Текст книги "Футбольный Дозор (СИ)"
Автор книги: К. Ветнемилк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
– Вира помалу!
Симеоныча с трудом вытягивают из колодца сначала при помощи троса, потом за руки. Он вылезает, светя свежей царапиной на лбу, голубые джинсы его испачканы на филейных частях известкой, с белых кроссовок медленно стекает какая-то дурно пахнущая субстанция. Шипя сквозь зубы матерные ругательства, Симеоныч достает телефон и начинает набирать номер офиса Ночного Дозора.
* * *
А Антон, размеренно шевеля ластами, плывет по узкому извилистому каналу, вход в который он обнаружил, обследовав нижние, залитые водой этажи подземного дома. Этот проход – явно изделие не человека, но природных сил. Луч света вязнет в мутной желтизне, навстречу тянутся ленты и жгуты водорослей, бугристые каменные стенки покрыты какой-то липкой гадостью. Иногда стены сдвигаются в узкую щель, так что приходится пробираться, лежа на боку и отчаянно работая локтями и коленями. Антон вполне обоснованно предполагает, что рано или поздно стены сомкнутся окончательно. Что и как делать в этом случае, он старается не думать.
* * *
Базиль стоит на балконе, смотрит на город сквозь Сумрак. Фон негативных эмоций, в общем, почти обычен. То там, то здесь всплывают над улицами, дворами и скверами жиденькие воронки негативных эмоций, чтобы тут же съежиться и угаснуть. Где-то плачет, никак не хочет успокоиться младенец. Чья-то собака нагадила посреди комнаты и развезла "это" задницей по скользкому паркету всей квартиры. В каком-то автобусе кондуктриса безуспешно орет на стайку пацанов, нагло ржущих ей в лицо и демонстрирующих свои пустые карманы. На какой-то лавочке съежился и дрожит от холода и ужаса посреди жаркого солнечного дня наркоман, ощущая наступление ломки. На какой-то улице влюбленная девчонка с размаху швыряет об асфальт свой мобильный телефон, по которому ей только что нагрубил объект ее воздыханий. Все как везде, и все как всегда.
Что-то будет через час-другой, когда люди придут с работы, усядутся перед телевизорами и узнают еще одну неприятную новость?
* * *
На счастье Антона, потолок узкой каменной "кишки" вдруг начинает повышаться, и вскоре световой луч перестает достигать его. Мгновенный укол недоумения: что там? Выход? Куда? На дно волжского фарватера? Но нет, это все еще пещера. Антон пытается встать на четвереньки, и ему это удается. Следующие несколько десятков метров он преодолевает "гусиным шагом", придерживаясь за осклизлые стенки, потом поднимается во весь рост и идет, постоянно оскальзываясь, по пояс в воде. Уже можно содрать с лица резиновую маску с заляпанными очками, уже можно дышать спертым сырым воздухом.
И вдруг... Тихо, на уровне шепота:
– Ооо! Ууу! Ооо! Ууу!
Все в точности так же, как в не слишком серьезных фантазиях, посетивших Антона несколько часов назад.
– Ооо! Ууу! Ооо! Ууу!
Антон ощущает, как волосы шевелятся у него на голове.
* * *
Оставив волосатого оперативника наблюдать за люком, Симеоныч на фургончике возвращается в офис Ночного Дозора.
Дежурный сообщает, что Базиль заперся в кабинете и не отвечает на стук, но слышно, как он там ходит и вздыхает.
Еще новость: возле других входов в подземелье на разных концах города наблюдается активность Темных. Но их, видимо, интересуют не подземелье, а непонятное поведение Светлых оперативников. Темные шляются неподалеку, дружелюбно просят прикурить, пытаются завязать разговор.
Симеоныч дает команду:
– Сообщите оперативникам, что на общие темы разговоры вести можно. Но вопросы, касающиеся подземелий и Тугарина Змея, следует тщательно избегать.
Потом он направляется к кабинету и, громко кашлянув, проходит сквозь дверь.
* * *
Если человек не боится опасности, то он не смельчак, он идиот. Смельчак боится, но все равно делает то, что должен.
Антон, погрузившись в Сумрак и, до предела напрягая магическую защиту, продолжает движение. Он осторожно ступая, движется по сводчатому гроту, словно вырубленному в гигантском куске изумруда – так изнутри, из Сумрака выглядит абсолютно темная, грязная подземная щель . Воды под ногами все меньше и меньше. Странно, но на неровных стенах, которых никогда не касалась человеческая рука, то там, то здесь попадаются клочья сизого мха – жителя Сумрака, питающегося человеческими эмоциями. Откуда здесь люди?
– Ооо! Ууу! Ооо! Ууу!
Звук, так напугавший его, все усиливается. Чем ближе источник звука, тем все труднее отделаться от ощущения, что это не сонное дыхание гигантского существа, но хор человеческих голосов.
– Ооо! Ууу! Ооо! Ууу!
И вдруг что-то хрустит у Антона под ногами. Слава Богу и Гесеру, хрустит только в Сумраке. Антон останавливается и опускает глаза.
Дежавю. Он видит не футбольный мяч, но человеческий череп, похожий на огромное треснувшее яйцо.
* * *
Чёрный во-орон,
Чтой ты вьё-осся
Над моё-ою головой...
Ты добы-ычи
Не добьё-осся -
Чёрный ворон,
Я не твой!
* * *
Симеоныч и Базиль сидят за столом, заставленным огромными бутылями с какой-то мутной жидкостью. Симеоныч двумя толстыми пальцами достает из трехлитровой банки соленые огурцы, другой рукой колупает толстокорую дымящуюся картошку, сваренную в мундире. В глиняном блюде перед ним крупные ломти ноздреватого ржаного хлеба.
Базиль, подперев наклоненную голову кулаком, и пуская при этом лысиной зайчиков по стенам, мычит себе под нос какую-то тоскливую песню.
– В чем преимущество Иного перед обычными людьми, – бурчит Слон, – так это возможность напиться даже во время жаркого боя. Верно, Иваныч?
* * *
Чем дальше идет Антон, тем чаще встречаются ему расколотые черепа, сломанные берцовые кости, раздавленные грудные клетки. Кости лежат в этом месте давно, но при прикосновении не рассыпаются в прах. С потолка капает вода и, подняв голову, Антон видит, что весь потолок истыкан остриями известковых "сосулек" – сталактитов. Все понятно, – кости так прочны потому, что покрыты тонким слоем известкового налета.
Что за гигантский монстр пожрал этих бедняг несколько десятков лет назад, обсосал косточки и выплюнул их?
– Ооо!!! Ууу!!! Ооо!!! Ууу!!!
Через несколько десятков шагов кости уже устилают весь проход, непрерывно хрустя под ногами. А дальше – там, где грот расширяется, – человеческие останки навалены огромной беспорядочной кучей, напоминая картину художника Верещагина "Апофеоз войны". Везде видны торчащие плечи и бедра, переломанные хребты, распавшиеся кисти и ступни, пустые глазницы, оскаленные в последнем немом крике щербатые рты. Здесь погибли по крайней мере несколько сотен человек!
Но чу! Что это? В сей страшной каменной могиле мерцает красноватый свет, падающий откуда-то сверху. Неужели вон те, неправильной формы, но достаточно широкие отверстия в складчатом потолке – колодцы наружу, на поверхность?
Не покидая Сумрака, Антон шепчет заклинание левитации и, раскинув руки, словно памятник Гагарину на Ленинском проспекте в Москве, взмывает вверх.
* * *
Антон висит, ухватившись за внешние края отверстия и погрузившись на второй уровень Сумрака. Здесь пронзительно холодно, а камень, за который Антон цепляется скрюченными пальцами, плывет, словно студень. Но падать нельзя. И шевелиться нельзя. И даже дышать нельзя.
Потому что огромная пустота, вырубленная в камне и напоминающая размерами если не Дворец Спорта, то спортзал для подвижных игр, заполнена народом. И среди них ощущаются не только люди, но и довольно сильные Иные. Зал ярко освещен сотнями факелов. Факелы косо вделаны в стену, факелы торчат из крупных камней, разбросанных по залу, факелы пылают в высоко воздетых руках. С потолка многометровой высоты, словно траурные флаги, свисают зелено-бело-синие полотнища.
Как описать эту мизансцену? Наверное, только следуя творческому почерку Виктора Гюго, спрашивающего самого себя и отвечающего самому себе.
Сколько здесь людей? Не меньше сотни.
Кто они? Невозможно разобрать.
Каковы они? Все они одеты в странные просторные балахоны, сшитые из синей и фиолетовой ткани, а лицо каждого из них прячется в тени островерхого капюшона. Впрочем, некоторых мы знаем. Вон у стенки стоит с испуганным видом мальчик Коля. Рядом, молитвенно сложив руги на груди, замер "Афанасий". Где-то в середине толпы и остальные знакомые нам по фанатской трибуне персонажи.
– Ооо!!! Ууу!!! Ооо!!! Ууу!!! – это их шепот колышет спертый воздух подземелья.
И вдруг этот шепот замолкает. И под сводами зала раздается неимоверно мощный, вибрирующий, противно-каркающий Голос.
– Друзья мои. Хорош-шо ли вам меня слыш-шно?
Голос настолько мощен, что после каждого произнесенного слова сдавливает ушные перепонки и екает в животе.
– Да-а, – слитным шипящим шепотом отвечают ему.
– Все ли в курсе, зачем мы сегодня здесь собрались?
– Да-а.
– Наши ряды растут. В прошлый раз нас было восемьдесят восемь, сегодня пришли еще два десятка новичков. Давайте поприветствует новообращенных.
– Ооо!!! Ууу!!! Ооо!!! Ууу!!! – звучит шипящий ответ.
Наконец, Антону удается сориентироваться. Голос принадлежит завернутому в фиолетовую ткань огромному существу со внешностью питекантропа – пожирателя мамонтов. У него лысый приплюснутый череп и оттопыренные уши. Но человеческим предком, а тем более человеком это существо назвать нельзя. Потому что это вампир. В мерцающем свете факелов изредка взблескивают его гигантские железные клыки, а глаза – так просто светятся, словно два уголька.
– Но есть и другая причина, по которой мы здесь собрались, – рокочет вампир. – Пришла пора ежегодного вручения наград. Хорошо ли вы представляете, кому и за что они вручаются?
– Да-а.
– И все же я напомню. Знаете ли вы, кто два года назад посетил все выездные матчи команды "Крылья Советов", включая товарищеские встречи в Антарктиде со сборной полярников и в колонии строгого режима "Черный дельфин" с командой воров в законе?
– Да-а.
– Правильно. Это Славян. Вот он.
И вперед, откинув капюшон, выступает один из присутствующих. Глаза его угрожающе сверкают. Антон смотрит на его дряхлую, сморщенную ауру и видит, что он тоже вампир.
– А в курсе ли вы, кто позапрошлым летом поджег на Кировском рынке дюжину ларьков за то, что в них не продавались шарфики с символикой команды "Крыльев Советов"?
– Да-а.
– Верно, это Диман. Покажись, дружище.
И еще один упитанный и кудрявый юноша с мертвецки-бледным лицом и черными кругами вокруг глаз демонстрирует всем свой вампирский оскал. По залу проносится ободрительный ропот.
– А помните ли вы, кто в прошлом году во время выезда в Питер прямо на эстадио проломил кастетом четыре головы зенитовским щам и две головы тамошним ментам?
– Да-а.
– Разумеется, это Борян. К сожалению, он не смог принять участие в нашем ритуале. Подлые кони сегодня утром сломали ему обе руки, каждую в четырех местах.
– Ооо!!! Ууу!!! Ооо!!! Ууу!!!
Антон ухмыляется.
– Да. Я тоже возмущен, – продолжает каркать красноглазый "питекантроп". – Но для того мы и награждаем лучших из нас, чтобы они сражались за наши идеалы, за наши "Крылья", за нас всех. И чтобы любые раны, полученные в этих сражениях, полностью заживали уже на следующий день. Более того, мы награждаем их бессмертием!
– Да-а.
– А сегодня мы собрались, чтобы вручить эту бесценную награду новому герою. Толян, выходи.
И в середину круга, идиотски ухмыляясь, выходит уже знакомый нам "Гиббон-орангутан".
– Напомню. Это он и в дождь и в снег, и в грозу, и в мороз безусловно посещает все матчи "Крыльев". Это он на протяжении многих лет еженедельно приносит в общую кассу несколько мобильных телефонов, отнятых у разных лохов. Это его в позапрошлом году "мясные" пырнули заточенной арматуриной, а в прошлом столкнули с трибуны, и он 50 метров катился головой по ступенькам. Это он на вчерашнем матче с подлым "конями" выдрал двадцать восемь сидений и откусил два вражеских уха, а после матча раздолбал окошки в четырех троллейбусах. Достоин ли он награды?
– Да-а! Ооо!!! Ууу!!! Ооо!!! Ууу!!!
– Ну что ж. Я в вас не ошибся. Тогда приступим.
Напряженное молчание ему ответом.
– Друзья мои. Сегодня для вас приготовлен сюрприз. Толян получит свою новую силу в обмен на кровь одного из подлых "коней", захваченных вчера.
"Питекантроп" театральным жестом стягивает тряпку с какого-то камня, лежащего в центре круга, и всем становится видно, что это не камень, а крупный молодой человек лет 18-19, одетый в красно-синие армейские одежды. Впрочем, такого же цвета у него и кисти рук, стянутые за спиной веревкой, и избитая физиономия. Он встает на колени, дико озирается и сорванным голосом кричит:
– Да вы совсем охренели? Да вы знаете, что вам за это будет? Да завтра же сюда приедут сто тысяч наших бойцов, они ваш поганый городишко на уши поставят!
И все сто человек собираются броситься к нему и немедленно затоптать его в кровавое мясо. Но главный вампир коротким властным жестом останавливает толпу.
– Не надо. Он по другому за свои глупые слова ответит.
И Антон понимает, что сейчас произойдет. Сейчас вампиры инициируют Толика, то-есть укусят, а первые глотки человеческой крови он отопьет из горла пленного болельщика команды ЦСКА.
И тогда он одним прыжком выскакивает и из колодца, и из Сумрака и, потрясая двумя заряженными боевыми жезлами, громко командует:
– Ночной Дозор! Всем выйти из Сумрака!!!
* * *
Тоненько звякают оконные стекла, в открытую форточку влетает короткий порыв ветра.
– Что это? – Симеоныч поднимает гудящую голову.
– Да какой-нибудь грузовик по соседней улице проехал, – успокаивает его Базиль.
– Да нет... это что-то другое. Я чувствую. Я всегда чувствую, – Симеоныч поднимается со стула и, пошатываясь, направляется к двери: – Дежурный! Сводку за последние пять минут.
– Землетрясение... В городе землетрясение силой до четырех баллов по шкале Рихтера! – задыхающимся от волнения голосом кричит дежурный.
– Эпицентр?
– Э... сейчас... с учетом треугольника ошибок...
– К черту треугольники! Эпицентр?!!
– Примерно под городским кладбищем в районе улицы Аэродромной на глубине нескольких десятков метров.
Этот ответ слышат все. Слышит Ким Ли. Слышат Таисия Николаевна и Ксения. Слышит Симеоныч в кабинете. И слышат оперативные сотрудники, рассеянные по городу.
Симеоныч поворачивается к Базилю, тот вскакивает. Стараясь держаться ровно, маги встают друг против друга и выполняют руками симметричные пассы. Лица их бледнеют, становятся похожими на ноздреватые банные губки, искажаются, начинают сминаться. Видно, как по щекам стекают струйки какой-то жидкости. По кабинету распространяется резкий запах этилового спирта. Через пару мгновений истечение жидкости прекращается, внешность магов возвращается к норме. Теперь маги абсолютно трезвы.
Симеоныч одним гигантским шагом оказывается в коридоре. Дежурный едва успевает деактивировать магический замок, иначе Симеоныч просто вынес бы своим телом дверь. Магия, конечно, выдержала бы воздействие третьего уровня Силы, да вот петли вряд ли удержали бы сто тридцать килограммов, летящие со скоростью электрички. Или уже не сто тридцать? Или уже больше? По крайней мере, из подъезда доносится треск перил, скрежет сдираемой штукатурки и удаляющийся вниз пугающе тяжелый ритмичный топот. Трехтонный слон во весь опор мчится по ступенькам многоэтажного дома!
Совершенно трезвый Базиль грустно улыбается.
– Решено! – шепчет он. – Подумаешь, девяносто лет. Эх, коня бы мне... Впрочем, слон тоже сгодится. Эй, Петька, ты как там?
– Жду тебя, Василий Иваныч! – раздается трубный голос снизу, со двора.
Базиль выхватывает из сейфа лежавшие там предметы. Носовой платок на глазах превращается в бурку, колпачок в папаху, изогнутый ножик – в кавалерийскую шашку. Базиль распахивает окно, легко вскакивает на подоконник и шагает в 14-этажную пустоту.
* * *
К первой атаке Антон оказывается готов не полностью. Он вроде бы насчитал трех серьезных противников, но – кршшш! – со всех концов зала, оскалив клыкастые пасти и встопорщив перепончатые крылья, на него молниеносно бросаются не менее пяти вампиров, причем самый главный монстр, сверкая приплюснутой лысой башкой, остается на прежнем месте в центре зала.
Всех пятерых Антон принимает на "вогнутый щит" и отшвыривает в противоположном направлении. Кувыркаясь в воздухе, кровожадные бестии отскакивают от невидимого щита, словно каучуковые мячики от стены, путаются в свисающих флагах и рушатся в толпу. Слышные крики боли и возгласы изумления.
Один из отброшенных вампиров находит в себе силы быстро вскочить и снова бросается на Антона. Антон воздевает руки для нового заклинания, но какая-то незримая сила словно паутиной опутывает его, не дает пошевелиться. Это, по-прежнему не сходя с места и сверкая угольями глаз, колдует главный вампир.
Антон напрягается, тянет Силу из жезлов, пытается стряхнуть с себя незримые путы. Но главный вампир либо неимоверно силен сам по себе, либо тоже черпает откуда-то заранее запасенную Силу. И Антону удается лишь слегка пошевелиться.
А сверкающие клыки и скрюченные когти молодого упыря, облаченного в фиолетовый балахон, все ближе и ближе. Двигаясь несколько боком, явно все еще опасаясь повторного удара, он приближается к Антону. Он очень юн, он совсем еще мальчишка, ему лет шестнадцать. Но он уже однажды попробовал человеческой крови и жаждет вновь погрузить клыки в солоноватую влагу. Впрочем, возможно, еще сильней он мечтает отомстить за унижение, разделаться с этим невзрачным мужичонкой, продемонстрировать свою жестокую и мстительную власть над гораздо более старшим, но менее сильным и потому презираемым существом.
Но у Антона есть мощнейший резерв. Мысленно он нащупывает на груди под гидрокостюмом "футбольный" медальон, подаренный Гесером. И вскрывает его, высвобождая заключенный в этой крохотной сфере водопад магической энергии.
Мощный удар потрясает пространство, с потолка сыплются камни, люди и вампиры падают друг на друга, словно кегли. Юного кровососа швыряет в противоположный угол пещеры и размазывает по стенке. Это тот самый удар, который наверху, в городе воспринимается словно толчок землетрясения.
И только главный вампир – Носферату жигулевского разлива, широко расставив ноги, по-прежнему стоит в центре зала. Он вскидывает руки и каркающим голосом выкрикивает какие-то страшные, незнакомые Антону заклинания.
* * *
В ответ на вампирские заклинания со всех сторон раздается странный звук, словно музыканты невидимого оркестра барабанщиков быстро-быстро стучат одной палочкой об другую. Антон недоуменно оглядывается. Изо всех колодцев и щелей, ведущих в зал, вспучивается и лезет какая-то масса, похожая на убегающее из кастрюли молоко. Завулон побери! Это же скелеты! Десятки и сотни костяных бойцов, вооруженных ржавыми лопатами и кирками, вылезают, выползают, выпадают со всех сторон и медленно бредут в сторону Антона. Некоторые, лишенные ног, ползут, цепляясь за каменные неровности пола. Безрукие и безголовые тоже стремятся к Антону – если не кусать, то душить и разрывать на части.
Антон бросает им навстречу "серый молебен", и первые ряды скелетов рассыпаются кучками перемешанных и переломанных костей. Но на смену рассыпавшимся костякам встают новые. А главный вампир по-прежнему не двигается с места, зато руки его неимоверно размножаются и удлиняются и, когтисто-крючковатые, растут и ползут по полу, по стенам, по потолку – словно древесные корни, словно электрические кабели, словно щупальца гигантского кракена. И цель у них одна – горло Антона Городецкого.
А Антон продолжает косить "серым молебном" шеренги скелетов. Сил все меньше и меньше. Вот уже после каждого заклинания приходится отдыхать пару секунд. И Антон начинает понимать, что напрасно ввязался в схватку с заметно превосходящим противником. Пора искать пути к отступлению. Но куда? Пути, через который в эту подземную пещеру пришли люди и вампиры, Антон не знает. Вниз, через гнездилище скелетов и подводный лаз в подземный дом?
В этот момент одна из корявых рук незаметно подбирается к Антону сзади и хватает его за шиворот.
* * *
Вздернутый под самый потолок, Антон извивается всем телом, пытаясь оторвать от себя холодную как лед, твердую как железное дерево и цепкую как клещи, руку. А снизу уже подобрались скелеты и, подпрыгивая, стремятся схватить его за ноги.
Дышать нечем. Магические силы на исходе. Кровавый туман застилает глаза.
Последнее, что видит Антон тускнеющим взором – это яркая ветвистая молния, пронзившая красноватую полутьму пещеры. И еще видит словно бы всадника в папахе и развевающейся бурке, с сияющей шашкой, воздетой над головой. А может быть, это просто бред угасающего сознания.
* * *
Пасмурное позднее утро в гостевой комнате Ночного Дозора. На белой кровати, сложив черные руки на груди и задрав кверху кадык с синеватыми пятнами, лежит Антон Городецкий. Лицо его бледно, а заострившиеся скулы заросли двухдневной щетиной. В полнейшей тишине слышно только, как размеренно тикают часы.
Крупным планом – лицо Таисии Николаевны. Из уголка глаза ползет слезинка, оставляя на щеке темную полоску растаявшей туши. Камера перемещается, и мы видим серую и помятую физиономию Симеоныча. Еще дальше – каменное лицо Кима Ли. Наконец, камера завершает полукруг и останавливается на грустных глазах Базиля.
* * *
– Эх-х, Завулон тебя побери! Чудеса кончились, опять меня этот урод забанил, – в комнату влетает Ксюша в ярком платьице. – Ой! А что это вы тут столпились?
– Тише! – шикают на нее. – Антон еще спит.
Антон открывает сначала левый глаз. Потом правый.
– Вообще-то, я давно не сплю, – информирует он. – И никак не могу понять, чего это вам тут всем надо?
– Ну конечно, он же не в курсе! – всплескивает руками Таисия Николаевна. В одной руке у нее кухонный ножик, в другой разрезанная луковица, поэтому и слезы в глазах. – Он тут с нами обо всем забыл!
– Что? Что я забыл?
– Москву ты забыл. Дом ты свой забыл. Жену ты свою забыл! – грозит Антону пальцем Таисия Николаевна.
– А что случилось?
– Да ничего особенного. Четверть часа назад звонил Гесер, просил тебя поздравить. Дочка у тебя сегодня утром родилась!
* * *
У входа в самарский вокзал под разноцветными зонтиками стоит кучка Иных. Моросит мелкий дождик. Блестит мокрый черный асфальт, блестят омытые от пыли ультрамариновые стекла стометровой вокзальной башни.
– И все же я не понимаю, кто меня спас? – спрашивает Антон.
– Тебя? Спас? – весело удивляется Симеоныч. – Это Серебрякова от тебя спасать пришлось. Когда мы с Базилем сквозь второй уровень Сумрака в пещеру сверху просочились, ты ему уже все руки поотрывал и душить заканчивал. Еще минуточка, и упокоился бы поганый вампиришка на нижних уровнях Сумрака.
– Зачем же вы спасали этого упыря?
– Так ведь положено. Пойдет под суд и получит, что заслужил, но – по закону, по Договору. Заодно Дневной дозор нам не только Ксюшины шалости простил, но и в сто раз больше должен остался.
– Значит, нет и не было никакого Тугарина Змея?
– Не знаю. Может и есть где-нибудь. Но не под Самарой. А у нас – самая обычная вампирская шайка. Серебряков подмял под себя часть местного фанатского движения и использовал втемную. Если не вникать – все это обычная война фанатских группировок. Приезжают наши в Москву, там их местные бьют. Приезжают тамошние к нам, теперь наши их калечат. Хитрый Серебряков все это учел и устроил в Самаре школу для вампиров. А кровь для них поставляли науськиваемые Серебряковым местные гопники, которые во время драки захватывали чужих фанатов. Кто ж будет искать малолетнего придурка, поехавшего за тысячу километров в другой город "болеть" за свою команду при помощи кастета или арматурины? Не вернулся, оторвали башку на чужбине? Так ему и надо. Урок остальным. Мы с Базилем всю ночь не спали, допросы свидетелей производили. Башка трещит с недосыпу страшно, зато стало все более-менее понятно.
– Так значит, скелеты принадлежали погибшим фанатам?
– Нет. Это скелеты заключенных, строивших в сороковые годы подземелья. Наверху в городе жители даже и не догадывались, что на глубине нескольких десятков метров под ними стучат кирки и рычат бурильные установки. Никто из сотен подземных строителей так никогда не увидел солнечного света, они все умерли от болезней и непосильного труда, а оставшихся по окончании работ НКВД-шники расстреляли. Искусственная пещера, в которой проходили фанатские сходки, и связанные с ней через колодцы естественные каверны, через которые пришел ты, – это гигантский морг, в который в течение многих лет сбрасывали трупы заключенных. Так что Серебряков просто анимировал и натравил на тебя скелетов, "изготовленных" совсем другими упырями лет 60 назад. Базилю немало пришлось шашкой помахать, пока он их всех в костяную муку не перемолол.
– А зачем Серебряков насылал неудачи на команду "Крылья Советов"?
– А это и не он. Да и никто вообще. Вчера вечером позвонил Одихмантьев, доложил результаты расчетов, выполненных массой параллельно работающих вирусов. (Одихмантьев стоит рядом и с отсутствующим видом рассматривает мокрый асфальт у себя под ногами.) Все эти мелкие магические "подчистки" делала его жена, Мария. И никак они не должны были повлиять на судьбу команды, а просто... Ну, в общем, все это делалось для того, чтобы игры команды почаще назначались на будние дни или на дневное время. Чтобы Одихмантьев пореже на футбол ходил и поэтому пореже напивался. (Одихмантьев хмыкает и отворачивается) Ну что ж... я ее понимаю.
– Гм... Но ведь обстановка в команде действительно все хуже и хуже. Если не Мария, то кто ж виноват?
– Не знаю... Наверное, все мы вместе виноваты. Да ты ж и сам видел в материалах, принесенных Ксенией. Ну не футбольный у нас пока город. Не все знают по команду, не все ее любят. Будем разбираться. Будем бороться. Магией ничего не сделаешь, надо хороших людей вокруг команды объединять.
– Одно осталось невыясненным. Кого же Симеоныч ощутил через Сумрак позавчера утром, когда он меня встречать на вокзал ездил?
Симеоныч поживает плечами. И в этот момент сзади раздается незнакомый хрипловатый голос:
– Да я это, я. На секундочку в Сумрак выходил, осмотреться.
Все резко оборачиваются. Перед ними стоит, улыбаясь, тощий старичок в безупречном черном костюме, в сверкающих лакированных туфлях и с модным черным зонтиком. Очень похожий на постаревшего Шерлока Холмса. В начале истории мы уже видели его, небритого и завернутого в лохмотья, на вокзале в компании бомжей.
– Лазарь Иосифович..., – шепчет Таисия Николаевна и – а-ах! – падает в обморок на руки стоящих сзади.
* * *
Поздняя осень. Небольшая двухкомнатная квартира в Москве. На стене – маска Чхоен. В облицованной светлым кафелем ванной Антон Городецкий собирается на работу и, гримасничая перед зеркалом, жужжит электробритвой.
Звонок в дверь.
– Света! Открой! – кличет Антон.
– Не могу, – полушепотом отвечает из маленькой комнатки молодая светловолосая женщина, похожая на артистку Марию Порошину. Спустив с плеча халатик, она кормит грудью сонно чмокающую девочку трех или четырех месяцев от роду.
Антон выключает бритву, выскакивает из ванной, прыгая на одной ноге, натягивает тренировочные штаны и, наконец, открывает дверь гостю. Это пожилая женщина – почтальон, она протягивает Антону конверт заказного письма и бурчит "распишитесь".
Спустя полчаса Антон, – сытый, умытый и побритый, одетый в элегантное кожаное пальто, – усаживается в троллейбус возле забрызганного окошка, достает из кармана конверт и разрывает его. Шевеля губами, читает:
-... Здравствуйте, дорогой Антон... угу... поздравляем... уверенно держится в середине турнирной таблицы... новая массовая организация фанатов... Одихмантьев и Мария ждут ребенка... в декабре Ксения приедет на курсы переподготовки... так... посылаем свою фотку... гм...
Антон достает фотографию и, улыбаясь, разглядывает. Группа товарищей на фоне какого-то памятника. Плечи шириной в письменный стол, добрая улыбка от уха до уха – Симеоныч. Расфуфыренная Таисия Николаевна. Загадочная юная красавица – Ксения. Круглое плоское личико, улыбающиеся глаза под круглыми очками – Ким Ли. Маленький скромный Одихмантьев смотрит куда-то вниз и в сторону. И только Базиля на фотографии почему-то нет, наверное, он и держал фотоаппарат. Или, все-таки, он на снимке присутствует – в виде памятника? С шашкой в руке и буркой за спиною? А усы, что ж – усы, их и отрастить, и сбрить можно.
* * *
Работал в Москве Городецкий Антон.
Послан по делу в Самару был он.
В тамошнем Дозоре парни с приветом -
Все западают по "Крыльям Советов".
А "Крылья" играют совсем уже плохо.
Кто ж виноват? Выручай, Антоха!
За справедливость Антоха горой!
Он быстро с врагом разберется!
И все на этом. Без части второй
Читатель вполне обойдется.
Самара, 2005 г.
