к тому, что происходит в лагере.
Но там все было спокойно, и они медленно повели вперед лошадей, стук копыт которых приглушала трава.
Разумеется, совсем незамеченным их побег не остался. Хотя поблизости никакого врага и в помине быть не могло, все же несколько часовых охраняли лагерь. Ночью это было необходимо еще и потому, что лес кишел дикими зверями. Беглецы приблизились к одному такому посту.
Там стоял шошон. Он услышал шум, говорящий о том, что приближаются люди, но, зная, что из лагеря могли выходить только свои, шума поднимать не стал. Однако то обстоятельство, что кто-то собрался в путь ночью, весьма удивило его.
– Что намерены делать мои братья? – спросил воин.
– Взгляни на меня! Узнаешь? – отозвался Джемми, подходя ближе так, что его трудно было не заметить.
– Да. Ты – Джемми-петаче.
– Говори тише, чтобы никто не проснулся. Олд Шеттерхэнд выслал нас. Он знает, куда мы едем. Тебе этого достаточно?
– Мои белые братья – наши друзья. Я не смогу препятствовать выполнению приказа великого охотника.
Они двинулись дальше. Когда беглецы настолько удалились от лагеря, что никаких звуков копыт никто бы не услышал, они сели в седла, окинули взором освещенные луной окрестности озера и погнали лошадей рысью вдоль него, чтобы достичь истока Йеллоустоун-ривер и дальше по реке следовать в северном направлении.
Шошон, видевший, как они уезжали, посчитал происшедшее обычным делом, и даже не потрудился сообщить об этом сменившему его часовому. Таким образом, уход пятерых отважных или, скорее, легкомысленных людей остался незамеченным вплоть до рассвета.
Отправляться в путь нужно было в ранний час, а потому уже с первыми птичьими голосами все в лагере были на ногах. Только тут Олд Шеттерхэнд заметил, что Мартина нет на месте. Вспомнив о своих вчерашних подозрениях, он стал искать Джемми, и вскоре выяснил, что отсутствовали не только эти двое, но также Дэви, Фрэнк и Вокаде. Лошадей их тоже не нашли. Все стало ясно…
Лишь теперь стоявший ночью на посту шошон сообщил о том, что случилось, и какое объяснение ему дал Джемми.
Виннету был рядом и на этот раз, несмотря на свою известную проницательность, никак не мог взять в толк, почему эти пятеро так вдруг таинственно исчезли.
– Они пошли навстречу сиу-огаллала, – пояснил Олд Шеттерхэнд.
– Тогда, значит, они потеряли разум! – заключил апач. – Они не только не избегут опасности, навстречу которой спешат, но и выдадут наше присутствие здесь. Зачем им понадобилось встречаться с сиу?
– Чтобы узнать, жив ли еще Охотник на медведей.
– Если он мертв, им все равно не воскресить его, а если жив, они принесут ему несчастье. Виннету может простить такую ошибку двум нетерпеливым мальчикам; но ведь и троих старых охотников выставят к столбам пыток на посмешище скво и детям!
Тут подошел Боб. Запах скунса еще не совсем сошел с его тела, так что никто не подпускал его близко к себе. Он до сих пор носил на себе старое одеяло, которое подарил ему Длинный Дэви, а по ночам, если становилось холодно, заворачивался в шкуру убитого Мартином медведя.
– Масса Шеттерхэнд искать масса Мартин? – спросил Боб.
– Да. Ты хочешь сообщить мне какую-то новость?
– О, массер Боб быть очень умный массер. Он знать, где быть масса Мартин.
– Ну и где?
– Уходить к сиу-огаллала, чтобы видеть пленного масса Бауман. Масса Мартин все сказать массер Боб, чтобы массер Боб потом передать масса Шеттерхэнд.
– Стало быть, дело обстоит так, как я и думал! – заключил охотник. – Когда они вернутся?
– Когда они увидеть масса Бауман, а потом приходить к нам, к реке Огненной Дыры.
– У тебя есть еще какое-то поручение от него?
– Нет. Массер Боб больше ничего не знать.
– Твой добрый масса Мартин сделал большую глупость, и я думаю, он может крепко поплатиться за это.
– Что! Масса Мартин поплатиться? Тогда массер Боб сейчас садиться на лошадь, чтобы скакать за ним и спасать!
Он в самом деле хотел поспешить к коням.
– Стой! – приказал ему Олд Шеттерхэнд. – Остановись! Не сотвори очередную глупость, которая будет еще больше, чем предыдущая.
– Массер Боб должен спасать масса Мартин! – воскликнул черный. – Массер Боб убить всех сиу-огаллала!
Он с угрозой вытянул огромные кулачищи и скорчил мину, будто немедленно собирался проглотить с десяток врагов.
– Ну хорошо, я попытаюсь помочь. Готовься, через несколько минут поскачешь с нами!
А обратившись к Виннету, рядом с которым теперь стояли вождь апсарока и вождь шошонов с Мох-авом, его сыном, охотник сказал:
– Мой брат поедет дальше и будет ждать меня у Кун-туи-темба, Пасти Ада. С ним поедут пятнадцать воинов апсарока, вождь шошонов, Мох-ав и пятнадцать его воинов. Нам нужно немедленно отправиться за этими пятью слишком любопытными и спасти их, если они в опасности. Когда именно мы выступим вслед за вождем апачей, я пока не знаю. Я не могу также заранее определить, с какой стороны подойду к Пасти Ада. Пусть мой брат выставит людей с двух сторон; они должны быть внимательны, ибо сиу, возможно, будут У могилы вождя раньше, чем я с моими воинами.
Через несколько минут Олд Шеттерхэнд со своими спутниками промчался галопом в том направлении, в котором накануне вечером пятеро беспечных смельчаков покинули лагерь. Где, когда и при каких обстоятельствах он нагонит их – кто знает!
Они, естественно, значительно опережали его. Хотя ночь и то, что они не знали местность, сильно задержали беглецов, все же на рассвете озеро Йеллоустоун осталось для них далеко позади, и они могли уже пустить лошадей галопом.
Сегодня Джемми и Дэви чувствовали себя в родной стихии. На них полностью полагались трое других, хотя еще совсем недавно их мнением интересовались весьма редко. И хотя они не знали мест, по которым проезжали, полагаясь на собственный опыт и ловкость, были уверены, что их вылазка закончится удачно.
Когда рассвело, видимость стала хорошей, можно сказать, более чем достаточной. Окрестности реки и ее берега поражали настолько, что никому из всадников не удалось удержать сорвавшегося с губ возгласа удивления.
Поначалу долина реки была широкой и ландшафт не был однозначным. Возвышенности то полого спускались к берегу, то обрывались, то круто вздымались ввысь, и все это казалось следствием каких-то хаотичных действующих сил. Впрочем, так оно и было, это действовали подземные силы.
Кто знает, сколько веков назад этот горный район превратился в озеро площадью в несколько тысяч квадратных километров и когда под его водами начали действовать вулканические силы. В те далекие времена земля поддалась этим силам, поднялась, дала трещины, и из этих трещин вырвалась наружу раскаленная лава, застывшая позже в студеной воде озера и превратившаяся в базальт. А потом открылись чудовищные кратеры, горячая горная порода была выброшена из них; она смешалась с другими минералами, дав разнообразные конгломераты и образовав поверхность, на которой смог отлагаться конденсат многочисленных горячих минеральных источников. Затем накопившиеся подземные газы с неизмеримой силой подняли все дно озера, изгнав воду прочь. Уходя, она прорезала в земле канавы и трещины, смыв напрочь шаткий грунт и мягкую породу. Тепло и холод, бури и дожди помогли разрушить и стереть с лица земли все, что не сопротивлялось стихии, оставив лишь столбы вулканической лавы, выдержавшие буйство стихии.
Таким образом, вода прошла на глубину более тысячи футов, разъедая мягкие породы, вымывая скалы все глубже и глубже, образовав, в конце концов, грандиозный каньон с величественными водопадами – чудо Национального парка.
Постепенно вулканические берега, многократно изрезанные и испещренные расщелинами и омытые дождями, становились выше и круче, образуя формы, которые не способна вообразить никакая, самая изощренная, фантазия. Все, кто смотрит на эти скалистые берега, полагают перед собой развалины старого рыцарского замка. Можно даже различить пустые оконные отверстия, сторожевую башню и перекинутый через ров подъемный мост. Неподалеку от него возвышается стройный минарет. Кажется, вот-вот выйдет на балкон муэдзин[143] и станет призывать верующих к молитве. Напротив открывается римский амфитеатр, где когда-то рабы-гладиаторы сражались с дикими зверями. Рядом смело и свободно устремляется ввысь китайская пагода[144], а дальше у реки высится фигура зверя в сотню футов высотой, такая массивная, кажущаяся такой незыблемой, словно была сооружена давным-давно каким-нибудь допотопным народом и служила ему идолом.
И все это лишь фокусы и шутки матушки-природы! Извержения вулканов давали массы, из которых вода сама вырезала и лепила фигуры. Кто впервые видит этот продукт стихии, чувствует себя, как червь в пыли, преклоняясь перед силами природы и напрочь забывая о гордости, которая прежде царила в его душе.
Именно это произошло с Джемми, Дэви и Мартином Бауманом, когда они утром двигались по руслу реки. Они не переставали удивляться. Что чувствовал и думал Вокаде, узнать было трудно – он молчал.
Разумеется, добряк Хромой Фрэнк воспользовался случаем, чтобы зажечь свое научное светило; но сегодня он не нашел в Толстяке Джемми благодарного слушателя, ибо тот был поглощен наблюдением и, в конце концов, довольно грозным тоном призвал маленького саксонца к молчанию.
– Ну, тогда ладно! – ответил бывший «слуга леса». – Какой прок человечеству от лицезрения этого чуда, если оно, человечество, отказывается выслушать какие бы то ни было объяснения! Великий поэт Геллерт[145] совершенно прав, говоря: «Какой прок корове от мушкета!» Вот и я, стало быть, хочу оставить мой мушкет при себе. Да хоть гимназию окончи, все равно так ни черта и не поймешь в Йеллоустоуне. Но с сего момента я знаю, по крайней мере, как мне быть!
К чему относились его последние слова, никто так и не понял.
Там, где река делала широкую дугу на запад, появлялись бесчисленные горячие ключи, позже собиравшие свои воды в небольшую, но довольно полноводную речушку, впадающую меж высоких скал в Йеллоустоун. Пятеро беглецов вынуждены были свернуть налево и двигаться вдоль русла этой речушки.
Здесь не росло ни деревца, ни кустика – вся растительность словно вымерла. Горячая жидкая и очень грязная с виду вода реки воняла тухлым яйцом. Такое едва ли выдержишь! Запах преследовал беглецов несколько часов, пока они не поднялись в горы. Здесь появилась, наконец, чистая и свежая вода, позже показались кусты, а еще некоторое время спустя – деревья.
О нормальной дороге не было, конечно, и речи. Лошадям пришлось весьма потрудиться, подолгу преодолевая участки, усеянные скальными обломками. Местами казалось, будто именно в этом месте с небес обрушилась огромная гора и разбилась вдребезги на миллионы кусков.
Эти развалины частенько принимали причудливые формы, и пятеро восхищенных всадников не один раз останавливались, чтобы обменяться мнениями на этот счет. Был уже полдень, когда они преодолели лишь половину пути.
Внезапно они заметили вдали огромный дом. Казалось, что это вилла, выстроенная в итальянском стиле и утопающая в благоухающем саду, окруженном высокой стеной. Пораженные, они снова остановились.
– Жилой дом здесь, на Йеллоустоуне! Да быть не может! – воскликнул Джемми.
– Почему же не может? – удивился Фрэнк. – Если на Санкт-Бернхардте есть хостис, то, возможно, и здесь его могли построить. Человеческие возможности безграничны!
– Хоспис[146], вы хотели сказать, – не преминул заметить Джемми.
– Опять вы за свое! Если прежде вы не хотели получить пользу от моих минеральных знаний, то и сейчас вам незачем вытаскивать на свет божий вашу сомнительную мудрость! Вы хоть раз бывали на Санкт-Бернхардте?
– Нет.
– Тогда и умолкните тишайшим образом! Только тот, кто живет там, может говорить об этом. Но все внимание на дом! Не человек ли стоит там, у ворот?
– Как пить дать – человек! По крайней мере, мне так кажется. А теперь он исчез. Пожалуй, это всего лишь тень.
– Что? Тут вы снова вконец осрамились с вашими оптическими опытами. Где есть человеческая тень, там, безусловно, имеется и сам человек, который эту тень отбросил. Это же известная теорема Пифагора[147] о гипотенузе на двух кафедрах. И если тень пропала, то исчезло либо солнце, либо тот, кто ее отбрасывал! Солнце еще там, следовательно, испарился сам этот малый, отбрасывающий тень. А куда – это нам предстоит выяснить!
Они подошли поближе к «дому» и увидели, что все, представшее их глазам, – вовсе не человеческое творение, а очередное чудо природы. То, что издали казалось стенами дома, на самом деле было стенами из полевого шпата ослепительной белизны. Множество отверстий в этих стенах издалека казались окнами. Нашелся и широкий, высокий дверной проем. А, заглянув внутрь, можно увидеть некое подобие широкого двора, разделенного естественными скальными кулисами на лабиринт из коридоров различной ширины и длины. В центре этого «двора» из самой земли вверх бил ключом источник, чистая холодная вода которого стекала ко входу.
– Удивительно! – не скрывал своего восхищения Джемми. – Это место великолепно подходит для обеденного привала. Заглянем внутрь?
– Пожалуй, – ответил Фрэнк. – Но пока мы не знаем, хорош ли тот человек, что живет внутри.
– Хау! Нам показалось – людей здесь нет и никогда не было! Но лучше, конечно, на всякий случай, произвести небольшую разведку.
Толстяк, держа ружье наготове, медленно проехал вход в скальную постройку и осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, он повернулся и махнул рукой:
– Сюда! Здесь ни души.
– Надеюсь, – пробормотал Фрэнк, погоняя лошадь. – Я вовсе не хотел бы иметь дело с душами усопших.
Дэви, Мартин и Фрэнк последовали приглашению Толстяка. Но Вокаде остался ждать настороже снаружи.
– Почему мой брат не едет с нами? – спросил сын Охотника на медведей.
Индеец задумчиво втянул в себя воздух и ответил:
– Разве мои братья не заметили, что здесь пахнет лошадьми?
– Естественно. Разве наши лошади должны пахнуть как-то по-другому?
– Запах шел изнутри, когда мы только что подъехали.
– Но здесь не видно ни человека, ни зверя, ни их следов.
– Только потому, что земля здесь из твердого камня. Пусть мои братья будут осторожны!
– Нет никаких причин для каких-либо опасений, – уверил Джемми. – Идемте, надо осмотреть, что там сзади.
Вместо того, чтобы дать войти внутрь и осмотреть весь «двор» сначала одному, оставив себе на всякий случай путь к отступлению, они все вместе последовали за Толстяком к самому дальнему скальному отделению.
Вдруг раздался такой вой, что, казалось, затряслась земля. Множество индейских воинов выскочило откуда-то из глубины «двора», и вмиг четверо неосторожных смельчаков оказались в окружении.
Краснокожие были пешими, но очень хорошо вооружены. Один из них – длинный, сухопарый малый, судя по роскошному головному убору, вождь, крикнул белым на ломаном английском:
– Сдавайтесь, иначе мы заберем ваши скальпы!
Индейцев было, по меньшей мере, человек пятьдесят. Любое сопротивление было бесполезно.
– Тысяча чертей! – выругался Джемми на родном языке. – Попали прямо в лапы к сиу, тем самым, за которыми мы сами хотели следить. Ладно, еще посмотрим, кто кого. Может, хитростью чего-нибудь добьемся.
И, обратившись к вождю, он продолжил, но уже на английском:
– Сдаться? Но мы ничего не сделали нашим краснокожим братьям. Мы друзья красных людей.
– Сиу-огаллала направили свой топор против бледнолицых, – ответил вождь. – Слезайте с коней и складывайте оружие! Поторапливайтесь! Мы не станем ждать!
Пятьдесят пар глаз сурово уставились на белых, и столько же цвета ржавчины рук схватились за торчавшие из-за пояса рукояти ножей. Олд Шеттерхэнд и Виннету, пожалуй, не сдались бы, но в лапах краснокожих оказались не они. Длинный Дэви был первым, кто спустился со своего мула.
– Сделаем, как он хочет, – обратился он к своим спутникам. – Нам нужно выиграть время. Наши обязательно освободят нас.
Остальные также спешились и молча отдали свое оружие. При этом Хромой Фрэнк воспользовался моментом и ткнул Толстяка в бок, грозно пробормотав:
– Так всегда случается с теми, кто не научился в гимназии правильно писать слово «хостис»! Зачем вы забрались сюда, если у вас глаза не на месте! Теперь эти канальи устроят нам параболу!
Тут он сам получил гораздо более грубый тычок в ребра от одного из индейцев. Краснокожий приставил к его горлу нож и приказал на английском:
– Молчи! А то!..
Он сделал движение, будто хотел уколоть белого коротышку. Фрэнк тотчас приложил руку ко рту в знак того, что не имеет ни малейшего желания нарушать этот запрет.
Вокаде, как вы помните, не поехал вместе со всеми. Находясь перед «домом», он видел, как были окружены его товарищи, и сразу же вместе с конем отскочил в сторону. Его не заметили, и он спрыгнул на землю, лег за камни и высунул голову из укрытия ровно настолько, чтобы можно было осмотреть «двор».
То, что он увидел, – ошеломило юношу. Вождя он узнал сразу. Это был Хонг-пе-те-ке, Тяжелый Мокасин – предводитель огаллала. Узнал Вокаде и остальных. Это были те самые пятьдесят шесть сиу, к которым он принадлежал и от которых недавно сбежал. Белый, попавший им в руки здесь, вблизи могилы вождя, несомненно, мог прощаться с жизнью; теперь только чудо могло спасти ему жизнь.
Что теперь делать? – задал себе вопрос отважный Вокаде. Быстро скакать назад, к озеру, за Олд Шеттерхэндом и его людьми? И тут ему в голову пришла гораздо более интересная мысль, хотя и достаточно безрассудная. Главное, что она давала маленькую надежду на спасение его друзей. Вокаде решил въехать во «двор» – он должен был обмануть бывших своих соплеменников. Если бы белые без слов смогли понять его намерения и если бы они в соответствии с этим давали свои показания, можно было бы попробовать спасти положение.
Он раздумывал недолго. То, что он собирался сделать, было самым настоящим подвигом, а какой же храбрец откажется от подвига. Интересно, что сказали бы Виннету и Олд Шеттерхэнд, его кумиры, если бы видели это? Наверное, похвалили бы…
И он вскочил на коня и въехал во двор, придав своему лицу настолько невинное выражение, на какое только был способен.
Как раз в этот момент пленников должны были связать. Пара скачков его жеребца, и он остановился перед ними.
– Уфф! – прокричал Вокаде. – С каких это пор воины сиу-огаллала вяжут веревками своих лучших друзей? Эти бледнолицые – братья Вокаде!
Его внезапное появление вызвало всеобщее удивление, которое выразилось в нескольких коротких, не очень громких выкриках. Тяжелый Мокасин сурово сдвинул брови, смерил юного воина с головы до ног недоверчивым взглядом и ответил:
– С каких это пор белые собаки стали братьями огаллала?
– С того момента, когда спасли жизнь Вокаде!
Вождь испытующе сверлил юношу взглядом своих раскосых глаз. Затем спросил:
– Где Вокаде был до сих пор? Почему он не вернулся в назначенный срок, после того, как был послан следить за воинами шошонов?
– Потому что попал в плен к собакам-шошонам! Эти четверо бледнолицых сражались за него и спасли ему жизнь. Они показали ему путь, который легко и быстро ведет к Йеллоустоуну, и теперь пришли вместе с ним выкурить трубку мира с Тяжелым Мокасином.
Губы вождя дрогнули в насмешке.
– Слезай с коня и иди к своим белым братьям! – приказал он. – Ты наш пленник, как и они.
Но храбрый индейский юноша изобразил, что безмерно удивлен:
– Вокаде – пленник собственного племени? Кто дает право Тяжелому Мокасину лишать свободы его воина?
– Он берет это право сам. Он предводитель боевого отряда и может делать, что хочет.
Тут Вокаде резко рванул на себя поводья коня, ткнул его в бока пятками и заставил животное развернуться на задних ногах. Конь вскинул передние копыта, вынудив тех сиу-огаллала, что слишком близко подошли к нему, отпрянуть назад. Образовалось пустое пространство. В ту же секунду он бросил поводья на шею коня, свободной левой рукой подхватил свое ружье и сказал:
– С каких это пор вожди сиу-огаллала имеют право делать все, что им хочется? Зачем тогда существует совет старейшин? Кто дает вождям их власть? Кто рискнет вынудить храброго воина огаллала подчиниться вождю, который обращается с сыновьями его племени, как с собаками? Вокаде молод, а в его племени есть храбрые, мудрые и знаменитые воины, но он убил белого бизона и носит орлиные перья. Он не раб! Он не позволит пленить себя, а кто оскорбит его – будет бороться с ним!
Это были слова храбреца, и они упали на благодатную почву. Вожди индейцев обладают отнюдь не безграничной властью. У них нет полномочий даже европейского князя. Они не могут издавать никаких законов и распоряжений, влияющих на обычаи и уклад племени. Они избираются из воинов, как лучшие из лучших, но никого нельзя заставить подчиниться им, если они теряют уважение. И даже если вождь считает нужным начать военный поход, воины его племени следуют за ним не по приказу, а исключительно по собственной воле. Каждый, кому захочется, может остаться дома, чем, впрочем, вызовет недовольство остальных, но в принципе может. И во время военного похода любой воин тоже всегда вправе вернуться в свой вигвам. Влияние и сила вождя держатся целиком на впечатлении, которое он производит, только на его личном авторитете.
Тяжелый Мокасин, прозванный так из-за своих огромных ступней, оставляющих на земле большие следы, был известен как человек крутой и своенравный. Хотя он и имел большие заслуги перед племенем, его упрямство и заносчивость частенько вредили ему. Он был резок, жесток и кровожаден, и даже в своем племени у него было столько же противников, сколько и друзей.
Все это и дало себя знать. Достаточно много сиу издали возгласы одобрения и согласия, в поддержку юного воина. Вождь бросил на них свирепый взгляд, подал нескольким своим сторонникам знак, чтобы они тотчас поспешили ко входу, завладели им и не дали Вокаде улизнуть, после чего ответил:
– Любой сиу-огаллала – свободный человек. Он может делать все, что ему нравится. Тут Вокаде прав. Но как только воин становится предателем своих братьев, он теряет право на свободу.
– Ты считаешь меня предателем?
– Да.
– Докажи это!
– Я докажу это перед собранием воинов.
– Но я стану перед ним, как свободный человек с оружием в руках и буду защищаться! И если я докажу, что Тяжелый Мокасин оскорбил меня без причины, ему придется бороться со мной.
– Предатель не пойдет на совет с оружием. Вокаде отдаст его. Если он невиновен, то он получит его назад.
– Уфф! Кто отберет его у Вокаде?
Юный воин бросил вокруг дерзкий, полный вызова взгляд. На лицах некоторых воинов он прочитал сочувствие. Но большинство сиу не выражали вообще никаких эмоций.
– Никто не будет отбирать его у тебя, – ответил вождь. – Ты сам сложишь его. А если не сделаешь этого, получишь пулю.
– В моем ружье две пули!
При этом юноша стукнул рукой по прикладу.
– Вокаде, когда ушел от нас, не владел ружьем. Откуда оно у него? Его подарили ему бледнолицые, а они делают подарки только тогда, когда имеют от этого пользу. Значит, службу им сослужил Вокаде, а не они ему. Вокаде – мандан. Его родила не скво сиу. Кто из присутствующих храбрых воинов скажет за него свое слово, прежде чем он ответит на мое обвинение?
Никто не двинулся. Тяжелый Мокасин бросил на юношу торжествующий взгляд и приказал ему:
– Слезай с коня и отдай свое оружие! Тебе придется защищаться на совете, а потом мы вынесем тебе приговор. Своим упорством ты только усугубляешь свою вину.
Вокаде понял, что должен подчиниться. До сих пор он сопротивлялся, пытаясь перетянуть на свою сторону тех, кто не симпатизировал вождю, но напрасно.
– Если ты думаешь именно так, то я подчинюсь, – сказал он. – Я не лжец. Я могу спокойно ожидать приговора и отдаю себя в ваши руки до решения совета.
Он спешился и сложил свое оружие к ногам вождя. Тот что-то тихо сказал стоящим рядом и тотчас достал ремни, чтобы связать ими Вокаде.
– Уфф! – воскликнул юноша. – Разве я сказал, что позволю сделать и это?
– Так решил я сам, – произнес вождь. – Свяжите его и положите одного, чтобы он не смог говорить с этими бледнолицыми.
Сопротивляться было бесполезно, это только ухудшило бы положение Вокаде, и потому он покорился своей судьбе. Его связали по рукам и ногам, так что он не мог двигаться, после чего положили в угол «двора». Чтобы ему даже не приходила в голову мысль о бегстве, рядом посадили двух сиу.
Между тем один из старых воинов подошел к вождю и обратился к нему:
– Над моей головой пролетело больше зим, чем над твоей, поэтому ты не можешь сердиться, если я спрошу тебя, есть ли у тебя причины считать Вокаде предателем?
– Я отвечу, поскольку ты самый старший из наших воинов, которые сейчас со мной. У меня нет причин, кроме одной: один из этих пленных бледнолицых – тот, что самый юный, – очень похож на Грозу Медведей, который лежит там, у лошадей.
– И это правда?
– Да. Я докажу это.
Он подошел к пленным, которые, то впадая в отчаяние, то загораясь надеждой, наблюдали, как Вокаде безуспешно пытается им помочь.
Хитрый вождь тем временем принял менее суровый вид и произнес:
– Вокаде, прежде чем уйти от нас, совершил поступок, который нам еще следует обсудить. Именно поэтому его на некоторое время пришлось связать. Если окажется, что бледнолицые раньше не знали его, они снова получат свободу. Какие имена носят белые люди?
– Думаешь, сказать? – спросил Дэви у своего толстого друга.
– Да, – ответил Джемми. – Может, они станут относиться к нам хоть немного уважительнее. – И повернувшись к вождю, продолжил: – Меня зовут Джемми-петаче, а этот длинный парень – Дэви-хонске. Ты наверняка уже слышал эти имена.
– Уфф! – прозвучало в кругу сиу.
Вождь с укоризной взглянул на своих воинов. Он тоже был удивлен, что такие известные охотники оказались у него в руках, но и глазом не моргнул.
– Тяжелый Мокасин не знает ваших имен, – ответил он. – А кто эти двое?
С этим вопросом, имея в виду Фрэнка и Мартина, он снова обратился к Джемми, а Дэви за несколько секунд до этого прошептал тому:
– Ради Бога, не называй никаких имен!
– Что сказал этот бледнолицый другому бледнолицему? – насупив грозно брови, спросил вождь. – Пусть ответит тот, кого я спросил!
У Джемми не было времени на раздумья, и он назвал первые пришедшие ему на ум имена, выдав Фрэнка и Мартина за отца и сына.
Взгляд вождя подозрительно метнулся от одного из названных к другому, и улыбка презрения исказила его лисье лицо. Но ответил он достаточно дружелюбно:
– Пусть бледнолицые следуют за мной.
И он направился в конец «двора».
Последний из отсеков на самом дальнем конце «постройки» был самым большим. Там свободно разместились все лошади огаллала. В одном из углов лежали шестеро белых, также связанные по рукам и ногам. Их состояние оказалось весьма плачевным. Остатки одежды висели клочьями, запястья рук были стерты веревками в кровь, лица покрыты грязью, а волосы и бороды находились просто в неописуемом состоянии. Щеки этих людей ввалились, глаза глубоко запали – голод, жажда и другие лишения, переживания и нервное напряжение делали свое дело даже с самыми мужественными людьми.
Туда и повел вождь новых пленников. Мартин тихо спросил Толстяка:
– Куда он нас ведет? Может, к моему отцу?
– Вероятно. Но ради Бога не показывайте, что вы его знаете, иначе все пропало!
– Вот лежат пленные бледнолицые, – сказал коварный вождь. – Тяжелый Мокасин не очень хорошо понимает их язык, а потому он не знает, кто они. Пусть белые люди подойдут к ним, спросят их об этом, а потом скажут мне.
Он отвел четверых в угол помещения. Джемми, который знал, что Бауман был немцем, а сиу, естественно, не мог понять ни слова по-немецки, быстро вышел вперед и заговорил:
