Текст книги "Кровные Узы (ЛП)"
Автор книги: Карен Трэвисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– Полковник Соло приходит и уходит, когда ему вздумается, – ответил Шеву.
– Я могу как–нибудь помочь?
– А ты умеешь находить мертвые тела?
– Ну…
– Извини, Бен. – Шеву отпустил дроида резким взмахом головы. – Выяснилось, что мы потеряли мертвого арестованного, а поскольку мертвое тело не может просто взять и уйти отсюда без посторонней помощи, я пытаюсь его найти. Нельзя докладывать о происшествии без тела.
Настроение Бена тут же упало. – Айлин Хабуур, так?
– Правильно. Никто не регистрировал вывоз тела. Однако оно исчезло.
Как и Джейсен. Хотя он собирался увидеться с дядей Хэном. Бен попытался придумать что–нибудь, способное изгнать мучительный страх, который он ощущал, думая о Джейсене и Айлин Хабуур.
– А это имеет значение?
Шеву умел так посмотреть на человека, опустив подбородок и не мигая, что тому сразу становилось ясно, что его считают идиотом. – Да, Бен, арестованные, умершие во время нахождения под стражей, всегда имеют значение, и ты не можешь просто избавиться от них, как от мусора. Что ты о ней знаешь?
Бен пожал плечами. – Она была сердита и напугана.
– Я слышал от моих коллег в УБК, что кое–кто наводил о ней справки.
– Она какая–то важная шишка?
– Не знаю. А ты?
Бен покачал головой. У него появилось ощущение, что Шеву старается не говорить ему всего и – это было очевидно – он не особо любит Джейсена.
– Почему бы тебе не зайти к родителям? – предложение Шеву прозвучало как приказ. – Если в это время вернется полковник Соло, я скажу, что послал тебя домой.
Хорошо, когда решение принято за него. Бен задумался, не будут ли события последних дней написаны на его лице так, что их сможет легко прочитать отец. Он на это надеялся, поскольку не был уверен, что сможет дальше удерживать их в себе.
Мама бы поняла его лучше. Она рассказывала ему несколько историй о том, как была Рукой императора. Она говорила, что совершала плохие поступки. Но это не делало ее плохим человеком, так что, может быть, Джейсен был в такой же ситуации: возможно, он и сделал какие–то ужасные вещи, но смог извлечь урок из них, и никогда не повторит подобного.
Сначала Бен позвонил, получив ответ автоответчика. Шло заседание Совета джедаев, поэтому он направился в архивы Храма и подождал час. Заседание продолжалось, и он был не настолько глуп, чтобы прерывать его. Поэтому он занялся поисками информации об Айлин Хабуур.
Архивы джедаев были обширны и представляли собой странную смесь старинных рукописей и электронных носителей данных. Говорили, что, находясь между архивами, и залами для медитации, джедаи могли получить все, что желали, о внешнем или внутреннем мире, сосредоточившись на этом.
Он не нашел упоминаний об Айлин Хабуур в общественных архивах, даже в архивах Кифара, хотя нашел многих с именем Айлин, а также с фамилией Хабуур. Список исчислялся тысячами. Масштаб поисков привел его в уныние, и он даже засомневался, стоит ли продолжать.
А затем он поймал себя на том, что ищет информацию о Нилани и Брише.
До этого он принял для себя решение не задавать больше вопросов о недостающем отрезке времени, который начинался с отлета с Биммиэля, и заканчивался почему–то гибелью рыцаря–джедая Нилани Динн и таинственной женщины по имени Бриша. Он принял тот факт, что многое из произошедшего он не до конца понимает, однако это его озадачивало, а Джейсен не торопился с объяснениями.
Как они умерли?
Как случилось, что Бриша и Нилани умерли?
Он должен был знать. И внутреннее чутье подсказывало ему, что случившееся с Айлин Хабуур означало, что ему придется об этом спросить, поскольку оно меняло все. Эти два события были каким–то образом связаны.
Найти Нилани было легко, поскольку он знал, что она была джедаем, и это сужало круг поисков. Но ссылок на «Бриша» были тысячи – часть из них касалась имен, часть – мест, и у него не было времени просмотреть их все. Бен даже не был уверен, что именно он ищет, или сможет ли понять, когда увидит. Он принял решение найти время и спросить об этом у Джейсена.
Бен поднялся на турболифте на этаж, где находился зал Совета и ожидал в вестибюле, пока не закончилось заседание. Его родители, поглощенные разговором, вышли в коридор, не заметив его, и он даже подумал, что случайно постиг искусство скрывать свое присутствие. Забавно; всего несколько недель назад он обижался, когда взрослые не замечали его, воспринимая как ребенка. А сейчас он хотел научиться быть невидимым в Силе.
Но не прямо сейчас. В этот момент ему очень хотелось, чтобы его мать и отец знали, где именно он находится, и помогли ему понять, куда двигаться дальше.
Он хотел рассказать им, как плохо себя чувствовал, когда из–за Джейсена умерла Айлин Хабуур.
Но это было неправильно. Если у него были проблемы с Джейсеном, ему следует поступить как взрослый и выяснить с ним отношения как мужчина, прежде чем жаловаться маме и папе.
Кроме того, он хотел поговорить о другом.
– Привет, милый, – сказала Мара. Она оглядела его сверху донизу, и он пожалел, что не надел другую одежду вместо униформы. – Что случилось? Ты долго ждал?
Бен обнял ее, затем повернулся к отцу и неловко обнял его. Он не знал, как теперь вести себя с ним. Большую часть времени он не желал восприниматься только как сын Люка и Мары Скайуокеров, но сейчас он почти с облегчением воспринимал тот факт, что он им все–таки был.
– Может, пойдем обедать, папа?
– Конечно. Произошло что–то плохое, так?
Бену следовало рассказать все сразу, но он обдумывал случившееся, и сейчас был готов к разговору. Он хотел выговориться.
– Я убил кое–кого, – сказал он. – И мне очень плохо из–за этого.
Глава 22
«Я с сожалением сообщаю, что правительство Кореллии отклонило наше предложение о переговорах, потребовав, чтобы Галактический Альянс гарантировал признание право Кореллии содержать собственные вооруженные силы и средства сдерживания. Поскольку Альянс не может принять отказ разоружиться, с этого момента мы находимся в состоянии войны с Кореллией и ее союзниками…»
Глава государства Кэл Омас, короткое объявление Сенату
«Тысячелетний Сокол», на пути к Коронету
Даже снова очутившись на мостике «Сокола», Хэн не почувствовал себя лучше. Ему хотелось, чтобы события перемотать события последних нескольких дней назад, словно голозапись, чтобы стереть их и сделать все правильно на этот раз.
На обзорном экране увеличивалась Кореллия. По–крайней мере, сейчас они могли приземлиться на планете открыто, и худшее, что могло произойти – это пара воплей о его «предательстве», если кто–нибудь вообще вспомнит об этом. Во время войны несколько недель – это долгий срок. И его больше не волновало, что они оба были политической помехой для Люка. Люк сделал свой выбор.
«А мой сын превращается в чудовище».
Лея вытянула руку и положила ладонь поверх его кисти, сжимавшей рычаг управления двигателями передней тяги.
– Восемьдесят килограмм на квадратный сантиметр.
– Ты о чем? – отвлекшись, спросил Хэн.
– Предел текучести дюрастали. Выглядит так, словно ты пытаешься это проверить.
Хэн отпустил рычаг. Корабль в любом случае шел на автопилоте. Он сжимал ручку управления в поисках утешения, поскольку чувствовал себя так, словно она была единственным в жизни, на что он мог положиться в этот момент.
– Неужели это мы? Мы вырастили его таким? Как это случилось? Как получилось, что Джайна не стала такой?
– Я тоже не знаю, что происходит.
– Я думал, что понимаю всю эту штуку с темной и светлой стороной Силы. Ну, что это все – части единой Силы. И значит то, с чем мы встретились сейчас – это и есть наш Джейсен?
– Милый, тебе надо успокоиться.
– Джейсен до смерти пытает заключенных. Как я могу успокоиться? Он, что, сошел с ума? Тебе не кажется, что он изменился?
Лея всегда мыслила здраво, обладала хладнокровием и способностью убеждать, что ситуация под контролем. А он был тем, кто воплощал ее слова в реальность. Именно так работал их брак, и он выдержал несколько очень серьезных испытаний. А теперь Лея выглядела так, будто не могла ничего исправить.
– Хорошо, – наконец, сказала она. – Джейсен… кажется мне другим. Возможно, именно это чувствует Джейна. Она очень грустит. Я это чувствую.
– По крайней мере, она не летает на задания. Она образумилась.
– Но она не связалась с нами, а это обычно означает, что есть что–то, что, по ее мнению, нам лучше не знать.
– Ты не думала при возможности променять свои способности к телекинезу на телепатию? Это бы очень пригодилось.
Хэн потер лицо обеими руками, а затем проверил приборную доску. Они будут на земле через час. А Тракена больше нет. Хоть что–то. И «Сокол» снова может летать, это еще один плюс.
– Когда Фетт увидит состояние тела, он наверняка будет самостоятельно выяснять, что произошло, – сказала Лея.
– А может, он не будет на него смотреть.
– Милый, он совсем не показался мне слабонервным.
– Но он не видел ее пятьдесят лет. Не похоже, что его заботила ее судьба. Что это за отец, если он годами не видел своего ребенка?
– Вообще–то мы не видели Джейсена пять лет, – заметила Лея.
– Это совсем другое. Фетт тебя пугает?
– Я бы предпочла обходить его стороной.
– Хотел бы я сказать, что готов в любое время с ним встретиться, но что–то сомневаюсь.
Лея на минуту закрыла глаза, словно приводя в порядок мысли.
– Мы будем разбираться с этой ситуацией тогда, когда или если он наступит. Возможно, это не самая большая наша проблема.
– То, что наш сын разозлил самого смертоносного охотника за головами в галактике? Что может быть хуже?
Лея встала с кресла второго пилота и двинулась к люку, соединявшему мостик и грузовые отсеки. Хэн знал, что она собирается еще раз взглянуть на тело Айлин Вел; возможно, для того, чтобы придать ей хоть чуть–чуть более презентабельный вид для ее отца, а может, для того, чтобы каким–то образом получить информацию о ее последних минутах с помощью своих способностей джедая. Он не спрашивал.
– Я скажу тебе, что может быть хуже, чем вражда с Бобой Феттом, – сказала она. – Это иметь сына, который убивает без необходимости.
Хэн задумался, впервые ли Джейсен это сделал, и ему стало стыдно за такие мысли.
А затем он задумался, когда Джейсен сделает это снова.
Космопорт Коронета, Кореллия
Когда Фетт открыл передний люк «Раба», Мирта уже ждала снаружи. Бластера в ее руке не было, так что он решил ей довериться.
Сейчас он чувствовал и свой возраст и свою болезнь. Его тело грызла тупая боль. Он игнорировал ее.
– Соло везут тело Айлин, – сообщил он ей.
– Знаю. Я хочу его забрать.
«Началось…».
– У тебя нет корабля, и нет денег. Что ты собираешься с ним делать?
– А что с ним собирался делать ты?
– Похоронить.
– Как–то поздновато уже проявлять заботу о дочери.
– Думаешь, я этого не понимаю? – Фетт заметил, что у нее на шее висит «сердце огня». – Значит, это ожерелье дала тебе она, как приманку для меня.
Мирта сжала камень в руке. – Нет, я действительно нашла его.
– И что случилось с Синтас?
– Почему тебя это беспокоит?
– Потому что я любил ее. И даже Айлин едва ли знает, что с нами случилось, и почему я ушел. Так что не надо меня судить.
На лице Мирты появилась презрительная гримаса.
– Ты ни разу даже не пытался связаться с ними.
– Ты хочешь знать, на что была похожа моя жизнь?
– Да уж, это наверняка был трудный путь к богатству.
– Моего папу убили на моих глазах, когда мне было тринадцать, и три года я был в бегах. Я женился на Синтас, когда мне было шестнадцать, так как думал, что смогу исправить свою жизнь, если буду вести себя так, как ведут нормальные люди, но я ошибался. Я пытался быть Наемным Защитником, но убил старшего офицера и меня посадили в тюрьму, а затем изгнали с Конкорд Дауна. И на этом мои попытки быть обычным человеком закончились. С тех пор я остаюсь Бобой Феттом, поскольку просто не знаю, как жить по–другому.
Мирта смотрела на него так, словно решала про себя, пальнуть ли ему пару раз в голову, или попробовать выстрелить в грудь. Фетт не нуждался в ее сочувствии. Он хотел, чтобы она поняла причину, по которой его возвращение к Синтас и Айлин после окончания срока его заключения сделало бы их гораздо несчастнее, чем то, что он их бросил.
А еще он убил офицера, который когда–то был его наставником и другом. На самом деле изгонять его даже не требовалось. Он сам хотел оказаться как можно дальше от места, причинившего ему боль.
Но зачем ему вообще понадобилось, чтобы Мирта это понимала? Она всего лишь посторонний человек, встреченный им пару недель назад. «Она мне никто. Возможно, она даже не моя плоть и кровь, а просто авантюристка, которая пытается получить от меня несколько кредитов».
Есть единственный способ выяснить это раз и навсегда. Он вытащил инфопланшет и подключился к своим счетам.
– Счет в банке есть?
– Зачем тебе это знать?
– Ты первая стреляла в Сал–Соло. Возьми миллион кредитов и исчезни.
На ее лице было написано презрение.
– Думаю, ты знаешь, что ты можешь сделать со своими деньгами.
Да, в ее жилах текла его кровь. Он, в любом случае, и так это знал, на уровне инстинкта.
– Есть братья или сестры?
– Нет. И детей тоже нет.
Спросить об этом он не подумал. – Ты все равно еще слишком молода для этого.
– Я была замужем. Мандалорцы женятся рано, так ведь?
«О, надо же, как повторяется прошлое. Я не хочу знать об этих неприятностях. Мне хватает своих».
Фетт не спросил, почему она больше не замужем. Может и стоило что–нибудь сделать с ее угрюмой манерой общения. Но он начал уважать ее; а еще она была его внучкой. Вся его семья.
«Нет, она нужна тебе, чтобы найти клона, и она знает, что случилось с Синтас…»
Он обманывал сам себя, оправдывая чувства ложным прагматизмом. Клона он мог найти и сам, а что случилось с его женой, ему знать не хотелось. Нет, сейчас им двигало то же стремление, которое заставило его отца просить Дуку о клонированном сыне в качестве части платы за то, что он дал свой генетический материал для армии клонов: он хотел иметь семью. Было бы проще осуществить это желание, найдя жену и остепенившись, но Боба Фетт был способен на это не больше, чем его отец.
– Значит, мы собираемся драться за тело.
– Ты просто хочешь победить, – сказала Мирта. – И не важно, что на кону.
Фетт даже не мог сердиться на нее. Он прислонился к корпусу «Раба» и, используя увеличивающий визор шлема, стал внимательно смотреть на небо, ожидая, когда на нем возникнет маленькое пятнышко «Тысячелетнего Сокола», чтобы позже приземлиться на посадочной полосе. Мирда ожидала того же рядом с ним – но не вместе с ним. Он почти чувствовал невидимую стену, которую она воздвигла между ними.
Это были долгие полчаса.
«Сокол» пронесся над полосой, затем сделал петлю и приземлился в пятидесяти метрах от них. Фетт выпрямился и пошел к нему; Мирта почти наступала ему на пятки.
Первой из корабля вышла Лея Соло, направившись в его сторону, словно преграждая путь к кораблю.
– Я очень сожалею о случившемся, Фетт. Мне жаль, Мирта.
Фетт прошел мимо нее и забрался по трапу в грузовой отсек. Хэн как раз перемещал репульсорные носилки из основного отсека, и поэтому лишь бросил на них короткий взгляд через плечо.
– Собираешься вписать нас в свой список целей? – спросил Хэн. – Если ты размышляешь об охоте на Джейсена, то он слишком опасная дичь, даже для тебя.
Фетт медленно, со сдержанным презрением, покачал головой.
– Мне не требуется никого наказывать, Соло. Твой сын приказывает собственной сестре открыть огонь по гражданским, и отстраняет ее от должности, когда она отказывается. Нет, я, пожалуй, дам тебе возможность самому разбираться со своей веселой семейкой. А у меня есть более срочные дела.
Он увидел, как Хэн и Лея посмотрели друг на друга, и понял, что услышанное ошеломило их не хуже термального детонатора. Значит, они не знали.
«Фьерфек. В этом мешке для трупов лежит моя дочь».
Наступившее давящее молчание казалось затишьем перед бурей. Лея – да, а ведь его предшественник Фенн Шайса был когда–то в нее влюблен, еще до того, как она вышла замуж за космического бродягу – как–то неловко указала на люк.
– Я могу найти кого–нибудь для организации похорон, Фетт.
– Нет, – сказал он. – Она моя. – «Пора сделать жест». – Она наша.
– Ладно. – Голос Леи был тих и заботлив. – Не волнуйся.
– Я хочу увидеть ее тело.
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Принцесса Лея, я сказал, что хочу увидеть тело моей дочери.
Мирта взяла его за руку. «Она хочет успокоить себя или меня?» Фетт в очередной раз был рад тому, что носит шлем, поскольку не хотел, чтобы Хэн Соло видел его горе. Его голос не выдал ничего.
– И я хочу видеть мою мать, – заявила Мирта.
Лея сделала шаг назад, но Хэн замешкался. Фетт не смог удержаться от резкости в голосе. – Соло, оставьте нас на несколько минут.
– Фетт…
– Я сказал, оставьте нас.
Хэн выглядел растерянным, и к люку его подтолкнула Лея. Фетт и Мирта остались одни в тамбуре грузового отсека, где остались носилки.
Оба замешкались, и двинулись вперед одновременно. Фетт пропустил вперед Мирту и она открыла застежку, пристально вглядываясь внутрь.
Только легкому вздрагиванию ее подбородка можно было понять, что она шокирована. Он стоял за ней и видел чужого человека. Лицо Айлин Вел было покрыто синяками и порезами, но было удивительно спокойным: оно было украшено киффарской татуировкой – три черных линии от левой брови до скулы – такую же имела ее мать, Синтас. Черные волосы были сильно тронуты сединой.
«Ведь это моя девочка».
Он изо всех сил пытался соотнести тело незнакомой женщины средних лет, с ребенком, которого он когда–то держал на руках.
Говорят, что родители никогда не перестают считать своих детей маленькими, насколько бы старше они не становились. У Фетта такого ощущения не было.
«Но я хочу. Я хочу это почувствовать».
«Ты пропустил всю ее жизнь. Всю. Звала ли она тебя папой когда–нибудь? Нет, я этого не помню».
Мирта наклонилась, надела «сердце огня» на шею матери, и прижалась щекой к ее щеке. Затем она выпрямилась и отступила назад, словно пропуская его, чтобы он тоже мог попрощаться с Айлин. А это оказалось трудным делом. Он замешкался, поскольку на него давило другое воспоминание, которое он не пытался, да и не хотел забывать. Шестьдесят лет назад, он находился на пыльной арене на Геонозисе, держа в руках шлем его отца.
«Джедаи всегда отнимают у меня все».
Фетту хотелось снять шлем и поцеловать дочь на прощание, но он не был готов сделать это, не здесь. Затянутыми в перчатку пальцами он пригладил волосы Айлин, и уже был готов закрыть сумку, но не смог заставить себя расстаться с «сердцем огня». Это все, что у него осталось от более счастливых времен. Он снял ожерелье и обнаружил, что Мирта, хмуро и не мигая, смотрит на него. Она хотела похоронить камень вместе с телом Айлин.
Но решение было.
«Сердца огня» имели спайность – особенность кристаллической структуры, которая создавала в камне линии ослабления химических связей: она позволяла ювелирам раскалывать камни на куски меньшего размера, которые можно было обрабатывать. Фет поставил каменный диск на ребро и вытащил бластер. Пара резких ударов рукояткой по плоскости спайности расколола камень на два осколка. Фетт вытащил один из них из кожаной оплетки и протянул Мирте, а затем снова надел остатки ожерелья на шею Айлин.
Ему много раз приходилось иметь дело с мертвыми. Если ты охотник за головами, это является частью работы. Но только когда он неуклюже попытался завязать кожаный шнур на шее дочери, и ему пришлось снять перчатки, он действительно дотронулся до Айлин.
Ее волосы оказались более жесткими, чем он ожидал. Ее кожа была шелковистой и холодной как лед.
И именно тогда он по–настоящему понял, что потерял своего единственного ребенка. Он никогда не был рядом, чтобы поддержать ее, и знал, что эта боль никогда не станет слабее, в отличие от воспоминаний о Синтас. Его отец был рядом с ним. А он сам не смог быть достойным его в самом важном, что только есть в жизни; не смог быть таким же хорошим отцом, каким был Джанго Фетт.
– Пойдем, – сказала Мирта. – Мы заберем ее домой.
Обращение «мы» возникло как–то внезапно.
– А где дом? Уж точно не Тарис.
– На Мандалор.
– Вообще–то у меня нет там никакого имущества.
– Тогда пора приобрести.
Боба Фетт и Мирта вернулись на «Раб 1» и поместили тело Айлин Вел в морозильную камеру, предназначенную для узников, задания на которых включали в себя слова «доставить мертвым». Это воспринималось, как что–то неправильное, но было единственным реальным способом сохранить тело в течение полета до Мандалора.
Кто бы ни был этот Кад’ика, в его словах был смысл. Иногда действительно нужно такое место, которое можно по–настоящему называть домом. Фетт забрался внутрь «Раба 1» через основной люк и устроился в пилотском кресле. Мирта, по–прежнему молча, заняла место второго пилота.
– Бевиин говорит, что мы, мандалорцы, редко хороним наших мертвых, – сказал Фетт. – Но из меня всегда был неважный мандалорец.
– Мама была киффаркой.
«Пусть так».
– Что ты предлагаешь, в таком случае?
Глаза Мирты были полны слез.
– Я пока не знаю.
Фетт снял шлем.
– Мы полетим на Мандалор. Через Геонозис, поскольку там я похоронил папу. Семья не должна разлучаться.
Это был самый долгий разговор на тему, не связанную с профессиональной деятельностью, который Фетт вел с кем–либо с тех самых пор, когда был ребенком. Личный разговор, тягостный настолько, что причинял боль. В конце концов, он молча дал волю слезам.
Рядом с ним плакала Мирта, время от времени судорожно глотая воздух. Оба смущенно молчали, словно не желая признавать, что способны оплакивать кого–то, хотя правда состояла в том, что они могли плакать, и плакать горько.
Они стали одной семьей. Да, это был худший из всех возможных путей обрести родственные узы. Но даже при отсутствии привязанности узы все–таки были, и впервые в жизни это была связь, которую Боба Фетт попытается обрести как отец, а не как человек, вечно живущий в прошлом, в поисках того, кто уже никогда не вернется.
Глава 23
«…Пойдя на жертву, он обретет силу.
Он уничтожит тех, кто попирает справедливость.
Он обессмертит свою любовь…»
Из пророчества ситхов, зашифрованного в артефакте из кисточек
Конспиративная квартира Лумайи, Галактический Город
Джейсен снова приснился тот сон, в котором он смотрел на оружие в своих руках и плакал.
За последние несколько дней сон принимал несколько разных форм. В первый раз, он держал свой световой меч; в следующих вариантах, в его руках были юужань–вонгский амфижезл, бластер, световой кнут. В одном он даже держал оружие, которое не смог опознать.
Повторения сна обеспокоили его настолько, что он решил спросить совета у Лумайи. Он стоял у входа в дом, где располагалась ее квартира, и смотрел в небо Корусканта, пытаясь заметить хоть какой–то свет из окна. Он знал, что она была у себя.
И Люк знал тоже. Он лишь не представлял, где именно она находилась, насколько близко. Аэроспидер мог покрыть расстояние от квартиры Скайуокеров до ее убежища меньше чем за час. Но имело ли это значение? События сменяли друг друга намного быстрее, чем мог бы предположить дядя. Они менялись даже быстрее, чем мог бы их осмыслить сам Джейсен, и он просто следовал им, доверившись Силе.
В квартире Лумайя уселась для медитации, ее лицо снова было закрыто вуалью. На этот раз не было никакой иллюзии, создаваемой Силой; сама квартира выглядела как обычное съемное жилье со стандартным набором мебели и темно–серым ковром – удивительно обыденная обстановка для таких ключевых событий.
В руках Лумайя держала кисточки, узлы и нити на которых представляли собой язык пророчества, загадочную инструкцию по действиям, которые должен совершить Джейсен, чтобы достичь полной силы и знаний ситхов. На низком столике перед ней стояла горевшая ровным пламенем свеча, время от времени притухая от сквозняка.
– Я вижу сны, – сказал Джейсен. – Сны об оружии, которое я использовал.
– И они беспокоят тебя, – отметила Лумайя.
– Все, что я помню, это то, что я смотрю на оружие в моей руке, и ощущаю невероятную скорбь.
– Возможно, это просто сон, а не видение.
– Оружие каждый раз меняется.
– Значит, это, скорее всего, обычный сон.
Он надеялся на это. Даже джедаи, как и обычные люди, видели сны, вызванные и подпитываемые событиями дня, стрессами, переутомлениями и неразрешенными конфликтами. Если он видит дурные сны, ни одного доктора это не удивит. За короткое время он научился делать… нет, он спровоцировал такое, о чем раньше и помыслить не мог. Видя шок и отвращение на лицах близких – отца, матери, даже Бена – он мог оценить эти эмоции со стороны и через призму восприятия ими его самого понять, насколько сильно он изменился.
– Я все чаще ловлю себя на том, что иду той же дорогой, что и мой дед.
Лумайя погладила нити кисточек, затем пропустила узлы между большим и указательным пальцами. Это выглядело так, словно она читала их.
– Чтобы «скользить по потоку» во времени, ты привязан к месту события, – сказала она. – Значит, ты можешь видеть только то, что происходило с Повелителем Вейдером на Корусканте.
– Ты таким способом пытаешься мне намекнуть, что мне следует использовать эту технику в другом месте?
– Нет, я хочу сказать, что если ты ищешь доказательства в прошлом, они в лучшем случае будут носить избирательный характер.
– Я чувствую, что частично повторяю жизнь Энакина Скайуокера. Я был бы сумасшедшим, если бы не попытался извлечь урок из нее.
– Но ты ведь уже знаешь, что ваши дороги различны. Его направили на ложный путь. Ты такой ошибки не совершишь.
– Ладно, спрошу снова. Чему еще я должен научиться, чтобы исполнить мою судьбу?
Лумайя медленно вытянула руку, протягивая ему кисточки, которые до этого перебирала. Джейсен приподнялся и взял их. Внезапно кисточки показались ему докрасна раскаленными, и он инстинктивно подбросил их в воздухе, словно горячий сухарь, взятый из духовки. Когда плетение снова вернулось в его руку, оно было холодным.
– Это твое главное испытание, Джейсен. Ты уже пожертвовал многим – одобрением тех, кто для тебя важнее всех. Ты предпринял крайние меры, чтобы справиться с теми, кто попирает справедливость. Теперь ты должен осознать третье пророчество.
Джейсен покачал клубок кисточек в сложенных вместе ладонях. «Он обессмертит свою любовь». Он тысячу раз прокручивал мысленно эту фразу. Что она значила? «Полностью сосредоточиться на долге перед галактикой, и вообще не уделять времени семье? Достичь вечного мира ценой утраты собственного?»
Он не знал.
– Она означает, Джейсен, что принесения в жертву твоих чувств и доброго имени недостаточно.
Джейсен уже заставил себя перешагнуть грань того, что он считал порядочностью. Он делал грязную, но необходимую работу, которую не стали бы выполнять другие джедаи, поскольку они слишком пеклись о незапятнанности своей репутации, и о том, чтобы их руки остались чистыми, чтобы взять на себя те дополнительные обязанности, которые они с такой готовностью передавали обычным людям.
«Я сам делал грязную работу. Я столкнулся с тем же, с чем столкнулся мой дед – но сделал это ради галактики, а не ради эгоистичной любви к женщине».
Важна была причина. Некоторые философы считают по–другому, но, в конце концов, именно причина является тем, что разделяет добро и зло.
– Что же тогда?
– Тебе придется убить то, что ты любишь.
Сначала Джейсен даже не понял сказанное. А затем его охватила паника.
Тенел Ка. Аллана. Откуда Лумайя узнала? Как она смогла узнать? Он ведь был так осторожен. Он практически не позволял себе даже касаться их в Силе, так как был риск, что Лумайя узнает о самом их существовании. Каждая поездка к ним, которую он втайне делал, была сопряжена с опасностью, но он был осторожен, причем осторожен настолько, насколько был способен только он.
Джейсен отчаянно сосредоточился и спроецировал чувство недоумения, чтобы замаскировать вызывавшие тошноту страх и смятение, на что потребовались почти все его силы. Он взял со столика свечу, и, словно отвлекшись, пристально вгляделся в пламя, используя его, чтобы вернуть самообладание.
– Тебе придется объяснить.
– Я не могу научить тебя никаким новым навыкам. Теперь тебе придется перешагнуть через последний рубеж и сделать то, что неспособен сделать обычный человек – убить того, чья смерть вызовет ужасные страдания тем, кто его любит, кого–то, близкого тебе.
– Кого?
– Я не могу тебе сказать, потому что не знаю.
– Кого–то, кого я люблю?
– А ты кого–то любишь?
– Я позволяю себе любить многих людей. – «Осторожнее… осторожнее. Ты сейчас – на острие клинка». – Как я узнаю, кого должен убить?
– Это станет известно, когда придет время. Ты поймешь.
– А почему последнее испытание именно в этом?
– Потому, что отнять жизнь у невиновного всегда труднее, чем даже отдать свою, если ты искренен. Это последнее испытание на бескорыстие – готов ли ты согласиться на бесконечную душевную боль и страдание в обмен на власть, чтобы обеспечить мир и порядок миллиардам совершенно незнакомых тебе существ. Это – то, чем придется пожертвовать. Поношение со стороны других, тех людей, кого ты знаешь и любишь, так как твоей жертвой будет незнание о тебе со стороны тех миллиардов, которых ты спасешь, выполняя свой долг, как ситх. Выполняя свой долг ради блага галактики. – Она стояла так близко, что ее дыхание заставляло колебаться пламя свечи. – Легко быть безупречным героем, убивающим чудовищ. В этом всегда есть немного тщеславия. Но в том, что тебя презирают, нет места тщеславию или гордости.
Это было правдой, и это было ужасно. Храбрость часто нуждается в зрителях. А истинная бескорыстная храбрость по определению всегда невидима, проявляется во тьме.
Джейсен подставил ладонь под пламя. Он держал ее так дольше, чем когда–либо делал раньше, пока не почувствовал вонь обугливающейся плоти, и Лумайя не отбросила его руку в сторону. Он даже не знал, сделал ли это для проверки своей способности переносить боль или в качестве наказания себя самого.
Он подумал о том, как его дед убивал во имя жизни Падме. Кого бы ни придется убить Джейсену в качестве цены за способность использовать абсолютное оружие ордена ситхов, он будет знать, что причины его действий никак не связаны с его личными желаниями и нуждами… вроде Тенел Ка и Алланы.
«О, нет. О, нет».
Лумайя взяла его руку и развернула, чтобы осмотреть обожженную ладонь.
– Теперь… осознай, что это – ничто по сравнению с той болью, которую ты почувствуешь, когда встанешь перед последним испытанием.
Джейсен хотел мира и порядка в галактике. Хотел этого не только потому, что это было правильным и необходимо, но еще потому, что у него была дочь и он хотел, чтобы ее в ее будущем не было того страха и битв, которые сопровождали всю его жизнь. Он никогда не знал мира. Он желал лучшей судьбы для Алланы, да и для Тенел Ка. Он мечтал о счастье для тех, кого любил.
