Текст книги "Дар любви"

Автор книги: Кара Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Я предпочла бы, чтобы вы этого не делали.

– Чего именно?

– Не флиртовали со мной. Это бессмысленно.

– Я наполовину испанец, – ответил Поль так, словно это все объясняло. – Французы наслаждаются своими винами, немцы – пивом и сосисками, а испанцы – женщинами.

– А я думала, паэльей.

– Тогда, моя милая, вам предстоит еще многому научиться.

К счастью, в этот момент принесли главное блюдо, и остаток трапезы прошел за беседой на более общие темы. Хотя Поль прямо этого не сказал, однако из его реплик о деловых интересах во всем мире следовало, что он безумно богат. Куда богаче, чем можно было судить по его вилле.

Но он открылся Улле и с неожиданной стороны.

– Моя бабушка, – похвастался он за десертом – великолепным кофе и изысканным пирожным, – готовила лучшие тефтели на свете. Размером с мой кулак. А ее рыба… – Он закатил глаза. – Ничего вкуснее не ел!

– А ваша мать? Она тоже хорошо готовила?

Поль, откинув голову, расхохотался, и Улла как зачарованная начала изучать его лицо. Его глаза были голубыми, как море в полдень, а пушистые ресницы казались сделанными из черного шелка. Зубы сверкали, как только что выпавший снег. Точеное лицо и сильная смуглая шея могли принадлежать только аристократу.

Из-под распахнутого воротника рубашки пробивались густые волосы, широкую грудь обтягивала светло-серая льняная рубашка. А все остальное…

Улла сглотнула и отвела глаза. Она могла бы подробно описать его плоский живот, длинные мускулистые бедра и упругий холмик между ними. Утром у нее было достаточно времени, чтобы полюбоваться всем этим.

– Увы, нет! – фыркнул он. Улле понадобилось время, чтобы вспомнить, о чем шла речь. – Моя мать родом из богатой испанской семьи. Все ее желания выполняла прислуга. Она не знала, с какого конца берут скалку, но отцу не было до этого дела. Он любил ее такой, какая она есть. Это сводило бабушку с ума. Помню, как она стояла на кухне и на чем свет ругала моего отца за то, что он женился на неумехе, которая даже чайник вскипятить не может. Эти женщины грызлись между собой, пока бабушка не умерла.

– Так же, как мы с Юлией, – сказала Улла. – Вместе тесно, врозь скучно.

– Это совсем другое дело, – серьезно возразил Поль. – У мамы и бабушки была одна общая черта: обе обожали моего отца. А вы с Юлией…

– А мы с Юлией обожаем Хельгу.

– Надеюсь, вы правы. – Смех, игравший в глазах Поля секунду назад, уступил место сомнению. – Я уверен, что моя дочь вам дорога. Но ее матери…

– Поль, вам следует больше доверять Юлии. Я надеялась, что мои слова вас успокоили.

– А я надеюсь, что у вас есть основания для такой уверенности. Бог свидетель, я бы спокойнее спал по ночам, если бы был уверен, что она не устала от роли матери так же, как устала от роли жены.

Изумленная Улла покачала головой и хотела спросить, что он имеет в виду, но в это время в машине зазвонил телефон. Из короткого обмена репликами стало ясно, что это звонит Ирен.

– Нам нужно вернуться, – сказал он, закончив разговор и жестом попросив счет. – Хельга проснулась. Она плачет, и Ирен не может ее успокоить.

Оно и к лучшему, подумала Улла, борясь с досадой. Поль Вальдонне в больших дозах – это яд. Он наводит на грешные мысли. Интересно, что значит быть его возлюбленной? Глупости! Юлия же сказала, что стоит Полю завоевать любовь женщины, как он тут же остывает.

Кроме того, он нервировал Уллу своими вопросами и нелестными отзывами о Юлии. Похоже, Поль собирает доказательства того, что его бывшая жена не способна заботиться о девочке.

И вообще ни о ком. Выражение его лица и тон говорили если не о ненависти, то о неприкрытой враждебности. Судя по словам Юлии, она отвечает ему тем же. Почему? Как могла любовь смениться такой антипатией? Почему их брак разбился вдребезги, несмотря на то что должен был родиться ребенок?

4

Улла прижалась к дверце автомобиля и тайком посматривала на Поля из-под темных очков. Он вел мощную машину с небрежным изяществом, то и дело меняя ряд. Этот человек владеет не только собой, но и всем вокруг.

Черты его лица находятся в противоречии друг с другом. Решительный подбородок не вяжется с полным чувственным ртом, черные ресницы – с яркими голубыми глазами. Любовник или тиран, смотря по обстоятельствам.

– Что заставило вас жениться на Юлии? – внезапно спросила она и тут же устыдилась собственной бестактности. Это не ее дело. Поль Вальдонне не из тех наивных мужчин, которые повинуются импульсу и принимают короткую влюбленность за глубокое чувство, необходимое для прочного брака. Но если так, то…

Он не торопился с ответом.

– Я часто задавал себе этот вопрос.

– Вы любили ее?

– Нет. Но желал. Достаточно сильно, чтобы не обращать внимания на явные признаки того, что мы не пара.

– Почему? – снова спросила Улла. – Вы мог ли бы завоевать любую женщину. Вы такой… – Красивый, как смертный грех, обаятельный, светский, к тому же богатый.

Он поднял бровь и посмотрел на Уллу с насмешливым любопытством.

– Какой?

– Скажем так: принадлежащий к сильным мира сего. Так почему именно Юлия?

– Потому что она появилась в самое неподходящее время. В прошлом году я лишился обоих родителей. Сначала матери, долго и мучительно умиравшей от рака, а через несколько недель – отца. Как говорили врачи, от неизвестной причины. Иными словами, после потери жены он просто утратил волю к жизни.

– Одиночество и разбитое сердце, – кивнула Улла. – Такое часто случается, когда два человека долго жили вместе и были очень близки. Один не может жить без другого.

– Вот именно. Я тяжело переживал эту потерю. Внезапно до меня дошло, что хотя моя карьера была успешнее отцовской, а мое богатство превзошло ожидания матери, но я беднее их обоих, потому что у меня нет близкого человека.

Его лицо стало грустным, и у Уллы сжалось сердце. Она знала про целебность физических контактов и отчаянно хотела прикоснуться к нему. Но он не искал сочувствия и не признавал жалости, поэтому она сказала только одно:

– Поль, мне очень жаль.

Он беспомощно махнул рукой, словно жалел о собственной слабости.

– Я пустился на поиски, нашел Юлию и, как уже говорилось, клюнул на ее яркую внешность и жизненную силу. Но то, что вначале привлекало, вскоре стало утомительным, потому что она была ненасытной. Что бы я ей ни дарил, этого было мало.

– Как, по-вашему, Юлия любила вас?

– Во всяком случае, она сделала все, чтобы убедить в этом меня. Однако быстро выяснилось, что на самом деле она любила положение в обществе и роскошь, которые принес ей этот брак. И за это я осуждаю себя. Я должен был это увидеть, потому что притворство к числу достоинств Юлии не относится. К несчастью, когда я прозрел, мы уже поженились.

– Не знаю, могу ли я согласиться с тем, что она вышла замуж только из-за денег. По-моему, у ее нового мужа нет ни гроша, однако, похоже, Юлия от него без ума.

– Дай-то бог… Мне бы хотелось думать, что на этот раз она нашла подходящего человека. Но я склоняюсь к мысли, что их скоропалительное супружеское блаженство имеет прямое отношение к финансовому соглашению, которое мы заключили с Юлией после развода. Я плачу большие алименты на ребенка. Едва ли этот великий писатель будет умирать с голоду на своем чердаке, дожидаясь признания.

– О господи, – вздохнула Улла. – Вы всегда такой циник?

Поль смерил ее взглядом.

– Вы прекрасно знаете, что у нее было и что есть теперь. Как, по-вашему, чего она хочет от жизни?

Роскоши. И необычности.

Жалея, что начала этот разговор, Улла сказала:

– У нее хорошая квартира. Но лишь потому, что она хочет создать условия для дочери.

Поль слабо улыбнулся.

– Вы в этом уверены? Или просто хотите надеяться?

– Какое это имеет значение, если ваша дочь все равно будет получать алименты?

– Вы совершенно правы. Это не будет иметь значения, пока моя дочь получает алименты. А так, моя дорогая мадемуазель, будет не всегда. – Он свернул в ворота виллы и негромко выругался, увидев припаркованную во дворе машину. – Черт побери! Похоже, дебют вам все-таки предстоит. Приехали супруги Оливейра. Мужайтесь, дорогая. Мой друг Алехандро – человек симпатичный, но его жена Камилла – самая любопытная женщина на острове. Она устроит вам настоящий допрос.

– У нее не будет такой возможности. Я пойду в детскую. Вы забыли, что Хельга проснулась?

– Может быть, она снова уснула.

Но этого не случилось. Ирен встретила их в вестибюле. Ее лицо, обычно веселое, бороздили тревожные морщины. Хныкавшая Хельга прижималась к ее пышной груди.

– Ох, милая, как я рада, что вы вернулись! – сказала она, передавая девочку Улле. – Бедняжку мучают газы. Насколько я помню, она уже должна была это перерасти.

Поль подошел и погладил дочь по голове.

– Улла, как вы думаете, что с ней?

– Трудно сказать. – Она прижала руку к животу Хельги. Тот был твердым как камень. – Судя по моему опыту, в четыре с половиной месяца дети уже привыкают к определенному распорядку дня. Они едят, улыбаются, что-то бормочут и засыпают. Большинство плачут только тогда, когда устают, хотят есть или требуют сменить пеленки.

– Хельга этого еще не делает, верно?

– Нет. Но у нее нет симптомов какой-нибудь болезни. – Улла положила Хельгу себе на плечо, потерлась щекой о щеку девочки и похлопала ее по попке. – Температуры нет, она не срыгивает, набирает вес, так что особых причин для беспокойства нет. Просто девочка немного отстает в физическом развитии. Ее диафрагма еще недостаточно сильна, чтобы избавляться от газов, и это причиняет ей неудобства.

Словно доказывая правоту ее слов, Хельга дважды поднатужилась, а потом уткнулась лбом в шею Уллы.

– Слава богу! Руки у вас просто волшебные. – Ирен начала обмахиваться одеялом, перекинутым через руку. – Не знаю, что бы я делала, если бы вы не вернулись.

– Она сделала бы то же самое на руках у вас. Просто ей нужно для этого больше времени, чем другим, вот и все.

– Может быть. – Поль задумчиво смотрел на девочку. – На всякий случай следовало бы посоветоваться с врачом. Улла, не хочу вас обидеть, но…

– Я нисколько не обиделась. Конечно, врач не помешает. Честно говоря, я сама хотела предложить это.

– Вот и отлично. Тогда я запишусь на прием к педиатру и съезжу к нему вместе с вами. Что ж, если ребенок успокоился, давайте представим вас гостям.

– Они ждут на террасе, – кисло сообщила Ирен. – Она пытается что-то выудить из новой горничной, но я велела девчонке держать язык за зубами под угрозой увольнения.

У Поля приподнялся уголок рта.

– Ирен, я знал, что могу рассчитывать на вас, – сказал он. – Пойдемте, Улла. Девочку возьмем с собой. Будь что будет.

Наверно, следовало ее предупредить. Когда Поль назвал Алехандро и Камиллу маркизом и маркизой де Оливейра, Улла широко раскрыла глаза и смерила его красноречивым взглядом. Но Поль уже предупредил ее насчет Камиллы. Если бы он добавил титул, это только подлило бы масла в огонь.

Камилла сразу взяла быка за рога, оправдывая свою репутацию.

– Почему приехали вы, а не мать ребенка? – спросила она, как только Поль объяснил родственную связь Уллы с Юлией и причину ее визита на Мартинику.

– У моей кузины, – ответила Улла с апломбом, отчасти объяснявшимся тем, что Камилла смотрела на нее как удав на кролика, – есть обязанности, помешавшие ей провести лето на Мартинике.

– Какие обязанности?

– Профессиональные. Завершить их – для нее дело чести.

– Она что, решила не тратить время даром и поскорее вернуться на работу?

Улла пожала плечами. В отличие от Юлии, чьи золотистые волосы были плодом трудов хорошего парикмахера и быстро темнели у корней, она была натуральной блондинкой, хотя ресницы у нее были черные как сажа.

– Да, – спокойно ответила она, смерив Камиллу строгим взглядом. – Юлия вообще не любит тратить время.

– Думаю, вам повезло. Вы сможете провести пару месяцев в компании Поля. – Камилла бросила на хозяина лукавый взгляд. – Знаете, моя дорогая, когда люди узнают, что вы живете на вилле Вальдонне, половина незамужних женщин Мартиники потребует вашей крови.

Улла зарделась, и Поль залюбовался этим зрелищем.

– Я им не соперница.

Ой ли? Сама Улла об этом не догадывается, но она сильно отличается от всех знакомых ему женщин. А особенно от Юлии. Сколько ей? Двадцать пять, двадцать шесть? И все же что-то заставляет предположить, что она все еще девственница.

Думать о том, что другой мужчина учил ее науке нежной страсти, было нестерпимо.

– Пожалуй, – задумчиво сказала Камилла, смерив ее критическим взглядом. – Вы такая… цельная. Такая земная. Нет, похоже, серьезной угрозы вы не представляете. Дорогая, чем вы занимаетесь, когда не замещаете кузину?

– Я… э-э… медсестра.

В ответ раздался серебристый смех.

– О боже, как это традиционно! Я должна была догадаться!

– А чем занимаетесь вы? – не моргнув глазом парировала Улла. – Во время, свободное от допросов третьей степени, которым подвергаете совершенно незнакомых людей?

Алехандро громко расхохотался.

– Ну, Камилла, наконец-то нашелся человек, которому хватило смелости отплатить тебе той же монетой! Ну что, нравится?

– Нет, – ледяным тоном отрезала его жена. – Я оскорблена. Поль, я не понимаю, почему ты позволяешь какой-то прислуге грубить женщине моего положения.

Улла вспыхнула от смущения, закусила губу и бросила на хозяина взгляд, полный раскаяния.

– Маркиза, я должна извиниться перед вами и Полем. Сама не знаю, что на меня нашло.

Полю хотелось сказать, что ей не за что извиняться. Что она настоящий глоток свежего воздуха и имеет полное право дать отпор бесстыдному любопытству Камиллы де Оливейра. Больше всего на свете Полю хотелось взять в ладони ее лицо и поцеловать то место, которое она терзала зубами.

– Наверно, я неправильно выразился, когда представлял вас друг другу, – сказал он, садясь ближе к Улле. – Улла – кузина Юлии, любимая тетя моей дочери и желанный гость в моем доме. Иными словами, мадам, ее положение ничем не отличается от вашего.

– В самом деле? – То, что Поль пришел на выручку Улле, произвело на Камиллу сильное впечатление. Ее глаза прищурились, губы сжались так, словно их стянули ниткой. – Раз она родня твоей бывшей жены, остается молиться, чтобы она была сделана из другого теста. Потому что еще одной Юлии мы здесь не выдержим, правда, Поль?

В ночь со среды на четверг, когда всем полагалось спать мертвым сном, кто-то снова негромко, но настойчиво постучал в дверь. Улла, державшая Хельгу на плече, торопливо открыла.

– Мы снова тревожим вас. Извините! – прошептала она, уверенная, что это Ирен.

Однако за дверью стоял Поль. Взлохмаченный, сонный, но все такой же красивый.

– Не извиняйтесь. – Он без приглашения вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь. – Я услышал плач и решил посмотреть в чем дело. Не был уверен, что вы проснулись.

– Как я могла не проснуться, если проснулись даже вы?

– Улла, не надо сердиться, – мягко ответил он. – Я не хочу, чтобы вы разбивались в лепешку. Отдохните немного. Девочка плачет уже час с лишним.

– Извините. Мне не следовало на вас набрасываться. – Она гладила Хельгу по спинке. – Девочку накормили, сменили пеленки, и все же что-то не дает ей покоя. Поль, мне очень жаль, но я не могу с ней справиться. Бог свидетель, у меня были куда более тяжелые случаи. Но, когда ребенок свой, это совсем другое дело. Нет, Хельга не моя, но я за нее отвечаю…

– Вы опять оправдываетесь. – Взгляд Поля был таким теплым, таким добрым, что у нее сжалось сердце и защипало в носу. – Я понимаю, вы просто падаете с ног. Отдохните.

– Я обещала Юлии заботиться о девочке, а… – У Уллы сорвался голос.

– Держу пари, что сама Юлия спит спокойно и не думает о ребенке, которого сбыла с рук.

– Она тоже не спала бы, если бы знала, что я не справляюсь с работой. – Улла устало облокотилась о спинку дивана. – У нее Хельга не плакала по ночам.

– Ради того, чтобы уговорить вас, она могла сказать что угодно.

– Не думаю, что она стала бы лгать в таких вещах.

– Только потому, что слишком устали и не можете мыслить связно. Дайте мне ребенка, пока не уснули стоя.

– Нет. Это моя работа. Я не имею права…

– Почему? По-моему, именно в этом и состоит родительский долг.

– Да, – ответила она, пытаясь справиться с запретными чувствами.

– Раз так, не спорьте. Давайте девочку сюда и отдыхайте.

Когда Улла передавала ему Хельгу, их пальцы соприкоснулись. От этого легкого контакта у нее перехватило дыхание, но, казалось, Поль не думал ни о ком, кроме дочери. Он держал Хельгу на сгибе локтя и внимательно всматривался в ее лицо. Почувствовав себя в безопасности, девочка судорожно всхлипнула, и уставилась на него широко открытыми глазами.

В этом было что-то священное: между отцом и ребенком устанавливалась магическая связь. Улла опустила глаза, понимая, что она здесь чужая.

– Вы тоже чувствуете это?

Испуганная Улла подняла взгляд и увидела, что Поль следит за ней. В его глазах горел синий огонь. Ее тут же бросило в жар.

– Чувствую? Вы о чем?

– О связи между нами. О том, что я пытался найти в Юлии, а нашел в вас.

Улла облизала губы, боясь поверить в его слова, но в глубине души понимая, что это правда.

– Это невозможно. Мы знаем друг друга всего несколько дней. Просто мы одновременно думаем об одном и том же. О вашей дочери. Вот и все.

Он покачал головой.

– Не отпирайтесь, Улла. Да, мы думаем о девочке, но этого мало. Параллельно происходит что-то еще. Зарождается чувство между мужчиной и женщиной.

У измученной Уллы брызнули слезы из глаз.

– Перестаньте, пожалуйста! Сейчас мне не до этого.

– Ладно, на сегодня достаточно. Но завтра… – Поль взял ее за подбородок и заставил поднять лицо. – Как говорится, утро вечера мудренее.

Его дыхание, отдававшее зубной пастой, коснулось ее губ. Одурманенная этим сладким наркотиком, Улла качнулась к нему. Ее веки налились свинцом. По щеке покатилась одинокая слеза.

Поль вытер ее кончиком пальца.

– Я не собирался заставлять вас плакать, – пробормотал он.

– Знаю, – еле слышно пролепетала Улла. – Не понимаю, что со мной происходит. Это на меня не похоже.

– Просто вам еще не случалось проигрывать битву с самой собой. – Свободной рукой он привлек ее к себе и поцеловал так нежно, что Улла затаила дыхание и забыла обо всем на свете. Увы, этот момент кончился слишком быстро. – Милая, вам нужно поспать, – неохотно отстранившись, сказал Поль. – Утром вы все увидите в другом свете. И поймете, что я прав.

Он прав по крайней мере в одном: Улла слишком устала и не могла думать связно. Но спать? Должно быть, он шутит! Разве можно уснуть, когда от его поцелуя кружится голова, а тело кричит криком?

Однако она покорно кивнула. Нужно отойти в сторону, пока она не сказала и не сделала какую-нибудь глупость. Хотелось прижаться к нему и прошептать: «Да! Нас действительно связывает что-то стихийное. Иначе почему сердце подсказало мне сразу же, как только я тебя увидела, что вся моя жизнь была долгой дорогой к тебе?»

Боже, что за чушь! Это жизнь, а не волшебная сказка. Ни одна женщина в здравом уме не клюнула бы на эти глаза, голубые, как Карибское море, и голос, завораживающий, словно узкие и темные переулки между старинными зданиями Фор-де-Франса. А что касается поцелуя… Увы, ее уже целовали, причем куда более страстно, чем это сделал Поль, но от этого мир не переворачивался вверх тормашками. Так почему же…

Но когда Улла добралась до кровати, усталость взяла свое. Она уснула, как только голова коснулась подушки. И слава богу! – мелькнула мысль. Только на несколько минут. Чтобы прийти в себя…

5

Но несколько минут превратились в четыре часа. Хотя было еще темно, часы на тумбочке показывали шесть. И в доме царила зловещая тишина.

Ею овладела паника. Хельга умерла. Задохнулась во сне!..

Еле дыша от ужаса, Улла соскочила с кровати и побежала в детскую. Кроватка была пуста, а в кресле-качалке у окна спал Поль. Его продолговатая тень падала на стену.

Рубашка выбилась из-под резинки хлопковых спортивных брюк. Ноги Поля были раздвинуты, но руки крепко держали Хельгу, прижимая ее к груди.

Улла застыла в дверях как вкопанная, пораженная контрастом нежной детской кожи со смуглой грудью взрослого мужчины. Девочка была маленькой, беспомощной и очаровательной.

А он? Во сне Поль казался юным и беззащитным; на подбородке пробивалась щетина, волосы падали на лоб, а ресницы лежали на щеках, как черные полумесяцы. Его грудь мерно вздымалась и опускалась при каждом вздохе.

Улла наслаждалась этой картиной, стараясь впитать в себя каждую деталь, которую потом можно будет вспоминать всю жизнь. Она знала, что это воспоминание будет самым драгоценным.

Она крадучись прошла на кухню, приготовила бутылочку со смесью, включила кофеварку, а потом вернулась в детскую, где все осталось по-прежнему.

– Поль… – прошептала она, тронув его за плечо.

Он рывком проснулся, обвел взглядом комнату, после чего посмотрел ей в глаза. В воздухе тут же вспыхнула вольтова дуга, и у Уллы гулко забилось сердце.

Наконец он заговорил. Голос Поля был густым как патока.

– Доброе утро, милая. Сколько времени?

– Уже седьмой час.

– Так поздно? – Он потянулся и осторожно расправил плечи, боясь потревожить Хельгу. – Ничего странного, что у меня затекла спина. Это запах кофе?

– Да.

Его улыбка была сонной, но действовала неотразимо.

– Сами предложите мне чашечку или заставите просить?

– Я хотела поменять Хельге пеленки и накормить ее, – смущенно пробормотала Улла, вспомнившая, что на ней нет ничего, кроме ночной рубашки.

– Позвольте сделать это мне.

– И пеленки тоже? – Она посмотрела на Поля с сомнением. – Кажется, раньше эта обязанность вас не привлекала…

– Ко всему можно привыкнуть, верно? – Он встал и пошел к пеленальному столику. – Милая, налейте нам кофе и не волнуйтесь. Если понадобится помощь, я позову.

Улла пожала плечами. Нужно было сходить за халатом и привести себя в божеский вид.

– Как скажете. Вы здесь главный.

– Тут мы с вами на равных, – слегка недовольно ответил он. – И в заботе о малышке, и во всем остальном… Возвращайтесь скорее. Нам есть о чем поговорить.

Когда Улла вернулась, он справился с пеленками и сумел скормить дочери половину бутылочки.

– Спасибо, – пробормотал он, взяв чашку кофе, но не сводя глаз с девочки. – Улла, скажите мне как профессионал, с ней все нормально?

– Нормально? – повторила она, сев на скамеечку для ног. – В каком смысле?

– Дело не в том, что девочка постоянно плачет. Она кажется очень слабенькой. По-моему, она с трудом держит головку.

Улла едва не засмеялась.

– Это пройдет, когда ее шейка станет сильнее.

– Так написано в книгах. Но там говорится, что это время уже должно было наступить.

– Вы читаете такие книги?

– Да. А почему вас это удивляет?

– Ну… вы… Вас не прельщала перспектива стать отцом. Во всяком случае, сначала.

– Что заставило вас сделать такой вывод?

Улла тут же поняла, что позволила себе лишнего. Все эти разговоры о равенстве и о какой-то связи между ними ничего не стоят. Тон Поля был ледяным.

Но брать свои слова назад поздно. Впрочем, Улла о них и не жалела. То, что вначале он не испытывал к дочери никакого интереса, не подлежит сомнению. Именно поэтому Улла боролась со своей тягой к нему. Она не хотела любить человека, для которого его бизнес был дороже ребенка.

– Вы не рвались увидеть дочь, – так же холодно ответила она. – Большинство мужчин желало бы присутствовать при ее рождении.

– Большинству мужчин сообщают об этом заранее. А меня поставили перед фактом.

– Юлия мне этого не говорила.

– Если так, то она солгала. Еще раз. После мучительного развода Юлии не хотелось, чтобы я присутствовал при этом событии. Ее можно понять, однако мы договорились: как только начнутся роды, я прилечу в Стокгольм первым же рейсом. Но я узнал о рождении девочки через неделю после этого события.

– Если бы вас это волновало, вы прилетели бы заблаговременно.

– Зачем? Чтобы торчать в гостинице и ждать звонка? Это ничего не изменило бы. Я в любом случае узнал бы о рождении дочери последним.

– Нет, – ответила Улла. – Насколько я помню, мне сообщили об этом через две недели.

– Выходит, Юлия не хотела, чтобы при этом важнейшем событии ее жизни присутствовал кто-то из нас. Интересно, почему?

– Последние два месяца Юлия не вставала с постели и знала, что роды будут трудными. Врач рекомендовал ей ради блага ребенка не подвергать себя лишним стрессам. А будь вы рядом, без этого не обошлось бы. Вы сами сказали, что отношения у вас не сложились.

– Да, конечно. Но я не чудовище. Если бы я знал, что роды будут трудными, то объявил бы перемирие.

– Наверно, Юлия не думала, что такое возможно.

– Может быть, вы и правы. – Он с тревогой посмотрел на Хельгу. – Знаете, от ваших слов мне стало не по себе. Может быть, эти трудности повлияли на ее развитие?

– Если вы думаете, что при родах ей повредили мозг, то ошибаетесь. Врачи обязательно отметили бы это в медицинской карте.

– Может быть, Юлия в первые месяцы беременности принимала какую-нибудь гадость, стараясь избавиться от ребенка. Недаром она так долго скрывала от меня эту весть. Созналась лишь тогда, когда была на четвертом месяце.

– Юлия ни за что бы этого не сделала.

Улла говорила решительно, но слова Поля заставили ее задуматься. Юлия не стала бы сознательно уничтожать зародившуюся жизнь, но она любила вечеринки, была неравнодушна к спиртному и, по ее собственному признанию, иногда принимала легкие наркотики – для развлечения. А вдруг она причинила вред будущему ребенку в первые недели, еще сама не зная, что беременна?

Не этим ли объясняются раздражительность и недостаточное физическое развитие Хельги? Если верить матери, при рождении девочка весила три килограмма, но сейчас в ней не больше пяти. Здоровые дети удваивают вес к трем месяцам, а Хельге уже четыре с лишним. А вдруг у нее синдром врожденного алкоголизма? Не дай бог…

Если Юлия знала об этом, тогда становится понятным ее решительное нежелание лететь на Мартинику или позволить Полю прилететь в Стокгольм. Узнав, что его единственному ребенку причинили непоправимый вред, Поль объявил бы Юлии кровную месть.

– Улла, я слышу скрип ваших мозгов. О чем задумались?

– Вы сами сказали, что хотите показать Хельгу врачу. Это единственное, что сможет вас успокоить.

– Педиатр примет нас сегодня утром. Вы поедете со мной?

– Если хотите.

– Хочу, – ответил он. – Очень хочу. Мне нравится, когда вы рядом.

– Не понимаю, почему. Я не такая веселая и красивая, как Юлия.

– Кажется, вы забыли, что Юлия не та женщина, которая мне нужна.

– Я тоже не та женщина! Поль, мы с вами взрослые люди и не должны считать, что…

– Что у нас есть будущее? Если так, то почему вы стараетесь изо всех сил убедить себя в этом? Почему не смеетесь мне в лицо?

Улла закусила губу и отвернулась. Возразить было нечего.

– Теперь вы поняли? Вы не в силах сопротивляться, поскольку в глубине души знаете, что это правда. – Он продолжил кормить Хельгу. – Я очень рад, что Юлия прислала вас вместо себя. Именно вам следовало быть матерью этого ребенка. Вы когда-нибудь думали о том, чтобы выйти замуж и обзавестись семьей?

– Иногда. Как каждая женщина.

– У вас кто-нибудь есть на примете? Мужчина, который мог бы стать вашим мужем и отцом ваших детей?

Улла вспомнила Леннарта Эрнфаста, лейтенанта из соседнего подразделения. Они начали встречаться год назад, иногда занимались сексом, однако это была скорее дружба, чем любовь. Им было удобно вместе, но не больше.

– Улла, не знаю, как у тебя, а у меня после тридцати шести часов дежурства нет сил ни на что серьезное.

– Ты совершенно прав.

– Может быть, вечером сходим в кино, а потом закажем пиццу?

– Конечно. У меня нет сил что-то готовить.

– К тебе или ко мне?

– Все равно…

Это не имело значения. Хотя должно было иметь.

– Нет. Никого.

– Так вот, теперь такой мужчина есть, – сказал Поль. – Это я.

– Ну? Каков ваш вердикт, доктор Верне? – Поль напрягся и подался вперед.

Улла хорошо понимала его чувства. Во время продолжительного осмотра она и сама не находила себе места. Ален Верне был лучшим специалистом на острове.

Он положил стетоскоп в карман и передал Хельгу Улле.

– Поговорим в другой комнате. Пока мадемуазель будет одевать девочку.

– Лучше здесь, – ответил Поль. – Мне нечего скрывать от своей дамы.

Своей дамы? Дар слова, которым обладает этот человек, делает женщину игрушкой в его руках.

– Тем лучше. – Верне сел на край смотрового стола, пощекотал Хельгу под подбородком, заставив девочку блаженно улыбнуться. – Конечно, делать окончательные выводы без анализов рано, но могу с уверенностью сказать, что серьезных нарушений у вашей дочери нет. Да, она меньше и слабее большинства детей своего возраста, но это неважно. Все дети развиваются по-разному. Некоторые начинают ходить в десять месяцев, а другие – только после года. Некоторые в шесть месяцев сидят, в то время как остальные начинают делать это в восемь, а то и в девять.

– А почему она плачет и плохо спит по ночам?

Верне засмеялся.

– Месье Вальдонне, это же грудной ребенок! Он не знает времени и не подозревает, что ночью нужно спать. Если такой ребенок хочет есть или чувствует себя неуютно, то плачет в любое время суток. Если хотите, я могу прописать ей что-нибудь, но никому не ведомо, сколько это будет продолжаться. Я знаю совершенно нормальных двухлетних детей, которые не спят по ночам. – Лицо Поля стало таким испуганным, что доктор расхохотался снова. – Не бойтесь. Рано или поздно это проходит.

– Вы меня утешили. – Поль с облегчением перевел дух. – Спасибо, доктор, что согласились нас принять. Прошу прощения, что отвлек от более важных дел…

– Вы меня не поняли, – прервал его Верне. – Я не говорил, что с ней все в полном порядке. Если бы вы не сказали, что ей четыре с половиной месяца, я бы ни за что не догадался. Возможно, это объясняется расстройством желудка, которое происходит, когда ребенка слишком рано отлучают от груди или у матери не хватает молока. Голодные дети плохо набирают вес и плачут чаще, чем их более счастливые ровесники.

Поль посмотрел на Уллу.

– Мы вообще не уверены, что мать кормила ее грудью.

Лицо доктора осталось бесстрастным.

– Жаль. Для ребенка это лучше всего. – Он взял блокнот и выписал рецепт. – Рекомендую вам эту смесь. Она дороговата, но…

– Это не проблема. Я могу обеспечить дочь всем необходимым.

– Вот и отлично. Попробуйте неделю кормить ее этой смесью, потом придете опять, и мы посмотрим, как она набирает вес. А это… – он выписал еще один рецепт, – то самое успокоительное, о котором я говорил. Будете давать ей по несколько капель, а потом расскажете, как подействовало.

– Обязательно. – Поль встал и протянул руку. – Еще раз спасибо, доктор.

– Минутку… Вы говорили об осложнениях в последние месяцы беременности и тяжелых родах.