Текст книги "Из-за милой Фрэнси"

Автор книги: Карен Роуз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Ной подошел к окну и взглянул на дом Пикаров. Свет в окнах не горел. Вероятно, Джина права – все спят. А что, если они сидят в темноте, но не спят, волнуются и ждут дочь? Он снова взял трубку.

– Мне страшно. – Ее голос звенел от волнения. – Неужели вы не понимаете? Я ошиблась в Джейке…

– Он обидел вас?

– Нет. Но напугал так, что сердце до сих пор прыгает в груди.

– Он сейчас рядом?

– Нет.

– Джина. Мне все же придется разбудить вашу маму или Фрэнси. Выбирайте – кого?

– Тогда лучше Фрэнси. Ее комната окнами во двор, в правом углу. Если бросите в окно камешек, она тут же услышит. Сделайте это для меня, Ной. Пожалуйста. Скажите Фрэнси, что я в порядке… но не привозите ее с собой. Я просто не знаю, что ей сказать.

Он, должно быть, совсем рехнулся, решив послушаться девчонку, но в ее голосе звучало такое отчаяние…

– Я буду ждать вас тут внутри. И поторопитесь, пожалуйста.

Ною удалось попасть камешком в окошко Фрэнси и разбудить ее. Спросонья она сразу не поняла, в чем дело, и быстро спустилась вниз.

– Ты передумал?..

Ему словно с размаху заехали поддых. Голубая пижама мягко очерчивала контуры тела, в подробностях запечатленного в его памяти. Если бы не Джина… Но нет! Судьба распорядилась иначе. И это к лучшему…

– Мне позвонила Джина.

– Боже! Она попала в аварию? Никогда не прощу себе…

Ной коротко изложил их телефонный разговор.

– Я поеду с тобой!

– Нет, я обещал приехать один.

– Ну так ты ошибся. Не возьмешь с собой – поеду следом на своей машине. Я хочу, чтобы Джина знала: я люблю ее и переживаю за нее.

Что он мог возразить? Он-то знал, как она умеет любить.

– Хорошо.

– Тогда дай мне еще пару минут. Я оденусь.

Вышагивая по кухне, Ной вновь и вновь вспоминал, как, с каким выражением задала свой вопрос Фрэнси. Он понимал: вопрос «Ты передумал?» не имел в виду одну ночь. Исключал он и попытку спасти таким неординарным способом каток. Тогда – почему?

Если бы он поддался искушению и пригласил ее вновь к себе, то должен был пообещать ей одно – любовь. Но он не считал себя готовым к этому. Да и сомневался, что вообще когда-либо созреет для такого чувства.

Спускаясь по лестнице, Фрэнси прошептала:

– Мои сапожки в гостиной. Я туда, а ты пока заведи машину.

– Фрэнси? Джина уже вернулась? – послышался сонный голос Анджелы.

– Нет. Мы с Ноем едем за ней. У ее приятеля спустило колесо, и они застряли на шоссе.

– Передай Ною мою благодарность. И зайди ко мне, когда вернетесь.

Уже сидя в машине, он тихо сказал:

– Хм, кажется, ты еще и самоотверженно ограждаешь тех, кого любишь, от излишних тревог.

– Если случилось что-то серьезное, я всегда успею позвонить родителям. А так… Не стоит волновать их раньше времени.

Всю дорогу они молчали. Лишь изредка Фрэнси подсказывала очередной поворот.

Вот и кафе. Джина, скользнув в машину, пробурчала:

– Я ведь просила приехать только вас.

– Ему это не удалось, – сказала Фрэнси. – Я придумала для мамы с папой отговорку, не волнуйся, но ты немедленно расскажешь мне все. И не смей ничего скрывать.

– Они знают, что меня еще нет? Боже, как же мне оправдаться перед ними? – Джина в отчаянии закрыла лицо руками.

– Начинай рассказывать.

Джина выпрямилась и с вызовом посмотрела на сестру.

– А если не расскажу?

Глава 10

Ной понял, что Фрэнси не знает, как ответить на враждебный тон сестры. Он положил руку ей на плечо.

– Фрэнси, мне пойти прогуляться?

– Это зависит от Джины.

Джина пожала плечами.

– Можете остаться. Мне все равно нечего вам рассказать.

– Тогда пойдемте в кафе и выпьем по чашке кофе или горячего шоколада. Нам это не помешает.

Джина взорвалась:

– Ты в своем амплуа! Откуда тебе известно, что я хочу горячего шоколада?

– Ты ведь всегда пьешь его перед сном.

– Дело не в этом! Просто ты сразу начала командовать, никого не спросив! Только это и делаешь, с тех пор как приехала!

– Да я почти не бываю дома!

Ной почувствовал себя неуютно. Ему еще никогда не доводилось присутствовать при семейной ссоре. Но его и разбирало любопытство: что будет, когда страсти улягутся? Он знал лишь, по какой схеме протекали ссоры его матери с мужчинами: громкие голоса, крик, затем хлопала входная дверь и мать снова оставалась одна.

– Даже когда тебя нет, ты остаешься для всех образцом, – зло буркнула Джина.

Фрэнси и Ной переглянулись. Ной поерзал на стуле и спросил:

– Почему ты злишься на Фрэнси?

– Я не злюсь, просто… устала оттого, что все только и думают о Фрэнси. Пока я росла, мама то возила ее на соревнования, то навещала в Бостоне. Все в доме вертелось вокруг нашей чемпионки и ее графика. Все только и говорили о ее таланте, ее занятиях, ее достижениях… А вы бы на моем месте не взвыли от досады?

– Ну и почему же ты внятно и громко не сказала об этом? Мама знает о твоей обиде?

– Конечно, нет. Она бы просто похлопала меня по коленочке и сказала: прекрати ревновать попусту. А это не ревность! Я просто хочу…

– Внимания к себе? – подсказала Фрэнси.

– Не делай из меня сопливую малолетку! – взвилась Джина.

– Внимание нужно всем, – мягко вмешался Ной. – И когда человек не получает его дома, он ищет его в другом месте. – «Слава небесам, что я в свое время не связался со шпаной, а направил всю свою энергию на спорт, добиваясь стипендий, и на работу, чтобы хоть что-то звенело в кармане».

Джина выслушала его и, кажется, поняла.

– Именно поэтому у меня в школе одни пятерки и я там самая большая активистка. В отличие от Фрэнси.

– А я ведь всегда завидовала тебе, Джина.

– Ты?! Завидовала?!

– Конечно. Ты ведь такая способная. Стоит тебе прочесть страничку, и ты готова рассказать ее наизусть. А я могу просидеть весь вечер и так и не запомнить урока.

– Но в твоих программах тысячи сложнейших движений.

Фрэнси отмахнулась:

– Это совсем другое. А возможно, я бывала слишком усталой, когда садилась за уроки. Но одно я знаю точно: я жутко завидовала тебе – ведь ты все время жила с семьей. А я? Винса и Фрэнка видела лишь тогда, когда они подвозили меня на тренировки. Папу вообще не видела месяцами и была счастлива, если удавалось обменяться с ним хотя бы парой фраз перед сном. Лето у меня целиком уходило на тренировки, а со временем я и вовсе переехала в Бостон. Разве тогда ты не стала центром внимания всей семьи?

– Нет! Они по-прежнему говорили только о тебе. А уж когда дело дошло до Олимпийских игр… Им стало совершенно безразлично, что я делаю и как.

Фрэнси мягко положила ладонь на руку сестры.

– Ты все преувеличиваешь. Каждый раз, когда я звонила домой, мама сообщала мне, какие ты делаешь успехи и как они все гордятся тобой. И в письмах не раз об этом писала. Мне так хотелось порой поменяться с тобой местами! Ненавижу и всегда ненавидела уезжать из дома.

– А я… хотела быть тобой. Поездить по стране, увидеть другие города.

– Еще успеешь. Так что наслаждайся семьей, пока ты здесь. Поверь, уедешь – и начнешь жутко скучать по дому, по родным лицам.

Джина, поколебавшись, робко сказала:

– Я по тебе тосковала.

Фрэнси заморгала повлажневшими глазами.

– А я по тебе. Ты же моя младшая сестренка. Я всегда заплетала тебе косички по утрам. Как же мне тебя не хватало!

Сестры сдвинули стулья, чтобы ничто не мешало им обняться. Официантка принесла поднос с напитками – кому кофе, кому шоколад. Ной спросил:

– Ты и с Джейком начала встречаться, чтобы семья встала на дыбы?

Джина виновато улыбнулась:

– Наверное. Он не такой прилизанный и напомаженный, как все, и мне показалось: ну, все так и взовьются.

– А что произошло сегодня? – поинтересовался Ной.

Джина настороженно покосилась на него, но решила, что исповедуется до конца:

– Мы встретились с приятелями Джейка и отправились на пикник. Только они сразу же стали пить. Потом Джейк с парочкой других идиотов завелись насчет гонки на своих авто. Я до смерти перепугалась. Он раньше никогда не пил, садясь за руль. Да и про участие в гонках они впервые заговорили. Я не самоубийца и заставила его высадить меня здесь.

– И он послушался? – с сомнением спросил Ной.

– О! Конечно, он шумел и ругался. Но я пригрозила, что выпрыгну на первом повороте, если он меня не высадит.

Фрэнси поежилась, представив себе, что могло случиться.

– Что ты расскажешь родителям? – хмуро спросила Джина.

– Думаю, лучше сказать им правду.

– Но они тогда накажут меня!

– Возможно. Только мы расскажем им все-все. И про наши с тобой отношения в том числе.

Джина опустила голову.

– Я и тебе-то с трудом рассказала…

– Они все поймут как надо. И то, почему ты начала встречаться с Джейком. И знай, я все время буду рядом. Вместе с тобой.

Сестры обменялись понимающими взглядами.

По дороге Ной вспоминал, как загнал в ловушку Крэга, как доказал ему с документами на руках, что тот пользовался деньгами компании. Крэг сначала бесился, изрыгал проклятия, но наконец сломался и – сознался. Рассказал про свои проблемы, и они вместе начали искать выход из тяжелейшего положения. Что-то похожее было и сегодня у девочек. Наверное, семейные проблемы решаются примерно так же, как и деловые…

Как девушки ни старались бесшумно проскользнуть в дом, их встретил голос матери:

– Фрэнси?

– Да, мама. Мы с Джиной вернулись. Все в порядке.

– Тогда ложитесь спать. Поговорим утром.

Джина улыбнулась и прошептала:

– Она поняла – что-то случилось.

– А ты сомневалась?

– Нет. Она у нас как радар – все улавливает.

Фрэнси и Ной остались одни и прошли в кухню.

– Мне лучше уйти, – сказал Ной, но не сдвинулся с места.

– Спасибо тебе за Джину. Ты чудесный человек, Ной Гордон.

– Вот только мысли у меня не совсем чудесные.

– О чем же твои мысли?

– О нас с тобой… Обнаженных. Которые не побоялись пойти дальше того, что начали… Но мы не можем позволить себе это. Ведь ничто не изменится в нашей жизни.

– Как ты можешь?! Ведь только что доказал, какой ты добрый, чуткий.

– От чуткости до любви – огромная дистанция. А тебе ведь нужна именно любовь, не так ли? Уж такая ты женщина, Фрэнси.

– Но ты даже не стараешься что-то изменить.

– Дело не в старании. Я просто не знаю, с чего начать.

– Начни с честности.

Он вздохнул, умирая от желания обнять ее. Но объятия, как известно, ведут к поцелуям, которые, в свою очередь, заканчиваются постелью. А это снова заведет их бог знает куда. Это тупик.

– До завтра, Фрэнси.

Она только вздохнула в ответ.

Чтобы как-то уйти от неловкости, он спросил:

– Ты расскажешь мне, что наметила ко Дню святого Валентина?

– Нет, это сюрприз.

– Вообще-то я не любитель сюрпризов. Надеюсь, этот будет исключением.

В воскресенье днем снег повалил с такой щедростью, что поездка в Херши превратилась в пытку. Но и этому испытанию пришел конец. Ной не только благополучно довез Фрэнси до места, но и поддерживал ее под локоток, когда они пробирались между сугробами к катку.

– Если ты упадешь, Пол свернет мне шею. – Говоря это, Ной некстати улыбался.

Пол поручил ему отвезти Фрэнси в Херши во время обеда, на который Ноя пригласила Анджела, дав понять, что хочет таким образом поблагодарить его за Джину. Но как ни странно, вела себя с ним Анджела не столь сердечно, как раньше, и на мужа бросала настороженные взгляды, подозревая его в сговоре с Ноем – пресловутой мужской солидарности.

Во время поездки Фрэнси хранила молчание. Между ними снова возникла невидимая преграда. Фрэнси лишь разок открыла рот, чтобы недовольно пробурчать:

– Папины уловки меня просто бесят. Я вполне в состоянии водить машину в снегопад, в дождь и даже во время грозы.

– Он волнуется за дочь, и я его понимаю.

– Снег уже почти прекратился.

– Кто знает, что будет через три часа. Я вообще удивлен, что клуб не перенес соревнования на другой день.

– На катках всегда сложности со свободным льдом из-за хоккеистов. Да и вряд ли снегопад окажется затяжным.

Зрителей почти не было, зато несколько десятков фигуристов толпились у судейской ложи. Фрэнси машинально подхватила Ноя под руку – учащенный пульс тут же дал ему понять, что тело вновь вступает в борьбу с разумом.

– Я ненадолго забегу в раздевалку к приятелям. Ты со мной или посидишь здесь?

– Я всегда умирал от любопытства, стремясь подглядеть, что происходит за сценой.

– Сущий бедлам!

В тесном проходе действительно творилось нечто невообразимое. Спортсменам приходилось проталкиваться локтями, чтобы попасть в раздевалку или выйти из нее. Симпатичная молодая женщина, узнав Фрэнси, пылко обняла ее, несмотря на толчею.

– Ты выбралась! Вот умница! Мы с Чаком просто извелись от волнения. И это никогда не проходит, правда? Эй, посмотрите-ка, кто приехал! Лапочка Фрэнси! Умница наша, драгоценная наша!

Теперь центром внимания стала Фрэнси. Ее обнимали, чмокали, жали руки. Похоже, ей это нравилось. Ной понял, что ради этого она, собственно, и приехала сюда. Ради дружбы. Она выслушивала комплименты, хвалила в ответ других, шутила, смеялась и вообще вела себя с этими людьми как своя, как равная. Наверное, поэтому она и не сидит отдельно, в судейской ложе, – чтобы не выделяться, не премьерствовать. Каждые пять минут Фрэнси поворачивалась к Ною и представляла его кому-то. Он чувствовал себя почти членом шумной компании спортсменов. Почти…

Когда громкоговоритель объявил начало соревнований, Фрэнси пожелала всем удачи. Кто-то сунул им с Ноем в руки пластмассовые стаканчики с горячим шоколадом, и они отправились в зал. Усевшись, Фрэнси уткнулась носом в стаканчик, пытаясь согреться.

Ной засмеялся:

– Ты научилась приспосабливаться к постоянному холоду.

Она облизала измазанные шоколадом губы.

– Я просто не замечаю его. Вечно холодные ноги – издержки профессии.

Ной вспомнил ее обнаженную ногу на своем бедре. Фрэнси излучала тогда жар и свет. Хм, это он зря придумал – предаваться воспоминаниям: боль в теле, боль в душе. Покосившись на нее, он понял, что и она вспоминала то же самое, и перевел взгляд на лед.

– Почему ты поехал со мной? Ведь не потому же, что папа попросил?

– Потому что хотел быть с тобой.

– Как же тебя сложно понять, – вздохнула она.

Он и сам перестал понимать себя. Общение с Фрэнси пугающе изменило его – оно взвинчивало, но и магически притягивало. Ему теперь нравилось балансировать на острие ножа. Только умение владеть собой и постоянная настороженность помогали избегать крайностей, граничащих со срывом.

Фрэнси объяснила ему, что сегодня соревнуются танцевальные пары. Она громко аплодировала после каждого выступления.

– Только тот, кто испытал сам, знает, каково это – выйти на сцену, оказаться один на один перед огромным залом. Нервы – как натянутая струна… Вон – видишь? – Дженнифер. Мы с ней когда-то вместе ходили на тренировки. А в один прекрасный день она бросила спорт, захотела, по ее словам, вести нормальную жизнь: ходить в кино, встречаться с друзьями. Но вот вернулась. Теперь у нее танцы на льду – хобби.

Ною послышалась зависть в голосе Фрэнси. Ясно как день, что она любит фигурное катание. Но только вот как искусство или как профессию? Вдруг она решила бросить спорт и остаться в Геттисберге? А он сможет выкрутиться, не продавая каток? Тогда они бы виделись довольно часто. Но разве этого достаточно? А если все же придется продать каток? Что тогда? Что их свяжет? «Ладно, не трави себе душу раньше времени, парень. Сидишь рядом с очаровательнейшей девушкой – вот и радуйся».

После объявления победителей Фрэнси потащила его поздравить счастливчиков. Ной весь напрягся, когда какой-то мужчина обнял и расцеловал Фрэнси. Она ведь так легко откликалась на ласку…

Погода угрожающе изменилась. Немного потеплело, и дороги покрыл двухдюймовый слой снега, а под ним образовалась тонкая корка льда. Фрэнси уже несколько раз поскользнулась.

Ной открыл ей дверцу и помог сесть в машину – всегда такой внимательный и галантный. Интересно, где он этому научился? Ведь сам же рассказывал, как прошло его детство. Ладно, что зря ломать голову? Ной – сплошная загадка. Она всегда терялась, не зная, как вести себя с ним, а потому стала думать о предстоящем празднике влюбленных. Радовалась, что ей удалось уговорить диджея с местного радио вести вечернюю передачу прямо с катка. Конечно, очень хотелось поделиться с Ноем кое-какими идеями, но лучше потерпеть. Пусть сам увидит, что тесное общение так же нужно людям, как и дружная семья.

Едва они вырулили со стоянки, как Фрэнси поняла, что путь им предстоит нелегкий. Задние колеса скользили, и ехать пришлось очень медленно. На шоссе их занесло и крутануло так, что галантный Ной ругнулся сквозь зубы.

– Кажется, папа был прав. Я рада, что мне не придется в одиночку сражаться с гололедом.

– А я удивлен, что ты призналась в этом.

– Почему?

– Потому что не заметил на лице у девушки особого счастья, когда отец попросил меня съездить в Херши.

– Это потому, что я теряюсь, не знаю, как себя вести… с тобой.

– Да будь сама собой.

– Угу. Только из-за этого я постоянно попадаю впросак. Вот сейчас, например, я бы с удовольствием положила руку на твое бедро. Просто чтобы почувствовать тебя рядом. А вот что из этого получится?..

– Ты права. Это заведет нас в такие дебри…

В машине воцарилось молчание. Ной боролся с дорогой, но и каждый из них – сам с собой. Ной откашлялся.

– Как Джина переносит наказание? – нашел он нейтральную тему.

– Она понимает, что месяц домашнего ареста – пустяковое наказание, и не ропщет. К тому же мамуля решила дать ей поблажку на День святого Валентина. И Джина примет участие в семейном застолье у дяди Дома. Мы приготовили для родителей несколько сюрпризов.

– Она не говорила, будет ли еще встречаться с Джейком?

– Нет. Но мне кажется, что она рада была бы избавиться от него.

Медленная езда, монотонное шарканье дворников. Они до сих пор не встретили ни одной машины. И сзади никаких огней. Снег повалил стеной, да еще и с примесью льдинок. Ехали теперь с черепашьей скоростью. Вдруг автомобиль дернулся и, заскользив, развернулся на сто восемьдесят градусов. Ной выдал такую серию эпитетов, что лед должен был бы тут же растаять. Он повернулся к Фрэнси.

– Ты в порядке?

– Нормально, – прошептала она.

– Скрести пальцы на счастье, дай-то Бог, чтобы мне удалось развернуть машину.

Но ни руль, ни колеса не слушались водителя. Он вынужден был на ничтожно малой скорости сделать огромный круг по шоссе, развернуться, пристать к обочине и выключить мотор.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь доставить тебя домой в целости и сохранности. А нам этого ни за что не сделать, пока не проедет уборочная бригада. Они и снег сгребут, и дорогу песком посыплют.

– Но если ты выключил мотор, то и отопление…

– Ничего, в салоне пока тепло.

– И долго нам ждать?

– Не думаю. Это главное шоссе, его должны расчистить в первую очередь.

– И чем же мы займемся?

– Будем развлекать друг друга.

Это могло стать интересным, если бы Фрэнси не боялась попасть впросак. С ее-то везением!

– Сыграем в «двадцать вопросов»?

– Для начала неплохо.

– Можно, я первой спрошу?

– Хорошо. Дамам полагается уступать.

– Как раз об этом я и хочу спросить. Откуда у тебя такие манеры? Знаешь, какая это редкость в наши дни?

– Первые два года я ходил в школу при церкви. Наверное, старые привычки стали второй натурой.

– Нет, здесь что-то более глубокое.

– Тебе просто хочется так думать, – насмешливо протянул Ной, словно желая отвлечь ее от серьезных вопросов.

– Я и правда так считаю. Почему ты всегда так уважителен с людьми?

– Потому что люди заслуживают этого. Особенно женщины.

Она ждала дальнейших объяснений. Возможно, надеялась хоть что-то узнать о тенях, омрачавших его прошлое.

– Мой отец рано бросил нас. Мать была певицей в баре, а закончила карьеру официанткой, подающей коктейли, и уже полной алкоголичкой. Что и свело ее в могилу. Я всегда считал, что несу ответственность за то, чего у нас с ней не было.

– А чего у вас не было?

– Мы всегда снимали дешевое жилье поблизости от места ее работы, чтобы не тратиться на бензин и автомобиль. Само собой, это были не лучшие районы города. Мне, впрочем, было наплевать, где мы жили, но совсем небезразлично людское мнение о нас с матушкой.

– Вы были очень бедными?

– Это лишь верхушка айсберга. Главное, что мужчины пренебрежительно относились к матери. А она была добрейшей женщиной, достойной уважения. Но она пела в ночных барах, и мужчины просто перешагивали через нее. Она и пить-то начала из-за этого.

– Тебе это причиняло боль?

– Естественно. Я-то всегда любил ее и поклялся, что буду с уважением относиться ко всем женщинам.

– А у тебя были с кем-нибудь серьезные отношения? – решилась наконец спросить Фрэнси.

– Под «серьезными» ты подразумеваешь длительные?

– Хотя бы.

– Нет, не было. Я всегда слишком занят, ставя свой бизнес.

– А сейчас?

– Сейчас у меня уже выработались определенные привычки, которые трудно изменить.

– И ты не хочешь ничего менять в своей жизни? – Она спрятала нос в воротник пальто, ожидая ответа.

В салоне заметно похолодало.

– Люди вообще редко меняют привычки. Ты же слышала, в каких условиях я рос. Всего два года мне удалось проучиться в одной школе, а потом – сплошные скитания.

– А что случится, если ты осядешь на одном месте?

– Во-первых, есть риск разориться. Мне ведь нужно постоянно контролировать своих менеджеров.

– Но они тоже бывают разные. Некоторым можно доверять.

– Бизнес не может идти сам по себе.

– В наше время есть факсы, телефон, возможность вызвать всех на совещание. Неужели твой бизнес пострадал за время, пока ты живешь в нашем городе?

– Это станет ясно, когда я отправлюсь с новой инспекторской поездкой. А насчет доверия… Некоторых сотрудников, с кем работал Крэг, я еще вообще не знаю.

Ной доверял Крэгу и не бросил его в беде. Однако после истории с ним вера в людей поколебалась. Он пришел к выводу: хочешь чего-либо добиться – бери все в свои руки. И делай. Делай – значит, разъезжай, проверяй, подсказывай.

Фрэнси задрожала, застучала от холода зубами.

– Нет смысла включать мотор. Согреемся только на время, а вот риск отравиться велик. И попусту сожжем горючее. Сними-ка пальто.

– Что?!

– Давай-ка обнимемся и укроемся нашими двумя пальто. Отлично сохраним тепло.

– Может, не стоит? – пробормотала она.

– Дай мне руку. Ну вот, ты окончательно замерзла. Не хватало еще схватить пневмонию.

Когда Ной начинал говорить категоричным тоном, она уже знала: его не переубедишь. Да и он прав в конце концов. Без тепла им не продержаться. Она расстегнула пальто и спустила его с плеч.

– Снимай, снимай, – проговорил он низким, охрипшим голосом. – Мы передвинемся на твое сиденье, чтобы не мешал переключатель скоростей.

Им пришлось немало повозиться, чтобы устроиться поудобнее, но вскоре он уже тесно прижимал ее к своему жаркому телу. Ноздри Фрэнси возбужденно вдыхали слабый запах его одеколона. Толстый свитер Ноя так и влек ее к себе, она с удовольствием зарылась бы в него лицом, не только для тепла, но и для блаженной близости. Но Ной не хотел их близости… Она окаменела и постаралась выпрямиться.

– Расслабься, Фрэнси. Нам надо сохранить тепло.

Она обмякла и поневоле прижалась к его бедру. Он просипел:

– Не шевелись, пожалуйста.

– Я пытаюсь найти удобное положение.

– Ты пытаешься отодвинуться. А это нереально. Так что смирись. Расслабься и прижмись ко мне. – Он уткнул свой подбородок в ее волосы. – Ты пахнешь цветами.

– Это шампунь, – прошептала она. – Называется «Садовый букет».

– Ты и сама как летний цветок. Такая же жизнелюбивая, цветущая, доверчиво тянешься к солнцу.

У нее чуть слезы не выступили на глаза от таких слов. Но прозвучали они… как-то грустно, обреченно. А она хотела бы избавить его от одиночества, подарить ему семью. Неужто она действительно хочет именно этого? Если да, то нельзя отпускать Ноя. Детям нужны родители, которые всегда рядом, а не те, что вечно в разъездах.

Господи, что за несбыточные мечты она лелеет? Она, Ной, дети… Ему нет дела до всего этого. На глаза снова набежали слезы. Руки Ноя напряглись, и он уперся губами в ее висок.

– Знаешь, как мне трудно обнимать тебя, запрещая большее?

– Я хочу большего.

– Ты хочешь невозможного, – пробормотал он, приникая к ее мягким губам.