Текст книги "Письмо от русалки"

Автор книги: Камилла Лэкберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В голове снова возникла мысль о письмах, но он отогнал ее. Если он начнет обо всем этом думать, Она снова возьмет власть. Этого он не может допустить. Он приложил столько сил, чтобы все забыть. Больше Она до него не доберется.

Он выехал на дорогу, ведущую в сторону Фьельбаки. В кармане куртки продолжал жужжать мобильный телефон.

~~~

Алиса продолжала кричать – целыми днями и целыми ночами. Он слышал, как мать с отцом это обсуждали – говорили, что она страдает коликами. Но как бы это ни называлось, без конца слышать ее вопли было невыносимо. Звук врывался в его жизнь, отнимал у него все.

Почему мать не возненавидела ее за то, что она так много кричит? Почему она носила ее на руках, пела ей, укачивала ее и смотрела на нее с мягким выражением лица, словно жалея ее?

Алису жалеть не стоило. Она специально им все портила, в этом он был совершенно уверен. Иногда, когда он наклонялся над колыбелькой и смотрел на нее, маленькую и сморщенную, похожую на червяка, она открывала глаза и тоже смотрела на него. Ее взгляд говорил, что она не желает, чтобы мать любила его. Поэтому она кричит и требует от нее всего, чтобы ему ничего не досталось.

Иногда он замечал по отцу, что тот чувствует то же самое. Похоже, он понимал, что Алиса делает все это специально, чтобы и ему не досталось ни капельки внимания матери. Однако он ничего не предпринимал. Почему? Ведь он большой и сильный. Уж он-то мог бы заставить Алису замолчать.

Отцу тоже не разрешалось прикасаться к малышке. Иногда он все же пытался: неуклюже брал ее на руки, похлопывал по спине и по попе, пытаясь успокоить. Но мать всякий раз говорила, что он все делает не так, и отбирала у него Алису. Он съеживался и молча отходил.

Однажды отцу разрешили посидеть с Алисой. Перед тем она орала три ночи подряд – хуже, чем когда бы то ни было. Он лежал без сна в своей комнате и прижимал к голове подушку, чтобы отгородиться от этого звука. В духоте под подушкой росла ненависть. Она разрослась настолько, что совсем придавила его – пришлось приподнять подушку, чтобы сделать вдох. Мать тоже устала – не спала три ночи. Так что она сделала исключение – отдала ребенка отцу и пошла прилечь. А отец решил ее искупать и спросил, хочет ли он посмотреть.

Отец тщательно проверил температуру, наполнив ванну водой, и посмотрел на Алису, которая на этот раз молчала, таким же взглядом, каким смотрела на нее мать. Никогда ранее отец не был важной персоной; он оставался второстепенным персонажем, потерянным в сиянии матери, исключенным из ее общения с Алисой. Но сейчас он почувствовал свою значимость, когда улыбнулся Алисе, и она ответила на его улыбку.

Отец бережно опустил крошечное тельце в воду, положил ее на подставку, обшитую махровой тканью, – словно маленький гамак, в котором она могла полулежать. Нежными движениями он стал мыть ее ножки, ручки, толстый живот. Она шевелила ручками и ножками. Теперь она не кричала – наконец-то перестала. Но это уже ничего не значило. Она победила. Даже отец покинул свое убежище за газетой, чтобы улыбаться ей.

Он неподвижно стоял в дверях, не сводя глаз с рук отца, омывающих крошечное тельце. Отец, который стал его единственным другом после того, как мать перестала смотреть на него. В дверь позвонили, и он вздрогнул. Отец перевел взгляд на дверь, потом на Алису, не зная, как поступить. Потом спросил:

– Ты можешь минутку присмотреть за сестренкой? Я только посмотрю, кто это. Я сейчас вернусь.

На секунду он заколебался. Но затем почувствовал, как подбородок опустился вниз движением, напоминающим кивок. Отец, стоявший на коленях возле ванны, поднялся и попросил его подойти. Ноги двигались механически, когда он сделал два шага, отделявших его от края ванны. Алиса посмотрела на него. Боковым зрением он увидел, как отец вышел.

Теперь они остались одни – он и Алиса.

~~~

Эрика с удивлением уставилась на Патрика.

– Во льду?!

– Да, тот бедняга, который его обнаружил, пережил шок.

Патрик кратко рассказал жене о событиях дня.

– Могу себе представить! – воскликнула Эрика и тяжело плюхнулась на диван. Майя тут же попыталась взобраться ей на колени, однако задача оказалась не из легких.

– Пливет, пливет! – закричала Майя, приложив губы к животу. С того момента, как они объяснили ей, что малыши у мамы в животике могут слышать ее голос, она не упускала возможности с ними пообщаться. Но ее словарный запас был пока ограничен, так что беседа получалась достаточно однообразной.

– Похоже, они спят, не буди их, – сказала Эрика и поднесла палец к губам.

Майя повторила это ее движение, а потом приложила ухо к животу, чтобы убедиться, что малыши действительно спят.

– У тебя, наверное, был ужасный день, – тихо проговорила Эрика.

– Да, – кивнул Патрик, пытаясь отогнать воспоминания о лицах Сии и детей. Особенно взгляд Людвига, так похожего на отца, надолго останется в памяти.

– Во всяком случае, теперь они знают. Иногда мне кажется, что неопределенность еще ужаснее, – сказал он и уселся рядом с Эрикой, так что Майя оказалась между ними. Она радостно перебралась к нему на колени, где места было побольше, и уткнулась головой ему в грудь. Он нежно погладил ее по светловолосой головке.

– Ты прав. Однако лишаться надежды всегда тяжело, – задумчиво проговорила Эрика. – У вас есть хоть какие-нибудь версии произошедшего?

Патрик покачал головой:

– Нет, пока мы ничего не знаем. Ничегошеньки.

– А письма Кристиану? – спросила она. Внутренне она боролась с собой. Рассказать ли мужу о сегодняшнем походе в библиотеку и своих размышлениях по поводу прошлого Кристиана? В конце концов она решила этого не делать.

Сначала надо побольше разузнать.

– Я пока не успел взяться за них. Нам все равно придется еще раз встретиться с родственниками и друзьями Магнуса, и тогда я обязательно поговорю с Кристианом о письмах.

– Сегодня утром ему задали этот вопрос в программе «Доброе утро», – сказала Эрика и сжалась при мысли о своей роли в тех неприятностях, которым теперь подвергался Кристиан.

– И что же он ответил?

– Он ушел от разговора, но было заметно, как ему все это неприятно.

– Ничего удивительного, – вздохнул Патрик и поцеловал дочь в макушку. – Ну, что скажешь? Давай приготовим ужин для мамы и малышей?

Он встал и взял Майю на руки. Она радостно закивала.

– Ну, что мы с тобой приготовим? Рыбные палочки с картофельным пюре – подойдет?

Дочка задумалась, потом кивнула. Сама она предпочитала сосиски, однако любезно согласилась и на рыбные палочки.

* * *

Санна бродила туда-сюда по дому. Мальчишки сидели в гостиной перед телевизором и смотрели детскую телепередачу. Сама же она не могла усидеть на месте и потерянно ходила из комнаты в комнату, сжимая в руке мобильный телефон. Время от времени она уже в который раз набирала номер.

Ответа нет. Целый день Кристиан не отвечал на звонки, и в голове у нее разыгрывались сцены одна ужаснее другой. Особенно после того, как новость о смерти Магнуса потрясла всю Фьельбаку. Раз десять Санна проверила почту Кристиана. Внутри ее нарастало что-то смутное, что нужно было опровергнуть или подтвердить. В глубине души она даже желала что-нибудь найти. Тогда она, по крайней мере, узнала бы что-нибудь конкретное и смогла бы выплеснуть накопившиеся тоску и страх.

На самом деле Санна понимала, что ведет себя неправильно. Своими постоянными проверками и вечными вопросами о том, где он был и с кем встречался, она лишь еще больше отталкивает его от себя. Умом она это понимала, но бушевавшие внутри чувства были сильнее ее. Интуитивно Санна знала, что он что-то от нее скрывает. Она не дотягивает в его глазах, он не любит ее!

От этой мысли ей стало так больно, что она села прямо на пол в кухне, обхватив руками колени. За спиной мирно гудел холодильник, но Санна не замечала его – чувствовала лишь черную дыру внутри себя.

Где он? Почему не звонит? Почему ей не удается с ним связаться? Исполненная решимости, она снова набрала номер. В трубке звучали гудки, но телефон не брали. Санна поднялась с пола и подошла к столу, на котором лежало очередное письмо. Сегодня пришло еще одно. Она немедленно вскрыла конверт. Строчки были столь же загадочными, как обычно.

Ты знаешь, что не сможешь скрыться от меня.

Я в твоем сердце, даже если ты убежишь на край света.

Почерк был ей хорошо знаком. Дрожащими руками Санна поднесла письмо к носу. От него пахло бумагой и чернилами. Никакого запаха духов или туалетной воды, который мог бы хоть что-то сказать об отправителе.

Кристиан с ослиным упрямством утверждал, что не знает, от кого эти письма, но она ему не верила. Просто не верила, и все. В ней проснулась ярость, Санна швырнула письмо на стол и побежала вверх по лестнице. Кто-то из сыновей окликнул ее, не вставая с дивана, но она не обратила внимания на зов. Ей необходимо узнать правду, необходимо найти ответ. Словно кто-то другой завладел ее телом, словно она больше им не управляла.

Она начала со спальни, вытащила ящики из комода Кристиана и вывернула все их содержимое. Внимательно оглядела каждый предмет, пощупала рукой в пустых ящиках. Ничего, совершенно ничего – одни лишь футболки, трусы и носки.

Санна обвела взглядом комнату. Шкаф! Она подошла к платяному шкафу, занимавшему всю стену, и начала методично осматривать полки. Все принадлежавшее Кристиану оказалось на полу. Рубашки, брюки, пояса, ботинки. Ничего личного – ничего, что могло бы хоть что-то сказать о ее муже, помогло бы ей проникнуть сквозь ту стену, которую он воздвиг вокруг себя.

Санна все более нервно вытаскивала наружу его вещи. В конце концов в шкафу остались только ее собственные. Она тяжело опустилась на кровать и провела рукой по покрывалу, которое сшила из лоскутков ее бабушка. Санну окружало такое множество вещей, говорящих о том, кто она и откуда. Туалетный столик, доставшийся ей в наследство от другой бабушки, ожерелье, которое подарила ей мама. Письма от друзей и родственников, которые она хранила в коробках на дне шкафа. Школьные каталоги, [8]8
  Каталог с фотографиями всех классов школы.


[Закрыть]лежавшие аккуратной стопкой на полке, студенческая шапочка, [9]9
  Шапочка, которую выдают будущему студенту по окончании гимназии.


[Закрыть]хранящаяся в шляпной коробке рядом с засушенным свадебным букетом. Множество мелких вещичек, отражающих ее историю, ее жизнь.

Внезапно ей стало очевидно, что у ее мужа таких вещей нет. Правда, он менее сентиментален и не склонен хранить старое барахло. Но что-то все же должно было сохраниться. Ни один человек не может прожить жизнь, не привязавшись к вещам, которые хранят воспоминания.

Санна заколотила кулаками по покрывалу. От неизвестности сердце нервно застучало. Что же все-таки за человек Кристиан? Внезапно она замерла на месте – ее осенила одна мысль. Есть одно место, где она еще не искала. Чердак.

* * *

Эрик повертел в пальцах бокал, рассматривая глубокий цвет красного вина, светлеющий к краям. На бесчисленных курсах он научился по этому признаку определять молодое вино.

Вся его жизнь грозила вот-вот рухнуть, и он еще до конца не осознал, как это получилось. Как будто его унесло течением – столь мощным, что он был не в силах ему противостоять.

Магнус мертв. Один шок смешался с другим, и потому он только сейчас смог переварить то, что узнал от Луизы. Сперва – ее сообщение о том, что Магнуса нашли мертвым, и почти одновременно – известие о беременности Сесилии. Два события, потрясшие до глубины души и свалившиеся в течение одной минуты.

– Ты можешь, по крайней мере, ответить мне? – проговорила Луиза жестким голосом.

– Что? – переспросил он, понимая, что Луиза что-то сказала, а он пропустил мимо ушей. – Что ты говоришь?

– Я спросила, где ты был сегодня, когда я послала тебе сообщение о Магнусе. Сначала я позвонила в офис, но тебя не было на месте. Затем я много раз звонила на твой мобильный, но смогла побеседовать только с автоответчиком.

Язык у нее заплетался. Видимо, пить она начала еще с утра.

Отвращение переполнило его, смешалось с вином, придав ему горький металлический привкус. Его бесило, что она совсем отпустила вожжи. Почему она не могла взять себя в руки, вместо того чтобы стоять и смотреть на него пьяным мученическим взглядом?

– Я вышел по делу.

– По делу? – усмехнулась Луиза, отхлебнув глоток из своего бокала. – Ну-ну, могу себе представить, что это было за дело.

– Прекрати, – устало проговорил он. – Хотя бы сегодня не заводи эту песню.

– Ах так? Почему же не сегодня? – воскликнула она с агрессией в голосе, и он почувствовал, что назревает ссора. Девочки давно спали, они остались вдвоем – он и Луиза.

– Сегодня одного из наших ближайших друзей нашли мертвым. Мы не можем хотя бы сегодня провести вечер без ссор?

Луиза смолкла. Он видел, что ей стало стыдно. На мгновение перед ним встал образ девушки, с которой он познакомился в университете, – симпатичной, умненькой и задиристой. Но он тут же рассеялся, и остались лишь мешки под глазами и посиневшие от вина зубы. Эрик снова почувствовал горький привкус во рту.

А тут еще и Сесилия. Что с ней теперь делать? Насколько он знал, впервые одна из любовниц забеременела от него. Вероятно, ему просто везло. Но теперь везенью пришел конец. Она сказала, что намеревается оставить ребенка. Стоя в своей кухне, она совершенно хладнокровно сообщила ему об этом. Не поделилась, не предложила обсудить. Просто заявила о своих намерениях – предоставив ему возможность внести свой вклад.

Девочка внезапно повзрослела. Наивность и ребяческий смех исчезли. Стоя перед ней, он понял по ее глазам, что она видит его насквозь. И он заерзал. Не хотел смотреть на себя ее глазами. Вообще не хотел видеть самого себя.

Всю жизнь он воспринимал как нечто само собой разумеющееся, что им восхищаются. Иногда боятся, что тоже неплохо. Но в тот момент, приложив ладонь к животу, она посмотрела ему в глаза с презрением. Их интрижка осталась позади. Она рассказала ему, какие две возможности ему открываются. Либо она не разглашает имени отца ребенка – в обмен на крупную сумму, которая будет поступать на ее счет каждый месяц от момента рождения ребенка до его совершеннолетия, – либо она обо всем расскажет Луизе и сделает все от нее зависящее, чтобы лишить его чести и славы.

Глядя теперь на свою жену, Эрик задумался, правильный ли выбор сделал. Он не любил Луизу. Он обманывал ее, ранил ее и знал, что она была бы куда счастливее без него. Но силу привычки не преодолеть. Да и мысль о холостяцкой жизни с горами немытой посуды и нестираного белья, разогретыми полуфабрикатами его нисколько не прельщала. Она всегда выезжала на его привязанности к удобствам. И на том, что ей принадлежала половина состояния. В этом заключалась банальная истина. И теперь ему к тому же предстоит довольно дорого платить за свое удобство в течение восемнадцати лет.

* * *

Почти час Кристиан просидел в машине около дома, наблюдая через окно, как Санна ходит по дому. Судя по ее движениям, она была вне себя от гнева.

Он чувствовал, что не выдержит ее возмущения, ее слез и упреков. Если бы не сыновья… Кристиан завел машину и подъехал к дому, чтобы не дать самому себе додумать эту мысль до конца. Каждый раз, ощущая в груди любовь к сыновьям, он холодел от страха. Изо всех сил старался поддерживать дистанцию, чтобы удержать зло и опасность в стороне. Но письма заставили его осознать, что зло снова пришло в его жизнь. А любовь к сыновьям, владевшая им, – глубокое чувство, которое невозможно победить.

Он должен защитить их – любой ценой. Второй раз он не может допустить неудачи. Иначе вся его жизнь рухнет, а с ней все то, во что он верит. Опустив голову на руль, Кристиан готовился в любую секунду услышать звук отворяемой двери, но Санна, судя по всему, не заметила, как подъехала машина, и это дало ему еще несколько секунд на то, чтобы собраться с духом.

Он думал, что будет безопаснее закрыть в себе ту часть сердца, которая принадлежала им. Однако он ошибался. Бежать было некуда. А не любить их он просто не мог. Так что ему придется принять бой, встретившись лицом к лицу со злом. Вновь столкнуться с тем, что он так много лет таил в себе, но снова обнажил, написав книгу. Впервые ему пришла в голову мысль, что не надо было ее писать. Насколько все могло бы быть по-другому, если бы ее не существовало! С другой стороны – разве у него была свобода выбора? Какая-то внутренняя сила заставила его сесть за стол, написать о Ней.

Но вот входная дверь отворилась. Санна появилась на пороге, поеживаясь, плотно завернувшись в кофту. Он поднял лицо от руля и посмотрел на нее. Задний свет, падавший из прихожей, придавал ей сходство с мадонной, даже несмотря на вязаную кофту и домашние тапочки. Она была в безопасности – он понял это, оглядев ее. Ибо она никогда не задевала никаких струн в его душе. Поэтому она не нуждалась в защите.

Между тем ему предстояло отвечать. Ноги плохо слушались, когда он вылез из машины. Нажав на кнопку на брелке сигнализации, он запер автомобиль и шагнул к свету. Санна сделала шаг назад, не сводя с него глаз. Лицо у нее было совершенно белое.

– Я пыталась тебе дозвониться. Много-много раз. Звонила тебе с самого обеда, а ты не удостоил меня ответом. Скажи, что у тебя украли телефон или что он сломался, скажи что угодно, только дай мне вразумительное объяснение, почему я не смогла связаться с тобой.

Кристиан пожал плечами. Такого объяснения не существовало.

– Не знаю… – пробормотал он, стаскивая с себя куртку. Руки тоже затекли и плохо повиновались ему.

– Ты не знаешь…

Голос у нее дрожал, и, хотя входная дверь уже была закрыта, Санна по-прежнему стояла, обняв себя за плечи.

– Я устал, – пробормотал он и сам понял, как вяло это прозвучало. – Утром у меня было тяжелое интервью, а потом я встретился с Габи и… и больше ничего не мог делать.

Ему не хватало сил рассказать, что произошло на встрече с директором издательства. Более всего на свете ему хотелось сейчас сразу подняться в спальню, забраться под одеяло, забыться и заснуть.

– Дети спят? – спросил он, проходя мимо. Он случайно задел ее, и она покачнулась, но устояла. Поскольку она не ответила, он повторил вопрос:

– Дети спят?

– Да.

Кристиан поднялся по лестнице на второй этаж и заглянул в комнату к сыновьям. Они спали в своих кроватках, как два ангелочка с румяными щеками и густыми черными ресницами. Он присел на край кровати Нильса и погладил его по светлой голове. Прислушался, как сопит во сне Мелькер. Поднявшись, поправил на обоих одеяло и снова спустился вниз. Санна так и стояла в той же позе посреди прихожей. Кристиан начал подозревать, что дело в чем-то другом, что сегодня ожидаются не только обычные обвинения, не только обычная ссора. Он знал, что она постоянно контролирует его, проверяет его электронную почту и звонит ему на работу под выдуманными предлогами, чтобы проверить, на месте ли он. Все это он знал и уже привык к этому. Но сегодня наметилось нечто новое.

Будь у него выбор, он развернулся бы и снова пошел наверх, осуществить свое желание немедленно лечь в постель. Но он понимал, что это бессмысленно. У Санны есть к нему разговор, и она достанет его, где бы он ни был – здесь, в прихожей или в своей постели.

– Что-нибудь случилось? – спросил Кристиан и внутренне похолодел. Что она натворила? Он знал, на что она способна.

– Пришло еще одно письмо, – проговорила Санна и наконец-то сдвинулась с места. Она пошла в кухню, и он счел, что должен последовать за ней.

– Еще одно? – переспросил Кристиан, подавив вздох облегчения. Ну что ж, это не так уж и страшно.

– Все как обычно, – сказала Санна, бросив перед ним на стол конверт. – Кто все-таки тебе их посылает? И хватит говорить мне, что ты не знаешь. Я не верю тебе ни на йоту. – Она говорила надрывным фальцетом. – Кто она, Кристиан? Это с ней ты встречался сегодня? Поэтому я не могла до тебя дозвониться, да? Почему она преследует нас?

Вопросы и обвинения полились рекой, и Кристиан устало опустился на стул, стоявший ближе всего к окну. В руке он держал письмо, не глядя на него и даже не пытаясь прочесть.

– Санна, честное слово, я понятия не имею, – проговорил он. В глубине души он мечтал все ей рассказать, но понимал, что не должен этого делать.

– Ты лжешь! – всхлипнула Санна. Опустив голову, она вытерла под носом рукавом свитера, потом снова подняла глаза на мужа. – Я знаю, что ты лжешь! В твоей жизни кто-то есть или существовал раньше. Сегодня я как безумная металась по дому в надежде найти хоть что-нибудь, что объяснит мне, за кого я вышла замуж. И знаешь, что я обнаружила? Ничего. Ничегошеньки! Я понятия не имею, кто ты такой!

Она кричала, изливая на него весь свой гнев. Он молчал. Ведь она была права. Он оставил все позади – все, чем был раньше. Их и Ее. Но он должен был догадаться, что Она не пожелает оставаться в прошлом, в забвении. Он должен был это понять.

– Скажи хоть что-нибудь!

Кристиан вздрогнул. Санна наклонилась к нему, брызжа слюной, и он медленно поднял руку, чтобы утереть лицо. Внезапно она понизила голос и еще больше приблизилась. Теперь она перешла на шепот.

– Но я не сдавалась и продолжала искать. У каждого есть тайны, о которых он не хочет говорить. Так что теперь мне хотелось бы узнать…

Жена сделала паузу, и он почувствовал, как под кожей снова забегали мурашки. На лице ее появилось триумфальное выражение – новое и пугающее. Кристиан не хотел слушать, не хотел продолжать эту игру, однако понимал, что Санна не остановится, пока не достигнет цели.

Она потянулась за предметом, лежавшим на одном из стульев с другой стороны от стола. Ее глаза зловеще мерцали от всех тех чувств, которые накопились в ее душе за годы их совместной жизни.

– Теперь мне хотелось бы узнать, кому принадлежит вот это, – проговорила Санна и взяла в руки нечто голубое.

Кристиан мгновенно узнал, что это за предмет. Он с трудом справился с собой, чтобы не вырвать платье у нее из рук. Она не имела права прикасаться к нему! Ему хотелось сказать ей об этом, прикрикнуть на нее, объяснить, что она перешла все границы. Но во рту у него пересохло, и он не мог выдавить из себя ни звука. Кристиан протянул руку к голубой ткани, такой нежной и легкой на ощупь, но она отдернула руку, держа платье вне досягаемости.

– Чье это платье? – спросила она едва слышно; потом развернула платье, держа его перед собой, словно стояла в магазине, пытаясь понять, подходит ли ей этот цвет.

Кристиан не смотрел на нее, он не сводил глаз с платья. Видеть, как к нему прикасаются чужие руки, было для него невыносимо. Однако мозг работал хладнокровно и сосредоточенно. Его тщательно разделенные миры грозили вот-вот столкнуться, и он ни за что не мог раскрыть правду. Этого нельзя было произнести вслух. Но лучшая ложь – это ложь с элементами правды.

Неожиданно Кристиан успокоился. Он даст Санне то, чего она хочет, – расскажет ей кое-что о своем прошлом. Он начал говорить, и через некоторое время она уселась напротив него. Она узнала часть его истории, но только малую часть.

* * *

Ее дыхание было неровным. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как она перестала спать в их супружеской спальне на втором этаже. Через несколько месяцев после начала болезни подниматься каждый раз наверх стало неудобно, и он обустроил для нее гостевую комнату – насколько возможно было сделать это крошечное помещение уютным. Как бы он ни старался, комната все же оставалась безликой комнатой для гостей. Теперь главным гостем в ней стал рак. Он оккупировал комнату своим запахом, своей настойчивостью и своим предвестием смерти.

Скоро непрошеный гость покинет их, но, прислушиваясь в темноте к неровному, толчкообразному дыханию Лисбет, Кеннет желал, чтобы гость остался подольше. Поскольку уедет он не один, а заберет с собой самое дорогое, что у него есть.

Желтый платок лежал на тумбочке. Приподнявшись на локте, Кеннет рассматривал жену в бледном свете уличных фонарей, проникавшем сквозь шторы. Осторожно протянул руку, погладил ее по нежным тоненьким волосикам на голове. Она вздрогнула, и он поспешно отдернул руку, боясь нарушить так необходимый ей сон, который редко приходил к ней надолго.

Теперь он не мог спать рядом с ней. Так близко, как они всегда спали и как им обоим нравилось. Поначалу они пытались. Забрались под одно одеяло на узенькой кровати, и он обнял ее одной рукой, как всегда делал с их самой первой совместной ночи. Но болезнь отняла у них и эту последнюю радость. Прикосновения были слишком болезненны. Она вздрагивала и просыпалась каждый раз, когда он прикасался к ней. Тогда он поставил рядом раскладушку для себя. Мысль о том, чтобы спать в разных комнатах, казалась невыносимой. Спать этажом выше, в их супружеской постели, ему даже в голову не приходило.

На раскладушке он спал плохо. Спина болела, и по утрам ему приходилось тщательно вытягивать онемевшие конечности. Он даже подумывал о том, чтобы купить вторую кровать, но, несмотря на все внутреннее сопротивление, понимал бессмысленность этой затеи. Скоро потребность во второй кровати отпадет. Он снова будет спать на втором этаже. Один.

Кеннет заморгал, чтобы прогнать слезу, и снова прислушался к поверхностному учащенному дыханию Лисбет. Ее глаза двигались под веками, словно ей что-то снилось. Он задумался – что же она видит во сне? Что она здорова? Что бежит по траве, накинув платок на свои роскошные длинные волосы?

Он отвернулся. Надо попытаться заснуть, ведь ему завтра на работу. Сколько ночей он пролежал без сна на своей раскладушке, ворочаясь и глядя на жену, боясь пропустить хоть одну минуту их совместного времени, которое таяло на глазах. А днем его преследовала усталость, которой, казалось, нет конца и края.

Он почувствовал, что ему надо в туалет. Лучше уж сразу встать. Все равно он не заснет, пока не сделает маленькое дело. С трудом повернувшись, он сел в постели. При этом и спина, и раскладушка захрустели. Некоторое время он сидел на краю, разминая затекшие мускулы. Ступив подошвами на холодный пол, тихонько, на цыпочках, вышел в прихожую. Ванная находилась слева, и он сощурился, когда включил свет. Поднял крышку, спустил пижамные штаны и зажмурился от удовольствия, чувствуя облегчение.

Внезапно у ног потянуло сквозняком, и он вскинул голову. Дверь ванной была приоткрыта, и казалось, что холодный ветер с улицы проник внутрь. Кеннет пытался повернуть голову, однако он еще не выполнил свою миссию и рисковал промахнуться, если начнет слишком вертеться. Закончив дело, он стряхнул последние капли, натянул пижамные штаны и направился к двери. Наверняка ему показалось – движения холодного воздуха больше не ощущалось. Но что-то подсказывало ему, что надо быть осторожным.

В прихожей царил полумрак. Свет из ванной освещал лишь небольшое пространство перед ним, все оставшиеся помещения были погружены в темноту. Лисбет обычно еще в ноябре подвешивала в окнах рождественские звезды и оставляла их до самого марта, так ей нравился их свет. Но в этом году у нее не было сил, а сам он так и не собрался.

Кеннет прокрался на цыпочках в прихожую. Нет, это не игра воображения. Здесь было заметно холоднее, словно входную дверь только что открывали. Он подошел к ней и подергал ручку. Дверь не заперта. Ничего необычного – он не всегда вспоминал о том, чтобы запереть ее, даже ночью она нередко оставалась открыта.

На всякий случай Кеннет запер дверь и еще раз проверил, хорошо ли она закрыта. Он уже намеревался вернуться обратно в кровать, однако что-то трепетало внутри – его не покидало чувство, что что-то не так. Он заглянул через дверь в кухню. Внутри не горело ни одной лампы, лишь фонари за окном давали слабый свет. Кеннет осторожно шагнул вперед. На столе белел какой-то предмет – предмет, которого точно не было там, когда Кеннет убирал со стола, собираясь идти ложиться спать. Он сделал еще несколько шагов. Страх волнами пробегал по телу.

Посреди стола лежало письмо. Еще одно письмо. А рядом с белым конвертом кто-то аккуратно положил большой кухонный нож. Сталь блестела в свете фонарей. Кеннет огляделся. Однако он понимал, что неизвестный, кто бы это ни был, уже удалился. На столе остались только письмо и нож.

Кеннет дорого отдал бы за то, чтобы понять значение этого послания.