Текст книги "Разбитые на осколки (ЛП)"

Автор книги: Калли Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Я детектив Куппер, я буду находиться тут на протяжении ночи, если нужно будете связаться со мной. Ели вы заметите кого-то незнакомого в коридоре, тогда вам нужно прийти ко мне или же к любому офицеру, которые находятся на месте и рассказать, что вы видели. Это очень большая больница, и многие люди приходят и уходят, поэтому мы понимаем, что может быть неимоверно трудно попытаться оценить незнакомый ли это человек, или же вы его видели ранее. Особенно, когда вы стараетесь делать свою работу.

Команда медсестер, которая стоит со сложенными руками на груди, смотрят на толстого детектива, кивая головами в ответ на его слова. Трое докторов, которые прикреплены наблюдать за Арчи Монторелло – я, Хендри, и Оливер – стоим в дальней части просторной палаты интенсивной терапии, слушая, о чем нам говорят.

– Что именно вы здесь ищите, детектив? Я имею в виду какого-то итальянского мафиози или что? – слова Оливера звучат так же недоверчиво, как и я ощущала себя внизу в столовой. Просто это не то, что может происходить здесь.

– Нет, не итальянского. Мы расследуем дело лидера преступного клана уже на протяжении некоторого времени. Он заправляет множеством рэкетирских организаций в нашем городе. Там замешены наркотики, оружие, азартные игры и фальшивые деньги. Информация гласит, что Фрэнки Монторелло облажался с крупной сделкой, в которой был замешен этот парень, и он в итоге заплатил за это своей жизнью. У нас есть ориентировка на того, кто заказал убийство; нам просто нужно повесить его на него. Брат Фрэнки, ключ к этому. У нас фотографии в профиль и анфас людей, которые подпадают под эту ориентировку. Но на листах всего пару людей, которых вам следует остерегаться. Хотя, мне кажется, вряд ли кто-то среди них будет настолько глуп, чтобы явиться сюда. – Детектив Куппер кивает вооруженному офицеру, одетому в форму, которые начинает раздавать листы с серией фотографий на них команде медсестер.

– Вы не могли бы нам объяснить более подробно, настолько данная ситуация опасна, детектив? – спрашивает Хендри. – Я имею в виду возможно ли такое, что нас застрелят, когда мы будем пытаться исполнять свою работу.

– Нет. Мы тут как раз для того, чтобы заверить вас, что такого не случится. На данном этапе расследования мы надеемся на то, что исполнитель преступления не догадывается о том, что идет расследование. Он считает себя неуязвимым, но это не так. Мы гарантируем вам, что он сядет на долгое время.

Хендри кивает, забирая листок у Оливера, изучая одно мгновение лица на нем, и затем передает мне.

– Разрешатся ли нам воспользоваться навыками самообороны? Если, к примеру, один из этих придурков придет сюда и нападет на нас... можно ли нам вколоть ему успокоительное? Или, возможно, воспользоваться дефибриллятором?

Медсестры хихикают. Я мельком бросаю взгляд на бумагу, готовая уже передать ее дальше, когда мое дыхание буквально останавливается.

О боже.

О боже.

Мой разум продолжает произносить это. Мое горло и грудь увеличиваются от притока кислорода с каждым разом, как мой разум повторяет это.

О...

На бумаге представлены разные фотографии, выполненные крупным планом в профиль и анфас, первые восемь на первой странице и остальные на обратной стороне листа. Чуть ниже располагаются их номера, и под номером один, на почетном месте, находится фото Зета Мейфэйра, который смотрит на меня с фотографии хмурым взглядом.

У меня такое ощущение, что прямо сейчас меня вырвет.

7 глава

Слоан

Я стою на крыше больницы Святого Петра посреди ночи, и все те вещи, что я наблюдаю отсюда, могут показаться вам в полной мере непостижимыми. Давным-давно, когда мы с Алексис были детьми, наш отец, когда у него не было особо много работы иногда приводил нас сюда. Доктора на эти приходы закрывали глаза, потому как Джейкоб Ромера был один из любимейших врачей больницы, он работал тут рентгенологом на протяжении тридцати пяти лет. А затем он уволился и занялся частной практикой в ЛА задолго до того, как я пришла сюда работать.

Он любил нас приводить сюда, когда на улице прошел снег, но это было достаточно редкое событие, поэтому каждый раз, когда это происходило, мы практически выпрыгивали из кожи вон от волнения. Мягкие белые хлопья снега кружились, устремляясь к нам с белого одеяла небес, что простиралось над нашими головами, создавая ни с чем несравнимый мир, на который мы могли смотреть. Мы так стояли на протяжении долгих часов, задрав шеи кверху, пока наши тела не цепенели от холода, а отцу не приходилось силком утаскивать нас оттуда, чтобы мы не заболели. Эти воспоминая каждый раз врывались в мое сознание, выбивая весь воздух из моих легких, когда я приходила сюда.

Но сегодня я сделаю все возможное, чтобы оттеснить их подальше, в самый дальний уголок моей памяти. Сегодня нет мягких снежных хлопьев, сегодня беспрестанно идет дождь, в то время как мы ждем, пока доставят раненного больного. Это заставляет меня чувствовать подступающую тошноту – ожидание. Адреналин, что быстро струится по моему телу, помогает мне думать, просчитывать свои будущие действия, еще до того момента, как прибудет пострадавший. Завывающий ветер уносит капли дождя в сторону. Наши тела, облаченные в хирургические халаты, уже полностью промочил дождь, но мы все также терпеливо продолжаем ждать. Оливер стоит вместе со мной, он мой хороший друг, но важнее всего то, что он хороший человек. Забавный, милый, симпатичный и ужасный любитель построить глазки девушкам. Просто невероятно, что он одинок.

На расстоянии раздается механический шум, что отражается гулким эхом от высотных зданий.

– Слышишь это? Вертолет, – говорит мне Оливер, подталкивая локтем. – Он, скорее всего, на расстоянии мили от нас. Так что можешь нажать на кнопку вызова лифта.

Мне не трудно стоять и придерживать двери лифта, тем более что он стоит на этаже в течение последних десяти минут, а команда медсестер с каталкой и системой жизнеобеспечения ждет внутри в тепле и сухости. Пришло время этим неженкам тоже немного намокнуть.

Я бегу к металлическим дверям лифта и нажимаю кнопку вызова, как раз в тот момент, когда сильный порыв ветра ударяет меня в спину, обрушивая поток крупных капель на лица трех молоденьких медсестер, которые смеются и шутят. Майки, интерн, прекращает делать то, что он делал, замирая на месте. Его руки расположенные за головой, а бедра, что подавались вперед в танцевальном движении, замирают, с закушенной губой между его зубами.

– Хоксем, ты что проходишь, пробы на стриптизера? – кричу я в попытке перекричать завывание ветра и барабанящий дождь.

– Нет, нет! Простите меня, доктор Ромера, это...

– Больше не повторится?

– Нет! Нет, мэм. Никогда.

Я ненавижу, когда меня называют мэм. Мне всего-навсего двадцать шесть лет, а эти молодые интерны думают, что я какое-то древнее, всесильное существо.

– Ну, когда ты решишь вновь поиграть в доктора, почему бы тебе не шевелить своей задницей чуть проворнее. Вертолет на подходе.

Я могу сказать вам одну вещь о Майке Хоксаме – у него шило в одном месте большее количество времени, также парень любитель повалять дурачка, но чего у него не отнять, так это энтузиазма к работе, за который я могу дать ему десять из десяти. Он первым выскакивает из лифта, выкатывая за собой каталку. Когда колеса вертолета касаются взлетно-посадочной полосы, мы уже стоим около Оливера.

– Готовность на максимуме? – кричит он мне.

– Да, сэр! – кричит в ответ ему Майки. Оливер смотрит на него таким взглядом, который запросто бы заставил сойти всю краску с мебели. Интерн понимает свою ошибку, и краска стыда заливает его щеки. Я не могу ничего поделать и ухмыляюсь.

– Да, я готова! Давай! – Мы синхронно двигаемся к дверям вертолета. Двое парамедиков выскакивают из него и аккуратно вытаскивают на длинных жестких носилках пострадавшего – маленькое и хрупкое тельце.

– Мэйси Ричардс, семь лет. Гипотермия, глубокая резаная рана на правом бедре. Найдена в судорожном состоянии, лицом вниз в ванне. Без сознания, все еще держится тахикардический пульс. Дыхательные пути чисты, дважды впадала в шоковое предсмертное состояние.

– Хорошо, давайте доставим ее вовнутрь!

Оливер и аварийно-спасательная команда, уклоняясь от работающих лопастей вертолета, подхватывают пациента втроем и бегут к лифту. Я поворачиваюсь к парамедикам, которые убирают свое оборудование и инструменты обратно в медицинский вертолет.

– А где ее родители?

Первая женщина – парамедик, со свирепым выражением лица, нахмуренными бровями и пролегшей морщинкой между ними, раздраженно выдыхает.

– Да кто их знает? Соседка принесла девочке еду; вошла в квартиру, когда Мэйси не ответила на ее крики и нашла девочку в ванной.

– Что? Она была одна?

Врач качает головой, имея в виду, что сама не может поверить в это.

– Ромера! Давай! – Оливер держит двери лифта приоткрытыми. Я забегаю в практически в движущийся лифт, когда двери закрываться.

***

– Состояние стабильное. Это чудо, что она выжила. – Говорю я, вздыхая, пока заполняю необходимые бумаги на поступление Мэйси. Я так сильно разгневана, что с силой вдавливаю ручку в бумагу, отмечая, что у девочки аллергия на латекс, пенициллин и анестезию. По большому счету у нее аллергия почти на все. Она была практически при смерти четыре раза, пока лежала на операционном столе, когда мы сражались изо всех сил, чтобы спасти ее маленькую ножку. Рана была очень глубокой. И это просто чудовищно, потому что, если бы мама и папа Мэйси были тут, мы бы были оповещены заранее, что к девочке нельзя прикасаться стерильными латексными перчатками. Мы бы знали, что девочке ни в коем случае нельзя вводить обычный анестетик, а также и пенициллин после того, как мы с таким трудом вытащили ее с того света. Я до сих пор пребываю в полной растерянности, как ее небольшое сердечко смогло справиться с таким объемом шока.

Оливер смотрит на меня с ошеломленным выражением, когда я ставлю свою подпись под анамнезом и кладу его к большой куче медкарт пациентов, которые лежат тут для того, чтобы интерны внеси их в архив.

– Я вызываю органы опеки, – заявляю ему.

– Воу, постой-ка, ты не считаешь, что сначала нужно дождаться ее родителей, прежде чем звонить в органы опеки?

У меня нет слов.

– Ты разве сейчас... не вместе со мной боролся за жизнь семилетней девочки? Потому что малышка только что чуть не умерла. Никогда не следует оставлять детей одних.

– Я согласен с тобой, не пойми меня неправильно. Просто я к тому, что мы не можем знать всех обстоятельств.

Я направляюсь к раздевалке для работников, Оливер следует за мной. Я резко отрываю дверь, стягивая через голову свою медформу. Кровь полностью пропитала форму, а также кофточку с длинным рукавом, что я ношу под ней. Замечательно. Я открываю дверь шкафчика, чтобы обеспечить себе немного личного пространства, когда стягиваю и ее, чтобы натянуть чистую кофту. Когда я разворачиваюсь, Оливер стоит, обнаженный по пояс, его медицинская рубашка, заправлена за резинку штанов, и он усмехается, как он всегда делает, когда что-то набирает на телефоне.

– Я не могу поверить, что ты еще можешь улыбаться прямо сейчас, – ворчу я, проходя мимо него. Многие работники больницы были бы поражены видом его рельефных кубиков пресса, но только не я. Это зрелище меня не впечатляет, особенно после того как я видела идеальный пресс Зета. Оливер хватает меня за руку, когда я стараюсь пройти мимо него.

– Ты бы тоже улыбалась, если бы тебя пригласили на вечеринку интернов.

– У интернов бывают вечеринки?

– Естественно, у интернов бывают вечеринки. Как часто мы сами устраивали всякую фигню, когда были на их месте?

Я закатываю глаза.

– Ага, понятно, только я не хочу тратить вечер на то, чтобы напиваться в компании этих ходячих недомерков. И не могу понять, почему ты хочешь этого.

– Ты только подумай об этом, – говорит он, усмехаясь. – Насколько паршиво они будут себя чувствовать в присутствии своих старших товарищей попивающих их пиво и разгуливающих по их дому. Это будет классической издевкой.

– О, да ладно, признавайся! – я издаю смешок. – Кого из них ты трахаешь, Олли?

Он выглядит немного озадаченным моими словами.

– Никого! – Он не может скрыть от меня свой испуганный взгляд. – Я никого... – он качает головой, отпуская мою руку, и внезапно я осознаю, насколько близко мы стояли. – Не обращай внимания, Слоан. Эм, хорошего вечера. – Он делает шаг назад, быстро хватает черную футболку со скамейки и натягивает ее через голову. Так. Каким-то образом мне удалось не на шутку разозлить его. Мне стоит сейчас сказать что-нибудь? Может, извиниться? Сказать ему, что это была неудачная шутка? Дать ему знать, что мне не безразлична его обида, но это точно провальная идея. Он все еще переодевается спиной ко мне, затем стремительно выходит из комнаты.

Я прислоняюсь спиной к стене, прикрывая глаза. Мне нужна минутка. Я не так хороша в этом. В этом всем. В том, чтобы заводить друзей, в том, чтобы говорить что-то без намерения обидеть. Ведь, когда мы разговаривали с Оливером, я только шутила, а он, вероятно, воспринял это так, что я подозреваю его в неэтичном поведении, а именно, что он нарушает субординацию, трахая своих подчиненных. С этого момента мне нужно держать себя под контролем. Сосредоточиться на спасении жизней. Это будет самой умной вещью. И когда я распахиваю глаза, я ужасно пугаюсь.

Зет.

Он стоит, прислонившись к стене напротив меня.

Внимательно изучая меня.

– Какого хрена, Зет!

– Ты расстроена. Почему ты расстроена, Слоан?

В этот момент дверь в раздевалку распахивается, и в комнату вновь проходит Оливер. Он замирает на месте, когда видит меня и Зета вместе.

– Привет, – произносит он с натянутой улыбкой и кратко кивает в мою сторону, проходя мимо, когда его взгляд устремляется и задерживается дольше положенного на темноволосом парне, который находиться в раздевалке персонала. Вдруг он узнал его? Чувство страха и дрожь пронзает меня, но Оливер просто проходит мимо. Он бы не оставил меня с ним наедине, если бы узнал в Зете парня с фото разыскиваемых преступников.

Зет не говорит ничего. Он даже не двигается. Ничего в нем не изменилось за прошедшее время, но что могу сказать определенно точно, что он разгневан.

– У меня был просто ужасный день, – отвечаю я ему.

– Почему? – выдавливает он из себя.

– Потому что маленькая девочка, что поступила к нам, чуть не умерла, а мы не можем найти ее родителей. А я разрываюсь между желанием позвонить в службу опеки или же дождаться родителей, когда они придут чтобы навестить ее. Если они конечно придут. А теперь, мне ужасно хочется пойти домой, принять душ и лечь спать, все понятно? Мне не нужно...

– Позвони им.

– Прости?

– Ну, то о чем ты думаешь, позвони в органы опеки, – просто говорит он. Его голос напряженный и резкий, он выдает его гнев. – Некоторые люди, – говорит он, двигаясь вперед, – не заслуживают иметь детей. На самом деле, некоторые люди должны подвергаться химической кастрации, чтобы они никогда не удостаивались такой чести, как иметь ребенка.

Зет тянется ко мне, и мне кажется, что он хочет заправить выбившуюся прядку волос из хвоста мне за ухо. Но он этого не делает. Вместо этого захватывает локон и потирает его между большим и указательным пальцем.

– У тебя кровь в волосах, – хрипло бормочет он.

– Я уже привыкла к этому. – Я закидываю сумку на плечо, делая что угодно, лишь бы двигаться.

– У тебя очень жестокая работа, – заявляет он. С моих губ срывается истерический смешок, отражаясь эхом от стен коридора.

– Ты издеваешься надо мной, Зет? Ты не должен быть здесь. Тебе нужно уйти прямо сейчас. Немедленно.

– Почему? Что такого происходит?

Я резко разворачиваюсь к нему и указываю ему в грудь указательным пальцем.

– Твой портрет расклеен по всему третьему этажу больницы, вот что происходит! Арчи Монторелло, какой-то там итальянский мафиози, подвергся обстрелу, и копы считают, что к этому имеет отношение какой-то глава преступного клана. А ты, очевидно, один из его «парней», что делает для него грязную работу. Они практически ожидают схватит тебя, и вуаля! – говорю я хмуро. – Вот он ты, собственной персоной!

Выражение лица Зет становится немного озадаченным. Он выглядит, словно ни капли не обеспокоен тем, что я сказала ему.

– В Арчи стреляли?

– Именно. И он был включен в программу по защите свидетелей или что-то в этом роде.

– Если бы он был в программе по защите свидетелей, его бы уже и след простыл. Другое имя, биография, другая жизнь.

– Ммм... Звучит заманчиво, может, и мне следует обратиться, чтобы меня включили в программу по защите свидетелей.

– Не будь такой драматичной.

– ДРАМАТИЧНОЙ? Драматичной? Ты что сейчас серьезно это сказал? – Мой голос становится громче и в нем проскакивают истерические нотки. А он просто стоит, наблюдает за мной, изучая мое выражение лица и мой язык тела, словно может сказать по ним, что происходит со мной на самом деле. Мы яростно сверлим друг друга взглядом, ни один из нас не собирается сдавать свои позиции. И затем, молниеносным движением, Зет подается вперед и хватает мои обе руки, заводя их мне за спину. Он делает это настолько уверенно и решительно, что у меня даже не возникает мысли о том, чтобы оказать ему сопротивление.

– Какого хрена ты творишь, Зет?

– Это не касается Арчи Монторелло. И не касается маленькой девочки, чьи родители не заботились о ней.

– И, черт возьми, откуда тебе известно, почему это не из-за этого? – огрызаюсь я в ответ. Наши тела прижаты друг к другу, я могу ощущать весь жар, что исходит от его тела, вижу, как трепещет жилка на его шее. Я пытаюсь отстраниться от него, но он качает головой, его выражение лица представляет собой маску абсолютного контроля.

– Ты ведешь себя так, потому что ты поцеловала меня, а я разозлился на тебя. И поэтому ты зла на меня. И, – он добавляет низким и хриплым голосом, невыносимо спокойно, – затем я исчез на две недели и не звонил, и не приходил навестить тебя.

Я стараюсь изо всех сил вырвать свои руки из его неумолимой хватки, извиваясь у его твердого тела, но это приводит только к тому, что он еще сильнее прижимается ко мне своей грудью. Я остервенело выдыхаю, затем шиплю:

– Как будто меня это как-то волнует, что ты не приходил ко мне, Зет! Как будто мне есть до этого дело!

Низкий звук, отчасти напоминающий хмыканье, раздается в его горле.

– Естественно, тебе есть до этого дело!

Я издаю смешок, но мне кажется, он совершенно не возымел действия, чтобы убедить его в неправоте.

– Так, этими словами ты хочешь сказать, что признаешь, что вел себя как полный мудак, так?

– Я прекрасно знаю, что ты расстроена.

Я хочу закрыть лицо ладонями, но не могу. Тогда я делаю наиболее подходящую вещь в данной ситуации, я прикрываю глаза. Когда втягиваю в себя еще один вдох, я открываю глаза, смотря на него пристальным взглядом.

– Отпусти меня, Зет.

– Нет.

Я не могу доверять этому парню.

– Какого хрена ты хочешь от меня? Ты мне дал недвусмысленно понять, что не желаешь видеть меня рядом с собой, так почему...

Он иронично хмыкает. Звук сопровождается приподнятой бровью.

– Ну и как это я тебе дал недвусмысленно понять?

– Мне кажется, вся эта «не смей больше целовать меня» хрень и то, что ты исчез на две недели, говорят сами за себя. Понимаешь, отношение говорит само за себя.

Кажется, что весь наш разговор безумно забавляет его. Он старается подавить улыбку, когда заявляет в ответ на мои слова:

– У меня нет никакого отношения. Это просто я. Я тот, кто я есть. – Но эти слова не исправляют ситуацию. И мне уже хочется ударить его по лицу сумкой за надменность. – Спроси меня, где я был эти две недели, – продолжает Зет.

Ох, черт его дери, гром его разрази. Невыносимый мужчина. Я медленно выдыхаю, стараясь сдержать свой гнев под контролем.

– Ну, так и где же ты был?

– Я делал необходимые приготовления, чтобы забрать твою сестру.

О. Я немного прекращаю сопротивляться.

Алексис.

Бесконечная волна горя накрывает меня. Словно крошечная часть меня автоматически считает ее мертвой, каждый раз, когда он произносит ее имя. И, к сожалению, интуитивно я уже стараюсь подготовить себя к его возвращению без Алексис. К тому неотвратимому мгновению, когда он мне проговорит те решающие слова, что он ошибался. Что та девушка, которую он нашел, не является Алексис, а моя сестра уже мертва. Я позволяю горю укорениться во мне, в моем теле, в душе, моих костях, и затем выдыхаю единственные слова, на которые способна с того момента, как он начал мне помогать:

– Эм. Спасибо тебе. Полагаю так.

– Всегда пожалуйста. А теперь спроси меня, почему я держался на расстоянии и не приходил к тебе.

Я больше на самом деле не хочу играть в эти игры. Я не хочу ощущать себя настолько безвольной, такой влюбленной и глупой рядом с ним, неспособной отстраниться, неспособной уйти, не оборачиваясь. Я также не могу понять, почему от него исходит аромат роз. Это ненормально.

– Ладно. – Я впериваюсь в него взглядом. – Ну и почему ты держался на расстоянии от меня?

– Я не приходил к тебе, потому что тебе было необходимо время, чтобы не чувствовать себя глупо после того, как я отверг тебя.

Ого! Что. За. Херня? Он... просто невыносим.

– Ты не отвергал меня. Ты просто трахнул меня, мудак.

– Я прекрасно это знаю. Но ты ведь чувствовала себя отвергнутой, так? Если бы я пришел к тебе две недели назад, то ты бы еще чувствовала себя таким образом.

– Так вместо этого ты подождал, пока пройдет две недели, чтобы вместо этого я была на тебя разгневана?

Он пожимает плечами.

– С гневом легче справиться.

О, милостивый Иисус. Я так хочу кастрировать этого негодяя сейчас. Я буквально испытываю охренительное желание пинать его по яйцам до того момента, пока он не станет бесплодным. По крайней мере, этим действием я могла бы оказать услугу более молодому поколению, предостеречь их от появления Зета-младшего, который мог быть таким же мудаковатым и умным засранцем.

Он, мать вашу, прав. Я ненавижу признавать это, но он прав. Я чувствовала себя отвернутой, и две недели назад я бы не захотела его видеть. Бл*дь. Тьфу. Внезапно на меня накатывает жуткая усталость, и мои руки становятся слабыми.

– Мне нужно домой, Зет. Я не могу разбираться с тобой сейчас.

Он не говорит больше ни слова. Выпускает мои руки из своей хватки, удерживая лишь одну руку, таким образом он может вести меня по лабиринтам больничных коридоров с такой непринужденной легкостью, что это наталкивает меня на мысль, что он прекрасно знает это место. Даже, возможно, чуточку лучше, чем его знаю я. Он держит голову опущенной, глаза сосредоточенными на полу, по крайней мере, пока мы не достигаем выхода. Грейси, главная медсестра, машет мне рукой, потому как мы выходим из здания, но за исключением этого, нас никто не останавливает.

Снаружи Зет ведет меня прочь от освещенной фонарем территории, где я припарковала свой «Вольво», по направлению к самому темному месту паковки, где совершенно не работают камеры слежения.

– Что ты, черт побери, делаешь? – Я пытаюсь вырвать свою руку из его крепкой хватки. – Зет! Зет! – Он останавливается. Разворачивается. Когда сосредотачивает свое внимание на мне, я задаю ему вопрос, на который я нуждаюсь знать ответ, чтобы пойти с ним дальше. – Это ты стрелял в парня?

– Нет.

– Но ведь ты работаешь на мафиози, разве не так?! Разве не так!

Зет не отвечает мне. Он смотрит на меня предостерегающим взглядом.

– Мне необходимо, чтобы ты присмотрела за Лейси. – Мы в течение долгого времени смотрим друг на друга, и я пытаюсь разобраться, стоит ли мне выполнять его просьбу или лучше позвать на помощь. Кажется, будто прямо сейчас настал поворотный момент. Хотя он отрицает, что стрелял в кого-то, он не отрицает, что работает на мафиози. Я прекрасно понимаю, что это значит. Кем бы ни был этот парень, что стоит передо мной, – убийцей, вором – я могу сказать наверняка, он честен со мной. Потому что странный диалог, что произошел в коридоре, только подтверждает это. Но то, что он выбирает позицию не отвечать на некоторые из моих вопросов, в то же самое время может быть расценено мною, что он мне лжет. Он смотрит на меня умоляющим взглядом. А затем делает то, что я никогда не ожидала от Зета... он умоляет:

– Просто... пожалуйста. Пожалуйста, Слоан. Я собираюсь освободить твою сестру. Ты же можешь в ответ сделать это для меня.

– Да. Кстати. Где она? Мне нужно пойти с тобой. Она застенчивая, Зет, она просто так не пойдет с тобой.

Он отрицательно качает головой.

– Она находится в таком месте, куда тебе нельзя. В очень опасном месте. Я просто хочу, чтобы вы с Лейси были тут, где я могу присматривать за вами.

– Зет! Она моя сестра!

– Если ты собираешься спорить со мной на этот счет, тогда я не пойду вообще, – рычит он. – Или я поеду туда один, или ты будешь продолжать оплакивать пропажу твоей сестры и дальше.

О боже. Он знает. Он знает, как сильно я хочу, чтобы она вернулась, и использует это как мощный аргумент против меня.

Зет быстро отводит взгляд в сторону. На его лице нет выражения освобождения. Он даже не пытается казаться благодарным мне. Никакой гребаной благодарности. Он направляется в сторону, увлекая меня за собой к блестящему, черно-матовому «Камаро», которое припарковано, пожалуй, в самом темном месте стоянки. Через окно с заднего сидения, я вижу, что Лейси смотрит на нас обеспокоенно, подтянув колени к подбородку.

– Ты возьмешь ее с собой?

– Я уезжаю прямо сейчас, Слоан. Если копы полагают, что я как-то замешен в нападении на Арчи, значит, я должен исчезнуть на некоторое время из Сиэтла.

Прямо сейчас я хочу его придушить. Я так и вижу, как сжимаю свои руки вокруг его шеи – мои пальцы, вероятно, не смогут полностью обхватить его шею, но какая на хрен разница? – и душу его до смерти.

– Ты знаешь, что ты форменный кусок дерьма?

Зет резким движением открывает тюнингованную дверь машины, наклоняясь, чтобы помочь выбраться оттуда Лейси. Она выглядит еще бледнее, чем в последнюю нашу встречу, но, тем не менее, ее глаза выглядят более яркими, быстрыми, более откликающимися на ту или иную реакцию. Зет выпрямляется, держа ее на руках, ее руки быстро обхватывают его за шею, на мгновение его выражение лица становится невероятно мучительным. Он заботится об этой девушке. Любит ее по-своему. И в миллионный раз мне остается только гадать, кем она приходится ему. Но сейчас неподходящее время спрашивать.

– Я устала, Зет, – бормочет вымученно Лейси. – Просто отвези меня домой.

– Я не могу, малышка. Я оставлю тебя с доктором на некоторое время, хорошо?

Лейси смотрит на меня подозрительно и затем прячет лицо на груди Зета. Он смотрит на меня пристальным взглядом.

– Где стоит твоя машина?

Я испытываю желание быть стервой по отношению ко всему этому. Он спрашивает у меня, где моя машина. Он гребаный психопат! Он наблюдает за мной и не знает, где моя чертова машина. Какую цель он преследовал, следя за мной? Конечно же, его цель была трахнуть меня. Но как бы то ни было, я разворачиваюсь и указываю ему, где припаркована моя машина. Когда он подходит к ней. Я открываю пассажирскую дверь, но Зет качает головой.

– Она не сможет сидеть на переднем сидении, и никогда там не сидит.

Так. Хорошо. Мне кажется, мне необходимо это запомнить. Он бережно укладывает ее на заднее сидение и туда же кладет маленький рюкзак, я даже не видела, что он его достал с машины. Как только Зет захлопывает дверь, кладет ладони на мои плечи.

– Ей просто необходимо увидеться с Пиппой.

Я киваю ему, потому что не вижу смысла спорить на этот счет.

– Я устрою это. – Я открываю дверь машины, намереваясь забраться в нее и убраться отсюда как можно быстрее. Я даже лелею тайную надежду, что если карма на моей стороне, мне удастся забрызгать грязью его лицо, но прежде чем успеваю забраться в салон автомобиля, он с силой хватает меня за руку, останавливая. Дверь начинает издавать нетерпеливые динь, динь, динь звуки, в то время как Зет пристально смотрит мне в лицо.

– Мне так жаль, Слоан.

Я моргаю, стараясь понять его выражение лица. Оно таит в себе множество эмоций, которые не так просто распознать.

– Тебе жаль?

Это извинение? Оно и, правда, слетело с его губ? Я настолько ошарашена, что не могу поверить своим ушам. Просто мне кажется, что он не делает этого часто.

Зет отводит глаза в сторону, смотря на остальное пространство парковки, стискивая свои зубы.

– Я никого не прошу о помощи. Но я знаю, что могу тебе доверять, – громко заключает он.

– Конечно, ты знаешь, что можешь доверять мне. Ты держишь меня эмоциональной заложницей благодаря моей сестре. Ты прекрасно знаешь, что я сделаю все что угодно, лишь бы ты только помог вернуть ее обратно. Но вопрос в том, могу ли я доверять тебе?

Таинственная, медленная улыбка растягивается на его губах, приподнимая уголки вверх, в то время как его глаза вспыхивают веселыми искорками.

– Стоит ли тебе доверять мне? Естественно, нет. Можешь ли ты доверять мне? – выдыхает он, выжидая пару мгновений, смотря на меня все еще веселым взглядом. Дверь машины продолжает издавать нетерпеливое позвякивание, сигнализируя о том, что она открыта. Зет делает шаг вперед, бережно накрывая мою щеку своей теплой большой ладонью. Он ласково проводит пальцами по моему виску, слегка притягивая меня к себе. Он склоняет голову таким образом, что может вдохнуть аромат моих волос. – Да, – проговаривает он четко с легким придыханием. – Ты можешь доверять мне. Ты отдала мне себя на той квартире. Я никогда не делал этого прежде, но также отдал тебе себя. Возможно, я не хотел этого, но у меня не было гребаного выбора. Это означает, что сейчас мы принадлежим друг другу. И что я вернусь за тобой совсем скоро. Я сделаю все возможное, чтобы отыскать твою сестру, и я сделаю все что смогу, чтобы те ублюдки заплатили за то, что сотворили с ней.

8 глава

Слоан

Слова Зета терзали меня до тех пор, пока у меня не разыгралась мигрень оттого, что я так усиленно думала над ними. Я проснулась задолго до рассвета и просто лежала, прокручивая их снова и снова в своей голове. Какого хрена значили его слова: «Ты отдала мне себя на той квартире. Я никогда не делал этого прежде, но также отдал тебе себя. Возможно, я не хотел этого, но у меня не было гребаного выбора». Эти слова были бы простыми и понятными, если бы они исходили от кого угодно на этой планете. Но слова были сказаны Зетом Мейфэйром, а значит, они могли означать все что угодно и ничего одновременно. Я так хочу спросить его о них. Хочу взять телефон, набрать номер и потребовать объяснений, спросить его какого хрена он думал, когда говорил мне эти слова? Но я не могу сделать этого; моя гордость не позволит. Мне не следует даже желать знать это. Я представляю, как в ушах раздается звук долгого гудка, а я сижу, сгорая от желания, чтобы он взял трубку. Вся эта ситуация напоминает ту, в которой я сижу с запечатанным конвертом в руках. Внутри находятся результаты анализа крови, которые должны мне дать ответ на вопрос: смогу ли я выжить или же умру. Потому что для меня вся эта ситуация ощущается странной – нахождение Зета в моей жизни и то, как он там оказался. А я ведь почти ничего и не знаю про него.