Текст книги "Безжалостный хаос (ЛП)"

Автор книги: К. В. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Держи имя моей жены подальше от своего гребаного рта. Думаешь, раз твой отец теперь руководит этим дерьмом, ты можешь говорить о дерьме, о котором не знаешь? Я не знаю, что, блядь, с тобой не так, но у тебя явно не все в порядке с головой. Если ты будешь продолжать разевать свой чертов рот, я сломаю твою гребаную челюсть…

Эзра поднимает кулак как раз в тот момент, когда Кейн встает между ними и сильно толкает их обоих в грудь, подальше друг от друга.

– Расслабьтесь, – тихо говорит он, глядя на них обоих.

Эзра отшатывается от прикосновения Кейна, натягивая на себя куртку. Люцифер продолжает смотреть на Эза.

– Мы должны держаться вместе, хорошо? – Кейн продолжает говорить. – Это дерьмо прямо здесь? Мы не можем себе этого позволить. Давай зайдем внутрь и покончим с этим.

Затем угольно-черные глаза Кейна обращаются на меня, когда он опускает руку, а Эзра и Люцифер держатся на расстоянии.

– Ты решаешь, что ты хочешь сделать со своим отцом…

– К черту его отца, – рычит Люцифер, его глаза встречаются с моими. – Он поимел обеих твоих сестер, Мав. Пусть он, блядь, заплатит за это.

А я поимел своего брата. Это будет не первый брат и сестра, которых я подведу, если оставлю отца в живых.

Я не знаю, что сказать, поэтому молчу. Я не планировал, что делать сегодня вечером, и я знаю, что у нас, вероятно, будет какое-то дурацкое голосование, и от нас, вероятно, будут ожидать, что мы впустим отца обратно и простим ему его грехи. Но я не знаю, что он знал. Я не знаю, какую руку он приложил к судьбе Сид.

И моя мать… моя мать никогда не простит мне его убийство.

Я мог бы обсудить это с Люци, но он сейчас плохо соображает, поэтому я просто пожимаю плечами и прохожу мимо всех, задевая плечом плечо Люци.

Да пошли они все. Сейчас мне на них наплевать.

Круглый каменный стол уже занят, когда мы входим в комнату для совещаний. На стенах нет никаких рисунков, ничего, кроме светло-серой краски, и уже зажжены бра, единственный свет в комнате.

Моего отца нет.

Элайджа Ван Дамм сидит во главе стола, его руки сцеплены вместе, а кольцо 6 – змея, изогнутая в форме цифры – сверкает на его темно-коричневых пальцах. Рядом с ним – Каллум Бонавич, отец Кейна, его рот сжался в тонкую линию, его бледная кожа такая же белая, как у Люцифера, словно эти ублюдки держатся в тени.

Отец Атласа, Адам Медичи, стоит по другую сторону от Элайджи и выглядит самым спокойным из всех. Атлас похож на свою мать, это заметно по темно-каштановым волосам и светло-бирюзовым глазам Адама. Единственное, что он разделяет со своим сыном, это небольшая улыбка, играющая на его губах, когда он наблюдает, как мы садимся.

Я сажусь на противоположном конце от Элайджи. Люци занимает место рядом с Адамом, Эзра – рядом с ним.

В центре стола – пентаграмма, выгравированная на камне.

Я смотрю на нее, затем смотрю на Элайджу, откидываясь на спинку кресла, словно этот Совет – пустая трата времени.

– Где мой гребаный отец? Разве не для этого мы здесь?

– Salvete, – приветствует нас Элайджа, игнорируя меня. «Добро пожаловать» на латыни. Это мертвый язык, и все же, когда мы говорим на нем здесь, я всегда забываю об этом. Забываю, что это часть моей странной жизни, но не жизни всего остального мира. Мне нравится, как он звучит, особенно его звучание на языке 6. У них это получается гораздо лучше, чем у нас, хотя, конечно, я никогда не скажу им об этом.

Я чувствую, как моя кровь закипает от того, как Элайджа отмахивается от меня, но мы все равно бормочем наш ответ. Рот Элайджи сжимается в линию, но он никак не комментирует это. Он проводит рукой по своей хорошо подстриженной бороде, подстриженной близко к лицу, и его темно-зеленые глаза – очень похожие на лесные глаза Эзры – оглядывают всех нас.

Затем раздается стук в дверь, и она со скрипом открывается.

Входит мой отец, его взгляд устремлен прямо на меня. Я улыбаюсь ему. Но он улыбается в ответ, и по какой-то причине это меня нервирует.

Он кивает головой в знак приветствия всем, а затем садится рядом со мной. Я чувствую, как от его тела исходит холод снаружи. Когда я видел его в последний раз, я пытался его убить. Сейчас у меня такое же желание, но я сопротивляюсь ему.

Я видел ужасающие вещи на Совете: пролитую кровь, сатанинские песнопения, то, в чем я мог поклясться, был гребаный демон. Эта встреча проходит гораздо лучше, чем многие другие, поэтому я держу рот на замке.

Какое-то время вообще никто не говорит.

И тогда Элайджа переходит прямо к делу.

– Ты устроил настоящий беспорядок.

Мой отец вздыхает, разглаживает рубашку.

– Я тоже рад тебя видеть.

Я практически слышу ухмылку в его словах.

– Раз уж мы погрузились в эту тему, – он делает вдох, – ты знаешь, что я не принимал никакого участия в том, что случилось с Лазаром, – его взгляд переходит на Люцифера, но Люцифер смотрит на стол так, словно кто-то нассал ему в кукурузные хлопья.

– Ты хочешь сказать, что не знал, что ты изменил своей жене, обрюхатил любовницу и заставил ее отдать ребенка? – рычит Люцифер, все еще глядя на стол.

По какой-то причине я думаю об Элле в том трейлере, в одиночестве воскресным вечером. Это не так уж серьезно, и я знаю это. Ее родители могут быть на работе. Уехали с друзьями. Где угодно в мире. Ей девятнадцать, и за свои девятнадцать лет она сделала чертовски много, если судить по ее сексуальным предпочтениям.

Может быть, поэтому я думаю о ней. О ее маме. Папе. Кто сделал ее такой, какая она есть.

Затем мои мысли переходят к моей собственной матери.

Интересно, что она знает обо всем этом? Интересно, волнует ли ее это. Мы с ней никогда не были близки, но ей нравится зарываться в хорошую книгу, как и мне. Я знаю, что большую часть времени она проводит в своем кабинете, который мой отец построил для нее, потому что знал, что она никогда не будет заниматься чем-то другим в своей жизни. Он не позволял ей заниматься ничем другим, следствие того, что она жена 6.

Я думаю о Сид. Знает ли она, насколько ограниченной станет ее жизнь?

Мой отец прочищает горло, и я не решаюсь посмотреть на него.

– Я знал, – признается он, и у меня подкатывает к горлу. – Я знал, что моя любовница беременна. Я убеждал ее сделать аборт, – уголком глаза я вижу, как он пожимает плечами. И по какой-то причине глаза Люцифера переходят на моего отца.

Интересно.

Но мне нужно кое-что узнать, и меня раздражает, что Люцифер еще не спросил.

– Что с ней случилось? – спрашиваю я отца, не в силах скрыть раздражение в своих словах. – Мать Сид?

Отец выглядит неловко, когда я произношу ее имя, но мне, черт возьми, все равно.

– Мне сказали, что она скончалась. Смертельная болезнь.

– Тебе сказали?

Его челюсть сжимается, когда он смотрит на меня.

– Когда она не сделала то, что я просил, в отношении аборта, я позволил Лазару разобраться с… ситуацией. И я прервал с ней контакт. Я видел Сид, когда ее передали опекунам, но больше я не видел ее мать.

– Ты знал, что эти опекуны купили ее? – спрашиваю я.

– Нет, – огрызается отец. – Лазар сам позаботился о своем ублюдке, – он прерывается, глядя на Люцифера. Затем он вздыхает. – Прости меня, – говорит он, кивая в сторону Люци.

Люцифер смотрит на моего отца, как будто тот уже мертв.

– Я знаю, что тебе тяжело это слышать, и я сожалею, что все пошло так, как пошло. Я бы никогда не хотел, чтобы моя дочь испытала то, что… Сид… испытала, – его взгляд снова обратился к Элайджи, – но мне пришлось пожинать последствия своих действий. И теперь я потерял своего лучшего друга.

Я хочу рассмеяться вслух, но Люцифер действует первым.

Он сидит прямо и кашляет, прерывая следующие слова моего отца.

– Простите? – говорит он своим гравийным голосом, низким и опасным.

Я двигаюсь на своем месте, глядя между ним и отцом. Это выглядит забавно. Но также похоже на то, что кто-то может потерять свою чертову голову.

Мой отец вздыхает, сжимает руки и прижимает их к виску, прежде чем поднять голову и посмотреть на Люци.

– Я знаю, ты думаешь, что я не страдал, или, по крайней мере, не достаточно, но если ты хоть на секунду думаешь, что я не жалею о том, что сделал…

Люцифер смеется, обрывая его, и мой отец хмурится, но позволяет Люциферу говорить. В конце концов, это суд над моим отцом. Ему лучше быть сговорчивым.

– Мне плевать на твои сожаления, Мэддокс, – рычит Люцифер.

Мой отец вздрагивает. Люцифер – человек, который убил собственного отца, сжег целое здание, полное повешенных людей, мой отец должен вздрогнуть. И я могу признать, что это даже забавно. Я прижимаюсь спиной к своему креслу, выдыхаю против боли от своих ран.

Ощущения хорошие.

– Меня волнует то, что ты позволил продать своего собственного ребенка в руки гребаных монстров, – продолжает Люцифер. Он проводит большим пальцем по нижней губе, и я вижу, как подпрыгивает жилка на его шее, когда он опускает руку на стол. – И ты не остановился на этом, не так ли? – он смотрит на Атласа, и я знаю, что сейчас будет. – Ты выгнал Бруклин из своего дома за то, что она трахалась с одним из нас, и тем самым позволил ей попасть в объятия Джеремайи Рейна, – он смотрит на меня, и это не мое воображение.

Я еще сильнее прижимаюсь к кожаному креслу, наслаждаясь тем, как моя плоть словно горит. Я не хочу думать о своей сестре. Вообще о любой из них, но особенно не о Бруклин. Я могу присмотреть за Сид. Но Бруклин… с тех пор как я спас жизнь Джеремайи, я не могу за ней присматривать.

Мой отец вздыхает и качает головой, как будто Люци – капризный ребенок, который не понимает, как все устроено. Наверное, это немного правда.

Я молчу, как и все остальные, наблюдая за этим обменом жадными глазами.

– Ты не понимаешь, какой честью должны обладать женщины среди нас, чтобы оставаться под нашей защитой, – глаза моего отца сужаются, и он выглядит так, будто готов бороться с огнем с помощью огня. – Очевидно, раз ты добровольно начал отношения с платной шлюхой, ты понятия не имеешь, что это…

Люцифер вскакивает со стула, но первым к моему отцу подходит не он.

Это я.

Я даже не осознаю, что я сделал, пока мой кулак не разбивается о его лицо, его рубашка в моей руке, когда я бью его снова, отталкиваю его к стене, свет от бра мерцает над удивлением на его кровоточащем лице.

Мое сердце колотится в груди от гнева, и я снова сжимаю кулак, но кто-то дергает меня за руку, отталкивая от отца с такой силой, что я вынужден отпустить его. Он стоит на ногах, но прислонен к стене, рот открыт, кровь течет из носа, заливает губы.

Я понимаю, что меня держат два человека, и вижу Люцифера, который стоит в стороне и смотрит на меня с улыбкой на лице. Как будто он подумал, что, возможно, мы не так уж близки, в конце концов. Как будто он думал, что я позволю своему отцу так неуважительно относиться к своей жене.

Но это не имеет никакого отношения к тому, что Сид – его жена.

Это имеет отношение к тому, что она моя гребаная сестра.

Я тяжело дышу и, оглянувшись, понимаю, что Кейн держит меня за одну руку, а Элайджа – за другую. Пальцы обоих впиваются в мою кожу, но только когда Элайджа переводит хватку на мое плечо, становится по-настоящему больно, потому что он сжимает несколько моих рваных ран.

Я напрягаюсь, но не произношу ни слова, когда снова встречаюсь взглядом с отцом.

– Достаточно, – говорит Элайджа. – Хотя я не могу сказать, что это было незаслуженно, Мэддокс, – тихо добавляет он.

Лицо моего отца искажается от ярости.

– Ты должен знать свое место, Маверик.

Я дергаю руками, пытаясь вырваться из хватки Элайджи и Кейна, но они не отпускают меня.

– Тебе нужно следить за своим чертовым ртом.

Он подносит пальцы к носу, вытирает кровь. Смотрит на нее под светом бра по всей комнате. Я вижу кончики его пальцев, блестящие от крови, и снова мои мысли возвращаются к Элле.

Не думай о ней.

Я снова дергаюсь, и снова не могу освободиться. Кейн и Элайджа держат меня в чертовых тисках.

– Это твой отец, – говорит Элайджа под дых, но мы все его слышим. – Пусть он говорит.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть в глаза Элайдже.

– Он, блядь, не заслуживает того, чтобы говорить.

Хватка Элайджи болезненно напрягается, и он хлопает одной рукой по моему плечу. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от боли, которая пробегает по моей руке, когда его большая ладонь прижимается к ранам на моей спине. Если бы я не знал ничего лучше, я бы сказал, что он знает.

– Мы дали тебе и твоим братьям большую свободу действий, учитывая обстоятельства, – спокойно говорит он, его глаза ищут мои. – Но это заходит слишком далеко. У тебя Ноктем через восемь недель. Ты хочешь быть в состоянии противостоять себе там, не так ли?

Пошел ты.

Но я не говорю этого. Отпусти.

Отпусти, блядь.

Я расслабляюсь от его захвата, и от захвата Кейна. Они отпускают меня, и я оборачиваюсь к отцу, который смотрит на меня с улыбкой на своем окровавленном лице.

– Садитесь, – резко говорит Элайджа, приказывая нам всем вернуться на свои места. – Нам еще нужно обсудить другие вопросы.

Я не хочу обсуждать ни хрена. Я хочу вернуться в этот гребаный трейлерный парк и снова трахать Эллу, использовать ее, пока она не попросит меня остановиться. Я хочу убить своего отца. Я хочу выбраться из этого.

Но даже несмотря на это, я делаю то, что говорит Элайджа, как и все остальные. Мы все чертовы трусы. А может, нам просто так промыли мозги, что мы понятия не имеем, как сделать свой собственный выбор.

Я потерялся в мыслях, разминая костяшки пальцев, пока мой отец пытается остановить кровь из носа рядом со мной тыльной стороной ладони, когда я услышал, как Элайджа лает мое имя.

– Маверик, – снова кричит он, хлопая в ладоши.

Я подпрыгиваю, сажусь прямее.

– Да, Доминус?

– Где. Риа? – рычит он, как будто уже несколько раз задавал этот вопрос.

Я сглатываю свой гнев, пытаясь взять себя в руки. Риа. Мне нужно думать о Риа. О том, о чем я изо всех сил старался не думать.

– Я не знаю.

Элайджа изогнул густую бровь.

– Ты не знаешь, – повторяет он, но это не вопрос.

– Ты слышал меня, – огрызаюсь я. Желание снова трахнуть мозги Эллы и взорвать мозги моего отца заставляет меня нервничать. И злость. Что со мной происходит?

Элайджа выглядит недовольным. Мне похуй.

– Ты должен найти ее. Мы должны быть абсолютно уверены, что она не собирается ни с кем говорить о том, что знает.

Я вижу, как Атлас смотрит на меня, и мои мысли уносятся к Натали. По его признанию, они поссорились.

– Верно, – бормочу я Элайдже.

– А пока, – продолжает он, – тебе лучше подумать о том, чтобы… заклеймить ее. Он прочищает горло. – Коагула.

Я чуть не сломал себе шею, так быстро я поднял на него глаза.

– Что?

Элайджа смеется, глубокий грохочущий звук, который совершенно не соответствует тому, что я чувствую.

– О, ты должен был знать, что это произойдет, не так ли, Маверик?

Все мое тело напряжено. Я сжимаю края стула, чтобы не встать на ноги и не сказать что-нибудь очень глупое.

– Нет, вообще-то, я, блядь, не знал.

– Следи за своим языком, – ругает меня Элайджа. – Я даю ей отсрочку, учитывая, что она попала в это дело не по своей вине.

По тому, как он смотрит на меня, ясно, что он предполагает, что это все моя вина.

Разве я, блядь, не знаю. Если бы я не пошел к отцу с тем, что она нашла, всего этого можно было бы избежать. Я пытался быть верным. Теперь я не знаю, кто заслуживает этой преданности.

– Но в конце концов, она не может покинуть АУ без того, чтобы с ней… не разобрались, – он откинулся в кресле. – Так или иначе.

Я сжимаю зубы, решив не говорить этого. Отпустить это. Потому что чем больше я буду настаивать, тем больше нам придется говорить о ней, а я не хочу этого. Я также не хочу, чтобы они знали, где я ее прячу. Но, несмотря на все мои усилия, я не могу молчать.

– Не ты ли только что говорил, что мой отец заслуживает того, чтобы ему дали по морде за то, что он сделал с Сид? С Бруклин? А теперь ты спокойно обсуждаешь убийство другой девушки, потому что она знает, что мы все – кучка ублюдков?

Люцифер смотрит на Элайджу. Атлас смотрит на меня. Эзра зарылся головой в свои руки, а Кейн смотрит на стол, как будто ему скучно.

Элайджа выглядит так, будто хочет меня убить. Будь моим гостем, хочу сказать я, но думаю, я уже сказал достаточно.

– 6 не может иметь помех. Ты знаешь это. Риа Куэвас – помеха.

– Мы угрожали всей ее семье. В отличие от нас, ей не наплевать на своих родственников. Не думаю, что она заговорит.

Элайджа покачал головой.

– О, Маверик. Я знаю, каково это – быть молодым и идеалистом. Но так не пойдет. Подумай о том, о чем я тебя прошу. Из того, что я знаю о ней, Риа была бы прекрасной женой, и ей позволили бы прожить остаток жизни в мире…

Я поднимаюсь на ноги, ударяю кулаком по каменному столу.

– Ты, блядь, слышишь себя?

Его рот сжимается в линию, и Эзра поднимает голову, выкрикивая мое имя. Я игнорирую его.

– Мы собираемся убить невинную девушку, потому что она знает, что нам пиздец?

– Маверик, сядь. Твои юношеские попытки морали забавны, но мы оба знаем, что ты в такой же жопе, как и все мы.

По моей коже ползают мурашки. Спина болит. Я думаю об Элле. Как я хочу причинить ей боль. Как это меня заводит. Как это заводит ее.

Мы все в жопе.

– Сядь.

Отцы Атласа и Кейна смотрят на меня суровыми глазами, и я понимаю, что перешёл черту. С усилием я заставляю себя сесть, все время желая повернуться к отцу и разбить его мозги о стол.

– После Ноктема мы примем окончательное решение по этому поводу, – говорит Элайджа, и в его тоне звучит предостережение.

Это значит, что у меня есть восемь недель, чтобы подумать о том, какое садистское наказание они собираются назначить мне на церемонии Ночи. Три ночи пыток, и в конце концов я, вероятно, буду умолять их убить меня. Это похоже на то, как военные разбирают солдат на части, чтобы собрать их обратно, так что они все до умопомрачения связаны друг с другом. Это Ноктем. Разборка наших разумов, чтобы убедиться, что они остаются под влиянием 6.

Люцифер прочищает горло, на секунду разрывая напряжение.

– Теперь, – говорит он, глядя на Элайджу, – давай поговорим о том, когда ты собираешься сжечь это место дотла, Доминус.

Элайджа на мгновение замолкает, и я внимательно наблюдаю за ними.

Наконец, Доминус говорит.

– Мы не можем просто сжечь его, Люци…

– Это именно то, что ты сказал, что собираешься сделать, – голос Люцифера спокоен, но я знаю его лучше. Мы все знаем. Он в ярости.

Элайджа вздыхает, опускается обратно в красное кожаное кресло.

– Здесь вековые традиции…

– Ты сказал мне, что собираешься сравнять ее с землей, – говорит Люцифер сквозь стиснутые зубы. – И я сказал ей.

Он смотрит на Элайджу так, что я нервничаю и немного волнуюсь. Еще одно шоу, в котором я не участвую.

Элайджа снова вздыхает, проводит рукой по лицу, словно на мгновение забыв, что как Доминант, ты не должен заниматься подобным дерьмом.

– Люцифер, чем быстрее ты привыкнешь разочаровывать свою жену, тем легче тебе будет проводить время здесь, в – 6.

Он не должен был этого говорить.

Воцаряется тишина.

Люцифер встает на ноги.

– Что? – спрашивает он, давая Элайдже шанс попытаться снова.

Но Элайджа явно хочет умереть.

– Черт, Люцифер! – он хлопает кулаком по столу. – Послушай, что говорят тебе твои братья и дяди! – рычит он, вставая на ноги. Он ниже Люцифера ростом, но не намного, а Элайджа строен. Я не уверен, кто бы победил в этой схватке, но она была бы довольно жестокой. – Тебе повезло! – шипит он, наклоняясь над столом и прижимая к нему ладони. – Тебе повезло, что Сид – твоя жена, а не похоронена за этим собором, где лежит твой отец!

Люцифер выглядит так, будто собирается сгореть в огне, но он не двигается, он просто смотрит на Элайджу, словно помечая его смертью.

– Тебе повезло, что мы не убили тебя за это преступление. В свете обстоятельств, мы посчитали твои действия оправданными. Но это не значит, что ты можешь делать все, что захочешь, и это сойдет тебе с рук! – его голос только усиливается от гнева, когда он снова ударяет рукой по каменному столу.

Они наказывают нас. Вот почему Элайджа сказал, что сожжет это место дотла, и отказался от своих слов. Вот почему мой отец здесь и все еще дышит. Вот почему они продолжают продвигать Ноктем. В этом году он будет жестоким.

Люцифер отходит от стола и вскидывает руки.

– Как скажешь, – рычит он. – Пошел ты, Элайджа, – он оглядывается на Адама, Кэла и, наконец, на моего отца, его голубые глаза сужаются. – Пошли вы все.

Затем он уходит, не оглядываясь.

– Не заставишь его сесть? – спрашиваю я Элайджу, скрещивая лодыжку над коленом. – Это просто трюк, который ты заставляешь меня делать?

Челюсть Элайджи дергается.

– Убирайтесь. Вон, – он оглядывает стол, смотрит на Эзру, Атласа, Кейна. – Вы все.