Текст книги "Дрянь погода"

Автор книги: Карл Хайасен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

11

Макса вывели из задумчивости слова:

– Тебе необходимо оставить память о себе.

Их с капитаном подвозил грузовик фирмы «Сам-вози», и теперь они тряслись в кузове по Первому федеральному шоссе с двумя тысячами банок супа «Кэмпбелл» с брокколи и сыром. То был дар жертвам урагана от баптистской церкви из Паскагулы, штат Миссисипи. Однообразие груза компенсировалось тем, что дар подносился от всей христианской души.

– Вот как поступают люди, когда происходит катастрофа. – Сцинк кивнул на ящики с консервами. – Помогают друг другу. А вот ты…

– Я ведь извинился.

– …ты, Макс, заявляешься с видеокамерой.

Макс закурил. Весь день губернатор пребывал в скверном настроении. Сначала порвалась пленка с любимой записью «Стоунз», потом сели батарейки в плейере.

– Люди, пославшие этот суп, пережили «Камиллу». Пожалуйста, скажи, что ты слыхал о «Камилле».

– Это ураган?

– Охереннейший ураган. Макс, кажется, ты делаешь успехи.

Пленник сделал робкую затяжку.

– Вы говорили, нужно достать лодку?

– У всех должно быть наследие, – продолжал Сцинк. – Чтобы каждый чем-то запомнился. Ну-ка, давай послушаем свои слоганы.

– Не сейчас же.

– Я больше не смотрю телевизор, но кое-какую рекламу помню. – Губернатор ткнул в ущелье красно-белых банок. – «Мм! Мм! Вкусно!» Это классика, нет?

– А вы никогда не слышали о «Сливовых Хрустяшках»? – бесстрашно спросил Макс. – Хлопья к завтраку.

– Хлопья, – повторил Сцинк.

– «Тебя Сливовые Хрустяшки осливят и просливят!»

Похититель нахмурился. Из кармана камуфляжных штанов он достал фетровую коробочку, в каких продают ювелирные украшения. Вынул оттуда скорпиона и посадил себе на бурое от солнца запястье. Скорпион ошалело хватал воздух толстенькими клешнями. Макс не верил своим глазам. Горлу под ошейником стало жарко. Макс подтянул ноги и приготовился сигать из грузовика, если Сцинк бросит в него эту жуткую тварь.

– Этот хмыреныш – из Юго-Восточной Азии, – сказал Сцинк. – Я его сразу признал. – Мизинцем он поглаживал скорпиона, пока тот не выгнул ядовитое жало.

Макс спросил, как вьетнамский скорпион добрался до Флориды.

– Вероятно, провезли контрабандой, – ответил Сцинк. – А во время урагана он удрал. Я нашел его в конюшне. Помнишь «Жаворонков»? «Пой соловьем с нашими жаворонками!»

– Смутно. – Макс был ребенком, когда телевидение заполонила реклама этих сигарет.

– Вот что я имею в виду под наследием, – сказал Сцинк. – Кто сейчас помнит того, кто придумал «Жаворонков»? А вот ковбой «Мальборо» – самый большой успех за всю историю рекламы.

Тут не поспоришь. Интересно, откуда Сцинк это знает? Макс заметил, что скорпион запутался в седоватой поросли на руке капитана.

– Что вы собираетесь с ним делать? – спросил Макс. Ответа не последовало. Макс попробовал зайти с другой стороны: – Бонни до смерти боится насекомых.

Сцинк сгреб скорпиона в ладонь.

– Он не насекомое, Макс. Это паукообразное.

– Ну, в смысле, жуков. Бонни приходит в ужас от всяких жуков.

Но Макс имел в виду себя. Тревога ледяными иглами покалывала руки и ноги. Он пытался как-то увязать губернаторскую симпатию к скорпиону с мнением о ковбое «Мальборо». Что этот психопат имел в виду?

– Твоя Бонни умеет плавать? Тогда все в порядке. – Губернатор закинул скорпиона в рот и звучно проглотил.

– О господи… – вымолвил Макс.

Выдержав паузу, Сцинк открыл рот. Скорпион с неподвижными клешнями безмятежно свернулся у него на языке.

Макс загасил сигарету и поспешно закурил следующую. Привалившись головой к ящику с консервами, он беззвучно молился: милый боженька, пусть Бонни не скажет ничего такого, что разозлит этого типа.

Служба Авилы окружным инспектором протекала непримечательно – за исключением тех шести месяцев, когда он угодил под полицейское расследование. Легавые внедрили в строительное управление своего человека, изображавшего куратора. Среди множества нарушений тайный агент отметил, что Авила инспектирует новые крыши со сверхчеловеческой скоростью – около шестидесяти кровель в день, даже не пользуясь лестницей. Выставленные наблюдатели зафиксировали, что инспектор и не думал лазать по предназначенным к осмотру крышам. Он вообще покидал машину лишь для неизменного двухчасового фуршета в стрип-баре городка Хайалиа. Наблюдение показало, что Авила промахивал новостройки на столь нереальной скорости, что подрядчикам часто приходилось вприпрыжку гнаться за его грузовичком, чтобы вручить противозаконное вознаграждение. Факты передачи денег предельно ясно отразила видеосъемка.

После оглашения результатов следствия жюри присяжных готовилось выдвинуть уголовное обвинение. Демонстрируя озабоченность, руководство строительного управления перевело Авилу и еще нескольких жуликоватых сотрудников на скромные должности, считавшиеся непрестижными и холопскими: их статус подкреплялся относительно ничтожными размерами взяток. Авилу сослали инспектировать мобильные дома. У него не было ни подготовки для этой работы, ни охоты ею заниматься. Трейлер – он и есть трейлер, украшенная консервная банка. Понятие «обязательное укрепление» в трейлерном парке – оксюморон: Авила знал, что ни один домик не выдержит самого слабого урагана. Так чего еще беспокоиться и закреплять эти фиговины?

Создавая видимость инспекций, Авила получал от торговцев трейлерами скромную мзду: полтинник от одного-другого, бутылку виски «Старый дедушка», порнофильмы, упаковку колы. Полицейской слежки он не опасался. Власти беспокоились о защите интересов растущего среднего класса, который приобретал дома, но всем было глубоко плевать, что происходит с теми, кто покупает трейлеры.

Это заботило лишь таких, как Айра Джексон, чья мать в таком жила.

Если не считать автовокзала в Гватемале, Айре еще не доводилось видеть таких неорганизованных и безразличных к посетителям учреждений, как строительное управление округа Дейд. Полтора часа ушло на поиски клерка, который бы сносно понимал английский, а потом еще час – чтобы заполучить документы по трейлерному парку «Солнечный Досуг». Айра несколько удивился, что в нынешних обстоятельствах папка с бумагами сохранилась. По его наблюдениям, другие документы исчезали фургонами. Понимая, что после урагана в строительной индустрии возникнет скандал, застройщики, подрядчики и скомпрометировавшие себя инспекторы предпринимали отважные шаги, чтобы скрыть свою роль в преступлениях. Проталкиваясь к свободному стулу, Айра Джексон различал среди искренне опечаленных лиц физиономии явных виновников: взмокший лоб, плотно сжатые губы, суженные бегающие глаза. Эти люди боялись публичного разоблачения, массовых исков и тюрьмы.

Хорошо бы, если б так и было, думал Айра. Но опыт подсказывал другое. За решетку отправлялись типы, ограбившие винную лавку, но не богатые парни, не бюрократы, не слуги общества.

Джексон пролистал документы по трейлерному парку и нашел фамилию человека, который халтурно проинспектировал домик матери. Протиснувшись к конторке, он перехватил невероятно спешащего куда-то клерка, который сообщил, что мистер Авила у них больше не служит.

– Что так? – поинтересовался Айра.

– Уволился, – пояснил клерк, – открыл собственное дело. – Видя, что Айра Джексон уже на взводе, чиновник не счел нужным рассказывать, что отставка инспектора была частью соглашения о признании вины, заключенного управлением с прокуратурой. Пусть мистер Авила сам поделится с мистером Джексоном этой личной деталью, если пожелает.

– У вас есть его нынешний адрес, так? – спросил Айра.

Клерк ответил, что разглашение подобной информации – вне его полномочий.

Айра Джексон перегнулся через стойку и мягко взял молодого человека за плечо.

– Слушай, Пако. Я приду к тебе домой. Я сделаю больно всей твоей семье. Ты понял? Включая домашних животных.

– Сейчас вернусь, – кивнул чиновник.

Синяя мигалка, появившаяся в зеркале заднего вида, Щелкунчика больше раздосадовала, чем испугала. Забирая джип у бандитствующих рэперов, он предполагал, что машина в розыске, но не думал, что копы сразу кинутся ее искать, когда у них столько дел из-за урагана.

Щелкунчик прижался к обочине. Интересно, чего набалаболил Малыш-Ебыш, оказавшись в больнице? Парень, несомненно, разозлился, после того как ему в задницу вправили компакт-диск, наподобие сверкающего суппозитория.

Но легавым-то какое дело? Хотя, может, шпана и угнанный джип тут ни при чем, подумал Щелкунчик. Наверное, я просто чего-нибудь нарушил.

Тормознувший его полицейский оказался женщиной. Симпатичной, с красивыми голубыми глазами, напомнившими Щелкунчику девчонку, с которой он пытался законтачить в Атланте, этакой католичкой с турбонаддувом. Темные волосы женщины убраны под шляпу, на пальце обручальное кольцо, которое просто молило, чтоб его отнесли в ломбард. Слишком большая кобура на ее бедре казалась лишней. Полицейша посветила в машину фонариком и попросила права.

– Бумажник забыл дома.

– Какое-нибудь удостоверение?

– Боюсь, нету. – Щелкунчик для убедительности похлопал себя по карманам.

– Ваше имя?

– Борис. – Щелкунчик обожал Бориса и Наташу из старого телешоу «Роки и Буллвинкл». [33]33
  Белка Роки и лось Булвинкл – персонажи мультфильма, где действуют звери и люди, в частности злодеи Борис и Наташа.


[Закрыть]

– Борис кто? – спросила женщина.

Щелкунчик не знал, как пишется фамилия мультяшного Бориса, поэтому сказал:

– Смит. Борис Дж. Смит.

Светлые глаза женщины будто потемнели, голос стал бесцветным:

– Сэр, вы ехали со скоростью семьдесят миль в час на участке с ограничением в сорок пять миль.

– Серьезно? – Щелкунчику полегчало. Идиотский штраф за превышение. Может, просто выпишет квитанцию, а в базу заносить не станет?

– В штате Флорида запрещено управлять автомобилем бездействующего водительского удостоверения, – продолжила полицейша. – Вам это известно.

Ладно, подумал Щелкунчик, два штрафа. Делов-то, блин! Однако он заметил, что женщина не называет его «мистером Смитом».

– Вы также знаете, что предоставление ложной информации офицеру правоохранительных органов противозаконно.

– Конечно. – Щелкунчик про себя выругался.

Сука не купилась.

– Пожалуйста, оставайтесь в машине.

Щелкунчик видел в зеркале, как прыгает по асфальту луч фонаря, когда женщина-полицейский шла к своей машине. Конечно, сейчас пробьет по рации номера джипа. У Щелкунчика заломило плечи. Шансов оправдаться за угнанную машину столько же, сколько объяснить наличие в кармане семи тысяч долларов.

Есть два выхода. Первый – смыться, что гарантирует погоню, костоломную аварию и арест по обвинению в многочисленных, не связанных друг с другом преступлениях.

Второй вариант – не дать этой бабе связаться по рации. Что Щелкунчик и сделал.

Некоторые урки ни за что не ударят женщину, но к этому спорному вопросу Щелкунчик относился нейтрально.

Легавый есть легавый. Женщина увидела приближавшегося Щелкунчика, но рулевая колонка помешала ей быстро выхватить огромный «Смит-и-Вессон». Полицейша успела только расстегнуть кобуру. И все – спокойной ночи, медсестра.

Забрав фонарь, пистолет и обручальное кольцо, Щелкунчик оставил бесчувственную женщину на обочине.

Уезжая, он заметил, что костяшки на руке чем-то вымазаны.

Похоже, помадой.

Щелкунчик не испытывал ни стыда, ни раскаяния – вообще ничего.

Эди Марш начала понимать страдания настоящих жертв урагана. За день трижды принимался дождь, оставляя повсюду в доме Торреса грязные лужи. Ковры под ногами чавкали, по комнатам прыгали зеленые лягушки, а в раковине ванной обосновался выводок москитов. Ливень прекратился, но с голых стропил все равно часами капало. Даже в какофонии соседских молотков и пил этот шум сводил Эди с ума. Она вышла во двор и без энтузиазма покликала пропавших такс, но мгновенно бросила это занятие, углядев толстую бурую змею. Эди так завизжала, что прибежал сосед; он взял швабру и выгнал тварь. Потом спросил о Тони и Нерии.

– Они уехали из города, – ответила Эди, – и попросили приглядеть за домом.

– А вы?…

– Кузина, – ответила Эди, понимая, что похожа на латиноамериканку не больше Голди Хоун. [34]34
  Голди Хоун (р. 1945) – американская комедийная актриса.


[Закрыть]

Сосед ушел, а Эди поспешила в дом и забралась с ногами в кресло. Включила радио и положила рядом монтировку. Стемнело. Молотки и пилы смолкли, и стало слышно, как по соседству вопят младенцы, хрипят радиоприемники, хлопают двери. Эди боялась, что сейчас появятся грабители, насильники или неизвестный хищник, который счавкал бедняжек Доналда и Марлу, будто кругляшки «Тик-Так». К приходу Фреда Эди превратилась в комок нервов.

Страховщик принес букетик гардений. Точно собрался вести девушку на выпускной бал.

– Ты это серьезно? – спросила Эди.

– А что такого? Роз не нашел.

– Фред, я больше не могу здесь. Сними мне комнату.

– Все будет хорошо. Посмотри-ка, я взял вина.

– Фред!

– И ароматизированные свечи.

– Фре-е-ед!!!

– Что?

Эди усадила его на промокший диван.

– У нас деловые отношения, а не любовной роман. – Фред надулся. – Милый, мы просто разок перепихнулись. Не волнуйся, все за то, что мы сделаем это снова. Но у нас не любовь и не страсть, а финансовое партнерство.

– Ты меня соблазнила, – заметил оценщик.

– Конечно, соблазнила. И ты был неподражаем.

Фред горделиво приосанился – душа приготовилась к взлету.

– Но больше никаких цветов, никакого вина, – выговаривала Эди. – Просто сними для меня комнату в своей чертовой «Рамаде», ладно?

– Хорошо, – серьезно согласился Фред. – Завтра утром.

– Милый, ты посмотри, что здесь творится – ни крыши, ни стекол в окнах. Хуже пляжной кабинки!

– Ты права, Эди, здесь тебе оставаться невозможно. Я перепишу свои представительские.

– Ну что ты мелочишься, Фред! Мы собираемся ободрать твою компанию на сто сорок одну тысячу баксов, а ты жмешься из-за шестидесятидолларовой комнаты в мотеле. Ну сам подумай.

– Не сердись, пожалуйста.

– Ты оформил заявление на выплату?

– Да, вот бумаги.

Посмотрев документы, Эди Марш приободрилась. Она развязала букетик и поставила цветы в кофейник с тепловатой дождевой водой. Затем пара откупорила бутылку «шабли» и выпила за успех предприятия. После четвертого бокала Эди сочла уместным спросить напарника, что он собирается делать со своей долей.

– Куплю яхту и поплыву в Бимини, – ответил страховщик.

– А женушка?

– Кто? – переспросил Фред, и оба рассмеялись. Оценщик тоже поинтересовался, как Эди распорядится семьдесят одной тысячей.

– Хайянис-Порт, – ответила Эди, не уточняя.

Когда «шабли» кончилось, Эди притащила в гостиную высушенный матрац и, вывернув лампочку, зажгла принесенную Фредом свечку, которая пахла солодовым молоком. Раздеваясь, Эди услышала, как партнер копошится в портфеле – искал презерватив. Фред зубами надорвал фольгу и сунул пакетик подружке в руку.

Эди считала презервативы абсолютно дурацким изобретением – они ее и трезвую-то смешили, а в подпитии вызывали просто бурю веселья. На сегодня ухарь Фред выбрал красненькую резинку, только натягивать ее было, собственно, не на что. Хихиканье партнерши сбило Фреда с панталыку, испортив чудное настроение, созданное вином. Распростершись на спине, оценщик отвернулся. Эди шлепнула ему по ногам, чтобы раздвинул, и умостилась между.

– Чего ты сразу сдался? – попеняла она. – Соберись, миленький. Ну-ка! – И Эди крепко ухватила Фреда между ног.

– Не могла бы ты…

– Нет. – Хихикать при минете всегда считалось дурным тоном, к тому же Фред из тех, кто может никогда не оправиться от эмоциональной травмы. – Сосредоточься, – наставляла Эди. – Вспомни, как нам было хорошо вчера.

С помощью Эди презерватив уже начал развертываться в боевую позицию, когда внезапно смолк электрогенератор. Бензин кончился, подумала Эди. Но это терпит, главное – Фред-младший начал подавать признаки жизни.

Что-то тихо щелкнуло, и украшенный нарядной шапочкой член Фреда вдруг оказался в луче яркого света. Эди выпустила неслуха и села. Сосредоточенно зажмурившийся Фред прошептал:

– Не останавливайся.

В дверях стоял человек с мощным фонарем.

– Свечки, – проговорил он. – Офигеть, как уютно.

Фред Дав перестал дышать и зашарил рукой, ища очки.

Эди встала, прикрыв грудь руками.

– Спасибо, что постучал, придурок, – сказала она.

– Я вернулся за машиной. – Щелкунчик водил лучом вверх-вниз по ее телу.

– Ищи на улице, где ты ее бросил.

– А куда торопиться? – сказал Щелкунчик и шагнул в дом.

Бонни пришла в комнату Августина в половине второго. Забралась под одеяло, не коснувшись хозяина двуспальной кровати, что было совсем непросто.

– Вы спите? – прошептала Бонни.

– Без задних ног.

– Извините.

Августин повернулся к ней.

– Подушка нужна?

– Лучше обнимите.

– Не пойдет.

– Почему?

– Я, признаться, слегка голый. Не ждал гостей.

– Еще раз извините.

– Закройте глаза, миссис Лэм.

Августин встал и натянул просторные брюки. Рубашку не надел, спокойно отметила Бонни. Августин скользнул под одеяло и обнял ее. Какая у него теплая и гладкая кожа. Вот он шевельнулся, и у Бонни под щекой прокатились тугие мышцы. Макс сильно отличается сложением, подумала Бонни и тотчас прогнала эту мысль. Нечестно сравнивать, кто лучше обнимается. Сейчас, по крайней мере.

Она спросила, был ли Августин женат.

– Нет, – ответил он.

– А помолвлены были?

– Трижды.

– Врете! – Бонни подняла голову.

– К сожалению, нет. – В полутьме комнаты было видно, что Бонни улыбается. – Вас это забавляет?

– Скорее интригует. Три раза?

– Нареченная успевала одуматься.

– Это были разные женщины? Без повторов?

– Разные.

– Я должна спросить, что произошло. Отвечать не обязательно, но не спросить не могу.

– Ну, первая вышла за преуспевающего адвоката. Он занимался делами о личном ущербе и вел в суде групповой иск по силиконовым имплантантам. Вторая основала архитектурную фирму и сейчас в любовницах у венесуэльского министра. А третья снимается в популярной кубинской мыльной опере, она там играет Мириам – ревнивую шизофреничку. Пожалуй, – заключил Августин, – все они поступили мудро, прервав отношения со мной.

– Готова спорить, обручальные кольца остались у них.

– Ой, это всего лишь деньги.

– И вы до сих пор смотрите ту мыльную оперу?

– Она очень хорошо играет. Весьма убедительно.

– Необычный вы парень, – сказала Бонни.

– Вам уже лучше? Как правило, мои проблемы других ободряют.

Бонни опустила голову:

– Меня беспокоит завтрашняя встреча… с Максом.

– Вполне естественно, что вы нервничаете. Я и сам немного дергаюсь.

– Ружье возьмете?

– Посмотрим. – Августин сильно сомневался, что губернатор объявится, да еще с мужем Бонни.

– Вы боитесь?

Августин чувствовал ее легкое дыхание на своей груди.

– Не боюсь, – сказал он. – Тревожусь.

– Эй.

– Что – эй?

– Вы возбуждаетесь?

Августин смущенно поерзал. Чего она еще ожидала?

– Теперь моя очередь извиниться.

Но Бонни не стала отстраняться. Августин глубоко вздохнул и постарался думать о чем-нибудь другом… Например, о сбежавших обезьянах дяди Феликса. Далеко они забрались? Как им на свободе?

Но отвлекающие размышления Августина прервала Бонни:

– А вдруг Макс изменился? Может, с ним что-то случилось.

Случилось – это уж точно. Можешь не сомневаться, подумал Августин, но сказал другое:

– Ваш муж держится. Сами увидите.

12

– Хочешь жабку? – спросил Сцинк.

Шоковый ошейник сделал свое дело: Макс Лэм стал безоговорочно сговорчив. Раз капитан хочет, чтобы он курил жабку, будем курить жабку.

– Это не приказ, а предложение, – пояснил Сцинк.

– Тогда, спасибо – нет.

Макс вглядывался в теплую просоленную ночь. Где-то во мраке к нему пробирается Бонни. Макс не волновался и не лелеял надежд, хотя, наверное, следовало; он сам удивлялся, отчего так. Все происходившее не вызывало в нем душевного отклика, словно испытание пленом выжгло основные нервные центры. Например, он даже не попытался робко возразить, когда Сцинк выпустил азиатского скорпиона на поле для гольфа в Ки-Бискейне. Капитан осторожно положил ядовитую тварь на лужайку у восемнадцатой лунки.

– Это любимое поле мэра, – сказал он. – Считай, что я оптимист.

Макс не проронил ни слова.

Теперь они расположились в деревянном домике на сваях, стоявшем посреди залива. Сцинк свесил длинные ноги с причальной платформы, перекореженной и изогнутой, словно китайский воздушный дракон. Ураган вытянул сваи из углублений на дне. Другие домики штормом срезало начисто, а этот с трудом, но выстоял. Он кренился и скрипел при легчайшем ветерке. Максу казалось, дом погружается в воду. Сцинк рассказал, что домик принадлежал человеку, который по нездоровью уволился из прокуратуры. Недавно отставник женился на красавице, игравшей на двенадцатиструнной гитаре, и переехал на острова Эксума.

Сидя под раскачивающимся фонарем, Сцинк закурил очередной косяк. Экзотический запах, подумал Макс, смесь марихуаны и французского лукового супа. Пахнет сильно и противно.

– Это ядовитая жаба, – объяснял Сцинк. – Bufo marinus. Жаба морская. Привезена из Южной Америки, вытесняет местные особи. Слыхал о ней? – Он глубоко, со всхлипом затянулся. – Железы сеньора Буфо выделяют молочко, способное за шесть минут убить взрослого добермана.

– Полагаете, такое вещество стоит вдыхать? – спросил Макс.

– Существует специальный процесс вытяжки. – Сцинк опять сильно затянулся.

– И что это жабье молочко делает?

– Всё и ничего. Я бы сказал, воздействие – как от любого хорошего наркотика. Психоневротическая рулетка. – Подбородок Сцинка ткнулся в грудь. Веко здорового глаза встрепенулось и закрылось. Дыхание кошмарно участилось – на выдохе капитан скрипел, как тормозящий поезд метро. Прошло пятнадцать минут, Макс не шелохнулся. Мысль о побеге даже не возникла – ошейник выработал рефлекс собаки Павлова.

Во время вынужденного перерыва мысли Макса обратились к Биллу Наппу из рекламного агентства. Предприимчивый гаденыш наверняка положил глаз на угловой кабинет Макса, откуда открывался вдохновляющий вид на кусочек Мэдисон-авеню. Каждый день, проведенный с непредсказуемым похитителем, способствовал продвижению по службе коварного Билли. Макс горел желанием вернуться в агентство и сокрушить притязания этой сволочи, всегда действовавшей исподтишка. Кажется, Макс вполне созрел, чтобы жестоко унизить подлеца. Представлялись зловещие картины: безработного и бездомного Наппа бросила жена, он превратился в шамкающую развалину и, съежившись над огоньком из газового балончика в холодном переулке, сосет мокрый охнарик, пропитанный потом ядовитой жабы…

Сцинк резко очнулся, сильно закашлялся и швырнул окурок погасшего косяка во взбаламученную, штормом заиленную воду. Неподалеку в волнах ныряла сломанная мачта затонувшей шлюпки. Сцинк молча показал на призрачный обломок. Корявый палец долго покачивался в воздухе.

– Скажи-ка, – обратился капитан к Максу, – какое место ты бы назвал самым потрясающим?

– Иеллоустоунский национальный парк. Ездил с автобусной экскурсией.

– О господи!

– А что такого?

– Там рядом есть участок для гризли. Видел? То есть это поистине печальное зрелище – у животных ни когтей, ни яиц. Они такие же дикие, как хомяки, но туристы выстраиваются в очередь, чтобы на них посмотреть. Гризли с отрезанными яйцами!

Сцинк задергал головой, точно пытаясь вытряхнуть из уха шмеля. Макс Лэм не понял, почему разговор вдруг резко отклонился от темы. Он не разделял сочувствия безумца к выхолощенным гризли. Удаление когтей животным – вполне разумная и необходимая процедура в общественном парке развлечений. Иначе исков не оберешься. Но Макс понимал, что спорить невыгодно. Он вел себя тихо, когда Сцинк завалился на хромой настил. Похититель трясся, метался и выкрикивал незнакомые Максу имена. Через полчаса он пришел в себя и уставился в звездную высь.

– С вами все в порядке? – спросил Макс.

Сцинк спокойно кивнул:

– Издержки жабы. Приношу извинения.

– По-вашему, Бонни сумеет нас здесь отыскать?

– Зачем, скажи на милость, жениться на женщине, которая не может следовать простым инструкциям?

– Но такая темень…

Путешествие в Свайный Городок напугало Макса сверх всякой меры – на полной скорости, без ходовых огней они летели на гребнях волн в открытом ялике. Гораздо страшнее, чем в аэроглиссере. Ураган превратил залив в призрачное кладбище затонувших яхт, рыбацких лодок, прогулочных катеров и моторок. Пока добирались, Сцинк вынул стеклянный глаз и сунул пленнику на сохранение. Макс сжимал его в ладони, как бриллиант Хоупа. [35]35
  Уникальный по размеру и цвету (индиго) бриллиант. Хранится в Смитсоновском институте США, оценен в 250 миллионов долларов.


[Закрыть]

– Твоя жена наверняка прихватит кого-нибудь, кто знает дорогу.

– Мне бы сигаретку. Позвольте закурить, капитан.

Сцинк долго рылся в кармане куртки, отыскал наконец пачку и вместе с зажигалкой перебросил пленнику.

Макс поражался, насколько быстро он привык к печально известному своей крепостью «Мустангу». У борцов с курением эти сигареты пользовались репутацией убийц, а в агентстве их в шутку называли «мухоморами». Мак приписывал свою новую вредную привычку сильному стрессу, а не слабохарактерности. В рекламном бизнесе требовалось быть невосприимчивым к низменным склонностям, которые тиранили обычного потребителя.

– Чем еще можешь похвастаться? – спросил Сцинк.

– Простите, не понял?

– Какие еще слоганы, орел? Кроме «Сливовых Хрупяшек».

– «Хрустяшек», – въедливо поправил Макс.

Сцинк встал, и платформа заерзала. Макс вцепился в полусгнившую балку. Деваться некуда – старик, переправивший их через залив, выхватил у Сцинка пятьдесят долларов и поспешно направил ялик обратно к материку.

Сцинк кругами размахивал над головой фонарем. Завороженно глядя на этот странный маяк, Макс сказал:

– Ну вот еще слоган, капитан, – «Свежесть доброго утра – на весь день».

– А название продукта?

– «Интимная морось».

– Тьфу ты! – Сцинк опустил зашипевший фонарь.

– Это предмет женской гигиены. – Макс пытался не оправдываться. – Очень популярный.

– Малиновая подмывка! Господи, я думал, ты шутишь. И это все, чего ты достиг в жизни, – расхваливаешь спринцовки?

– Вовсе нет! – огрызнулся Макс. – Безалкогольные напитки, присадки к топливу, лазерные копиры – я работал по многим товарам. – Он сам не понимал, что его толкнуло заговорить об «Интимной мороси». Неосознанный мазохизм или он просто устал?

Сцинк тяжело опустился на перила, опасно накренившиеся к воде.

– Я слышу лодку. Точно, – сказал он.

Макс напряженно вглядывался в темноту. Он ничего не улавливал, кроме плеска волн и редких вскриков чаек.

– И что теперь? – спросил Макс. Ответа не последовало. В желтом мерцании фонаря мелькнула улыбка безумца. – Вы вправду не хотите выкупа?

– Я этого не говорил. Но мне нужны не деньги.

– Тогда что? – Макс швырнул сигарету в воду. – Объясните, что, черт возьми, происходит! Я уже сыт по горло этими играми!

Сцинка позабавила эта гневная вспышка. Может, эгоистичный пижон небезнадежен.

– Я хочу побыть с твоей женой. Она меня заинтриговала.

– В каком смысле?

– Научно. Антропологически. Что же она в тебе нашла? Как вы сочетаетесь? – Сцинк озорно подмигнул. – Я люблю загадки.

– Если хоть пальцем ее тронете…

– Ах какой храбрый жеребчик!

Макс сделал два шага к безумцу, но замер, когда Сцинк поднес руку к своему горлу. Ошейник! Макса прострелило жаром от затылка до копчика. Мгновенно представилось, как он дергается, словно марионетка. Даже знай он, что батарейки в пульте сдохли шесть часов назад, реакция была бы такой же. Макс стал рабом подсознания. Он уже знал, что ожидание боли парализует сильнее самой боли, но что от этого знания толку…

Когда Макс успокоился, Сцинк его заверил, что не имеет плотского интереса к Бонни.

– Пойми, я стремлюсь не перепихнуться, а определить место человека в пищевой цепи. – Он взмахнул длинными руками, словно охватывая весь мир под звездным небом. – Загадка всех времен, мой юный турист. Пять тысяч лет назад мы рисовали на стенах пещер. А сегодня слагаем оды спринцовке с фруктовым ароматом.

– Это просто работа, – раздраженно ответил Макс. – Поймите же, наконец.

Сцинк зевнул, как обожравшаяся гиена.

– Чертовски мощный у этой лодки мотор. Надеюсь, Бонни хватило ума не звонить в полицию.

– Я ее предупредил.

– Мое мнение о твоей жене сложится из того, как она управится с ситуацией, – продолжал Сцинк. – Кого привезет. Как все воспримет. Насколько владеет собой.

Макс спросил, есть ли у Сцинка оружие. Одноглазый лишь прищелкнул языком.

– Видишь ходовые огни?

– Нет.

– Вон там, в сторону Ки-Бискейна.

– Да, вижу.

– Похоже, два мотора. Кажется, сдвоенный «Меркурий».

На катере включили мощный прожектор. Белый луч скользил по водам Свайного Городка, а потом уперся в ограждение платформы. Сцинка это не обеспокоило.

Он доставал из карманов жаб. Макс насчитал одиннадцать серых и хмурых тварей с раздутым зобом и пупырчатой кожей, некоторые – размером с крупную картофелину «айдахо». Сцинк высаживал их рядком у своих ног. Макс безучастно наблюдал: может, ему снится кошмар, который начался с появления шелудивой макаки. Но вот сейчас он проснется в постели рядом с Бонни…

Толстые морские жабы пыхтели и елозили, пуская ручейки. Сцинк шепотом бранил их. Попав в луч прожектора, они, мигнув влажными выпученными глазами, одна за другой с плеском попрыгали в воду. Сцинк радостно заорал:

– Курс на юг, ребята! Плывите в Гавану, в Сан-Хуан – домой, к чертовой матери!

Макс видел, как одни жабы ныряют на глубину, а другие покачиваются на пенистых гребешках волн. Он не знал и знать не хотел, что их ждет. Всего лишь отвратительные жабы, пусть их сожрут барракуды. Макса интересовало только одно: нельзя ли как-нибудь использовать увиденное, чтобы управлять безумным циклопом?

А Сцинк уже вроде и забыл о жабах. Он опять восхвалял ураган:

– За полчаса мыс Флорида превратился в лунную поверхность – ни единого деревца!

– Катер…

– Ты вдумайся!

– Мы в прожекторе…

– Как прекрасна ярость шторма! А ты лезешь со своей видеокамерой. – Сцинк огорченно вздохнул. – «Грех всегда расписывается на лице человека». Оскар Уайлд. Ты вряд ли его читал.

Молчание Макса подтвердило сомнение губернатора.

– Я все ждал, – сказал Сцинк, – когда он проступит на твоем лице. Грех то есть.

– Я же никому не причинил вреда, так? Может, я поступил нечутко, но безвредно. Вы своего добились, капитан. Теперь отпустите меня.

Катер приблизился, и стало видно, что он голубой, с металлическим отливом и белой, изломанной, будто молния, полосой на борту. Около рубки виднелись две фигуры.

– Вот она, – сказал Макс.

– И без копов. – Сцинк махнул катеру, чтобы причаливал.

Одна фигура, пройдя к носу катера, бросила веревку. Сцинк поймал и закрепил швартов. Моторы смолкли. Течением корму придвинуло к сваям, и катер оказался в тусклом свете фонаря.

На носу лодки стояла Бонни. Макс ее окликнул. Бонни взошла на платформу и обняла его, как нянька, которая утешает малыша, ободравшего коленку. Макс ответил по-мужски сдержанно, понимая, что за ним наблюдают и похититель, и человек, сопровождавший жену.

Сцинк отступил в тень домика и с улыбкой смотрел на воссоединившуюся пару. Широкоплечий парень у штурвала покидать катер не собирался. Молодой, в голубом пуловере, обрезанных джинсах и босой. Уверенно чувствует себя на открытой воде, и даже маневры по заливу в кромешной тьме, среди опрокинутых лодочных корпусов и обломков его не особо впечатлили.