Текст книги "Божественная лодка"

Автор книги: Каори Экуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– A-а, странно, она такая симпатичная. Наверное, не притягивает мужчин…

«Не притягивает мужчин!»

Вечером, придя домой, я рассказала всё маме. Мама сделала нарочито удивлённое лицо:

– Да нет женщины, которая бы притягивала мужчин больше, чем я. Твоя подружка просто ничего не понимает, правда?

На последних словах мама наклонила голову, как бы ожидая моего подтверждения. Я это оставила «без комментариев».

– Сегодня снова конфеты! – Мама выложила на стол очередную коробку. Конфеты фирмы «Нойхаус».

•

Самая в моей жизни большая опасность подкралась в октябре. Соко объявила, что уходит жить в общежитие.

Неужели я теряю дочь?! Не могу поверить!

Я бреду наобум по берегу моря и думаю о случившемся. Сегодня пасмурно, дует сильный ветер. Соко так рано уходит из дома?! Как нелепо! Она же ещё только оканчивает среднюю школу. Моя маленькая девочка… Моё третье по счёту, самое главное сокровище в жизни. Моя дочка, так похожая на Него!

На берегу безлюдно. Песок, промытый морской волной, высох и стал безмолвно-серого цвета. Кое-где валяются ветки и какие-то пакеты. Безрадостное зрелище…

– Я выбрала, в какую старшую школу буду поступать [38]38
  Речь идёт о школе старшей ступени (10, 11, 12 классы). Ученики сами выбирают школу и поступают в неё после сдачи вступительных экзаменов.


[Закрыть], – вчера, как ни в чём ни бывало, сказала мне дочь. – В школе пообещали дать мне характеристику-рекомендацию. Не знаю, правда, насколько она поможет в поступлении…

– Не знаешь? Как? Ты же очень хорошо учишься?

– Мам, это очень престижная школа, знаешь, как туда трудно поступить! – Соко усмехнулась.

– Ни о каком общежитии не может быть и речи! Я не разрешаю, – сказала я.

Соко сделала вид, что не слышит:

– На выходные буду приезжать домой. Я же не в другую страну уезжаю! Ты сможешь приезжать на свидания и школу посмотреть, это разрешено. Будет всё почти так же, как сейчас…

Я была просто в шоке:

– Что ты говоришь! Какие свидания?! Свидания в тюрьме бывают! Ты шутишь?

Какой кошмар! Нужно срочно что-то сделать… Должен же быть какой-то выход…

Школа, которую она выбрала, находилась в той же префектуре, что и Дзуси, в Канагаве. В соседнем городке – Курихира. Как сказала Соко, «прямо под носом», «рукой подать».

– Посмотри! – Соко протянула мне буклеты этой школы.

В буклете были графики конкурса при поступлении, таблицы с названиями вузов, куда поступали выпускники, прошлогодняя информация о поступлении, условия оплаты и так далее. Были фотографии учеников в школьной форме, фотографии классов, описание материально-технической базы.

– Представляешь, в учебное путешествие они отправляют учеников в Китай! – восторженно рассказывала Соко.

– В Китай? Ты что, хочешь в Китай? – спросила я. Она шумно вздохнула с озадаченным видом. Я продолжала:

– Почему ты собралась в общежитие? Можно же и ездить в школу, раз это рядом. Обещаю, что мы три года не будем никуда переезжать! Кстати, может нам лучше переехать в этот город? В Курихира?

Чем больше я говорила, тем выражение её лица становилось всё печальнее и печальнее.

– Мама, я уже решила! – Маленькое личико с пухлыми щёчками своевольно напряглось.

– Почему ты так решила? – Я никак не могла успокоиться… – Ведь мы же вдвоём! Все три года, пока ты училась в средней школе, мы не переезжали, как ты хотела…

– Что зря говорить? Уже всё решено, – упрямилась Соко. – Всё дело в реальном отношении к жизни. – Она говорила, не глядя на меня. – Я хочу жить реальной жизнью, а ты – нет. Ты живёшь в каком-то нереальном мире.

Я не понимала, что всё это значит. Я словно окаменела и, не шевелясь, смотрела, как лицо дочки сморщилось. А потом Соко зарыдала.

– Прости, мамочка! – прошептала она с трудом.

– За что ты извиняешься?

Соко, всхлипывая, продолжала плакать. Она шмыгнула носом, собираясь перестать реветь, но потом снова заплакала. В конце концов она произнесла плачущим голосом:

– Я не могу вечно жить в том мире, который ты придумала…

Какой сильный ветер! Хмурое море утихло, и лишь по его поверхности разыгравшийся ветер гоняет волны.

«Ни в коем случае нельзя плакать, – говорила мысленно я себе. – Только не плакать!»

Если я заплачу, это будет означать, что я приняла её доводы. Её «надо жить реально». На самом деле всё не так. Всё по-другому. Но я совершенно не знаю, что делать.

Сейчас я в панике быстро шагаю по берегу моря. Как обезумевшая женщина. Сумасшедшая, от которой отвернулась «реальность».

Мои чёрные полусапожки все в песочной жиже. Заляпано и пальто, и ноги, и руки, и волосы, и юбка…

Если бы Он сейчас был с нами! Если бы Он был рядом, Он непременно смог бы удержать Соко.

Вчера вечером я сказала:

– Я не разрешаю! Нельзя и всё! Я не разрешаю никакое общежитие. Денег на эту школу я не дам. Никакие документы даже смотреть не буду и на собеседование не пойду!

Соко не смела возразить. Она смотрела на меня уставшими глазами. Как на выброшенную собачонку…

На улицах тем временем стали зажигаться неоновые огни. Я поднялась на насыпь и пошла вдоль шоссе. Мимо меня с грохотом проехал грузовик. Продолжая идти, я достала сигарету, у меня никак не получалось зажечь зажигалку, потом наконец-то прикурила. Глубоко вдохнула дым и медленно выдохнула. Потом, прислонившись ко входу в тоннель, медленно докурила сигарету. Этот тоннель мы с Соко называем «Тёмный лес».

Стемнело. Я повернула назад. Надо идти в бар. Я напрягла глаза, но на горизонте ничего не было видно.

Глава четырнадцатая
Яблочный заяц

Здесь, в Дзуси, тоже зимой холодно. Вчера вечером, какое-то мгновение даже шёл снег. За окном февраль. За исключением того, что Соко теперь мало со мной разговаривает, в нашей жизни ничего не изменилось, и тема общежития после того выяснения отношений больше не поднимается.

Но я теперь точно знаю: Соко уйдёт. Как когда-то я убегала из дома… Она уйдёт гораздо более хладнокровно, гораздо более осторожно.

В детстве я садилась отцу на колени, он ласково смотрел на меня и часто говорил: «Какая хорошая у нас дочка! Она лучше всех на свете!» Хотя я только и делала, что создавала вокруг себя проблемы.

Зимнее море… Вода тускнеет. В волнах чувствуется тяжесть. Безлюдно. Теперь мои прогулки стали просто ежедневной привычкой. Они не приносят мне былой радости. Кажется, у меня в душе угасла надежда. Хотя ощущение, что мне навстречу идёт Он, осталось неизменным.

Я иду по берегу моря, слушая Рода Стюарта, глядя в серое небо.

Что такое надежда? Это – не то, что ждёт нас в будущем, а то, что есть сейчас, в данный момент. Мне так кажется.

Начался проигрыш песни HAVE I TOLD YOU LATELY, и неожиданно у меня на глаза навернулись слёзы. Диск Рода Стюарта когда-то давно подарил мне Он. Боже, как давно это было!

На прошлой неделе Соко сказала мне ужасно жестокие слова. Мне не хочется вспоминать их, но и забыть я пока не силах, Я не виню её в том, что она была так категорична. Ведь она ни разу не видела Его, поэтому она не знает…

Я без какой-либо цели подобрала несколько щепок и пошла дальше. Такая у меня привычка. Всегда, когда я иду по берегу моря, что-нибудь подбираю. Точно такая же глупая привычка у Соко. Когда мы с ней вдвоём гуляем, не успеваем заметить, как у нас у обеих в руках полно всякой ерунды.

Подняв лицо вверх, я глубоко вдохнула морской воздух. Сегодня у меня три урока. С этого года я подняла цену ученикам за занятия музыкой. Раньше я брала оплату 10 тысяч иен в месяц, а теперь – 12 тысяч. Люди, которым я здесь даю уроки, довольно обеспеченные, поэтому для них не будет слишком обременительным это повышение.

•

Когда я пришла домой, мамы не было: она поехала на свои занятия. В те дни, когда я знаю, что мамы нет, она на уроках, мне проще возвращаться домой: я чувствую себя легче. Хозяева бара, как всегда, закрыли на зиму «Хару» и отправились в путешествие. Недавно от них пришли открытки. Одна – мне, одна – маме. Когда речь зашла о старшей школе, куда я хочу поступать, хозяева бара оказались на моей стороне.

На столе лежала записка от мамы и какая-то еда. Я переоделась, сложила высохшие постиранные вещи, перекусила и села заниматься. В школе, куда я планирую поступать, высокий конкурс. Хотелось бы надеяться на папины гены, у него ведь «прекрасно работала голова».

Но, я, в отличие от мамы, реалистично определяю разницу между тем, на что можно положиться, и тем, на что нельзя. Именно поэтому я сейчас все силы отдаю учёбе. К тому же я считаю, что учиться – очень интересно! Даже если просто, как я, готовиться к сдаче экзаменов.

С другой стороны, я готовлю себя и к тому, что буду делать, если вдруг не смогу поступать в этом году. По правилам старшей школы, которую я выбрала, в неё можно поступать и пропустив один год после окончания средней. Если мама так и не согласится со мной и не разрешит, то мне придётся самой копить деньги на учёбу. Я решила, что в таком случае год пропущу, не буду поступать сейчас, а пойду работать. Хозяева «Хару» сказали, что, если понадобится, возьмут меня на работу.

– Но терять один год перед старшей школой – очень неразумно. Целый год! Времени жалко, – уговаривал маму хозяин бара. – Если дело в деньгах, мы готовы помочь. Если ты, Соко, скажешь, что со временем отдашь, то мы можем заплатить за учёбу, а потом, как сможешь, потихоньку вернёшь нам эту сумму.

Мама так рассердилась, что и слушать ничего не хотела.

– Это всё излишне! – сказала она, как отрезала.

Если бы в тот момент Сатико-сан не нашлась, как смягчить ситуацию, мама точно уволилась бы из «Хару». Мама должна сердиться на меня, а она почему-то рассердилась на этих людей… Странно, мне всегда казалось, что моя мама будет менее эмоционально реагировать в подобной ситуации…

Итак, на что я могу рассчитывать и на что – не могу?

Когда я начинаю задумываться об этом, на душе становится ужасно тяжело. Мы с мамой на самом деле абсолютно ни в чём не похожи друг на друга…

В коридоре послышался шум, и я услышала мамин голос: «Привет!» Затем донеслось шуршание пакетов с продуктами из супермаркета.

– Привет, мама! – сказала я и неуклюже дала себя обнять. – Замёрзла?

Мама ехала на скутере, и её щёки были холодны, как ледышки.

– Ты опять учишься? – спросила мама, посмотрев на распечатки и тетради, разложенные на столе.

– Да так просто… – ответила я и почувствовала, что опять больно задела её. Мне стало ещё тяжелее. Маме доставило бы большую радость, если бы я рисовала, пила чай с чем-нибудь, читала бы какую-нибудь дурацкую книжку, бренчала бы на пианино, толком не умея играть… Как я это делала, когда была маленькой.

– Будешь столько сидеть за своими уроками – глаза испортишь! – сказала мама, убирая купленные продукты в холодильник.

«Не можешь придумать причину получше?!» – мысленно огрызнулась я.

После ужина мама несколько часов играла на пианино. В последнее время она часто это делает. По большей части те пьесы, которые я не знаю, но одно произведение, которое она играла много раз, я запомнила. Тихая, спокойная и нежная музыка.

Когда она играет, я смотрю на её профиль. Лицо прозрачное, сильное… Очень красивое!

На прошлой неделе у мамы был день рождения. Ей исполнился 41 год. Я подарила ей фоторамку и коробку конфет. Конечно, я выбрала её любимый шоколад фирмы «Ринц».

– Знаешь, мне многие дарят конфеты, – говорила она, и было видно, что ей очень приятно, – но эти конфеты даришь мне только ты!

Потом она обняла меня и сказала:

– Какая красивая у тебя спина!

Я поняла, что именно меня раздражает, и, не удержавшись, несмотря на её день рождения, сказала:

– Мам, не хвали больше мою спину!

– Почему нельзя хвалить? – удивлённо спросила мама.

Я запнулась и в конце концов промямлила:

– Да так просто…

Мама не продолжила расспросы.

Когда мама говорит, что у меня красивая спина, мне сразу начинает казаться, что она хвалит не меня, а папу; что, обнимая меня, она хочет обнять его.

– Ты тоже перестань отвечать своим «да так просто»! – сказала она. – Я думала и раньше сказать тебе об этом… Я не люблю, когда ты так мне отвечаешь!

Мне стало ужасно противно. Ведь то, о чём говорила я, и то, на что обратила внимание она, – совершенно разные вещи! Поэтому я не стала отвечать на её слова.

– Ты поняла?

Под напором её вопросов мне ещё больше хотелось молчать.

– Соко!

– Понимаешь, я не папа… Моя спина, может, и похожа на его спину, но она не его!

Она – моя!

Кажется, она ничего не поняла и ещё больше удивилась:

– Ты говоришь само собой разумеющиеся вещи!

– Ты говоришь, наш папа… Да его уже не существует! Его нет нигде! – Как только я сказала это, тут же пожалела о том, что начала говорить, но уже не могла остановиться. – Мама, ты пойми, всё, что с ним связано, это уже «в шкатулке». Ты же сама так мне всегда говорила… «Всё наше прошлое, всё, что мы пережили, всё это хранится в «шкатулке»!

Её лицо как будто окаменело… Как будто кто-то нажал кнопку паузы на видеомагнитофоне. Она как будто забыла, что есть голос, чувства, что нужно дышать…

Я проклинала себя.

Звуков фортепиано уже не слышно. Я и не заметила, как мама пришла на кухню. Я почувствовала запах кофе.

– Может, сделаешь перерыв? – сказала мама. В правой руке у неё чашка кофе, в левой – сигарета. – Если будешь заниматься без отдыха, работоспособность упадёт!

•

Когда я жила с Момои, я ради него научилась готовить многие блюда. Я готовила цукудани [39]39
  Блюдо японской кухни: мелкая рыба и морепродукты, сваренные в бульоне с соевым соусом и различными приправами.


[Закрыть], делала соленья, сушила потрошённую рыбу на балконе… Момои нравилось, когда я хлопотала на кухне.

Я тогда не пользовалась косметикой. Не смотрела телевизор. Не общалась с теми немногими друзьями и родственниками, которые у меня были. Почти не выходила на улицу, за исключением коротких прогулок или походов в близлежащий магазин. Так было, когда я жила с Момои, так было до встречи с Ним.

Море весной кажется умиротворённым, оно тянется вдаль от самого окошка «Хару». Постоянные посетители по-прежнему приходят на обед или заходят вечером выпить пару рюмок и возвращаются домой.

– Будешь кофе? – спросила меня Сатико, я отрицательно качнула головой: не хочу ввязываться в разговоры. В прошлом году, когда возникла вся эта история со школой Соко, хозяева тоже так или иначе в ней участвовали, и теперь для меня «Хару» не такое уж приятное место работы. Сейчас четыре часа, и в баре ни одного посетителя.

– Твоя дочь, Соко – очень волевая девочка, – начала было разговор Сатико, не притронувшись к кофе. Я два-три раза кивнула, но было очевидно, что я не хочу больше разговаривать, и Сатико слегка улыбнулась.

– Не стоит занимать оборонительную позицию. Я не буду… – сказала она, и затем резко сменила тему. – У тебя такой красивый сарафанчик! Как у современной монахини…

Я не поняла, что это значит – «сарафанчик, как у современной монахини», и в ответ вежливо улыбнулась. Этот тёмно-синий сарафан купил мне Момои. На Сатико сегодня, как всегда, рубашка в клетку.

Они – очень добрые люди.

Я вышла на задний двор и закурила. На заднем дворе – морозно, на газоне пятна старой сухой травы, возле двери сложены картонные коробки. Ещё светло, но готовящееся к закату солнце окрасило небо в еле заметный сиреневый цвет. Я сделала глубокий вдох и почувствовала себя такой одинокой!

Я так хочу уйти отсюда! Из этого бара… Из этого города… Это всё – уже не для меня! Скоро будет два года, как я живу здесь.

•

– Я думаю о переезде, – сказала мама. – Конечно, как мы с тобой договорились, это будет после того, как ты окончишь школу.

Вместо завтрака она налила себе ещё чашку кофе. Утром она плохо выглядит.

– Хорошо, – Я сохраняю спокойствие. – Я ведь всё равно уйду в общежитие. А если придётся пропустить вступительные экзамены в этом году, то буду жить в комнате у хозяев «Хару» и работать у них в баре.

Мама делает глубокий вздох.

– Соко!

У неё уставшее лицо. Я подумала: «Вот хитрая… Специально делает вид, что устала».

– Соко, это не тот город, где мы должны жить… – сказала мама.

Теперь я сделала вид, что удивилась:

– Город, где мы должны жить?! А что, разве такой город где-нибудь есть? Мы же с тобой не люди, а «вороны-путешественницы»! Мне уже надоели такие путешествия!

– Такой город есть, – сказала мама. – Я же тебе говорила. Когда-нибудь мы встретим папу! Твой папа – это и есть наш настоящий дом!

Мама опять за песни про папу!!!

– Мам, ты просто с ума сошла, – в сердцах сказала я. И как всегда, в этот момент мне стало больно от тоски и безнадёжности. Мне страшно захотелось пожалеть её, и я сама себя поправила:

– Там, может быть, должна жить ты, мама! Но вовсе не должна жить я! Я хочу жить в реальном мире. Как все нормальные люди! Извини, мне пора идти, я могу в школу опоздать.

Я теперь в третьем классе средней школы [40]40
  В Японии выпускной класс, соответствует девятому классу российской школы.


[Закрыть]. До лета мне надо подать сведения, чем я собираюсь заниматься после окончания.

Сегодня утром была утренняя линейка в спортивном зале. В коридоре, соединяющем старое здание школы со спортивным залом, всегда очень приятно: прямо рядом видны зелёные деревья и трава у подножья ближней сопки. Мне нравится этот свежий зелёный цвет!

– Смотри, вон Савада-сэнсэй! – показала Ёрико. Учитель шёл по дорожке вдоль автостоянки. Я увидела знакомый замшевый пиджак. Он – внештатный преподаватель, поэтому он не присутствует на утренней линейке.

– Это тебе, сувенир! – Не успел начаться учебный год, ещё до занятия в студии я получила от него тоненькую книгу в подарок. – Другим ребятам не говори, это – секрет!

Меня взволновал подарок. Говорят, учитель на весенних каникулах ездил в Нью-Йорк.

– В музее современного искусства как раз в то время, когда я был в Америке, проходила выставка Боннэра. Это альбом с репродукциями Боннэра в мягком переплёте.

– Ой, мне правда можно взять эту книгу себе?

Учитель улыбнулся и утвердительно кивнул. Про этот альбом я, естественно, никому не скажу. Ни маме, ни Ёрико. Он станет моим сокровищем.

Узкий переход, как муравейник – полон учеников, которые постоянно снуют в разных направлениях.

•

Всё утро я играла на фортепиано. Сидя за инструментом, я хотя бы могу оставаться хладнокровной и сохранять спокойствие. У меня так было с детства. Если мне что-нибудь не нравилось, я садилась за пианино. Играла и играла, по нескольку часов.

В тот день, когда Он ушёл, я целый день просидела за фортепиано. Если я переставала играть, я начинала плакать. Я играла и не могла остановиться, а Момои пристально наблюдал за моей игрой. Молча. По его лицу невозможно было понять, что он чувствует.

Я не могу удержать Соко. Я поняла это. Так же, как и Момои не мог удержать меня.

– Какие у тебя большие ладони! – однажды сказал мне Он. – Я так люблю твои руки!

Мне всегда хотелось спрятать от мужских глаз мои неуклюжие руки, я стеснялась их. Но Он нежно приложил их к своим губам и сказал:

– Как эти руки быстро бегают по клавиатуре, с какой силой умеют нажимать клавиши, какие красивые звуки могут извлекать из инструмента, сколько чудесных красок придать мелодии… Я всё про них знаю…

Мы с Ним всегда ходили, взявшись за руки. Мои руки любили Его руки.

Наша с Ним маленькая Соко…

«Ну и что, что общежитие? Почему ты против?»

Наверное, Он бы так отреагировал на её решение. Потом бы добавил: «Я считаю, что можно разрешить»… Наверное, Он обнял бы меня сзади и шепнул бы эти слова на ухо. Чтобы я смогла успокоиться и вернуть себе самообладание.

•

С самого начала я знала: что бы в результате ни получилось, у меня на душе всё равно будет плохо.

Я поужинала в «Хару» и уже собиралась идти домой, как мама сказала:

– Если ты во что бы то ни стало хочешь жить в общежитии, то я разрешаю. Может, так будет лучше…

При этом у неё было совершенно обычное выражение лица. Я немного удивилась… Хотя, сказать по правде, её слова меня ничуть не удивили, но я всё же переспросила:

– Правда, можно?

Мама на это ничего не ответила, но добавила:

– Хорошо, если ты сдашь экзамены и поступишь.

Сразу я даже не нашлась, что ответить, и стояла в растерянности. Ведь в последнее время я привыкла всё время спорить с ней и отвечать что-нибудь в пику её словам…

Я только и смогла сказать: «Спасибо!» Мама слабо улыбнулась, но вместо радости моё сердце сдавила грусть. С самого начала я знала: что бы в результате ни получилось, мне всё равно будет тяжело на душе. Я впервые не приняла мамину точку зрения. Она впервые изменила своё мнение и согласилась с моим. Кроме того, я пришла к выводу, что мама понимает, что ей будет трудно… Я наверняка ещё буду жалеть об этом… Нет-нет… Неужели я уже начала жалеть?! Итак, я ухожу в общежитие… Я буду жить без мамы. Зачем? После того, как мама мне разрешила, пришла моя очередь упрекать себя? Общежитие… Одна… Без мамы… Зачем я это всё затеяла?!

•

Дзуси – очень зелёный город. На дворе май. В это время года даже за окном нашего скромного дома, построенного из дешёвых материалов, такая роскошная влажная зелень деревьев и трав!

Сегодня утром, когда я проснулась, как всегда в последнее время для меня на столе уже был собран завтрак. У Соко часто бывают нулевые уроки, и она очень рано уходит в школу. Я ей говорю, что у меня нет аппетита и ничего не надо готовить, но она хочет, чтобы я ела что-нибудь «кроме чашки кофе», поэтому оставляет для меня еду. Например, яйцо или овощной салат… Сегодня на столе было почищенное яблоко. Вернее, из яблока был сделан яблочный заяц.

Интересно, где Он сейчас?

Закурив сигарету, я медленно втягиваю дым. Мои мысли о Нём.

Где Он? Что Он сейчас делает?

Я подумала, может, мои ожидания уже напрасны… Без Него, без Соко… Как же я смогу прожить совсем одна?!