Текст книги "Незнайка в Совке"

Автор книги: Камиль Мусин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

В мгновенье ока путешественники оказались на другом краю площади. Они были насквозь мокрые. Спрутс выгреб из-за шиворота пригоршню колючего льда. Они добрались до людного места, но прохожие, похоже, ничуть не удивились их запуганному и растрепанному виду.

Один из прохожих, взглянув на промокших путешественников, недобро усмехнулся и сказал:

– Что, присыпало? Нет, чтобы как все, по краешку ходить, ан нет, все напрямую хотят. Стиляги.

– А кто это там кидается?– спросил Незнайка.– Ведь так и убить можно. Хоть бы какие заграждения поставили.

– Ишь, ты,– заметил другой прохожий,– заграждения захотел! А ты там не ходи.

– Что же это за домина?– спросил Спрутс.

– Известно, что за домина, сами знаете,– ответили ему.

При этом все прохожие явно не хотели вступать в переговоры с путешественниками и, мимоходом высказав им свое мнение, почему-то всегда обидное, старались обходить их стороной.

Спрутс подтолкнул локтем Незнайку и шепнул:

– Слушай, давай не будем задавать лишних вопросов. Этого тут вроде не любят. Вон, кажется, ресторан. Пойдем, поедим, заодно осмотримся.

Они подошли к ресторану, вход в который обозначался красочным и несомненным символом– швейцаром.

Швейцар, правда, не стоял при входе и не открывал двери посетителям, а наоборот, прятался за закрытой стеклянной дверью. На двери висела табличка "Мест нет".

– А есть ли здесь поблизости другой шикарный ресторан?– остановил Спрутс очередного прохожего. Тот в удивлении отшатнулся:

– Другой ресторан? Зачем?

И убежал от Спрутса, как от прокаженного.

– Странная страна,– озадаченно сказал Спрутс.

– Психи какие-то,– согласился Незнайка,– но мы кое-как их разговорили.

Путешественники вплотную подошли к стеклянным дверям.

– Мест нет!– бодро гаркнул из-за двери швейцар.

– Подождем,– вздохнул Незнайка, и, изучив надписи на двери, добавил:Ресторан-то работает. Скоро освободится место.

О том, что в ресторане что-то происходит, что там есть пища и кто-то ее принимает, свидетельствовали приглушенный шум и аппетитные запахи кухни.

Незнайка сел на корточки около дверей, а Спрутс стал прохаживаться туда-сюда, заглядывая в окна. Вдруг он резко повернулся, подошел к Незнайке и сказал:

– Там полно свободных мест.

– Ну! Значит, нас сейчас пустят...

– Подожди! Там все за деньги. Я в окно видел.

– Что же делать?

– У меня есть немного фертингов. Случайно завалялись в кармане.

– Ура!.. А у них тоже фертингами расплачиваются?

– Я не разглядел. Но попробуем. Есть-то надо. Действовать буду я.

Не вмешивайся. Смотри, что будет.

Спрутс достал банкноту и, зажав ее в кулаке, подошел к двери.

– Закрыто! Спецобслуживание!– пролаял швейцар.

Спрутс молча просунул в щелку банкноту. Швейцар внимательно рассмотрел ее, после чего с угодливой улыбочкой распахнул двери:

– Пожалуйста, пожалуйста, давно вас ждем.

Спрутс и Незнайка прошли в теплый, залитый светом вестибюль.

– Зачем ты заплатил?– недоуменно спросил Незнайка,– Надо было ему просто объяснить, что есть места, а то он, наверное, отсюда не видит.

– Ты ничего не понимаешь,– ответил Спрутс,– у нас на Луне это называется "дать на чай". Традиция. Разве в Солнечном городе не так?

– Нет. Кстати, обопьется он этим чаем на такие-то деньги.

За этим разговором они зашли в зал. Там стоял невообразимый шум, от которого у Незнайки заложило уши. Шум шел от небольшой сцены, где несколько коротышек орали и извивались, как бешеные. В их мелькали руках музыкальные инструменты, но коротышки, казалось, не играли на них, а крутили, как жонглеры или фокусники. Посетителей ресторана шум вовсе не беспокоил. Более того, время от времени кто-нибудь подходил к сцене, бросал беснующимся музыкантам деньги, и шум на некоторое время превращался в настоящий грохот, перекрывающийся нечеловеческими по силе и мерзости воплями.

Путешественники огляделись. На всех свободных столиках стояли таблички: "Спецобслуживание" или "Стол заказан". Спрутс без колебаний уселся за один из столиков, а табличку сунул под скатерть.

Незнайка сел тоже. Спрутс что-то крикнул ему сквозь шум, но расслышать ничего было нельзя.

Официант долго не шел и появился только тогда, когда шум смолк.

В отличие от лунных официантов, вежливых и любезных, местный официант больше смахивал на боксера и одним своим видом отбивал аппетит.

– Значит, два графинчика...– начал записывать он в блокнот.

– Подождите, а как же меню?– удивился Спрутс.

Официант молча швырнул на стол засаленную бумажку и снова принялся чиркать ручкой в блокноте. Незнайка заглянул в меню.

"Суп слизистый"

"Чай ж/д"

"Сахар нерастворимый"

"Картофельный сок"

"Салат из хрена с редькой"

"Сладкий уксус"

– А что такое "чай ж/д"?

– Что такое?– Спрутс пододвинул меню к себе.– Это, наверное, чай, который продают на железных дорогах... Ха-ха!... Ого, какой длинный список... Батюшки, сладкий уксус! Он что, действительно сладкий?

– Не знаю, не пробовал. Небось дрянь какая-нибудь,– буркнул официант.

– А кто-нибудь заказывает?

– Никто.

– Фу ты... У вас что, вся еда такая, как в этом меню? А что вы там записываете? Мы же еще ничего не заказали.

Официант сунул свой блокнотик в карман и присел на свободный стул, воплощая бесконечное терпение.

– Каша какая-нибудь есть?– взмолился Незнайка, глотая слюну.

– Каша-то есть?

– Вы у меня спрашиваете?– вежливо осведомился официант, глядя куда-то мимо Незнайки.

– У вас.

– Не знаю. Я это ваше меню вообще не читаю.

– Наше? Однако,– пробормотал Спрут.– Ну и порядочки у вас!

Он огляделся и, заметив, что все вокруг что-то все-таки едят, распорядился:

– А сделайте то же, что и всем. Две порции.

Официант молча удалился.

Раздался жуткий грохот. Спрутс с Незнайкой невольно пригнулись, но тут же сообразили, что это снова заиграл оркестр.

Спрутс что-то сказал, но Незнайка не расслышал. Спрутс повысил голос, но опять безрезультатно. Тогда Спрутс сложил ладони трубочкой и стал кричать, побагровев от натуги. Лишь теперь Незнайка услыхал:

– У нас на Луне тоже бывали журфиксы, только повеселее.

Незнайка вспомнил, что журфиксы– это когда богатые коротышки собирались на вечеринки, куролесили и ломали мебель.

В ответ Незнайка также сложил руки трубочкой и, раздирая глотку, рассказал Спрутсу о какофонистах в Солнечном городе.

Так они орали друг другу (впрочем, и все остальные посетители ресторана общались так же), и сорвали бы себе голоса, но возник официант с подносом. Собственно он давно уже стоял над путешественниками, ожидая перерыва в так называемой музыке.

– И что же это такое?– спросил Спрутс, с подозрением изучая графинчик с мутноватой бесцветной жидкостью.

– Картофельный сок, как вы заказывали,– ответил официант.

– А в тарелках?

– Наше фирменное блюдо– салат "Магнолия".

Фирменное блюдо салат "Магнолия" представляло из себя (как определил Спрутс, исследовавший пищу, прежде чем ее съесть) смесь из мелко нарезанных картошки, капусты, свеклы, огурцов, помидоров, яблок, моркови и так далее, и все это было полито майонезом, посолено, поперчено, приправлено аджикой, посыпано тмином и еще бог знает чем.

Незнайка судил о еде с других, если можно так выразиться, динамических позиций. Во-первых, кусочки, из которых состоял салат, не накалывались на вилку и соскальзывали с ножа, а ложку не дали.

Во-вторых, было такое впечатление, будто жуешь пенопласт с перцем.

Картофельный сок был, разумеется, весьма гадок. Однако вокруг все хлестали его графинами, и путешественники решили, что они, очевидно, что-то не поняли.

Под конец официант неожиданно принес "чай ж/д" в высоких подстаканниках. Чай действительно сильно отдавал железной дорогой и сиял интенсивно желтым цветом. Сахар, к нему прилагавшийся, был действительно нерастворим, как и было обещано в меню.

После трапезы, дождавшись когда музыка ненадолго стихнет, Спрутс только и сказал:

– Такая еда у нас на Луне называлась "сытная" и специально выдавалась на фабрике Скуперфильда, чтобы...

Дальше он ничего не смог сказать, потому что его вдруг одолела икота.

Икал он громко и очень смешно, почти подпрыгивая на стуле.

Незнайка спросил:

– Может, похлопать тебя по спине или воды принести?

Спрутс, все еще икая, вручил Незнайке пачку фертингов и указал на официанта. Тот протянул свои расчеты.

– А почему такая сумма?– удивился Незнайка.– Ведь мы брали все одинаковое.

– Минуточку.– Официант, почиркал карандашом в блокнотике.– Сорок три пятнадцать.

Спрутс хотел что-то произнести, но не смог и попытался изъясняться жестами.

– Вы меня не поняли,– сказал Незнайка,– просто я имел в виду, что раз мы брали все одинаковое, то и сумма должна получиться четная.

Официант внимательно посмотрел на Незнайку и, не отводя от него взгляда, снова поводил карандашом в блокноте и объявил:

– Сорок один восемьдесят.

– Как это вы считаете?– опешил Незнайка. Спрутс застонал, как от зубной боли, и толкнул Незнайку локтем. Но было поздно. Официант достал из кармана свисток и засвистел.

В ресторане все сразу обернулись и, как из под земли, выскочил милиционер.

– В чем дело?

– Вот, капитан,– скучающим тоном проговорил официант,– буянят, не расплачиваются. Сели за заказной столик. Вот, видите, табличку нашу под скатерть запихали.

– Да, нет, вы нас неправильно поняли,– оправдывался Незнайка,– мы хотим расплатиться, но официант все время называет разные суммы.

– Понятно,– нахмурился капитан,– вы хотите сказать, что он вас обсчитывает.

Официант горделиво выпрямился, всем своим видом выражая оскорбленное самолюбие.

– Да вы на их деньги посмотрите!

В зале воцарилась мертвая тишина. Посетители перестали жевать.

Музыканты сгрудились у края сцены. Милиционер взял из рук Незнайки фертинги, похрустел ими и зачем-то пересчитал.

После чего сказал:

– В отделение.

В отделении путешественников продержали почти до утра. Они сидели в зарешеченном углу на лавочке напротив милиционера, который записывал что-то в толстую тетрадь и, казалось, забыл о задержанных.

Никакие их вопросы, просьбы и прочие попытки обратить на себя внимание до милиционера не доходили. Другие задержанные за ночь коротышки сидели смирно в общей клетке и не шумели. Лишь когда за окном начало светать, милиционер спрятал тетрадь в ящик стола и запер его на замок. Затем он достал одну из банкнот в сто фертингов, которыми Спрутс пытался расплатиться в ресторане, поглядел ее на просвет, а затем в лупу. Наконец он изрек:

– Понятно.

Незнайка все это время рассматривал милиционера, пытаясь вспомнить, где же он его видел. Незнайка стал перебирать в памяти всех своих знакомых на Земле и на Луне, но, поскольку знакомых у него была тьма-тьмущая, он невольно стал вспоминать все связанные с ними смешные истории. Вспомнив, как Авоська и Небоська выбрасывали балласт с воздушного шара, он не удержался и прыснул со смеху.

Милиционер покосился на него и спросил:

– Нравится у нас?

– Не знаю,– ответил Незнайка.

– Так, значит, деньги подделываем...– начал свой милицейский разговор милиционер.

– Деньги настоящие,– перебил его Спрутс.

– Настоящие? Что-то я таких не видел. А ну-ка давайте ваши паспорта.

– Что-что?

– Паспорта.

– А это что такое?– недоуменно переглянулись Незнайка и Спрутс.

– Вы что, с Луны свалились?

– Вот именно, как вы сказали. Именно с Луны,– с достоинством проговорил Спрутс.– Я действительно являюсь жителем Луны, и деньги, которые вы держите в руках, имеют хождение на Луне.

Милиционер поглядел в окошко. Луны не было видно. Он сурово насупился и сказал:

– Но-но, нечего мне тут лапшу на уши вешать. А вы тоже с Луны?

– Нет,– ответил Незнайка,– но я вроде бы тоже иностранец.

– Тоже со своими деньгами?

– Нет, у нас вообще деньги не приняты. Видите ли, мы попали сюда случайно.

– Все случайности закономерны,– загадочно высказался милиционер.

– Это как это?– спросил Незнайка.

– Диалектика,– объяснил милиционер и хитро подмигнул,– случайности закономерны, а закономерности случайны. Понятно?

Все трое помолчали.

– Хорошо,– сказал Спрутс,– что нам нужно делать, чтобы помочь вам исполнить служебный долг или хотя бы не мешать вам его исполнять?

– Вообще-то вам лучше во всем честно признаться,– изрек милиционер еще более загадочную фразу.

– В чем?

– Известно в чем.

– Мы не понимаем.

– Ну вы как дети. Смешно вас слушать.

– Ну а все-таки?

– В том, что вы есть Мига и Жулио, известные преступники. И нечего отпираться. Вас опознали. Ваши сообщники уже во всем сознались.

– В чем сознались?

– Известно в чем.

Вновь повисла пауза. Милиционер спокойно смотрел на путешественников, видимо ожидая, что они вот-вот признаются в немыслимых преступлениях.

Незнайка не выдержал первым и спросил:

– А что такое паспорта?

Милиционер показал маленькую книжечку с фотографией.

– А зачем они?

– Как же зачем? Ну вы как дети, честное слово. Ведь у пылесосов есть паспорта? Есть. У телевизоров есть? Есть. У стиральных машин есть? У любой вещи есть. А почему у коротышек не должно быть? Чем они хуже?

– Гм... Логично,– сказал Спрутс.

– Я сам знаю, что логично, а что нелогично,– заявил милиционер и зевнул. Он посмотрел в окно, где из-за туч выглянул краешек Луны.

– Ага! Итак, вы живете на Луне.

– Да, живу. В городе Брехенвилле.

– Ага, в Брехенвилле, значит. Ну и как там?

– Ничего себе.

– Отвечайте на вопрос.

– В принципе неплохо.

– Так, понятно, значит, не хотим по-хорошему разговаривать.

– Почему же не хотим,– возразил Спрутс,– мы же отвечаем на ваши вопросы.

– Нехорошо вы отвечаете. С подтекстом. С подковырками. Нехорошо.

– Да как умеем.

– Ну что ж, раз вы только так умеете... Я вас упрашивать не буду.

Посмотрим, что вы скажете Свистулькину. Он как раз скоро должен прийти. Вы там все такие на Луне, в вашем этом Брехе... Как-как город-то называется?

– Брехенвилль.

– Ну и что там в вашем Брехенвилле происходит?

– Там живут коротышки,– ответил Спрутс.

– И где они там живут?

– В домах.

– Значит, в домах. На Луне.

– Ну не совсем на Луне, внутри. Там у нас города целые.

– Ага, города внутри Луны. С домами. И из чего они, дома эти, сделаны?

– Из камня, из железа, из бетона.

– И вы там живете... На каком этаже?

– Я в пентхаузе живу. Наверху то есть. Мы, богатые и уважаемые коротышки, обычно живем в пентхаузах, на крышах небоскребов.

– Значит, внутри Луны есть дома, сделанные из камня, железа и бетона. И вы там, богатые и уважаемые, живете. В этих небоскребах, значит, в пентхаузах всяких. В кондоминиумах, всяческих дормиториях.

Так?

– Ну да. Не в саклях же.

Это слово произвело на милиционера неожиданное действие.

– Сакля! Сакля!– закричал он, подпрыгнув на стуле,– вот оно, "сакля"! Ну конечно! Рифма к слову "пакля"! Я же столько лет искал ее! И точно, жилище горца! Сакля-пакля! Ха! Урра! Сейчас попробую...

И вот, зашел я в твою саклю, а ты тарам-пам-парам паклю... Годится!

– Так вы еще и поэт?– криво усмехнулся Спрутс.

Милиционер густо покраснел:

– Ну, вообще-то я только учусь. Настоящий поэт– это Свистулькин, наш начальник отделения!

– Ах, вас тут двое таких?

– Почему двое? У нас все милиционеры поэты. Без этого в милицию не берут. Чины назначаются по глубине поэтического чувства. И по афористичности приказов и лозунгов.

– А преступников ловить?

– Чтобы ловить преступников, нужно иметь соответствующий боевой настрой, это сродни вдохновению. Если стихов не пишешь, то вдохновения никогда не почувствуешь. Тогда и боевой настрой не сможешь в себе вызвать. Преступники хитры и их так просто не поймаешь. Да, да... сакля! Вот оно! Вы видно, знаете толк в стихах.

В милиции не служили? Сейчас...

Он порылся в столе и извлек густо исчерканную бумагу.

– Вот, слушайте. Это мое лучшее стихотворение, вернее оно будет лучшим, когда я его закончу. Там вроде бы все слова на месте, но чего-то не хватает. Я это чувствую. Сейчас вы его прослушаете и скажете, чего не хватает. Тут, правда, еще начало подкачало... В общем, так:

Там, где лес от совиного крика

Дрожит и не видно ни зги,

Крадутся Жулио и Мига,

Подлые наши враги.

Спят коротышки в час поздний,

Но враги не умерили прыть.

Жулио плетет свои козни,

Мига мешает нам жить.

Схватить Жулио и Мигу!

Возмущены города.

Наказать Жулио и Мигу!

Гудят по стране провода.

Жулио и Мига не смеют

Счастью мешать и труду.

Положено им возмездье,

Поверьте, они не уйдут!

– Ой, что же это такое, братцы!– пролепетал Незнайка.

– Ну как?– спросил милиционер.

– Бесподобно,– сказал Спрутс и незаметно подтолкнул Незнайку. Тот вжался в стул и во все глаза смотрел на милиционера. Он узнал его – это была точная копия поэта Цветика, вернее это был Цветик собственной персоной, просто трудно было его сразу узнать в форме милиционера.

– Да, превосходные стихи,– продолжил тем временем Спрутс,– прямые мужские слова! "Схватить Жулио и Мигу!" Ух, как это правильно! Эти негодяи вместе с этим иудой Крабсом украли у меня миллион. Сейчас мне уже все равно, но тогда я был зол и, если бы обладал таким же несравненным поэтическим даром, я не мог бы выразиться точнее.

Браво! Браво! Настоящее, лапидарное искусство!

– Как вы сказали, "лапидарное"?– переспросил милиционер-Цветик, густо покраснев от обилия похвал.– Значит, вам понравилось?

– О, о, я в восторге! Бдительный, суровый страж порядка, и в тоже время такой яркий талант! И, конечно, зря вы думаете, что чего-то не хватаетэто же законченное произведение искусства! Отбросьте ложную скромность. Дальше украшать– только портить! Незнайка, что же ты молчишь?

– А... да... Цветик! Это же Цветик!-Незнайка, несмело указывал на милиционера пальцем.

– Да, меня зовут капитан Цветик,– ответил Цветик, но Спрутс перебил его:

– Вот видите, мой приятель лишился дара речи,– такой неожиданный, так сказать, эстетический шок постиг его! Признаться, он глуповат и его еще надо готовить к общению с прекрасным.

– Честно говоря,– промурлыкал Цветик, слегка жеманясь и оттого уже без сомнения похожий на самого себя,– это мое стихотворение – экспромт, но экспромт, выношенный долгими бессонными ночами. Когда идешь на задание брать опасного бандита или просто сидишь в засаде, когда прикрываешь в перестрелке друга– тогда где-то внутри зреет некое настроение. Эти стихилишь слабая тень моей сложной, да, без ложной скромности я повторю, сложной душевной жизни. Да, кстати, вот прекрасная рифма: "ложный-сложный". Ее надо бы записать...

Цветик начал рыться в бумагах, но вместо того чтобы записать рифму, сказал:

– Сейчас я выпишу вам паспорта. Я вижу, что вы люди честные, просто запутались. Итак, ваше имя.

– Спрутс,– ответил Спрутс и снова толкнул Незнайку локтем.

– Спрутс... гм, странное имя,– заметил Цветик,– пожалуй, оно не подходит.

– Да, оно может не нравиться, но я к нему привык,– с достоинством заявил Спрутс и приосанился на стуле. Цветик немного подумал, заполнил паспорт Спрутса и вопросительно взглянул на Незнайку.

Тот совсем остолбенел. Он был еще не в силах оправиться от мрачного ужаса, внушаемого превращениями друзей. Теперь не оставалось никаких сомнений, что перед ним самый настоящий Цветик, только в милицейской форме и в каком-то дурном сне.

– Цветик...– прохрипел Незнайка.

– Да, да, я капитан Цветик,– подтвердил милиционер, но в глазах его не промелькнуло ни тени узнавания.

– Его зовут Незнайка,– раздраженно сказал Спрутс и снова толкнул локтем Незнайку, да так, что тот чуть не упал со стула.

– Хорошее имя.-Цветик, быстренько заполнил второй паспорт и вручил оба паспорта Спрутсу со словами: – Храните паспорта во внутренних карманах, чтобы не украли Мига и Жулио. Носите их всегда с собой. Вас я назначаю старшим.

– Цветик, это я, Незнайка,– пролепетал Незнайка, но тот ответил:

– Да, да, я ничего не спутал, гражданин Незнайко. До свиданья, прошу вас не задерживаться, у нас много дел.

– Учись, Незнайка,– сказал Спрутс уже на улице,– учись, как надо влиять на людей. Стоило мне похвалить его идиотские стихи, как он сразу растаял. Кстати, откуда ты знаешь его? И чего ты сидел как пень? Я же тебя все время локтем толкал, чтобы ты тоже его похвалил, а то мне одному пришлось ужом перед ним извиваться.

Незнайка объяснил Спрутсу, что капитан Цветик и поэт Цветик из Цветочного города– одно и то же лицо. Спрутс удивился, но потом отмахнулся:

– Этого не может быть. Тогда бы он тебя узнал.

– Может, эта клепкина машина все так перевернула?– предположил Незнайка. Спрутс отмахнулся:

– Просто они очень похожи. Такое бывает. Однако посмотрим, что за штука эти паспорта.– Он открыл паспорт Незнайки. -Э, ошибочку сделал твой Цветик. Вот балда-то.

Вместо имени "Незнайка" стояло "Незнайко".

Незнайка равнодушно пожал плечами и запихал паспорт во внутренний карман своей курточки. Он был слишком занят мыслями о таинственном превращении Пачкули и Цветика и загадке клепкиной машины.

Зато Спрутса ждал удар, да еще какой! В его паспорте вместо гордого имени Спрутс, когда-то грозного и значительного, да и теперь не изгладившегося из памяти лунных коротышек, стояло нечто необъяснимое: "Прутковский".

Спрутс подпрыгнул, как ужаленный. Он бросился обратно в отделение. Незнайка остался на улице. Из отделения сначала доносились крики Спрутса, затем послышался шум борьбы, и два милиционера выставили упирающегося и орущего Спрутса на улицу.

– Негодяи!– кричал Спрутс.– Это произвол! Я Спрутс, а не какой-нибудь там замухрышка! Меня вся Луна боялась!..

Дверь захлопнулась перед его носом. Спрутс еще немного побушевал, потом успокоился и сказал:

– Да чего это я? Мало ли что написано в картонной книжечке. В конце концов каждый коротышка есть то, что он есть, а не то, что кем-то где-то записано.

Как и все деловые коротышки, Спрутс трезво оценивал ситуацию и не давал волю настроениям. Он сразу принял правильное решение– найти гостиницу и устроиться там.

Стояло еще раннее утро, улицы были почти безлюдны.

Они снова вышли к площади. Небо прояснилось, и Незнайка, случайно бросив взгляд вверх, остолбенел. Спрутс, посмотрев туда же, тоже застыл как вкопанный.

Туман рассеялся.

Туман рассеялся.

То, что вчера они приняли за здание в середине площади, оказалось вовсе не зданием, а постаментом гигантского памятника, настолько огромного, что верх его, несмотря на отличную видимость, разглядеть не удалось.

– Кто этот?..– спросил Спрутс у прохожего. Он хотел спросить:

"Кто этот коротышка, которому поставили памятник?", но слово "коротышка" никак не вязалось с исполинскими размерами сооружения.

– Это Всезнайка,– со значением в голосе ответил прохожий,– это самый большой памятник Всезнайке из всех! Высота его с постаментом составляет пять километров триста шестьдесят семь метров восемьдесят один сантиметр!

– Ого-го,– сказал Незнайка.

– Из них один километр– высота памятника! В хорошую погоду он виден на расстоянии нескольких тысяч километров!

– Ух ты! А зачем он нужен, такой большой?

– Что?

– Я говорю, поменьше нельзя было сделать?

– Видите ли, в чем дело,– оживился прохожий,– вы задали очень интересный вопрос, и я с удовольствием на него отвечу. Дело в том, что памятник великому Всезнайке в городе Всезнайске, да еще на площади Всезнайки должен быть, согласитесь, самым большим из имеющихся! Памятник в самом Всезнайске– это не только центральное звено в общественной и политической жизни города, это еще и незримая точка отсчета, если так можно выразиться, для всего остального.

– Спасибо,-Незнайка повернулся, чтобы уйти, но местный коротышка, обежав их, встал на пути и продолжил:

– Подождите, я же еще не сказал самого главного! Ведь может возникнуть вопрос: а вдруг где-нибудь, например, во Всезнайске-Приморском, будет воздвигнут памятник Всезнайке больше, чем этот?

– Еще больше?– ужаснулся Незнайка.

– Ха-ха-ха!– весело засмеялся добровольный экскурсовод.– Это исключено!

– Это какой-то псих,– шепнул Спрутс Незнайке,– пойдем отсюда!

– Видите ли, в чем дело,– продолжал прохожий,– конструкция памятника неповторима!..

Незнайка и Спрутс пошли прочь, но назойливый местный семенил рядом, и не умолкал.

– Конечно, я понимаю, что такое конструктивное решение имеет свои недостатки. Например, на голове Всезнайки, находящейся в верхних слоях атмосферы, собирается лед и затем сваливается кусками. Опять же, голова Всезнайки, сделана непропорционально большой, чтобы снизу в перспективе его фигура казалась гармоничной.7) Из-за этого, чтобы не портить впечатление, над Всезнайском запрещены полеты авиации, за исключением спецсамолетов, разгоняющих птичьи базары, заводящиеся в районе складок пиджака. Опять же, не поставишь ведь на голове Всезнайки красную лампочку! Видите ли, в чем дело...

И так далее...

Внутрисловие автора (в отличие от предисловий и послесловий).

Эта история невесела, хотя кончается сравнительно хорошо. Она может показаться еще и бессвязной– оттого, что иногда прерывается предложением "и так далее" или просто на полуслове. Встретив в тексте слова "и так далее", звездочки или просто обрыв сюжета, вам не нужно опасаться, что повествование прервется. Просто дальше все ясно и нет смысла пересказывать то, что и так всем ясно. Если вам этого мало, посмотрите в окно и вставьте любую увиденную за окном сцену на место слов "и так далее". Или же перечитайте рекомендованную литературу из списка, приведенного в конце. И тогда разные части повествования свяжутся между собой, хотя, возможно, это покажется вам еще более печальным, чем мне.

Из-за того, что каждый может дополнить эту историю своими впечатлениями, она изложена короче, чем могла бы быть. Все равно сути это не меняет.

И так далее.

Перед входом в очередную гостиницу Незнайка предложил:

– А может, попробуем добраться до дома? Ведь ни в одну гостиницу не пускают.

– Ты помнишь дорогу?

Незнайка, у которого болели ноги от беспрерывного хождения, устало вздохнул:

– Да, ты прав, попробуем пробиться здесь, а завтра же найдем нашу машину и умотаем. Не нравится мне тут. Какие-то все странные. Будто искаженные. Ты помнишь, что там было, в дневнике Клепки, написано?

– Насколько я понял, мы там же. То есть где-то в Цветочном или Солнечном городе. Но как бы в другом виде времени... в другом его варианте,– ответил Спрутс, медленно подбирая слова.

– Это как же?– не понял Незнайка.

– Вроде того, что каждый следующий момент мир может быть как будто разным от того, что сейчас действуют слишком много случайностей. Но как только следующий момент времени настанет, он будет единственным. И так каждый момент времени. Понял?

– Нет.

– Представь, что подбрасываешь монетку в один сантик. Она может упасть орлом или решкой, и, когда ее подбрасываешь, неизвестно, какой стороной она упадет. Но когда она падает, неизвестность кончается, возможности пропали.

– Ну,– Незнайке это было понятно.

– Так вот, если мы возьмем не ближайший момент, а достаточно отдаленный, то количество случайностей возрастает и мир через достаточно большой промежуток может быть совсем непредсказуемым. Но как только этот промежуток проходит, мы видим, что все случайности реализовались единственным образом. Где же все остальные возможности?

– Как это где?– удивился Незнайка.– Они просто не случились.

– То-то и оно. Мы можем считать, что они не случились, а Клепка считает, что они случились, но где-то рядом, на том пути, куда мы не попали. Это как во время езды на поезде, когда путь раздваивается.

Ехать можно только по одному пути, однако второй-то существует!

– Это слишком сложно,– сказал Незнайка, подумав как следует, но ничего поняв.– Вот ты мне лучше объясни, почему нас не пускают в гостиницы?

– Не знаю. Но мне пришла в голову одна мысль. Давай-ка я попробую прикинуться иностранцем, а ты– моим переводчиком. Ведь мы, кажется, делали ошибку, когда просили нас устроить. Похоже, здесь надо не просить, а применять наступательную тактику.

Он приосанился и вошел в гостиницу Незнайка последовал за ним.

За стойкой администратора они обнаружили сонного коротышку. Впрочем, он лишь казался сонным, а на самом деле внимательно наблюдал за путешественниками из-под полуопущенных век. Незнайка бесцеремонно отодвинул табличку "Мест нет" на барьере стойки и прогнусавил наипротивнейшим голосом:

– Это господина Спрутс. Иностранца есть. Моя есть переводчик.

Доннерветтер. Нам нужна комната.

– Люкс,– подсказал Спрутс, с напускным пренебрежением поглядывая по сторонам.

– Йа-йа, люкс,– поддержал Незнайка,– с мраморный бассейн-пул унд пальма унд соляриум.

Администратор обалдело взглянул на них. Рот его открылся сам собой. Сонные глазки тоже слегка приоткрылись, взгляд забегал от Спрутса к Незнайке и обратно. Наконец он выдавил:

– Какая пальма? Я ничего не знаю.

– О, дас ист шуткас,– скривившись, как от оскомины, сказал Незнайка,пальма нихт. Цвай кроват. Цвай подушкас. Цвай одеял.

Кондишн нихт. Дверь на замок чик-чирик. Унд баиньки.

– А-а...– лицо администратора просветлело,– Номер хотите? Сейчас, сейчас. Вообще-то у нас все под завязку, но для иностранных гостей совершенно случайно есть только что освободившийся номер люкс.

Конечно, мраморной ванной там нет, но сервис на уровне.

– О, сервис, якши,– закивал головой Спрутс,– гарно.

– Господина Спрутс согласна,– мрачно сказал Незнайка.

– О, да, я понимаю,– улыбнулся администратор.– Давайте ваши паспорта.

Настал критический момент. Незнайка и Спрутс протянули паспорта. Администратор открыл оба сразу и начал было переписывать данные в толстую тетрадь, как вдруг удивленно вскинул глаза.

– Позвольте... Какие же вы иностранцы? Паспорта-то наши!

– Дас ист новый порядок,– нашелся Незнайка.– Ми сами мало понимайт. Ми здес бизнес-тур.

– А, понимаю, понимаю, временные паспорта,– снова заулыбался администратор,– А нам-то еще не сообщили! Ох, и работнички они там,– он кивнул на потолок и загадочно подмигнул.

Спрутс подмигнул в ответ. Администратор скосил глазки и глупо захихикал. Кое-как контакт был установлен. Когда дело дошло до денег, администратор снова остолбенел, но Незнайка на ломаном языке быстро объяснил, что фертинги– это настоящие деньги, только держать их нужно не в кассе, а в сейфе. Замечание насчет сейфа окончательно развеяло подозрения, и Спрутс с Незнайкой получили ключи от номера.

Гостиница производила впечатление безлюдной. Либо все коротышки во всех номерах спали без задних ног, либо надпись "Мест нет" лгала.

Так или иначе, в коридорах стояла мертвая тишина.

Впрочем, Спрутс и Незнайка не обратили на это никакого внимания и завалились спать, едва достигнув кроватей.

Проснувшись, они обнаружили, что на дворе уже вечер.

Возвращаться к аппарату Клепки не имело смысла, поэтому Спрутс предложил поесть, а затем обсудить положение. Незнайка, у которого после сна поднялось настроение, согласился:

– Пожалуй, раз мы тут так хорошо устроились, торопиться не стоит.

Надо хорошенько освоиться, а то мы выглядим форменными идиотами.