Текст книги "О войне"

Автор книги: Карл Клаузевиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 65 страниц)

Глава вторая.
Соотношение между наступлением и обороной в тактике

Прежде всего мы должны бросить взор на условия, дающие в бою победу. Мы не будем говорить здесь ни о численном превосходстве, ни о храбрости, ни о выучке и других качествах армии, так как в общем они находятся в зависимости от обстоятельств, лежащих за пределами того военного искусства, о котором здесь идет речь; к тому же эти качества скажутся одинаково как в наступлении, так и в обороне; даже общее численное превосходство в данном случае нельзя принимать во внимание, так как численность армии представляет данную величину и не зависит от произвола полководца, притом все эти моменты не имеют особого отношения к наступлению и обороне. Три условия, как нам кажется, дают решительное преимущество, а именно: внезапность, преимущества, доставляемые местностью, и атака о нескольких сторон. Внезапность проявляется в том, что в одном из пунктов противопоставляют неприятелю значительно больше сил, нежели он ожидает[153]153
  О внезапности см. том I, часть 3-я, глава IX.


[Закрыть]. Этого рода превосходство в числе весьма отлично от общего численного превосходства и составляет важнейший фактор военного искусства. Каким образом выгоды местности способствуют победе, достаточно понятно само собой; отметим лишь, что здесь речь идет не только о препятствиях, на которые неприятель натыкается при продвижении вперед, как то: крутые овраги, высокие горы, заболоченные реки, изгороди и пр. К выгодам, даваемым местностью, нужно отнести и возможность укрыто расположить наши силы. Даже при совершенно одинаковом для обоих противников характере местности можно сказать, что она благоприятствует тому, кто с нею знаком. Атака с нескольких сторон включает в себя всякого рода тактические обходы, большие или малые, и влияние ее основано частью на удвоенной действительности огня, частью на опасении потерять путь отступления.

Каково же относительное значение этих данных для наступления и обороны?

Если иметь в виду три принципа победы, которые мы развили выше, то на этот вопрос придется ответить, что первый и последний принципы отчасти, но лишь в малой степени, благоприятствуют наступающей стороне, между тем как все они в значительной степени, а второй – исключительно, находятся на стороне обороняющегося.

Наступающий имеет лишь преимущество внезапной атаки целого целым же, в то время как обороняющийся имеет возможность в течение всего боя беспрестанно захватывать врасплох своего противника силой и формой своих переходов в атаку.

Наступающий легче может охватить и отрезать своего противника в целом, чем обороняющийся, ибо последний уже стоит на месте, в то время как первый движется, нацеливаясь соответственно расположению обороны. Но этот обход относится опять-таки к целому; в течение же самого боя и для отдельных частей производство нападения с разных сторон легче обороняющемуся, чем наступающему, ибо, как мы выше сказали, он имеет больше возможности поразить своего противника внезапностью формы и силы своего перехода в атаку.

Что обороняющийся использует по преимуществу выгоды местности, понятно само собой; что же касается превосходства во внезапности благодаря силе и форме атаки, то причина его та, что наступающий должен продвигаться по большим трактам и дорогам, где его нетрудно наблюдать, а обороняющийся располагается укрыто и остается невидимым для наступающего почти до решительного момента. С тех пор, как стал применяться правильный способ ведения обороны, рекогносцировки вышли из моды, т.е. стали совершенно невозможными. Правда, порою еще производят рекогносцировку, но редко с нее возвращаются с ценными сведениями[154]154
  Это не вполне ясное место можно понимать так: в наполеоновскую эпоху отсутствовала систематическая разведка кавалерией, работы самостоятельных крупных кавалерийских частей перед фронтом не было вовсе, агентура и отдельные рекогносцировки штабных работников давали ценные данные лишь эпизодически, наступающий мог осветить обстановку, лишь серьезно ввязавшись в бой авангардом. На этом представлении о ходе ориентировки высшего командования и основывается в значительной мере роль авангарда как в наполеоновском военном искусстве, так и во французской военной доктрине.


[Закрыть]. Как ни бесконечно велика выгода иметь возможность самому выбрать себе местность для расположения и с нею вполне ознакомиться до боя, как ни просто то, что тот, кто на этой местности устроит засаду (обороняющийся), гораздо более может поразить внезапностью своего противника, чем наступающий, – все же до сих пор не могли отделаться от старых представлений, будто принятое[155]155
  Т.е. оборонительное. По старой терминологии наступающий «предлагает» сражение, обороняющийся «принимает» его.


[Закрыть] сражение уже наполовину потеряно. Эти взгляды ведут свое начало от той системы обороны, которая была в ходу двадцать лет тому назад, отчасти же господствовала и в Семилетнюю войну, когда от местности не требовали никакой иной помощи, кроме наличия труднодоступного фронта (крутые скаты и пр.), когда тонкое построение и уязвимость флангов придавали боевому порядку такую слабость, что поневоле приходилось растягиваться от одной горы до другой, отчего зло еще более обострялось. Если для флангов находились опоры, то все сводилось к тому, чтобы не допустить пробить дыру в этой армии, растянутой как бы па пяльцах. Местность, занятая войсками, приобретала в каждой своей точке непосредственную ценность, и ее приходилось непосредственно же защищать. При таких условиях в сражении (Для обороняющегося – Ред.) не могло быть и речи о каком-либо маневре, о каком-либо поражении противника внезапностью; это представляло полную противоположность тому, чем может быть хорошая оборона и чем она в последнее время действительно стала.

Собственно говоря, пренебрежительное отношение к обороне всегда является наследием такой эпохи, в которой известная манера обороны пережила самое себя; так оно было и с той обороной, о которой мы только что говорили и которая в свое время имела действительно превосходство над наступлением.

Если мы проследим ход развития военного искусства, то увидим, что сперва, в эпоху Тридцатилетней войны и Войны за испанское наследство, развертывание и построение армии являлись одной из самых существенных частей сражения. Они составляли важнейшую часть плана сражения. Это давало, в общем, обороняющейся стороне большое преимущество, ибо ее армия к началу уже оказывалась развернутой и построенной. Как только способность войск маневрировать увеличилась, это преимущество исчезло, и наступающая сторона приобрела на некоторый период перевес. Тогда обороняющийся начал искать защиты за течением рек, за глубокими долинами и на горах. Таким образом, он вновь получил решительный перевес, что длилось до тех пор, пока наступающий не приобрел такую подвижность и искусство, что он уже сам мог отважиться двинуться по пересеченной местности и наступать отдельными колоннами, следовательно, получил возможность обходить противника. Это повело ко все большей растяжке, что толкнуло наступающего на мысль сосредоточиваться в нескольких пунктах и прорывать тонкую позицию противника. Это дало в третий раз перевес нападающему, а оборона вновь была вынуждена изменить свою систему. В последние войны она стала сохранять свои силы в крупных массах, в большинстве случаев не развертывая их и располагая укрыто, где к тому представлялась возможность; таким образом, оборона лишь изготовлялась к тому, чтобы встретить во всеоружии мероприятия противника, когда последние достаточно обнаружатся.

Это вовсе не исключает частичной пассивной обороны местности; выгоды ее слишком велики, и использование их встречается сотни раз в течение одной кампании. Но центр тяжести действия обычно уже не лежит в такой пассивной обороне местности, а последнее-то нам и важно установить.

Наступающий может изобрести какой-нибудь новый крупный прием, что при простоте и внутренней необходимости, до которых все в настоящее время доведено, предвидеть не так легко; тогда и обороняющийся будет вынужден изменять свой способ действия. Однако помощь, оказываемая обороне местностью, всегда останется обеспеченною за ней, а так как местность со всеми ее особенностями более чем когда-либо связана с военными действиями, то она всегда обеспечит за обороной ее естественное превосходство[156]156
  Это утверждение не совсем вяжется с заключительными словами XXVIII главы 5-й части о том, что теперь местность может играть лишь второстепенную роль.


[Закрыть].

Глава третья.
Соотношение между наступлением и обороной в стратегии

Сперва поставим вопрос: какие обстоятельства обеспечивают в стратегии успешный исход? В стратегии, как мы уже говорили, победы не бывает. Стратегический успех заключается, с одной стороны, в удачной подготовке тактической победы: чем значительнее этот стратегический успех, тем вероятнее и победа в бою. С другой стороны, стратегический успех заключается в использовании достигнутой победы: чем больше событий удастся стратегии при помощи своих комбинаций вовлечь после одержанной победы в результаты последней, чем больше ей удастся оттащить к себе отваливающихся обломков того, чье основание было поколеблено сражением, чем больше она охватывает широкими взмахами то, что с таким трудом и в скромных размерах достигается в самом сражении, – тем грандиознее ее успех. Основными факторами, дающими преимущественно такой успех или облегчающими его достижение, будут следующие главные начала, действующие в стратегии:

1. Выгоды, предоставляемые местностью.

2. Внезапность, вытекающая или из нечаянного нападения, или из неожиданной группировки в известном пункте более крупных сил, чем то предполагает противник.

3. Нападение с нескольких сторон.

Все эти три начала таковы же, как и в тактике.

4. Содействие, оказываемое театром войны, соответственно подготовленным устройством крепостей и другими мероприятиями.

5. Участие населения.

6. Использование крупных моральных сил.

В каких же отношениях находятся наступление и оборона к этим началам?

Как в стратегии, так и в тактике обороняющийся имеет на своей стороне местные выгоды, а наступающий – преимущество внезапности. Надо заметить, что внезапное нападение представляет для стратегии несравнимо более действительное и важное средство, чем для тактики. В последней внезапное нападение редко может быть развито до размеров крупной победы, между тем как захват противника врасплох в стратегии нередко одним ударом заканчивает войну. Впрочем, надлежит отметить, что применение этого средства имеет своей предпосылкой крупные, решающие, а следовательно, и редкие ошибки со стороны противника; вследствие этого оно не может ложиться особенно серьезным грузом на чашу весов наступления.

Создание внезапности для противника путем группировки превосходящих сил на известном пункте также имеет много общего с аналогичным приемом в тактике. Если обороняющийся вынужден разбросать свои силы на нескольких подступах к своему театру войны, то наступающий, очевидно, получит преимущество, заключающееся в возможности всеми своими силами обрушиться на одну из групп обороняющегося. Но и в этом случае новое искусство обороны путем иного метода действий незаметно ввело иные основы. Если обороняющийся не опасается, что противник, воспользовавшись незанятой дорогой, обрушится на крупный магазин или депо, на не готовую к обороне крепость или на столицу, и если, таким образом, у него нет необходимости во что бы то ни стало преградить противнику избранную им дорогу, чтобы не потерять своего пути отступления, то у обороняющегося нет никакого основания дробить свои силы. Пусть наступающий изберет не ту дорогу, на которой он наткнулся бы на обороняющегося, – этот последний всегда успеет несколько дней спустя со всеми своими силами найти врага на новой дороге; в большинстве случаев он даже может быть уверен, что нападающий окажет ему честь, занявшись розыском его самого. Наконец, если наступающий сам найдет нужным при своем продвижении принять раздельную группировку, что является почти неизбежным по продовольственным соображениям, то обороняющийся получит очевидное преимущество – возможность обрушиться всеми своими силами на одну из частей противника.

Наступление во фланг и в тыл коренным образом изменяет свои свойства в стратегии, где оно может быть нацелено на боковые фасы или на тыл театра войны, так как:

1) действие перекрестного огня отпадает, ибо невозможно стрелять с одного конца театра войны на другой;

2) страх потерять путь отступления у обойденного гораздо меньше, ибо пространство не может быть в стратегии так же преграждено, как в тактике;

3) в стратегии, благодаря большим пространствам, с большей силой выступает значение внутр енних линий, т.е. линий более коротких, что служит значительным противовесом нападению с разных сторон;

4) чувствительность коммуникационных линий, т.е. влияние, оказываемое простым их перерывом, создает в стратегии новый принцип.

Надо заметить, однако, что по самой природе вещей, благодаря обширности пространств, приемы охвата и нападения с нескольких сторон нормально могут быть употреблены в стратегии только стороной, захватившей инициативу, следовательно, наступающим, и что у обороняющегося нет той возможности, какую он имеет в тактике, в свою очередь охватить охватывающего в процессе действия[157]157
  В настоящее время железнодорожный маневр открывает для обороны широкую возможность оперативного охвата наступающего.


[Закрыть], ибо он не может ни эшелонировать свои силы на соответственной глубине, ни расположить их достаточно открыто. Но что пользы для наступления от легкости охвата, раз последний не приносит никаких выгод? Поэтому в стратегии вообще нельзя было бы выдвигать охватывающее наступление как принцип победы, если бы при этом не имелось в виду его влияния на сообщения. Но этот фактор редко получает крупное значение в первый момент, когда наступление и оборона приходят в соприкосновение между собою и находятся еще в нормальной группировке по отношению друг к другу; он нарастает лишь с течением кампании, когда наступающая сторона на неприятельской территории постепенно переходит к обороне; тогда сообщения новоявленного обороняющегося становятся слабыми, и первоначально обороняющаяся сторона может использовать эту слабость, перейдя в наступление. Однако всякому ясно, что это превосходство наступления не может быть занесено в его общий счет, так как оно по существу складывается из высших свойств обороны.

Четвертый принцип – содействие, оказываемое театром войны, естественно, на стороне обороняющегося. Когда наступающая армия выступает в поход, она отрывается от своего театра войны и вследствие этого ослабляется, так как оставляет позади себя свои крепости и всякого рода склады. Чем больше район операций, через который ей предстоит продвинуться, тем больше сил она теряет вследствие маршей и выделения гарнизонов. Между тем армия обороняющегося сохраняет все свои связи, т. е. она продолжает пользоваться поддержкой своих крепостей, ничем не ослабляется и остается вблизи своих источников пополнения и снабжения.

Участие населения – как пятый принцип – хотя и имеет место не при всякой обороне, ибо оборонительная кампания может вестись и на неприятельской территории, но все же этот принцип, исходя из понятия обороны, находит в ней в большинстве случаев применение. Подчеркнем, что здесь, разумеется, если не исключительно, то преимущественно, содействие ландштурма и вооруженных народных масс; но участие народа также ведет к тому, что все трения становятся менее значительными, а источники снабжения и пополнения оказываются ближе и приток сил и средств из них обильнее.

Ясную, как бы сквозь увеличительное стекло, картину влияния данных, указанных в третьем и четвертом пунктах, дает нам поход 1812 г.: 500000 человек переправились через Неман, 120000 человек участвовали в Бородинском сражении, и еще гораздо меньшее число дошло до Москвы.

Можно смело утверждать, что влияние этого огромного опыта так велико, что русские, даже если бы они затем не перешли в наступление, все же на долгое время были бы обеспечены от нового нашествия. Правда, за исключением Швеции, ни одна европейская страна не находится в таком положении, как Россия. Однако действующий принцип всюду остается тем же и отличается лишь степенью своей силы.

Если к четвертому и пятому принципам добавить то соображение, что эти силы относятся к первоначальной обороне, т.е. к обороне, протекающей в собственной стране, и что они слабеют, когда оборона переносится на неприятельскую почву и переплетается с наступательными предприятиями, то отсюда вытекает, приблизительно как и при третьем принципе, новая невыгода для наступления, ибо, точно так же, как оборона не состоит исключительно из оборонительных элементов, и наступление не состоит исключительно из элементов активных, более того, каждое наступление, которое не ведет непосредственно к миру, должно заканчиваться обороной.

Но раз все элементы обороны, встречающиеся в наступлении, ослабляются самой природой этого наступления, то это явление следует рассматривать как общий дефект последнего.

И это вовсе не праздная изворотливость мысли; напротив, здесь-то вообще и заключается главная невыгода наступления. Поэтому при составлении всякого плана стратегического наступления необходимо с самого начала обратить внимание на этот пункт, т.е. на оборону, которая должна последовать за наступлением, мы более подробно ознакомимся с этим в части, посвященной плану кампании[158]158
  См. часть 8-ю.


[Закрыть].

Великие моральные силы, которыми порою бывают проникнуты все элементы войны, как своеобразным бродильным началом, и которыми полководец может, следовательно, пользоваться в известных случаях для подкрепления своей армии, можно мыслить в одинаковой мере как на стороне наступления, так и на стороне обороны; по крайней мере те из них, которые особенно ярко блещут при наступлении (например, смятение и страх в рядах противника), обычно проявляются лишь после решительного удара и редко способствуют тому, чтобы придать ему тот или иной оборот.

Этим, я полагаю, мы в достаточной мере обосновали наше положение, что оборона представляет более сильную форму войны, чем наступление, но остается еще упомянуть об одном небольшом и до сих пор не отмеченном факторе. Мы имеем в виду ту храбрость и то чувство превосходства, которые вытекают из сознания принадлежности к числу наступающих. Это – несомненная истина, однако эти чувства очень скоро тонут в более общем и сильном чувстве, которое придают армии ее победы и поражения, талантливость или неспособность ее вождей.

Глава четвертая.
Концентричность наступления и эксцентричность обороны

Эти два представления, эти две формы пользования силами при наступлении и обороне так часто встречаются в теории и в действительности, что навязываются воображению как почти необходимые формы, присущие наступлению и обороне. А между тем мало-мальски внимательное размышление показывает, что это неверно. Поэтому мы хотим возможно раньше рассмотреть эти две формы и раз навсегда составить о них ясное представление, дабы при дальнейшем рассмотрении взаимоотношений между наступлением и обороной мы могли совершенно от них отвлечься, чтобы нам уже не мешала видимость выгоды и ущерба, которой они окрашивают все явления. Мы рассмотрим их как чистые абстракции и выделим их понятие как некую эссенцию, оставив за собой право в будущем отмечать то участие, которое указанные формы принимают в различных явлениях.

Обороняющийся мыслится как в тактике, так и в стратегии выжидающим и, следовательно, стоящим на месте, а наступающий – находящимся в движении, и притом в движении, имеющем в виду это стояние. Из этого необходимо следует, что охват и

окружение всецело зависят от воли наступающего, – конечно, до тех пор, пока продолжается его движение и сохраняется неподвижность обороняющегося. Наступающий волен выбрать концентрическую форму или отказаться от нее в зависимости от того, выгодно ли это для него или невыгодно; и эту свободу выбора следовало бы отнести к его общим преимуществам. Однако такой свободой выбора он пользуется только в тактике, в стратегии же – далеко не всегда. В тактике точки опоры обоих флангов почти никогда не дают полного обеспечения, в стратегии же – весьма часто, когда линия обороны тянется от моря и до моря или от одной нейтральной страны до другой. В этом случае наступление не может вестись концентрически, и свобода выбора является ограниченной. Еще неприятнее будет ограничение свободы выбора, когда наступление может вестись только концентрически. Россия и Франция не могут наступать на Германию иначе, как с разных сторон, и не могут предварительно собрать свои силы вместе. Таким образом, если бы позволительно было признать, что концентрическая форма действия сил в большинстве случаев является более слабой, то выгода, которую имеет наступающий благодаря большей свободе выбора, вероятно, совершенно уравновешивалась бы тем, что в иных случаях он был бы вынужден пользоваться более слабой формой.

Теперь рассмотрим влияние этих форм в тактике и в стратегии более подробно.

При концентрическом направлении сил – от периферии к центру – первое преимущество находят в том, что силы по мере продвижения вперед все более и более сближаются. Факт этот неоспорим, но предполагаемого преимущества нет, ибо сближение сил происходит у обеих сторон и, следовательно, выгоды уравновешиваются. То же можно сказать и про разброску сил при эксцентрических действиях.

Но другое реальное преимущество заключается в том, что силы, двигающиеся концентрически, направляют свое воздействие на одну общую точку, силы же, двигающиеся

эксцентрически, смотрят в разные стороны. Каковы же последствия? Здесь нам придется раздельно рассмотреть вопрос в тактике и в стратегии.

Мы не намерены производить слишком глубокий анализ и потому выдвигаем следующие пункты как выгоды, доставляемые этим воздействием в тактике.

1. Удвоение или по меньшей мере усиление действия огня, происходящее тогда, когда все части целого в известной мере уже сблизились.

2. Нападение на одну и ту же часть с нескольких сторон.

3. Захват пути отступления.

Преграждение пути отступления можно мыслить и в стратегии, но, очевидно, там оно будет гораздо труднее, ибо большие пространства заградить нелегко. Нападение на одну и ту же часть с разных сторон будет вообще тем действительнее и решительнее, чем меньше эта часть, чем ближе она мыслится к крайней грани, а именно – к единичному бойцу. Армия легко может сражаться на несколько фронтов одновременно, для дивизии это уже труднее, батальон будет драться, лишь построившись в каре, а отдельный человек совершенно не в состоянии это делать. Между тем стратегия охватывает вопросы больших масс, обширных пространств, продолжительного времени, а тактика занимает обратное положение. Отсюда следует, что нападение с нескольких сторон имеет иные последствия в стратегии, чем в тактике.

Действие огня не составляет предмета стратегии, но на его место становится нечто другое. Это – потрясение базиса, испытываемое в большей или меньшей степени всякой армией, когда неприятель победоносно появляется в ее ближнем или дальнем тылу.

Итак, можно считать установленным, что концентрическое действие сил обладает тем преимуществом, что воздействие, направленное на А, сейчас же отражается и на Б, не утрачивая своей силы по отношению к А, что воздействие, направленное на Б, сейчас же отражается и на А, так что вместе они составляют не только А плюс Б, по нечто еще большее, и что эта выгода получается как в тактике, так и в стратегии, хотя в обеих – несколько различными путями.

Что же можно противопоставить этому преимуществу при эксцентрическом действии сил? Очевидно; большую кучность группировки сил и действия по внутренним линиям. Нет надобности подробно развивать, каким путем это может сделаться таким множителем сил, что наступающий, не обладающий значительным численным превосходством, подвергается всем вытекающим из; этого невыгодам.

Раз оборона воспримет принцип движения (это движение хотя и начинается позже, чем движение наступающего, но должно быть всегда достаточно своевременным, чтобы скинуть с себя оковы застывшей пассивности), то преимущество большей сосредоточенности и внутренних линий становится в высокой степени решающим и по большей части скорее ведущим к достижению победы, чем концентрическая форма наступления. А победа должна предшествовать успеху последней: надо преодолеть противника, прежде чем думать о том, чтобы его отрезать. Словом, мы видим, что здесь существует такое же соотношение, как и вообще между наступлением и обороной: концентрическая форма ведет к блестящим успехам, форма эксцентрическая более надежно обеспечивает свои успехи, наступление представляет собой более слабую форму с позитивной целью, оборона – более сильная форма с негативной целью. Таким образом, эти формы, как нам представляется, находятся в состоянии некоторого колеблющегося равновесия. К этому еще добавим, что оборона не является повсюду абсолютной и потому не всегда лишена возможности использовать свои силы концентрически; после этих замечаний надо думать, что по меньшей мере уже не будет оснований утверждать, будто бы одного концентрического способа действия достаточно для того, чтобы предоставить наступлению общий перевес над обороной. Это заключение освобождает нас от того влияния, какое указанная идея могла бы постоянно оказывать на наше суждение.

То, что мы говорили до сих пор, обнимало и тактику, и стратегию; теперь надо отметить один чрезвычайно важный пункт, касающийся одной лишь стратегии. Выгоды внутренних линий растут с увеличением пространства, к коим относятся эти линии. При расстоянии до противника в несколько тысяч шагов или полумилю, естественно, выгадываемое время не так велико, как при расстоянии в несколько переходов или в 20-30 миль; первые, т.е. небольшие, пространства принадлежат тактике, большие же – стратегии. Правда, в стратегии для достижения цели требуется и больше времени, чем в тактике: армию нельзя преодолеть так скоро, как батальон; однако нужный промежуток времени увеличивается в стратегии лишь до известного предела, а именно до продолжительности одного сражения, и во всяком случае не превосходит тех двух-трех дней, в течение которых можно уклоняться от сражения без существенных жертв. Далее наблюдается еще более крупное различие в самом выигрыше времени, который получается в том и в другом случае. При малых расстояниях в тактике, т.е. в сражении, передвижения одной стороны происходят чуть ли не на глазах другой; сторона, действующая по внешним линиям, очень скоро усмотрит маневр противника. При более значительных расстояниях в стратегии очень редко может случиться, чтобы какое-нибудь движение не оказалось скрытым от противника по крайней мере в течение суток; довольно часто имеют место случаи, когда оно остается нераскрытым в течение недель, особенно если переброска распространяется лишь на часть сил и совершается на значительном удалении. Легко понять, как велика выгода скрытности для того, кто по самой природе своего положения более всего имеет возможность ее использовать.

На этом мы заканчиваем наше рассмотрение концентрического и эксцентрического воздействия сил и их отношения к наступлению и к обороне, но оставляем за собой право еще вернуться к этому предмету.