Текст книги "Некромантия и помидоры (СИ)"

Автор книги: Карина Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7

Часть 7 О древних созданиях, предсказаниях и ведьмах

От старухи знакомо пахло диким лесом, тем первозданным, который не отличался добротой к людям, но умел ценить силу. И стоило отойти от яблони, как когтистая лапа, мгновенье до того бывшая рукой, впилась в ладонь.

– Сколько веков уж живу, – произнёс сиплый голос. – А впервые вижу некроманта со знаком Ваа-кхали. И как это огненный птах допустил?

– Отец был из его рода, Уважаемая, – Рагнар не дрогнул. А коготь пробил кожу, выпустив каплю крови. И Веёльви подхватила её, поднесла к губам и, слизнув, прикрыла глаза.

– Не врёшь. Но рожа… ты себя в зеркале видел?

– Видел.

– Кто ж с такой рожей за женщиной ухаживает?

– А с какой надо? – удивился Рагнар.

Тем паче Зинаида ничего о его внешности не говорила. Хотя… он ведь и не ухаживает. Во всяком случае до этого момента он в принципе ни о чём подобном не задумывался.

– С приличной!

Рагнар лишь кивнул. Древние создания зачастую имели сложный характер. И спорить с ними было себе дороже.

– Но это ничего. К роже, если так-то, и притерпеться можно. Да и девочка у нас не балованная… хорошая девочка, вежливая. Даром, что дар почернел. Ну да каким ему ещё быть, когда всё так-то вышло.

– Как?

– А оно тебе надо? – Веёльви глянула искоса. И лицо её преобразилось. Нос удлинился, изогнулся, почти касаясь верхней губы, которая в свою очередь укоротилась. Кожа потемнела и узоры морщин легли поверху, повторяя рисунок древесной коры. – Смотри, чем больше человека знаешь, тем сильней привязываешься. А ты этого боишься.

– Я не боюсь.

– Ой ли? Рагнар Кровавая Секира. Себе хоть не ври. У каждого из нас есть свой страх. А не дело это, воину от страхов отворачиваться.

– Я…

– Молчи уже, остолоп…

От кого другого Рагнар не стерпел бы. А тут лишь замолк послушно. С Веёльви спорить – себе дороже. Разгневается и соберет нити судьбы твоей, завяжет тугим узлом и пророчеством каким-нибудь запечатает.

Слыхал он легенды.

И все сходились на одном: ничего хорошего от пророчеств Веёльви ждать не след.

– Хорошая у них семья была. Славная. И родители друг друга любили. Прям как твои.

И снова взглядом впилась.

Спрашивать, откуда знает, не след. Знает и всё. Такие, как она, всегда видят больше других.

– И её вот баловали, жалели да берегли от мира, как ты от племянницу… тоже мне, девка. В мои времена, чтоб девки да так рядились? Совсем стыд потеряли!

– Её не трожь.

– Не трону, – миролюбива произнесла Веёльви. – На кой она мне сдалась? Да и ты так-то не особо и нужен. Хотя, авось, на что и сгодишься, проводишь бабушку. Так вот, хорошая была семья, да… не всегда и не за всем уследить можно. Поехали они куда-то. А там грузовик. Понавыдумывали железа холодного, огнём согрели, по дорогам пустили. Я ещё когда говорила, что не будет с того добра-то…

Ворчание было глухим, и говорила она уже не на местном языке, на своём, предвечном, который был не знаком, но понятен.

– И от тут… была семья, да не стало. Матушку Зиночкину долго достать пытались, да и её саму не сразу вытащили. И видела она, как мать померла. Оттого дар её и наизнанку и вывернулся.

– Что? – Рагнар едва не споткнулся, за что получил клюкой по лбу.

– Под ноги смотри, а то вырос громила громилой, а туда же. Грохнешься ещё да бабушку задавишь.

Эту бабушку, сдаётся, не всякий гмырх сожрать может.

– А понял ты верно. Иной у ней дар был. От рождения иной. Землю она чуяла. Травы. Потому и ко мне заглядывать любила. И я, чего уж тут, помогала. Показывала, как звучат они, как поют, как плетут коренья, а с ними вяжут нити судеб… такой, как я, она бы не стала. Всё ж человек. Да и мир здешний не дал бы раскрыться в полную силу. Но дети… если кто способен над законами мира встать, то дети и боги. Она и в мои владения заглядывала сама…

А стало быть, дар был не просто сильным – редким, особым, таким, который и в отмеченных богами семьях не в каждом колене появляется. И расти бы ему. Развиваться.

Кем бы она тогда стала?

Ответа на этот вопрос у Рагнара не было. Да и Веёльви не знала.

– Она видела, как умирает её мать. И чувствовала, что и она с нею… а это меняет. Тебе ли не знать.

Меняет.

Рагнар тоже изменился в тот день, когда опоздал.

– Потом ещё долго держалась на границе, болью раны зашивая. Я, чем смогла, помогла, да… не всё в моей власти, Рагнар Кровавая Секира. Как и не в твоей. Боги и те не всемогущи. Так что… с новым даром она тяжко осваивалась. Вон, до сих пор земля зовёт… – старуха остановилась у забора. – Всё ковыряет, растит помидоры… и детишек тоже. Хорошие детишки. Бестолковые только, но это от молодости. Видел уже?

– Сына.

– И на дочку погляди, – в том, что это скорее приказ, чем совет, сомнений не было. И Рагнар покорно склонил голову. А старуха, толкнув скрипучую калитку, проворчала. – Только не приближайся. А забор после чтоб починил. Шастать-то вы гораздыя, будто не мир, а двор проходной. Забор же старушке поправить некому.

Рагнар коснулся дерева и руку одёрнул.

– Он же ж…

Доски, с виду казавшиеся старыми, как сама Веёльви, уходили в землю и там сплетались корнями. А поверхность их покрывали мелкие ядовитые шипы.

Старуха рассмеялась.

– Кусается? Вот и правильно… а то ж мало ли… ладно, тебя пущу, – она сказала слово, которое не было слышно, но Рагнар почуял, как дрогнул мир. – Идём. Чего замер? Давай…

– Зачем? – идти в логово к древнему созданию было неразумно.

А ведь никто не предупредил, что здесь обитает Веёльви. Не знали? Скорее всего. Как же. Университет у них. Безопасность.

– Вот же ж человек недоверчивый пошёл… – старуха покачала головой. – Идём… дам тебе кой-чего, а то ишь, раздухарилась ведьма, вздумала яблоню мою извести. Не для того я её туточки сажала, не для того растила, чтоб всякие тут лезли. Давай, иди, что ты там еле шевелишься… пригодится подарочек, коль ты всерьёз намерен до ведьмы добраться…

– Я и сам справлюсь.

– Ты, может, и справишься. Но я не про тебя. Я вон племяннице твоей… прошлым разом, помнится, приходила тут с одним, забор красили. Хорошая девочка… не чета тебе, остолопу недоверчивому.

Да, характер у древних созданий определённо был сложным.

Но ладно бы только характер. Рагнар очнулся уже на пороге дома, который вырастал из зеленого холма, в него же и продолжаясь. Бока холма затянуло одичавшим малинником, и крупные тёмно-вишнёвые ягоды одуряюще пахли. Или не они, но полынь, проросшая по обе стороны тропы, что змеёй пролегла по вековому лесу. И не было здесь ни забора, ни улицы деревенской.

Ничего.

Разве что покой, который обещал тихий шелест ветра. И гудение пчёл над малинником. И братина с тёмным напитком, которую протягивала прекрасная дева.

– Испей, – сказала она.

– Спасибо, – слово далось не легко. И пить захотелось тотчас же. – Воздержусь.

Она чуть склонила, глянув с насмешкой.

– Подумай, Рагнар Одинокий. Хорошенько подумай. Я могу подарить покой. И тишину. Я сделаю так, что ты забудешь обо всём. И боль уйдёт. Та, которую ты так долго в себе носишь.

– Я уже и привык. Так что не стоит.

– Упрямишься? Чего ради? Племянница твоя уже выросла. Не сегодня, так завтра она покинет тебя. И что тогда? Кому ты будешь нужен?

– Ей. Как бы далеко она не ушла…

– Ты отправишься следом?

– Нет. Я буду жить, чтобы прийти на помощь, когда понадоблюсь.

– А если никогда?

Рагнар пожал плечами. Хорошо бы. Стало быть, жизнь у неё будет тиха и спокойна.

– Что тебя ждёт дома? Замок, полный мертвецов? Земли, куда и звери опасаются забредать? Про людей и вовсе молчу. И сам ты того и гляди немёртвым зверем обернёшься. Не сразу, нет. Но день за днём, год за годом ты будешь всё дальше проваливаться в свою тьму. А там…

– Справлюсь. Как-нибудь.

Глаза девы зелены, как листва.

Говорят, здесь, во владениях Древних, время останавливается. И потому всё прочее тоже замирает. И один день может растянуться на вечность. А вечность… вечность – это долго.

– У меня есть цель, – Рагнар выдержал взгляд.

– Найти ведьму? Ты уже почти нашёл. А что будет дальше, Рагнар Отверженный?

– Что-нибудь… что-нибудь да будет. Я вон практикантов взять согласился. Да и… мало ли тварей в окрестных мирах. Если Хиль и вправду найдёт свой дом, я сделаю так, чтоб жить стало чуть безопаснее.

– Уйдёшь на охоту.

– Да.

– И не вернёшься.

– Возможно. Рано или поздно…

– Не возвращаются те, кого не ждут.

– Те, кого ждут, тоже порой не возвращаются.

– Но реже. Много реже… что ж, выбор за тобой, – Веёльви убрала братину в широкий рукав. – Люди… вам дан дар свободной воли. И зачем, спрашивается? Только и способны, что калечить, и других, и себя…

– Благодарю, – Рагнар поклонился. – И за приглашение. Здесь… и вправду спокойно. Но вечный покой – удел мертвецов. А я пока живой.

– И хорошо, что ты сам это понял, – дева улыбнулась и превратилась в старуху. – Вот и постарайся не забывать, а то остолоп же… редкостный!

И клюка снова коснулась лба, правда осторожно, бережно даже. Только и этой малости хватило, чтобы в голове загудело. И чуждая сила, древняя сила, хлынула потоком, грозя сломать слишком хрупкое для неё человеческое тело.

Подогнулись колени.

Но Рагнар устоял. Нет уж… никогда и не перед кем… уважение проявить он готов. Но не на колени падать. Сила кипела хмельным мёдом.

И смывала… как будто изнутри.

Что?

Что-то такое, дурное, тёмное, что всё-таки наросло в душе. И выходит, Рагнар действительно начал меняться? Сам того не замечая? Хотя именно так обычно и бывает. Но теперь это вот уходило, оставляя шум в ушах и странную лёгкость, а ещё желания, пока смутные, малопонятные.

Как будто спал-спал, а теперь проснулся.

И… разберётся. После.

– Упрямец, – цокнула Веёльви. – Но и добре… так тебе хватит, а то ж ещё помрёшь ненароком. Что мне потом с личем делать-то? Я с личем точно не уживусь…

Ворчание её показалось почти родным. И Рагнар сумел сделать вдох. И выдох. И сила Древних успокаивалась. А вот ощущение лёгкости и даже не счастья, скорее тени его, никуда не делось.

Ему словно напомнили, какой может быть жизнь.

– Благодарю, уважаемая, за дар твой… и отдарюсь…

– Куда ж ты денешься, – хмыкнула и, заглянув в глаза, резко полоснула когтем по руке, вспарывая кожу. А потом тем же когтем подхватила красные нити крови, чтобы подцепить на веретено, появившееся из другого рукава. Рагнар хотел что-то сказать, что-то важное, но старуха глянула глазами, в которых больше не было зелени.

В них пылало пламя погребальных костров.

– Мертвецы… одни мертвецы, куда ни глянь… – произнесла она нараспев. – Сперва поневоле… но после… твой выбор, но живому средь них не место. Живой, который среди мертвецов задерживается, сам уподобляется им.

Пламя улеглось, уступив место черноте.

Чтоб… всё-таки не обойдётся без предсказания.

– Но этот путь вскоре завершится.

– Как? – Рагнар сумел задать вопрос.

– От тебя зависит.

Ну да, когда это Веёльви отвечали прямо.

– От того, что выберешь. Месть или жизнь. И от того, хватит ли у тебя веры, хватит ли силы отпустить… – она отпустила руку и нить оборвала, накрыла разрез на запястье пальцем, а когда убрала, то и следа не осталось.

Точнее осталась тонкая веточка с тремя листочками.

– Коль живым останешься да вернёшься человеком, то посади.

– Где? – о таком даре Рагнар и помыслить не мог, если он верно всё понял.

О таких дарах и легенды опасались говорить прямо.

– А от где жена скажет, там и посади, – ответила Веёльви ворчливо. – Что уставился? Предсказание ещё одно захотел? От так и слушай! Быть тебе или мертвому, или женатому.

Прозвучало донельзя грозно.

– Чего встал? Я могу ещё предсказать… от с лёгкостью!

– Не надо! Я дальше как-нибудь сам. Или мёртвым, или женатым…

С другой стороны, в этом предсказании хоть какая-то конкретика имелась.

– Погоди… я ж племяннице твоей обещала подарок… на от, – в руке Веёльвы появился кривенький гребешок. – Пускай причешется нормально.

И лента шелковая, расшитая яблоневыми цветами.

– И заплетёт… а то никаких сил моих нет на этое нынешнее бесстыдство глядеть!

Лента показалась вдруг тяжёлой.

– Это ж…

– А что это – не твоего ума дело, Рагнар Бестолковый. Нечего мужику бабские вещи щупать, – буркнула Веёльви и рукой махнула. Повинуясь жесту её у ног из травы тропа вынырнула, потянулась к воротам, что появились на краю поляны. – Иди уже… небось, не дурная, сама сообразит.

– Спасибо, – Рагнар вновь поклонился.

– И про яблоню не забывай… пока яблоня стоит, ведьме прямая дорога сюда заказана… – донеслось в спину.

Зинаида обнаружилась у яблони. Она ходила вокруг, положив руку на ствол, и шептала что-то успокаивающее. И сила её проклятая кружилась, тянулась полупрозрачным пологом, укрывая и корни, и слизь, расползшуюся по ним. Та иссыхала прямо на глазах. А женщина, словно и не замечая происходящего, шла. Пальцы её скользили по коре, оставляя и на ней след силы. И та просачивалась глубже, выталкивая чёрный дёготь отравы.

Рагнар отступил.

Его не видели и не слышали. Но это и не было важно.

Главное, он видел.

И стоял. И смотрел, как она, завершая один круг, тотчас начинает второй. И гадал, сколько уже кругов сделано, сколько силы потрачено. И едва не упустил момент, но успел поймать женщину именно тогда, когда силы её иссякли. Она молча осела на руки, бледная, истощённая, но живая.

– Я вернусь, – сказал он яблоне, и та ответила скрежетом. – Я вернусь и избавлю тебя от этой погани.

Кое-что он захватил.

Свежий сок могильника, пыльцу кладбищенской травы и… вот не помнил, брал с собой чешую пыльцеголовника малого или нет.

– Мама? – Алекс выскочил из ворот. – Что с ней?

– Ничего страшного, просто… на солнце перегрелась, – сказал Рагнар первое, что в голову пришло. – День сегодня жаркий.

– Врёшь ведь, – мальчишка скрестил руки на груди и нахмурился. – Это ты её обидел?

– Нет.

– Не врёшь.

– Просто она много сил потратила. Но это не опасно. Сейчас полежит, отдохнёт. Покажешь, куда её можно?

– Ага… – мальчишка склонил голову и прищурился. – Там это… вы наверх только не ходите.

– Почему?

– Сашка не хочет. Сашка опять… ну… типа… в отключке, но это ничего. Это не приступ и врача не надо. Только не ходите. И не трогайте. Потревожите. Она сама потом к вам заглянет. Вот. Ночью. Ну как-то так… да?

– Да, – подтвердил Рагнар, который понял не всё, но кое-что определённо прояснилось.

– Тогда ладно! – Алекс выдохнул с немалым облегчением. – Слушайте, а Хиль сказала, что ваш дед был лесорубом!

– Ещё каким…

Матушка сказывала, что он весь Чёрный лес под корень извёл, вместе с его хозяевами, тёмными друидами. Но, если так, они сами виноваты. Сидели бы тихо в своём лесу, скармливали бы ему дураков, благо, последних хватало. И не без помощи друидов, которые слух пустили, будто в глубинах леса замок стоит, а в нём девица спит крепким сном, на которую все чары и завязаны. Кто поцелует, девицу разбудит, тот и получит, что замок со всеми сокровищами, что земли окрестные.

Ну и девицу само собой.

Вот и лезли герои один вперёд другого, кормили и лес, и друидов, и окрестные поселения, где вовсю торговали старинными картами заклятых троп, что до замка доведут. Так нет же, мало показалось, кровь им понадобилась особая…

– И что отец тоже?

Рагнар кивнул.

Ларнейские болота с древовидными гидрами в принципе можно в какой-то мере считать лесом. Отец, конечно, не был некромантом, но огонь тоже справился.

– Так вы, получается, потомственный дровосек, да?

– Получается…

А и вправду.

Надо будет что ли найти какой проклятый лес, чтоб не нарушать традицию.

– И махнул он тогда секирой налево, – звонкий голос Хиль пробился сквозь сон. – И рассёк урода…

– Пополам? – деловито уточнил Алекс.

– Не совсем. Сверху получилось чуть меньше, чем снизу, поэтому сугубо точности ради это нельзя назвать пополам…

Зинаида моргнула.

Что случилось? Она помнила, как шла с Рагнаром к яблоне. Хотела поговорить о работе, но почему-то начала рассказывать о своей жизни, чего за нею прежде не водилось. Потом, кажется, бабу Тоню встретили.

Точно.

И яблоня была. Болела. Яблоню стало неимоверно жаль, а потом… потом она услышала. Как в детстве! В детстве Зинаида слышала, как шепчутся травы и деревья тоже, и даже могла с ними говорить. Мама называла её фантазёркой. А баба Тоня не называла, но что-то делала, что-то такое…

Голова заболела.

– А со вторым что? – Алекс был где-то рядом.

А она?

Дома.

Точно. На тахте, которую Зинаида узнала по впадинам и выпуклостям, привычно впившимся в спину. А как она домой попала? Она коснулась яблони, желая услышать. Чтобы как раньше. А потом… потом… потом пошла. И что-то ещё делала… и…

– Второго ножом. Прямо под подбородок. Если так ударить, то человек умрёт быстро. Можно, конечно, ещё горло перерезать, но тогда кровищи будет – не отмыться.

Причём говорила Хиль явно со знанием дела.

– А если не под подбородок?

– Тут надо аккуратно. В глаз ещё хорошо, только учти, что противник обычно двигается и попасть не так просто. В висок можно, там кость тонкая. А если в другое какое место, то уже надо силу рассчитывать, чтоб точно кость пробить и клинок не соскользнул. Я тебе потом покажу…

Какой-то странный рассказ.

А ещё запах… пахло мясом. Прямо как вчера. И аромат его щекотал ноздри, манил. От него рот наполнялся слюной, и приходилось сглатывать.

Откуда этот запах?

– А твоя мама уже проснулась!

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – сказала Хиль. – Потом скажу. Наверное.

– Вредина!

– Сам такой!

Чтоб… надо открыть глаза. Хиль открыла. Посмотрела на потолок. Ну да, дома. И потолок небелёный, и с узором трещин… хорошо дома.

Она попыталась сесть, но голова закружилась. Впрочем, Зинаида всегда отличалась упрямством, поэтому всё-таки села.

– Вот, – ей под спину сунули подушку, а в руки – стакан с чем-то тёплым. И Хиль приказала. – Выпейте.

От стакана пахло травами и ещё – ягодами.

– Это… отвар или компот?

Вкус странный. Кисловатый и в то же время освежающий.

– Поверьте моему опыту, в подробности лучше не вникать, – Хиль была в синих безразмерных с виду штанах и коротеньком топе. Две косички лежали на груди. И вот это чудо только что рассказывало, куда надо бить человека? Нет, это… галлюцинации. Остаточные. – Но дядя знает, что делает. Он так-то лучше любого целителя будет. Когда я в детстве болела, он меня и лечил. Не доверял другим. Теперь лучше специалиста по детским болезням нету! И по подростковым. И по взрослым, подозреваю, тоже…

– Ага, – Зинаида отварокомпот допила. Как ни странно, стало лучше. И головокружение прошло, и слабость отступила. – Я… кажется… перегрелась на солнце.

– Вот! Нам говоришь, что панамку носить надо! А сама не носишь! – сказал Алекс строго.

Да.

Пожалуй.

Или это нервы?

Или и жара, и нервы. И ещё яблоня, с которой было что-то не то, а потом Зинаида ей помогла. Или ей почудилось, что помогла.

– Идите наверх, – спокойно произнёс Рагнар, который забрал стакан, сунув вместо него тарелку. – И ложитесь спать.

– Но…

– Спать, – слово прозвучало веско. И Алекс кивнул. И ушёл. Надо же. А ей он всегда возражает, что ещё не поздно, и вообще лето. Кто летом рано спать ложится? Или уже не рано?

– А я? – поинтересовалась Хиль.

– И ты иди. Домой. Спать можешь не ложиться.

Зинаида повернулась к окну. Темень какая. Это ж сколько она пролежала-то…

– Ох, я, кажется… совсем.

– Просто нужно было отдохнуть. Поесть тоже не помешает.

Ну да. Есть хотелось. Причём так, что желудок буквально в узел завязался и намекнул, что не развяжется, пока в него что-то не попадёт. А от тарелки пахло мясом и вообще…

– Что тут… произошло? – Зинаида заставила себя воспользоваться вилкой и жевать медленно, спокойно, как и подобает, пусть и голодной, но воспитанной особе.

Рагнар подтянул стул и устроился на нём. С ответом он не спешил, а потом вовсе свой вопрос задал:

– Скажите… ваша дочь ведь родилась обычной, верно?

– Вы познакомились?

– Не совсем. Она не захотела говорить со мной.

– Это скорее нормально. Сашка не любит незнакомых людей.

– Она умная девочка.

– Умная, – согласилась Зинаида, пытаясь держаться с достоинством. Или с его остатками. – И да… она была обычным ребенком. Здоровым. Активным. Они оба были здоровыми и активными. Всегда. Порой даже чересчур…

Она позволила себе улыбнуться.

– Иногда это сводило меня с ума. И я злилась. И даже кричала на них. Ругалась. И… в общем, я не всегда была хорошей матерью. Как ни стыдно признавать.

И зачем Зинаида рассказывает это? Какое ему вообще дело? Хотя… это ведь он её принёс. И сидел тут, пока она то ли спала, то ли в обмороке лежала. И за детьми присмотрел, и накормил.

– После того, как мы развелись, они стали спокойнее. Я боялась, что они плохо примут переезд… всё-таки Тумилин мог обеспечить куда более роскошную жизнь. А тут вот… дом этот, и деревня. И никакого моря, пляжа и прочего. Но нет, наоборот, они обрадовались.

Кивок.

И ощущение такое, что сосед знает о чём-то, о чём сама Зинаида не догадывается.

– А когда началась болезнь?

– После их поездки в дом отдыха. Тогда Эмма позвонила. Это мать Тумилина… где-то с год тому. Точно. Прошлое лето было. И я опять пыталась выбить из него алименты, он уклонялся, причём довольно цинично… ладно, это не интересно. Она позвонила и сказала, что соскучилась по детям. И что хочет поехать с ними в санаторий. Что полностью оплатит поездку, отдых… опять же, поможет со сборами к школе, заодно там какие-то активности, летний лагерь, занятия иностранным и прочее. Сам санаторий недалеко. Я могла бы приезжать. Я и подумала, что это неплохой вариант. Да и с Эммой отношения у нас были… не скажу, что нормальные, как я теперь понимаю, но всё-таки кое-какие были. Иногда она и денег подкидывала. Просто так. Или вот рекомендательное письмо составила, чтобы было легче работу искать.

Хотя к себе не взяла. А Зинаида постеснялась проситься. Или не стеснение было, а понимание, что долги придётся отдавать.

– Они уехали сперва на две недели. Звонили каждый день. Эмма купила им новые телефоны. И в целом были в восторге. Там какой-то парк был, с животными, которых разрешали и кормить, и вообще они ручные. Велики. Лошади и верховая езда. И всякие там лаборатории, по роботостроению, программированию. Плюс тренера и прочее…

Всё то, чего Зинаида не могла себе позволить. И тогда у неё появилась мысль, что Эмма желает перетянуть детей. Забрать их таким вот нехитрым способом, наглядно показав, насколько с бабушкой проще жить.

– А потом она позвонила, что Сашка в больнице. Я, конечно, рванула… кляла себя, что отпустила, допустила… она неделю провела в реанимации.

Даже сейчас вспоминать было страшно.

– Температура. Судороги. И никто не может объяснить, что с ней. Они просто исключали… энцефалит, менингококк, геморрагическую лихорадку… что-то там ещё. Их оказывается столько, разных инфекций, которые вызывают менингит. И с каждым исключением я всё яснее понимала, что они не знают. Вот все эти врачи, профессора, которых вызвала Эмма, не знают, что с моей дочерью.

Рагнар слушал внимательно, но почему-то показалось, что стало холоднее, что ли? Или это последствия теплового удара?

Наверное.

– Потом температура спала, но Сашка всё равно не приходила в себя. Месяц комы. Состояние стабильно тяжёлое. Никаких гарантий. Перспективы… они отворачивались, когда я спрашивала, чего нам ждать. Тогда-то Эмма и заговорила, что Алекс не должен смотреть на всё это.

– И захотела его увезти?

– Да. Но когда я заикнулась, что он и вправду может уехать, – Зинаида покачала головой. – Он такой скандал устроил. Он почти не отходил от сестры. И потом отказался. А она очнулась. Правда, сперва никто не верил, что это надолго. Наоборот, все врачи твердили, что улучшения – это временно. Что, если Сашка и выживет, то навсегда останется прикована к постели. Что-то там на снимках показывали… нарушения…

– Изменения, – поправил Рагнар. – Насильственное раскрытие дара всегда травматично.

– Что?

– Думаю, это обсудим позже. Сейчас ей лучше.

– Как лучше… хотя да. По-разному. Первые месяцы она вообще была как будто… не знаю, вещь в себе? И приступы эти… с ней случаются судороги. Но это не эпилепсия. И не аутизм, как они говорят… диагноз, как мне кажется, вообще поставлен просто, чтобы хоть как-то объяснить. Только он ничего не объясняет.

– Напротив, – Рагнар поднялся. – Здесь всё ясно…

– А вы ещё и доктор? – появилось желание швырнуть в него тарелкой. Пришёл. Расспрашивает. Лезет, куда не просят.

– Я некромант, – тарелку у неё отобрали и протянули ещё один стакан. – А тебе отдыхать надо.

– Некромант, доктор и дровосек…

– Что поделаешь. Порой приходится совмещать.

А улыбаться он не умеет. И жаль. Хотя сама Зинаида тоже почти разучилась. От стакана вновь пахло травами. И запах окутывал, успокаивал…

– Это она что-то сделала Сашке? Да? – глупая теория.

Напрочь ненаучная. Эмма ведь беспокоилась, но почему-то верилось в эту историю легко.

– И Алекса хочет забрать поэтому, да?

– Да, – Рагнар не стал врать, что не знает. – Но не бойся. Я вас не отдам.

– Ты её не знаешь…

А нет, иногда он умел улыбаться. Только от этой улыбки стало жутко-жутко. Настолько, что захотелось, как в детстве, под одеялом спрятаться.

– Ошибаешься, – сказал он, поправляя подушку. – Я очень хорошо её знаю. Как и она меня. Одно хорошо.

– Что?

Что хорошего-то?

– Теперь она не сможет сбежать.

Кто?

И откуда?

И…

Сон навалился, душный и тяжёлый.

– Не переживай. Я присмотрю, – Зинаиде помогли улечься и, кажется, одеяло сверху накинули. – За всеми…