355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карин Фоссум » Не оглядывайся! » Текст книги (страница 4)
Не оглядывайся!
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 23:04

Текст книги "Не оглядывайся!"


Автор книги: Карин Фоссум



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Он все время похлопывал дочь по спине, пока говорил.

– Как долго закупался Локе?

– Ну не знаю… Может быть, минут десять. Кстати, остановился еще мотоцикл. Примерно между половиной первого и часом. Постоял немного и поехал дальше. Большой мотоцикл с тяжелыми мотосумками. Может быть, турист. Больше никого.

– Мотоцикл? Вы можете его описать?

– Ну что сказать. Темный, я думаю. Сверкающий и красивый. Человек в шлеме сидел ко мне спиной. Сидел и читал что-то – перед ним на руле лежала книга или газета.

– Вы не видели номер?

– Нет, к сожалению.

– Вы не припоминаете серого или зеленого автомобиля с лыжным чехлом на крыше?

– Нет.

– А как насчет тебя, Анетта? – Сейер повернулся к девочке. – Ты припоминаешь что-то, что, возможно, могло иметь значение?

– Я должна была позвонить,– пробормотала она.

– Ты не должна упрекать себя за это, ты не могла сделать ничего ни до, ни после. Кто-то наверняка поймал ее наверху на дороге.

– Анни не любила, чтобы люди беспокоились. Я боялась, что она разозлится, если мы будем приставать к ней.

– Ты хорошо знала Анни?

– Неплохо.

– И ты не знаешь никого с кем она познакомилась в последнее время? Она не говорила тебе о новых приятелях?

– Нет, нет. У нее же был Хальвор.

– Точно. Будь так добра, позвони, если что-то вспомнишь. Мы с удовольствием заедем к вам еще раз.

Полицейские вышли, а Хорген вернулся на склад. Сейер увидел склонившийся силуэт в окне сбоку от входной двери.

– Оттуда ему хорошо видна дорога.

Мотоцикл, который остановился невдалеке и снова поехал. Между половиной первого и часом. Это надо запомнить.

Сейер захлопнул дверцу машины.

– Торбьёрн говорил, что они проходили мимо Змеиного озера без четверти час, когда искали Рагнхильд. Тогда ее там еще не было. Раймонд и Рагнхильд были там предположительно в полвторого, и она уже лежала там. Это дает нам отрезок в три четверти часа. Очень редкий случай. Автомобиль пронесся мимо них на большой скорости прямо перед тем, как они собрались идти. Обычный автомобиль, «что-то среднее». Не темный, не светлый, не старый, не новый…

Он ударил по приборной доске.

– Не все разбираются в автомобилях, – улыбнулся Скарре.

– Мы попросим его сообщить о себе. Того, кто вчера проезжал на большой скорости мимо дома Раймонда в час-полвторого. Возможно, с чехлом для лыж на крыше. И поищем мотоцикл. Если никто не даст о себе знать, я наведу на этот автомобиль детей.

– Как именно?

– Пока не знаю. Возможно, попрошу его нарисовать. Дети все время рисуют.

* * *

Раймонд принес еду отцу. Он крался тихо, но половые доски скрипели, а тарелка зазвенела о мраморную поверхность ночного столика. Отец открыл один глаз.

– Чего они хотели? – спросил он.

* * *

Полицейские пообедали в столовой здания суда.

– Омлет пересох,– недовольно сказал Скарре. – Он слишком долго пролежал на сковороде.

– Неужели?

– Причина в том, что яйца продолжают густеть даже после того, как их переложишь на тарелку. Их нужно снимать со сковороды жидкими.

У Сейера не было возражений – он вообще не умел готовить.

– Кроме того, они добавили молоко. Это портит цвет.

– Ты учился в кулинарном колледже?

– Всего один год.

– Господи, чего только не узнаешь.

Сейер вытер тарелку куском хлеба и доел последние крошки. Потом хорошенько вытер рот салфеткой.

– Мы начнем с Кристала. Каждый прочешет свою сторону улицы – по десять домов с каждой стороны. Начнем в десять минут шестого, когда люди вернутся с работы.

– Никаких возражений, – ответил Скарре и взглянул на свои наручные часы. В два часа начинал действовать запрет на курение.

– Спешат. Неважно. Спроси про то, какой была Анни некоторое время назад, и не думают ли они, что она изменилась. Подключи всю свою харизму и дай им выговориться. Короче, выясни все.

– Нам лучше поговорить с Эдди Холландом без жены.

– Я думал о том же. Я попрошу его зайти к нам через пару дней. А мать в шоке. Рано или поздно она немного успокоится.

– Но они вели себя совершенно по-разному, когда речь шла об Анни, ты не находишь?

– Так часто бывает. У тебя ведь нет детей, Скарре?

– Нет. – Он закурил.

– Ее сестра наверняка уже дома, вернулась из Тронхейма. Нам нужно поговорить и с ней.

После обеда они зашли в Отдел экспертизы, но никаких сенсационных фактов о ветровке, которой был прикрыт труп, обнаружить не удалось.

– Импорт, из Китая. Такие продаются во всех магазинах низких цен. Импортер говорит, что они завезли примерно две тысячи курток. Пакетик диацетила в правом кармане, зеркало и несколько светлых волосков, возможно, собачья шерсть. И не спрашивайте меня о породе. Больше ничего.

– Размер?

– XL. Но рукава слишком длинные, они были закатаны.

– Раньше люди нашивали на куртки ярлычки с именами, – заметил Сейер.

– Да, случалось пару раз в Средние века.

– А что насчет таблеток?

– Ничего интересного. Просто-напросто ментоловая пастилка. Крошечная и очень сильная.

Сейер почувствовал себя обманутым. Ментоловая пастилка ровным счетом ничего не значила. Такие были в карманах у всех, у него самого всегда был с собой пакетик «Fisherman's Friend».

Они двинулись назад. Машин в Кристале прибавилось, на дороге было полным-полно детей на самых разных видах транспорта: трехколесных велосипедах, тракторах; гуляли девочки с колясками, а один подросток щеголял на самодельном деревянном «Норвегобиле» с плешивым хвостом, развевающимся по ветру. Когда полицейский автомобиль свернул к почтовым ящикам, красочное движение застыло, как река подо льдом. Скарре не мог удержаться от того, чтобы не проверить тормоза пары игрушечных автомобилей, и был совершенно уверен, что хозяин сине-розового «Масси Фергюсона» наделал в подгузник от ужаса, узнав, что у него не горят задние фары.

Все поняли: что-то случилось, но никто не знал, что именно. Никто не отваживался позвонить Холландам и спросить.

Полицейские обошли дом за домом, каждый по свою сторону улицы. Раз за разом им приходилось наблюдать недоверие и шок на застывших лицах. Женщины обычно начинали плакать, мужчины бледнели и замолкали. Они вежливо пережидали какое-то время, потом задавали вопросы. Все хорошо знали Анни. Многие женщины видели ее – по пути ей пришлось пройти мимо всех домов. Годами она следила за их детьми, лишь в последний год, когда начала взрослеть, Анни отошла от этого занятия. Почти все говорили о ее успехах в гандболе и своем замешательстве, когда она бросила стоять в воротах, ведь Анни была настолько хороша, что о ней постоянно писали местные газеты. Пожилая пара вспомнила, что раньше она вся искрилась чувствами и была гораздо более открытой; они считали, что она изменилась, потому что стала старше. Она невероятно вытянулась, говорили они. До этого была очень маленькой и худенькой – и вдруг резко вытянулась.

Скарре побывал в апельсиново-желтом доме. Его хозяином оказался холостяк лет сорока с лишним. Посреди гостиной стояла аккуратная маленькая лодка с полным такелажем, на дне ее лежал матрас и куча подушек, по краю обшивки был вмонтирован держатель для бутылок. Скарре очарованно уставился на судно. Лодка была ярко-красная, паруса – белые. Собственная квартира сразу же показалась ему недостаточно оригинально обставленной.

Фритцнер знал Анни не так уж хорошо, у него, в конце концов, не было своих детей, за которыми нужно было бы присматривать. Но он иногда подвозил ее до центра. Она обычно говорила: да, спасибо, когда погода была плохой; если же было солнечно, просто махала ему рукой. Ему нравилась Анни. Чертовски хороший вратарь, серьезно говорил он. Сейер двинулся дальше и попал в дом под номером шесть, где жила турецкая семья. Семья Ирмак как раз собиралась ужинать, когда он позвонил в дверь. Они сидели вокруг стола, и от большой кастрюли, стоявшей в его середине, поднимался пар. Хозяин дома, высокий человек в рубашке с вышивкой, протянул полицейскому коричневую руку. Сейер рассказал им, что Анни Холланд мертва. Что, судя по всему, кто-то ее убил. Нет, сказали они в ужасе, не может быть. Красавица из двадцатого дома, дочка Эдди! Единственная семья, которая хорошо их приняла, когда они поселились здесь. Они жили и в других местах, и не везде они были желанными гостями. Не может быть! Мужчина схватил Сейера под руку и повел к дивану.

Сейер сел. Ирмак не заискивал, не демонстрировал покорность судьбе, которую часто можно встретить у иммигрантов, – вместо этого он излучал достоинство и уверенность в себе. Это облегчало дело.

Женщина видела Анни, когда та уходила. Было около половины первого, как она помнила. Она спокойно шла между домами с рюкзаком на спине. Они не знали Анни, когда она была младше, они живут здесь только четыре месяца.

– Как мальчик, – сказала она и поправила головной платок.– Большая! Много мышц.– Она опустила взгляд.

– Она никогда не сидела с вашим ребенком?

Сейер кивнул через стол, где терпеливо ждала маленькая девочка. Молчаливая, необычайно красивая девочка с густыми ресницами. Взгляд у нее был глубоким и черным, как колодец.

– Мы хотели попросить, – быстро сказал мужчина, – но соседи сказали, что она выросла и больше детьми не занимается, и мы не стали навязываться. Жена весь день дома, так что мы обходимся. Завтра мне надо будет уехать. У нас «Лада». Соседи говорят, что это плохой автомобиль, но нас он устраивает. Я езжу каждый день на улицу Поппельсгате, там у меня магазин трав и пряностей. Сыпь у вас на лбу пропадет, если использовать травы. Не травы из «Рими», настоящие травы, от семьи Ирмак.

– Правда? Это возможно?

– Они очищают организм. Быстрее выводят пот. Сейер серьезно кивнул.

– Так вы никогда не имели дела с Анни?

– Не по-настоящему. Несколько раз, когда она пробегала мимо, я ее останавливал и грозил пальцем. Ты же убежишь от собственной души, девочка. Она смеялась на это. Я сказал, давай я научу тебя вместо этого медитировать. Бегать по улицам– это сложный способ найти покой в душе. На это она смеялась еще больше и исчезала за поворотом.

– Она к вам когда-нибудь заходила?

– Да. Она пришла от Эдди в день, когда мы вселились, с цветком в горшке. Как добро пожаловать от них. Нихмет заплакала,– сказал он и указал на жену. Та и сейчас плакала. Натянула платок на лицо и повернулась к ним спиной.

Когда Сейер уходил, они поблагодарили его за визит и сказали, что всегда будут рады его видеть. Они стояли в маленьком коридоре и смотрели на него. Девочка держалась за платье матери, она напоминала Матеуса темными глазами и черными кудрями. На улице он на секунду остановился. Посмотрел прямо на Скарре, который в ту же секунду вышел из дома номер девять. Они кивнули друг другу и пошли дальше.

* * *

– Много запертых дверей? – спросил Скарре.

– Только две. Йонас, номер четыре, и Руд, номер восемь.

– Я взял показания у всех.

– Какие-нибудь общие ощущения?

– Ничего, кроме того, что все ее знали и что она годами бывала в этих домах. И была у всех на хорошем счету.

Они позвонили в дверь к Холландам. Открыла девушка – вероятно, сестра Анни, похожая на нее и все же другая. Такие же светлые волосы, как у Анни, но ближе к корням темнее. Глаза обведены черной тушью, очень светлые и неуверенные. Она была не такой крупной и высокой, как Анни, не выглядела спортивной, была хуже сложена. На ней были лиловые лыжные брюки с полосками по бокам и белая блузка.

– Сёльви? – спросил Сейер.

Она кивнула, протянув ему мягкую ладонь, вернулась в дом и сразу же начала искать прибежище возле матери. Фру Холланд сидела в том же самом углу дивана, что и прежде. Ее лицо слегка изменилось за это время, с него исчезло пронзительно-отчаянное выражение, оно было очень напряженным; она выглядела теперь значительно старше. Отца не было видно. Сейер попытался рассмотреть Сёльви, не глядя на нее в упор. Ее лицо было иного типа, нежели у сестры: ни широких скул, ни решительного подбородка, ни больших серых глаз. Слабее и немного полновата, подумал он. Через полчаса разговора выяснилось, что сестры никогда не были сильно привязаны друг к другу. Каждая жила своей жизнью. Сёльви работала уборщицей в парикмахерской, никогда не интересовалась чужими детьми и не занималась спортом. Сейер подумал: она, видимо, была занята только самой собой. Тем, как она выглядит. Даже сейчас, сидя на диване рядом с матерью, она словно по привычке прихорашивалась. Одно колено подтянуто, голова немного склонена набок, руки сцеплены вокруг голени. На пальцах сверкают блестящие кольца. Ногти длинные и красные. Круглое тело без углов, без характера – ни скелета, ни мышц, только розовая кожа, натянутая на глиняную скульптуру. Сёльви была значительно старше Анни, но ее лицо выглядело детским. Лицо Анни на фотографии было более взрослым. Она смотрела в объектив настороженно – было видно, что ей не хотелось фотографироваться, но пришлось подчиниться. Сёльви позировала все время, в той или иной степени. Внешне она походила на мать, в то время как Анни – на отца, подумал он.

Мать постоянно похлопывала дочь по руке, как будто утешая или предупреждая о чем-то.

– Ты не знаешь, заводила ли Анни новые знакомства в последнее время? Встречалась с новыми людьми? Она о чем-то таком говорила?

– Ее не интересовали знакомства с людьми. Сёльви пригладила блузку. – Ты не знаешь, вела ли она дневник?

– О нет, только не Анни. Она отличалась от других девочек, была почти как мальчишка. Никогда не красилась, терпеть не могла украшений. Носила медальон Хальвора только потому, что он попросил об этом. Вообще-то он мешал ей, когда она бегала.

Голос был светлым и мягким – голос маленькой девочки, а не женщины на шесть лет старше Анни. Будь добр со мной, просил он осторожно, смотри, какая я маленькая и хрупкая.

– Ты знакома с ее друзьями?

– Ну, они младше меня. Но я знаю, кто они.

Она ощупала свои кольца и заколебалась, как будто попыталась найти выход из ситуации, в которой внезапно очутилась.

– Кто из них знал ее лучше всего, как ты думаешь?

– Она общалась с Анеттой только по учебе. Не думаю, что они просто болтали.

– Вы живете на окраине,– сказал Сейер осторожно. – Могла она поехать автостопом?

– Никогда. Я тоже,– быстро сказала она. – Но нас часто подвозят, когда мы идем вдоль дороги. Мы знаем почти всех.

Почти, подумал он.

– Ты не помнишь, она не выглядела в последнее время несчастной?

– Несчастной – нет. Но она перестала всему радоваться. У нее не так уж много было интересов. Только школа и бег.

– И Хальвор, может быть?

– Точно не знаю. Мне казалось, она почти равнодушна к Хальвору. Как будто еще не поняла, что между ними происходит.

Перед внутренним взором Сейера стоял образ девочки с недоверчивым взглядом, как будто отвернувшейся от всех. Она поступала как хотела, шла своим собственным путем и держала всех на расстоянии. Почему?

– Твоя мать говорит, что раньше она выглядела более живой,– продолжал Сейер.– Тебе тоже так казалось?

– Ну да, раньше она была более разговорчивой.

Скарре прочистил горло.

– Эта перемена,– он осторожно прощупывал почву,-как вам кажется, она случилась внезапно? Или Анни менялась постепенно, в течение долгого времени?

Мать и дочь переглянулись. – Мы не знаем точно. Она просто изменилась.

– Ты можешь вспомнить, когда это произошло, Сёльви?

Девушка пожала плечами.

– В прошлом году. Они расстались с Хальвором, и сразу же она бросила гандбол. И потом так ужасно вытянулась. Она выросла из всей своей одежды и сразу же стала такой тихой.

– Может быть, злой или обиженной?

– Нет, просто тихой. Разочарованной, что ли…

Разочарованной.

Сейер кивнул. Он окинул взглядом Сёльви. Эти лиловые рейтузы…

– Ты не знаешь, состояли ли Анни и Хальвор в сексуальных отношениях?

Она залилась краской.

– Точно не знаю. Вы можете спросить Хальвора.

– Так я и сделаю.

* * *

– Сестра, – сказал Сейер напарнику, – из тех девочек, которые становятся жертвами мужчин с дурными намерениями. Так занята самой собой и тем, как она выглядит, что не заметит сигналов об опасности. Сёльви. Не Анни. Анни была осторожной и спортивной. Ее не волновало, какое впечатление она производила на людей. Не ездила автостопом, не ставила себе целью знакомства с новыми людьми. Если она села в автомобиль, то только к тому, кого она знала.

– Мы постоянно об этом говорим. – Скарре поднял глаза.

– Я знаю.

– У тебя ведь есть дочь, – продолжал Скарре, – которая прошла через пубертатный период. Как это было?

– О, – пробормотал Сейер, выглянув в окно. – В основном этим занималась Элисе. Но я помню то время. Половое созревание – это полный мрак. Она была как солнечный лучик, пока ей не исполнилось тринадцать, а потом начала огрызаться. Она рычала до четырнадцати, потом начала кусаться. А потом все закончилось.

«А потом все закончилось»… Он вспомнил, как ей исполнилось пятнадцать и она начала становиться маленькой женщиной, а он не знал, как с ней разговаривать. Твой ребенок больше не ребенок, и нужно найти для общения с ним новый язык… Сложно.

– Значит, это заняло год-два?

– Да,– ответил он задумчиво, – год или два.

– Тебя занимает эта ее перемена?

– Что-то могло случиться. Я должен выяснить, что это было. Какой она была, кто ее убил и почему. Пора заехать к Хальвору Мунтцу. Он наверняка сидит и ждет нас. Как ты думаешь, каково ему сейчас?

– Даже не могу предположить. Можно, я покурю в автомобиле?

– Нет. Ты довольно сильно оброс, не находишь?

– Не обращал внимания. На, возьми пастилку от горла.

Они смотрели каждый в свое окно. Скарре поймал сзади у себя на шее завиток и вытянул его на всю длину, а потом выпустил, и тот быстро свернулся, как червяк на сковороде.

* * *

Ей почудилось в нем что-то знакомое. Поэтому она подволокла стул поближе и почти засунула морщинистое лицо в экран. Ее залил свет, так, что ему стали видны волоски у нее в носу, которые постоянно росли. Нужно удалить их, подумал он; но он не знал, как ей об этом сказать.

– Это Йохан Олав! – закричала она. – Он пьет молоко.

– Мм.

– О боже, как же он прекрасен! Интересно, понимает ли он сам, что он – произведение искусства, нет, на самом деле! Живое произведение искусства!

Актер вытер молочные усы и улыбнулся, обнажив белые зубы.

– Нет, ты видел, какие у мальчика зубы? Белые, как мел! Это потому, что он пьет молоко. Тебе тоже нужно пить больше молока. И он наверняка посещает школьного дантиста, в наше время такого не было.– Она собрала плед на коленях. – У нас не было средств, чтобы следить за зубами, мы просто вырывали их один за другим, когда они портились, а у вас есть школьный дантист, и молоко, и витамины, и правильное питание, и зубная паста с фтором, и я не знаю что еще. – Она глубоко вздохнула. – Я-то в школьные годы вечно ныла. Не потому, что не знала уроки, а потому что вечно была голодна. Ну конечно, вы красивые, вы, современная молодежь. Я завидую вам! Ты слышишь, что я говорю, Хальвор? Я завидую вам!

– Да, бабушка.

Он дрожащими пальцами вынул фотографии из желтого конверта «Кодак». Тщедушный молодой человек с узкими плечами, он совсем не был похож на прыгуна в высоту из телевизионного рекламного ролика. Рот у него был маленький, как у девушки, один угол был словно натянут, и, когда молодой человек улыбался, что случалось с ним очень редко, этот уголок оставался на месте. От правого угла рта вверх к виску шел шрам. Волосы каштановые, коротко остриженные и мягкие, подбородок практически гладкий. С первого взгляда ему часто давали пятнадцать, а перед киносеансами «до восемнадцати» постоянно приходилось показывать паспорт. Он не поднимал вокруг этого шума, он вообще не любил скандалить.

Он медленно перебирал фотографии, которые видел бесчисленное количество раз. Но сейчас они выглядели по-другому. Сейчас он искал в них предзнаменования того, что должно было случиться много позже, хотя он, конечно, не знал об этом, когда делал их. Анни, с деревянным молотком в руке, со страшной силой вбивает колышек для палатки. Анни на прыжковой вышке, стройная, как ива, в своем черном купальнике. Анни, спящая в зеленом спальном мешке. Анни на велосипеде, лицо скрыто светлыми волосами. А вот он сам возится с примусом. Вот они вдвоем. Ему пришлось долго ее уговаривать сфотографироваться. Она терпеть не могла позировать перед объективом.

– Хальвор! – закричала бабушка от окна.– Приехал полицейский автомобиль!

– Да, – тихо сказал он.

– Зачем он сюда приехал? – Она вдруг озабоченно посмотрела на него. – Что им надо?

– Это из-за Анни.

– А что с Анни?

– Она мертва.

– Что ты такое говоришь? Она осторожно проковыляла обратно к стулу и оперлась о ручку.

– Она мертва. Они приехали, чтобы допросить меня. Я знал, что они приедут, я ждал их.

– Почему ты говоришь, что Анни мертва?

– Потому что она мертва! – закричал он.– Она умерла вчера! Звонил ее отец.

– О боже, но почему?

– Ну я-то откуда знаю? Я не знаю почему, я только знаю, что она мертва!

Он спрятал лицо в ладонях. Бабушка, как мешок, опустилась в кресло и стала еще бледнее, чем обычно. У них так долго все шло хорошо. Этого, конечно, не может быть, не может.

Кто-то резко застучал в дверь. Хальвор вздрогнул, положил фотографии под скатерть и пошел открывать. Их было двое. Они какое-то время стояли в проеме и смотрели на него. Было несложно угадать, о чем они думали.

– Тебя зовут Хальвор Мунтц?

– Да.

– Мы приехали задать тебе несколько вопросов. Ты понимаешь, почему мы тут?

– Ее отец звонил сегодня ночью.

Хальвор кивал и кивал. Сейер увидел старуху в кресле и поздоровался.

– Это твоя родственница?

– Да.

– Есть место, где мы могли бы поговорить наедине?

– Только у меня в комнате.

– Да? Если ты не возражаешь, тогда…

Хальвор первым вышел из гостиной, прошел через тесную кухоньку и зашел в маленькую комнату. Дом, должно быть, старый, подумал Сейер, теперь уже так не строят. Мужчины расселись на расшатанном диване, Мунтц сел на постель. Старая комната с зелеными стенами и широким подоконником.

– Это твоя бабушка? В гостиной?

– По отцу.

– А родители?

– Они разведены.

– И поэтому ты живешь здесь?

– Мне предоставили выбор, с кем жить.

Слова получались сухими и отрывистыми, как камешки.

Сейер огляделся, поискал фотографии Анни и нашел одну – маленькую, в желтой рамке, на ночном столике. Рядом с ней стояли будильник и статуэтка Мадонны с младенцем, возможно, сувенир с юга. Единственный плакат на стене – какой-то рок-певец и надпись «Meat Loaf» поперек картинки. Музыкальный центр и диски. Шкаф для одежды, пара кроссовок, не таких хороших, как у Анни. На ручке шкафа висит мотоциклетный шлем. Неубранная постель. Напротив окна – столик, на нем – изящный компьютер с маленьким дисплеем. В ящике рядом – дискеты. Сейер посмотрел на верхнюю: шахматы для начинающих. В окно он видел двор, «Вольво», припаркованную рядом с пристройкой, пустую будку и мотоцикл, накрытый полиэтиленом.

– Ты ездишь на мотоцикле? – задал он наводящий вопрос.

– Когда получается. Он не всегда заводится. Я хочу привести его в порядок, но пока сейчас у меня нет денег.

Он немного подергал воротник рубашки. – Ты работаешь?

– На фабрике по производству мороженого. Уже два года.

Фабрика по производству мороженого, подумал Сейер. Два года. Значит, он закончил среднюю школу и начал работать. Возможно, совсем не так глуп, получил профессиональный опыт. Спортивным его не назовешь, слишком худой, слишком бледный. Анни была настоящей спортсменкой, старательно тренировалась и училась в школе, а этот мальчик паковал мороженое и жил с бабушкой. Сейер ощутил какой-то диссонанс. Это была почти высокомерная мысль, он отогнал ее.

– Теперь мне придется спросить тебя кое о чем. Ты не будешь против?

– Нет.

– Тогда я начну так: когда ты в последний раз видел Анни?

– В четверг. Мы были в кино, на шестичасовом сеансе.

– На каком фильме?

– «Филадельфия». Анни плакала, – добавил Хальвор.

– Почему?

– Фильм был грустный.

– Да, точно. А потом?

– Потом мы поели в кафе при кинотеатре и сели на автобус, идущий до ее дома. Посидели в комнате и послушали пластинки. Я сел на автобус домой в одиннадцать. Она проводила меня до остановки у мэрии.

– И больше ты ее не видел?

Он покачал головой. Шрам придавал ему обиженный вид. На самом деле, думал Сейер, у него очень красивое, правильное лицо, зеленые глаза. Маленький рот создавал впечатление, что парень постоянно пытается спрятать некрасивые зубы.

– Не общался ли ты с ней по телефону или еще

как-то?

– По телефону, – быстро ответил Мунтц. – Она звонила на следующий вечер.

– Что она хотела?

– Ничего.

– Она была очень тихой девочкой, верно?

– Да, но любила поговорить по телефону.

– Значит, она ничего не хотела, но все-таки позвонила. О чем вы разговаривали?

– Если вам обязательно нужно знать, мы говорили обо всем и ни о чем.

Сейер улыбнулся. Хальвор все время смотрел в окно, как будто хотел избежать визуального контакта. Может быть, он чувствует себя виноватым или просто стесняется. Сейеру стало жаль парня. Любимая мертва, а ему, возможно, даже не с кем поговорить, кроме бабушки, которая ждет в гостиной. Кроме того, может быть, он еще и убийца, думал Сейер.

– А вчера ты, как обычно, был на работе? На фабрике?

Хальвор немного помедлил.

– Нет, я был дома.

– Значит, ты был дома? Почему?

– Я был не совсем здоров.

– Ты часто пропускаешь работу?

– Нет, я нечасто пропускаю работу! – Он поднял голос. В первый раз он показал, что что-то чувствует.

– Твоя бабушка может это, естественно, подтвердить?

– Да.

– И ты не был на улице вообще, весь день?

– Только немного прогулялся.

– Несмотря на то, что был болен?

– Нам же нужна еда! Бабушке не так легко дойти до магазина. Она справляется с этим только в погожие дни, а их бывает немного. У нее ревматизм, – объяснил он.

– О'кей, я понимаю. Ты можешь рассказать, чем ты болел?

– Это обязательно?

– Тебе не обязательно делать это прямо сейчас, но, может быть, ты все-таки вспомнишь.

– Да, хорошо. У меня бывают ночи, когда я не могу заснуть.

– Да? И ты остаешься на следующий день дома?

– Мне нельзя следить за машинами на тяжелую голову.

– Это звучит разумно. Почему ты время от времени не спишь по ночам?

– Это просто детская травма. Так ведь это называется?

Он внезапно улыбнулся горькой улыбкой, неожиданно взрослой на юном лице.

– Когда примерно ты вышел из дома?

– Примерно в районе одиннадцати.

– Пешком?

– На мотоцикле.

– В какой магазин?

– «Киви» – в центре.

– Значит, вчера он завелся?

– Он заводится почти всегда, если у меня хватает терпения.

– Как долго тебя не было?

– Не знаю. Я не знал, что меня будут допрашивать.

Сейер кивнул. Скарре писал как сумасшедший.

– Ну примерно?

– Может, два часа.

– И бабушка может это подтвердить?

– Вряд ли. Она не очень хорошо соображает.

– У тебя есть права на вождение мотоцикла?

– Нет.

– Как долго вы были вместе, ты с Анни?

– Довольно долго. Пару лет. – Он провел рукой под носом, продолжая смотреть во двор.

– Как ты считаешь, у вас все было хорошо?

– Несколько раз мы расставались.

– Кто был инициатором, она?

– Да.

– Она говорила почему?

– Вообще-то нет. Но она не была особенно привязана ко мне. Хотела, что мы остались просто друзьями.

– А ты не хотел?

Он покраснел и посмотрел на свои руки.

– У вас были сексуальные отношения?

Он еще сильнее покраснел и снова посмотрел во двор.

– Вообще-то нет.

– Вообще-то нет?

– Я уже сказал. Она не проявляла к этому интереса.

– Но вы пытались, так?

– Ну да. Пару раз.

– Наверное, не очень удачно? – Голос Сейера стал исключительно дружелюбным.

– Я не знаю, что называть удачей.

Его лицо настолько застыло, что вся мимика будто исчезла.

– Ты не знаешь, был ли у нее секс с кем-то еще?

– Об этом я ничего не знаю. Но я бы вряд ли в это поверил.

– Значит, вы были вместе с Анни больше двух лет, то есть с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. Она пыталась бросить тебя несколько раз, она не проявляла интереса к сексу с тобой,– и все же ты продолжал с ней встречаться? Ты уже совсем не ребенок, Хальвор. Ты так терпелив?

– Да.

Его голос звучал тихо, как будто он остерегался проявить какие-либо чувства и поэтому придерживался фактов.

– Ты считаешь, что хорошо ее знал?

– Лучше, чем многие другие.

– Тебе не казалось, что она выглядела несчастной?

– Не то чтобы несчастной. Но – я не знаю… Печальной, наверное.

– А в чем разница?

Хальвор поднял глаза:

– Когда человек несчастен, он все же надеется на что-то хорошее. А когда он сдался, тогда он печален.

Сейер удивленно выслушал это объяснение.

– Когда я встретил Анни два года назад, она была другой, – вдруг сказал Мунтц. – Шутила и смеялась со всеми. Моя противоположность,– припомнил он.

– А потом она изменилась?

– Она вдруг стала такой большой. И сразу притихла. Больше не играла. Я ждал, может быть, это пройдет. Может быть, она станет снова прежней. Теперь уже нечего ждать.– Он сплел руки и посмотрел на пол, потом сделал над собой усилие и встретился взглядом с Сейером. Глаза Мунтца блестели, как мокрые камни. – Я не знаю, о чем вы думаете. Но я не причинял вреда Анни.

– Мы ничего не знаем. Мы опрашиваем всех знакомых Анни. Она употребляла наркотики или алкоголь?

Скарре потряс ручку – чернила заканчивались.

– Вы что, смеетесь? Это бред.

– А как насчет тебя самого?

– Это не могло бы прийти мне в голову.

Ах ты боже мой, подумал Сейер. Разумный трудолюбивый молодой человек, занятый на постоянной работе. Перспективный и многобещающий.

– Ты знаешь друзей Анни? Анетту Хорген, например?

– Немного. Мы обычно общались вдвоем. Анни не хотела, чтобы мы встречались.

– Почему?

– Не знаю.

– И ты делал так, как она хотела?

– Это было несложно. Я тоже не очень люблю большие сборища.

Сейер понимающе кивнул. Может быть, они на самом деле подходили друг другу.

– Ты не знаешь, вела ли Анни дневник?

Хальвор немного помедлил, остановил импульс в зародыше и покачал головой.

– Вы имеете в виду, такую розовую книжечку в форме сердца, с висячим замочком?

– Необязательно. Он мог выглядеть и по-другому.

– Я не думаю, – пробормотал он.

– Но ты не уверен?

– Совершенно уверен. Она ни разу ни о чем таком не упоминала.

Теперь голос был еле слышен. – У тебя есть кто-то, с кем ты можешь поговорить?

– У меня есть бабушка.

– Ты привязан к ней?

– Она в порядке. Здесь тихо и спокойно.

– У тебя есть синяя ветровка, Хальвор?

– Нет.

– Что ты носишь на улице?

– Джинсовую куртку. Или пуховик, когда холодно.

– Ты позвонишь мне, если тебе что-то не будет давать покоя?

– Почему я должен это делать? – Он удивленно поднял глаза.

– Позволь мне выразиться по-другому: ты позвонишь в отделение, если вспомнишь что-то, что бы это ни было, что, как тебе кажется, поможет выяснить причины, по которым умерла Анни?

– Да.

Сейер огляделся в комнате, чтобы запомнить все. Взгляд его остановился на Мадонне. При более тщательном рассмотрении она выглядела красивее, чем на первый взгляд.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю