Текст книги "Атради (СИ)"
Автор книги: Карин Кармон
Соавторы: Ольга Черномаз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)
Глава 24. Сила ревности
Роми остановилась у двери, попыталась унять дрожь.
В первый раз перед истинными она тоже была одна. Те, кто должен был принимать решения, кто должен был заботиться и искать выход, кто прожил столько, сколько существовали атради, кто столько забыл – не хотели ей верить.
Даже когда в Тмиоре пошёл дождь, впервые за многие тысячи лет, а может быть, вообще, впервые, они ей не поверили. Роми видела, как они были напуганы, хотя ни за что не признавали этого. Как цеплялись за прошлое, которое на самом деле лишь кроха в море их жизней, и как отказывались делать шаг вперёд.
Их мир наконец получил возможность сдвинуться с мёртвой точки, а они… они не хотели. Перемены за окном казались им временной непогодой. Пока ещё ничем не грозили. Истинные атради играли в равнодушие. Но сделать вид, что ничего не происходит, не получалось уже даже у самых твёрдолобых.
Пятьдесят три дня тому назад Замок утратил свою многомерность. Развернулся в плоскости, подминая лес, превращая деревья в щепки. Теперь это было гигантское полупустое строение, которому не хватало хорошей транспортной сети внутри. Об его истинных размерах никто не имел даже примерного представления. Непостижимым образом никто не пострадал.
Семьдесят шесть дней прошло с тех пор, как взбунтовалось Море Истока. Северное крыло выходило теперь почти на самый берег, и когда первая волна врезалась в террасу, Роми была там – на балконе последнего этажа. Смотрела и не верила своим глазам, но не боялась. Вода ушла, откатилась на километры. Застыла, набралась сил и снова двинулась на каменные стены. Стихия хотела смыть атради с лица Тмиора. Стихия видела в них заразу, которую надо уничтожить.
Пятьдесят один день тому назад Роми поверила Ллэру и решилась. Вернулась к сверкающим шарам с Алэем и не стала отдёргивать руку. Теперь она знала: это место– пещера Вэра, названная в честь древнего бога доа. Больше пятнадцати тысяч шаров – капсулы памяти. В них – воспоминания истинных, основателей Тмиора, тех, кто родился за много лет до того, как появилась Плешь и начала втягивать одарённых новичков. Только четыре тысячи пятьсот двадцать три сумели выжить и превратиться в первых атради.
Вот что имел в виду Самар под «цена вам не понравится». Цена за уют нового мира. Цена за силу, власть. За свободу, на которую доани не смели уже надеяться. За перегрызенные прутья «клетки», в которую их бросило Содружество, пришлось заплатить смертью. Они отдавали себе отчёт, на какой риск идут, но всё равно не думали, что результат окажется таким.
Теперь Роми знала, сколько лет прошло. Теперь она помнила время, когда её не существовало. Помнила, как звали родителей. Понимала, что становится другой, смотрит на всё иначе. Что воспоминания последних тысяч лет – блекнут, что пустоту заполняет то, что когда-то принадлежало не ей, но от этого не становится легче.
В их истории хватало потрясений. Сотни тысяч лет назад солнце Эннеры едва не убило молодую расу, вызвав резкий скачок в эволюции. Оно заставило приспосабливаться. Направило естественное развитие по другому пути. Чтобы выжить, древние доа должны были стать сильнее и выносливее. И они стали, начав с того, что смогли противостоять вредному излучению, а затем поняли, как использовать отражённый свет Луны.
Они не жили вечно, но постепенно способность к регенерации увеличила продолжительность их жизни почти вдвое. Они не ворочали Основаниями миров, но со временем развили умение свободно путешествовать по ним. Они многому научились: телепатия, телекинез, левитация, исцеление энергией. Но всё равно в какой-то момент им стало тесно. В себе. В болезнях, которые всё ещё приходилось лечить. В своей такой короткой жизни. Ведь сто пятьдесят– это так мало, только успеваешь войти во вкус!
Им захотелось большего, и долгие годы лучшие ученые умы Эннеры работали над секретом долголетия, пока не нашли ответ. Способ превратиться в доани.
Конечно, не всем оказались доступны места в новую жизнь. Да и кто решится на эксперимент планетарного масштаба, не проверив предварительно последствия на контрольной группе?
Критерии допуска к программе занимали не один печатный лист, подбор кандидатов вёлся долго, тщательно иоткрыто. Вся Эннера с замиранием следила за новостями в ожидании первых результатов. Не сомневалась в успехе и уже верила, что не за горами тот день, когда появится простой, безболезненный способ для любого желающего, а может быть, даже повсеместная вакцинация в младенчестве, чтобы новое поколение жило лучше.
Доа не думали о других мирах. Не задавались вопросом, почему ни в одном из них никто не живет больше ста – ста пятидесяти лет. Они верили, что нашли безопасный способ жить дольше.
Их предупреждали. Закон Содружества, в которое входила на правах младшего члена молодая, но дерзкая Эннера, был категоричен. Им напомнили о тайко, расе – из-за которой в своё время и возникло Содружество, и которая на собственном опыте доказала, что эксперименты с бессмертием– опасны. Доа едва ли не отмахнулись. Предоставили тысячи и тысячи террабит материалов, результатов исследований, доказательств и объяснений. Им запретили. Но они не остановились. Они не сомневались в своей гениальности.
И ошиблись. Во всём.
Роми помнила свой первый вдох, как вечной. Всё было совсем не так, как обещала мать. Ей казалось, изнутри что-то рвётся на свободу, требует избавиться от материальной оболочки. Тело горит, чешется. Помогало какое-то время не дышать. Боль утихала, становилась ноющей, но никогда не исчезала до конца. Потом приходилось снова делать вдох и снова окунаться в волны боли.
Роми помнила, как в исследовательский центр пришло сообщение о том, что творится за его стенами. О планете, терпящей одно стихийное бедствие за другим. О Вселенных, которым досталось ещё больше, и о решении, которое приняло Содружество. Они повторяли историю тайко.
Новая раса совсем не походила на улучшенный вариант доа. У учёных получилось создать нечто принципиально новое. Первые же тесты показали– те, кто прошёл генетическое изменение, будут жить теперь не просто долго. Они будут жить вечно. И они невероятно опасны для всего живого. Энергия, запертая в материи. Невероятная мощь биополей, бесконтрольно вторгающихся в магнитное поле планеты.
Последствия ощутили повсюду. В считанные дни доани поставили под угрозу существование Эннеры и сместили баланс энергий в других Вселенных. Тлай, самая могущественная цивилизация Содружества, внесла предложение, которое единодушно поддержали остальные члены. Закон Кольца запрещает ничем не мотивированный революционный подход к собственному развитию и не терпит нарушений.
Их изолировали, всех. Никому не удалось скрыться– у Содружества всё было готово для такого поворота событий, они лишь выжидали удобный момент, чтобы обрушить свой праведный гнев на Эннеру.
Роми помнила, как содрогнулись миры, когда Тлай активировали невидимую, но ощутимую Границу. Как заработало магнитное поле, которым спеленали бывшую Вселенную тайко, ставшую тюрьмой для тех, чьё существование закончилось гибелью сотен тысяч людей. Как Содружество выпустило Гончих – те самые «Тени», что впервые пришли за Аданом три месяца назад. Невероятно, но технология Тлай на десятки тысяч лет пережила своих создателей.
Всех доани приговорили к верной смерти в медленно умирающей Вселенной, из которой они, сами того не желая, забирали необходимую для баланса энергию. Доа оставили на Эннере, но упрятали под Сферу и накрыли ей столицу планеты, где они, лишенные питательного излучения Луны, постепенно реэволюционировали и превращались в обычных людей без способностей.
Через почти три тысячи лет после вердикта Содружества доани, на грани отчаянья, вновь нарушили Закон Кольца. Злой бог Самар понял, как стать невидимыми для Гончих и Границы. А ещё– как исправить первый эксперимент. Так возникли Тмиор и Плешь. Так появились атради – такие же всесильные, какими когда-то были доа, но вечные и безопасные для мироздания.
Как же жаль, что самый древний атради мёртв! Тмиор разрушался, и никто не понятия не имел, как не дать ему превратиться обратно в умирающую планету, как спасти всех, кого он приютил на двадцать семь тысяч лет. Благодаря Самару, атради отгрызли у жизни огромный кусок, но потратили его впустую. А теперь не хотели ничего слушать.
Но она их заставит вспомнить.
Роми решительно распахнула дверь.
***
Вслед за первым камнем последовал второй. Потом третий.
– Мне повезло, – наконец ответил Алэй. – Ты оказался за Сферой. Будь ты в городе, мне бы пришлось попотеть, чтобы тебя найти.
– Тебя прислала Роми?
Он обернулся.
– Не совсем. Это была моя идея.
– Даже так? – искренне удивился Адан. Почему-то вариант, что Алэй на самом деле пришёл, чтобы расспросить его о возможных последствиях массового переселения атради в Бэар, а заодно ввести в курс последних событий и состояния Роми, казался удобным предлогом. Ведь куда проще, а, главное, эффективней, оставаясь незамеченным, влезть в голову какого-нибудь политика и всё узнать, а ещё лучше– внушить правительству необходимость сотрудничества с другой расой. Но никакого скрытого мотива в их с Алэем встрече он не находил. Кроме одного. – Роми рассказала о нас?
Ничего в его взгляде и выражении лица не изменилось, но Адан понял, если Роми и рассказывала, то вряд ли всё.
– Она говорила о тебе, – Алэй посмотрел на песок, на свои ноги, сделал несколько шагов вдоль воды. – Конечно, мы могли пойти другим путём, заняться подготовкой перехода заранее, много раньше, выйти на контакт с вашей верхушкой, обрушиться на головы. Правда, это не наш стиль. Не мой и не Роми, а поскольку именно мы вынуждено решаем задачу, – он покачал головой, – действуем своими методами. Другие атради обязательно устроят шоу из своего появления просто потому, что страсть к спецэффектам, видимо, идёт бонусом к вечности. И так или иначе ты окажешься втянут. Я понимаю твоё желание остаться в стороне. Роми тоже уважает твой выбор. Но сразу или позже ты не сможешь игнорировать происходящее на Эннере. Потому что ты– уже не они, – он кивнул на Сферу. – Ты часть перемен. И я подумал, будет честно, если ты узнаешь, какого чёрта происходит, до того, как всё начнётся. Тем более, что я понятия не имею, куда это всех нас заведет.
– Честно, ага… – вздохнул Адан. Задумчиво посмотрел на луну, скользнул взглядом по усыпанному звёздами небу. Улыбнулся. – Интересно, сколько у меня времени собрать чемоданы и свалить подальше? Например, в гости к Мире. Она приглашала.
– Думаешь, Мира обрадуется и поверит, что за тобой следом не идут неприятности? – Алэй улыбнулся.
– Она не убегала от неприятностей, Мира просто… – он не договорил. – Не важно, раз уж у вас с ней не сложилось. В общем-то, я и сам не собираюсь никуда сбегать. В кои-то веки мои предки вернутся в родовое гнездо, и я это пропущу? Да ни за что! – он рассмеялся. – Даже, если это грозит серьёзными неприятностями мне лично. Кстати, а ты… – Адан прищурился, изучая выражение лица Алэя. – Ты сказал, что вынужденно занимаешься всем этим. Почему?
– Почему вынужденно или почему занимаюсь?
– И то и другое.
– Из-за Роми. Она не может бросить остальных и уйти. Ведь нет ничего проще, ушли бы сюда, поселились, слились с беарцами. Кто нас вычислит? Да никто. Атради отлично умеют прятаться, научились за столько-то лет, – усмехнулся он. – И пусть хоть трава не растёт. Но это её народ. Это её мать была одной из тех, кто начал эксперимент. Истинные ведут себя, как идиоты. Атради нельзя переместить силой, – не прекращая говорить, он присел, принялся закатывать штаны. – После того, что с ними сделало Содружество, они продумали и это. Научились блокировать выход в Надпространство, чтобы якорем уцепиться за мир. За место. Вот она и пытается убедить их, грозится потащить за шкирку, но вряд ли это получится. Разве что на поводке наручника тайко.
Алэй зашёл в воду.
– Тёплая. Приятно… А ещё занимаюсь потому, что знаю, что их ждёт. Если не повезет умереть сразу, когда Тмиор захлопнется, то придёт голод. Дней через пять, не больше. Сильный голод, на несколько часов. Я бы мог им много чего рассказать об этом, но кто станет слушать бывшего самоубийцу?
Про голод Адан мог бы рассказать и сам, но его-то уж точно никто в Тмиоре не станет слушать.
– По-моему, атради вообще никого не слушают. Роми– особенно.
– Если она вбила себе в голову, то да, – по голосу чувствовалось, что Алэй улыбается.
– То есть всегда, – хмыкнул Адан. – Думаешь, у неё есть шанс ваших твердолобых переубедить?
– Она и не с такими справлялась. Роми может быть удивительно изобретательной. И упрямой, как ты, наверное, сам уже знаешь. Она не сдастся, даже если ей в лоб сказать «нет». Просто нужно время, а его впервые у неё нет. – Алэй стоял, сунув руки в карманы, почти по щиколотку в воде. Глядел на море, на лунную дорожку. – Как поверить в такое, если тебе само понятие неизвестно?
– Не знаю, – честно признался Адан. – Вы, кажется, хорошо с ней ладите. В смысле, ты так о ней говоришь, про упрямство вот… И вообще. Мне, – он усмехнулся, – частенько хотелось ей врезать. Та ещё стерва.
– Мне кажется, я наконец её поймал. Понадобилось почти семьсот лет, не меньше сотни ошибок, одна попытка умереть и одна разъярённая девчонка, обиженная, что я искалечил жизнь собственного сына. Но её– я поймал, и теперь уже навсегда.
– В каком смысле поймал?
Алэй обернулся и прежде чем что-то успел сказать, Адан впервые увидел так чётко чужое биополе, те самые энергии, о которых столько слышал. И необходимость ответа отпала сама собой.
Это было похоже на то, как если бы Алэя облизывали язычки пламени. Маленькие, юркие бледно-голубые змейки-молнии метались вокруг, вспыхивая красными, яркими. Знакомыми. Вот почему в первый миг в сознании не прозвучал сигнал– чужак, хоть Адан и понял, что перед ним кто-то, кого он раньше никогда не встречал.
Алэй сразу показался своим. Но не потому, что внешне похож на Ллэра, и не потому что Адан много слышал о нём. Сам того не понимая, он почувствовал энергию Роми. А это могло означать только одно– Алэй и Роми вместе. Теперь или снова они– пара. И сразу же противный, саднящий осадок пополз по горлу вниз, на миг застрял в груди, обжигая, потом горьким комком провалился в желудок.
Ревность. Непонятная, необоснованная, глупая ревность.
Адан нахмурился. Несколько секунд буравил Алэя взглядом исподлобья, пока не осознал, как по-идиотски выглядит сейчас. Поспешно отвернулся, зачем-то вскочил, подошёл к Сфере. Глядя на себя как в зеркало вспомнил, как целовал Роми в воде, как рыжая охотно отвечала на его поцелуи, как почти…
– Вот стерва.
Дорого бы он дал, чтобы увидеть её сейчас, заглянуть в голубые бесстыжие глаза и… и…
– …и я не понимаю, какого… – Её отражение возникло внезапно, рядом. Роми говорила, размахивала руками. Потом замерла, уставилась на саму себя, перевела изумлённый взгляд на Адана, отражающегося рядом. – Какого чёрта?!
Последнее уже относилось к нему.
– И тебе здравствуй, – буркнул Адан, поворачиваясь к ней и разглядывая тридцати трёх тысячелетнюю девицу.
Сейчас Роми выглядела ещё «шикарней», чем на поле после аварии кабриолета три месяца назад. Отчаянные, безумные, горящие от прерванного спора глаза, миленькое свободное платьице, на сей раз голубое и чуть длиннее, чем обычно– почти до колен. Лохматая копна рыжих волос, развевающихся на ветру, перепачканная в чём-то кожа и, что гораздо хуже, вымазанное энергией Алэя биополе. Швырнуть бы её сейчас в воду, отмыть, а потом… Потом… Адан хмыкнул, отгоняя неуместные картинки.
– Прости, – он нарочито равнодушно пожал плечами. – Не хотел выдёргивать тебя так… настойчиво.
– Всё-таки мужчины во всех мирах трогательно одинаковы, – послышалось сбоку.
Адан вздрогнул, машинально обернулся на голос с до боли знакомыми дерзкими нотками.
Таль сделала несколько шагов и остановилась в паре метров от них. Традиционно полуголая– короткий кусок полупрозрачной красной ткани, намотанный на обнажённое тело, вряд ли можно было классифицировать, как одежду. Босиком– красные остроносые туфли на длинном тонком каблуке она держала в руках.
– Доброй ночи, – Таль по очереди оглядела всех, насмешливо склонила голову набок, улыбнулась. – Ади, ты ведь нас познакомишь?
Глава 25. Голос
Мира со счастливой улыбкой приоткрыла глаза. Ллэр полусидел на постели, опираясь затылком на мягкое изголовье и нежно водил пальцами по её предплечью. Она не видела его лица, но была уверена – Ллэр тоже довольно улыбается, только чуть сдержаннее. Мира не собиралась сдерживать эмоции. Бесполезно – ничего бы не вышло, потому что сейчас она для Ллэра, как открытая книга. Каждое биение сердца, каждое движение, каждая мысль, каждое желание, каждое ощущение – всё доступно. Хочешь узнать – окунись, почувствуй. Ей нечего скрывать.
Свечи давно погасли. Через два овальных окна струился призрачный лунный свет, превращая темноту в приятный полумрак. Их кожа тоже всё ещё светилась, хоть не так ярко, как несколько минут назад.
– Знаешь, я безумно тебя люблю, – прошептала Мира, перехватывая руку Ллэра и сцепляя свои пальцы с его в замок. – Наверное, за это придётся дорого заплатить. Но я готова. Теперь готова.
Он крепче обнял её, мягко коснулся губами виска. Мира почувствовала лёгкое покалывание на коже, а потом тепло – мягкое, обволакивающее, проникающее в каждую клеточку.
– Ты боишься щекотки?
– Нет. Почему ты…
– А если так?
Ллэр отыскал, наверное, самое длинное пёрышко в развороченной подушке. Оно зависло сантиметрах в пятнадцати от носа Миры и медленно поплыло в её сторону.
Она засмеялась, сильнее прижимаясь к Ллэру. Ласково сжала в ладонях его лицо.
– Ты что-то такое делаешь со мной. Это потрясающе. Ты потрясающий.
Он вскинул одну бровь, лукаво прищурился. Пёрышко взлетело выше, скользнуло по её плечу, вызывая ворох мурашек.
– Пытаешься сбить меня с мысли? – Ллэр перевернулся и оказался сверху. – Я всё равно доберусь.
– Я могу стать призраком, – смеясь, напомнила Мира.
– И что?
– И не доберёшься, вот что.
– Думаешь? Мы не в Тмиоре.
– И слава богу. – Мира перестала смеяться, посмотрела в глаза Ллэру. Поднимать тему снова не хотелось, её воля – она бы забыла обо всём и не вспоминала никогда, но что, если это поможет спасти гибнущий мир и всех атради? – Возможно, я просто пытаюсь найти себе оправдание.
– Но?.. – Ллэр сел рядом, по-прежнему глядя на неё.
– Но я подумала… Ты сказал, что Содружество создали Тени специально, как защитный механизм от доа и доани. Чтобы найти и обезвредить, если кто-нибудь из них проявит свои способности и выберется на свободу. Так?
– Так говорит Роми.
– Тогда почему они не тронули меня?
– Мешанина в твоей крови, например. Она могла сбить их со следа. Сначала они увидели биополе доа и атради, потом обычной актарионки. Твой мир тоже входил в Содружество и был союзником Тлай. Значит, ты им не враг.
– Допустим, но как ты объяснишь, почему они влезли в меня? Я сейчас не про сам процесс. Я имею в виду – зачем? Я ведь ничего не знала ни о Самаре, ни о Тмиоре, ни тем более о той пещере с капсулами. Они не могли предвидеть, что я попаду в Тмиор снова. Логичней в таком случае было влезть в тело атради. Уж он-то точно рано или поздно вернётся в Тмиор. А просчитать такой алгоритм… – Мира приподняла голову, чтобы видеть глаза Ллэра. – Тебе не кажется, что это чересчур сложно для защитного механизма, нацеленного на уничтожение? Что, если им кто-то управляет?
Он сел ровнее, задумчиво посмотрел на неё.
– Я ни фига не узнал. Такого, чтобы наверняка. То, что Роми вспомнила, не до конца вписывается в нашу ситуацию. Вернее, не вписывается совсем, – он покусал нижнюю губу, невесело улыбнулся. – Я вернулся туда. Исследовал каждый миллиметр, где раньше стояла халабуда Самара. Каждую щепку, что не унесло ветром. И единственное, что там сейчас осталось – подземные пещеры. Может быть, Тени явились туда убить Самара, потому что только так можно было распечатать вход, но я не понимаю, зачем. Им-то какое дело до капсул с памятью? Тем более Тмиор зависел от Самара, его смерти хватило бы с лихвой. Мне не даёт покоя шоу, которое они нам устроили на поляне. Или не нам. Возможно, это часть их программы. Тлай ведь не просто так отправили всех доани в ссылку именно в эту Вселенную. Наверняка учитывали множество вариантов. А значит, Тени вовсе не так просты, как мы думаем. Ты что-нибудь вспомнила?
– Нет. Но… – Мира села, придвинулась у Ллэру ближе. – Давай проверим, чего я не помню.
– Предлагаешь, чтобы я влез к тебе в голову, как ты – к Роми?
– Мог бы не упоминать её в каждом втором предложении. А то начинает казаться, что ты Тмиор ради неё спасаешь, – хмыкнула она. – Откуда ты вообще знаешь, как именно я влезла к ней в голову?
Ллэр улыбнулся.
– Адан, между прочим, тоже в курсе, как ты по головам шарилась.
– Адан, между прочим, в курсе много чего, о чём ты не в курсе, – парировала Мира.
Его улыбка стала шире.
– Да? И о чём же? Можно, я это тоже подсмотрю в твоей памяти?
Весело ему, конечно. А она ревнует, хотя дала себе слово, что не будет.
Ллэр обнял её, прижимая спиной к своей груди.
– Роми было слишком много в моей жизни и будет слишком много в твоей, раз уж мы вместе пытаемся удержать Тмиор. Не упоминать её не выйдет.
– Знаю. Ты тоже прости. – Ревность испарилась, уступая место нежности и страху. Но Мира не собиралась отступать.
– Послушай, – он мягко коснулся губами её виска, пальцами – шеи. – Мне придётся копнуть в твоё сознание глубже, чем было у вас с Роми. Это означает, что ты тоже можешь зацепить что-нибудь из моей памяти. Что-нибудь, что тебе не понравится. Ты должна быть к этому готова.
– Обещаю не устраивать истерик и сцен ревности, – Мира взялась за его запястья, крепко обхватила. Усмехнулась, подумав, каким нелепым кажется сейчас обычное желание всех влюблённых знать друг о друге всё. Она не хотела.
Так или иначе за плечами у Ллэра столетия, впереди – бесконечно много лет. Он будет жить, совершать ошибки, исправлять их, опять ошибаться, наслаждаться, страдать, расставаться, прощать, забывать, влюбляться и так по кругу. А у неё ничтожно мало времени, когда тратить драгоценные минуты на ревность к прошлому – непозволительная глупость. Сегодня Ллэр с ней. Это главное. И поэтому она должна избавиться от всех сомнений, страхов, неуверенности. Их с Ллэром завтра – слишком зыбкое, чтобы ссориться из-за его вчера.
– Готова?
– Да.
…Больница никогда не нравилась Мире. Здесь давили стены. Дышать трудно, воздух пропитан стерильностью, если та вообще может чем-то пахнуть, множество непонятных приборов и пугающих роботов.
Сейчас Мира сидит в удобном кресле и терпеливо дожидается кого-то. Стены уже не давят, запах не раздражает, яркий свет не режет глаза.
– Знакомое место, – шепчет Ллэр, его не видно, но незримое присутствие ощущается.
И сразу становится спокойней.
Мира уверенней оглядывается и замечает в конце длинного, пустого коридора Таль.
Она стоит, прислонившись спиной к красной стеклянной стене, рядом с незнакомым полным мужчиной в голубом халате. Как всегда, шикарная. Синее облегающее платье повторяет каждый изгиб идеального тела, высокие каблуки делают стройную высокую фигуру ещё выше. Жесты властные, как будто ей принадлежит не только эта больница, но и вся Вселенная. Потом знаком отпускает его и направляется к ней. Грациозная походка хищницы – неторопливые, уверенные шаги пожирают пространство.
Мира машинально вжимается в кресло. В присутствии Таль она всегда робеет, хотя та мила и любезна с ней. Может, потому что в голосе нет-нет да проскальзывают ледяные нотки, а в тёмно-синих глазах – высокомерие. Таль – Способная, она не умеет вести себя иначе, но сейчас в её взгляде – сочувствие. Настоящее. Мира откуда-то знает: Таль не притворяется.
– Как ты себя чувствуешь? Ничего необычного?
Мира мотает головой, сильнее ощущая дискомфорт. Кажется, что глаза Таль гипнотизируют. Попросит сейчас спрыгнуть с крыши, и Мира выполнит, не задумываясь.
– У меня хорошие новости, – в голосе Таль отчетливо слышится разочарование. – Больше у нас нет причин держать тебя здесь. Ты можешь вернуться домой.
К Мириной робости добавляется задорный интерес Ллэра. Вряд ли он специально позволяет ей понять, что чувствует, но теперь Мира знает – Ллэр искренне восхищается Таль, её умом, амбициями, знаниями.
Ревность впивается острой иголкой, отвлекает. Мира машинально ставит блок, сосредотачиваясь на собственных воспоминаниях. И сознание послушно раздваивается, как будто здесь и сейчас существуют две Миры. Одна – в больнице, в прошлом. Вторая – наблюдает за первой, отмечает каждую деталь, анализирует.
Бесконечный красный коридор. Совершенно пустой – они идут уже минут пять, а им до сих пор никто не попался навстречу. Зато уже раз семь свернули направо, отчего ощущение, что идут по кругу, только растёт. Миру так и подмывает распрощаться с Таль и броситься бегом вперёд, чтобы поскорее оказаться на шумной улице. Почувствовать себя свободной. Вдохнуть наконец-то приторно-сладкий, густой, как карамель, воздух, запрокинуть голову, увидеть небо, улыбнуться птицам, потом зажмуриться от удовольствия, подставляя лицо ласковым лучам солнца, рассмеяться.
Мира в прошлом никак не может вспомнить, сколько именно дней находится в больнице. И дней ли? Может, недель. Или месяцев. Уточнять у Таль не хочется.
Вторая Мира знает, что она провела взаперти ровно пятьдесят один день.
Мира в прошлом нетерпеливо идёт рядом с Таль, почти не слушает её. Какая разница? Она свободна, свободна, свободна…
Вторая Мира знает, что задумала Таль и почему у Миры в прошлом такой прилив энергии.
Мира в прошлом ничего не подозревает. Не догадывается, что с каждым шагом приближается к гибели.
Коридор заканчивается неожиданно. Мира в прошлом замедляет шаг, неуверенно топчется на пороге широко раскрытой двери, недоверчиво косится на остановившуюся в проёме Таль.
– Тебя уже ждёт таксилёт. – Холёная белая рука с синими овальными ноготками изящно взлетает в воздухе, указывает на стоянку.
Вторая Мира понимает – Таль всё продумала, подготовилась. Служебный выход без лишних свидетелей, заказанное к порогу такси, заглюченный водитель-смертник. Никаких осечек в идеальном плане. Почти идеальном. Ей почему-то чудится фальшь, игра в каждом жесте, в каждом слове Таль. Но она не успевает сосредоточиться. Мимолётное, невнятное ощущение, мелькнув тенью, исчезает.
Мира в прошлом смущённо бормочет слова благодарности, не поднимая взгляда, несётся к таксилёту, торопливо кивает на прощание и лезет внутрь. Уже из салона сквозь затемнённые окна бросает взгляд исподтишка на Таль. Та смотрит так, будто непрозрачное стекло – не помеха. Накатывает тоска вперемешку со страхом. Сердце то замирает в груди, то бешено колотится, словно собирается выскочить. Пульс громко стучит в висках. Становится холодно, хотя в салоне не продохнуть от жары. Внезапное головокружение вынуждает зажмуриться. Таксилёт набирает высоту, мчится над Миером.
Вторая Мира знает, что произойдёт. Сначала плавно опустится стеклянная перегородка. Потом резкий запах газа, тошнота. Мозг успеет предупредить об опасности, Мира в прошлом – испугаться и отправить сознание в Плешь, Ллэр – подхватить её тело и перенести на газон. Взрыв, разлетающийся на куски таксилёт, клубы чёрного дыма в оранжевом небе.
Вторая Мира пытается остановить мелькающие картинки, отмотать память назад, вернуться в то странное ощущение – у дверей с Таль. Не получается.
– Где Тени? – шепчет невидимый Ллэр в настоящем. – Покажи мне.
Мира в прошлом скорее догадывается, чем понимает – она в комнате Алэя. И почти сразу сильный спазм сдавливает грудь, будто холодные пальцы хватают за горло и душат. В ушах звучит незнакомый голос. Бесполый, монотонный. Он повторяет одну и ту же фразу, смысла которой Мира не знает. Силится разобрать слова, но всё сильнее болит голова, всё труднее дышать.
И вдруг кажется, будто обдувает мягкий, ласкающий летний ветерок, и сквозь ледяную корку прорывается другой голос. Ллэр.
– Котёнок, слушай меня. Вернись на шаг. Вернись к Алэю.
Она послушно отматывает назад картинки. Наугад останавливается.
В комнате тишина. Алэй испуганно смотрит на неё.
– Ты что натворила?
– Молодец. – Мира в настоящем снова слышит Ллэра. – Молодец. Ещё чуть-чуть. Шаг за шагом. Не торопись. Дыши.
Он замолкает, и она понимает – Ллэр не знает, почему ей больно. Так не должно быть, память – всего лишь отпечаток. Но Мира чувствует то же, что чувствовала в прошлом, к которому прикасается. Ллэр растерян и в то же время уверен – бояться нечего. Надо лишь шаг за шагом, секунда за секундой разматывать спираль времени.
Комната Алэя наполнена одиночеством и страхом. Кашель мешает соображать, Мира различает только одно желание – убраться. Как можно дальше. Туда, где никто не найдёт. Где не будет Ллэра и его жалости.
Бесполый голос продолжает монотонно бормотать. Сопротивляться ему не получается. Ещё миг, и залитая солнечным светом комната в Замке атради сменяется зелёной поляной.
Перед Мирой одноэтажный домик, вокруг лес. Тихо, даже птицы не поют.
Дверь распахивается. Сколько лет тому, кто стоит на пороге – не понять. На лице юноши глаза старика.
– Но почему – Самар? – спрашивает Ллэр. Не у Миры – у её памяти. И у того, что подчиняет себе её сознание в прошлом.
Оно молчит, а Мира в настоящем эхом узнает то, что недавно выяснил Ллэр – самому старому атради больше тридцати тысяч лет.
Вероятно, Самар почувствовал чьё-то присутствие. Он удивлённо смотрит на Миру. Она испуганно таращится на него. Не успевает ничего сказать, сделать… Цепенеет от ледяного холода. Необъяснимого, потому что с неба светит раскалённое солнце, под ногами зеленеет трава, за спиной атради – горшки с цветами.
– Что тебе надо? – грубо бросает Самар.
Мира в настоящем улавливает недоумение Ллэра: самый старый атради не удивлён гостье.
– Ты знаешь сам, – она покорно озвучивает, что требует всё тот же голос в её голове.
– Этого не будет.
– Тмиора тоже. И таких тварей, как вы, – повторяет следом Мира. И ни капли не сомневается – голос не шутит.
Голову словно сдавливают тиски. Память сопротивляется, как будто хозяин голоса не хочет, чтобы она добралась до сути, чтобы догадалась. Он не может знать, что сейчас за всем подглядывает Ллэр, но, видимо, ему не сложно было предположить, что рано или поздно атради доберутся до её разума, попробуют вскрыть.
Мире в настоящем кажется: ещё немного – и она потеряет сознание. Но в этот момент, здесь, сейчас, в реальности, Ллэр перестаёт сжимать её руки, ладони поднимаются к её голове, пальцы ложатся на виски.
